Голубой горизонт Смит Уилбур

Он сел на ствол упавшего дерева и погрузился в тяжелые размышления. Отломив кусок гнилой коры, он увидел под ней белых личинок и стряхнул их в воду. Тут же к поверхности воды поднялась большая желтая рыба и проглотила их.

Наконец Джим вернулся туда, где его терпеливо ждал Баккат, и присел на корточки лицом к бушмену.

– Мы не можем идти к реке Гариеп, если за нами гонится Кейзер. Мы приведем его прямиком к моему отцу и фургонам.

Баккат кивнул.

– Мы должны увести его в сторону, сбить со следа, – добавил Джим.

– Ты обладаешь мудростью и пониманием, не свойственными твоим годам, Сомоя.

Джим уловил сарказм в голосе бушмена. И мягко ткнул Бакката в плечо:

– Тогда скажи мне, принц клана Хорька племени сан, что нам делать?

Баккат повел их широким извилистым кругом, прочь от реки Гариеп, а потом обратно той же дорогой, какой они пришли сюда, по тем же тропам и тем же долинам, пока они не вернулись к Маджубе. Но остановились они в половине лиги от хижины, разбив лагерь на восточной стороне водораздела. Они не разжигали огня, ели все холодным и легли спать, завернувшись в накидки из шкур шакалов. В течение того дня мужчины по очереди поднимались повыше с подзорной трубой Джима и наблюдали за Маджубой, чтобы сразу увидеть, когда туда явятся Ксиа, Кейзер и солдаты.

– Им не сравняться со мной в скорости здесь, в горах! – хвастал Баккат. – Они придут не раньше чем послезавтра. Но до тех пор мы должны хорошо прятаться, потому что у Ксиа глаза стервятника и чутье гиены.

Джим и Баккат соорудили у гребня укрытие из сухих веток кустарника и травы. Баккат внимательно осмотрел его с разных сторон, убеждаясь, что укрытие невидимо. Оставшись доволен, он предупредил Джима и Заму, что нельзя пользоваться подзорной трубой, когда солнце стоит под таким углом, потому что лучи могут отражаться в стеклах.

Джим взял на себя первую вахту.

Устроившись поудобнее, он погрузился в мечтательные раздумья. Он думал об обещании отца доставить фургоны с провизией и снаряжением. С такой помощью его фантазии о путешествии на край этой огромной земли могли стать реальностью. Джим думал о приключениях, ожидавших его и Луизу, и о чудесах, которые они могут обнаружить в неизведанной дали. Он помнил легенды о речных берегах, усыпанных золотыми слитками, об огромных стадах слонов, о пустынях, вымощенных сверкающими алмазами…

Внезапно его вернул к реальности шум скатившегося со склона камня за его спиной. Джим машинально потянулся к пистолету за поясом. Но он не мог рисковать, стрелять было нельзя. Баккат уже выбранил его за выстрел из мушкета, которым он свалил антилопу, ведь именно этот звук привел к ним Ксиа.

– Ксиа никогда бы не распутал мой след, если бы ты сам его не направил, Сомоя. Твой выстрел нас выдал.

– Прости меня, Баккат, – иронично извинялся Джим. – К тому же я знаю, что ты просто ненавидишь вкус чагги из мяса антилопы. Куда лучше, если бы мы просто померли с голоду.

Но теперь Джим отвел руку от пистолета и потянулся к рукоятке ножа. Его лезвие было длинным и острым, и Джим держал его так, чтобы в любой момент нанести удар, но тут он услышал шепот Луизы за стеной укрытия:

– Джим?

Тревога Джима тут же сменилась радостью, лишь стоило ему услышать ее голос.

– Забирайся сюда побыстрее, Ёжик! Не высовывайся!

Луиза проползла через низкий вход. Внутри едва хватало места для них обоих. Они сидели рядом, всего в нескольких дюймах друг от друга. Наступило неловкое молчание. Нарушил его Джим:

– Там все в порядке?

– Да, все спят. – Луиза не смотрела на него, но невозможно было не ощущать его присутствия.

Джим находился так близко, и от него пахло потом, кожей, лошадьми… Он был таким сильным и мужественным, что Луиза смущалась и волновалась.

Темные воспоминания смешивались с новыми чувствами, противоречившими мраку, и Луиза постаралась отодвинуться как можно дальше от Джима. Он мгновенно сделал то же самое.

– Тесновато здесь, – сказал он. – Баккат построил все под свои размеры.

– Я не собиралась… – начала она.

– Я понимаю, Ёжик, – перебил ее Джим. – Ты уже объясняла.

Она покосилась на него краем глаза, но с облегчением увидела, что он искренне улыбается. За последнее время она поняла, что «Ёжик» – это не упрек или оскорбление, а просто дружеское поддразнивание.

– Ты как-то говорил, что хотел бы держать одного дома.

– Что? – Джим явно ее не понял.

– Ежика. Так почему бы тебе не поймать его?

– Не так-то это легко. Я не встречал их в Африке, – усмехнулся Джим. – Только видел в книгах. Ты для меня первый живой ежик. Ты ведь не против, что я тебя так называю?

Луиза немножко подумала и поняла, что теперь Джим даже не поддразнивает ее, а использует это слово как ласковое обращение.

– Сначала возражала, но теперь привыкла, – сказала она. И тихо добавила: – Позволь тебе сказать, что ежики – очень милые маленькие существа. Нет, я не слишком возражаю.

Они снова замолчали, но теперь в их молчании не ощущалось напряжения и неловкости. Через какое-то время Луиза проделала для себя дырку в передней травяной стенке укрытия. Джим дал ей подзорную трубу и показал, как ее настраивать.

– Ты мне говорила, что ты сирота. Расскажи о своих родителях, – попросил он.

Вопрос изумил Луизу, она вспыхнула. Он не имел права спрашивать об этом. Она сосредоточенно смотрела в подзорную трубу, ничего не говоря. Потом ее гнев утих. Она поняла, что ей самой необходимо поговорить о своей потере. До сих пор она не могла этого сделать, даже с Элизой, пока еще доверяла этой немолодой женщине.

– Мой отец был учителем, добрым и мягким. Он любил книги, любил учиться и учить…

Луиза начала почти неслышно, но постепенно ее голос окреп, стал увереннее по мере того, как она вспоминала все прекрасное, любовь и доброту отца и матери…

Джим тихо сидел рядом с ней, иногда задавая вопросы, подталкивая к дальнейшему рассказу. Он словно вскрывал некий абсцесс в ее душе и выпускал яд и боль. Луиза чувствовала растущее доверие к нему, как будто могла рассказать ему все, и он каким-то образом понял бы ее. Казалось, она затерялась в прошлом, пока ее не вернул в настоящее тихий шорох у задней стенки укрытия.

Голос Бакката что-то спросил. Джим ответил, и Баккат ушел так же бесшумно, как появился.

– Что он сказал? – спросила Луиза.

– Он пришел сменить меня, но я пока его отослал.

– Я слишком много говорила. Который час?

– Здесь время мало что значит. Продолжай. Мне нравится тебя слушать.

Когда она рассказала все, что могла припомнить о своих родителях, они стали говорить о других вещах, обо всем, что приходило в голову Луизе или к чему подталкивали ее вопросы Джима. Она ощущала радость, потому что снова могла свободно говорить с кем-то.

Теперь, когда Луиза расслабилась и перестала постоянно обороняться, Джим, к собственному восторгу, обнаружил, что девушка обладает тонким и острым чувством юмора; она могла быть веселой и самокритичной, иногда проявляла прекрасную наблюдательность или плутовскую иронию. Ее английский был великолепен, куда лучше его голландского, но от акцента многое звучало свежо и необычно, а ее редкие ошибки казались очаровательными.

Ее образованием занимался отец, и он вооружил ее обширными знаниями и пониманием многих вещей, к тому же она путешествовала по таким краям, которые зачаровывали Джима. Англия была родиной его предков и духовной родиной, но он никогда там не бывал, а Луиза описывала ему виденные своими глазами картины и места, о которых Джим слышал от своих родителей, однако видел только на иллюстрациях в книгах.

Часы текли, и лишь когда длинные тени гор упали на маленькую хижину, Джим заметил, что день почти закончился. Он со стыдом сообразил, что пренебрег своими обязанностями наблюдателя и не слишком часто выглядывал через дырку в стене за эти несколько часов.

Наклонившись вперед, он всмотрелся в горный склон. Луиза подпрыгнула от неожиданности, когда его рука легла ей на плечо.

– Они здесь!

Голос Джима прозвучал напряженно, но в первое мгновение Луиза его не поняла.

– Кейзер с солдатами!

Сердце Луизы бешено забилось. Она с трепетом посмотрела в отверстие и заметила движение в долине далеко внизу. Колонна всадников переходила ручей, но на таком расстоянии рассмотреть их как следует не представлялось возможным. Джим схватил подзорную трубу, лежавшую на коленях Луизы. Взглядом проверил, достаточно ли низко стоит солнце. Хижина уже находилась в тени, так что можно было не бояться отражения лучей в линзах. Он быстро настроил трубу по своим глазам.

– Их ведет Ксиа, бушмен. Я знаю эту мелкую старую свинью. Он хитер, как бабуин, и опасен, как раненый леопард. Они с Баккатом – смертельные враги. Баккат клянется, что Ксиа убил его жену с помощью черных чар. Говорит, что Ксиа заворожил мамбу и та ужалила женщину.

Глядя в подзорную трубу, он продолжил говорить о том, что видел:

– Сразу за Ксиа – Кейзер. Едет на сером. Хорошая лошадь. Кейзер богатый человек, он получает много взяток и много ворует у компании. У него одна из лучших конюшен во всей Африке. Они появились на целый день раньше, чем ожидал Баккат.

Луиза чуть придвинулась к нему. По ее спине ползли ледяные мурашки страха. Она прекрасно знала, что произойдет с ней самой, если она попадет в лапы Кейзера.

Джим повернул трубу:

– Так, за Кейзером едет капитан Херминиус Коотс. Дева Мария, вот кто мерзкий тип! О нем такое рассказывают, что ты бы покраснела или в обморок упала. Потом сержант Оудеман. Он главный приятель Коотса, у них одинаковые вкусы. Интересуются они в основном золотом, убийствами и тем, что прячется под юбками.

– Джим Кортни, я буду тебе очень благодарна, если ты не будешь говорить такое. Помни, я женщина.

– Тогда мне незачем тебе ничего объяснять, правда, Ёжик?

Джим усмехнулся. Луиза попыталась изобразить на лице строгость, но он проигнорировал ее неодобрение и продолжил перечислять людей из отряда Кейзера:

– Капралы Рихтер и Ле Рич ведут запасных лошадей… – Он насчитал десяток в небольшом табуне, что следовал за отрядом. – Нечего и удивляться, что они так быстро добрались. С таким-то количеством лошадей! Да они могли гнать во весь опор.

Потом он резко сложил подзорную трубу.

– Теперь я тебе объясню, что мы должны делать. Мы должны увести Кейзера подальше от реки Гариеп, где нас будет ждать мой отец с фургонами и припасами. Мне жаль, но это значит, что мы будем удирать очень быстро много дней, а может, и недель. И это значит трудности, никаких палаток или времени строить укрытия, скудная еда на ходу, потому что мясо антилопы у нас кончается… разве что нам удастся добыть другую, но в это время года большинство дичи ушло на равнины. К тому же с Кейзером на хвосте мы и не сможем охотиться. Так что придется нелегко.

Луиза скрыла страх за улыбкой и бодрым тоном:

– После орудийной палубы «Чайки» для меня это нечто вроде рая.

Она потерла лодыжки, на которых остались следы цепей. Раны уже заживали, шрамы шелушились, из-под них появлялась молодая розовая кожа. Баккат составил особый бальзам из жира антилопы и диких трав, и он почти чудесным образом исцелил девушку.

– Я думал отправить тебя с Замой к реке Гариеп, чтобы не подвергать тебя опасности, пока мы с Баккатом будем уводить Кейзера, но Баккат решил, что не стоит так рисковать. Следопыт Кейзера – бушмен, он настоящий маг. Вам с Замой не ускользнуть от него, даже если Баккат воспользуется всеми известными ему хитростями. Ксиа все равно найдет твой след там, где мы расстанемся, а Кейзер хочет добраться до тебя почти так же сильно, как до меня. – Лицо Джима потемнело при мысли о том, чтобы оставить ее без защиты на милость Кейзера, Коотса и Оудемана. – Нет, пойдем все вместе.

Луиза и сама удивилась, какое облегчение испытала, поняв, что он не оставит ее.

Они наблюдали, как люди Кейзера обыскивали пустую хижину, потом снова сели в седла и отправились дальше по долине, по остывшему следу. Вскоре они исчезли в горах.

– Они очень скоро вернутся, – предсказал Джим.

Ксиа понадобилось три дня, чтобы провести Кейзера по широкому кругу следа и вернуться к горам вокруг Маджубы. Джим воспользовался этой передышкой, чтобы дать лошадям и мулам возможность попастись и отдохнуть. Пока они ждали, Баккат тоже восстановил силы. Его зад снова стал объемным и жирным, когда они наблюдали за тропой.

На третий день после полудня отряд Кейзера опять появился, упорно двигаясь по старому следу. Как только Баккат их увидел, Джим и его отряд начали отступать все дальше и дальше под защиту гор. Они поддерживали ту же скорость, что и их преследователи: оставались достаточно далеко впереди, чтобы наблюдать за врагами, но и успеть исчезнуть в случае неожиданного рывка Кейзера вперед или в случае еще какой-либо новой стратегии, которую могли придумать полковник и Ксиа в надежде застать преследуемых врасплох.

Зама и Луиза ушли вперед с мулами и грузом. Зама не торопил животных. Им позволялось пастись и отдыхать, иначе они могли быстро ослабеть. К счастью, те же самые ограничения скорости приходилось соблюдать и Кейзеру, несмотря на то что у него имелись запасные лошади.

Баккат и Джим держались прямо перед носом Кейзера, следя за ним и стараясь всегда точно знать его местоположение. Когда тропа вела через гряду или пересекала водораздел, они выжидали где-нибудь на высотке, пока Кейзер не появится на виду. Тогда Джим, глядя в подзорную трубу, пересчитывал лошадей и людей, чтобы проверить, не стало ли их меньше. И убеждался, что количество преследователей оставалось прежним.

Когда наступала ночь, Баккат подкрадывался к лагерю Кейзера на случай, если тот замышлял какую-то подлость. Он не брал с собой Джима. Ксиа представлял собой постоянную опасность, и, хотя Джим умел двигаться в буше, в темноте он не мог сравняться с Ксиа. Поскольку Луиза и Зама шли далеко впереди, Джиму приходилось есть в одиночестве у маленького костра, а потом оставлять его горящим, чтобы обмануть возможного наблюдателя, и ускользать в темноту, за остальными двумя, охраняя их тылы на случай внезапного нападения.

Еще до рассвета Баккат оставлял свое дежурство у вражеского лагеря и догонял Джима. Потом весь день они соблюдали тот же порядок отступления.

На следующее утро Ксиа без труда читал оставленные ими следы. На третий вечер Кейзер приказал устроить внезапное нападение. С наступлением ночи они разбили лагерь. Его солдаты привязали лошадей, съели ужин и выставили караульных, потом завернулись в одеяла и позволили огню погаснуть. Они знали из наблюдений Ксиа, что Баккат шпионит за ними. Как только совсем стемнело, Ксиа тихо и незаметно вывел Коотса и Оудемана из лагеря. Они постарались проскользнуть мимо Бакката и застать врасплох Джима у его костра. Но два белых человека, даже сняв шпоры и обернув сапоги тряпками, чтобы заглушить шаги, не могли остаться не замеченными Баккатом. Он прекрасно слышал каждый их шаг в темноте. Когда Ксиа и двое белых добрались до стоянки Джима, там давно уже было пусто, а от костра остались одни угольки.

Еще через две ночи Коотс и Оудеман залегли далеко за пределами своего лагеря, поджидая Бакката. Но Баккат обладал звериными инстинктами. Он почуял Коотса за двадцать шагов: пот белого человека и устоявшийся запах сигарного дыма ощущались отчетливо. Баккат скатил со склона горы небольшой камень. Коотс и Оудеман тут же бросились на звук, паля из мушкетов. Лагерь наполнился шумом и ружейными выстрелами, и ни Кейзер, ни его люди уже не спали в ту ночь.

На следующий день Джим и Баккат наблюдали за врагами, когда те садились в седла, чтобы продолжить погоню.

– Когда наконец Кейзер сдастся и повернет назад, в колонию? – гадал Джим.

Баккат, бежавший рядом с ним, держась за кожаное стремя, хихикнул:

– Не следовало красть его лошадь, Сомоя. Думаю, это его взбесило, к тому же задело гордость. Нам придется или убить его, или ждать, пока он совершит какой-то промах. Но до того он не отступит.

– Никаких убийств, кровожадный демон! Хватит с нас похищения осужденной и кражи лошади! А вот убийство военачальника даже губернатор ван де Виттен не спустит с рук. Это отразится на моих родных. Мой отец…

Джим умолк. Последствия могли стать настолько ужасными, что даже думать о них не хотелось.

– Кейзер совсем не глуп, – продолжил Баккат. – Он уже знает, что мы собираемся встретиться с твоим отцом. И если он не знает, где это место, ему только и нужно, что следовать за нами. Так что если ты не собираешься его убивать, тебе понадобится помощь самого Кулу-Кулу, чтобы сбить Ксиа с нашего следа. А я, даже если бы шел один, не имел бы уверенности, что сумею это сделать. Но нас трое мужчин, девушка, которая никогда не бывала в джунглях, две лошади и шесть мулов! На что мы можем надеяться, если за нами идет магия охотника Ксиа?

Они добрались до очередного хребта и остановились там, чтобы дать отдохнуть Друмфайру и позволить преследователям снова приблизиться.

– Где мы сейчас, Баккат?

Джим приподнялся на стременах и оглядел царящий вокруг хаос гор и долин; эти места внушали благоговение.

– У этого места нет названия, потому что обычные люди сюда не забираются, если только не сошли с ума.

– Тогда в какой стороне море и колония?

Джим терял чувство направления в бесконечной путанице гор.

Баккат без колебаний махнул рукой, и Джим прищурился на солнце, чтобы сориентироваться, но ему и в голову не пришло усомниться в Баккате.

– Насколько далеко?

– Не слишком далеко, если ты полетишь на спине орла. – Баккат пожал плечами. – Возможно, дней восемь, если знаешь дорогу и идешь быстро.

– У Кейзера к этому времени должны подходить к концу припасы. Даже мы уже приканчиваем последний мешок чагги и двадцать фунтов кукурузной муки.

– Он съест запасных лошадей, прежде чем отступит и позволит тебе встретиться с отцом, – заявил Баккат.

В самом деле, во второй половине того же дня они увидели издали, как сержант Оудеман выбрал одну лошадь из запасного табуна и увел в ущелье рядом с лагерем Кейзера. Пока Оудеман придерживал лошадь, а Рихтер и Ле Рич точили ножи о камень, Коотс проверял запал своего пистолета. Потом он подошел к животному и прижал дуло пистолета к белому пятну на его лбу. Выстрел прозвучал глухо, но лошадь сразу упала, конвульсивно дергая ногами.

– Конский бифштекс на ужин, – пробормотал Джим. – У Кейзера еды еще на неделю, не меньше. – Он опустил подзорную трубу. – Баккат, мы не можем еще долго так бродить. Отец не сможет вечно ждать нас на реке.

– Сколько лошадей у них осталось? – спросил Баккат, задумчиво пощипывая свой нос.

Джим снова поднял трубу и направил на далекий табун.

– …Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, – считал он. – Восемнадцать, включая серого, на котором едет Кейзер. – Он внимательно посмотрел на Бакката, но тот ответил невинным взглядом. – Лошади? Ну конечно! – воскликнул Джим.

Лицо Бакката изменилось, сморщившись в хитрой улыбке.

– Да. Их лошади – вот единственный способ для нас напасть на них.

Преследователи неустанно загоняли их в глушь, где даже Баккат не бывал прежде. Дважды они видели подходящую дичь: один раз четыре канны появились на фоне неба, потом – полсотни прекрасных антилоп нильгау. Но если бы беглецы отклонились в сторону, гонясь за животными, они могли бы потерять направление, а оружейный огонь мог заставить Кейзера и его солдат броситься в отчаянную погоню, и он догнал бы их прежде, чем они успели бы освежевать добычу. И если бы они пристрелили одного из мулов, произошло бы то же самое. А провизия у них почти иссякла. Джим использовал последнюю горсточку кофейных зерен.

Зама шел медленнее, приноравливаясь к Луизе, и мулы едва тащились. Расстояние между двумя группами сокращалось, пока Джим и Баккат не догнали их. Но солдаты Кейзера продолжали двигаться быстро, так что маленькому отряду Джима стоило все большего труда сохранять дистанцию. Свежая конина, зажаренная на огне, как будто вернула силы и решимость отряду Кейзера. Луиза слабела. Она была сильно истощена уже тогда, когда начался их побег, а теперь, имея мало пищи и отдыха, она приближалась к пределу своих возможностей.

Вдобавок к прочим тревогам Джима к погоне присоединились другие охотники. Беглецы, чутко спавшие в темноте, замерзшие и голодные, не имея днем времени даже на то, чтобы набрать хвороста, и постоянно ожидая, что к ним подкрадутся люди Кейзера, вдруг оказались разбужены ужасным звуком. Луиза вскрикнула, не успев сдержаться:

– Что это?

Джим выскочил из-под меховой накидки и, подбежав к ней, обнял ее за плечи. Девушка, охваченная сильным испугом, даже не отшатнулась. Звук повторился: он представлял собой низкое ворчание, все нараставшее и наконец превратившееся в настоящий гром, отдавшийся эхом от темных гор.

– Что это?

Голос Луизы дрожал.

– Львы, – объяснил Джим.

Не имело смысла обманывать ее, поэтому Джим попытался ее отвлечь:

– Даже самые храбрые люди пугаются льва трижды: когда впервые видят его след, когда впервые слышат его рык и когда впервые встречаются с ним нос к носу.

– Мне и одного раза довольно, – сказала Луиза, и, хотя у нее срывался голос, она попыталась засмеяться.

Джим ощутил прилив гордости, видя ее храбрость. Потом он убрал руку с ее плеча, когда ощутил, как она неловко съежилась. Она все еще боялась мужских прикосновений.

– Они идут за лошадьми, – пояснил Джим. – Если судьба будет к нам благосклонна, они могут напасть на животных Кейзера вместо наших.

Словно в ответ на его пожелание через несколько минут они услышали мушкетные выстрелы в нижней части долины, где, как они видели, преследователи разбили лагерь на ночь.

– Львы, похоже, на нашей стороне. – Луиза снова засмеялась, чуть менее нервно.

Весь остаток этой ночи они время от времени слышали далекие выстрелы.

– Львы пока что осаждают лагерь Кейзера, – сказал Джим. – Если нам повезет, они лишатся части лошадей.

На рассвете они снова бросились в бегство, но Джим посмотрел назад в подзорную трубу и увидел, что все лошади Кейзера целы.

– Они сумели отогнать львов, вот жалость! – сообщил он Луизе.

– Будем надеяться, что ночью львы повторят попытку, – ответила она.

Этот день стал самым тяжелым из всех, что им пришлось вынести. К полудню с северо-запада налетела гроза и облила их холодным дождем. Ветер дул до самого захода солнца, а при последнем дневном свете они увидели, что враги уже меньше чем в лиге от них и упорно продвигаются вперед.

Джим не остановил отряд и после наступления темноты. Это был кошмарный ночной переход по мокрой опасной земле, через ручьи, угрожающе вздувшиеся после дождя. Джим понимал в глубине души, что долго им уже не выдержать.

Когда наконец они остановились, Луиза почти упала со спины Верной. Джим закутал ее в сырую меховую накидку и дал ей небольшой кусочек чагги, едва ли не последний из их запасов.

– Ешь ты, – запротестовала девушка. – Я не голодна.

– Съешь немедленно! – приказал он. – Не время геройствовать.

Луиза заснула, успев проглотить лишь немного. Джим подошел к сидевшим рядышком Заме и Баккату.

– Пора кончать, – мрачно сказал он. – Мы должны сделать это нынче ночью или уже никогда. Нужно добраться до их лошадей.

Они весь день обдумывали подробности, собираясь предпринять свою отчаянную попытку. Джим, хотя и храбрился, прекрасно понимал, что они почти наверняка обречены.

Баккат был единственным из них, кто действительно имел хоть какой-то шанс обмануть бдительность Ксиа и прокрасться незамеченным в лагерь врага, но он не мог в одиночку освободить от привязи все семнадцать лошадей и увести их.

– Одну или две – смогу, – сказал он Джиму. – Но не восемнадцать.

– Мы должны увести всех.

Джим посмотрел в небо. Лунный серп плыл между остатками дождевых туч.

– Света для такого дела вполне достаточно.

– Баккат мог бы добраться до лошадей и подрезать им сухожилия, – предложил Зама.

Джим смущенно дернулся: мысль о том, чтобы искалечить животных, вызвала в нем отвращение.

– Первая же лошадь заржет так громко, что Баккат мгновенно поднимет весь лагерь. Нет, это не поможет.

Тут Баккат внезапно вскочил и громко принюхался.

– Придержите лошадей! – воскликнул он. – Скорее! Львы приближаются!

Зама подбежал к Верной и схватил ее за уздечку. Баккат бросился к мулам, чтобы присмотреть за ними. Мулы проявят куда большее послушание, чем два чистокровных скакуна.

Джим едва успел. Он обхватил голову Друмфайра, когда жеребец поднялся на задние ноги и пронзительно заржал от ужаса. Джим взлетел над землей, но не выпустил шею Друмфайра и заставил коня опуститься.

– Спокойнее, милый. Спокойно, спокойно!

Но конь продолжал бить копытами и пятиться, пытаясь вырваться. Джим закричал Баккату:

– В чем дело? Что происходит?

– Это лев, – выдохнул Баккат. – Вонючий демон! Он ходит кругами и оставляет свои метки в лесу. Львицы будут ждать и схватят любое животное, которое бросится прочь.

– Боже праведный! – воскликнул Джим. – Даже я чую его вонь!

Острый звериный запах вполз в его ноздри и застрял в глубине горла; он оказался куда отвратительнее, чем кошачьи метки. Друмфайр снова попятился. Запах сводил его с ума. Он вышел из-под власти хозяина. Джим понял, что теперь ему не удержать коня. Он все еще висел на шее жеребца, но теперь его ноги едва касались земли. Друмфайр бросился галопом, таща за собой Джима.

– Львицы! – пронзительно закричал Баккат. – Осторожно! Тебя поджидают львицы!

Копыта Друмфайра стучали по каменистой почве, и Джиму казалось, что его руки вот-вот вырвет из плеч.

– Отпусти его, Сомоя! Все равно его не остановить! – кричал ему вслед Баккат. – А львицы и тебя разорвут!

В этот момент ноги Джима коснулись земли, и он изо всех сил оттолкнулся от нее, подпрыгнул и забросил одну ногу на спину Друмфайра. Легко приноровившись к бегу жеребца, он выхватил из-за пояса пистолет Кейзера и моментально взвел курок.

– Справа от тебя, Сомоя!

Голос Бакката затих позади него, но Джим вовремя уловил предупреждение. Он увидел движение – львица выскочила из укрытия справа от него. В слабом лунном свете она казалась бледной, как призрак, огромной, бесшумной и жуткой.

Джим поднял пистолет и подался вперед. Он попытался придержать Друмфайра, стиснув его бока коленями, но жеребец уже ничему не подчинялся. Джим увидел, как львица прижалась к земле, готовясь к прыжку. И тут же взлетела в воздух, прыгнув прямиком на Джима. Целиться было некогда. Джим инстинктивно направил ствол пистолета в морду зверя. Львица находилась так близко, что он видел обе ее передние лапы с огромными изогнутыми когтями, тянувшиеся к нему. Разинутая пасть зверя выглядела черной ямой. Зубы блестели в лучах луны, как фарфоровые, а зловонное дыхание окатило жаром лицо Джима, когда львица зарычала.

Он выстрелил, держа пистолет в вытянутой правой руке, и вспышка ослепила его. Огромная тяжесть львиного тела обрушилась на них. Даже Друмфайр пошатнулся под ее весом, но сразу оправился и галопом помчался дальше.

Джим чувствовал, как когти львицы впились в его сапог, но тут же соскользнули. Огромное тело упало, бессильно ударившись о твердую землю, и застыло.

Джиму понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: он выскочил из стычки невредимым. Следующей его мыслью была мысль о Друмфайре. Джим наклонился вперед и обнял коня за шею, успокаивающе приговаривая:

– Все кончилось, милый ты мой! Да! Ты хороший мальчик!

Уши Друмфайра дернулись назад – он прислушивался к голосу Джима. Понемногу он перешел на легкую рысь, а потом и на шаг. Джим повернул его назад, вверх по склону. Но как только жеребец почуял кровь львицы, он начал пятиться и пританцовывать, нервно вскидывая голову.

– Львица мертва, – послышался из темноты голос Бакката. – Ты попал ей прямо в пасть, разнес весь череп.

– А лев где? – громко спросил Джим.

Словно в ответ на его вопрос раздался львиный рев, но уже на вершине горы, в доброй миле от них.

– Льву теперь от нее никакого проку, – засмеялся Баккат. – Так что он просто бросил свою жену. Трусливая вороватая тварь!

Джиму с трудом удалось подвести Друмфайра к Баккату, стоявшему рядом с убитой львицей. Конь все еще упрямился и нервничал.

– Никогда не видел его таким испуганным! – воскликнул Джим.

– Ни одно животное не может сохранять спокойствие и храбрость, когда чует львиную мочу или кровь, – ответил Баккат.

И тут они одновременно воскликнули:

– Вот оно! Это способ!

Полночь давно миновала к тому времени, когда они добрались до гребня над лагерем врагов. Костры там почти догорели, но в темноте виднелись фигуры часовых – те не спали.

– Только и нужно что небольшой ветерок с востока…

Джим придерживал Друмфайра, успокаивая. Жеребец все еще дрожал и потел от страха. Даже рука и голос Джима не помогали. Каждый раз, когда тело львицы, которое он тащил за собой, скользило по склону в его сторону, конь бешено таращил глаза.

– Мы должны держаться с подветренной стороны, – пробормотал Баккат. – Их лошади не должны почуять запах, пока мы не подготовимся.

Они обмотали копыта Друмфайра полосками мягкой кожи и точно так же обернули все металлические части упряжи. Баккат шел впереди, убеждаясь, что путь свободен, и они обогнули лагерь с западной стороны.

– Даже Ксиа должен иногда спать, – шепнул Джим Баккату, но без особой уверенности.

Они медленно приближались, и когда оказались уже в половине пистолетного выстрела от территории лагеря, то отчетливо увидели фигуры стражей – те сидели вокруг едва тлевших костров.

– Дай нож, Сомоя, – прошептал Баккат. – Твой острее моего.

– Если ты его потеряешь, я возьму взамен оба твоих уха! – чуть слышно пригрозил Джим, протягивая нож Баккату.

– Жди сигнала!

Баккат исчез так же внезапно, как делал это всегда: словно растаял в воздухе. Джим стоял возле Друмфайра, сжимая морду коня, чтобы не позволить тому заржать, если он почует запах других лошадей.

Баккат подобрался к кострам как призрак, и его сердце подпрыгнуло, когда он увидел Ксиа. Его враг сидел напротив второго костра, закутавшись в накидку из звериных шкур. Баккат видел, что глаза Ксиа закрыты, а голова то и дело склоняется в дремоте.

Сомоя оказался прав. Баккат улыбнулся себе под нос. Иногда и Ксиа засыпает.

Тем не менее он обошел Ксиа подальше, зато проскользнул почти вплотную к капралу Рихтеру, охранявшему лошадей. Первым делом Баккат подобрался к серому коню Кейзера. И начал низко гудеть, издавая глубиной горла мягкий убаюкивающий звук. Серый слегка дернулся и насторожил уши, но только и всего. Баккат выждал мгновение, а потом перерезал кожаные ремни недоуздка.

Потом он приблизился ко второй лошади в длинном ряду, продолжая все так же тихо гудеть, и осторожно подсунул нож под веревку, которая опутывала ноги лошади.

Баккат уже прошел половину ряда, когда услышал, как позади закашлялся капрал Рихтер, а потом сплюнул. Баккат прижался к земле и застыл. Рихтер встал и пошел вдоль ряда лошадей, задержавшись около серого. Но в темноте он не заметил болтавшихся концов ремней. Капрал направился дальше, чуть не наступив на Бакката.

Дойдя до конца ряда, капрал развязал тесемки на гульфике своих бриджей и шумно помочился на землю.

Когда он возвращался, Баккат уже заполз под брюхо одной из лошадей, и капрал прошел мимо, даже не посмотрев в его сторону. Вернувшись на свое место у костра, Рихтер что-то сказал Ксиа, ответившему хриплым ворчанием.

Баккат выждал немного, давая им успокоиться, потом пополз дальше и перерезал уздечки и путы на ногах каждой лошади.

Джим услышал сигнал – переливчатый тихий зов ночной птицы, совершенно естественный, так что он лишь понадеялся, что его издал маленький бушмен, а не настоящая птица.

– Теперь не вздумай пятиться! – сказал Джим Друмфайру и вскочил коню на спину.

Жеребца не пришлось подгонять, он слишком сильно нервничал и, как только почувствовал на своих боках пятки Джима, рванулся вперед. Труп львицы был взрезан, ее вонючие кишки вываливались наружу, скользя следом, и Друмфайр уже не мог этого выносить. На полном скаку он пронесся через спящий лагерь, а Джим на его спине пронзительно кричал, визжал и размахивал над головой шляпой.

Баккат выскочил из темноты на дальней стороне лагеря, рыча и завывая так громко, что это казалось невероятным для столь маленького тела. Он безупречно подражал голосу льва.

Капрал Рихтер, не совсем проснувшись, вскочил и выпалил из мушкета, когда Джим проносился мимо него. В Друмфайра пуля не попала, зато раздробила переднюю ногу одной из лошадей врага. Животное пронзительно заржало и дернулось вперед, разорвав ослабленные ремни, а потом упало и стало кататься на спине, колотя ногами в воздухе.

Весь лагерь проснулся, солдаты схватились за мушкеты. Паника оказалась заразительной, они принялись стрелять в воображаемых львов и напавших на них людей, все кричали.

– Это ублюдок Кортни! – ревел Кейзер. – Вон он, там! Стреляйте в него! Не дайте ему уйти!