Любовь за гранью 11. Охота на Зверя Соболева Ульяна

Глава 20

Я прошёл прямиком к бару и достал бутылку и бокал, не оборачиваясь на Воронова, плеснул виски и опрокинул его в себя, откидывая назад голову и зажмуриваясь. Долбаное время. Хотя бы пять минут, чтобы прийти в себя, чтобы справиться с эмоциями, не позволить им вырваться наружу. Внутри всё сжимается от противоречия, потому что поздно. Сейчас, мать вашу, поздно. Там, пару минут назад я должен был сдержать себя. Не показать свою боль. Шок…я думал, он прошёл за дневные часы, думал, что смогу смириться с этой новостью…с фактом, перед которым меня поставили. Но нет. Я ошибся. Стоило увидеть Анну…ожившее напоминание собственной боли, ту, которую любил когда-то…и всё. Всё…Чёрт меня подери! Сорвался. Перестал замечать окружающих, перестал сканировать чужие эмоции, захлебнувшись собственными. И чтобы не тонуть в них одному, решил утянуть за собой и Анну. Потому что только от осознания, что не помнит меня, внутри гнетущая пустота образовалась.

Вот только это цунами не коснулось даже её пальцев ног. А со мной рядом тонула Марианна. Но я понял это слишком поздно. Только увидев сына с ней, только открывшись её боли, и охреневший от той волны, которая прямо в грудь ударила. Шёл за Владом, приложив ладонь к сердцу, казалось, эта волна все кости раздробила на части, и сейчас они висели переломанные, острыми краями протыкая насквозь внутренности.

Не дойдя до кабинета, хотел развернуться, но остановился, почувствовав резкое проникновение в свою голову, словно зубчатые лезвия вспарывают мое сознание. И только один бессмертный, кроме меня, в этом доме был способен на подобное.

«– Не смей, – его голос искажён, и я вздрагиваю от странного ощущения, что слышу мысли не его самого, а кого-то внутри него.

– Слишком мал, приказывать мне, Самуил.

– Не смей, если не хочешь заставить её выбирать прямо сейчас.

– О чём ты, мать твою?! – Шагнул к нему и застыл, увидев, как он сильнее сжал в объятиях Марианну и оскалился, глядя поверх голов гостей на меня.

– Или я, или ты, Николас. Как думаешь, кого она выберет?

– Мне плевать. Выбор буду делать я, и если ты, малолетний ублюдок, помешаешь мне…

– Я бы всё, что угодно отдал, чтобы на самом деле оказаться ублюдком, а не твоим сыном. Тогда бы мне было легче врезать тебе за всё это. Дай ей время, Ник. Не унижай ещё больше».

И я уступил. Потому что действительно не захотел ставить Марианну перед этим выбором. А, может, потому что знал, кого она выберет. И тогда…тогда здесь мог разверзнуться самый настоящий Ад.

Очнулся от тихих ругательств Воронова, нагло вырвавшего из моих рук бутылку.

– Определенно, мать твою, гостеприимство – это не про тебя.

– Зато ты, как посмотрю, любишь приходить с дорогими подарками в гости.

Он зарычал и оттолкнул меня к стене, удерживая рукой за плечи.

– Анна – не подарок, запомни это, Мокану! Она моя жена. И мне, чтоб тебя, чертовски не понравилось, как ты, сукин сын, обращался с ней.

Он резко отвернулся и залпом выпил виски, тут же разливая новую порцию мне и себе. Протянул мне один бокал и рухнул в кресло.

– Ты, видимо, ещё не до конца понял, в какую задницу попал, да? Тогда запоминай, Мокану: ты ни на шаг не приближаешься к МОЕЙ жене и ребенку. Ты никогда больше не используешь на ней свои грёбаные нейтральские штучки. И ты больше никогда и нигде не называешь её своей! Всё понял?

– Можешь отправить свои условия всё в ту же самую задницу, Воронов. В этом грёбаном мире я – последний мужчина, который будет беспрекословно подчиняться чужим приказам. И если я захочу, я подойду к любой женщине, невзирая ни на кого. Всё понял?

Снова обжечь горло виски и усесться на стол, глядя на темное дерево двери перед собой. Пытаюсь сосредоточиться и поймать эмоции Марианны, но они слишком далеко сейчас. И рецепторы сбиваются чужими чувствами, чужими всплесками эмоций, в ноздри забиваются чужие запахи, а её аромат тает в воздухе, оставляя слабый след среди десятков других.

– Вот только Анна не была любой, да?

Я склонил голову набок, переводя на него взгляд. Всё те же прищуренные глаза, обманчиво спокойное дыхание, волнение выдают только пальцы, сильно сжимающие стекло, в котором плещется янтарная жидкость.

– Что ты делаешь, Влад? Очередной сеанс психологии? Почему сдерживаешь себя, а не разбиваешь мне морду за то, что на твою женщину покусился?

Я отставил в сторону бокал, но чувствуя, как снова начинает трясти от мысли, что они там обе…Моё прошлое и настоящее. Закрыл глаза, пытаясь раствориться в своих эмоциях. И понял, что сам и не стоял перед выбором. Понял, с какой-то запоздавшей ясностью, кого из них хотел видеть в своём будущем.

Кивнул на бутылку рядом с рукой Влада и молча ждал, пока он снова наполнит стаканы.

– А, может, всё дело в том, что ты понимаешь, что я был прав?

Глухое рычание, и бутылка с грохотом возвращается на стол.

– Чёрта с два ты прав, Мокану! Она моя жена. Моя и только моя.

– Тогда в чем дело? На твоем месте я бы уже сердце вырвал тому, кто посмел бы такое сказать…

– О ком? – Влад резко подался мне навстречу, глядя снизу-вверх, его глаза лихорадочно заблестели, – О ком, Ник? Ты сам определился? Я, ублюдок ты конченый, до сих пор позволил тебе дышать только для того, чтобы твой ответ услышать. Я не просто муж, я еще и отец. И, дьявол тебя раздери, ещё и брат. Хотя я бы предпочёл забыть об этом так же, как и ты. Забыть и со спокойной душой топтать чувства тех, кому я дорог. Только я уже сомневаюсь, что у тебя есть хотя бы зачатки этой самой души.

Очередной его удар, достигший цели. Мы оба знаем, о ком он говорит. И мы оба знаем, что он прав. Бл**ь, как же я сорвался –то так…

– Увидел её и всё…Всё, понимаешь, Влад? Перед глазами прошлое яркими всполохами пламени. Вот только огонь этот в груди сейчас угасает, становясь яркими искрами. Они вспыхивают и тухнут. Сейчас. А там, рядом, языками пламени вверх взвивались. Знаешь, что я ей показывал? Нашу жизнь. А она…Она ноль эмоций, Воронов. Так что можешь быть спокоен за неё.

– Я и не сомневался в своей женщине, – отрезал холодно, но я усмехнулся. Лжёт. Я его ложь вдыхаю вместе с кислородом. Но мне плевать сейчас на него. Я о Марианне думаю. О том, почему всё явственнее перестал ощущать её присутствие в доме.

– А если бы здесь вдруг появилась Лина под руку с другим мужчиной, Влад?

Спросил и с нескрываемым удовольствием смотрел, как напряглись его плечи, и как руки в кулаки стиснул. На секунду отвел глаза. А когда на меня посмотрел, в глазах уже намеренное безразличие. Хорошо умеет держать себя под контролем, напоминая мне, что я не смог.

– Не можешь ответить, король? Что бы ты сам сделал, увидев рядом с другим свою погибшую возлюбленную? Сколько слёз по ней ты пролил, Воронов? Ты можешь так же легко забыть эти слёзы и боль утраты, как требуешь этого от меня? По ту сторону смерти не существует времени. Они нашу боль хранят для того, чтобы обрушивать её на нас в самые неожиданные моменты, когда не готов, когда, бл***ь расслабился. И разве твоя любовь…, – всё же тяжело называть её имя в этом контексте, – к другой женщине автоматически стирает все твои воспоминания или эмоции к Лине?

Мы долго разговаривали с Владом. Впервые настолько откровенно за всё это время после моего возвращения в семью. Он рассказывал мне о появлении Анны в его жизни, о том, кто её привёз и при каких обстоятельствах. О том, как отправился за ней в прошлое…а я…я слушал его монотонный голос, закрыв глаза и откинув голову на спинку кресла, и пытался вызвать в себе те же эмоции, которые ударили меня при взгляде на неё полчаса назад. Пытался понять, почему молча позволяю ему рассказывать о ней подобные вещи. На мгновение представил, что он так же говорит о Марианне, и почувствовал чёткое желание приложить его лицом о поверхность стола.

Пытался сам себе объяснить, почему не остановился, почему позволил своей жене уйти, и не мог. А она, да, ушла. Я ощутил это как-то вдруг. В один момент просто пришло осознание, что её нет в этом особняке. Что я не чувствую нигде поблизости. Смог закрыть глаза и мысленно представить каждого гостя и его местоположение. Всех, кроме хозяйки дома.

И первым желанием сорваться за ней, схватить в охапку и молча домой привезти, разогнав к бесам всех гостей. А потом понимание, что не стану. Не сейчас. Не тогда, когда самого ведёт от этих грёбаных эмоций, и мысли пляшут в голове сатанинские танцы.

До конца выдержать весь приём, последними попрощавшись с Вороновым и Анной. Я думал, она уйдет, не дождавшись Влада, но она оказалась сильной несмотря на то, что я основательно вывернул ее сознание, наполнив безумными картинками. Молча потягивала вино из бокала, глядя остекленевшим взглядом в сад через панорамное окно. Вздрогнула, когда к ней подошёл Влад и поцеловал в открытое плечо, а я отвернулся от них, сжимая ладони в карманах. Сколько мне времени потребуется, чтобы научиться смотреть на них без этого едкого желания придушить обоих?

Почему я думал о том, что должен привыкнуть? Хрен его знает. Возможно, потому что, когда понял, что Марианна уехала, перестал ощущать собственное сердцебиение. Прислушивался к нему, по-прежнему не открывая глаз, и не слышал ни стука. Будто замерло, подвисло в грудной клетке, перестав качать кровь.

Поднимался в нашу спальню и не мог зайти туда. Слишком много её присутствия здесь. Её запах, её мысли, её вещи. Слишком много её для меня сейчас. Проверив гардеробную и детские комнаты, убедился, что решила уехать надолго. Возможно, навсегда.

Вот только она сильно ошибается, если думает, что я ей позволю это «навсегда» без меня. Осознал это после того, как пару часов в одиночестве накачивался виски в кабинете, в конце концов телепортировался в спальню и, рухнув на постель, до изнеможения запах вдыхал, уткнувшись лицом в её подушку. Закрыв глаза, тонул в нашем общем букете ароматов.

Подавлять в себе желание позвать её мысленно. Просто чтобы услышать тихий голос. Плевать, что она будет говорить. Эта тишина сводила с ума. Бл**ь…меня сводило с ума это одиночество. Я рычал в подушку, злясь на самого себя и на неё за это. Я, Николас Мокану, всегда был один. Я любил это долбаное состояние независимости, упивался им…и она так легко, за пару-тройку месяцев растоптала эту мою любовь, приучив к своему присутствию рядом. Нет, не приучив. Подсадив меня на него. А, может, это шло откуда-то из глубины…Ведь я всё это время интуитивно искал именно её. Убивал без сожаления каждую, кто напоминала на вкус, но оказывалась жалкой подделкой той, которую даже не помнил, но которая настолько в кровь въелась, что теперь, как и три месяца назад, всё остальное стало казаться бессмысленным.

Только раз позволить себе мысленно отыскать сознание Сэма и спросить его, в безопасности ли она. И так же мысленно пригрозить надрать ему зад за саркастическое «в гораздо большей, чем с тобой, так что расслабься и наслаждайся жизнью, Николас». Ещё одна моя проблема, решение которой я, впрочем, оставил на потом. Верну его мать и устрою этому парню весёлую жизнь. До тех пор, пока не перестанет выпускать свои колючки в мою сторону. Правда, для этого мне нужно завоевать его доверие, а для начала – доверие моей женщины, что сейчас будет сделать еще сложнее. И, самое паршивое, я знал, даже последующая счастливая жизнь с Марианной никогда не станет для этого мерзавца гарантией хорошего отношения ко мне. Знал, потому что сам поступал бы так же. Хуже. Гораздо хуже. У Сэми был нехилый багаж ледяного спокойствия, которого никогда не было у меня. А вообще, оказывается, довольно мерзко осознавать, что твой собственный сын настолько сильно ненавидит тебя. Моему отцу всё же чертовски повезло с этим, он практически до последнего не знал об этом.

Набрал Фэй сообщение, попросил забрать с собой детей и оставить Марианну завтра одну дома, и, получив её согласие, закрыл глаза, снова пытаясь вспомнить. Хотя бы что-нибудь.

Фэй и Сэм с Ками уже пытались помочь мне, провели несколько своеобразных сеансов, который привели к тому, что теперь я периодически видел в голове кадры из прошлого. Да, именно того, которого не помнил. Но это не было похоже на воспоминания. Скорее такие же записи, которые я показывал сам Анне, – лишенные эмоциональной составляющей живые картинки, вызывавшие больше вопросов, чем дававшие ответов.

Они возникали редко. Из ниоткуда. Как сейчас.

«Мы в заснеженном лесу. Я прислонился лбом к её лбу. На её щеках застывшие слёзы. Марианна закрыла глаза, касаясь моего лица руками, исследуя его на ощупь, зарываясь пальцами в мои волосы. Я до какого-то болезненного исступления глажу хрупкие плечи, прижимая её к себе.

