Продается Таня. 20 лет Миленкович Бранко

– Сейчас, пару минут назад, вас кто-то спрашивал у входа в больницу. Он хотел вас посетить.

– Может, это кто-то из дворца? – спросила я простодушно, хотя ситуация была серьезней некуда. Я поняла, что речь идет об официанте, который хотел посетить меня в палате.

– Никто из дворца не будет вами интересоваться у входа, а вместо этого спросит у меня или у директора больницы. Так мне сказано.

Охранник был настроен решительно, и прежде чем я успела что-то ответить, в дверях появился человек в униформе. Он попросил охранника выйти наружу, и слышно было, когда закрыли дверь, что они что-то обсуждают. Они говорили по-арабски, ни я, ни врач не понимали о чем. Врач молчала, и, когда было слышно, что те двое, продолжая разговаривать, удаляются по коридору, она мне вполголоса сказала, что я сглупила с этим телефонным звонком. Потом она вышла из палаты.

Я окаменела от страха. Ситуация неожиданно кардинально поменялась. Еще недавно меня окрыляла надежда, связанная с сербом, о котором говорила итальянка. А теперь мое положение стало весьма шатким: охранник узнал, что кто-то искал меня в больнице. Я уже предсказывала себе жалкое возвращение во дворец, обвинения, суровое наказание, особенно жестокое, потому что это моя вторая попытка бегства. Хотя все это лишь на словах, до дела не дошло, но и этого достаточно для наказания.

Не прошло и часа, как в палату опять вошла итальянка. Сейчас она была немного приветливей.

– Вам повезло. Я разговаривала с тем, кто заходил в палату. Он шеф обеспечения безопасности больницы и расспрашивал меня о происшествии. Ваш официант пытался зайти в больницу и посетить вас. Он, конечно, повел себя неправильно, когда его начали подробно допрашивать о том, откуда он вас знает и как он узнал, что вы в больнице. Вот что случилось. Насколько я поняла, официант дал взятку то ли шефу службы безопасности, то ли еще кому-то, только чтобы они забыли и о его визите и о нем самом. Шеф службы безопасности успокоил охранника басней: мол, в регистратуре просто ошиблись, вместо вас в больнице кто-то искал какую-то другую девушку. Думаю, этот ваш привратник проглотил это, – сказала итальянка.

Если честно, меня это немного успокоило. Она еще раз сказала, что после полудня пойдет в посольство и завтра утром скажет мне, что они сделали для моего спасения. Я бы еще сообщила ей хотя бы, в какой части города находится дворец, но этого я не знала. Я только описала, как он выглядит, что, в сущности, ничего не проясняло. Итальянка так и сказала мне, что таких дворцов в Дубае полно, в такой богатой стране много людей, которые в состоянии выстроить такие хоромы. Все-таки она обещала что-то предпринять.

Мы попрощались, сказав «до свидания» друг другу, но с того времени я ни разу больше ее не видела.

Прошло не больше часа с тех пор, как она ушла, и в мою палату вошло пятеро мужчин. Двое из дворца, два врача и тот охранник, что стоял у входа в палату. Один из тех, что были из дворца, был мне знаком – я видела его с Хафезом. Он сказал мне, чтобы я собиралась, что через десять минут я возвращаюсь во дворец. Я пыталась возражать, ссылаясь на то, что мне еще надо до конца окрепнуть, но он только покачал головой. Врачи молчали, и в этот момент было очевидно, что с их мнением считаться не собираются.

У меня не было выбора, я попросила их выйти из комнаты, чтобы одеться. У меня немного кружилась голова, но я кое-как стояла на ногах и могла передвигаться. Я думала о том, что бы случилось, если бы откуда-то появилась моя врач из Италии, но она не появилась. Все лопнуло, как мыльный пузырь – все мои надежды на помощь итальянки и того югослава, с которым я так и не успела познакомиться, даже попытки того официанта не увенчались успехом. Мне пришло в голову, что за мной могли прийти из-за того парня, несмотря на все усилия итальянской докторши представить это перед охранником как недоразумение. Повлиять я уже ни на что не могла, мне оставалось только ждать. Еще неизвестно, удастся ли мне избежать наказания. Я была мысленно готова и к этому. Любой риск чреват либо наградой, либо расплатой. Я вышла из палаты и сказала, что готова ехать.

Мы выходили из больницы, наверное, через запасной вход. Машина стояла метрах в двадцати с лишним от выхода, и пока я шла, успела окинуть взглядом здание, в котором находилась больница.

Это была высотка, скорее всего, больница занимала только ее часть. Остальные этажи, должно быть, сдавались под офисы.

Пока автомобиль медленно двигался по городским улицам, эти двое хранили молчание. Мы смотрели в окно. Я не решилась спросить, почему за мной так быстро приехали. Мысли сумбурно вертелись у меня в голове всю дорогу до дворца.

Машина остановилась перед главным входом. Я ждала, что кто-то откроет дверцу, поправляя правую туфлю, и когда двери открылись, меня окатила волна раскаленного воздуха. На улице было невыносимо жарко, а в салоне – кондиционер. Выходя из машины, я увидела Хафеза. Он стоял в паре метров от автомобиля.

Я медленно пошла к входу, но не могла миновать Хафеза, который просто перегородил мне дорогу. Я поздоровалась с ним, а он только кивнул в ответ, но не сдвинулся с места, так что мне пришлось остановиться.

– Вы выздоровели? Как вы себя чувствуете? Есть какие-то остаточные явления?.. – обратился он ко мне.

– У меня все еще немного кружится голова, немного тошнит, но мне намного лучше, чем было, – сказала я, избегая его взгляда.

Хафез отошел в сторону и жестом показал, чтобы я шла дальше. В его поведении были заметны натянутость и неискренность, он говорил не то, что думал. Я была абсолютно убеждена в том, что он в курсе произошедшего в больнице. Может, он не знал все подробности, но то, что я нарушила правила, что мне пытались помочь, точно знал. Я уже это проходила, а за время жизни в гареме у меня выработался определенный защитный механизм, отстраненное отношение к тому, что происходит. Поэтому ощущение страха медленно сменялось бесстрастным любопытством.

Мы вошли в главный холл, и Хафез попросил меня сесть. Охранники, стоявшие у входа, по его знаку моментально исчезли. Мы остались наедине. Несколько мгновений Хафез смотрел на пачку сигарет, которую он вертел в руке, а потом смерил меня взглядом и сказал:

– Бессмысленно отпираться. Я знаю, что происходило в больнице в течение двух последних дней. Естественно, всех деталей я не знаю и ожидаю, что вы поможете мне – проясните эти детали. Я располагаю информацией, что одно лицо пыталось вступить с вами в контакт, пока вы были в больнице. Понятно, это означает, что вы до того вступили с ним в контакт. У меня есть способы заставить вас говорить. Думаю, вы представляете какие именно. Но некоторые обстоятельства вынуждают меня в этот раз действовать иначе, а именно попросить вас о сотрудничестве. Итак, кто пытался навестить вас в больнице и как вы вышли на этого человека?

Я молчала. Значит, он знал про этого официанта, но, проанализировав его реплику, я сделала вывод, что Хафез не в курсе о враче из Италии и о ее попытках мне помочь. Меня это немного воодушевило, потому что я была уверена, что она пойдет в югославское посольство и сделает что-то, чтобы я могла выбраться из гарема. Пока я все это обдумывала, глядя в пол, послышался голос Хафеза:

– Повторяю, скажите мне, кто хотел с вами увидеться в больнице и как вы установили контакт с этим человеком?

– Я не понимаю, о чем вы говорите. У меня нет никаких возможностей, чтобы устанавливать с кем-то контакт, вы же это отлично знаете, и я не думаю, что меня кто-то на самом деле искал в больнице. Единственные люди, с которыми я общалась, – это доктор и медсестра. Иногда я видела охранника у входа в палату, – ответила я, надеясь, что это правильный выход из сложившейся ситуации.

«Как Хафез мог узнать, что обо мне кто-то спрашивал в больнице?» – думала я. Было очевидно, что вопреки тому, что врач сказала о шефе безопасности больницы, мой охранник из больницы знает правду. То есть шеф службы безопасности сказал ему эту правду. Я продолжала смотреть в пол, немного побаиваясь поднять глаза на Хафеза. Он вертел в руках пачку сигарет.

– Хорошо, узнаем завтра, когда получим основную информацию. Выспитесь, желаю вам спокойной ночи. И пожалуйста, подумайте еще раз, есть ли смысл кормить нас байками, которым мы все равно не поверим. То, что вы говорите, нелогично, а я, дорогая моя, знаю, что такое логика, – проговорил Хафез и дал знак охраннику, чтобы тот проводил меня.

Я опять оказалась в своем номере, где прошли не дни, не месяцы, а годы моей жизни. За эти два дня, проведенные в больнице, я поняла, как свыклась с этими комнатами, как мне их не хватает. Этот номер стал для меня вторым домом. Может, потому что никто, кроме меня, не входил в него, не считая охранника и пожилого «горничного», убиравшего в нем. «Горничный» приходил, только когда я была внутри – быстро делал свою работу и исчезал. Сейчас я была рада вновь оказаться здесь. Я легла на широкую кровать и долго-долго смотрела в одну точку, размышляя о том, что случилось, и о возможных последствиях. Мне действительно было все как-то безразлично. Все, что выбивалось из ритма повседневности, выходило за рамки скучного однообразия этой жизни, все, что происходило за стенами гарема, казалось новым и волнующим. А человек так устроен, что поневоле тянется к тому, что оживляет его жизнь, делает ее интереснее.

Я надеялась, что наше посольство предпримет что-то, я думала, что итальянка вместе с тем югославом пошла в югославское посольство. Для меня было очень важно чувствовать, знать, что кто-то для меня что-то делает. У меня в голове проносились картинки, я представляла себе, как наши люди приходят во дворец и забирают меня отсюда, как они разговаривают с Хафезом. И все завершается моим избавлением.

Я надолго задумалась и лежала так несколько часов, а потом в дверь позвонили. Я думала, что это, наверное, охранник. Это был не он. В двери стоял австриец, тот самый, кто ввел меня в курс дела, когда я только очутилась в гареме, рассказал правила поведения и посулил перспективу после четырехлетнего нахождения в гареме получить квартиру в любом уголке мира. Я с удивлением смотрела на него. Он поздоровался и попросил позволения войти.

– У нас с вами есть серьезная тема для разговора, – сказал он.

Он сел на диванчик, а я на чудесное кресло, обитое светло-желтой кожей, на котором я любила отдыхать.

– Да, прошу вас, – ответила я, – о чем речь?

– Я знаю, вы еще не до конца выздоровели после укуса ядовитого насекомого, и мне не хотелось бы вас беспокоить, но все же придется. Мое посещение вызвано недавно произошедшими событиями. Мы могли бы общаться и у меня в офисе, но я думаю, что разговор в неформальной обстановке будет более непринужденным. Пожалуйста, скажите мне то, что ожидал от вас услышать Хафез: с кем вы вышли на связь, каким образом? Честно говоря, мы восхищены вашими способностями. Мы вынуждены признать, что вам удалось найти лазейку в нашей системе безопасности, но мы пока не знаем каким образом. Думаю, Хафез вам говорил, что мы можем воспользоваться другими способами, чтобы добиться вашего признания, но нам, как и вам, хотелось бы обойтись без этого.

Не успела я произнести и слова, как прозвенел звонок в дверь. Это был охранник. Он передал, что все девушки должны срочно спуститься в холл на первом этаже по приказу Хафеза. Австриец в спешке удалился, а я поспешила вниз, гадая, что бы это могло значить. Там уже были почти все девушки. Я села рядом с Даниэлой. При появлении Хафеза гомон прекратился. Он сказал:

– Я попросил вас всех собраться здесь, чтобы сообщить, что скоро вы покинете дворец.

Мы были потрясены. Я помню, все девушки застыли, и на лице каждой читался немой вопрос. Хафез смотрел на нас молча. Он был сам не свой. Он был обеспокоен, и это было не притворство, не блеф, не обман, который нам, девушкам из гарема, хотели вбить в голову. Хафез говорил правду, особенно интересны были ее последствия. Что из этого следует?

– Пожалуйста, не задавайте ни мне, ни себе лишних вопросов. Все прояснится завтра, самое позднее – через пару-тройку дней. Я предполагаю, что вы сделаете для себя вывод, что произошло что-то из ряда вон выходящее, из-за чего ситуация приняла неожиданный поворот, и это привело к решению увезти вас отсюда. Вы правы: произошло нечто, о чем я не могу вам сообщить, потому что это не в моей компетенции. Сейчас я прошу вас разойтись. Ведите себя, как будто ничего не случилось, но будьте готовы в любой момент по нашему знаку покинуть гарем. – Хафез закончил свою речь, повернулся и вышел из комнаты.

А мы продолжали сидеть, как громом пораженные.

«Должно быть, хозяин умер», – проговорила Даниэла. «Это провокация», – услышала я голос шведки. «Не могу поверить», – прошептала француженка. Мы медленно поднимались с места и выходили из зала. На улице нас ожидали охранники. В них тоже заметна была перемена. Они вели себя нетерпеливо, нервно поторапливали нас, чего раньше никогда не делали. В ту ночь я плохо спала – часто просыпалась, а в то недолгое время, на которое удавалось забыться, мне снились папа и мама, снился Белград, Светлана, Дуле, Чеда, Тамара, Зоки… сейчас они мне казались такими близкими. Я верила, что скоро сяду на самолет и полечу в Европу, а там из любой точки до Белграда рукой подать. В одно из пробуждений я заметила, что уже рассвело. Я приняла душ и пошла на завтрак. Мой охранник был рассеян. Я предположила, что изменения отразились и на его судьбе, и рискнула завести разговор, о котором раньше и подумать бы не смела.

– Извините, что происходит? Может, что-то случилось с хозяином? Почему нас отпускают из дворца? – спросила я охранника, будучи уверенной, что мне за это ничего не будет.

Он шагал за мною следом. Посмотрев перед собой, он на довольно плохом английском сказал:

– Я здесь для того, чтобы выполнять приказы шефа системы безопасности. Мне не говорят больше положенного. Я не могу вам ничего сказать – сам ничего не понимаю. Ну да, что-то не в порядке. Все это началось три дня назад, но я не знаю, в чем дело. Точно одно: Хафез говорит совершенно серьезно, и скоро вы с остальными девушками уедете из дворца, а куда именно – этого я не знаю. А мне, чувствую, придется поискать новую работу. – Он все так же смотрел перед собой.

– Хозяин умер? – не смогла я сдержать любопытства.

– Чего не знаю, того не знаю. Я давно его не видел во дворце, но это ничего не означает. Может, он решил распродать гарем.

– Что вы говорите? Как это? Если так, может быть, кто-то из нас попадет в пустыню в руки к каким-нибудь дикарям, у которых хватит денег на то, чтобы заплатить за двух-трех красивых девушек.

– Да, и такое может быть, – сказал охранник, и я еще больше обеспокоилась.

Я ужинала вместе с Даниэлой, но вела себя как сомнамбула. Спличанка старалась меня развлечь: рассказывала анекдоты, смеялась, но я молчала. Наконец я сообщила ей о продаже, но она только отмахнулась:

– Солнышко, я уверена, он уже на том свете и нас эти его слуги отпустят на все четыре стороны. За нами больше не будут следить. Кому они нас продадут? Даже если так, я думаю, нам будет не хуже, чем во дворце. Если нас продадут, в нашей жизни ничего не изменится. Может, немного уровень жизни снизится. – Даниэла с оптимизмом смотрела в будущее.

Я молчала, а сама была полна дурных предчувствий. После ужина я выпила бокал красного вина, попрощалась с Даниэлой и пошла спать. Конечно, мне было не до сна. В голове роились тревожные мысли о том, что будет, если нас продадут, как сказал охранник. Что, если они не смогут найти кого-то, равного по богатству хозяину, и нас поодиночке продадут первым попавшимся кретинам из какой-нибудь исламской глуши?

Охранники больше не оставались рядом с нами. Мы не видели их на привычном месте, где они отдыхали, играли в шахматы или читали газеты, пока мы купались в бассейне. В это время у меня опять, признаюсь, появилась мысль бежать из дворца. Мне казалось, обстоятельства этому благоприятствуют. Но с другой стороны, было сумасшествием бежать из места, откуда ты и так уйдешь через пару дней.

Размышляя подобным образом, я вспомнила о той итальянке – враче из больницы, о нашей с ней договоренности, что она пойдет в югославское посольство в Дубае и это как-то ускорит мое освобождение. Сходила она или нет, непонятно, однако никаких ощутимых изменений в моей судьбе пока не было, оставалось только надеяться на будущее. Я уже представляла себе мысленно, что сделаю, как только выйду за порог дворца. Первым делом я полечу в наше посольство, я зайду и скажу: я та самая девушка, о которой вам говорила доктор из Италии. И вот мне уже дают авиабилет, и я лечу в мой дорогой Белград! И опять спустя какое-то время я поняла, насколько наивны были мои мечты, мечты девушки, не имевшей понятия о реальности, которая ее окружает, и не представлявшей еще, что ее ждет впереди.

После обеда, только я встала из-за стола и пошла к себе в номер, ко мне подошел охранник и сказал, что в большом холле меня ожидают. Боже, что я себе навыдумывала, пока шла в большой холл! Я была в полной уверенности, что это мой спаситель, кто-то из югославского посольства, кто-то из полиции, и он заберет меня из гарема. Я просто не шла, а летела в холл. Прошло не больше тридцати секунд, и я была на месте. Охранник едва поспевал за мной. Я зашла, и все во мне опустилось. За столом в углу, где обычно работники службы безопасности проводили беседы с девушками, сидел тот маленький толстый австриец.

Он встал, поклонился и жестом пригласил сесть. Охранник вышел, а я, разочарованная, упала в кресло. Австриец ритуально закурил большую трубку, затянулся пару раз, снял очки и начал говорить:

– Вы, наверное, как и остальные девушки, обеспокоены тем, что произошло, после того как Хафез объявил вам, что вы очень скоро уйдете из дворца? Я вам очень советую не думать об этом. Ничего поменять нельзя. То, что произошло, изменит и мою жизнь, так же как вашу. Скажу честно: мне будет намного хуже, чем вам. Я, скорее всего, потеряю работу, но мои связи в этом обществе точно дадут заработать на кусок хлеба. Вы, наверное, интересуетесь, что случится с вами?

– Да, прошу вас, скажите мне прямо, что меня ждет, и других девушек тоже. Что со мной будет дальше? – Я не могла сдержать нетерпения.

– Видите ли, обстоятельства складываются так, что судьба девушек будет различной, по крайней мере, в ближайшие несколько месяцев.

– А как же басни, которые я слышала от вас, когда сюда попала? Что же с квартирами в разных городах, которые нам обещали в награду? Это все еще в силе? Что это значит? Вы просто вешали нам лапшу на уши, а сейчас что-то замышляете! – бросила я австрийцу в лицо.

Он сохранял полное самообладание. Просто затягивался сигаретой, в то время как я нервно ломала пальцы. В какие-то минуты мне хотелось вскочить и расцарапать это жирное, отвратительное лицо.

– Уважаемая госпожа, я очень хорошо вас понимаю. Но вы предъявляете свои претензии не по адресу. Верно, было обещание, но я просто сообщал вам те решения, которые принимались без меня. У меня здесь никогда не было права голоса. Я могу вам рассказать, почему я двенадцать лет назад приехал из Будапешта в Дубай…

– Не надо мне ничего рассказывать, это меня не интересует, – бросила я в ответ.

– Хорошо, я знаю, что вас интересует. Скажу только, что в течение сорока восьми часов вы покинете дворец. Не расстраивайтесь, но вы поедете не в Югославию, то есть не в Белград.

– Что это значит? Вы меня продали, что ли? – спросила я, едва сдерживая истерику.

– Не уверен, что это правильная формулировка. Вами заинтересовался один наш деловой партнер, и, вероятнее всего, вскоре вы будете в его распоряжении, – ответил толстяк.

Я онемела. Значит, меня правда продали. Какое там избавление! Кто-то из тех, с кем встречался хозяин в моем сопровождении, проявил интерес, я многим из них нравилась, я знаю, и тот, кто проявил наибольший интерес, получит меня. Сейчас понятно, почему какой-то парень недавно фотографировал нас у бассейна. Он пришел с несколькими фотоаппаратами и в сопровождении двух охранников просил девушек позировать ему. Мы отнеслись к этому как к развлечению. Принимали вызывающие позы, закидывали волосы, выставляли свои формы, пока эти фотографии не заполнили каталог «товара». Так нас демонстрировали и продавали.

– Могу ли я получить более конкретную информацию? Я куда-то уезжаю или остаюсь в Эмиратах? – спросила я.

– Я не могу вам этого сказать. Вы все узнаете от Хафеза, – ответил австриец и поднялся. Он взял маленькую записную книжку и положил ее в карман, попрощался и вышел из холла. Я сидела еще несколько минут, не двигаясь, уставившись на небольшой фонтан слева от себя. Рокот воды успокаивал меня, если в такой ситуации вообще можно говорить о каком-то успокоении.

Наступил решающий день. Восстановлю хронологию: это была середина 1995 года. Меня мучила неизвестность. Я не завтракала, но решила пойти к бассейну. И тут поняла, что началось осуществление того, о чем говорил Хафез: половина девушек отсутствовала у бассейна, и это означало только одно – их больше не было во дворце вообще. Когда я подумала о том, что, может, и Даниэлы больше нет, то заметила ее, идущую из парка. Она была без охранника. Я очень обрадовалась.

– Даниэла, что случилось с девушками? Думаешь, началась эвакуация из дворца? – спросила я.

– Слушай, я не знаю и знать не желаю. Я здорово лоханулась в тот день, когда в Италии повелась на россказни этих мошенников. И все последствия этого я считаю Божьей карой за свою глупость. Это мне наука, надо намотать на ус. Честно, понятия не имею, где девушки. Кажется, нас правда начали выселять, – выпалила спличанка.

Скоро к нам присоединилась француженка. Она иногда составляла нам компанию с Даниэлой, в основном у бассейна. Она выглядела обеспокоенной. Слезы наворачивались у нее на глаза. Скоро и я расплакалась, несмотря на остроумные замечания и реплики, которыми Даниэла пыталась нас рассмешить.

В этот день около нас опять не было охранников. Они отвели нас к бассейну и куда-то скрылись. Даниэла сказала, что практически сама дошла от номера к бассейну. Ее охранник сразу после выхода из той части дворца пошел в другую сторону. Еще совсем недавно подобное было невозможно вообразить. Даниэла и я договорились помочь друг другу, независимо от того, куда нас пошлют. Мы обменялись номерами телефонов: я ей дала телефон моих родителей в Белграде, а она – свой сплитский телефон. Если будет случай, позвоним и к себе домой, и по этому второму номеру тоже. Несколько раз мы повторили номера, чтобы убедиться, что выучили их наизусть. Как будто зная, что это наша последняя встреча, мы договорились пообедать вместе и пошли в сад сразу из бассейна.

Было занято всего три стола. За обедом мы почти все время молчали. У меня горло сжималось от сдерживаемых рыданий. Теперь и поведение Даниэлы изменилось. Она молчала. Допив остатки вина в бокалах, мы встали из-за стола и крепко обнялись. И тут началось. Мы обе зарыдали. Не помню, когда я так плакала за всю свою жизнь. Даниэлу сотрясали рыдания. Мы расстались почти без слов. Она пошла в свою сторону, но остановилась, сделав несколько шагов. Обернулась и сказала:

– Позвони моим, пожалуйста, если сможешь. Я буду думать о тебе.

Никогда больше в жизни я не видела Даниэлу. Не знаю, что бы я отдала за то, чтобы опять ее встретить. После возвращения в Белград еще долгое время, услышав телефонный звонок, я думала, что вот сейчас в трубке зазвучит голос Даниэлы, но она не звонила. Мне не хочется верить в худшее. Я уверена, что она жива и однажды позвонит. Она точно запомнила номер телефона, на этот счет я не беспокоюсь. После возвращения в Белград я пробовала дозвониться до ее родителей в Сплите, но безрезультатно. В конце концов, в октябре 1996 года я дозвонилась, но голос на другом конце провода сообщил, что семья с этой фамилией уехала из Сплита и номер перешел к новым владельцам дома. Мне было безумно жаль, я спросила, знают ли новые жильцы новый телефонный номер и место, куда переехала семья Даниэлы, но ничего не добилась. А теперь вернемся к событиям в гареме.

Мы расстались с Даниэлой, и я, плача, пошла дальше, в свой номер. Я долго лежала в ванне, наполненной почти холодной водой. Мне было невыносимо тяжело. Меня убивала неизвестность. Осознание того, что это последний день в гареме, приводило меня в отчаяние. Через пару минут после того, как я вышла из ванны, послышался звонок в дверь. Это был охранник. Он сказал, чтобы я как можно быстрее шла к Хафезу, в его кабинет. Он подождал меня у двери, я быстро оделась, и мы пошли по коридору.

Я уже два раза была в кабинете Хафеза и знала туда дорогу. Охранник постучал и открыл дверь, не дождавшись приглашения. Я вошла вслед за ним. Хафез поднялся с кресла, чтобы поприветствовать меня. Он жестом предложил мне сесть. Сам он стоял, опираясь о стол.

– Я не из тех, кто любит долгие разговоры, особенно когда они неприятные. Боюсь, наш сегодняшний разговор будет не из приятных. Думаю, вы с этим согласитесь, – начал Хафез.

– Скажите мне все как есть, начистоту: что меня ждет? – задала я прямой вопрос.

– Вами интересуется один человек из Турции. Так что вы отправляетесь в Стамбул. Уже сегодня вечером. Пожалуйста, приготовьте самое необходимое. Скажу честно, я не знаю, что вас там ждет.

Я безмолвно смотрела в пол. Внутри была полная пустота. Итак, Турция.

Хафез все так же стоял, опершись о стол. Я чувствовала, что он смотрит на меня, но у меня не было сил поднять на него глаза. Он отошел, наверное, сел за стол и проговорил несколько слов на арабском. В комнате и дальше висела тишина. Я избегала смотреть на Хафеза, охранник был слева от меня, в шаге от кресла, на котором я сидела, и я подумала, что мы кого-то ждем.

Через две-три минуты в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошел тот австриец. Очевидно, один из уполномоченных дворца, безукоризненно исполнявший, да и сейчас, мне кажется, исполняющий приказы вышестоящей власти.

– Уважаемая госпожа, господин Хафез, очевидно, сообщил вам, куда вы едете. Затем вас сюда и привели. Я отвечаю за исполнение этого решения. Пожалуйста, следуйте за мной.

Я продолжала сидеть неподвижно. Меня накрывали ярость и горе одновременно, сила и мощь, ненависть и жалость. Я закричала. Меня поставили в положение, когда я плакала, теряя то, что было для меня унижением. В свете надвигающейся на меня неизвестности пребывание в гареме казалось сущим раем.

Я встала и, набравшись мужества, посмотрела Хафезу в глаза. Он смерил меня пристальным и холодным взглядом. Ни капли жалости, которая была мне так нужна в этот момент, я не нашла. Я не знаю почему, но этот взгляд напомнил мне тот день 1991 года, когда Хафез с Майклом вошли в бутик, где я работала. Подобно тому, как люди, проживая клиническую смерть, видят всю свою жизнь за несколько секунд, в моей голове пронеслись калейдоскопом воспоминания о первой встрече, в результате которой я очутилась в Дубае. Мне нестерпимо хотелось выкрикнуть ему гадости, плюнуть ему в лицо, но я чувствовала себя совершенно беспомощной и бессильной.

Как будто угадав мои мысли, Хафез тотчас же сказал:

– У вас достаточно поводов обвинять меня, но поймите одно: это моя работа. Когда я начал работать, я оказался в ситуации, близкой к безвыходной. Я начал работать охранником, но уже через несколько месяцев стал тем, кем вы меня знаете. Я получал деньги за то, что ездил по Европе, включая Белград, мы останавливались в каждом месте на пять-шесть дней, в течение которых нам надо было найти девушку, соответствующую требованиям хозяина. Мы напали на вас. Я знаю, для вас это будет звучать пустым формальным оправданием, но тем не менее мы с Майклом долго колебались, прежде чем выбрать вас. Я лично думаю, что в какой-то другой стране и в другой ситуации, при вашей необыкновенной красоте, вы могли бы обогатиться, стать манекенщицей, фотомоделью, актрисой…

– Пожалуйста, прекратите, – сказала я, в надежде, что он наконец отпустит меня.

Но он продолжил:

– Вы молоды, перед вами вся жизнь. Даже несмотря на ваши сегодняшние обстоятельства, я уверен: через десять лет вы будете счастливой женщиной. То, что вы здесь пережили, не должно оставить травмы в вашей душе. Я уважаю силу вашего характера. Еще раз повторяю: я не знаю, что вас ожидает в Турции. Единственное, что я знаю: кто-то стоящий выше меня по иерархической лестнице в этом дворце договорился с одним богатым турком. Похоже ли то место на это, в каком качестве вами будут располагать – бизнес-сопровождения, прислуги, хозяйки или чьего-то украшения, – я действительно не знаю. Желаю вам удачи, – сказал Хафез и показал рукой в сторону двери.

Австриец открыл дверь, охранник все еще был на своем месте, я пошла к выходу. Я шла по коридору как в тумане.

– Я так полагаю, вы в курсе, что уезжаете уже сегодня? Давайте пройдем в холл и обсудим детали, – услышала я из-за спины голос австрийца, который отставал от меня на пару шагов. Во мне просыпались спонтанные порывы – обернуться и ударить его ногой, укусить, обжечь его пощечиной, сделать что-нибудь. Только бы как-то выплеснуть злобу, душившую меня. Но я ничего не сделала. Я была как будто в ступоре. Я села на одно из кресел в холле. Передо мной был низкий столик с зеленой мраморной столешницей. Напротив сел австриец. Мы молча смотрели друг на друга.

– Я вас слушаю, – начала я разговор.

– Прошу вас выслушать мои распоряжения. Когда вы вернетесь в номер, вас будут ждать два больших чемодана. Выберите что хотите из одежды и обуви и упакуйте. Когда вы будете готовы, дайте знак, и за вами придут. Далее: перед холлом, недалеко отсюда, вас ждет машина, которая отвезет вас на аэродром. Вот ваш паспорт. Я предупреждаю: он фальшивый. По паспорту вас зовут Бриджит Йохансон, родились вы в Швеции. Вот вам мой совет: ничего не говорите. У вас будет сопровождение, вам остается только протянуть и забрать паспорт, – проговорил австриец, кладя шведский паспорт передо мной. – Госпожа, это наша последняя встреча. Если я вызвал у вас неприятные чувства, то это не из-за того, что вы мне лично не нравились. Я просто выполнял свою работу, – закончил австриец. Кивнув головой, он ушел.

Охранник, стоявший возле нас, сказал, что до выхода остался час. Это означало, что мне надо поспешить. Я пошла в номер. У меня не было сил на сборы. Я сидела минут десять, молча уставившись в балконную дверь. Слышно было только, как работает кондиционер. Мною овладела какая-то апатия. И тогда неожиданно во мне зародилась надежда. Я рассудила так: что бы меня ни ждало, я все-таки буду в Турции, а это уже недалеко от Сербии, по крайней мере ближе, чем ОАЭ. Я попытаюсь бежать, отозвалось у меня в голове. Я старалась себя взбодрить, повторяя эту фразу. Как будто бы силы вернулись ко мне, и я встала, открыла чемоданы и начала запихивать в них платья, туфли, духи. Я уложилась в десять минут.

Зная, что охранник придет за мной, я опять села и начала лихорадочно думать о Турции. Меня не интересовало, что и кто ждет меня там. Я была готова на все и убеждена, что из Турции сбегу в Сербию. В школе у меня всегда самые лучшие оценки были по географии. Я знала, что Турция граничит с Грецией и Болгарией. Шанс на побег есть, сказала я себе, и уже в тот момент была готова к выходу. Меня охватило чувство, похожее на любопытство. Мне было интересно, что будет в Турции, будет ли это тоже гарем или что-то похуже. Я была готова на все. Идея бегства была моей путеводной звездой.

Я услышала, как позвонили в дверь. Наступило время отъезда. Охранник взял мои чемоданы, мне осталась лишь сумочка. Я остановилась у двери и обернулась. Не скажу, что это была жалость, но я оставляла место, где прожила почти четыре года своей жизни.

В холле никого не было. Я бросила взгляд на телефон, по которому я в свое время связалась с Белградом, по которому я когда-то говорила с тем официантом, и это придало мне сил, и я еще сильнее поверила, что там, куда я отправляюсь, я смогу преодолеть все препятствия.

Перед дворцом стоял, кажется, «шевроле», но какой-то небольшой, этот факт вызвал у меня усмешку: значит, нет больше прежней пышности, изменения во дворце отразились и на этом. Пока охранник грузил чемоданы в машину, а шофер разговаривал о чем-то с каким-то очень низким мужчиной, я отошла на несколько шагов от входа в холл к воротам и оглянулась. Я хотела еще раз взглянуть на дворец. Уже начинало темнеть, но в Дубае ночи светлые, полные звезд, теплые, и все напоминает июль в моем Белграде, когда солнце, как сказала бы моя Светлана, восходит, не успев зайти за горизонт. Дворец выглядел величественно. В архитектурном смысле он представлял собой сплав традиций и современности. Вдалеке, за прекрасным парком, светлел бассейн. Я вспоминала все дни, проведенные у него. Если забыть про то, что он находился в гареме, этот бассейн оставил в моей памяти самые лучшие воспоминания. По красоте его можно было бы сравнить с самыми прекрасными местами, которые я знала по фильмам и журналам, по репортажам о жизни кинозвезд. Конечно, я не знаю, как там у них, но ручаюсь, что бассейн моего недавнего хозяина со всеми его каскадами, с водопадом, камнями, с зеленью и с декоративными скалами – один из самых прекрасных в мире.

В эту минуту у меня в памяти пронеслась и спличанка Даниэла, и эта «сумасшедшая» полька, которая, кажется, смогла убежать, в отличие от меня. Те двое у входа все еще беседовали. Я гуляла вокруг автомобиля, вспоминая день почти четыре года назад, когда я в первый раз увидела это место. Я хорошо помню, во что я была одета в тот вечер, когда прибыла во дворец с аэродрома. Я вспоминаю хмурые взгляды людей, ожидавших меня, Майкла, который вел себя немного неуверенно и нервно, вход в холл, первую ночь в номере… Все проносилось у меня перед глазами. Голос шофера вернул меня на землю. Пора было выезжать. Охранник показал рукой на заднее сиденье, мы сели рядом. Когда мы подъехали к воротам, они сами открылись и пропустили нас.

Вскоре мы были в городе. Дубай светился огнями. Улицы были забиты машинами, поэтому мы двигались медленно. Я смотрела на богатые магазины, большие витрины, огромные здания, на торговые центры. Позже, после приезда в Белград, я узнала, что Дубай – один из самых привлекательных городов для покупки драгоценностей, особенно золота. Вероятно, там низкие налоги и маржи, и люди из Европы приезжают в Дубай, чтобы купить золото, бриллианты, серебро и тому подобное. Признаки богатства и процветания здесь повсюду.

Шофер беспокойно поглядывал на часы. Я поняла, что мы опаздываем. Когда мы на автостраде проехали под указателем, который сообщал, что до аэродрома осталось еще несколько километров, он успокоился. Городская пробка осталась позади.

Я все так же была в состоянии скорее любопытного ожидания, чем страха перед будущим.

Я сразу поняла, что мы летим не обычным рейсом. Охранник отвел меня к входу, явно не главному. Он обменялся парой фраз с двумя людьми за стеклянной дверью, и мы вошли. В помещении было только одно окошко, у которого я предъявила паспорт. Служащий проверил его, как положено, и вернул. Я пошла дальше в сопровождении своего охранника.

Вскоре мы очутились в небольшом помещении, таком же, как предыдущее, в нем было двое служащих в униформе. Еще один поворот налево по коридору – и вот мы уже у взлетной полосы.

Метрах в десяти от дверей стоял небольшой автомобиль. Мне сказали сесть в него, а охранник с большим трудом смог погрузить мои большие чемоданы в багажник. Он опять сел рядом со мной и дал знак водителю ехать. Мы обогнули здание аэропорта с той стороны, где находятся взлетные полосы. Машина остановилась невдалеке от небольшого самолета, похожего на тот, в котором я когда-то летала с хозяином в Москву. Охранник внес чемоданы вместе с человеком, вышедшим ему навстречу из самолета, а потом дал мне знак, чтобы я поднялась на борт. Ступая на трап, я услышала сзади его голос:

– Пусть все у вас в жизни будет хорошо. Мне жаль, что мы встретились в таких обстоятельствах.

Сейчас он вел себя так по-человечески/искренне. Это был молодой человек около тридцати лет, с короткой стрижкой, примерно моего роста, стройный, с широкими плечами.

– Хозяин умер?

– Я не знаю. Честно. Во дворце происходят непонятные вещи. Мне кажется, хозяин продал гарем или дворец, но это как-то мало похоже на правду. Может быть, он умер. Два дня назад я видел его брата, который не появлялся тут больше двух лет. Это все, что мне известно, поверьте.

Я лишь кивнула. Вскоре пилот завел мотор, и самолет двинулся в сторону взлетной полосы. Мы медленно ехали, пока не вышли на ровное место, и тогда самолет резко ускорился, и через каких-то десять секунд мы оторвались от раскаленной дубайской взлетной полосы. Под нами как на ладони был виден город. Та самая картинка, которую я видела четыре года назад. В салоне кроме меня находились еще двое мужчин, которые вряд ли летели со мной, потому что сбоку от меня сидел мой сопровождающий, специально приставленный ко мне. Эти двое разговаривали на арабском и время от времени поглядывали в мою сторону, но сдержанно. Не помню, долго ли мы летели, но мне показалось, не очень. Я пристегнулась по указанию моего сопровождающего.

Я посмотрела в иллюминатор и увидела море огней. Мы летели над огромным городом. «Это может быть только Стамбул», – догадалась я. Скоро самолет коснулся земли, мы плавно приземлились, и пилот отвел его на боковую полосу. Я сидела и ждала указаний. Как раз в этот момент в иллюминаторе мелькнул взлетающий большой «боинг». «Может, он летит в Белград», – пронеслось у меня в голове. Я не знала еще в то время, что на Сербию наложены санкции ООН и самолеты не летают в Белград.

Я заметила, что к самолету приближается черный автомобиль. Это был «мерседес», из чего я заключила, что мой новый хозяин небеден.

Мы сошли по трапу и сели в машину. Те двое остались на аэродроме, очевидно ожидая своего транспорта. Водитель вел себя немного невнимательно, не сказал ни слова. Человек из самолета сел рядом со мной на заднее сиденье и дал знак ехать. Через несколько минут мы с охранником вышли, чтобы пройти обычную таможенную процедуру. Никто не обратил особого внимания на мой паспорт. Мне даже сказали: «Добро пожаловать!» У меня же не было сил их поблагодарить. Мы вышли из здания аэропорта, и тот самый «мерседес» уже ждал нас снаружи. Мой охранник время от времени подавал реплики на языке, который отдаленно напоминал английский. Хотя вообще-то объяснения были излишни. Достаточно было языка жестов.

Больше не было сомнений: я прибыла в Стамбул. Напротив меня висела надпись крупными буквами: «Аэродром Стамбул». Мы поехали через город, который был намного многолюднее, чем Дубай. «Узкие улицы, плохие автомобили на дорогах и посредственная архитектура зданий не шли ни в какое сравнение с дубайскими. Я заметила, что шофер часто бросает взгляд на зеркальце заднего вида. Мой охранник равнодушно смотрел в окно. Мы ехали долго, неожиданно долго, и все время по городу. Я заметила, что здания и жилые дома становятся все богаче и красивее. Значит, мы находимся в каком-то элитном квартале Стамбула.

Мы стояли перед каким-то белым бетонным зданием, которое было больше похоже на отель. В нем было не больше десяти этажей. Мой сопровождающий открыл дверь, и я вышла на улицу. Из здания через дорогу доносилась довольно громкая музыка. Пахло свежеиспеченным хлебом, я хотела есть, несмотря на то что в самолете съела бутерброд. Из дома вышел человек средних лет и пригласил нас войти.

Мы вошли в комнату, напоминавшую хорошо обставленный кабинет. Внутри сидели двое мужчин и одна женщина. У нее были густые черные волосы, густые брови и выразительные зеленые глаза. Такую внешность определенно трудно забыть. Один из мужчин подошел ко мне с моим охранником. Они перебросились парочкой фраз, после чего мне предложили сесть.

Я уселась в кожаное кресло, расположенное недалеко от окна, откуда был хороший вид на улицу.

Они поинтересовались, голодна ли я, и я, не знаю почему, ответила, что нет. Я попросила кофе, хотя на самом деле умирала от голода. Тот, кто меня сопровождал во время перелета, вышел из комнаты, двое мужчин продолжали разговаривать, а женщина просматривала какие-то бумаги, записывала что-то и время от времени бросала взгляд на меня.

Время шло, и я поняла, что мы кого-то ждем. У меня не было мысли о том, что они забыли обо мне, просто, я так понимаю, у них не было возможности разговаривать со мной. Я немного освоилась и попросила еще кофе. Один из мужчин, высокого роста, кивнул, женщина набрала номер прислуги, и через пару минут мою просьбу выполнили.

– Можно мне один бутерброд? – попросила я, не желая больше бороться с голодом.

Тот тип посмотрел немного удивленно, но вскоре я получила бутерброд. Я ела и смотрела в окно. На улице появлялось все больше машин, утро было в разгаре, а последствия бессонной ночи начинали сказываться на моем самочувствии. Кажется, я провела в этой комнате больше часа. Наконец, переговорив с кем-то по телефону, женщина коротко сказала что-то одному из мужчин – тому, который заказал кофе и бутерброд. Он сделал несколько коротких звонков по мобильному телефону, а затем на хорошем английском сказал:

– Пожалуйста, следуйте за мной.

Мы пошли. Второй мужчина нес мои чемоданы, и вскоре мы оказались в лифте. Я была, честно говоря, вся на нервах, несмотря на свой дубайский опыт, на все, что случилось за четыре прошлых года. Сам приезд в Стамбул и близость Сербии, которую я, кажется, ощущала физически, разбудили во мне надежду, что я скоро вернусь в Белград. Это и правда произошло спустя несколько месяцев. Но мои самые отвратительные, самые ужасные и грязные воспоминания, без сомнения, связаны именно с Турцией, со Стамбулом. Лифт остановился, и тот высокий мужчина вышел первым. Второй стоял и смотрел на меня, я последовала его немому приказу и вышла.

Внутреннее убранство здания свидетельствовало о богатстве его жильцов (владельцев или владельца) – на всем была печать архитектурного вкуса и красоты. На стенах висели большие картины, мне показалось, это были оригиналы. Мраморный пол устилали толстые ковры, кожаные кресла стояли через каждые пять метров, а откуда-то из стен доносилась приглушенная музыка. Мы вошли в какой-то офис, там за столом сидела пожилая женщина, а в двух-трех метрах от нее расположился молодой человек моих лет, коротко стриженный, с бычьей шеей и большими кулаками, одетый в черный костюм. Его вид говорил сам за себя: это был телохранитель. После короткой консультации с кем-то мой провожатый и я получили распоряжение идти дальше. Вернее, войти в дверь, которая располагалась слева.

Мы вошли в более просторную комнату. В ней не было ничего, кроме двух кресел и одного диванчика, было немного зелени и один музыкальный центр в углу. На столике лежали два мобильных телефона, а их владельцы сидели рядом, на наш приход они никак не отреагировали. Передо мной в пяти-шести метрах была широкая, обитая кожей дверь. Увидев ее, я сделала вывод, что за нею меня ждет тот самый человек, мой нынешний владелец, из-за которого я попала в Стамбул. Один из охранников указал мне на кресло, и я села. Время шло, ко мне никто не обращался, охранники разговаривали между собой, естественно по-турецки, и смеялись. Уверена, что и обо мне тоже заходила речь. Меня клонило в сон, несмотря на две выпитые чашки кофе, и я заказала еще одну. Тот тип, который пришел со мной, попросил немного потерпеть.

– Скоро вам предложат кофе, но не здесь, а уже там, внутри, – сказал он, показывая пальцем в сторону двери.

Тот, кто сидел внутри, как будто услышал нас. Дверь в тот же момент открылась. В ней появился человек лет пятидесяти. Одну руку он держал в кармане пиджака, который, несмотря на хорошее качество, сидел ужасно. Кроме того, этот тип был очень низким, не выше метра шестидесяти, с короткими кривыми ногами. Все в комнате встали, что я истолковала как жест уважения или страха, не важно, перед обладателем силы либо денег. Перед моим новым хозяином.

Человек все еще стоял в дверях и смотрел на меня. Он ничего не говорил. Я почувствовала, что полагается встать, и так и сделала. Он продолжал молчать, разглядывая меня с головы до ног. По выражению лица хозяина можно было догадаться: ему нравится то, что он видит. Через какое-то время он, продолжая меня разглядывать, что-то сказал тем типам, распахнул дверь и позвал меня в кабинет.

Кабинет был просторным, с двух сторон он был ограничен стеклянными стенами. Внимание сразу притягивал огромный стол, на котором было несколько телефонов, немного бумаг и фотография женщины и троих детей. Очевидно, это его семья. Справа стоял круглый стол с четырьмя креслами и стильной лампой посредине, немного дальше – стол поменьше, небольшой диванчик и два кресла. Кабинет занимал в среднем около пятидесяти квадратных метров. В углу стоял телевизор с огромным экраном.

– Как прошел перелет? – наконец обратился ко мне хозяин на безукоризненном английском.

– Спасибо, хорошо, – ответила я.

– Меня зовут Исмар. Я бизнесмен, родился здесь, в Стамбуле. Веду дела не только в Турции. Я узнал о вас от своих деловых партнеров. Вы, наверное, теряетесь в догадках, что вас тут ждет. Наверное, ни вам, ни мне не нужно объяснять наши отношения. Я купил вас за очень солидную сумму, и на то есть свои причины, разумеется. На одном из деловых обедов в Дубае мне в руки попали ваши фотографии, и я был восхищен вашей красотой.

В этот момент у меня в голове пронеслись воспоминания о том, как около месяца назад один парень фотографировал нас у бассейна во дворце хозяина. Значит, уже тогда было ясно, что гарем будет распродан, и начались приготовления к продаже девушек. Я слушала, а турок продолжал (теперь уже на «ты»):

– Они сказали мне свою цену, я узнал, что ты из Сербии. Я знаю кое-кого из Белграда, каких-то сербов, у меня с ними деловое сотрудничество, вызванное санкциями, которые введены в твоей стране. Мы ввозим товар через Болгарию, и, в общем, все идет неплохо. Не знаю, насколько ты в курсе происходящего, но не думаю, что ты много знаешь. На Сербию сейчас наложены санкции международного сообщества, она исключена из всех организаций, самолеты не летают в Белград, твои земляки не принимают участия в международных спортивных соревнованиях. Все это из-за войны в Боснии. Хотя меня все эти ваши глупости не касаются. Я мусульманин, но какое мне дело до Боснии? Для меня любимая страна та, где я могу больше заработать.

Я молча смотрела на турка. Откуда взялась война в Боснии? Какие санкции? Как такое может быть – чтобы самолеты не летали в Белград, что мы не участвуем в чемпионатах? Мне было совершенно непонятно. Что случилось с моими родными в Белграде? Какая там сейчас жизнь, если запрещены контакты с другими странами? Тысяча вопросов рождались у меня в голове.

– Извините, а что я тут буду делать? Это не похоже на место, в котором я была до сегодняшнего Дня.

– Точно, это не гарем. Я, скажу прямо, не располагаю такими деньгами, как твой прежний хозяин. Но я люблю женщин не меньше, чем он, кроме того, я не считаю, что нужно держать армию женщин в одном помещении и посещать их по очереди. Это деньги, выброшенные на ветер. Ты, дорогая моя, будешь в моем личном распоряжении тогда, когда я сочту нужным. Конечно, ты будешь моей личной собственностью. Я могу распоряжаться тобой, как захочу. Ты будешь на подхвате, а также в твои обязанности будут входить другие вещи, которые могут быть полезны для моего бизнеса. Ты будешь жить в доме недалеко отсюда, в одной мансарде. Ясное дело, под охраной. И не думай бежать. Твой фальшивый паспорт у меня. Если попробуешь бежать, можешь оказаться в положении, во сто раз хуже, чем сейчас. Может так случиться, например, что тебя поймают какие-нибудь негодяи и продадут по дешевке какому-нибудь богатому крестьянину, который решит, что ты можешь родить ему четверых – шестерых красивых детей. Не думаю, что тебя бы это обрадовало, поэтому веди себя благоразумно.

Я оцепенела. Мне стало ясно, что передо мной человек, который ни перед чем не остановится, который знает, чего хочет, и добивается своего кратчайшим путем. У меня в голове эхом звучали его слова о бегстве, в результате которого я попаду в глухое село в какой-нибудь Анталии, где меня заставят остаться навсегда и нарожать детей местному нуворишу. Господи, я только сейчас поняла, насколько мне хорошо было в Дубае! Теперь дубайский гарем казался мне настоящим раем.

– Могла бы я позвонить семье в Белград и сообщить им хотя бы, что жива. Я не могла сделать это в ОАЭ, – попросила я Исмара, сознавая, что рискую.

Он отреагировал спокойно. Исмар задумчиво смотрел мне в глаза, опершись на левую руку, закурил сигарету. Я ожидала только два типа реакции: или он даст мне пощечину, или скажет: «Пожалуйста, вот телефон, звони». Он не сделал ни того, ни другого. После двух-трех затяжек Исмар вальяжно произнес:

– Не беги впереди паровоза! Я не против этого, но мне нужно подумать. Наберись терпения, и повторяю еще раз, будь благоразумна, все зависит от тебя. Ты можешь только ухудшить свое положение. Кстати, не ожидай от меня любви. Это не про твою честь. Жизнь не была ко мне добра, и сейчас, когда я после долгих усилий добился того, что имею, хочу выжать из этой жизни все, что могу. Сейчас ты одна. Я думал о том, не добавить ли к тебе еще одну блондинку, но отказался от этой затеи, мне вполне хватит тебя. По крайней мере, пока. Если будет нужно, тебе найдется компания. Я сейчас занят, вечером уезжаю ненадолго по делам. Ты пойдешь на улицу с этими людьми, они отвезут тебя в твое новое жилье. Отдохни как следует, выспись и не думай больше ни о чем. Тебе ничего не поможет, незачем зря забивать голову мрачными мыслями. Если тебе от этого будет легче, скажу, что планирую держать тебя здесь два года. Если будешь паинькой, отпущу тебя потом в Белград, – произнес турок и поднялся с кресла в знак того, что разговор закончен.

Я вышла, не сказав ни слова, из его кабинета. Двое охранников последовали за мной. Мы вернулись по коридору, соединенному с кабинетом, повернули налево и опять оказались у лифта, но уже маленького, очевидно рассчитанного на трех человек и предназначенного не для посетителей, а для жильцов дома. Я так никогда и не узнала, являлся ли Исмар одним из жильцов или был владельцем того дома, в котором я впервые увидела его после прилета в Стамбул.

Через несколько минут мы подъехали к красивому бетонному зданию. Перед ним стояли двое мужчин в униформе. Они не были ни военными, ни полицейскими – какой-то вид службы безопасности.

Но с первого взгляда они производили такое грозное впечатление, что не возникало ни малейшего желания вступать с ними в контакт. Один из парней остался в машине, а второй пошел со мной внутрь здания. Он поздоровался с охранниками и обменялся с ними несколькими фразами. Один из них просмотрел какие-то бумаги и дал знак, что мы можем войти.

Лифт остановился на двенадцатом этаже. Как только открылись двери, я обратила внимание на какого-то мужчину лет тридцати, который, судя по всему, был приставлен для надзора за кем-то или чем-то. Это означало, что он будет контролировать и меня. Мой сопровождающий открыл дверь, я вошла первой. Мы очутились в небольшом помещении, не больше двух квадратных метров, напротив нас была одна дверь, а справа – вторая. Я открыла ту, что была передо мной, и вошла в комнату четыре на четыре метра. Она была со вкусом обставлена, с прекрасной кроватью, одним диваном, небольшим креслом, столом и двумя стульями. В одном из углов комнаты располагалась компактная кухня.

Мой сопровождающий показал ванную, которая находилась за той, другой дверью. Она представляла собой небольшое помещение, достаточное, чтобы там поместились душ и маленький шкафчик. Я рассматривала все в молчании.

– Пожалуйста, располагайтесь. Если хотите, сразу примите душ, в комнате, на полке в стенном шкафу, лежат полотенца. Через полчаса я вернусь, и мы обсудим некоторые детали. Я вам расскажу правила поведения в этой квартире, – сказал охранник. Выходя, он напомнил, чтобы я не пыталась бежать. – На улице, как видите, выставлена охрана. Не делайте ничего, что могло бы осложнить ваше положение, – добавил он.

Я осталась одна. Беглый взгляд в окно подтверждал, что я – в мусульманской стране. Город был подернут какой-то утренней дымкой, смешанной со смогом. Бесчисленное количество минаретов мечетей вздымалось к небу.

Я разделась догола и пошла в душ. И тогда мне вспомнился Дубай. Я стояла под струями теплой воды, опираясь на выложенную плиткой стену, и вспоминала свои роскошные апартаменты, в сравнении с которыми моя турецкая квартирка была как номер для однодневной ночевки путешественника. Я была одна на двенадцатом этаже многоквартирного здания в Стамбуле, товар во власти богатого турка, чье состояние ничтожно по сравнению с богатством моего хозяина в Эмиратах. Всего за несколько дней так много изменилось в моей жизни, нет и следа роскоши, нет возможности выбирать одежду и обувь, не говоря уже о бассейне… И опять ко мне вернулись идеи, родившиеся во время отъезда из Дубая: бежать как можно скорее от своего нового хозяина и укрыться в Сербии, Греции, Болгарии, все равно где, только бы избавиться от людей, для которых я только вещь, не более чем красивая игрушка.

Теплая вода струилась по телу. Я долго стояла под душем и, когда закрыла кран, почувствовала себя намного лучше, свежее. Вода врачевала раны. Я привыкла к воде в последние годы. Я часто принимала ванну в Дубае, обычно по несколько часов, а время, которое я проводила у бассейна, было неотъемлемой частью моих будней.

Выходя из ванной, я заметила кнопку, ту, что мне показал охранник, когда мы зашли в квартиру. Она напоминала переключатель для лампы. Охранник сказал, что я могу использовать ее всегда, когда мне что-нибудь потребуется, для вызова обслуги. В этот день я не собиралась им пользоваться. Надев маленькие розовые трусики, я легла на кровать.

Когда я проснулась, на улице было темно. Я спала почти целый день. Организм компенсировал недосып последних суток. Я подошла к окну и долго смотрела на город. Стамбул светился огнями. На улицах кипела ночная жизнь. У меня в голове пронеслась мысль о самоубийстве. Стоило только открыть окно и броситься вниз. И чего бы я этим добилась? Мне двадцать с небольшим лет, то, что было, я буду помнить до конца жизни. Кто знает, что ждет меня: передо мной долгая жизнь. Думаю, не меньше пятидесяти лет уж точно, а это стоит того, чтобы побороться. Так же, как в 1991 году я не знала, что меня ждет завтра, сейчас я тоже не знала, что принесет следующий день. Все это заставило меня отказаться от мысли о самоубийстве. Ну, посчитали бы меня психически неуравновешенной личностью, похоронили бы под чужим именем, с учетом фальшивого паспорта, и все бы забыли обо мне через пару часов… Я хочу увидеть своих родителей, свой Белград, Сербию, брата, я хочу жить!

Я все стояла и стояла. Город в окне пульсировал огнями, жил своей жизнью. В комнате у меня не было ни телевизора, ни радио, ни книг, ни журналов – ничего. Конечно, мне не хотелось спать. Ну что ж, я начинаю свой новый этап, обремененная еще и скукой. Я легла на кровать и смотрела в потолок. Грезила с открытыми глазами. Представляла, как опять в компании друзей пойду на Аду Цигарлию, к Светлане, на Цвечеву улицу, и все мы будем веселиться до упаду в каком-нибудь из местных клубов, в Борче, или на папиной даче…

Заснула я, кажется, глубоко за полночь. Проснулась поздно – и тут поняла, что забыла захватить с собой из Дубая часы. Я решила наконец воспользоваться кнопкой вызова. Вскоре послышался звонок в дверь. Передо мной стоял человек лет сорока. Он вежливо поздоровался и спросил, что мне угодно. Я попросила принести мне завтрак, часы, газеты, телевизор и несколько книг на английском или сербском языке.

– Почему на сербском? – удивился охранник.

Тут я поняла, что брякнула ерунду, не подумав. Ему ведь сообщили, что я шведка. Как выйти из положения?

– Вы знаете, – сказала я. – Я говорю на нескольких мировых языках, но сербский мне тоже нужно поддерживать на должном уровне. – Я импровизировала на ходу, надеясь, что объяснение звучит достаточно убедительно.

Этот тип продолжал смотреть на меня в раздумье. И хотя по его лицу нельзя было сказать, что он мне не верит, отреагировал он довольно неожиданно.

– Пожалуйста, оставайтесь в комнате, я вернусь через десять минут, – попросил он, и я закрыла дверь.

Я догадалась: он хотел проконсультироваться. Было слышно, как он говорил по телефону. Не прошло и пяти минут, как он позвонил в дверь.

– Госпожа, сегодня вам доставят несколько газет на английском, это пресса, в которой не обсуждается политика. Думаю, вам это не слишком интересно. Вы также получите несколько книг на английском языке, а завтра в течение дня, я надеюсь, вам доставят телевизор. Мне сказали, что перед этим нужно сделать кое-какие технические приготовления. Но это все не так важно, вот что самое главное на сегодня: господин Исмар приказал, чтобы вы подготовились к встрече с ним сегодня вечером. Около восьми вечера вас будет ждать машина.

Сейчас вам принесут завтрак, и тогда скажите официанту, во сколько вы хотели бы обедать. Спасибо, до свидания. Я тут поблизости, если что. Выполнять ваши пожелания и заботиться о вашем благополучии входит в мои обязанности. Обращайтесь ко мне или к моим сменщикам, они тоже к вашим услугам, – закончил он и удалился.

Наконец принесли завтрак. Он состоял из двух видов морской рыбы, одного вареного яйца, каких-то соусов и тоста. Кажется, был еще и паштет, и я досыта наелась. Не потому, что еда была вкусной, а потому, что я была очень голодна. Обед я заказала на три часа.

Около восьми послышался звонок в дверь, я была уже готова к выходу. В легинсах и обтягивающей кофточке, в босоножках на высоком каблуке, искусно накрашенная, я выглядела очень вызывающе. Перед домом нас ожидал «вольво», в котором сидели двое мужчин. Но Исмара там не было. Мы ехали двадцать минут и оказались перед каким-то отелем. В их сопровождении я вошла в ресторан на втором этаже, и там нас ждал Исмар.

При виде меня он встал, и по выражению его лица я поняла: он сражен моим внешним видом наповал. Исмар просто пожирал меня глазами. Те двое сели за соседний стол. Мы остались одни. Исмар начал рассказывать о том, что сегодняшний день у него очень удачный, что он заключил хорошую сделку с какими-то бизнесменами из России. Он заказал еще один бокал шампанского, и я начала медленно оттаивать. Я не могла хладнокровно воспринимать происходящее, зная, что эту ночь проведу с Исмаром и это неизбежно. Мы сидели не больше часа, может быть, всего полчаса, и тогда он, как ни в чем не бывало, предложил мне пройти к нему в номер, который находится в том же отеле, но двумя этажами выше. Что я могла ему ответить? Тому, кто рассматривал меня как простое вложение денег, который купил право распоряжаться моим телом? Апартаменты Исмара состояли из двух комнат и огромной ванной. Я собиралась сначала сходить в ванную, но, как только мы вошли, турок схватил меня за руку и потянул к большой кровати. Он потребовал, чтобы я села, и сам начал раздеваться.

Не прошло и минуты, как он остался в одних трусах. У меня не было выхода, я сняла их и начала его удовлетворять, сначала руками, а потом орально. Это продолжалось десять минут, и мы легли в кровать. Соитие длилось не больше пятнадцати минут. Честно говоря, я совершенно не была возбуждена, мне вообще не понятно, как он смог войти в меня. Я изображала возбуждение, и он быстро кончил.

Мы лежали какое-то время рядом, он держал меня за руку, а потом поднялся и пошел в ванную. Темноту спальни прорезали только лучи, проникающие из соседней комнаты сквозь щель под дверью. У меня не было сил подвинуться, чтобы укрыться от света. Я лежала на спине, опустошенная, растоптанная, чувствуя себя бесполезной и униженной.

Исмар вышел из ванной и ушел в другую комнату. Он вернулся с несколькими банками пива и удивился моему желанию – выпить пива, а не вина, которое он предложил. Я взяла открытую банку и пошла в ванную. Я лежала в воде не меньше получаса, медленно поглощая холодный напиток. Я пила его с удовольствием, хотя раньше не была любительницей пива.

Возвращаясь в комнату, я спросила Исмара, останемся ли мы в апартаментах на всю ночь или возвращаемся. Он отозвался из другой комнаты, что мы будем спать здесь, в отеле. Я видела, что он сидит за столиком и что-то ест.

В эту ночь я много раз просыпалась, и всегда рядом со мной, как страшный сон, лежал турок Исмар. Мысль о бегстве опять мелькнула в голове. Но я тут же останавливала себя, вспоминая, что мне сказал турок два дня назад. Я боялась, что меня поймают какие-нибудь маньяки и продадут, и, что еще важнее, я знала, что у двери стоят его люди и бегство невозможно уже хотя бы по этой причине.

Я проснулась первая и пошла в ванную. Я долго умывалась и не слышала из-за шума воды, как вошел Исмар. Я вздрогнула от страха, почувствовав его руки на своих бедрах. Одной рукой он снял трусики, а другой раздвинул ноги. Он взял меня сзади, совсем без прелюдии, без капли ласки, почти по-животному. Я опиралась на раковину и видела его опухшее лицо, выглядывающее из-за моего плеча.

После нескольких энергичных движений он кончил, а потом потребовал, чтобы мы оба вместе залезли в ванну. Он хотел, чтобы я его помыла. Пришлось так и сделать.

Из отеля мы вышли около десяти часов. Исмар вышел из автомобиля где-то в городе, похоже, в одном из центральных кварталов, а меня шофер отвез к дому, где я теперь жила. Остаток дня я провела в постели. Я была совершенно подавлена воспоминаниями о прошлой ночи. Конечно, я и не ожидала ничего особенного, но то, что я пережила здесь, в Стамбуле, было как небо и земля по сравнению с Дубаем. Хозяин дольше занимался нами, девушками, он уделял нам внимание, у нас у всех было ощущение, что он хоть как-то ценит нас, что мы – предмет его страсти, и это давало силы терпеть. То, что произошло прошлой ночью, превратило меня в вещь, в машину, которая должна в любой момент удовлетворить этого турка, этот денежный мешок с половым органом.

На следующий день после обеда в квартиру пришел охранник, чтобы сообщить мне, что во второй половине дня, после трех, я пойду в город с Исмаром. Я думала, что речь опять пойдет о сексе. Меня немного удивило, что у человека в его возрасте такая потребность в половой жизни. Как оказалось, я ошиблась. Мы поехали на машине в бизнес-центр, туда, где я впервые встретилась с Исмаром. Мы ждали какое-то время, пока он выйдет, а потом он сел рядом со мной на заднее сиденье и пробурчал несколько дежурных фраз. Я думала, что мы едем в тот самый отель, и удивилась, когда Исмар дал знак шоферу остановиться на одной довольно людной улице, полной магазинчиков и бутиков.

Он приказал мне выйти. Снаружи уже стоял охранник, который сидел на переднем сиденье и не спускал с меня глаз. Затем из машины вылез, застегивая пиджак, Исмар. Он кивнул, и мы последовали за ним. Мы отставали от Исмара на пару шагов, а он медленно шел, уперев руки в боки, и разглядывал витрины. Он остановился у одной из витрин, буквально забитой золотом. Мы вошли внутрь, и ювелир встретил нас как старых знакомых. Конечно, Исмара, а не нас – я поняла, что мой хозяин часто бывал в этом ювелирном магазине.

Они немного побеседовали по-турецки, а потом торговец из небольшого помещения в глубине ювелирной лавки принес коробочку, выложенную красным бархатом. Все время что-то бормоча, он поставил ее перед нами и открыл. Я была ошеломлена: передо мной лежала настоящая драгоценность – браслеты, которые стоили целое состояние. Их было не меньше тридцати, один красивее другого.

– Выбирай! Это знак моего внимания и благодарности за первые прекрасные минуты, которые мы провели вместе, – сказал мне Исмар.

Я посмотрела ему в глаза, но ни тогда, ни впоследствии не смогла найти в них человеческого тепла. Это был человек со звериным нутром. Такой жест – подарить кусок золота за полученное вчерашней ночью удовлетворение его сексуальных инстинктов – вполне был в его духе. Я знала, что отказаться от подарка было чревато последствиями. Если я приму браслет, думала я, то ничто не помешает мне от него избавиться, если он будет напоминать об этом ужасном человеке. Что ж, это лучше, чем стать жертвой его злости.

Я выбрала один витой браслет изумительной красоты в двадцать четыре карата. Мы вышли на улицу, и только тогда я поблагодарила его. Он лишь кивнул без всякого выражения на лице. Мы пошли дальше. А я чувствовала себя так, как будто мне залепили пощечину. Стояла, пытаясь уловить разговор группы людей на другой стороне улицы.

Мне показалось, что говорят по-сербски. Охранник поторопил меня, и я пошла дальше, но в какой-то момент мне в голову пришла отличная мысль. Я обратилась к Исмару, попросила его перейти на другую сторону улицы, чтобы посмотреть витрину с туфлями. Он кивнул в знак согласия, и мы приблизились к людям, которые, как мне казалось, говорят на моем родном языке.

Я оказалась права – это были туристы из Сербии. Точнее, челноки-перекупщики. Об этом можно было догадаться по огромным пестрым сумкам, которые они тащили в руках. Говорили они, кажется, на боснийском диалекте. Они обсуждали цены, говорили о возвращении домой, автобусе, еще о чем-то… А две женщины из этой группы стояли как раз перед той витриной с итальянскими туфлями, которая и меня якобы интересовала. Охранник находился всего в двадцати сантиметрах от меня, а Исмар в нескольких метрах впереди: он разглядывал витрину с какой-то техникой. Те две женщины поражались высоким ценам, говорили, что через две-три улицы итальянские туфли и сандалии стоят в два-три раза дешевле, и вскоре поспешили, чтобы догнать свою группу.

Я смотрела им вслед, радостная и разочарованная одновременно. Я знала, они ничем не могут мне помочь, и если бы я сама к ним обратилась, начала бы умолять их, плакать, кричать, что я из Белграда, меня бы схватили охранник с Исмаром, потащили бы к какому-нибудь магазину, силой посадили бы в такси. Боюсь представить, что бы случилось потом. Я должна ждать благоприятного момента, чтобы подготовиться, найти какую-то связь, найти человека, который смог бы мне помочь. Исмар купил мне две пары туфель, наручные часы и два платья. Мы вернулись с шопинга ближе к вечеру.

Выходя из машины, Исмар посоветовал мне хорошо выспаться, потому что на следующий день нам предстояла поездка. Он не сообщил, куда мы едем, хотя, если честно, мне было все равно.

Я пропустила ужин и на следующий день проснулась почти в семь часов утра. Завтрак мне принесли через полчаса, и я умяла его за обе щеки. Машина пришла в девять. Судя по дорожным указателям, мы направлялись в аэропорт. Там нас уже ждал Исмар.

– Мы летим в Анкару, ты была там когда-нибудь? – спросил он меня.

– Нет, – коротко ответила я.

– У меня там одна важная встреча, ко мне приезжают мои деловые партнеры из Киева. Ты будешь меня ждать, а потом присоединишься к нам, мы будем отмечать, надеюсь, успешно заключенную сделку, – решительно сказал Исмар.

– Что это значит? – осмелилась я спросить.

– Это значит, что ты, вместе с двумя другими девушками, будешь развлекать меня и моих деловых партнеров, – отрезал турок.

Так вот какова одна из моих новых обязанностей! Я думала, что только Исмар будет иметь доступ ко мне, а оказалось, что, по крайней мере в данной ситуации, мне придется выполнять намного более сложную и неприятную работу, чем я ожидала. Самолет оторвался от земли. Стамбул стремительно уменьшался у меня на глазах.

Мы летели регулярным рейсом в Анкару. Исмар сидел рядом со мной, наши места были в так называемом бизнес-классе. Впереди сидел один из охранников. Когда самолет поднялся на нужную высоту, мы расслабились. Пришла стюардесса, я попросила кофе и сок. Исмар время от времени клал свою руку мне между бедер, лаская их внутреннюю сторону своей пухлой рукой. А я делала вид, что не замечаю этого.

В Анкару мы прилетели довольно быстро. Я не знала, что меня ждет, неизвестность пугала. То, что мне сообщил турок, не предвещало ничего хорошего. Мы расположились в каком-то роскошном отеле. Там я познакомилась с девушками, о которых упоминал Исмар. Две из них были иностранки, как и я, а третья – турчанка, с большими черными глазами, тугой грудью и широкими бедрами. Нас отвели в номер, расположенный буквально в десяти метрах от конференц-зала. Там Исмар встречался со своими деловыми партнерами.

Заняться было нечем. Чтобы убить время, я болтала с другими девушками. Из этого разговора я узнала, что одна девушка – француженка, а другая – венгерка. Они были профессиональные проститутки И совершенно не скрывали этого. Конечно, этот вид проституции отличался от того, что в первую очередь приходит на ум при упоминании слова «проституция»: девушки выглядели красивыми, ухоженными, даже холеными, заметно было, что они пользуются дорогой косметикой, носят итальянскую одежду и дорогие золотые украшения. Они напоминали мне детей добрых и богатых родителей.

Они обе думали, что я проститутка, которая приехала в Турцию, чтобы заработать денег, а потом, через несколько лет, вернуться к себе в страну, купить недвижимость, открыть бутик или что-то подобное и начать честную жизнь, а затем удачно выйти замуж. Стандартный сценарий в этой среде, очевидно. Я не смогла объяснить им обстоятельства, при которых я приехала в Турцию всего несколько дней назад. Я только узнала, что обе они работают на одного богатого дельца из Измира, чей настоящий бизнес – предоставление «делового сопровождения», то есть прокат молодых и привлекательных девушек. Они не работали на время. Они продавали свои услуги, только когда деловые люди организовывали совместные вечера в честь успешно заключенных сделок, как сейчас, или если иностранные дипломатические представители в Турции желали на своих банкетах закрытого типа предложить гостю или гостям нечто большее, чем просто ужин и хорошую выпивку.

Девушки спросили меня, сколько я занимаюсь этим делом, они имели в виду, конечно, проституцию. Я ответила, что работаю четыре года. В каком-то смысле это было правдой, но моя «проституция», естественно, не укладывалась в определение этой древнейшей профессии.

Через два-три часа Исмар зашел к нам в комнату. У него было прекрасное настроение, что означало удачно заключенную сделку. Он спросил, обедали ли мы, как проводим время, нужно ли нам что-нибудь. .. А через несколько минут после его ухода в комнату зашли трое мужчин, которые были деловыми партнерами Исмара. На вид двое из них были европейцами, а третий – турок или араб. Они разглядывали нас, и не было ни малейшего сомнения: они зашли, чтобы посмотреть, как мы выглядим, кто будет развлекать их на этом ужине, кто удовлетворит их вожделение.

Когда встреча закончилась, всех нас позвали в меньший зал ресторана. На самом деле это было отдельное помещение, отгороженное большой цветной стеной и какими-то декоративными ширмами. Мы провели здесь два часа, а потом Исмар предложил перейти в другое место – поехать в один из его любимых ночных баров. Он уверил своих деловых партнеров, что мы отлично проведем время. Скоро мы оказались в ресторане или баре (я не могла определить, что это за заведение). Посередине зала располагалась невысокая сцена для танцев. Сначала нас развлекали две певицы. В основном звучали турецкие мелодии, а потом ведущий программы объявил звезду вечера, какую-то танцовщицу, чье имя я забыла.

Сразу же погасили свет, и на сцену вышла босая девушка моих лет изумительной красоты. Она была среднего роста, с густыми черными волосами, которые спускались до половины спины, с пышной грудью прекрасной формы и изящной талией. По моему мнению, зад у нее был полноват, но позже я поняла – по взглядам, которые бросали на нее мужчин, – что в их глазах это было не недостатком, а достоинством. У нее на лицо была накинута паранджа, вернее, что-то, стилизованное под паранджу, только для полноты сценического образа. Девушка исполняла танец живота.

Она раскачивалась в ритм музыки, играя большим пестрым платком. Танец был великолепным – полным эротизма, дразнящим. Когда музыка стала более быстрой, черноволосая танцовщица задвигалась еще изящнее. Я раньше никогда не видела танец живота, не считая нескольких сцен в фильмах, но то, что я наблюдала в Анкаре в этот вечер, произвело на меня огромное впечатление. В конце выступления большие груди девушки колыхались перед глазами одного из гостей Исмара, который был в полном восторге. Держу пари, если бы в тот момент его спросили, как его зовут, он бы не ответил.