Рискованное приключение Беверли Джо
— Спасибо. Кажется, я проспала сутки.
— Думаю, тебе это было необходимо. Хотя нам с трудом удалось удержать Шона, чтобы он не созвал всех Лондонских врачей.
— Учитывая, сколько мне пришлось пережить из-за него на долгие годы, только справедливо, что он поволновался хоть разок из-за меня.
— Полностью солидарен с тобой. Итак, ты совсем оправилась?
Эльф почувствовала, что покраснела еще больше. Потерянную невинность не вернешь.
— Думаю, да. Немного синяков и царапин, и все. Частити рассказала мне обо всем, что произошло, пока я спала. Шотландцев схватили?
— Насколько это возможно, я бы сказал. — Ротгар снова сел за резной стол. Брайт примостился на краешке стола.
— Мюррей умер на лихтере, — продолжал Ротгар. — Кстати сказать, ты молодец. Одного из его людей застрелили на пристани. Мы думаем, что труп, обнаруженный в доме Уолгрейва, — тоже один из них. Четвертый труп нашли в гостинице «Павлин» с декларацией о лояльности к Стюартам в руках. Видимо, он совершил самоубийство, когда понял, что дело проиграно. Кажется, только эти четверо участвовали в заговоре, хотя они нанимали других при необходимости. Например, игрушку в Виндзор привезли два простака, искренне веривших, что их нанял я для доставки подарка. Так как король не хочет предавать дело огласке, они даже не подозревают об истинной подоплеке своего деяния.
— А роль Форта? Король все правильно понял?
В глазах Ротгара она прочла одобрение.
— Думаю, да. Когда я уходил, король был недоволен Гренвилом, который держал все в тайне от него, и начал немного сомневаться в Буте. Не в его лояльности, а в мудрости и суждениях. Что тоже неплохо.
Эльф нахмурилась:
— У тебя, случайно, нет политических амбиций?
— С чего вдруг такой ужас? Разве мой путь не вымощен золотом? Не волнуйся, — с улыбкой проговорил он. — У меня — нет. Мне хватает проблем с собственной беспокойной семейкой. Но я не могу находиться в стороне, когда власть в моей стране находится в руках дураков. Георг достаточно разумен, но не под руководством Бута. Подозреваю, Гренвил метит на его место, но воздержусь пока от выводов. Конечно, если бы Шон пошел по пути, который я прочил ему, он мог бы в один прекрасный день возглавить страну.
— Не дай Бог, — заявила Эльф, отлично понимая, что брат шутит, хотя раньше это входило в его планы. Она перевела взгляд на другого брата, в компетенции которого находились финансы семьи. — Вот Брайт — другое дело. Ему бы понравилось быть лордом-канцлером.
— Ни за что, — тут же возразил Брайт, подняв руки. — Государственные финансы, по-моему, — в ужасающем беспорядке. Через месяц я окажусь в сумасшедшем доме. Кстати, в этой связи мы подумали, не согласишься ли ты взять на себя часть моего бремени…
— В связи с психушкой или финансами? — поинтересовался Ротгар.
Брайт смерил его взглядом.
— Финансами. — Он снова повернулся к Эльф:
— Должен признаться, мне трудно уследить за всем теперь, когда я намерен проводить в Кенделфорде больше времени. Торговля шелком, возможно, даже выиграет благодаря твоему опыту.
На секунду взгляд Эльф затуманился и в глазах защипало от непрошеных слез. Братья не только не корили ее за безответственное поведение, но отчасти поняли причину ее неудовлетворенности и пытались помочь.
Брайт смущенно прокашлялся.
— Конечно, если тебе тяжело…
Ротгар, не говоря ни слова, наблюдал за ней.
— Вы — лучшие братья в мире. — Она вытащила платок из кармана и высморкалась. — Я бы с радостью попробовала, но…
— Но? — ободрил ее Ротгар.
— Что, если я выйду замуж?
В наступившей паузе она слышала, как биение ее сердца отмеряет секунды. Маркиз наконец заговорил:
— Брайт женат. Конечно, это не могло не отразиться на делах, но пока он нас не разорил.
Поколебавшись, Эльф решилась спросить:
— А если я выйду замуж за Форта?
— За кого бы ты ни вышла, можешь не сомневаться: брачный контракт надежно защитит твою собственность и финансовую независимость.
Как всегда, он скрыл свои истинные чувства, и Эльф сожалела, что проявила слабость, упомянув об этом. Тем не менее оставался нерешенным вопрос, с которым она пришла.
— Он пригрозил мне скандалом, Бей. Говорил, что расскажет всем. Уолгрейв вполне способен на такое. Статьи в газетах, картинки в витринах…
Ротгар ничуть не встревожился.
— Думаю, это было сказано в порыве чувств, но в его доме есть наши люди, и они заранее предупредят нас о действиях такого рода.
— Это как-то нехорошо.
— Зато практично. В данный момент, разумеется, граф слишком болен, чтобы вынашивать планы мести.
Это вернуло Эльф к ее главной заботе, и она вскочила на ноги.
— Боже мой, как бы я хотела…
— Нет, — в один голос сказали братья.
— Эльф, — начал Брайт, — твой уход никак не ускорит его выздоровления. Доверься нам.
Она сверкнула глазами:
— Мужчины просто невыносимы!
— Мы всего лишь, — подхватил Ротгар, — предлагаем тебе дать ему несколько дней передышки, чтобы он восстановил силы, прежде чем ты снова набросишься на него. Это только справедливо, моя дорогая.
— Я никогда не набрасывалась на него! — Но, честно говоря, кроме физических атак бывают и умственные, а последнего она не могла отрицать.
Девушка села, расправив светлую в цветочек юбку.
— Отлично. Я последую вашему совету. Но поскольку борьба должна быть честной, я намерена обсудить все это с ним. Не могу допустить, чтобы он совершил очередную глупость.
Брайт посмотрел на нее с нескрываемым скептицизмом, но ограничился тем, что передвинул поближе к ней парочку пухлых бухгалтерских книг:
— Давай пока займемся твоим шелком. Одним из основных центров производства шелка является Спитлфилдс…
Когда через час Эльф выбралась из кабинета, ее голова шла кругом от избытка информации и новых идей. Она и раньше, будучи светской дамой и одновременно занимаясь хозяйством Ротгара, разбиралась в шелковых тканях, прочности переплетения, фактуре и тенденциях моды. Теперь она получила представление о состоянии дел в текстильной промышленности и деньгах, которые можно заработать или потерять в зависимости от принятых решений.
Бегло просмотрев отчеты, связанные с текстильным бизнесом, она предложила включить в сферу ее деятельности и другие виды тканей. В последнее время появилось так много хлопка, новых способов нанесения узора и ткачества, что вся промышленность стояла на пороге перемен.
Эльф особенно заинтересовала технология производства тканей, хотя Брайт мало что мог рассказать об этом. Смутно представляя себе, как рисунок наносится на ткань, она тем не менее была в состоянии оценить преимущества, которые сулили нововведения, и всерьез увлеклась идеей сделать красивые прочные ткани доступными всем.
Эльф подавила искушение засесть в своей комнате за книги, которые ей дал Брайт, отлично понимая, что объяснения с возмущенным Шоном все равно не избежать. Лакей в холле сообщил ей, где находятся Шон и Частити. Она туда и направилась, вручив ему книги.
Супруги играли в карты, но при виде ее Шон вскочил:
— Я искал тебя!
«Нисколько в этом не сомневаюсь», — подумала Эльф и попыталась отвлечь его.
— Я была с Ротгаром и Брайтом. Они предложили мне работу.
— Работу?
— Участие в бизнесе.
Улыбка стерла с его лица хмурое выражение.
— Ты сияешь, как начищенная лампа. Бедняжка Эльф. Неужели тебе так невыносимо скучно?
Она прочитала в его озабоченном взгляде, что брат винит себя.
— Нет, — мягко проговорила она. — Просто безделье надоедает со временем.