И в моей голове её голосом:

"Твои губы, они выжгли на моих губах неповторимый узор. Твои руки – они подарили мне рай. Я не прошу у тебя твое сердце, я не беру у тебя твою жизнь, просто позволь мне любить тебя…»

Вернуться в реальность, ощутив, как вдруг исчез холод, которым было пропитано это видение. Ощутив, как начало колотить от желания коснуться её сейчас, на самом деле.

***

Я стоял перед домом Фэй и думал о том, что она здесь, всего в нескольких метрах от меня. Если сосредоточиться, то я почувствую даже, в каком крыле дома, в какой комнате. Смогу даже ощутить её эмоции сейчас на расстоянии. Пальцы начали зудеть от желания сделать это. Дотронуться до того, что внутри неё. До настоящей Марианны.

До того, что действительно зацепило так сильно, что никак с этого крючка не сорваться. Не освободиться, мать её! Сколько раз за эти часы думал о том, почему так ломает. Да, бл**ь, ломает, от желания…нет, от грёбаной потребности увидеть её. Хотя я понятия не имел, что должен сказать. И должен ли вообще что-либо объяснять после всего, что она видела. Думал и понимал, что хочу этого сам. Вернуть её хочу себе. Домой. От мысли, что под чужой крышей она, в венах кровь вскипает и голова затуманивается злостью. Пусть лучше ненавидит меня в моём доме. Там я не позволю ей отстраниться настолько, чтобы стать чужой. Как она не позволила мне остаться чужим для неё самой.

Я зашёл, телепортировавшись в гостиную, не сразу в комнату. Хотел дать ей секунды на то, чтобы собраться с силами, пока слышит и узнает, конечно, узнает, звук моих шагов.

Когда, сделав глубокий вдох, открыл дверь в её комнату, невольно замер на мгновение, заметив её возле окна. В обтягивающем черном платье до пола. Жадно исследовать глазами тонкую напряжённую спину, ощущение, будто вместо позвоночника вставлена железная спица. Закрыть дверь и, шагнув навстречу Марианне, тихо поздороваться, разбивая мёртвое молчание на осколки.

– Здравствуй, малыш.

***

А ведь я его ждала. Нет, не с предвкушением, не с радостью, а с сильнейшим напряжением. Потому что он должен был прийти. ДОЛЖЕН. Вот что имело значение. Не хотел, не жаждал, а должен.

Потому что чувство этого долга я маниакально навязывала ему эти несколько месяцев. И сейчас собиралась его от этого долга освободить. От долга передо мной. Больше никто из нас никому и ничего не должен.

Я боялась этого разговора, как боится жертва своего палача…И в этот раз я с болью понимала, что этот палач может причинить мне боль не меньшую, если не большую, чем тот, другой. Потому что я только начала раздирать его на части в своем сердце и отдирать от себя самой. Если бы он мог заглянуть мне в душу, он бы видел, что я истекаю кровью. Но та часть…мой Ник, он останется пришитым ко мне намертво… а этот….он ведь не мой. Он даже не смог испытать ко мне хотя бы отголоски тех чувств, что испытывал раньше. Да, я хотела его выкинуть из своей жизни и из своего сердца. И это приносило боль… и жажду облегчения. Я верила, что оно наступит обязательно, если только муж оставит меня в покое. И я почему-то даже не сомневалась, что именно так и будет. Зачем я нужна этому Нику, если сама дам ему свободу? Впрочем, вряд ли он нуждался в моих решениях. Он и так ощущал себя свободным. В отличие от меня.

И все равно больно…даже от мысли о том, что никогда не получится у нас с ним, «никогда» теперь станет нашим слоганом вместо «я буду любить тебя вечно». Как же он был прав в свое время – слова ничего не значат.

Я его почувствовала…Это все же оставалось неизменным. Нет, даже не по шагам в доме, даже не по запаху. А еще задолго до того, как он появился, сердце начало биться иначе. Сильнее и быстрее. И я бросилась к окну, чувствуя, как начинаю задыхаться. Удары под ребрами нарастали по мере его приближения. Один шаг – три удара, четыре, пять, пока дух не захватило.

Напряжение достигло своего пика, когда он открыл дверь – все тело свело судорогой, и я рухнула вниз с бешеной высоты.

– Здравствуй, Ник.

Не оборачиваясь, продолжая смотреть на грязные разводы на стекле и на то, как прижимаются к земле цветущие деревья, как ветер рвет лепестки и раскидывает по земле. Я чувствовала себя таким же цветком. С меня облетали все лепестки.

– Хорошо, что ты все же решил поговорить.

***

Я приблизился к ней так близко, что мог дотронуться ладонью до её плеча, стоило лишь поднять руку. Но я держал сжатыми ладони в карманах, не желая давить, сохраняя ей иллюзию свободы. И ещё…мне казалось, я слечу с катушек, если прикоснусь к ней. Молча впитывать её эмоции, задыхаясь от той решимости, что сквозила в них. Её боль на ощупь…она настолько колючая, обороняясь, протыкает насквозь, заставляя снова и снова делать глубокие вдохи. Проникает внутрь меня, сплетаясь с моей в клубок, и снова отторгая её, отбрасывая от себя. Странно настолько полно чувствовать эти эмоции. Странно, потому что с ней привык к другим. И сейчас понимание её агонии внутри глубокими глубокими бороздами.

– Тогда почему ты не встречаешь меня лицом к лицу ?

***

Да… я не встречала его лицом к лицу. Потому что я начала ненавидеть эти черты…ненавидеть свою реакцию на них. Это дьявольское отражение, повторение, иллюзию. Я впервые в своей жизни чувствовала, как волной нарастает во мне эта ненависть к себе, к нам обоим. За то, что он настолько сильно похож, что я опять начну сходить с ума и разрываться на части от проклятого самообмана.

Но ведь мне придется рано или поздно смотреть ему в глаза…Почему не сейчас. Резко обернулась и задохнулась, увидев так близко. Бледный…все такой же бледный, осунувшийся и заросший, как и вчера вечером. Пристально вглядывается в мое лицо, словно пытаясь проникнуть мне под кожу. Ему было плохо. Всю эту ночь…плохо…из-за нее. И по новой, как в мясорубку, до острой боли во всем теле. Да! Жалкая дура! Не из-за тебя, не из-за того, что ты ушла, а из-за нее…Запах виски сильно ударил в ноздри, и легкая поволока во взгляде говорила о том, что он много пил. Лучшего противоядия от сожалений и не придумаешь. Становилось легче отвечать на вопросы.

– Встречаю лицом к лицу. Тебе уже лучше?

***

Хуже…Гораздо хуже. Потому что теперь эта боль отражалась в её глазах. Она потушила в них тот блеск, которым они светились ещё пару дней назад. А сейчас в них было всё то же долбаное разочарование. И мы оба знали, откуда оно и кому предназначалось. Мне. Ему – любовь, страсть, искренность, признания на ухо. Мне – разочарование и полосующее вены понимание, что никогда не стану для неё ИМ. Не сольюсь воедино с самим собой в этом сиреневом омуте. Чужим останусь, которого периодически подпускают к себе. И то, потому что дьявольски похож на того, кого всё ещё любят. И самое парадоксальное – я ненавидел его и всё же понимал, что, если бы не он, мне бы не досталось и тех крох, которые я все эти недели смаковал.

Жадно сканировать черты её лица, дотрагиваясь до него мыслями, позволяя ей почувствовать эти прикосновения. По губам, по напряженным скулам, по вздёрнутому вверх подбородку. Одними глазами, слушая, как сбивается её дыхание.

– Нет. Мне хреново. Мне ужасно хреново без тебя в том огромном доме.

***

Это было так неожиданно, что выбило из меня весь воздух. Я даже задержала дыхание. Его глаза…осматривают мое лицо с каким-то диким напряжением, так похожим на мое. И снова это дьявольское дежа вю. Только сейчас оно уже не вызывает восторг. Оно вызывает отторжение и страх. Страх окунуться на самое дно и уже никогда не выплыть. Любить без взаимности того, кого больше не знаешь, жутко. Любить такого, как этот неизвестный мне Ник, жутко втройне. Я не хочу этих эмоций, и я не позволю им раздробить меня опять. Я устала агонизировать, я больше не выдержу. В этот раз сломаюсь окончательно, если поверю ему.

– Мне жаль, что тебе пришлось страдать вдвойне. Но я, к сожалению, не могу тебе помочь справиться ни с одной из твоих проблем…А точнее, не хочу.

***

Упрямая. Решительная и упрямая. И её хочется одновременно целовать, до боли кусая губы, и в то же время придушить за дерзость эту.

Усмехнулся, сложив руки на груди, и слушая, как её сердце на новый круг пошло.

– Я вполне способен справиться со своими проблемами сам.

Замолчал, глядя, как меняется цвет её глаз, как сужается зрачок.

– Но только когда ты рядом. Просто рядом. В нашем доме. Иначе…без тебя всё просто не имеет смысла.

***

Он не должен этого говорить. Я не понимаю, зачем он это говорит.

Но Ник умен и отличный манипулятор. Всегда был. Как со мной, так и до меня. Скорей всего, считает, что я хочу это услышать. И, Боже, я хотела! Невыносимо хотела ему верить, не сомневаться. Но видела в каждом слове подвох…игру. И я так и не смогла понять, какую.

– Тогда к твоим проблемам добавилась еще одна – я не хочу быть с тобой рядом. Я приняла решение, что с этим фарсом пора завязывать. Было вкусно, но у меня свело зубы от оскомины. – теперь уже темнел его взгляд в ответ.

Да, у меня был хороший учитель в словесных битвах, Ник. Ты сам. В прошлом. И опять это осознание, что он не виноват. Я могу сколько угодно бить его словами, но за что? За то, что он другой? Как же хочется одновременно и обнять его за шею рывком, пряча лицо у него на груди, вдыхая запах его тела, виски, сигар, пота. Всего что является им. Обнять и погрузиться обратно в сладкую иллюзию счастья. И в то же время на коленях умолять не трогать мою душу больше.

– В этом нет твоей вины. Это лишь мое решение. Поэтому я рада, что ты здесь, и можем это спокойно обсудить. Хочешь, спустимся в кабинет? У Фэй точно есть виски.

***

Бьёт точечными ударами, подолгу не прицеливаясь, но в то же время настолько метко, что становится понятно – изучала не один год эту свою мишень. Меня. Намеренно сильно, да, малыш? Чтобы вот так взвивалась внутри злость на пару с желанием заставить тебя замолчать.

Пожимаю плечами, глядя, как стискивает тонкие пальчики. Рукава черного платья плотно облегают её руки. Такая хрупкая сейчас. Но далеко не слабая. И она чувствует свою силу, давая ощутить её и мне. И я…дьявол, что-то внутри противится тому, чтобы показать ей, ЧТО означает вся её сила перед яростью нейтрала. Да, я уже знал, что я такое. Она мне рассказала, как и многое другое из моей прошлой жизни.

Теперь я и сам боялся изменений после гребаного апгрейда, я еще не до конца понимал, что это за дрянь и на что еще способен помимо манипуляции сознанием и телепортации. Пробовать пока не хотелось или не было необходимости. Но я уверен, что во мне скрыто до хрена сюрпризов похлеще, чем в пресловутом ящике Пандоры.

– Нет, спасибо, малыш. Я тоже вчера до оскомины на зубах напробовался виски. Было вкусно, но я захотел кое-что получше него.

Шаг навстречу, и между нами сантиметры расстояния. Под её протестующим взглядом, провести пальцами по скрытым тканью плечам, не отрывая взгляда от сочных губ. Свои сводить начинает от желания впиться в них, ощутить их вкус…нет, свой напомнить ей. Вот только сдерживает то, что знаю, это оттолкнет еще больше.

– Чёрное?– вздернул бровь, продолжая ласкать кожу под платьем, ощущая, как обжигает пальцы даже через ткань, – Говоря о том, что люблю, когда ты в черном, я имел в виду, нижнее белье, малыш.

***

Только не это. Не прикосновения. Только не тело. Оно еще не умеет слушаться меня. Оно и не умело никогда. Самый грязный и бесчестный предатель на моей войне. Все же стоило уехать дальше. Так, чтоб не нашел и послал все к дьяволу сам. Все что угодно.

Но все же я хотела его злости. Чтобы пошатнулось это проклятое равновесие, чтобы исчез этот вкрадчивый голос, полный ласки, так похожий на ТОТ, и чтобы он показал мне себя настоящего. Чтобы развернулся и ушел. Ведь невозможно так долго играть…Возможно. Конечно, возможно. Для него нет ничего невозможного, если Ник этого хочет. А он хочет? И зачем?

Проводит пальцами по моим плечам, и я невольно слежу за их осторожным движением. Всегда до безумия любила его пальцы…они сводили меня с ума. Смотрю на них и погружаюсь в самые грязные фантазии, от которых плывет взгляд и тянет низ живота. Погружаюсь в самые чистые и такие простые желания касаться их в невыносимой ласке. Проводить по рваным и уродливым шрамам дрожащими губами.

Его пальцы. Такие длинные, нервные с выступающими костяшками на фалангах. С поблескивающим обручальным перстнем на безымянном. Я знала, какое дикое наслаждение и какую сладкую боль они умеют дарить, погружаясь глубоко в мое тело, заставляя орать и извиваться от каждого толчка. Как смотрятся на моей белой коже контрастом и оставляют на ней отметины голода и страсти. От одной мысли об этом стало трудно дышать…и вызвало еще одну волну ненависти…и снова к себе. Безвольная, слабая, бесхребетная дура, которая готова простить все за унизительную ласку…от рук, которые так привыкла любить и жаждать, от рук, которым привыкла доверять и искать в них утешение. И за это я себя презирала с яростной силой. И его…за то, что вызывает эти эмоции. Болит во мне, не прекращая, с ума сводит только звуком своего голоса, от которого все тело наэлектризовывается, невольно отзываясь на малейшее изменение в интонации. Чутко анализируя перемены, впитывая их, трепеща от каждой новой ноты, выискивая то, чего там нет. Потому что так хотела поверить. Так отчаянно хотела все вернуть обратно. Но замок уже разрушен. Зачем строить его заново, чтобы потом задохнуться под его руинами?

Злость на нас обоих, как запрогнозированный ураган, приближалась ко мне с ошеломительной скоростью. И я понимала, что в этом нет его вины, и все же уже не могла остановить адскую стихию разрушения и саморазрушения.

Осторожно сняла его руку с плеча и опустила вниз тут же, отнимая свою, чтобы избавиться от искушения сплести наши пальцы и в изнеможении сжать. Чтобы со стоном не уткнуться лицом ему в грудь и не разрыдаться.

– Мне положено носить траур. – ответила очень тихо, понимая, что сейчас вбиваю между нами колья с колючей проволокой, о которую сама же и ранюсь, обдирая ладони до костей, отталкивая его от себя и давая понять, что он мне не нужен, – Мой муж умер три месяца назад. – отошла от окна и направилась к двери, – Нам нужно обсудить много важных вещей, Ник. Лучше это сделать в кабинете. Тем более, время драгоценно. Как твое, так и мое.

Не дожидаясь его согласия, распахнула дверь и пошла к лестнице. От разрыва контакта почувствовала неестественное облегчение. Так намного лучше. Не позволять приблизиться. Так можно выдержать эту агонию.

Глава 21

Сучка. На этот раз ударила так сильно, что я вздрогнул, будто все пять пальцев на щеке своей ощутил. Остановился, пытаясь выровнять дыхание, сцепив зубы, чтобы подавить рычание, рвущееся из груди. Про себя медленно до десяти. Но ни хрена…ни хренааа! Кинулся за ней и, на самой нижней ступени поймав, притянул к себе, шипя сквозь зубы.

– Умер, значит, да? А ты такая благочестивая жена, что траур носишь?

Оттолкнуть от себя к перилам, нависнув над ней, продолжая впиваться пальцами в её локоть.

– Тогда какого хрена со мной трахалась, если муж умер, а, жёнушка? Какого дьявола стонала подо мной голодной самкой, если ненаглядного своего схоронила?

Дрянь! Мог бы – убил бы! Только моя беда была в том, что не могу. Не могу, будь она проклята!

Замолчал, услышав непонятный шум снизу. Молодая девчонка, скорее всего, помощница Фэй, остановилась неподалеку от нас и смотрела расширенными от страха глазами, прикрыв рот ладонью. Чертыхнулся и потащил Марианну вниз, впихнув в первую попавшуюся дверь, оказавшуюся тем самым кабинетом.

***

Да. Я этого хотела. Это была та территория, где я могла воевать с ним. Но я пока понятия не имела, с чем могу столкнуться. На что способен этот Ник? Стоило ли начинать бояться? Наверное, стоило. Притом и того, и другого в равной степени. Я перегнула палку и прекрасно это осознавала. Но раньше я никогда не решалась идти до конца, а сейчас была полна решимости, что дойду. Обязана дойти. Иначе мне никогда уже не поднять головы.

Сделала первый шаг по краю лезвия и выпрямила руки для равновесия, но ему ничего не помешает надавить мне на плечи, чтобы меня разрезало на куски.

И все же я хотела этой ярости и злости, чтобы самой отрезветь. Чтобы кормить это отчуждение, разочарование. Чтобы он их кормил. Бросал им кусок за куском, помогая подняться с колен в мою же защиту. Так мне будет легче справиться. Да, это жестоко …но и у меня уже не осталось сил думать о нас обоих. Мне было страшно, что не выиграю в этой войне, и я цеплялась за любую возможность выжить, пока он сам не почувствовал, какую чудовищную власть имеет надо мной…Пока он этого не знает.

Его ласка и этот голос…они убивали меня и дальше. Глухим и прекрасным эхом из прошлого, когда Ник меня просил. Разве можно устоять, когда этот сильный хищник просит, зная, что ему ничего не стоит заставить. Зачем он так со мной? Зачем дает мне надежду на несбыточное? Это так жестоко. Это запредельная жестокость, и ведь он читал в моих глазах, чувствовал в моих прикосновениях, как безумно я любила того Ника и как хотела вернуть его обратно…зачем он становится так на него похожим именно в этот момент? Что это, если не изощренная игра?

И сейчас смотрю в горящие глаза, когда схватил на ступенях, и адреналин бьется в висках с такой силой, что хочется закричать.

А он тоже бьет. В ответ. По щекам. Беспощадно. По одной, по второй. И снова поток крови внутри, еще один надрыв. Отрывайся, отламывайся от меня. Я вытерплю. Потому что не хочу тебя во мне. Там нет для тебя места. Там все занято. Не тобой!

Боже! Какая же грязная ложь самой себе. От нее пятна выступают по коже и дыхание замедляется. Фэй была права. Она…и все они вокруг уже давно знают, что он для меня значил и значит…даже такой чужой.

Ночью я могла еще в это поверить. Поверить, что могу не любить его. Что предана нашему прошлому и никогда не предам. А сейчас я понимала, что не будь этого Ника внутри меня, разве его чувства к Анне содрали бы с меня кожу живьем и заставили бы упасть на колени от ядовитой боли? Нееет. Он уже течет по моим венам отвратительно-страшным наркотиком, разъедая прошлое в прах и заставляя хотеть его настоящего. Даже сравнивать и понимать…что еще глубже. Еще сильнее. Еще яростней. Затмевал собой все, что было. Выталкивал все воспоминания и заполнял собой пустоту настолько ярко, что я уже не была уверена, где призрак, а где он настоящий…пока не осознала, что этот меня не любит. Я для него забавная игра, вкусная трапеза, но не больше, и большим никогда не стану.

Ненавидеть себя за предательство и все же понимать, что для того Ника во мне почти не осталось места… и траур я надела не потому, что решила его оплакать и похоронить, а, скорее, оправдать себя за свои чувства к этому, за свою ревность, за свои слезы и новую боль. Так легче вынести диссонанс…Я думала, что легче. Но каждый вздох заставлял понимать, что я опять себе лгу.

Втащил меня в кабинет и яростно хлопнул дверью. А я выпрямилась и стиснула зубы.

