Моя строптивая леди Беверли Джо
Он был смутно знаком, как и статная фигура джентльмена.
— А если я жду своего кавалера?
— Мой розовый бутончик, ваш кавалер перед вами!
В памяти молнией возникли события недавнего прошлого. Хедерингтон! Он-то как здесь оказался?
— Обманщик! — Честити легонько стукнула его сложенным веером по запястью. — Мой кавалер ниже ростом.
— Тогда на что он вам? — засмеялся Хедерингтон. — Позвольте обрушить на вас всю мощь своего обаяния.
Ему нельзя было отказать в привлекательности, но, так много о нем зная, Честити не уединилась бы с ним.
— Нет, милорд, не позволю. Придется вам поискать на этом лугу другой цветок.
Ничуть не обижаясь, Хедерингтон откланялся.
Эта встреча означала, что поток гостей возрос и она не успевает следить за ним. Честити снова принялась озираться, но тут еще какой-то джентльмен, в золотистом домино и маске, остановился, оглядел ее и приблизился.
— Мой милый хамелеон! — сказал Син. — Откуда эти седины? Неужели тревоги так внезапно тебя состарили?
— От тебя не скроешься!
— А зачем скрываться? Идем! — Он галантно предложил Честити руку. — Нужно разыскать Родгара.
— Зачем? — испугалась она.
— Только чтобы сообщить, что Бренду удалось убедить Вернема остаться на бал.
Несколько успокоившись, девушка взяла его под руку, и они двинулись через толпу в поисках маркиза.
— Как же это Бренду удалось?..
— Он объяснил, что лишь таким способом Вернем разживется едой и питьем. Этот тип обожает крепкие напитки. Я заметил, что он так и вьется возле бренди.
— Родгар рассказал тебе о своих планах?
— Нет, но не тревожься. Я никому не позволю тебя обидеть.
Син сказал это очень серьезно, словно знал, что Честити ни жива ни мертва от страха.
Родгара в холле не оказалось, и они прошли в первую из целой анфилады гостиных. Негромкий, но четкий звук удара в момент, когда они миновали распахнутые двери, привлек внимание Честити к Сину. Он был при шпаге.
— Ты думаешь, дойдет до схватки? — спросила она шепотом.
— Очень на это надеюсь, — ответил этот истинный Маллорен.
Честити вдруг показался зловещим беспечный гомон людей, у которых не было забот серьезнее, чем здоровье детей или виды на урожай. Она начала воображать себе невесть какие ужасы.
Родгар обнаружился в помещении, отведенном под игорный зал, где он усаживал за стол самого Бьюта и его даму. С незнакомкой в алом домино он был сама галантность, и Честити запоздало сообразила, что это может быть только леди Августа, принцесса Уэльская, мать короля Георга. Сердце ее заколотилось.
Что это, случайное совпадение или Родгар повысил ставки в своей игре буквально до небес? Он не мог не знать, что граф Уолгрейв и королева-мать не жалуют друг друга. Не на этом ли он построил свою интригу? Когда-то Августа возненавидела графа за чрезмерную близость и влияние на ее супруга принца Фредерика и, когда тот умер, не замедлила настроить сына против своего врага.
Син передал Родгару послание Бренда и получил удовлетворенный кивок. Родгар был без парика, но на этот раз напудрил волосы и слегка подвел глаза, отчего взгляд его стал многозначительным и насмешливым, словно он все знал о людях и о жизни, — знал и забавлялся этим. Помимо узкой черной маски, он отказался от других маскарадных ухищрений — для того чтобы быть узнанным и внушать опасения. Честити успела привыкнуть к Родгару-семьянину, Родгару-провинциалу в скромном наряде, но теперь, видя его во всем блеске, разодетым в темно-голубое с серебром, она снова затрепетала.
Неужели Форт был прав, когда предостерегал ее, что маркиз не упустит шанса расправиться с их семейством?
Родгар, казалось, прочел эти мысли, потому что подошел к Честити, взял ее руку и поднес к губам.
— Время подумать о венчании, дорогая моя, — сказал он с улыбкой.
— Ваша уверенность кажется мне…
— …вполне уместной, не правда ли? Все идет как по маслу.
И он был прав: гости притягивались к нему как магнитом. Честити со страхом посмотрела на леди Августу.
— Я не сниму маску!
— Вы поступите так, как будет сказано. Син, не оставляй ее ни на минуту и надзирай за ней, как положено супругу.
— Я пока еще не супруг леди Честити, — спокойно возразил Син, — и даже если бы был таковым, не принудил бы ее сбросить маску против воли.
— Но надзирать-то ты можешь?
— И могу, и буду, — заверил он и повел Честити прочь.
— Мне так страшно, что подкашиваются ноги! — призналась она. — Несколько дней хрупкого счастья, которое вот-вот рухнет…
— …чтобы дать место счастью более прочному, — задумчиво докончил Син. — Если уж Родгар в чем-то уверен, значит, так оно и есть. — Он увлек девушку в укромный уголок за портьеру и повернул к себе. — Он больше не имеет возражений против моей службы в армии. Уверяет, что впредь не будет мне мешать.
— Правда? — безразличным голосом произнесла она. — И когда ты вернешься в полк?
— Сразу после венчания… или никогда. Я так и не успел выяснить, согласна ли ты делить со мной походную жизнь.
— Но, Син! — слабо запротестовала растерянная Честити. — Син, ты не можешь ради меня жертвовать военной карьерой!
— Я должен жертвовать тобой ради военной карьеры? Никогда! — Он провел пальцем по краю бархатной полумаски там, где та соприкасалась с лицом. — Есть занятия поинтереснее сражений.
— Но ты так любишь солдатскую жизнь… Нелегко было прошептать даже несколько слов, когда тело уже откликалось на ласку.
— Видишь ли, Честити, я долго раздумывал на эту тему… — Рука соскользнула на шею и как бы невзначай занялась шнурком, что стягивал домино. Шелковые полы раскрылись. — Раздумывал, раздумывал… и уже не уверен, что мне нравится быть солдатом. Мне больше по душе путешествия и авантюры… — пальцы щекотно погладили округлости грудей под тонкой тканью сорочки, — что-нибудь такое, чего не делал еще никто…
Теперь Син провел пальцем по контуру низко вырезанного лифа, под которым так близко были вершинки грудей. Они тотчас набухли, а соски затвердели. Честити затаила дыхание. Син из-под ресниц наблюдал за ее реакцией.
— Сражаться — дело важное и благородное, но не единственное, что ты можешь сделать для своего отечества. В военное время жизнь солдата полна событий, опасности и риска, а в мирное… в мирное она скучна и однообразна, и я предпочел бы заняться чем-нибудь другим. Канада — огромная и малоисследованная страна. Как только новое правительство вступит в свои права, начнется большая работа, отправятся экспедиции: составлять карты, искать руды. Что может быть занимательнее, чем обследовать эти прекрасные, дикие и загадочные земли?
Он коснулся впадинки между грудями, и Честити беспомощно склонилась к нему на плечо.
— Син, ты приводишь меня в смятение! Зачем?
— Зачем? — Он чуть ниже сдвинул лиф и дотронулся до соска. — Потому что ты особенно прекрасна в смятении. Если бы мог, я поддерживал бы это смятение денно и нощно.
У Честити вырвался возглас удовольствия, и Син поспешил закрыть ей рот поцелуем, который обещал всевозможные еще более упоительные наслаждения. Сминая легкий кринолин, бедро прижалось к развилке ног, отчасти утоляя и разжигая желание. Ноги подкосились. Честити устояла лишь потому, что Син держал ее в объятиях. Она забыла, где они, и ненадолго отдалась сладкому безумию.
Когда Син отстранился, Честити посмотрела на него со страстью и мольбой. Юбки поползли вверх, рука пробралась под них и нашла средоточие ее желания.
— Син, что ты делаешь? Не здесь!.. О Боже мой! Боже мой!
— Дай себе волю, просто дай себе волю…
Она подчинилась — с величайшим удовольствием. Пока сладкие содрогания бросали и раскачивали Честити, Син прижимал ее к груди, чтобы заглушить крики. Потом это кончилось, оставив ее совершенно обессиленной.
— Зачем, Син?
— Мы оба хотели этого.
— Но тогда почему не иначе?
— Потому что, если уж я дал слово, то держу его. Я поклялся не ложиться с тобой в постель до свадьбы. — Он тихо засмеялся. — Как видишь, всегда есть возможности, но все-таки скорее бы эта свадьба!
— Ах, Син! — Честити виновато погладила его по щеке. — Это было совсем не обязательно!
— Для тебя, но не для меня. — Он снова засмеялся. — Я не настолько бескорыстен, как ты, быть может, думаешь. Поверь, дарить наслаждение порой еще упоительнее, чем получать.
— Я и не думала… — Она запнулась, понимая, что выдала все свое невежество, и задаваясь вопросом, так ли уж крепка клятва Сина и что будет, если подвергнуть ее испытанию прямо здесь и сейчас.
— Утоление страсти — это целая наука, целый огромный мир. Мы можем исследовать его вместе, заодно с канадскими землями. Нравится тебе эта идея?
— Так ты не шутил, когда говорил об этом?
— Ничуть.
— А я? Чем займусь я? — с трепетом поинтересовалась она.
— Кроме супружеских обязанностей? — поддразнил Син, оправляя на ней одежду. — Будешь всюду со мной. Разумеется, у нас будет дом, куда мы сможем возвращаться из странствий, — например, в Монреале или в этом многообещающем новом городке Галифаксе, что на побережье. Когда тебе надоест странствовать, будешь поджидать меня там, а когда снова ощутишь зуд в ногах, поедешь со мной.
— Звучит чудесно! — Честити чмокнула его в подбородок. — В самом деле, отчего бы не попробовать новое, не начать иную жизнь?
— Видишь, я был прав, когда узнал в тебе родственную душу. — Син отступил и оглядел ее. — Теперь можно и на люди выйти. Но прежде дай руку.
Она нерешительно протянула, Син взял ее и надел на палец перстень — две руки, мужская и женская, горизонтально ладонь к ладони, между ними крупный алмаз.
— Син!.. — Не находя слов, Честити опустила взгляд на перстень.
Он добавил плоское кольцо, сплошь усаженное бриллиантами поменьше.
— Это называется «хранитель». Король Георг, большой щеголь, только что ввел при дворе эту новую моду, повенчавшись со своей невестой двойным кольцом. «Хранитель» не дает обручальному кольцу соскользнуть и тем самым бережет брак от бед. Ты ведь знаешь, что алмаз — самый твердый камень? Так вот, это символ верности.
Благоговейно прикоснувшись к драгоценным кольцам, Честити ощутила на щеках влагу слез.
— Мне страшно, Син! Страшно снова верить! Я ведь все еще та самая Честити Уэр.
— Идем танцевать, та самая леди. — Он отер ей щеки. — «Честити» меня вполне устраивает, а от «Уэр» мы скоро избавимся.
Они уже танцевали довольно долго, когда Честити увидела Нериссу Трелин. Ей удалось забыться в танце, но тут страхи вернулись.
Лидер большинства, маршал светских легионов, Нерисса не особенно прибегала к маскараду. Ее великолепные белокурые волосы не были напудрены, крохотная маска практически не скрывала черты лица. Вместо домино на ней был бальный туалет ослепительной белизны, который мог бы выглядеть вполне девственным, не будь он так низко вырезан. Декольте вкупе с тщательно затянутым лифом подчеркивало незаурядные прелести ее фигуры. Честити с горькой усмешкой отметила, что фамильные драгоценности Трелинов громко заявляли о том, кто эта величественная дама.
Некоронованная королева светских салонов, Нерисса не шла, а плыла рядом с мужем. Лорд Трелин, мужчина далеко не старый, примерно в возрасте Родгара, держался так, словно был дряхлым старцем, при этом пыжащимся от гордости за обладание таким бесценным сокровищем.
Мимолетное сочувствие живой и горячей Нериссе растаяло, стоило вспомнить, что это был ее собственный выбор, что она предпочла этого чопорного сухаря Брайту Маллорену. Возможно, лорд Трелин на многое закрывал глаза, лишь бы не было скандала.
В бальном зале царил полумрак, а у пагоды к тому же дымилась чаша с какими-то благовониями, поэтому, сколько бы Честити ни выискивала взглядом отца, лица сливались и ничего не удавалось рассмотреть. Когда танец закончился, она позволила Сину увлечь ее в буфетную и, чтобы расслабиться, выпила бокал красного вина.
— Бал восхитителен, и в какой сумасшедшей спешке он готовился!
— Наша прислуга видывала и не такое, и я не сомневаюсь, что все было сделано одной левой.
— И с двойной переплатой.
— Не волнуйся, Родгар баснословно богат. Он полагает, что это обязывает его вовлекать людей в работу и щедро ее оплачивать.
— Мой отец еще богаче, но он скрупулезно подсчитывает затраты на каждую свечу и лично сует нос в кастрюли с едой для прислуги.
— Не забывай, ему годами приходится снабжать деньгами жадных Вернемов.
Это заставило Честити содрогнуться, напомнив о насущных вопросах.
— Когда же наконец все случится?!
— Всему свое время. Тебе нужно отвлечься. Не хочешь понаблюдать за игрой?
— Ты же не признаешь азартных игр!
— Я не играю сам, но смотреть мне нравится. Очень забавно, когда дураки выбрасывают деньги на ветер. Разумеется, если могут себе это позволить.
Некоторое время они наблюдали за тем, как Бьют проигрывает тысячу за тысячей. Потом он отыграл примерно половину этих денег. Леди Августа лишь чудом не лишилась бесценного фамильного браслета. Без всякого удивления Честити заметила за одним из столов леди Фэншоу, похожую на голодного стервятника. Скорее всего та получила приглашение, но если бы и нет, то все равно явилась бы.
К Сину подошел лакей, протянув ему какую-то записку.
— В оранжерее, — сказал Син, прочитав.
— Что, отец? — с упавшим сердцем спросила Честити, когда он повлек ее из игорного зала.
— В записке не сказано. — Син задержался, чтобы приободрить ее поцелуем. — Все будет хорошо. Помни, ты больше не одна.
Глава 21
Как оказалось, слово «оранжерея» в данном случае следовало брать в кавычки — это была гостиная, обтянутая тканью с рисунком в виде виноградных лоз. Раздвижные двери вели в зимний сад, откуда можно было выйти на террасу и спуститься в вечнозеленый лабиринт. В это время года двери были плотно сдвинуты, в камине пылал огонь.
Войдя, Честити первым делом заметила Вернема. Он под бдительным надзором Бренда сидел в кресле у камина. При виде ее он вскочил. Син усадил Честити на диван и уселся сам.
— Мистер Вернем, — вполне дружелюбно обратился он к Генри, — надеюсь, вы ни в чем не терпите недостатка?
— Благодарю вас, не терплю, в самом деле нет. — Вид у Вернема был довольно осовелый, но он еще мог выражаться связно. — Странно, однако, что вас заботит мое благополучие, — съязвил он. — Вижу, Родгар приструнил своих родственничков!
— Приговоренному полагается обильное угощение. — Син улыбнулся и добавил многозначительно:
— Напоследок.
Генри попытался возмущенно выпрямиться, но Бренд пригвоздил его к сиденью. Дальнейшая попытка бунта была прервана появлением графа Уолгрейва в сопровождении Линдли и двух рослых телохранителей. Следом за этой мрачной четверкой вошли Родгар и Форт. Вопреки присутствию Сина сердце Честити бешено забилось.
Небольшое помещение оказалось заполненным. Невзирая на это, граф образовал вокруг себя свободное пространство, словно имел неотъемлемое право держаться особняком. На сей раз при нем была трость черного дерева, даже на первый взгляд увесистая и прочная. Свое волнение он не показывал. Взгляд его скользнул по Честити, как по пустому месту. Это безмолвное оскорбление заставило ее стряхнуть страх. Она сняла маску, откинула капюшон домино и с вызовом подняла голову.
— Ну, Родгар? — осведомился граф, не скрывая нетерпения. — Когда же я наконец узнаю, о чем речь? Я удивлен — и, надо сказать, неприятно удивлен — тем, что у вас хватило дерзости вмешаться в мои семейные дела.
— Только потому, что наши генеалогические древа в скором времени переплетутся ветвями, — ответствовал маркиз, повернувшись от камина, у которого он непринужденно обогревал руки.
— Ха! — Уолгрейв надменно повел плечами. — Вы вольны считать эту бесстыжую потаскуху моим отпрыском, но я давно уже мысленно обрубил эту ветвь. Она мне не дочь!
Син сжал руку Честити, и она нашла в себе силы встретить неприязненный взгляд отца, который тут же перевел его на Вернема. Было очевидно, что Генри изнемогает от страха: утратив орудие шантажа, он был теперь совершенно беззащитен. Однако граф думал иначе — во взгляде его читалась некоторая настороженность. Человек крайне подозрительный, он не спешил записать Генри в беспомощные жертвы.
— Как желаете, милорд, — учтиво произнес Родгар. — Я лишь хотел оказать вам услугу во имя будущего родства. — Он взял понюшку табаку и самым изысканным образом чихнул. — Я даже готов настаивать на этой услуге… мое великодушие порой изумляет меня самого! Итак, насколько мне известно, мистер Вернем имеет то, что вас горячо интересует.
— Ах вот как, он имеет! — Граф злобно усмехнулся. — В таком случае я хотел бы сейчас же это получить.
— Сделайте одолжение, — сказал Родгар с широким жестом.
— Дьявольщина! Дьявольщина! — завопил Вернем, в очередной раз безуспешно пытавшийся вскочить с кресла. — У меня этого нет! Нет!
Уолгрейв, не слушая, внимательно изучал маркиза.
— Бойся Маллоренов, дары приносящих… — заметил он.
Честити понимала, отчего он так спокоен. Маллоренов было трое, и как раз три его приспешника могли выступить против них в случае необходимости: Линдли и два кряжистых наемника. Если вспомнить настроения Форта, на его лояльность лучше было не рассчитывать. Генри Вернем мог драться разве что за собственную шкуру, ну а она, Честети, в этой битве титанов могла только путаться под ногами.
— Мне нравится ваша осмотрительность, милорд, — объявил Родгар, взяв еще одну понюшку и смахнув с рукава крупинку табака. — Она говорит о врожденной мудрости. Надеюсь, мудрость не подведет вас и теперь. Дело в том, что меня не прельщает заполучить вместе с вашей дочерью пятно на свое имя.
— Пятно! — едко повторил Уолгрейв. — Как деликатно подано! Вы опрокинете на свое имя целый ковш нечистот!
— Отец! — не выдержал Форт, а Син вскочил на ноги.
— Я так и думал, что ты переметнешься на их сторону, — обратился граф к сыну. — И этот болван — мой наследник! Кого ты вздумал защищать? Если не Вернем, то Маллорен вволю побаловался с твоей беспутной сестрицей!
Все заговорили разом и на повышенных тонах.
— Спокойно, спокойно! — Родгар поднял руку, утихомиривая разгоревшиеся страсти, и повернулся к Генри. — Дорогой сэр, так вы в конечном счете ни в чем не повинны? Вы не обесчестили леди Честити, я правильно понимаю?
Вернем выглядел так, словно от страха мог в любую минуту лишиться рассудка. Взгляд его метался между каменным лицом Уолгрейва и рукой Сина на рукоятке шпаги.
— Я ничего не сделал, я ничего не сделал! Я к ней едва прикоснулся!
— Ах, я теперь ясно вижу, как все было… — Родгар доброжелательно улыбнулся ему. — Вы хотели пошутить, но шутка зашла слишком далеко, и репутация леди Честити пострадала. Как человек благородный, вы попросили ее руки.
— Да! Да! — обрадовался Генри. — Если леди Честити была невинна, когда я ложился к ней в постель, то таковой и осталась, когда я ее покинул!
— Что значит «если»? — прорычал Син, выхватил шпагу и ткнул ею почти в самые его глаза.
— Она была, была невинна! — залепетал Генри. — Это тот проклятый доктор, а не я! Уолгрейв заплатил ему, но это было уже потом, потом!
В комнате наступила мертвая тишина. Все взоры обратились к графу. Тот холодно пожал плечами:
— Надеюсь, вы не поверите болтовне насмерть перепуганного труса? А вы, Родгар, стремясь обелить эту закоренелую грешницу, только ставите себя в глупое положение. — Он обратил к Вернему взгляд, исполненный безмерного презрения. — Отдай документ, и я не убью тебя.
— У меня нет документа, клянусь!
— Что ж, придется разрывать тебя на части до тех пор, пока он не обнаружится.
Дверь открылась без стука. Все снова повернулись разом, словно притянутые за невидимые нити. Рука Сина со шпагой медленно опустилась.
Вновь прибывший оказался сутулым человеком в очках, с седыми висками. Он был роскошно одет, и Честити потребовалось некоторое время, чтобы узнать его. Но, узнав, она задохнулась от потрясения. Это был тот самый доктор.
— Доктор Мирабелл! — приветствовал его Родгар. — Милости прошу!
Гость обвел собравшихся взглядом, полным насмешки. Это был бы приятный человек, не будь линия его рта такой откровенно циничной. Прежде это не выражалось так явно.
— Вы ничего не хотите нам сообщить? — поощрил его маркиз.
— В течение двадцати лет я имел практику в Шефтсбе-ри. Находящийся здесь граф Уолгрейв однажды явился ко мне с поручением, что его дочь, леди Честити, хочет заручиться письменным свидетельством своей невинности. Он предложил щедро заплатить, если в процессе осмотра я сделаю одну манипуляцию. Как человек небогатый, я счел его предложение выгодным.
— И что же, леди Честити в самом деле была невинна?
— Могу в том присягнуть.
— Я бы не стал полагаться на его присягу, — небрежно заметил Уолгрейв. — Он давно уже в бегах, один Бог знает почему. Если ваш доктор все двадцать лет был нечист на руку…
— Минутку, милорд, — остановил его Родгар. — Мистер Вернем, раз уж вы ни в чем не повинны, передайте графу документ — и скатертью дорога!
— Говорю вам, у меня его нет! Документ все еще у Верити, она так и не отдала его мне.
— Ах да, припоминаю… неожиданная помеха. — Маркиз посмотрел на угрюмого Форта. — Лорд Торнхилл, будет только справедливо, если именно вы отправитесь за своей сестрой. Пусть захватит письмо.
Честити отметила, что при слове «письмо» отец невольно передернулся, поняв, что маркизу известно содержание документа. Однако ему не изменили ни присутствие духа, ни едкость речей.
— Иди-иди! — сказал он сыну. — Будешь в этом доме лакеем. Это все, на что ты годен.
Форт сердито поджал губы, но отправился выполнять поручение.
— Чтобы скоротать минуты ожидания, мистер Вернем, не объясните ли одну мелочь, которая возбуждает мое любопытство? Как можно пробраться в постель к юной леди настолько бесшумно, чтобы она не подняла тревогу? При случае я бы охотно воспользовался вашим опытом.
— Что? Бесшумно? — встрепенулся Вернем, совершенно ушедший в свои мысли. — Этого не потребовалось, милорд. Леди Честити спит как убитая, и, если бы даже в ее постель улеглась вся английская армия, она и тогда не проснулась бы. Мне пришлось щипать ее, чтобы разбудить, когда явился Уолгрейв с гостями.
— Да, но откуда вы знали, что она так крепко спит? — не унимался маркиз.
— Как откуда? От ее отца, разумеется, — ответил Генри со вздохом.
Граф покосился на него, но не сказал ни слова, а Честити с тоской подумала, что Родгар ошибся, если сделал ставку на его исповедь. Чтобы ее отец хоть о чем-то проговорился, нужно вывести его из себя. Однажды ей это удалось. Может быть, снова попробовать?
Девушка поднялась, отведя руку Сина.
— Потому что моему отцу совершенно все равно, что будет с родной дочерью! Ведь так, чудовище? — Она подошла к графу и встала перед ним, уперев руки в бока, как простолюдинка. — Признайся, ты думал, что все пройдет как нельзя лучше, — и на тебе! Я обвела тебя вокруг пальца!
Она заметила, как граф подобрался, как сжал губы в линию.
— Сам посуди, если бы я покорно, как овца, вышла за Генри Вернема, ты был бы теперь свободен. Но я только посмеялась над твоей затеей. Тогда ты решил действовать хитростью: дал этому ничтожеству ключ от моей комнаты, выждал время и явился во главе целого отряда свидетелей! Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты обесчестил меня так же гнусно, как если бы надругался над моим телом!
Лицо графа исказилось, он поднял трость. В ожидании удара Честити отскочила подальше, но он выхватил из эбонитового цилиндра длинный, как у шпаги, клинок и бросил секретарю.
— Линдли, за дело!
— Ну наконец-то! — воскликнул Син с яростным удовлетворением. — Как же давно мне хотелось добраться до этого негодяя!
Секретарь бросился на него со своей импровизированной шпагой, Син ловко уклонился.
— Очень скоро ты будешь мертв. Стоят ли того милости этого человека?
— Хвастун! — процедил секретарь с неизменной улыбкой на губах. — Дерись со мной, и посмотрим, чья возьмет!
Он еще не успел договорить, как острие шпаги Сина располосовало ему щеку. Линдли попробовал зажать рану, но крови было слишком много. Между тем острие уперлось ему во впадину между ключицами.
— Думаю, твоя улыбка в будущем сильно перекосится, приятель.
Син нажал острием. Линдли поспешно отступил. В несколько таких приемов он был загнан в угол и остался там, с перепуганным выражением лица и бегающими глазами.
— Итак, — начал Син, — что тебе известно о докторе Мирабелле и его роли в судьбе леди Честити?
Секретарь заколебался. Граф поймал его вопросительный взгляд и равнодушно отвернулся, словно не имел с этим человеком ничего общего. Это решило дело.
— Я сам отвозил доктору плату за услугу, — угрюмо заговорил Линдли, — и сидел за ширмой, пока дело делалось. Я должен был подтвердить, что деньги уплачены не зря.
Честити до боли закусила губу.
— А как насчет Вернема? — продолжал Син.
— По приказу его сиятельства я устроил так, чтобы Вернем оказался в постели леди Честити! Этот трус все не решался, мне пришлось толкать его в спину. Зато когда он понял, что девчонка не проснется, то дал волю рукам так, что залюбуешься!
У Честити брызнули слезы унижения. Син сделал движение, словно собирался проткнуть Линдли горло, но остановил себя и опустил шпагу.
— Я узнал все, что хотел, — с кажущимся спокойствием обратился он к брату. — Родгар, прошу прощения за то, что вмешался в ход дознания.
— Это было весьма полезное вмешательство. Ну, Уолгрейв? Что вы теперь скажете? Зачем вам понадобились все эти гнусности?
— Это домыслы людишек низкого происхождения, — ответил граф, вскинув голову, — и вам, маркизу, не пристало слушать их жалкий лепет.
Вошла Верити в сопровождении Натаниеля и Форта. Заметив отца, она побледнела, а вид окровавленного Линдли заставил ее ахнуть.
— Леди Верити, надеюсь, упомянутый документ при вас? — спросил Родгар.
— Вот он.
Верити достала из кармана пергамент и, протянув его, направилась к маркизу. Уолгрейв бросился вперед, выхватил документ, швырнул в огонь и встал перед камином с пистолетом в руках.
— Не двигаться, пристрелю!
Все молча следили за тем, как пергамент обугливается в пламени.
— Наконец-то! — крикнул граф с пронзительным смехом. — Свободен, свободен! А вам, Родгар, спасибо за то, что помогли мне своими махинациями. В награду можете забирать не только эту девку, но и всех моих неблагодарных детей скопом! Когда подумаю, какую веселую жизнь они вам устроят, хочется хохотать как безумному!
— Отчего же «как», Уолгрейв? — мягко спросил маркиз, задумчиво глядя на то, что осталось от бесценной улики. — Итак, выигрыш на вашей стороне. Будьте же великодушны хотя бы в момент своего торжества и признайте, что во время скандала ваша дочь была безупречной.
— Попробовала бы она не быть! Но я не вижу, что за радость вам от моего признания, Родгар.
— От устного и правда никакой, а вот письменное может пригодиться. Вон там вы найдете бумагу, перо и чернила.
Граф без колебаний направился к бюро. Облегчение было столь велико, что он, по натуре расчетливый и осторожный, совершенно не думал в эту минуту о последствиях своих дальнейших поступков.
— Почему бы и нет? В конце концов, это моя родная кровь, пусть вернется в свой круг, и прочее, и прочее. Только пусть не показывается мне на глаза, таково мое условие. Я напишу, что она не грешила с Вернемом, что я поддержал его выдумку, чтобы избежать скандала. Все остальное останется между нами — болтать об этом не в ваших интересах.
Честити охватило мертвящее чувство поражения. Родгар сделал все, что мог, но и письменное признание графа недорого стоило. Он мог в любую минуту отказаться от своих слов, сказать, что его принудили, и уже не было возможности настоять на своем. Единственная улика сгорела.
— Как? — внезапно закричал Вернем и вскочил, увернувшись от руки Бренда. — Вы собираетесь свалить всю вину на меня? Получается, что я мерзавец и подлец, а вы — жертва обстоятельств? Да ведь это ваш план — от первой до последней буквы! За это я согласился передать вам документ! Если так, я не стану молчать, я всем расскажу, что Уолгрейв Непогрешимый…
Граф повернулся от бюро и выстрелил ему в грудь. Оглушительный звук многократно отразился от стен и заставил Честити зажать уши руками. Обливаясь кровью, Вернем повалился назад в кресло. На лице его застыло выражение безмерного удивления, губы задвигались, но с них так и не сорвалось ни звука. Он был мертв.
Син прижал Честити к груди. Натаниель привлек к себе Верити.
— Боже мой, Боже мой! — прошептала Честити и судорожно высвободилась, чтобы вперить взгляд в отца. — Убийца! — Она огляделась, ища поддержки. — Неужели вы позволите ему уйти? Ведь на ваших глазах убит человек!
Граф невозмутимо посыпал написанное песком, стряхнул и протянул ей лист.
— Вот, девочка моя, возьми и держи язык за зубами. Да, и не суй свой нос в мужские дела.
Она взяла лист, только чтобы гневно отбросить.
— Держать язык за зубами? После того как моя жизнь была втоптана в грязь?!
— Не без твоей собственной помощи.
Читать бесплатно другие книги:
