Не буди дьявола Вердон Джон
– Похоже, ты думаешь, я знаю больше, чем на самом деле.
– Я никогда не встречал человека с такой памятью, как у тебя, Джек. Всякое дерьмо просто застревает у тебя в мозгу. Пожалуй, это твой главный талант.
– Иди в жопу.
– На здоровье. Не мог бы ты вкратце рассказать мне о каждом из убитых – например, откуда они ехали в тот день?
– Номер раз, Бруно Меллани. Вместе с женой Кармеллой возвращался с крестин на Лонг-Айленде в свой особняк в Чатеме, Нью-Йорк. Крестины были скорее данью уважения деловым партнерам. Бруно интересовали только деньги и бизнес. Ходили слухи, что он стал, так сказать, причиной радостного события, но то же самое можно было сказать про многих людей из нью-йоркской строительной индустрии, а слухи, похоже, были ему выгодны. Пуля прошла сквозь боковое стекло его “мерседеса”, снесла ему треть головы, попала в Кармеллу – та впала в кому. Их сын Пол и дочь Пола, обоим на тот момент ближе к тридцати, как и полагается, скорбели, так что, может, у папаши и правда были какие-то достоинства. Тебе такое нужно или что?
– Все, что придет в голову.
– О’кей. Номер два. Карл Роткер ехал домой, в огороженный поселок около Болтон-Лендинга на западном берегу Лейк-Джорджа. Ехал из Скенектади – у него там гигантский магазин водопроводной арматуры. Как это часто с ним бывало, по пути Карл заехал к бразильянке вдвое моложе его. В машине у него играл Синатра. Мы это знаем, потому что чертова магнитола все еще орала “I did it my way”, когда патрульный обнаружил на обочине перевернутую машину – лужа Карловой крови на опрокинутой крыше. Еще надо?
– Давай сколько есть.
– Номер три. Иэн Стерн был весьма преуспевающим стоматологом – владелец, управляющий и главный промоутер крайне прибыльной клиники, больше десятка врачей на Манхэттене, в Верхнем Ист-Сайде. Ортодонтия, косметическое протезирование, челюстно-лицевая и пластическая хирургия – в общем, фабрика безупречных улыбок и безупречных скул для тех, у кого есть деньги, но не хватает красоты. Сам доктор, высушенный человечек, был похож на умную ящерку. Крутил красивый роман с молодой русской пианисткой из Джульярда[6]. Ходили слухи, что поженятся. С ним вышло забавно: когда пуля раздробила Иэну кору мозга и большой черный “мерседес” S-класса канул в ближайшую речку, первое, что удалось разглядеть полицейскому, – освещенный включившимися от удара фарами номерной знак: ваша улыбка. Ну что, хватит?
– Отнюдь, Джек. Ты прирожденный рассказчик.
– Номер четыре. Шэрон Стоун, весьма успешная брокерша по недвижимости с шикарным имечком, ехала домой в шикарный поселок Баркхем-Делл, перед этим у них с влиятельными друзьями из правительства штата была вечеринка. Жила в роскошнейшем старом доме в колониальном стиле с двадцатисемилетним сыном-геем и брутальным садовником, который, по слухам, спал и с матерью, и с сынком. Это у миссис Стоун отлетела мочка с сережкой, о которой я тебе рассказывал.
Хардвик замолчал, как будто ожидая, как Гурни ужаснется.
– Дальше, – сказал Гурни.
– Пятым был Джеймс Брюстер, известный кардиохирург. Его врачебное искусство, блестящая репутация и трудоголизм принесли ему богатство, разрушили два его брака и превратили его сына в угрюмого отшельника, живущего в доме без электричества, годами не разговаривающего с отцом и, кажется, довольного его смертью. В ту ночь он ехал на своем “мерседесе-АМГ” из Медицинского центра Олбани домой. Проезжая на круиз-контроле мимо покато-богатых холмов за Уильямстауном, он надиктовывал ответ на приглашение выступить с пленарным докладом на встрече кардиохирургов в Аспене. Осколки записывающего устройства вперемешку с мозгами нашли на пассажирском сиденье. Тот факт, что убийство произошло в Массачусетсе, в паре миль от границы, наконец привлек к делу циркачей из ФБР.
– В БКР этому не особо обрадовались?
Хардвик зашелся смехом туберкулезника.
– И тут мы подходим к блистательному финалу. Номер шесть. Гарольд Блум, эсквайр, далеко не первоклассный юрист пятидесяти пяти лет, уже не надеялся взобраться выше по карьерной лестнице. Гарольд был из тех людей, кто сильней всего старается произвести впечатление, будто их бурная деятельность окупается. По словам его жены Рути – а ей было что рассказать, – Гарольд был прирожденным потребителем: он всегда жил не по средствам, словно надеялся, что купленные вещи его изменят, по крайней мере привлекут богатых клиентов. Рути, кажется, была от него без ума. В тот вечер он возвращался из офиса в Хорсхеде в свой дом на озере Кайюга, на блестящем новеньком седане, кредит за который, по словам жены, висел над ним как дамоклов меч. Насколько удалось реконструировать, Добрый Пастырь, по своему обыкновению, подъехал к нему слева и выстрелил. Похоже, зрительный центр в мозгу Гарольду разнесло прежде, чем он заметил вспышку выстрела.
– И здесь на сцену выходит Макс Клинтер?
– Выезжает, скрежеща шинами. Макси явственно слышит выстрел, убивший Блума. Он выглядывает из окна своего припаркованного автомобиля и видит: машина Блума отлетает на обочину, фары другой машины, уносящейся прочь, мелькают вдали. Ну, он запускает двигатель своего “камаро-эс-эс” (триста двадцать лошадок), выкатывает из-за куста рододендрона на трассу и на всех парах пускается в погоню за ускользающими фарами. Трудность лишь в том, что он не один и далеко не трезв. Хотя он женат и у него трое детей, рядом с ним девушка двадцати одного года от роду, которую он за час до того встретил в баре колледжа Итаки и с которой только что, сдуру и по пьяни, трахался за тем самым кустом. Макси жмет педаль в пол, “камаро” несется на скорости сто десять миль в час, но у него нет ни плана, ни мобильника, ни одной здравой мысли. Только слепая, звериная, инстинктивная жажда преследования. Девка ревет. Он велит ей заткнуться. Машина впереди вот-вот скроется. У Макси уже ум за разум заходит – алкоголь, амбиции, адреналин. Он вытаскивает из-под куртки “глок” сорокового, открывает окно, палит по той машине. Ну это уже клиника. Ведь огромный риск. И противозаконно. Девица верещит. Макси побежден, его “камаро” заносит.
– Ты как будто сидел там на заднем сиденье.
– Он многим рассказал об этой погоне. О ней потом много говорили. Адская история.
– Адский конец карьеры, ты хотел сказать.
– Это так вышло, что конец. Но если б Макси повезло и один из выстрелов все ж таки уложил бы этого Пастыря, да при этом не пострадали бы посторонние или хотя бы пострадали не так серьезно, если б он не выпил втрое выше нормы… может, тогда это безумие – что он за восемь секунд выпустил пятнадцать патронов, целясь на полном ходу в смутно различимую машину на темной дороге, и неизвестно ведь точно, кто в той машине, что он несся с такой смертоносной скоростью, – так вот, может, все это безумие обозвали бы как-нибудь обтекаемо и дипломатично, чтобы его отмазать. Но что вышло, то вышло. А вышла полная жопа. “Камаро” вылетел на встречку на слепом подъеме, из-за вершины холма выскочил мотоциклист и не успел отрулить. Байк всмятку, чувака отшвырнуло в сторону. Машину Макса развернуло на сто восемьдесят градусов на скорости девяносто миль в час, понесло задом на обочину и через отбойник впечатало в выступ скалы. От удара Макси сломал позвоночник в двух местах, девушка сломала шею и обе руки, а осколки ветрового стекла поранили им лица. Пастырь ушел. А вот Макси не ушел. Этот вечер стоил ему карьеры, семьи, дома, отношений с детьми, репутации и, по словам некоторых, умственного и душевного равновесия. Но это уже другая история.
