Двенадцатая карта Дивер Джеффри
– Для чего было посылать книги?
– Я же не мог просто явиться и все вам выложить. Сразу бы загремел обратно. Вот я и собрал те книжки, которые Женева читала в детстве, чтобы она поверила, что записка действительно от меня.
– Какая записка?
– Написал ей записку, вложил в одну из книг.
Купер порылся в сумке. В потрепанном экземпляре «Таинственного сада» нашелся листок, на котором аккуратным почерком было написано: «Жен, детка, это от твоего отца. Прошу, позвони мне». Ниже стоял номер его сотового.
В лабораторию вернулся Селлитто, кивнул:
– Поговорил с Карлсон. Она подтверждает его слова.
– С матерью Женевы расписан ты не был? – спросил Райм. – Поэтому у девочки другая фамилия?
– Все верно.
– Где ты живешь? – спросил Белл.
– Снял комнатушку в Гарлеме, на Сто тридцать шестой. Хотел забрать Женеву к себе в Буффало, когда найду, пока не получу разрешения вернуться домой. – Его лицо застыло, и Райму показалось, что в глазах светится неподдельная грусть. – Но теперь, видимо, этому не бывать.
– Почему? – поинтересовалась Сакс.
Джакс с тоской улыбнулся:
– Я видел, где она сейчас живет. Очень славный домишко около Морнингсайда. Я, конечно, искренне за нее порадовался. Теперь у нее пара хороших приемных родителей, которые о ней заботятся. Может даже, есть брат или сестра… ей всегда хотелось младшеньких, но тот случай с Винэс в клинике поставил на этом крест. Разве захочет она теперь вернуться ко мне? Она получила все, чего заслуживает… чего я не смог ей дать.
Райм бросил на Сакс удивленный взгляд. Он склонялся к тому, чтобы поверить Джаксу, но внутри у него сидел упрямый полицейский скептицизм.
– Хочу задать еще кое-какие вопросы.
– Все, что угодно.
– Ты упомянул тетку. Кто она такая?
– Сестра моего отца. Лили Холл. Помогала меня растить. Пережила двух мужей. В этом году, в августе, ей должно было стукнуть девяносто, если она, конечно, еще жива.
Райм понятия не имел о дате ее рождения или возрасте, но имя назвала им Женева.
– Да, она жива.
Улыбка. Затем:
– Рад слышать. Очень по ней скучал. Ее я тоже найти не сумел.
– Ты что-то внушал Женеве насчет слова «сэр», – сказал Белл. – Что именно?
– Когда она была маленькой, я учил ее, что надо смотреть человеку в глаза и всегда вести себя уважительно, а «сэр» или «мэм» говорить только тому, кто этого заслужил.
Глядя на Райма и Сакс, каролинец кивнул.
– Кто такой Чарлз Синглтон? – спросил Райм.
Джакс удивленно моргнул.
– Откуда вы про него знаете?
– Отвечай на вопрос! – рявкнул Делрей.
– Он мой… даже не знаю… прапрапрапрапрадед, наверное.
– Продолжай, – подтолкнул Райм.
– Ну, был рабом в Виргинии. Потом хозяин отпустил его вместе с женой и даже отдал им ферму на Севере. Чарлз ушел на войну добровольцем, знаете, как в том фильме с Дензелом Вашингтоном и Морганом Фрименом. Вернулся, возделывал сад, преподавал в школе – в бесплатной школе для черных детей. Зарабатывал, продавая сидр рабочим, которые трудились на доках недалеко от фермы. Знаю, что во время войны его наградили. Он даже раз Авраама Линкольна видел, в Ричмонде, аккурат перед тем, как северяне одержали победу. По крайней мере так мне отец рассказывал. – Он невесело усмехнулся. – А дальше такие дела: вроде его арестовали за кражу какого-то золота или ценных бумаг. Угодил в тюрягу… прямо как я.
– А что с ним случилось после тюрьмы, знаешь?
– Нет, об этом ни слова не слышал. Убедились теперь, что Женева моя дочь?
Делрей посмотрел на Райма, вопросительно приподняв бровь.
Криминалист смерил Джакса взглядом:
– Почти. Остался сущий пустяк. Ну-ка открой рот.
– Ты мой отец?!
Женева уставилась на него в немом изумлении. Сердце глухо колотилось в груди. Придирчиво его рассмотрела: лицо, плечи, руки. Бессмысленно было отрицать, что он кажется ей знакомым. На руке по-прежнему был перстенек с гранатом, который ее мать подарила ему на Рождество… когда они еще вместе справляли праздники. Образ, с которым Женева мысленно сравнивала этого человека, был неясным, как будто пытаешься рассмотреть кого-то против яркого солнца.
Несмотря на его водительское удостоверение, на снимок, где она совсем крохой сидела вместе с ним и матерью, Женева была готова отпираться до последнего, однако анализ ДНК, сделанный мистером Купером, сомнений не оставлял – они были родственниками.
Сейчас в комнате наверху были только она, отец и, конечно, мистер Белл. Остальные детективы внизу продолжали ломать голову над тем, кто стоит за ограблением ювелирной биржи.
Но и мистер Райм, и Амелия, и все остальные… даже убийца и прочие ужасы двух последних дней – все это на время вылетело у нее из головы. Сейчас ее занимали совсем другие вопросы: откуда здесь взялся ее отец? И зачем?
И пожалуй, важнее всего: что теперь будет?
Она кивнула на сумку, достала томик Доктора Сьюза.
– Я больше не читаю детские книги. Два месяца назад мне исполнилось шестнадцать.
А это, наверное, чтобы напомнить ему обо всех ее днях рождения, которые он пропустил.
– Я принес их, чтобы ты поняла, кто я такой. Знаю, что ты давно их переросла.
– Как твоя новая семья? – холодно спросила она.
Джакс помотал головой.
– Мне сказали, что так Винэс тебе про меня наговорила, Жени.
Женеву разозлило обращение, которым он пользовался когда-то… очень давно.
– Она тебя обманывала… чтобы настроить против меня. Что ты, Жени, я бы тебя никогда не бросил. Меня посадили.
– Посадили?
– Это правда, мисс, – подтвердил Роланд Белл. – Мы проверили его дело. Был арестован в тот день, когда вы с матерью видели его в последний раз. С тех пор сидел в тюрьме. Только что освободился.
Джакс рассказал об ограблении, о том, как отчаянно нуждался в деньгах, чтобы наладить ей жизнь, помочь матери.
Но слова казались пустыми, избитыми – всего лишь жалкое оправдание, какие тысячами ежедневно произносят в Гарлеме наркодилер, воришка, домушник, грабитель.
«Я сделал это ради тебя, детка…»
Женева опустила глаза на книгу. Потертая, зачитанная. Кому она предназначалась, когда была новой? Где сейчас тот отец или мать, которые купили ее для своего ребенка? В тюрьме? У раковины с грязной посудой? За рулем «лексуса»? В операционной с зажатым в руке скальпелем?
Может, отец украл ее из магазина «Старая книга»?
– Жени, я вернулся, чтобы тебя забрать. С ума сходил, пытаясь тебя найти. Чуть не взвыл, когда позвонила Бетти и сказала, что на тебя напали… Что там произошло? Кто за тобой охотится? Мне никто ничего толком не объяснил.
– Просто я кое-что видела, – уклончиво сказала она, не особенно желая делиться с ним информацией. – Возможно, как готовится преступление.
Ей не нравилось, в какое русло поворачивает их разговор. Она внимательно на него посмотрела и гораздо резче, чем сама ожидала, бросила:
– Ты знаешь – мама умерла.
Он потряс головой.
– Я узнал, только когда меня выпустили. Но меня это не удивило. Винэс была беспокойной душой. Может, сейчас она счастлива.
Женева так не считала. И вообще никакие райские кущи не избавят ее мать от той мученической одинокой смерти, когда ее тело превратилось в скелет, а лицо вздулось, как больная луна.
Как не восполнят того, что этому предшествовало: как она отдавалась за пару доз крэка, пока ее дочь ждала у закрытых дверей подъезда.
Но вслух Женева не обронила ни слова.
Джакс улыбнулся:
– Я видел, где ты сейчас живешь. Очень приличное место.
– Уже нет. Это было временное пристанище.
– Нет? Где же тогда?
– Пока сама не знаю.
Она тут же пожалела, что проболталась. Поняла, что приоткрыла для него дверь. Чем он, разумеется, тут же не преминул воспользоваться.
– Я снова подам прошение, чтобы мне разрешили сюда вернуться. Теперь, когда у меня есть семья, о которой надо заботиться, мне вряд ли откажут.
– Нет у тебя здесь никакой семьи. Все кончено!
– Я понимаю, детка, как тебе сейчас скверно. Но я восполню все, что не сумел тебе дать. Я…
Она швырнула книгу на пол.
– Шесть долгих лет! Ни звонка, ни словечка, ни строчки!
Женева с раздражением почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Смахнула их трясущимися руками.
Джакс прошептал:
– А куда мне было писать? Куда звонить? За эти шесть лет я ни разу не оставлял попыток с тобой связаться. Я тебе покажу, у меня целая гора писем, которые вернулись назад в тюрьму. Не меньше сотни, наверно. Что я только не перепробовал, чтобы найти тебя, но так и не смог.
– Спасибо за извинения, знаешь ли. Если, конечно, ты извиняешься. Но думаю, лучше тебе уйти.
– Нет, детка, позволь…
– Не надо больше ни «детка», ни «Жени», ни «дочка».
– Я все искуплю. – Джакс вытер слезящиеся глаза.
Глядя на его горе – искреннее или притворное, – Женева ничего не испытывала. Если не считать гнева.
– Уйди!
– Но, детка…
– Нет. Просто исчезни!
В очередной раз детектив из Северной Каролины, как специалист-телохранитель, четко и решительно исполнил свой долг. Он поднялся и без лишних слов твердой рукой вывел отца в коридор. Кивнул Женеве с порога, ободряюще улыбнулся и закрыл дверь, оставив девушку наедине с собой.
Глава 36
Пока девушка и отец разговаривали наверху, Райм и его помощники искали ниточки, которые вывели бы на вероятные ограбления ювелирных салонов. Безрезультатно.
Материалы Фреда Делрея ничего не дали. Отчетов по линии Интерпола и от местных следственных органов, которые бы имели отношение к делу, также не поступало.
Райм разочарованно качал головой, когда зазвонил телефон.
– Райм слушает.
– Линкольн, это Паркер.
Специалист по анализу документов, который занимался запиской, найденной на квартире у Бойда.
Кинкейд с Раймом обменялись вопросами о здоровье и семейных делах. Райм узнал, что подружка Паркера, специальный агент Маргарет Лукас, здорова, как и оба его ребенка, Робби и Стефи.
Сакс попросила Паркера передать от нее привет, после чего Кинкейд перешел к делу:
– Я занимался вашим письмом, с тех пор как получил сканированную копию. Характеристика на автора у меня готова.
Почерковедческая экспертиза не позволяет установить личность по начертанию букв. Такой анализ имеет смысл при сравнении двух разных документов, например, для выявления фальшивки. Но Райма сейчас интересовал другой аспект. Паркер Кинкейд вел речь о том, что вычленил характерные особенности личности автора, основываясь на его языковых навыках. Это могло значительно облегчить установление личности подозреваемого. К примеру, грамматико-синтаксический анализ записки с требованием выкупа в деле о похищении ребенка Линдбергов позволил получить точный психологический портрет похитителя – Бруно Хауптманна.
С присущим ему рабочим энтузиазмом Кинкейд продолжал:
– Есть кое-что интересное. Записка у вас там рядом?
– Прямо перед глазами.
Чернокожий девушка, пятый этаж в этот окно. 2 октебря около 08:30. Видел мой грузовой фургон когда он стоял за Ювелирный биржа. Видел много чтобы догадатся о планах меня. Убей ее.
– Начнем с того, – сказал Кинкейд, – что писал иностранец. Синтаксис и орфография явно хромают. В записи даты сначала стоит число, а потом месяц. И время он указал в двадцатичетырехчасовом формате. Американцы так не делают. А вот еще одна значимая деталь. Он…
– Или она, – перебил его Райм.
– Я склоняюсь к тому, что автор – мужчина, – возразил Кинкейд. – Поясню чуть позже. Решающей характерологической деталью можно считать особую притяжательно-генетивную конструкцию.
– Чего-чего? – переспросил Райм.
– Притяжательно-генетивная конструкция. Это такая форма для выражения принадлежности. В одном месте ваш объект пишет «мой грузовой фургон».
– Так, нашел, – пробежав глазами записку, сказал Райм.
– Но ниже есть и такая фраза: «о планах меня». Это наводит меня на мысль, что писал араб.
– Араб?
– Ну я бы сказал, с вероятностью девяносто процентов. В арабском есть такая притяжательная конструкция, называется «i.daafah». Образуется она, как правило, так: «машина-Джон», то есть «машина Джона». Или, в вашем случае, «планы меня». Но по правилам арабской грамматики предмет обладания должен обозначаться одним словом. «Грузовой фургон» с притяжательным значением для арабского невозможен, поскольку фраза состоит из двух слов и не может использоваться «i.daafah».
– Замечательно, Паркер, – сказала Сакс. – Не очень понятно, но замечательно.
Из громкоговорителя донесся приглушенный смех.
– Должен сказать, Амелия, что в последние годы все, кто занимается расследованием преступлений, усиленно налегли на арабский.
– Отсюда ты делаешь вывод, что это мужчина.
– А ты часто ловишь преступниц-арабок?
– Не так чтобы очень… Еще что-нибудь есть?
– Если нужно, присылайте еще образцы для сравнительного анализа.
– Ловлю на слове.
Райм поблагодарил Кинкейда и отключил звонок. Уставился на доску для записей, покачивая головой, затем саркастически усмехнулся.
– Что надумал, Райм?
– Вы же догадываетесь, что он замышляет, да? – зловеще произнес он.
Сакс кивнула:
– Он собирается не ограбить биржу, а взорвать ее.
– Точно.
– Ну разумеется, – спохватился Делрей. – Вот для чего нас засыпали сообщениями о терактах против местных израильтян.
Сакс сказала:
– Охранник из здания напротив музея рассказал, что им ежедневно доставляют бриллианты из Иерусалима… Так, я позвоню на биржу, чтобы срочно очистили здание.
Она вынула сотовый.
Райм посмотрел на доску для записей и обратился к Куперу и Селлитто:
– Фалафель с йогуртом… и грузовой фургончик. Выясните, есть ли поблизости от биржи рестораны, которые предлагают ближневосточную кухню. Если есть, то кто и в какое время развозит заказы. И на какой машине.
Делрей покачал головой:
– Половина ньюйоркцев это едят. Шаурму и фалафель продают на каждом углу. У них… – Агент замолчал, встретившись взглядом с Раймом.
– Уличные лотки!
– Да, вчера у музея я не меньше дюжины насчитал.
– Лучше плацдарма для наблюдения не придумаешь, – выпалил Райм. – А какое прикрытие! Он каждый день привозит туда продукты, так что на него почти не обращают внимания. Так, срочно узнайте мне, кто развозит продукты лоточникам. За дело!
По информации из департамента здравоохранения, разрешение торговать ближневосточной кухней в районе Ювелирной биржи имелось у двух компаний. По иронии судьбы владельцами той, что крупнее, были два брата-еврея. У обоих семьи в Израиле, оба ходят в местную синагогу. Подозревать их было бы глупо.
Вторая компания не имела собственных точек на улице, но поставляла шаурму, кебабы и фалафель с приправами и напитками (плюс неразрешенные мусульманам, но идущие нарасхват хот-доги со свиными сосисками) множеству лоточников, торгующих на Манхэттене. Товар развозился из ресторанчика на Брод-стрит нанятым для этой цели человеком.
В присутствии Делрея и еще не менее десятка полицейских и агентов ФБР владельцы предприятия проявили трогательную сговорчивость. Человека, который занимался развозом, звали Бани Аль-Дахаб. Это оказался саудовец, у которого давно истек срок действия визы. В США он некоторое время работал инженером. Став нелегалом, брался за любую работу: иногда готовил, развозил готовые продукты лоточникам и кафе в Бруклине и Манхэттене.
Ювелирную биржу очистили от персонала и обыскали, но взрывных устройств не нашли. На фургон Аль-Дахаба был объявлен план-перехват; по словам владельцев ресторана, он мог находиться где угодно в городе – строгого расписания не придерживался.
В таких ситуациях Райм обычно начинал нервно ходить из угла в угол… Когда был на ногах.
Где, черт возьми, он сейчас? Разъезжает по городу в фургончике, начиненном взрывчаткой? Что, если он отказался от подрыва биржи и наметил себе новую цель – синагогу или офис «Эль-Аль эрлайнс»?
– Привезите ко мне Бойда, надо на него надавить, – недовольно распорядился он. – Я хочу знать, где этот чертов араб!
В то же мгновение у Купера зазвонил сотовый.
Затем телефон Селлитто, а за ним и трубка Амелии Сакс.
Наконец разразился трелью стационарный телефон в лаборатории.
Звонили из разных мест, но речь шла об одном и том же.
Ответ на вопрос Райма был получен.
Погиб только водитель фургона.
Что можно было бы назвать чудом, учитывая мощность взрыва и то, где это произошло: на пересечении Девятой авеню с Пятьдесят четвертой улицей, прямо в автомобильном потоке.
Ударная волна пошла вверх, сорвав крышу и выбив окна. Градом осколков были ранены несколько прохожих, но основной ущерб пришелся на сам фургон. Горящий остов выкатился на тротуар и врезался в фонарный столб. Пожарный расчет с ближайшей станции на Восьмой авеню быстро сбил пламя и оцепил место происшествия. Спасать водителя было поздно: два оставшихся от него самых крупных куска разлетелись на приличное расстояние.
Бригада саперов зачистила место, и полиции оставалось только дождаться дежурного патологоанатома и бригаду криминалистов.
– Чем это пахнет? – спросил долговязый, с залысиной, детектив из местного участка. Ему явно было не по себе от запаха, который он принял за вонь горелого человеческого мяса. Вот только пахло вполне аппетитно.
Глянув на позеленевшее лицо детектива, один из саперов усмехнулся:
– Это шаурма.
– Как-как? – переспросил детектив, решив, что это какой-то особый жаргон, обозначающий нечто уж вовсе отвратительное.
– Вот. – Рукой в латексной перчатке сапер показал кусок поджаристого мяса, понюхал. – Вкуснятина.
Долговязый детектив усмехнулся, стараясь не подавать вида, что его вот-вот вырвет.
– Баранина.
– А?..
– Водитель развозил еду. Работа у него такая. Грузовой отсек фургона завален мясом… фалафель, шаурма – всякое такое дерьмо.
– Ага, понятно. – Но легче копу явно не стало.
В ту же секунду, скрипя тормозами, подлетел красный спортивный «камаро» и уткнулся носом в натянутую вокруг места взрыва желтую ленту. Настоящий ураган на колесах. Из открывшейся дверцы появилась сногсшибательная красотка с рыжими волосами и, оглядев место происшествия, кивнула стоящему в стороне детективу.
– Привет, – отозвался тот.
Женщина-детектив подключила к рации гарнитуру, подала рукой знак подъезжающему фургону с бригадой криминалистов и несколько раз глубоко втянула носом воздух. Понимающе кивнула.
– К осмотру еще не приступила, – сказала она в микрофон, – но, судя по запаху, Райм, он весь наш.
Долговязый лысеющий детектив нервно сглотнул и скороговоркой выпалил:
– Я сейчас, отлучусь на минутку.
После чего поспешно бросился к ближайшему кафе «Старбакс», думая об одном: как бы вовремя добраться до туалета.
В сопровождении детектива Белла Женева спустилась в лабораторию мистера Райма. Она глянула на отца, и тот устремил на нее большие, по-собачьи жалобные глаза.
Черт!
Она отвела взгляд.
Мистер Райм сказал:
– У нас есть для тебя новость. Человек, который нанял Бойда, мертв.
– Мертв? Тот, что собирался ограбить Ювелирную биржу?
– Все оказалось не совсем так, как мы полагали, – ответил мистер Райм. – Мы… ладно, признаю: я считал, что преступник планирует ограбление. Но нет – он собирался устроить там взрыв.
– Террористы?
Мистер Райм кивнул на прозрачный файл, который Амелия держала в руках. Внутри лежало послание, адресованное «Нью-Йорк таймс». В нем говорилось, что взрыв на Ювелирной бирже – очередной акт священной войны против сионистского Израиля и его союзников. Бумага полностью совпадала с той, на какой была написана записка об убийстве Женевы и нарисована карта Западной Пятьдесят пятой улицы.
– Кто он такой? – спросила Женева, напряженно пытаясь вспомнить фургончик или человека подходящей внешности, которых могла видеть неделю назад из окна музея. Все тщетно.
– Нелегал из Саудовской Аравии, – сказал детектив Селлитто. – Работал на ресторанчик в Манхэттене. Владельцы, само собой, в шоке – видимо, думают, мы считаем их заведение прикрытием для Аль-Каиды. – Он фыркнул. – Ну, мы этого тоже не исключаем, будем проверять. Пока претензий к ним нет: оформлено гражданство, давно живут в США, у некоторых даже сыновья в армии. Но понервничать им еще придется.
– Самое удивительное, – подхватила Амелия, – что Бани Аль-Дахаб, по всем данным, никак не связан с другими лицами, подозреваемыми в терроризме. Никто из его знакомых не смог подтвердить, что он встречался с экстремистами и фанатиками; мечеть, в которую он ходил, характеризовалась умеренными политическими и религиозными взглядами. Обыск на квартире тоже не дал улик, указывающих на участие в террористических организациях. Сейчас на предмет возможных связей с фундаменталистами проверяются записи его телефонных звонков.
– Мы продолжаем поиск улик, – сказал мистер Райм, – но с вероятностью в девяносто девять процентов можно сказать, что он действовал в одиночку. Думаю, это значит, что опасность тебе больше не угрожает.
Он подкатил кресло к столу и оглядел пакетики с обгорелыми кусочками пластика и металла. Затем обратился к мистеру Куперу:
– Мэл, занеси в таблицу: взрывчатка типа «товекс», кусочки радиодетонатора… корпус, провода, фрагмент запального капсюля. Устройство было упаковано в почтовую бандероль, адресованную директору Ювелирной биржи.
– Почему бомба сработала раньше времени? – спросил Джакс.
Мистер Райм объяснил, как опасно использовать радиоуправляемый заряд в условиях города, где полным-полно фонового радиоизлучения: детонаторы на стройплощадках, портативные рации, бессчетное множество других источников.
– Или он себя сам подорвал, – добавил Селлитто. – Возможно, прослышал, что Бойд арестован, а на бирже вовсю ищут бомбу. Наверно, понял, что его скоро возьмут.
Женева почувствовала неловкость. Эти люди вдруг словно от нее отдалились. Причины, по которой они здесь собрались, больше не существовало. Что до отца, он казался ей еще больше чужим, чем полицейские. Женеве захотелось вернуться в подвальчик, к своим планам о колледже, к мечтам о Флоренции и Париже.
Неожиданно она поймала на себе пристальный взгляд Амелии.
– Что теперь будешь делать? – спросила детектив.
Женева посмотрела на отца. А что теперь будет? У нее объявился родственник, все так. Только ему даже в городе оставаться запрещено. Ее снова попытаются отправить в приют.
Амелия перевела взгляд с Женевы на Линкольна Райма:
– Пока дело не утрясется, почему бы не оставить все как есть? Пусть Женева пока поживет у тебя.
– Здесь? – удивилась девушка.
– Твой отец должен вернуться в Буффало, чтобы решить там свои вопросы.