— И толкает на безрассудство, которое может привести к беде.
— Надеюсь, до этого не дойдет. — Эльф повернулась к Частити:
— Могу я попросить тебя чаще навещать Форта и сообщать мне, как идут дела?
Частити поднялась, поняв намек.
— Разумеется. Вообще-то я собираюсь зайти к нему прямо сейчас и взбить ему подушки. — Лукаво подмигнув, она добавила:
— Я так рада, что наше отплытие задержалось. Не могу даже подумать, что узнала бы обо всем только через несколько месяцев.
Она ушла, а Эльф и Шон посмотрели друг на друга.
— Я чувствую, что во многом виноват, — проговорил он.
— Знаю, но, пожалуйста, не кори себя.
— Если бы я не думал только о себе, ты не осталась бы здесь одна.
— Сомневаюсь. Тогда в соответствии с планами Бея ты бы изучал право и занимался политикой.
— Зато был бы рядом, — нетерпеливо сказал он.
— И несчастен.
— Зато теперь несчастна ты.
Эльф жестом руки отмела его возражения:
— Разве я казалась подавленной? Чувство неудовлетворенности стало точить меня совсем недавно.
Ей не удалось его убедить, и он принялся нервно расхаживать по комнате.
— Если бы я так не воспротивился планам Бея насчет себя, он мог бы подумать и о твоем месте в жизни.
Не желая вводить его в заблуждение, Эльф присела на диван.
— Чепуха. Я — женщина, и он не стал бы даже думать ни о чем подобном, считая, что, так же как и Хильда, я рано выйду замуж. Мне кажется, он еще не совсем смирился, но в отсутствии гибкости моих братьев нельзя обвинить.
Шон остановился, глядя ей в лицо:
— Ладно. А как насчет Уолгрейва? Его отношение к собственным сестрам гибким никак не назовешь. И ты способна довериться ему?
Эльф крепко сцепила руки, понимая, что его чувства вызваны страданиями, выпавшими на долю Частити, а не причинами, связанными с ней.
— Прошу тебя, Шон, не надо ненавидеть его. И не пытайся убить. Наш случай, право, не намного хуже того, что произошло с тобой.
— Не забывай, я видел, как он обращался с тобой у Сафо.
— Он был не в себе. Все это так или иначе связано с тем, что он убил своего отца. С этим непросто жить, особенно если учесть, что он всегда хотел разделаться с ним. Шон, его отец был чудовищем. Гораздо хуже, чем нам казалось… Это, конечно, должно остаться между нами.
— Разумеется. — Шон стоял перед ней с суровым видом. — Я ведь кое-что знаю о графе. Частити рассказала мне. Трудно себе представить, каково иметь такого отца. Он был бессердечным тираном по отношению к своим дочерям. Полагаю, с сыном вел себя не лучше.
— Хуже. Чтобы сломить его дух, он даже порол его на глазах у слуг… — Она прикусила губу, чтобы унять дрожь. — Наверное, даже взрослому нелегко освободиться от детских страхов.
— Вероятно. Никто из нас не взял на себя труд задуматься, как убийство собственного отца скажется на нем. Даже Частити не понимала. Конечно, она была под впечатлением того, что ничто больше не препятствует нашему браку. Вчера мы говорили об этом. Все мы разве что не плясали на трупе, меньше всего думая о чувствах Форта. Это было жестоко и чертовски недальновидно, и в результате случилось непоправимое. Он ненавидит Маллоранов, и это навсегда.
Эльф разделяла его опасения, но все же сказала:
— Время лечит. Если ты убьешь его, мы никогда не сможем это проверить.
— Как я понял, мне для этого понадобится твое разрешение. — Он поморщился. — Я его понимаю, но не могу стоять в стороне и смотреть, как он причиняет тебе боль.
— Тогда остается только поблагодарить Бога, что ты будешь далеко в море, когда он поправится. Не думаю, что он окажется способен причинить мне зло, когда поостынет. Уолгрейв окружил себя защитной оболочкой, а я не могла успокоиться, пока не пробила ее.
— Теперь он снова наращивает эту оболочку, еще более непроницаемую, чем раньше. Люди не меняются, Эльф. Почему тебе понадобилось именно с ним пуститься во все тяжкие? — Брат опять принялся мерить комнату шагами.
— Тебя удивляет, что наши вкусы совпадают?
Он резко повернулся к ней лицом:
— Между ним и Частити нет ничего общего!
— Спокойно, спокойно. Должно быть. Мое тело прореагировало на него прежде, чем я обнаружила, что рядом находится человек, который мог бы мне понравиться. Разве не то же самое случилось с тобой?
Шон хотел было возразить, но, смирившись, пожал плечами:
— Возможно. Частити определенно произвела на меня неизгладимое впечатление, когда я впервые увидел ее. Она буквально заворожила меня. Ей даже удалось привязать меня к кровати, что можно назвать зеркальным отражением твоих похождений.
Эльф не слишком понравилось, что ее братья по кусочкам собирали все, что с ней случилось, но, наверное, это неизбежно.
— Много совпадений. Частити была загримирована, как и я, и меньше всего хотела, чтобы ты догадался, кто она, из страха, что ты отшатнешься от нее с чувством отвращения. Я боялась, что Форт узнает меня, примерно из тех же соображений.
— Разница лишь в том, что Частити оказалась чиста и благородна и смогла доказать это. Ты — Эльф Маллоран и останешься ею, чего он тебе никогда не простит.
— По-видимому, это свойственно всем мужчинам!
— Нет, только такому дьяволу. В этом смысле он ничем не отличается от своего проклятого папаши.
— Нет! Ты не прав, если действительно так считаешь. Он пытается подражать отцу, подавляя свои истинные чувства. — Она хотела заставить Шона понять и решила прибегнуть к эмоциональному оружию. — Под этой оболочкой скрывается человек, который может быть добрым. Он очень похож на Частити, так же способен смеяться и дарить радость другим, если спасти его от самого себя.
Ее слова подействовали. Когда Шон встретил Частити, она тоже была жесткой и резкой из-за отцовского обращения с детьми.
— Возможно, это и так, — ласково проговорил он, — но способен ли Форт Уолгрейв быть таким с Эльф Маллоран?
Хотя Шон и старался быть нежным, Эльф ощутила боль, как от удара.
— Не знаю.
— Пообещай мне кое-что, хорошо?
— Если смогу.
— Если он не обретет себя с тобой, если не сможет радоваться вместе с Эльф Маллоран, не выходи за него замуж из жалости.
Она, не скрывая горечи, рассмеялась;
— Не похоже, что он попросит меня об этом.
— Может, он еще опомнится и будет умолять тебя на коленях.
Подобная мысль и нравилась ей, и пугала.
— Разве это не будет свидетельствовать о…
— Нет. Его может толкнуть к тебе осознание того, что он болен, а совсем не выздоровление.
— А вдруг я смогу вылечить его…
Он покачал головой:
— Обещай мне, Эльф. Иначе я не покину эти берега.
Сестра колебалась. Она была готова выйти замуж за Форта на самых унизительных условиях, если это все, что он мог ей предложить. Но, чувствуя правоту Шона, постаралась проявить твердость:
— Обещаю. Мне ужасно больно, но я не выйду замуж за Форта без взаимной любви и согласия. Прежде всего это нужно ему. Он вправе найти того, с кем будет счастлив.
Глава 16
Частити вошла в Уолгрейв-Хаус, испытывая привычный озноб и тяжесть на сердце. Всегда этот дом будет напоминать ей о ненавистном отце, позоре, побоях и ужасных ощущениях, когда ее обрили наголо. Теперь волосы отросли и ниспадали на спину густой массой Золотисто-каштановых локонов. Когда она впервые встретилась с Шоном, волосы только начали отрастать и даже сейчас едва доходили до плеч.
Ни одно из этих несчастий не произошло по вине Форта, хотя он и был среди тех, кто застал ее в постели с Вернхэмом. Разве мог он, да и кто-нибудь еще, заподозрить, что все было подстроено с благословения отца, стремившегося принудить ее к нежелательному браку! На протяжении всех своих страданий, когда отец в полной мере пользовался правом разгневанного родителя, чтобы сломить ее дух, у нее и в мыслях не было ждать помощи от Форта.
Они с колыбели усвоили: нельзя идти против воли могущественного Неподкупного.
Форт тем не менее чувствовал себя виноватым, и это еще более осложняло его отношение к Маллоранам.
Взаимовыручка лежала в основе принципов, которые Ротгар привил своим сводным братьям и сестрам. Даже кратковременного пребывания Форта в Ротгарском аббатстве оказалось достаточно, чтобы увидеть, какой очевидный контраст являет собой семья Уоров по сравнению с его собственной.
Впрочем, все уже в прошлом, и бессмысленно мучить себя воспоминаниями. Если бы только она могла убедить в этом брата!
Частити постучала в дверь спальни Форта, и его камердинер Дингвол, довольно странная личность, провел ее внутрь. Она не понимала, почему Форт по-прежнему держит его. К счастью, он выскользнул из комнаты, оставив ее с братом и еще одним посетителем.
— Джек Треверс, — представил его Форт довольно бодрым голосом, хотя его по-прежнему лихорадило. — Джек, ты знаком с моей сестрой Частити? Леди Шонрик Маллоран.
От Частити не ускользнуло минутное замешательство, прежде чем Треверс поцеловал ее протянутую руку. Несмотря на разъяснение истинных обстоятельств и тот факт, что королевская чета неоднократно принимала ее в Сент-Джеймском дворце, многие продолжали связывать имя Частити Уор с самым грандиозным скандалом последнего десятилетия.
— Вообще-то леди Реймор, — усмехнувшись, поправила она. — Король пожаловал Шону титул за… — Частити прикусила язык, вовремя спохватившись, так как предполагалось сохранить в тайне попытку покушения на жизнь короля.
— Не волнуйся, болтушка, — успокоил ее Форт. — Джек уже почти все знает. Слухи распространяются по городу со скоростью пожара. В газетах ничего, конечно, не будет, но история обрастает все новыми подробностями. Так что там насчет титула?
Частити проигнорировала горечь, прозвучавшую в его тоне, наклонилась и поцеловала брата в лоб.
— Король пожаловал Шону титул виконта за спасение своей жизни. Я не говорила тебе раньше, опасаясь ухудшить твое состояние, и без того плачевное.
Он поморщился от ее слов, но только заметил:
— Можно было не сомневаться, что Ротгар из всего извлечет выгоду.
— Тогда ему следовало самому получить титул герцога, не так ли? К тому же маркизу ничего не пришлось делать.
— Ротгару? — Форт отрывисто рассмеялся. — Этот человек ничего не делает просто так. Он сознательно отправил Шона, тогда как должен был отпустить меня и послать к королю.
— Боже правый! Да ты, оказывается, метишь в герцоги!
Он покраснел:
— Нет, конечно. Просто всем известно, что ожидает того, кто приносит монархам добрые вести.
— Очень хорошее известие: его величество сидит чуть ли не на бочке с порохом! Как же тогда насчет дурных новостей?
Форт откинулся на подушки.
— Мы препираемся, сестричка. Не слишком вежливо по отношению к нашему гостю.
Треверс поклонился:
— Вообще-то мне пора уходить. Так что, Форт, можешь спокойно браниться дальше. Никто не поймет тебя лучше, чем я, ведь у меня тоже есть сестры. Миледи. — С этими словами он вышел из комнаты.
Частити не хотела касаться очевидного смущения Треверса в ее присутствии, но Форт сказал:
— Мне очень жаль.
— О, только не начинай опять, — сердито проговорила она, садясь на стул у его кровати. — Это произошло не по твоей вине. Попробуй ты вмешаться — отец просто уничтожил бы тебя. В конце концов ты не был его единственной надеждой, и он не опасался, что династия прервется — есть еще и Виктор.
— Я должен был что-нибудь сделать.
— Что? Честно говоря, оглядываясь назад, я сомневаюсь, что стала бы что-нибудь менять. Если бы Вернхэм не залез в мою постель, я никогда бы не встретила Шона.
— Средоточие всех добродетелей.
Частити уставилась на плотно сжатые челюсти брата.
— Не можешь же ты ревновать к Шону!
— При чем здесь ревность? Чего у меня нет, так это нездоровых наклонностей. Но я предпочел бы сам оказать тебе помощь и поддержку.
Частити взяла его за руку и в который раз пожалела, что, не знает, как все уладить. В конечном итоге Форт оказался единственным, кто продолжает страдать.
— Ты помог мне, как только докопался до правды.
— Насколько я помню, я чуть не задушил тебя, когда узнал, что вы с Маллораном — любовники.
— Вполне понятная реакция. А теперь скажи, как ты себя чувствуешь?
Он согласился переменить тему:
— Лучше, чем вчера. Но не более того. У меня такое ощущение, что нога непомерно распухла, а под этой корзиной я вообще ничего не вижу. — Чтобы одеяло не касалось раны, над нижней частью его тела соорудили объемную плетеную конструкцию.
— Доктор говорит, что заживление проходит нормально.
— Проклятые живодеры! — Он взглянул на нее. — Час, может, посмотришь на рану? Я знаю, это не слишком приятно…
Частити едва сдержала радостное восклицание от того, что он обратился к ней с просьбой. Они отдалились друг от друга еще до скандала, а потом препятствием стала ее принадлежность семье Маллоранов.
— Не говори глупостей. — Она тут же встала и принялась снимать перчатки. — Разумеется, посмотрю. Ты опасаешься, что попала инфекция?
— Не знаю. Просто не доверяю никому из них. Все время улыбаются и твердят: если я пошевелюсь, то откроется кровотечение. А может, они просто не хотят, чтобы я понял…
Она нежно сжала его плечо:
— Я посмотрю и скажу тебе правду.
Оттолкнув его на подушки, когда он приподнялся, чтобы смотреть самому, она откинула одеяло.
— Верь мне. Я — твои глаза. — Она сняла плетеную опору с его туго перевязанной ноги. — Не уверена, что можно трогать бинты.
— О, пожалуйста. Всегда можно позвать кого-нибудь, кто перевяжет опять.
— Стоит ли? Нет никаких признаков заражения.
— Тогда не беспокойся и оставь все, как есть.
Она догадалась, что Форт дает ей возможность уклониться от неприятной процедуры, хотя сам, вероятно, извелся от тревоги.
— Никакого беспокойства. Мне придется передвинуть твою ногу, чтобы разбинтовать ее.
— Делай, что найдешь нужным. — Он положил руку на лицо, прикрыв глаза.
Приняв решение остановиться при первом признаке кровотечения, она осторожно приподняла его ногу и начала разматывать бинты.
— Если они прилипли, я не буду их отрывать. Тебе не больно?
— Нет.
Вероятно, он лжет, но потребность знать правду у него сильнее боли. Частити молча молилась, чтобы он ошибся и рана заживает. Что, если он потеряет ногу?
Бинты не прилипли и легко разматывались.
— Не похоже, что это первоначальные бинты.
— Брайт Маллоран перевязал меня на пристани. Доктора все безжалостно отодрали..
— О-ох.
— Еще как о-ох. Они спешили извлечь пулю. Заявили, что она засела чертовски глубоко, рядом с костью. С тех пор перевязку делали дважды. Ну как там?
Частити наконец сняла бинт и увидела стянутую швами глубокую рану.
— У тебя будет интересный шрам, — проговорила она, облегченно улыбаясь. — Краснота и припухлость не прошли, но нет причин для волнений.
Он наклонился вперед:
— Возьми зеркало и покажи мне.
Выпрямившись, Частити строго посмотрела на Форта:
— Почему у меня такое впечатление, что ты не идеальный пациент?
Тем не менее она сняла со стены овальное зеркало в позолоченной раме и держала его, пока он сосредоточенно осматривал ногу.