Голубой горизонт Смит Уилбур

На лошадей обрушился оглушительный шум, грохотали выстрелы, и еще до них донесся жуткий запах крови и кишок львицы. В прошлую ночь на них несколько раз пытался напасть львиный прайд, и память об этом была слишком свежа. Лошади не могли стоять на месте: дергались на привязи, вставали на дыбы и ржали. Ремни один за другим лопались, животные вырывались на свободу. Они всем табуном помчались прочь от лагеря, несясь по ветру, прочь от страшного запаха.

Следом за ними скакал на Друмфайре Джим. Баккат вдруг появился рядом и схватился за кожаное стремя. И когда Друмфайр уносил их прочь, Баккат продолжал реветь и рычать, как голодный лев. За облаком поднятой ими пыли в бешенстве орали Кейзер и его солдаты, стреляя так часто, как только могли перезаряжать оружие.

– Остановить их! – во все горло вопил Кейзер. – Они уводят наших лошадей! Остановите их!

Он споткнулся о камень и упал на колени, задыхаясь; его сердце колотилось так, словно вот-вот разорвется. Кейзер смотрел вслед исчезавшему табуну, и весь ужас их будущего обрушился на него в полной мере.

Он и его люди остались в горах, где не было дорог, не меньше чем в десяти днях пути от цивилизации. Их припасы почти иссякли, да и то, что осталось, они едва ли могли унести с собой.

– Свинья! – закричал он. – Я тебя все равно найду, Джим Кортни! Я не буду знать отдыха, пока не увижу тебя на виселице, пока стервятники не выклюют твои глаза, а черви не заполнят твой череп! Клянусь всем святым, и пусть Господь станет моим свидетелем!

Убегавшие лошади держались вместе, и Джим гнал их вперед. Он перерезал веревку, на которой тащил труп львицы, и тот остался позади. Друмфайр, радуясь тому, что избавился наконец от вонючего груза, сразу успокоился.

Примерно через милю табун замедлил ход, но Джим продолжал гнать лошадей вперед. Через час он уже знал, что никто из солдат в тяжелой обуви и с оружием не сможет их догнать. Он перевел табун на легкую рысь – так они могли бежать очень долго.

Перед нападением на лагерь Кейзера Джим отправил Заму и Луизу вперед, с Верной и мулами. У них имелось несколько часов форы, но Джим догнал их через час после рассвета. Их встреча сопровождалась эмоциями.

– Мы ночью слышали стрельбу, – сказала Луиза, – и опасались худшего, но я молилась за тебя. И мы остановились только минуту назад, когда я услышала, что ты нас зовешь.

– Ну что ж, все прекрасно, Ёжик! Ты, наверное, чемпион по молитвам!

Джим, хотя и усмехался, чувствовал почти неодолимое желание снять Луизу со спины Верной и прижать к себе, защищая и успокаивая. Она выглядела такой худой, бледной, измученной… Но вместо этого он просто спешился сам.

– Разводи огонь, Зама! – велел он. – Немного погреемся и отдохнем. Черт меня побери, если мы не съедим последний кусок, не допьем кофе и не будем спать, пока не выспимся. – Он засмеялся. – Кейзеру теперь придется возвращаться в колонию пешим ходом, и он нас довольно долго не побеспокоит.

На этот раз Джим не позволил Луизе отказаться от кружки кофе, а она, ощутив горьковатый вкус, уже не стала обманывать себя и с благодарностью осушила кружку. Она перестала дрожать, на ее щеки вернулось немного краски. Луиза даже слабо улыбалась шуткам Джима. А он заново наполнял котелок с кипящей водой, как только тот опустевал. Каждый раз кофе становился все более слабым, но он помог им воспрянуть духом, и Джим уже снова стал веселым и кипел энергией. Он рассказывал Луизе, как Кейзер отреагировал на внезапный налет, и изображал, как тот прыгал босиком по камням, размахивая мечом, выкрикивая угрозы и спотыкаясь в темноте. Луиза смеялась до слез.

Джим и Зама осмотрели угнанных лошадей. Лошади пребывали в хорошем состоянии, учитывая долгий и тяжелый путь, который им пришлось преодолеть. Серый мерин Кейзера был вожаком. Кейзер звал его Зен, но Джим решил назвать его по-английски: Фрост – Мороз.

Теперь, когда у них появились запасные лошади, они могли двигаться быстрее к месту встречи на реке Гариеп. Но сначала Джим дал лошадям отдохнуть и попастись, зная, что Кейзер уже их не потревожит.

Луиза тоже воспользовалась передышкой. Закутавшись в шкуры, она уснула. И лежала так тихо, что Джим даже встревожился. Осторожно приподняв край шкуры, он убедился, что девушка дышит.

Как раз в то утро, перед тем как догнать Заму и Луизу, Джим заметил маленькое стадо горных косульих антилоп, четыре или пять особей, пасущихся среди камней на склоне над долиной. И теперь он оседлал Фроста, а Баккат поехал на одной из захваченных лошадей без седла. Джим оставил Луизу спать, а Заму – охранять ее, и они вернулись к тому месту, где видели антилоп. Стадо за это время ушло, и склон опустел, но Джим знал, что вряд ли животные могли удалиться слишком далеко. Они с Баккатом стреножили лошадей и оставили их пастись на небольшом пятне свежей сочной травы с розовыми цветами. А сами отправились вверх по склону.

Баккат нашел след антилоп перед самым гребнем и быстро побежал по каменистому склону, так что Джим едва успевал за бушменом. На другой стороне горы они увидели стадо, уже спрятавшееся от холодного ветра за нагромождением огромных валунов. Баккат подвел Джима близко к животным; юноша крался, как леопард, держа наготове мушкет. За семьдесят шагов от антилоп Джим понял, что ближе подойти нельзя, чтобы не спугнуть стадо. Он выбрал жирную рыжую антилопу, лежавшую хвостом к нему и лениво пережевывавшую жвачку. Он знал, что мушкет бьет на три дюйма вправо со ста шагов, поэтому уперся локтями в колени для уверенного выстрела и прицелился. Пуля ударила в затылок антилопы, и голова животного разлетелась с треском, как спелая дыня. Антилопа даже не шевельнулась, просто уронила голову на землю. Остальные животные метнулись прочь, сверкая белыми хвостами и издавая тревожные свистящие звуки.

Джим с Баккатом освежевали и выпотрошили добычу, попутно насладившись сырой печенкой. Антилопа была небольшого размера, молодая и жирная. Они бросили шкуру, голову и кишки и вместе отнесли остальное к лошадям.

Как только они уложили мясо на спину Фроста, Баккат набил свою продуктовую сумку полосками свежего мяса, и они расстались. Вооружившись подзорной трубой Джима, Баккат отправился обратно, чтобы проследить за Кейзером и солдатами. Джим хотел, чтобы бушмен удостоверился: те отказались от погони, оставшись без лошадей, и двинулись в обратный тяжелый путь через горы к далекой колонии. Джим не чувствовал уверенности, что Кейзер поступит именно так, как он ожидает: он научился уважать упорство полковника и понимал силу его ненависти.

К тому времени, когда Джим добрался до лагеря, перевалило уже за полдень, но Луиза все еще спала. Аромат жарившегося мяса антилопы разбудил девушку. Джим умудрился еще раз заварить водянистый кофе из старых смолотых бобов, и Луиза ела с откровенным удовольствием.

Поздно днем, когда солнце уже опустилось к вершинам, окрасив их огненными сполохами, в лагерь вернулся Баккат.

– Я нашел их в пяти милях от того места, где мы на них напали, – сообщил он Джиму. – Они и думать забыли о погоне. Бросили все снаряжение, взяв только то, что смогли унести на спинах, а остальное даже сжечь не успели! Я собрал все, что может пригодиться.

Пока Зама помогал ему снимать с лошади груз, Джим спросил:

– Куда они направляются?

– Как ты и надеялся, Ксиа ведет их обратно на запад, прямиком к колонии. Но идут они медленно. Большинство белых людей плохо себя чувствуют. Их сапоги хороши для верховой езды, но не для пешей ходьбы. Жирный полковник уже хромает и опирается на палку. Не похоже, что он выдержит долго, и точно не те десять дней, которые им нужны, чтобы добраться до колонии. – Баккат внимательно посмотрел на Джима. – Ты говорил, что не хочешь его убивать. Но его могут вместо тебя убить горы.

Джим покачал головой.

– Нет, Стефанус Кейзер не дурак. Он отправит Ксиа вперед, в колонию, за свежими лошадьми. Может, он и похудеет немного, но не погибнет, – заявил он с уверенностью, которой не чувствовал.

А мысленно он добавил: «По крайней мере, я надеюсь, что не погибнет».

Джим совсем не хотел, чтобы смерть Кейзера упала камнем перед дверью дома его семьи.

В первый раз за много недель им не приходилось мчаться во весь опор, чтобы оторваться от преследования. Баккат нашел в брошенных отрядом Кейзера седельных сумках небольшой мешочек муки и бутылку вина. Луиза испекла на углях плоские пресные лепешки, приготовила мясо и требуху антилопы, и они запили все это отличным старым кларетом Кейзера. Алкоголь для племени сан был самым настоящим ядом, и Баккат, глупо хихикая, чуть не свалился в костер, пытаясь встать.

Меховые накидки просохли после грозы, прошедшей накануне, и теперь, набрав побольше кедровых веток, чтобы поддерживать душистый огонь в костре, путники смогли в первый раз за много ночей насладиться спокойным сном.

Рано утром они отправились дальше – сытые, отдохнувшие, верхом; они ехали к месту встречи у холма Голова Бабуина. Только Баккат все еще страдал от последствий трех глотков вина, выпитого им накануне.

– Я отравился, – бормотал он. – Я теперь умру!

– Нет, не умрешь, – заверил его Джим. – Твои предки не станут забирать к себе плута вроде тебя.

Уже три дня полковник Стефанус Кейзер с трудом тащился вперед, хромая, опираясь на посох, вырезанный для него капитаном Коотсом. С другой стороны его поддерживал Гоффел, один из солдат-готтентотов. Дорога казалась бесконечной: крутые спуски сменялись опасными подъемами, на которых под ноги то и дело подворачивались камни. За час до полудня третьего дня такого марша Кейзер окончательно утратил силы. Он со стоном опустился на небольшой валун рядом со звериной тропой, по которой они шли.

– Гоффел, никчемный ублюдок, сними с меня сапоги! – рявкнул он, вытягивая одну ногу.

Гоффел вцепился в большой пыльный заскорузлый сапог и пошатнулся назад, когда тот слетел с ноги полковника и остался в его руках.

Остальные собрались вокруг и в страхе уставились на открывшуюся ногу. Носок превратился в окровавленные лохмотья. Вздувшиеся на коже пузыри лопнули, оставив открытые раны.

Капитан Коотс моргнул светлыми глазами. Бесцветные ресницы придавали его взгляду пустое выражение.

– Полковник, сэр, вы не можете идти дальше в таком состоянии.

– Именно это я и твержу тебе последние двадцать миль, болтливый идиот! – огрызнулся Кейзер. – Пошли людей соорудить для меня сидячие носилки.

Солдаты обменялись нервными взглядами. Они уже были тяжело нагружены тем снаряжением, которое Кейзер заставил их тащить назад в колонию, включая его английское охотничье седло, складной стул и походную койку полковника, его фляги и постель. А теперь им, похоже, предстояла честь тащить еще и самого полковника.

– Вы слышали полковника! – повернулся к ним Коотс. – Рихтер! Вы с Ле Ричем найдите два кедровых шеста. Штыками снимите с них кору. Мы привяжем к ним седло полковника полосками коры.

Солдаты отправились выполнять приказ.

Кейзер на босых окровавленных ногах доковылял до ручья и сел на берегу. Опустив ступни в холодную прозрачную воду, он вздохнул от облегчения.

– Коотс! – крикнул он.

Капитан быстро откликнулся на зов:

– Да, полковник, сэр!

Он замер на берегу. Это был худой, жилистый мужчина, с узкими губами и широкими костлявыми плечами под зеленым мундиром из грубого сукна.

– Хочешь заработать десять тысяч гульденов? – Кейзер заговорил тихо, доверительно.

Коотс представил себе такую кучу денег. Ему пришлось бы служить почти пять лет, чтобы получить столько при его нынешнем чине, а подняться выше по военной лестнице он и не надеялся.

– Это очень большие деньги, сэр, – осторожно ответил он.

– Мне нужен этот молодой ублюдок Кортни. Я хочу его достать так, как не хотел ничего в жизни.

– Я понимаю, полковник, – кивнул Коотс. – Мне и самому хотелось бы до него добраться.