– Потому что ты был слишком на него похож, а я слишком его люблю и истосковалась по нему с диким отчаянием. Я обманулась. И я безумно сожалею об этом…о каждой своей ошибке с тобой. Но это только моя вина. Не нужно было пытаться рассмотреть в отражении оригинал. Его больше нет и никогда не будет.

От каждого слова бросало в дрожь так, что руки сжимались в кулаки. Сама подошла к бару, достала бутылку с виски, бросила взгляд на грязный бокал Зорича. Отодвинула в сторону и наполнила свой янтарной жидкостью. Как отрицание его власти надо мной. Еще один дерзкий вызов.

***

Я не сразу понял это. Понадобилось несколько мгновений. Пока она говорила, я вдыхал в себя такой знакомый мужской запах, но явно чужой для этого места. Для этого времени. Какого дьявола?! Поэтому меня гонит отсюда? Потому что с ним была или потому что ещё будет? Поймал её взгляд на один из бокалов, и ощутил, как внутри волной бешенства всё захлестнуло.

– Похож, значит…Истосковалась, значит, – медленно подхожу, понимая, что вот она – ярость. Восстаёт. Подобно черной гадюке, голову поднимает, выбирая жертву, чтобы выстрелить ядом.

– А Зорич тоже на мужа твоего похож, Марианна? Он тоже боль твою утолял? Сразу к нему побежала, да? Чтобы успокоил несчастную вдовушку. И как? Как, мать твою, успокоил? Унял тоску?

Выбить у неё бокал этот долбаный, на задворках сознания слыша, как разлетается на осколки, падая на пол. Самого колотит от непреодолимого желания по лицу так же ударить. Сучка не дождалась даже пары часов. Сразу ищейке позвонила, чтобы утешил. Приговор и себе, и ему вынесла! И пусть только попробует сказать, что нет между ними ничего. Как только я уезжаю или уезжает она, как только между нами появляется расстояние, сразу возникает этот долбаный серб. Опора и защита её, бл**ь! И от кого?! От меня?!

Впечатать свою жену в зеркальную поверхность бара, глядя, как на сиреневом дне глаз отражается разъярённый оскал.

– Отвечай, мать твою.

Алчно считывая её эмоции, раскрытый настолько, чтобы не упустить ни одну. Если просчитаюсь, убью обоих. Если хотя бы намёк на ложь увижу…

***

Что-то изменилось. Мгновенно. Как по щелчку пальцев. Я не сразу поняла, от чего произошел атомный взрыв. Я вначале его почувствовала в воздухе. Он накалился за одно мгновение, как происходит при лопнувшем напряжении. А потом увидела во взгляде. Он заполыхал красным фосфором на фоне тут же исчезнувшей радужки. И от первых же слов взрыв произошел во мне. Такой силы, что начали хрустеть лопающиеся струны-нервы. Как никогда раньше. Он говорит это мне после того, как смотрел на свою Анну, пожирая ее взглядом, как икону?

Обида и боль затопили волной такой силы, что перед глазами потемнело. Вдавил в бар, нависая надо мной скалой, и я сама не поняла, как сделала это – ударила по щеке. С такой силой, что занемели пальцы.

– Не смей, – зашипела ему в лицо, – никогда не смей подозревать меня в такой грязи. Зорич друг нашей семьи…да и плевать кто. Я бы так не опустилась. Но тебе это не дано понять! Потому что это ТЫ!

***

Перехватил её руку и к щеке своей прижал. Дьявол, что делает со мной эта женщина? Я сейчас пощёчины не ощутил, а пару минут назад едва не скорчился от той ментальной боли, которую словно иглы в меня втыкала. И злость её эта – отражение моей собственной вперемешку с ненавистью и откровенным возмущением. Настолько откровенным, что меня от облегчения накрывает. От понимания, что готов простить любую дерзость, лишь бы знать, что моя только. Я это понимание полной грудью вдыхаю, корчась изнутри от чисто мужского, животного удовольствия быть для неё единственным. И плевать, что испытывает сейчас ко мне. Любила ведь. Любила несколько месяцев назад. И меня полюбит.

– Верно! Я это я! И тебе именно от этого и плохо, да, Марианна? Что не ОН… Его жалкое отражение, так?

Вскинуть вверх руку с её рукой, успев так же обхватить вторую. Носом по коже её шелковой, по шее и наверх по лицу, упиваясь её запахом, мелкой дрожью, отдающейся резонансом в собственном теле.

– Я не обещаю заменить тебе твой оригинал. Но я предлагаю тебе шагнуть к отражению…по ту сторону зеркала. Ты моя жена, Марианна, – губами собирая эту дрожь, – моя, понимаешь? И мне не нужен никто, кроме тебя. Мне просто время понадобилось, чтобы понять это. Гребаные двадцать четыре часа, малыш.

***

И сквозь черный яд покалываниями по коже эта неожиданная ласка. Настолько неожиданная, что ярость схлынула назад, оставляя выжженную пустыню и оголенное мясо. Он трогает его губами так осторожно, а острая, утонченная боль паутиной расползается по всему телу.

Ладонь все еще болела после удара, а он ее к щеке колючей прижал, и меня пошатнуло от этой невыносимой и неуместной жестокой нежности. Захотелось взвыть. Зарыдать. Забиться в истерике, умоляя уйти. Не трогать. Не прикасаться и молчать. Боже, пусть он молчит! Это невыносимо. Это не просто война, это проклятый апокалипсис, где все сгорает и корчится в агонии. Где надежда никак не умрет и вздрагивает в таких муках, что меня саму скручивает от этой боли.

И до ломоты в пальцах хочется впиться в его волосы, прижать голову к себе, чтобы испытать облегчение от воссоединения, и в ту же секунду плетью по нервам охрипшим внутренним голосом: «Воссоединения С КЕМ? И зачем? Чтобы снова тонуть и захлебываться в сравнениях? Чтобы раздавил тебя окончательно?»…

– А мне, – хрипло срываясь на беззвучие, – мне их хватило, чтобы понять, что я не твоя…что я не люблю тебя и не смогу полюбить никогда.

Мягко отстранить от себя, глядя в невыносимые синие глаза и понимая, что я опять ему лгу. И ни черта это не легче во второй раз. Больнее. Трижды больнее. Потому что верила, что все позади. Что мы прошли все наши круги ада. Что наконец-то я могу быть просто счастлива. Но за любовь надо платить, за счастье платить, да так, чтоб не по карману было. Чтоб шарить там дрожащими пальцами и понимать – платить больше нечем, кроме собственной души, сшитой из лоскутов, которые остались после каждой предыдущей расплаты.

Я шепчу ему о нелюбви, и сама себе не верю. Потому что уже захлебываюсь собственной кровью, отдирая его шов за швом…а нитки не рвутся. Они крепче, чем казались вначале. Я снова ошиблась… я снова себя переоценила. И теперь готова выть от боли, сдирая стежок за стежком. Помоги мне, Ник. Помоги разорвать эту связь. Она ведь ненастоящая. Освободи меня от нее.

– Я его люблю, понимаешь? Зачем мучить нас обоих? – кромсаю ножницами вместе с собственным мясом, и от боли трясти начинает, лихорадить так, что зуб на зуб не попадает, – Отпусти меня. Ничего не изменится. Наши дети будут с тобой, наше общее дело останется общим. Просто дай мне вздохнуть. Я не могу так. Мне плохо с тобой. Понимаешь? Мне с тобой плохо!

Мне было плохо, потому что я боялась себя и его так сильно, что начинало тошнить. Ударила по груди, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы от этой правды и полного ее осознания…осознания, что я уже там, в его бездне, и стоит ему это понять, он захлопнет ловушку.

– Невыносимо видеть и обманываться снова и снова. Это больно! Очень больно!

***

Куда больнее, когда с тобой, как с трупом. Ожившим. Но уже мертвым. И от понимания, что не полюбят никогда этот труп ходячий. Засмеяться захотелось, да только в горле ком застрял. Я столько искал свой оригинал…и сам стал для него жалким суррогатом.

Отстранился от неё, отворачиваясь, чтоб сделать вдох. Чтобы убедиться, что вообще дышать ещё могу. Ощущение, будто изрешетила меня этими словами -пулями. И каждая, бл**ь, следующуя предыдущую вгоняет всё глубже. В мясо. В органы. Кажется, от любого неосторожного движения кровь из всех дыр фонтаном бить начнет. И до тех пор, пока обескровленной тушей к ногам её не упаду.

На шаг назад, собираясь с мыслями, стараясь абстрагироваться от её эмоций. К чертям их! Иначе в пекло Ада отправлю и её саму, и дом этот треклятый…и, насрать, что сам заживо в нём сгорать буду.

– А мне без тебя плохо, Марианна. Мне в том доме, – приложиться к горлышку бутылку, выуженной ею из бара, – плохо без тебя. Ты моя жена, – ни черта алкоголь не помогает, боль не притупляется ни на йоту, – а я твой муж. Ты можешь остаться здесь. И тогда ты лишишь нас обоих шанса.

Уговаривать её остаться ради него…на что ещё ты готов, Мокану, чтобы сохранить свою зависимость? Свое нежелание избавиться от неё. А не хочешь, потому что знаешь – сдохнешь. И подыхать будешь вечность, грёбаную вечность в предсмертных судорогах по ней.

– Или же ты возвращаешься со мной, – резко шагнуть к ней, глядя на дрожащие в глазах слёзы и чувствуя, как корёжит самого от них, – и у нас у обоих появляется долбаная возможность воплотить наши иллюзии в реальности.

Рывком к ней, снова вжимая в бар:

– Ты же не думаешь, что я позволю тебе жить отдельно от меня, принимать всех этих…"друзей семьи"? Я буду убивать их по одному, Марианна. Тех, кого заподозрю. То есть каждого мужчину рядом с тобой.

***

Тяжело дыша, смотрю, как он подходит к бару, хватает бутылку и пьет из горлышка, как дергается кадык на сильной смуглой шее. И капля стекает по четко очерченной скуле, и у меня губы немеют от желания подхватить эту каплю с его кожи. Я вдруг ощутила его боль. Она была сильной настолько, что снова взорвала волнами сомнения…Только от чего ему больно? Потерпеть поражение? Разве ЭТОТ Ник умеет испытывать боль? Умеет! По своей Анне! И ты это видела собственными глазами.

И не понимала его больше. Вообще. Ни одна эмоция не укладывалась в целостную картинку. Все оборачивалось против, или мне хотелось это так вывернуть, чтоб перестать страдать от неопределенности. Чтобы утвердиться в своем выборе.

Пока говорит, не глядя на меня, о шансах я чувствую, что начинаю дышать. Значит, отпустит. Готов отпустить. Но я опять ошиблась, потому что в ту же секунду он снова вдавил меня в бар и зарычал прямо в лицо так яростно, что я невольно зажмурилась. Страх вернулся. Остро и отчетливо…давая понять, что он и не пытался запугать все это время. Это я, наивная, расслабилась. Передо мной нейтрал со всеми своими способностями, и кто знает, когда и какую из них он может использовать со мной.

– Ты не любишь меня. Ты любишь свое прошлое так же, как и я, – уже тише, и невольно пытаясь успокоить зверя, отражение которого увидела в глазах, по-прежнему черных, – кого убивать и за что? Ты не можешь смириться с поражением? Так считай, что это я проиграла… так и есть. Это мое поражение. У меня ничего не вышло. Ни пробудить чувства в тебе, ни испытать их самой, – обхватила ладонями его лицо, поглаживая скулы большими пальцами и чувствуя, как невольно любуюсь каждой чертой. Дикая красота, идеальность, невыносимо-ослепительная. Как можно жить без нее хотя бы секунду и не умереть от давящей тоски? Как можно жить без него хотя бы мгновение?

– И никто в этом не виноват. Зачем тебе рядом женщина, которая не любит и ничего не может дать тебе? Ты правда этого хочешь? Ты правда готов ради этого убивать?

***

Качаю отрицательно головой, позволяя себе насладиться этой осторожной лаской. Она сама понимает, что делает? Как каждым касанием пальцев раны вскрывает? И я понятия не имею, сколько времени им нужно будет, чтобы затянуться заново, чтобы перестать кровоточить после выверенных ударов, нанесенных её же словами.

– Ради тебя…ради тебя готов убивать. И не сравнивай меня с собой, малыш. Моё прошлое, даже ожившее, осталось позади. Что ты видела вчера, Марианна? Мою любовь или свою? Спроецировала мою реакцию на свои чувства, да? Я отказался от этого самого прошлого и пришёл к тебе. Потому что тебя люблю. Тебя, понимаешь? Что мне стоило вырвать сердце твоему королю? Что мне стоило вот так же удерживать рядом ту, другую женщину? Ту, которую, люблю, по твоим словам.

Вжимаясь в неё телом, сходя с ума от запаха ванили, от эмоций бешеных. Её. Моих. От клубка этого шипованного, который продолжает внутренности раздирать.

– А вот ты…это ты не готова отпустить своё прошлое. Ты даже не думаешь о том, чтобы полюбить меня. Неееет…ты всё ещё надеешься оживить труп. Это ты хочешь рядом с собой того, кого уже нет. И больше не будет никогда. Потому что ты не даешь шанса. Ни мне, ни себе. Потому что ты своей одержимостью им заставила меня ненавидеть его! Себя самого ненавидеть за эту твою зависимость.

***

Медленно закрыла глаза, и по щекам слезы покатились. Потому что на мгновение он ко мне вернулся. Такой мой, такой прежний, такой родной.

Это невероятное "тебя люблю"… «люблю» его хриплым низким голосом. Я не слышала этих слов три месяца. Три месяца пересыхала и умирала от лютой безнадежности. А сейчас…я им просто не поверила. Как если бы их сказал кто-то чужой, которому их легко произнести. Это тоже элемент игры? Безжалостный и жестокий? На войне все способы хороши, да, Ник?

Да, я вчера перестала видеть в нем своего прежнего мужа. Во мне не осталось ни одной иллюзии на этот счет. От этого не стало легче. Нет. От этого стало в тысячу раз больнее. Обманываться было проще. Верить и надеяться проще. И я, глядя в его глаза, с ужасом осознала, что он меня не отпустит – это его квест, и он захочет пройти его до самого конца. И сейчас мне стало страшно, что я буду тонуть в этой агонии бесконечно. Он будет меня в ней топить.

– Я давала нам шанс. Разве их было недостаточно, Ник? Отпусти меня, пожалуйста. Он бы отпустил, – о, как я блефовала сейчас…Грязная игра. Но тот Ник меня учил играть именно так с умным противником. Черта с два, он бы отпустил. Убил бы скорее.

– Я не уйду с тобой и к тебе. Я не хочу давать нам никаких шансов – это бессмысленно. Но…кто знает. Может, со временем и ненасильно…может, я смогла бы. Просто, давай, держать дистанцию? Я бы постаралась…правда.

Посмотрела ему в глаза и резко выдохнула – все такие же черные, и к боли примешивается бешеная злость…он понимает, что я ему лгу.

***

Ни хрена ты не давала нам шансов. Ни разу! Ты таяла в моих руках до тех пор, пока не вспоминала о моей гребаной амнезии. Ты отстранялась каждый раз, когда вместо Ника из своего прошлого, видела меня. Каждый раз зарождавшуюся надежду убивала своим адским разочарованием, напоминая и себе, и мне, кем я никогда не стану для тебя. Даже в последние дни…

Усмехнулся, насильно заставляя себя оторваться от неё. Её ложь по тем же ранам, по которым только что пальцами проводила, но теперь уже словно рваными проникновениями ножа. Так, что собственной кровью начинает вонять в этом кабинете. Между нами.

Вот только она этой вони не чувствует, как и ран не видит. Ей плевать на слова, что я сказал. На то, что не произносил этих слов пять сотен лет. Никому.

– Я давал тебе возможность вернуться красиво, Марианна. Я давал тебе возможность начать новую жизнь с тем, кто тебя действительно любит. Но ты предпочитаешь ждать возрождения трупа. Его не будет, поверь мне.

Направился к двери, мысленно открывая её и останавливаясь в проходе.

– Зато будут новые. Ты хочешь дистанции, малыш? Ты её получишь. Но каждый раз она будет сокращаться, как только рядом с тобой, и неважно почему, появится мужчина. Если ты настолько сильно любишь своего Ника, что отказываешься от меня, значит, никто другой тебе тоже не нужен. Лелей свою любовь к покойнику, но помни, что с твоей лёгкой руки, – усмехнулся, оглядываясь на неё, – мертвецов вокруг тебя может прибавиться. Зорич, Валаску, Влад, Изгой…Любой мужчина. Десятки новых трупов, Марианна, за твоё желание воскресить один старый.

Повернулся к ней, ощутив злое удовлетворение от ужаса, отразившегося в её глазах.

– Я же не твой возлюбленный Ник, малыш. Мне насрать на каждого из них. И я не настолько благороден, чтобы делиться тем, что мне дорого.

***

Я не поверила сначала, что не ослышалась…но посмотрев в его глаза, которые потухли и, вместо красного пламени, там теперь плескалось нечто первобытное, полная тьма и наслаждение моим страхом…. я испугалась. Сильно. До какой-то едкой паники. Ведь он и, правда, другой. Что я о нем знаю вообще? Я никогда не копалась в его прошлом. Я не хотела знать, каким он был до меня. Я и сама ему об этом говорила. Но разве не я покрывала его сейчас от охотников и нейтралов за убийства, от жестокости и извращенности которых блевать хотелось даже вампирам. Я забыла об этом. А стоило помнить… и именно этот блеск я сейчас увидела. Жажда крови. Звериная и страшная. Взгляд психопата…который тот Ник никогда мне не показывал даже в самые страшные моменты ярости. Он, скорее, обливал меня жидким азотом безразличия, но никогда не давал увидеть своей истинной сущности. Я могла только догадываться, какой он в такие моменты, а сейчас увидела собственными глазами и ужаснулась. Он предвкушал мой ответ, который мог развязать ему руки. Смотрит исподлобья, и губы слегка подрагивают в ожидании ответа. Зверь не наигрался. Но он обязательно выполнит свое обещание – он жаждет его выполнить. Дай только повод.

– Ты этого не сделаешь…, – и, глядя на холодную усмешку, почувствовала, как по телу прошла волна дрожи от копчика до самого затылка с панической лихорадкой и картинками разодранных мертвецов перед глазами с вывернутыми внутренностями. Горы трупов сильных и древних вампиров, которые для нейтрала были легкой добычей. Я ведь даже не знаю всех его способностей…он мне показывал только несколько из них там, в плену, в горах…но на что способен нейтрал, я могла догадываться, если даже демоны их боялись.

– Не сделаешь. Они твоя семья. Они не виноваты в наших… в наших проблемах. Не нужно доходить до такого…

Жалкая попытка вернуть хотя бы крохи влияния, которое у меня на него было. А было ли? Или и это являлось иллюзией? Он хотел, чтоб я так думала. Ник всегда умел дать жертве то, что она хочет, чтобы потом с наслаждением отнять все, что хочет он сам…или чтобы она покорно отдала лично, и зверь мог смаковать свою победу. Добыча сама пришла и подставила горло, умоляя быть съеденной. Овца на заклании. Как и я все это время.

Да, я всегда знала, что люблю чудовище, монстра и лютого зверя…но тот зверь никогда не угрожал своим близким. Он был сам готов за них умереть. А этот…этот способен оставить после себя пепел. И лучше мне сделать так, как он хочет. Потому что только в эту секунду я поняла, что не только со мной он другой и чужой…он так же чужой всем тем, кто меня окружает. Точнее, они для него чужие. И в прошлом… в его прошлом, мой отец был Нику кровным врагом, а судьба Братства – это последнее, что волновало предводителя Гиен.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Волхвы Руси, предвидящие будущие невзгоды, таинственным путем переносят в прошлое человека нашего вр...
Предводитель ведьмарей Гай выглядит как обычный, ничем не примечательный человек, но это лишь на пер...
Мудрецы говорят: «Бойтесь своих желаний». Капитану полиции Сергею Сажину пришлось опробовать справед...
Сегодня все большее число людей, вовлеченных в процесс личностной трансформации, испытывает эпизоды ...
Собрание воспоминаний Лимонова о тех ярких фигурах, что встречались ему на пути. Среди них близкие и...
Эта история о великом воине, которому суждено править пятой частью мира. О мудреце, сумевшем собрать...