– Вот это у тебя память, Джек. Твой мозг бы отдать для исследования.
– Вопрос в том, что ты намерен со всем этим делать.
– Не знаю.
– То есть ты просто хотел потратить мое время?
– Не совсем. У меня какое-то странное чувство.
– В связи с чем?
– В связи со всем этим делом Доброго Пастыря. Я чувствую, что тут чего-то не хватает. С одной стороны, все просто. Убивай богатых, спасай мир. Мания исключительной миссии. С другой стороны…
– Что с другой стороны?..
– Не знаю. Что-то не так. А что – пока не пойму.
– Дэйви, малыш, ты меня поражаешь. Честное слово, поражаешь, – съязвил Хардвик.
– Почему, Джек?
– Ты, конечно, в курсе, что “все это дело Доброго Пастыря” истрепали в хвост и в гриву, изучили вдоль и поперек лучшие умы. Черт, даже твоя маленькая психологиня внесла свою лепту.
– Что?
– А ты не знал?
– О ком ты говоришь?
– Черт, вот теперь я сражен наповал. Сколько у тебя их, секси-психологинь со степенью?
– Джек, я не пойму, что за хрень ты несешь.
– Доктор Холденфилд обиделась бы, если б услышала.
– Ребекка Холденфилд? Ты совсем спятил? – Гурни понимал, что слишком горячится. Нет, он ничего себе не позволял, но когда они вместе распутывали два дела, он и в самом деле обращал внимание на бесспорную красоту судебного психолога – пожалуй, чуть больше, чем следовало.
Еще он понимал, что Хардвик и хотел вывести его из себя. У того был исключительный дар находить больные мозоли и настоящая страсть на них наступать.
– Ее работа упомянута в сноске к профилю Доброго Пастыря, составленному в ФБР, – сказал Хардвик.
– У тебя есть этот профиль?
– И да, и нет.
– То есть?
– Нет, потому что этот документ ФБР объявило секретным и распространяет только среди узкого круга лиц, к коим я не принадлежу. Так что официального допуска к профилю у меня нет.
– А разве он не был опубликован в крупных изданиях вскоре после шестого убийства?
– В газетах была краткая выжимка, не сам профиль. Большие братья из ФБР смотрят, как бы кто не вкусил без спроса их профессиональной премудрости. Ощущают себя Вершителями судеб, с большой буквы В.
– Но, может быть, как-то все же можно?..
– Все как-нибудь да можно. Если есть время. И желание. Это, кажется, такой закон логики?
Гурни знал Хардвика достаточно, чтобы понять, как надо действовать.
– Не хотелось бы, чтобы из-за меня у тебя были неприятности с Федерацией болванов-расследователей.
Повисло многозначительное молчание, и в этом молчании зрели возможности. Наконец Хардвик заговорил:
– Ну, Дэйви, малыш, могу ли я чем-то тебе помочь?
– Разумеется, Джек. Засунь этого “малыша” себе в жопу.
Хардвик зашелся долгим, хриплым смехом. Как тигр с бронхитом.
Он был осенен особой благодатью: любил получать оскорбления не меньше, чем оскорблять сам.
Видимо, так он представлял себе здоровые отношения.
Глава 14
Странный визит к взволнованному человеку
Поговорив с Хардвиком, Гурни допил остывший кофе, вбил в навигатор адрес Робби Миза, который дала ему Ким, вырулил на окружную дорогу и поехал в Сиракьюс. По пути он размышлял, как лучше себя вести с этим молодым человеком, какую роль разыграть. В конце концов, решил выдать часть правды о себе и о цели своего визита. А потом уже посмотреть, как пойдет разговор, и действовать по обстоятельствам.
С запада город, насколько было видно из машины, выглядел уныло. Он был, как шрамами, испещрен промышленными зданиями – дохлыми или подыхающими, большей частью уродливыми. Они перемежались с жилыми домами: зонирования как такового не было, то, что было, напоминало в лучшем случае лоскутное одеяло. Навигатор сказал Гурни свернуть с шоссе, и теперь он ехал через скопление маленьких, неопрятных домов, похоже, давно утративших цвет, жизнь, какую-то индивидуальность. Эти места напомнили Гурни район его детства – вечно настороженный, мещанский, полный невежества, расизма и провинциального чванства. Такой ограниченный – во всех смыслах этого слова, – такой безрадостный.
Навигатор в очередной раз подсказал дорогу, и Гурни вернулся мыслями к нынешнему делу. Он свернул налево, проехал один квартал, пересек большую улицу, проехал еще квартал и оказался в другом районе – здесь было зеленее, дома выше, газоны аккуратнее, тротуары чище. Некоторые дома сдавались в аренду частями, но и они выглядели опрятно.
Он проезжал мимо большого разноцветного дома в викторианском стиле, когда GPS объявил: “Прибываем к точке назначения”. Он проехал еще сто ярдов, развернулся и припарковался на другой стороне – так, чтобы видеть крыльцо и входную дверь.
Он уже собирался выйти из машины, когда ему пришла эсэмэска. Он открыл ее. Писала Ким: “Проект запущен!!! Надо поговорить. срочно!!! Пожалуйста!!!”
Гурни решил, что “срочно” – понятие растяжимое, по крайней мере, можно поговорить после встречи с Мизом. Он вышел из машины и направился к дому в викторианском стиле.
Парадная дверь на широком крыльце вела в выложенную плиткой прихожую, в которой обнаружились еще две двери. На стене между ними располагались два почтовых ящика. Ящик справа был подписан: “Р. Монтегю”. Гурни постучал, подождал, постучал громче. Никто не ответил. Он достал телефон, отыскал номер Миза и позвонил, приложив при этом ухо к двери, не зазвонит ли там телефон. Но звонка слышно не было. Когда сказали “абонент не отвечает”, Гурни сбросил вызов и вернулся в машину.
Он откинул сиденье и позволил себе расслабиться. Следующий час он провел за перелистыванием длинных отчетов о происшествии и приложений, описывающих перемещения жертв перед убийством. Он присматривался к деталям, машинально выискивая что-нибудь из ряда вон выходящее, что-нибудь, что следователи проглядели в этом потоке информации.
Но ничего не нашел. Никаких подозрительных связей между убитыми, никаких подозрительных совпадений – кроме того, что все жертвы имели высокий уровень дохода, ездили на черных “мерседесах” и владели недвижимостью внутри прямоугольника 50 на 200 миль. Да и вообще об убитых было известно немного: информация о работе, семье и перемещениях непосредственно перед убийством. Оно и понятно: по всей видимости, критерием выбора жертвы была марка машины. Если убийца выбирал “мерседесы”, какая ему разница, кто за рулем и где он учился?
А что я вообще думал найти? Что в этом деле такого, отчего у меня так зудит?
А еще Гурни хотелось пить. Он вспомнил, что немного позади на главной улице видел магазин. Запер машину и пошел пешком. Магазин оказался пустой обшарпанной лавчонкой с пыльными полками, грабительскими ценами, неприятным запахом и без покупателей. Холодильник с напитками пованивал прокисшим молоком, хотя молока в нем не было. Гурни взял бутылку воды, расплатился со скучающей кассиршей и поспешил убраться из этого места.
Когда он уже сидел в машине и открывал воду, опять пришла эсэмэска: “проверь почту. профиль дп. см. ссылку на прекрасную бекку”.
Он отыскал письмо, открыл вложение и стал неспешно читать:
Федеральное бюро расследований
Группа оперативного реагирования
на чрезвычайные ситуации
Национальный центр анализа
насильственных преступлений
2-й отдел анализа поведения.
ДОСТУП: СЕКРЕТНО, НЦАНП, КОД Б-7.
Тип криминологического исследования:
профиль преступника.
Дата: 25 апреля 2000 г.
Субъект: неизвестен.
Псевдоним: “Добрый Пастырь”.
Данное заключение основано на анализе психологического портрета преступника, основанном на индуктивном и дедуктивном подходе, а также на фактологическом, вещественном, историческом, лингвистическом и психологическом анализе составленной преступником “Декларации о намерениях”, исследовании улик, найденных на месте преступления, фотографических документов, выбора места, времени и способа осуществления, а также критериев выбора жертвы.
ПРЕДПОЛАГАЕМАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА НЕИЗВЕСТНОГО ПРЕСТУПНИКА
Неизвестный – белый мужчина в возрасте примерно от 25 до 40 лет, выпускник университета, возможно, продолжал образование в докторантуре, весьма умен. Когнитивные способности превосходные.
Неизвестный – интроверт, он вежлив, в общении ведет себя официально, с людьми поддерживает скорее формальные контакты. В межличностных отношениях стремится к контролю, к близости мало способен. Не склонен к публичному проявлению эмоций. Страдает навязчивым перфекционизмом, близких друзей не имеет.
Хорошая координация, развитые рефлексы. Возможно, регулярно тренируется. Знакомые, вероятно, считают его необщительным и педантичным. Умело обращается с огнестрельным оружием: возможно, коллекционер или спортсмен-стрелок.
Богатый словарный запас, точный выбор слов. Безупречные синтаксис и пунктуация. Стиль не обнаруживает этнических или региональных черт. Это может быть следствием космополитического образования и богатства культурных контактов, но возможно, однако, что это попытка уничтожить любые свидетельства и любую память о своем происхождении.
Заслуживают упоминания библейские интонации и образность в обличении алчности, выбор псевдонима “Добрый Пастырь” и оставление на месте преступления фигурок из “Ноева ковчега”. Обращение к религиозному контексту, в котором белый (свет) символизирует добро, а черный (тьма) – зло, может объяснить выбор черных автомобилей, тем самым подчеркивается, что богатство – зло.
Преступления тщательно спланированы и подготовлены. Выбор места преступления хорошо продуман – все убийства произошли на дорогах, соединяющих большие магистрали и элитные районы (жители которых – его потенциальные жертвы). Выбранные участки дорог не освещены, малолюдны, без пропускных пунктов и камер.
Все нападения совершены на левых поворотах. Все автомобили жертв после выстрела съезжали с дороги через правую обочину. Очевидная причина этого – неспособность водителя управлять машиной, как следствие – ослабление поворота руля влево, как следствие – руль возвращался в прямое положение, машина не вписывалась в поворот и продолжала движение правее. В итоге неуправляемый автомобиль жертвы естественным образом отъезжал от автомобиля убийцы (который в момент выстрела находился на левой полосе дороги), риск столкновения при этом минимален. Точность в расчете времени и места позволяют поставить неизвестного в один ряд с самыми предусмотрительными из известных преступников.
ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ МОТИВАЦИИ. Сам неизвестный указывает в качестве мотива своих поступков борьбу против несправедливого распределения доходов в обществе. Он утверждает, что основная причина этого неравенства – порок алчности, искоренить который можно, лишь искоренив алчных. Он также отождествляет алчность с обладанием роскошным автомобилем, в качестве эталона которого выступает “мерседес” – это его критерий выбора жертвы.
ВТОРОЙ УРОВЕНЬ МОТИВАЦИИ. К делу Доброго Пастыря применима классическая психоаналитическая модель: неосознанная эдипальная ярость против властного и жестокого отца. На всем протяжении своей “Декларации о намерениях” неизвестный многократно клеймит алчность, богатство и власть. Уместность психоаналитической интерпретации подтверждается и выбором в качестве оружия пистолета максимального калибра, что, несомненно, имеет фаллические коннотации и недвусмысленно указывает на вышеназванную патологию.
ПРИМЕЧАНИЕ. Против гипотезы о ненависти к отцу может быть выдвинут аргумент, что в числе убитых была одна женщина. Однако следует отметить, что Шэрон Стоун была исключительно высокого для женщины роста, носила короткую стрижку и была в тот день одета в черную кожаную куртку. Ночью за стеклом автомобиля, когда светится лишь приборная доска, Стоун могла быть принята за мужчину. Возможно также, что единственным критерием для убийцы служила марка автомобиля, а пол жертвы не имел значения.
Завершал документ список журнальных статей по судебной лингвистике, психометрии и психопатологии. За ним следовал список профессиональной литературы авторитетных авторов, докторов наук: “Сублимация ярости”, “Подавленная сексуальность и насилие”, “Семейная система и общественные отношения”, “Патологии, вызванные жестоким обращением”, “Преступления против общества: связь с ранней травмой” и, наконец, “Серийное убийство как миссия” – доктор психологии Ребекка Холденфилд.
Посмотрев какое-то время на это знакомое имя, Гурни промотал документ назад и еще раз перечитал, стараясь быть непредвзятым. Это оказалось нелегко. Мягко говоря, ненаучные выводы наукообразнейшим языком, непрошибаемое академическое самодовольство – все это вызывало желание спорить, как, впрочем, и все профили преступников, которые он читал до этого.
За двадцать с лишним лет работы он убедился, что иногда психологические портреты невероятно точны, иногда – чудовищно неточны, но чаще – смесь того и другого. Пока не распутаешь дело, все равно не узнаешь, какой тебе попался, а если не распутаешь, значит, не узнаешь никогда.
Сама по себе ненадежность профилей не слишком его раздражала. Раздражало то, что люди, которые их составляли и ими пользовались, в упор не видели их ненадежности.
Странно, подумал он, почему же этот профиль он так спешил прочесть, почему не мог подождать, раз он вообще так не доверяет этому делу. Может, он просто в боевом настроении? Захотелось пободаться?
Он покачал головой, досадуя на самого себя. Сколько еще бессмысленных вопросов он будет себе задавать? Сколько ангелов поместится на кончике иглы?
Он откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Гурни вздрогнул и открыл глаза.
Часы на приборной доске показывали без пяти шесть. Он посмотрел на дом Миза. Солнце опустилось к горизонту, и дом теперь накрыла длинная тень гигантского клена.
Гурни вылез из машины и прошел к дому ярдов сто – около того. Подошел к двери Миза, прислушался. Внутри играла музыка, какое-то техно. Он постучал. Ответа не было. Опять постучал, опять не последовало ответа. Он достал телефон, поставил “скрытый номер” и набрал номер Миза. К своему удивлению, после второго гудка трубку взяли.
– Алло, это Роберт, – произнес лощеный актерский голос.
– Здравствуйте, Роберт. Это Дэйв.
– Дэйв?
– Нам надо поговорить.
– Простите, а мы знакомы? – в голосе почувствовалось напряжение.
– Сложно сказать, Роберт. Может, знакомы, а может, и нет. Почему бы не открыть дверь и не проверить самому?
– Простите?
– Дверь откройте, Роберт. Я стою под дверью. Жду вас.
– Не понимаю, кто вы такой? Откуда мы знакомы?
– У нас есть общие друзья. Но вам не кажется, что глупо разговаривать по телефону, когда я уже здесь?
– Секунду, – голос звучал растерянно, тревожно. Связь прервалась. Музыка смолкла. Минуту спустя дверь осторожно приоткрылась, меньше чем наполовину.
– Что вы хотели? – молодой человек отчасти спрятался за дверь, используя ее как щит, а может, подумал Гурни, скрывая что-то в левой руке.
Он был примерно одного роста с Гурни, чуть меньше шести футов. Он был строен, с тонкими чертами лица, взъерошенными темными волосами и ошеломляюще синими глазами кинозвезды. Одно лишь портило идеальный образ: кислый изгиб рта, намек на что-то гадкое, злобное.
– Добрый день, мистер Монтегю. Меня зовут Дэйв Гурни.
Веки юноши чуть заметно дрогнули.
– Вам знакомо мое имя? – поинтересовался Гурни.
– А что, должно быть знакомо?
– По вам кажется, будто вы его узнали.
Дрожь не утихала.
– Что вам надо?
Гурни выбрал надежную стратегию – ту, которую применял, когда был не уверен, сколько собеседник о нем знает. Стратегия состояла в том, чтобы не отступать от фактов, но играть с тоном. Манипулировать через подтекст.
– Что мне надо? Хороший вопрос, Роберт. Он расплылся в бессмысленной улыбке и продолжил со вселенской усталостью человека, изнуренного артритом. – Зависит от ситуации. Прежде всего, мне нужен совет. Видите ли, мне предложили одну работу, и я пытаюсь понять, браться ли за нее, а если браться, то на каких условиях. Вы не знакомы с женщиной по имени Конни Кларк?
– Не уверен. А что?
– Не уверены? То есть, возможно, знакомы, но не точно? Я не совсем понял.
– Имя слышал, вот и все.
– А, ясненько. А если я скажу, что у нее есть дочь по имени Ким Коразон?
Его собеседник сморгнул.
– Кто вы такой? И какого черта вы тут делаете?
– Нельзя ли войти, мистер Монтегю? Это дело личное, на пороге не поговоришь.
– Нет, нельзя. – Он перенес вес с ноги на ногу, по-прежнему пряча левую руку за дверью. – Пожалуйста, к делу.
Гурни вздохнул, с несколько отрешенным видом почесал плечо и вперил пристальный взгляд в Робби Миза.
– Дело в том, что меня попросили отвечать за личную безопасность мисс Коразон, и я пытаюсь понять, сколько просить.
– Сколько… что? Я не… то есть… я… что?
– Видите ли, я хочу по-честному. Если мне не нужно ничего особо делать: просто быть рядом, не зевать, отслеживать, что происходит вокруг, – это одна сумма. Но если ситуация требует от меня, так сказать, упреждающих действий – цена будет совсем другой. Понимаете, в чем вопрос, Бобби?
Веки юноши, казалось, задрожали сильнее.
– Вы что, мне угрожаете?
– Я угрожаю? Зачем бы это? Угрожать – это противозаконно. А я как полицейский в отставке, питаю глубокое уважение к закону. У меня лучшие друзья – офицеры полиции. Некоторые прямо здесь, в Сиракьюсе. Джимми Шифф, например. Возможно, вы знакомы. В общем, прежде чем взяться за работу, я всегда обдумываю, сколько денег брать. Это понятно, да? Тогда позвольте спросить еще раз. Не знаете ли вы каких-нибудь обстоятельств, которые заставили бы меня взять с мисс Коразон плату сверх обычной?
Во взгляде Миза читалась неуверенность.
– Какого черта я должен знать о ее проблемах с безопасностью? Мне-то какое дело?
– Вы правы, Бобби. Вы с виду такой приятный молодой человек, очень симатичный молодой человек, никому не доставляете неприятностей. Ведь так?
– Неприятности – это не ко мне.
Гурни неторопливо кивнул, подождал, чувствуя, что ветер переменился.
Миз закусил нижнюю губу.
– У нас были прекрасные отношения. Я не хотел, чтобы все так кончилось. Эти тупые обвинения. Выдумки. Ложь. Клевета. Эти гребаные жалобы в полицию. Теперь вот вы. Я даже не понимаю, зачем вы пришли.
– Я сказал вам, зачем пришел.
– Да, но какой в этом смысл? Зачем меня-то доставать? Сходили бы лучше к подонкам, которых она себе понаходила. Раз она боится за свою безопасность, так начните с них.
– Что это за подонки?
Миз засмеялся. Это был дикий, гулкий смех. Совершенно театральный.
– А вы не знали, что ее трахает ее профессор, этот так называемый научный руководитель? Да она дает каждому, кто может помочь ей в ее гребаной карьере. А что ее трахает Руди Гетц, поганейший подонок в этом сучьем мире? Вы не знали, что она совсем с катушек слетела? Не знали? – Миз явно оседлал эмоционального конька, и тот понес.
Гурни решил не мешать ему и посмотреть, чем кончится дело.
– Нет, я ничего такого не знал. Но я признателен вам за информацию, Роберт. Я не осознавал, что она сумасшедшая. Это обстоятельство, конечно, скажется на оплате, и серьезно. Обеспечивать безопасность сумасшедшей – тот еще геморрой. Так вы говорите, что она совсем сумасшедшая?
Миз покачал головой.
– Сами увидите. Я ничего больше говорить не буду. Сами увидите. Знаете, где я был сегодня? У своего адвоката. Мы подадим иск против этой сучки. Мой вам совет: держитесь от нее подальше. Как можно дальше. – И он захлопнул дверь.
Тут же щелкнули два замка.
Может быть, это и спектакль, подумал Гурни, но спектакль чертовски занятный.
Глава 15
Тучи сгущаются
Пока Гурни, следуя подсказкам навигатора, ехал обратно к федеральной трассе, по озеру Онондага расплывалось мутное отражение заката цвета фуксии. А ведь на другом водоеме это могло быть красивое зрелище. Впрочем, порождения нашего подсознания во многом определяют, как именно наш мозг обрабатывает оптическую информацию. Гурни видел не отражение заката, а химическое пламя преисподней, рдеющее на пятидесятифутовой глубине, на дне отравленного озера.
Гурни знал, что правительство и экологические организации пытаются бороться с загрязнением озера. Но пока что их благие намерения не улучшили впечатления от этого места. Странным образом даже ухудшили. Так человек, выходящий со встречи анонимных алкоголиков, кажется большим пьяницей, чем если бы он выходил из бара.
Через несколько минут после того, как Гурни свернул на I-81, ему позвонили. Высветился домашний номер. Гурни посмотрел на часы: без двух семь. Мадлен вернулась из клиники по меньшей мере сорок минут назад. Он почувствовал себя слегка виноватым.
– Привет, прости, что не позвонил сам, – поспешил сказать он.
– Ты где? – в голосе ее слышалось скорее беспокойство, чем раздражение.
– Между Сиракьюсом и Бингемтоном. Буду в начале девятого.
– Ты так долго был у этого Клинтера?
– Сначала у него, потом говорил по телефону с Джеком Хардвиком, читал в машине документы, которые Хардвик мне переслал, общался с бывшим парнем Ким Коразон и так далее.
– С преследователем?
– Я пока не уверен, что он преследователь. К слову, я и про Клинтера не понял, кто он такой.
– Судя по тому, что ты рассказывал вчера вечером, он, кажется, совсем не в себе.
– Ну да, может быть. Но опять же…
– Ты лучше обрати внимание на…
У Гурни на какое-то время перестал ловить мобильный. Связь прервалась. Он решил дождаться, пока Мадлен перезвонит, и поставил телефон в подстаканник. Не прошло и минуты, как раздался звонок.
– Последнее, что я расслышал, – начал он, – ты сказала на что-то обратить внимание.
– Алло?
– Я тут. Связь прервалась.
– Простите, что вы сказали? – голос был женский, но это была не Мадлен.
– Ой, виноват, я перепутал.
– Дэйв? Это Ким. Вы сейчас заняты, да?
– Нет, все в порядке. Кстати, прости, что не перезвонил. Что стряслось?
– Вы получили мое сообщение? Что РАМ выпускает первую передачу?
– Что-то такое получил. Проект запущен, так ты, кажется, написала.
– Первое шоу выйдет в это воскресенье. Я даже не думала, что будет так быстро. Они пустили в ход мой сырой материал, интервью Рут Блум, как и говорил Руди Гетц. И они хотят, чтобы я поскорее записала как можно больше других интервью. Передачи будут выходить каждое воскресенье.
– То есть все как ты хотела?
– Определенно.
– Но?
– Тут нет никаких “но”. Все просто отлично.
– Но?
– Но… у меня дома… одна идиотская неполадка.
– Какая?
– Свет. Опять вырубился.
– Вырубился свет у тебя в квартире?
– Да. Я вам рассказывала, что однажды мне слегка открутили все лампочки?
Читать бесплатно другие книги:
