Скрытые чувства Эльденберт Марина

— Почему вы не рассказали?

И взглядом приложил так, словно я была виновата как минимум в мировом кризисе, набирающем обороты. А так как я не считала себя виноватой (по крайней мере в том, что подхватила простуду, когда спасала его дочь), то и оправдываться не собиралась.

Еще бы понять, в чем меня обвиняют.

— О чем? — спросила напрямик.

— О том, что вас пометила шэма.

— Что?!

Так! Мне нужно прочистить уши или окончательно прийти в себя. Потому что от дурацкого вируса у меня, кажется, начались слуховые галлюцинации, а если вспомнить, как совсем недавно я стонала, кричала и выгибалась от ласки ящера, — не только слуховые. То есть накрыло меня знатно, но, к счастью, это прошло.

Прошло же?

Я попыталась приподняться, но вновь накатили темнота и слабость, заставляя рухнуть обратно на кровать.

С одной-единственной мыслью.

Я в постели Ладислава Берговица.

Осознав всю абсурдность положения, в которое попала, не удержалась от смешка. То ли это истерика, то ли во мне начал просыпаться сарказм.

— Что вас развеселило? — спросил ящер.

— Многие девушки отдали бы руку на отсечение, чтобы оказаться на моем месте, — ответила честно.

— Но не вы?

Вопрос сбил меня с толку, заставил снова утонуть во взгляде Берговица, в котором гнев сменился интересом. От этого взгляда захотелось натянуть юбку до самых стоп. Увы, она была длиной до колена и отказывалась сильно натягиваться.

— Потому что вы мой босс.

— Не вы ли недавно заявляли, что ваш босс — моя дочь?

Я много всего заявляла, чего только в горячечном бреду не наговоришь. Вот же…

Ситуация в точности копировала ту, что случилась в день собеседования. С одной-единственной, но значительной разницей — тогда меня расплющило от сильных эмоций гостя Берговица. Еще и с поправкой на то, что я давно не использовала дар. Сегодня у меня такой отмазки не было. Несмотря на температуру, я тренировалась каждый день всю неделю, держала щиты и просто свалилась под ноги Берговицу. А потом…

Потом случилось нечто невероятное. Если невероятным можно обозвать мои фантазии на тему мужчины, сидящего передо мной. Ну очень горячие фантазии! До сих пор щеки горят.

— Вы говорили что-то про шэму, — напомнила я, стараясь свернуть с неловкой темы, которую мы затронули. Да, лучше делать вид, что ничего не случилось. Наверное. Только бы соскрести себя с кровати Берговица… — Что-то про метки.

— Царапина на вашей ноге, — кивнул на мою лодыжку ящер.

— А?

То ли я до сих пор не пришла в себя, то ли просто туго соображала, но не могла понять, какое отношение мой порез имеет к тем тварям. Я ровным счетом ничего не знала о шэмах.

— Помните, как ее получили? — поинтересовался Берговиц, сложив руки на груди.

Даже сидя в кресле, он выглядел внушительно и умудрялся возвышаться надо мной.

Обидно стало до жути. Мне вообще-то плохо, а он тут играет в угадайку. Еще и юбку задрал! А это уже не входит в мои должностные обязанности. Поэтому я приподнялась на локтях и попыталась с упорством ленивой пиры (до невозможности медлительного лохматого зверька) сползти с кровати.

— Лежите, — коротко приказал ящер.

— Вы только что сами заявили, что не мой босс! — рыкнула я. — Перестаньте мне приказывать.

— Но я по-прежнему вам плачу.

— Не за то, чтобы я валялась в вашей постели.

У Берговица, кажется, дернулся глаз.

— Захоти я по-настоящему, чтобы вы оказались в моей постели, вам бы некогда было валяться.

От его неожиданной откровенности во мне кончились слова, а от воспоминаний-фантазий по телу прокатилась жаркая волна, поэтому я предпочла откинуться на подушки. Правда, обидно стало вдвойне. Теперь по-женски обидно. Что значит захоти он по-настоящему? Я, между прочим, не из тех, кто бросается на первого попавшегося мужчину!

— Так что? — прервал ход моих мыслей Берговиц.

— Что?!

— Царапина, — напомнил он.

— Я зацепилась за что-то в саду, — бросила раздраженно. — Шэмы меня не кусали, если вы об этом.

— Знаю, что не кусали, — снизошел до объяснения Берговиц. — Иначе мы бы с вами сейчас не разговаривали. Но они охотники, и у них есть одна интересная особенность. Когда шэмы не успевают догнать жертву, они стараются ее пометить.

Вот теперь жар сменился холодком, а ладони вспотели от нехорошего предчувствия. Я вспомнила довольное рычание нагоняющих нас монстров и посмотрела на ящера во все глаза:

— Поцарапать?

— Не просто поцарапать. — Он протянул мне нечто, напоминающее кусочек загнутого лезвия, тонкого и… в красных разводах! — Лучше оставить частичку ядовитого когтя. Из-за особого медленнодействующего токсина рана очень быстро закроется и заживет, а шэма сможет выследить вас по собственному запаху, который при подобном раскладе ничем не смыть.

Никогда не боялась вида крови, но тут меня замутило: к горлу подступил ком, с которым я едва справилась. Значит, температура была вовсе не от вируса, а от дряни с когтей шэмы.

И он так спокойно об этом говорит?!

— Насколько это опасно?

— У большинства рас, в том числе у ящеров, есть иммунитет к яду шэм. А вот для людей подобное может закончиться не очень хорошо.

— Насколько не очень?

— Вы могли умереть.

Умереть?!

Вот теперь мне даже не поплохело, нет, от ужаса зашевелились волосы на голове. От осознания того, что мне грозит. То есть грозило! Кажется, сработал мой хваленый оптимизм, потому что я ухватилась за прошедшее время и усилием воли пресекла накатившую панику.

Так, Лили, спокойно!

Спокойно. Спокойно. Спокойно.

— Расскажи вы мне об этом в понедельник, — продолжил морально добивать меня ящер, — можно было просто удалить часть когтя и обработать рану. Но вы ничего не сказали, поэтому яд начал проникать в кровь и отравлять организм. Высокая температура и ваш обморок тому доказательство. Это была последняя стадия, и без моей помощи вы бы вряд ли очнулись.

Капрова жесть! Как же, останешься тут спокойной.

Дыши глубже, Лил. Сейчас тебе ничего не грозит… Ведь так? Хотя подрагивающие ноздри Берговица говорили о том, что расслабляться еще рано.

Яд проник в кровь. Отравлял мой организм. Но сейчас я жива, и даже эмпатические щиты восстановила инстинктивно, когда пришла в себя. Поэтому осторожненько так приподнялась на локте и взглянула на свою ногу. Если честно, воображение уже рисовало море крови и разодранную плоть. Вместо этого лодыжку обвивал чистый белоснежный бинт, под которым на месте царапины виднелся толстый кровеостанавливающий пластырь. Но что самое интересное, боли я не чувствовала. И онемения не чувствовала тоже.

— Что вы сделали? — спросила севшим от волнения голосом.

— Спас вас.

— Это я поняла. Но как?

Если бы все было так серьезно, как говорит Берговиц, мне бы как минимум понадобилась профессиональная медицинская помощь.

— Ввел антидот.

Меня такой ответ совсем не удовлетворил.

— Но вы же сказали, что для ящеров яд шэмы не опасен. Тогда откуда он у вас в аптечке?

— Вы совсем ничего не помните?

Стоило ему спросить, как в голову тут же полезли фантазии, которым я предавалась во время горячки. Его пальцы, скользящие по ноге, резкая, невыносимая боль, когда, судя по всему, Берговиц вытаскивал застрявший в лодыжке коготь, а потом… Потом его губы, язык, скользящий по ранке, и то нереальное удовольствие, что я испытала.

Только не красней, Лили! Только не красней. Поздно. Кажется, моей крови было все равно, и она прилила к щекам.

Так, стоп.

Вряд ли Берговиц намекает на то, что от яда шэмы спасают эротические глюки…

Озарение пришло мгновенно и, видимо, отразилось на моем лице, потому что мужчина удовлетворенно кивнул:

— Слюна ящеров способна нейтрализовать любой, даже самый сильный токсин.

Слюна.

Вот как именно обработал мою рану Берговиц.

Просто обработал рану, ничего более, но мне снова стало жарко. И душно. Это была медицинская помощь, а меня перетрясло так, словно это был самый эротичный массаж в моей жизни. Все это было ну слишком интимно.

А вот Берговиц уже принял свой обычный хладнокровный вид:

— Я вызвал медиков. Они скоро прибудут и осмотрят вас, чтобы я мог убедиться, что все в порядке. А пока лежите здесь. Позже водитель отвезет вас домой.

— Но…

— Я даю вам три выходных, — перебил меня ящер, поднимаясь и тем самым показывая, что разговор подходит к концу. — До вторника набирайтесь сил, но на большее не рассчитывайте. Весь последующий испытательный срок вам придется работать без выходных. Вы должны везде сопровождать мою дочь.

Даже не сомневалась в этом!

— Кстати, о дочери, — напомнила я, когда Берговиц был уже на полпути к двери. — Мой обморок помешал нам закончить разговор.

— Вы можете выбрать любое здание в городе, лисс Рокуш, и сделать такой праздник, какой пожелает Фелиса. Но об особняке Камрин в пригороде и думать забудьте.

По его тону я поняла, что это вопрос решенный и решение обжалованию не подлежит. Что меня совсем не устраивало, но интуиция подсказывала — сейчас не время и не место, чтобы спорить. Да и подумать нужно.

О многом.

— И еще… — Мужчина обернулся в дверях. — Однорукие девушки меня не привлекают.

Однорукие?

Я уставилась на него во все глаза, но ящер уже вышел за дверь.

Он что, только что пошутил?

Медики приехали быстро, буквально через пять минут, сказали, что жить буду, и так же быстро отправили меня домой. Где я тут же бессовестно завалилась спать, а проснулась лишь на следующее утро.

Если вчера на меня еще накатывала слабость, то сегодня я была полна сил: даже и не скажешь, что едва не отправилась в последний путь. До сих пор холодок пробегал между лопаток, стоило подумать о том, что я чуть не умерла.

А Берговиц меня спас.

Правда, весьма специфическим образом, но это уже другое дело. Выбирать же не приходилось. То есть не суть важно, как спас. Он не должен был этого делать, но сделал, и на самом деле я искренне ему благодарна.

Только эти странные галлюцинации-фантазии не выходили из головы. С чего бы им взяться? Будем честны, я не то чтобы к ящерам не испытывала такого сильного влечения — вообще ни разу в жизни не хотела так сильно ни одного мужчину. Чтобы таять от его прикосновения и плавиться от поцелуев. Это по меньшей мере обескураживало.

Чем больше я об этом думала, тем более противоречивые чувства меня охватывали. В одном я уверена точно: фантазии — на то и фантазии, чтобы ими оставаться, а флирт между мной и Ладиславом Берговицем пусть тоже останется флиртом.

Как бы невероятно сильно меня к нему ни влекло, роман с боссом, то есть с отцом моего босса, точно не для меня. Работа важнее.

Кстати, о лакшаках.

Из-за всей этой спасительной операции так и не удалось договориться с Берговицем насчет старинного особняка. Он сказал: любой дом в городе, кроме этого. Интересно почему? Ведь он принадлежит деду Холли, а значит, они родственники, и владелец может позволить провести там маленькую вечеринку. Особенно учитывая то, что в доме, судя по всему, никто не живет.

Может, в этом дело? И у Берговица, как и у отвергнутого поклонника Фелисы, владеющего арт-галереей, есть свои причины для отказа? Вроде семейной вражды. Ну или просто кто-то в последний визит спер у них декоративную ящерку из садовой композиции.

Старые статьи в Сети подсказали, что отец Берговица и дед Холли были очень дружны, появлялись вместе на всяких благотворительных вечерах. Потом родители Ладислава, как и мать Холли, ушли в лучший мир, а дед стал все реже показываться на публике. А затем и вовсе передал все дела своему единственному внуку.

Соломону Камрину.

О нем в Сети как раз было предостаточно, а фото — так вообще завались. Камрин даже несколько раз попадал на обложку журнала «Завидные холостяки Кирона». И я понимаю почему. Не считая богатства, тридцатичетырехлетний темноволосый ящер с лиловыми, как молодая листва, глазами (хотя я не уверена, что это не фильтры), тонким аристократичным носом и чувственным ртом, был настолько сексуальным, что даже я надолго зависла над его фотографиями. Отрезвлял только сам взгляд в камеру: Соломон смотрел так, будто считал, что весь мир принадлежит ему одному. Точка.

Соломона Камрина папарацци очень любили. Ему присваивали романы с первыми красавицами Кирона, которых он менял с завидной регулярностью.

— Ну у тебя и дядя, Фелиса, — пробормотала я вслух.

Впрочем, победы он одерживал не только на любовном фронте. Соломон давно вышел из тени имени Холли Камрин-Берговиц и показал себя успешным финансистом. Список того, чем он владеет, начиная от вилл, морских и воздушных судов и заканчивая долей в холдинге, по-настоящему впечатлял. И это только часть того, о чем известно прессе. Вряд ли его состояние значительно уступает состоянию Ладислава.

Мне-то без разницы, чем он там владеет. Главное, что, по словам Берговица, ему принадлежит особняк-мечта, который не дает покоя моему боссу. И вот с этим нужно что-то делать.

К сожалению, ни в одной из этих статей не было ничего про напряженные отношения между Соломоном и Ладиславом. Ни ссор, ни холода: в отличие от своих старших родственников, они, кажется, совершенно не общались друг с другом, но и не враждовали. Тем не менее племянница не могла попросить дядю о маленьком одолжении (судя по списку домов, принадлежащих Камрину, он вовсе мог его ей подарить).

Я в задумчивости закусила губу.

Да уж, выбор непростой: если все получится, я получу уважение и симпатию босса. Берговиц, конечно, не обрадуется, но ему все-таки придется признать, что я хороший секретарь. А если не получится… Владелец особняка просто не станет со мной разговаривать, и об этой безумной идее никто не узнает!

Ни Фелиса, ни ее отец.

С этой мыслью я нашла общедоступные контакты Соломона Камрина. Естественно, это был не личный номер, а номер для связи с его агентом. Неудивительно, что сначала я попала на «умный автоответчик», и пришлось оставлять сообщение. Шансов, что мне перезвонят, на этот раз было даже меньше, чем когда меня принимали на должность секретаря Фелисы. Если семьи в ссоре, то мое сообщение пройдет мимо. Но если лакшак уперся спереди, нужно подтолкнуть его сзади. Попытка — не пытка.

Берговиц отказался мне помогать, значит, справлюсь сама!

Второй выходной я провела с пользой для дела. В остальное время просидела над эскизами и выкройками. И мне понравилось то, что я начала создавать. Как ни странно, на этот раз из головы не выходил образ Фелисы. Я бы сказала, именно она меня и вдохновляла.

А поздно вечером, когда я уже почти засыпала в своей постели, телефон разразился лирической песней Тима Галло. Звонили с неизвестного номера.

— Слушаю, — ответила хрипло.

— У вас действительно красивый голос, — расслабленно отозвался мужчина в трубку.

— Кто это?

— Тот, с кем вы ищете встречи, Лилиан. Соломон Камрин.

Сон как рукой сняло, и я резко села на постели:

— Листер Камрин! Спасибо, что перезвонили.

— Вам удалось меня заинтриговать своим сообщением. Вы действительно секретарь Фелисы?

— Да, с недавних пор я ее помощница, — подтвердила я. — И сейчас занимаюсь организацией праздника в честь дня рождения вашей племянницы.

— Хотите пригласить меня?

— Нет.

— Нет?

Лакшачье дерьмо! Едва не откусила себе язык за такие переговоры.

— То есть да! Конечно, я хочу пригласить вас на праздник Фелисы, но дело не в этом.

— Я вас внимательно слушаю.

Показалось или в голосе ящера прозвучала насмешка?

На самом деле в сообщении, которое я ему оставила, я решила не упоминать про дом. Объяснила только, что представляю интересы Фелисы и что у меня к нему есть важный разговор. Хотя, судя по его репутации и по комплименту про красивый голос, можно болтать что угодно.

— Ваша племянница пожелала особый подарок, и только вы можете помочь мне осуществить ее мечту.

— Новая интрига? — Я не видела лица Соломона, но почувствовала в его голосе улыбку. — Меня сложно удивить, но вам пока что это удается. Так что за мечта?

— Об этом я хотела бы поговорить при личной встрече.

— Если вы хотя бы наполовину так же красивы, как ваш голос, буду только рад.

Сдался ему мой голос!

Ну да ладно. Главное, что ящер согласился, и у меня будет время подготовиться и провести переговоры на высшем уровне.

— Сбросьте в сообщении адрес, откуда вас забрать. Я заеду за вами завтра. В семь.

Вы уверены, что это деловая встреча?

— Не стоит, листер Камрин…

— Сол. Просто Сол, Лилиан. И не спорьте, иначе я могу передумать.

Этого я точно не хотела. Да и следующий вечер был идеальным вариантом — завтра как раз последний день моего больничного. И если все получится, во вторник я смогу порадовать Фелису.

— Хорошо, — согласилась я. — Я пришлю адрес.

— Значит, до завтра, Лилиан.

Соломон положил трубку, а я еще долго смотрела на погасший экран, только потом упала на подушки.

Хотела свидание, Лили? Получай!

Вот только не хватало еще одного ящера на мою голову и прочие части тела. Нет, этого точно мои части тела не касаются. И не коснутся.

Так. Нужно все продумать до мелочей, разработать стратегию, чтобы Соломон Камрин согласился провести вечеринку в том особняке. Не оставить ему ни единого варианта для отказа!

Буду давить на родственные связи, на важность семейных уз, на то, что Фелисе важно не чувствовать себя одинокой. А заодно попробую почувствовать самого Соломона, разберусь в том, как он относится к Берговицам. Да, именно так!

Отправила ему свой домашний адрес, и в ответ тут же пришло название ресторана, куда мы отправимся. Если бы можно было проснуться еще больше — я это только что сделала. По ощущениям, глаза вылезли из орбит.

«Полуночное небо».

Он открылся всего пару лет назад, но снискал славу самого известного ресторана в Уне, если не во всем Кироне! Роскошного и дорогого. Чтобы попасть туда, бронировать столик лучше за пару месяцев: об этом я узнала на прошлой работе, когда искала ресторан для празднования юбилея начальника. Сама я, разумеется, там не была. «Небо» — особенное место, идеальное для годовщин, предложений руки и сердца и для деловых сделок на миллион. А вот для ужина с помощницей племянницы это уже перебор!

Меня проверяют?

Хотя, учитывая стиль жизни Соломона Камрина, возможно, он в таких заведениях не только ужинает, но также завтракает и обедает. Да и какая, в конце концов, разница? Мне же важна сама встреча.

Впрочем, разница есть.

Дресс-код!

Если для беседы в офисе подошел бы один из моих деловых костюмов (хотя бы тот, что я надевала на собеседование с Берговицем), то для ужина в «Полуночном небе» не годились ни наряды из прошлой жизни, ни новые молодежные шмотки а-ля слегка безумная творческая личность. В них буду выделяться, как шэма в моей недорозовой юбке-пачке. Если, конечно, меня вообще пустят в ресторан.

С тоской посмотрела на свернутые отрезы ткани: за день мне ничего утонченного не пошить, а значит, придется идти в магазин. Накрыла голову подушкой и от души покричала в нее.

Эта работа опустошит мою карточку раньше, чем я успею икнуть!

Потому как заплатят мне только по истечении испытательного срока, а наряд необходим уже завтра. Утонченный, элегантный и роскошный, как «Небо».

И такой можно найти только в одном месте.

Поэтому в девять тридцать я уже была в центре, ждала открытия бутика «Гастенс» и думала о своем забытом обещании. Я ведь прошла собеседование у Берговица, заполучила эту работу и осталась в Кироне. А значит, где-то там меня ждет мое платье.

Стоило табличке смениться на «открыто», я тут же поспешила внутрь. Правда, замерла на пороге, чувствуя себя девочкой в кондитерском магазине. Как-то родители ездили в центр Тариты и взяли нас с Натом с собой. Там была маленькая лавка с булочками и крендельками, но мне она показалась волшебным царством с ароматом сдобы и сладким привкусом сахарной пудры. В магазине «Гастенс» пахло свежестью и роскошью.

Блестящие мраморные полы, кремовые стены и кофейные диванчики, манекены, сделанные настолько искусно, что кажутся живыми, длинные штанги для вешалок, на которых томятся модные шедевры.

— Доброе утро. Чем могу помочь? — спросила миниатюрная светловолосая женщина, выпорхнувшая ко мне.

А я замерла повторно.

Во-первых, она была человеком, во-вторых — эмпатом. Последнее я почувствовала, когда по привычке, выработанной за неделю, отпустила дар.

Конечно же она эмпат! Иначе вряд ли бы осталась в Кироне и смогла работать после выхода дурацкого закона. Но эмпат?! Интересно, она одна такая или в «Гастенс» все консультанты со способностями, чтобы предугадывать желания клиента?

На вид женщине было слегка за сорок, элегантная и светлая, с искренней широкой улыбкой. Она поняла, что я тоже эмпат, но закрываться не стала и, кажется, даже обрадовалась.

— Мне нужен наряд для ужина в «Полуночном небе».

— Свидание?

— Деловая встреча.

— С мужчиной?

— Да, — кивнула я, и ее улыбка превратилась в понимающую.

Консультант осмотрела меня с головы до пят и тут же направилась к штангам у дальней стены магазина, а я глубоко вздохнула, стараясь скрыть волнение и сохранить внешнюю невозмутимость. Хотя рядом с эмпатом сделать это достаточно сложно даже мне. Поэтому я решила, что буду смотреть фасоны и не смотреть на ценники.

Ну, почти.

— Пожалуй, начнем с этого, — пробормотала женщина, показывая мне винного цвета платье с узкой, но достаточно короткой юбкой и полупрозрачными рукавами из темного кружева. Такого нежного, будто сотканного из дымки.

Оно было прекрасно. Да тут каждое платье, мимо которого я прошла, прекрасно! И короткие юбки я очень люблю: что бы там ни говорил Берговиц, колени у меня красивые. Но…

— У вас есть что-нибудь подлиннее? Можно брючный костюм.

Пусть после помощи Берговица царапина активно заживала, но я не хотела пугать Соломона Камрин забинтованной ногой.

— Когда идете покорять мужчину, нужно платье, — вежливо возразила консультант.

— Это всего лишь деловая встреча, — напомнила я.

— Тем более. Ваша красота настолько его заворожит, что он согласится на что угодно.

Соломона окружает столько красоток, что вряд ли он так просто завораживается, но в ее словах была правда: если ужин пройдет замечательно, я стану на шаг ближе к своей цели.

Консультант в задумчивости приложила пальцы к подбородку, а потом кивнула и указала на манекен, застывший в углу. Точнее, на темно-фиолетовое, почти черное, платье с открытыми плечами.

— Как вам такое? — спросила она, но тут же покачала головой: — Нет, пожалуй, слишком мрачно.

— Может, это? — Взгляд зацепился за кремовый костюм: строгий, но привычный.

— Не подойдет для вашей цели, — тактично возразила женщина. — Подождите-ка. «Полуночное небо»… Ну конечно!

В меня плеснуло радостью и азартом. Такими искренними, что уголки моих губ непроизвольно приподнялись в улыбке.

Эмпат проводила меня к примерочным, а сама убежала за нарядом. Если, конечно, ее плавные движения можно было назвать бегом. Впрочем, я забыла обо всем на свете, стоило ей принести платье.

Первое, что бросилось в глаза, — невероятная ткань. Цвет напоминал небесные сияния, которые разукрашивают северный небосвод зимой: не то зеленый, не то голубой. Еще большее сходство добавлял тонкий невесомый материал, усеянный мелкой блестящей крошкой, будто звезды, сбившиеся в созвездия. Присмотревшись, я с изумлением нашла на юбке Плачущую Деву, известную мне с детства. И Лучника, и Большую Рыбу…

— «Северное небо», — улыбнулась женщина.

— Что? — шокированно переспросила я.

— Так Никола назвал это платье.

Еще удивительнее было слышать, как кто-то называет по имени самого известного в мире дизайнера.

— Листер Гастенс бывал в Тарите?!

— Да, — кивнула консультант. — Никола много путешествует. Говорит, что это необходимо для вдохновения.

Обалдеть!

Я снова вернула все свое внимание платью. Что я там говорила про шедевры? Он как раз находился передо мной. Платье было редкой жемчужиной, полетом фантазии, сказкой… И я очень сомневалась, что оно подойдет. Потому что к нему страшно прикасаться, не говоря уже о стоимости. Я боялась представить, сколько стоят такие шедевры. По мне, так они вовсе бесценны!

Почувствовав мои сомнения, консультант шагнула вперед и вручила мне наряд:

— Примерьте.

— Не думаю, что…

— Как вас зовут? — спросила консультант.