Расплата Гришэм Джон

Глава 21

Отель «Пибоди» был построен в Мемфисе в 1869 году и сразу стал центром высшего общества. Он был задуман в стиле изящного итальянского Ренессанса, и на его отделку не пожалели средств. Под потолком просторного вестибюля будто парили легкие балконы, в элегантно украшенных фонтанах плавали живые утки. Отель был, без сомнения, самым живописным объектом в Мемфисе и на сотни миль вокруг не имел конкурентов. Он сразу стал приносить прибыль, потому что денежные горожане немедленно потянулись в него выпить, пообедать, устроить бал, вечеринку, торжество, концерт или деловую встречу.

На рубеже столетий, когда в прошлом богатые хлопковые районы Арканзаса и Миссисипи начали восстанавливаться, «Пибоди» сделался излюбленным местом отдыха крупных плантаторов, приезжавших в город искать развлечений. По выходным и праздникам они сорили там деньгами, соперничая в утонченности стиля со своими приятелями горожанами из высшего класса. Порой привозили жен за покупками, иногда приезжали одни — встретиться по делу или повеселиться с любовницей.

Молва гласила: если расположиться в вестибюле «Пибоди» и просидеть там достаточно долго, можно увидеть всех, кто имел хоть какое-нибудь влияние в регионе.

Пит Бэннинг был не из Дельты и не претендовал на это. Он был уроженцем холмистого северного Миссисипи. Его семья владела землей и считалась известной, однако богатым он отнюдь не слыл. На социальной лестнице люди с холмов котировались на несколько пунктов ниже живших в сотне миль от них плантаторов. Первая поездка Пита в «Пибоди» состоялась по приглашению друга, с которым он познакомился, будучи курсантом военной академии США. Поводом было нечто вроде бала дебютанток, но истинное удовольствие Пит получил от выходных в Мемфисе.

Ему было двадцать два года, и он только что закончил военную академию США в Уэст-Пойнте. Несколько недель провел на ферме рядом с Клэнтоном, и тамошняя жизнь успела ему наскучить. Пит жаждал ярких огней, но был отнюдь не явившейся в город деревенщиной. Несколько раз ездил в Нью-Йорк и умел держаться в любом обществе. В Мемфисе было немного снобов, которые его бы смутили.

В 1925 году отель открыли после полного обновления. Пит знал, какая у него репутация, но внутри пока еще не был. За четыре года в Уэст-Пойнте его друг прожужжал ему все уши, какие там ослепительные вечеринки и красивые девушки. И он нисколько не преувеличивал.

Официальный праздник состоялся в главном бальном зале. По этому случаю Пит надел парадную форму и белый с головы до пят, с бокалом в руке, представлял собой впечатляющую фигуру среди гостей. Военная выправка, загорелое лицо и непринужденная улыбка, он легко вступал в разговоры и вскоре заметил, что на него заглядываются молодые женщины. Начался ужин, и Пит сел за столик с другими друзьями хозяина. Они пили шампанское, ели устрицы, болтали о пустяках и уж точно не о военной службе. Война окончена. В их стране мир, и он будет царить вечно.

Пока подавали ужин, Пит заметил девушку за соседним столом. Она сидела к нему лицом и всякий раз, когда он поднимал на нее глаза, тоже смотрела на него. Среди стольких ослепительных девушек она была, безусловно, самой красивой. Пит едва мог отвести от нее взгляд. И к концу ужина оба засмущались, что так откровенно таращились друг на друга.

Вскоре Пит выяснил, что девушку зовут Лиза Суини. Он пошел за ней в бар, представился, и они разговорились. Мисс Суини была из Мемфиса, ей исполнилось восемнадцать лет, но ее никогда не манили дебютантские глупости. Чего она действительно хотела, так это выкурить сигарету, однако не решалась в присутствии матери, которая старалась не спускать с нее глаз с противоположной стороны зала. Пит последовал за ней в патио у бассейна — Лиза как будто не сомневалась, что он ступает за ней шаг в шаг, — там они выкурили по три сигареты и пропустили по два напитка: она — мартини, он — виски.

Лиза только что окончила среднюю школу, но пока не решила, какой выбрать колледж. Она устала от Мемфиса, ее тянуло к чему-то большему, вроде Парижа или Рима, но это были только мечты. Пит спросил, разрешат ли ей родители встречаться с мужчиной на четыре года старше ее. Лиза пожала плечами. Последние два года она встречалась с теми, с кем хотела, но это были ребята из ее школы.

— Вы приглашаете меня на свидание? — улыбнулась Лиза.

— Да.

— Когда?

— В следующие выходные.

— Я согласна, мой воин.

Через шесть вечеров они вновь встретились в «Пибоди», выпили, пообедали, повеселились. На следующий день в воскресенье долго гуляли вдоль реки, не стесняясь, касались друг друга, затем бродили по городу. Лиза пригласила Пита поужинать у нее дома. Он познакомился с ее родителями и старшей сестрой. Мистер Суини работал в страховой компании и оказался довольно скучным человеком. В основном разговор вела его красивая жена. Это была странная пара, и Лиза уже несколько раз сказала, что хочет уехать из дома, как только представится возможность. Ее сестра училась в колледже где-то в Миссури. На этой стадии знакомства Пит решил, что Лиза — одна из мемфисских девушек, которые вьются вокруг отеля «Пибоди» в надежде заполучить богатого мужа. Он дал ясно понять, что сам не из богатых плантаторов. Его семейство владеет землей и выращивает хлопок, но их никак не сравнить с богатеями из Дельты. Поначалу Лиза пыталась что-то из себя строить, но, поняв, что Пит простой человек, бросила это занятие. Она была из обычной семьи, и ему было безразлично, много или мало у них денег. Пит увлекся Лизой и решил идти до победного конца. Что оказалось не трудной задачей. Лизе было безразлично, насколько велика ферма. Она нашла человека по душе и не собиралась его упускать.

В следующую пятницу они снова встретились в «Пибоди» поужинать с друзьями. Потом улизнули в бар, желая побыть вдвоем. И выпив, поднялись в номер Пита на седьмом этаже. У него и раньше были женщины, но лишь такие, которые работали в нью-йоркском публичном доме. Пит просто следовал принятой в Уэст-Пойнте традиции. Лиза оказалась девственницей, но готовой к перемене своего состояния, и с такой страстью бросилась в объятия Пита, что у того закружилась голова. Около полуночи он предположил, что ей пора возвращаться домой. Лиза заявила, что никуда не пойдет, проведет с ним ночь и хотела бы оставаться в его постели весь следующий день. Пит кивнул.

— А что ты скажешь родителям? — спросил он.

— Что-нибудь придумаю. Об этом не беспокойся. Их легко обмануть. И кроме того, они не ожидают от меня ничего подобного.

— Как хочешь. А теперь давай поспим.

— Давай. Понимаю, ты устал.

Целый месяц их страсть пылала так, что они забыли об окружающем мире. Каждые выходные Пит снимал номер в «Пибоди» и проводил в нем три ночи, часто вместе с Лизой. Ее друзья стали перешептываться, у родителей возникли подозрения. Все-таки был 1925 год, когда предполагалось, что юные девушки и их поклонники должны следовать определенным правилам. Лиза, как и ее приятели, эти правила знала. Но понимала также, как приятно их нарушить. Она любила мартини, сигареты, а больше всего запретный секс.

В воскресенье Пит повез Лизу в Клэнтон — познакомить с родными и показать семейную ферму. Хотя он не думал, что посвятит жизнь выращиванию хлопка. Военная служба — вот его призвание. Они с Лизой объедут весь мир. В это Пит верил в свои двадцать два года.

Его направляли в Форт-Райли в Канзасе, где ему предстояло занять офицерскую должность. Пит с нетерпением ждал отъезда в первое место прохождения службы, и вдруг ему в голову пришла мысль: ведь придется расстаться с Лизой. Он направился к ней домой, чтобы сообщить новость. Они понимали, что расставание наступит, но теперь разлука представлялась им невозможной. Когда Пит прощался с Лизой, оба расплакались.

Пит сел в поезд и оказался в Форте-Райли, а через неделю получил письмо, Лиза была немногословна и в первых строках сообщала, что беременна. Пит, не колеблясь, разработал план: заявил, что неотложные обстоятельства требуют его возвращения домой, и убедил командира одолжить ему машину. Ехал всю ночь и добрался до «Пибоди» к завтраку. Позвонил Лизе и сказал, что им надо бежать. Предложение ей понравилось, но она не знала, как выскользнуть из дома с чемоданом. Пит убедил ее забыть о чемодане — в Канзас-Сити много магазинов.

Поцеловав на прощание мать, Лиза приступила к осуществлению плана. Пит ее встретил, и они, смеясь, понеслись из города. В Тупело нашли телефон-автомат и позвонили миссис Суини. «Мама, извини меня за неожиданный сюрприз — мы с Питом сбежали. Мне восемнадцать лет, и я могу делать все, что хочу. Люблю тебя. Вечером позвоню еще и поговорю с папой». Когда они разъединились, мать плакала, а Лиза чувствовала себя счастливейшей девушкой в мире.

Оказавшись в Тупело, городе, который Пит хорошо знал, они решили пожениться. В Форте-Райли лучшее жилье предоставляли офицерам с семьями. И свидетельство о браке могло оказать им большую услугу. В здании суда округа Ли они написали заявление, уплатили пошлину и нашли мирового судью в его магазине рыболовных принадлежностей, где он раскладывал всякую мелочовку. Он вызвал в качестве свидетеля жену и, получив с них положенные два доллара, объявил мужем и женой.

Позже Пит позвонил своим родителям. Поскольку часы уже тикали, отмеряя время до появления их первенца, надо было как можно скорее назначить день свадьбы. Пит понимал: как только мать расскажет, что родился ее внук, соседи начнут изучать календарь, сравнивая даты, и если что-нибудь заподозрят, немедленно поползут слухи. Лиза посчитала, что церемония должна состояться за восемь месяцев до родов. Пусть кто-нибудь удивленно вытаращит глаза, но слухов точно не возникнет. Семь месяцев вызвало бы оторопь. Шесть — скандал.

Свадьба состоялась 14 июля 1925 года.

Джоэл родился 4 января 1926 года в военном госпитале в Германии. Пит просил назначить его на службу за границей, чтобы находиться как можно дальше от Мемфиса и Клэнтона. На родине ни одна живая душа не увидит свидетельства о рождении. Они с Лизой выждали шесть недель, прежде чем отправить домой телеграммы.

Из Германии Пита перевели обратно Форт-Райли, где он служил в двадцать шестом кавалерийском полку. Пит был превосходным наездником, однако начал задаваться вопросом, какую роль может играть кавалерия в современной войне. Будущим армии были танки и артиллерия. Но ему нравились лошади, и он продолжал служить в полку. Так что Стелла тоже родилась в Форте-Райли в 1927 году.

20 июня 1929 года в возрасте сорока девяти лет от инфаркта умер отец Пита. Болели оба ребенка Лизы, и она не смогла поехать на похороны в Клэнтон. Два года не была дома и предпочитала держаться от него подальше.

Через четыре месяца после смерти мистера Бэннинга рухнул фондовый рынок, и в стране началась «Великая депрессия». По кадровым офицерам крушение экономики почти не ударило. Работа, жилье, медицинское обслуживание и жалованье остались при них, хотя последнее немного снизилось. Пит и Лиза радовались его карьере и увеличению семьи и по-прежнему считали, что его будущее в рядах вооруженных сил.

В 1929 году рынок хлопка тоже сильно пострадал, и Депрессия тяжело ударила по фермерам. Приходилось занимать деньги, чтобы покрыть расходы, выплатить долги и накопить на посев в следующем году. Старшая сестра Пита, Флорри, жила в Мемфисе, но почти не интересовалась сельским хозяйством. На сев 1930 года Пит нанял бригадира, но ферма снова оказалась в убытке. На следующий год нанял другого и опять проиграл. Долги росли, и земля семейства находилась под угрозой.

Во время рождественских праздников 1931 года Пит и Лиза обсуждали мрачную перспективу ухода из армии и возвращения в округ Форд. Этого не хотели оба, особенно Лиза. Она не могла свыкнуться с мыслью, что придется жить в таком маленьком заштатном городишке, как Клэнтон, и, что самое неприятное, с матерью Пита. Женщины провели вместе не так много времени, но вполне достаточно, чтобы понять: им вместе не ужиться. Миссис Бэннинг была методисткой и в силу этого знала ответы на все вопросы, поскольку они прописаны в Библии. Вооруженная Божьим словом, она могла указать любому, как следует жить. Не кричала, не оскорбляла, но открыто судила.

Пит тоже не хотел с ней жить и лелеял мысль, что продаст ферму и откажется от сельского хозяйства. Но идея провалилась по трем причинам. Во-первых, не он владел фермой. Ее унаследовала от отца мать. Во-вторых, рынок недвижимости из-за депрессии замер, и продать ферму было бы сложно. И втретьих, без фермы матери негде было бы жить.

Пит любил армию, особенно кавалерию, и надеялся служить до самой отставки. Мальчишкой он убирал хлопок и много времени проводил в поле, однако хотел иной жизни. Посмотреть мир, может, поучаствовать в парочке войн, заработать медали и сделать жену счастливой.

Поэтому Пит занял еще денег и взял третьего помощника. Урожай уродился прекрасным, рынок стоял крепко, но в начале сентября полили сильные, как муссоны, дожди и все смыли. В 1932 году вообще ничего не уродилось, а банки требовали деньги обратно. Мать слабела и почти лишилась способности ухаживать за собой.

Пит и Лиза обсуждали, не переехать ли в Мемфис или в Тупело — куда угодно, лишь бы подальше от Клэнтона. В крупном городе больше возможностей, лучше школы, насыщеннее социальная жизнь. Пит мог бы управлять фермой и наезжать к ним. Но возможно ли это? В сочельник они с Лизой думали, как провести вечер, когда принесли телеграмму от Флорри. Она сообщала трагическую новость: накануне, скорее всего от воспаления легких, умерла их мать. Ей было всего пятьдесят лет.

Вместо того чтобы разворачивать подарки, они наспех собрали чемоданы и отправились в Клэнтон. Мать похоронили у «Старого платана», рядом с мужем. А Пит с Лизой приняли решение остаться в Клэнтоне и не возвращаться в Форт-Райли. Пит ушел со службы, оставшись в резерве.

В мире гремели войны, японцы захватывали Азию и в прошлом году напали на Китай. Гитлер строил заводы, где производили танки, самолеты, подводные лодки, пушки — все, что требовалось для агрессивно войны. Коллеги Пита в армии были обеспокоены тем, что происходит в мире. Многие предрекали неизбежность большой войны.

Сняв форму и вернувшись в Клэнтон спасать ферму, Пит не скрывал пессимизма. У него набралось долгов, которые нужно отдавать. Депрессия прочно обосновалась в США и держала народ за горло. Страна была плохо вооружена и не имела средств наладить военное производство.

Но если война разразится, он не останется на ферме и отправится на фронт.

Глава 22

После двух подряд небывалых урожаев 1925 и 1926 годов Джейкоб Бэннинг решил построить хороший дом. Тот, который Пит и Флорри знали с детства, был возведен до Гражданской войны, а потом к изначальной части постоянно что-то пристраивалось. Он был лучше большинства жилищ в округе, но, заполучив деньги, Джейкоб захотел заявить о себе и возвести нечто такое, чем соседи будут восхищаться еще долго после его смерти.

Он нанял архитектора из Мемфиса и утвердил проект в величественном стиле колониального возрождения: два этажа, красный кирпич, фронтон вразлет и широкая колоннада с фасада. Дом возвели на невысоком холме неподалеку от дороги, чтобы с нее могли любоваться постройкой, но шум транспорта не мешал жильцам.

После смерти Джейкоба и его жены дом остался во владении Лизы, и она хотела наполнить его детьми. Пит с энтузиазмом поддержал ее желание, но результат оказался плачевным. У Лизы в Форт-Райли случился выкидыш, затем еще, после того как они переехали на ферму. Несколько месяцев на нее накатывали приступы мрачности, и она проливала потоки слез, но вскоре, к величайшей радости мужа, стала прежней энергичной Лизой. У нее, как и у мужа, была всего одна сестра, и они считали, что жизнь маленьких семей скучна. Лиза мечтала о пяти отпрысках, Пит говорил о шести — по три каждого пола, — и они занимались супружеской близостью с яростной решимостью.

Пит, когда не лежал в постели с женой, старательно приводил в порядок ферму. Часами пропадал в поле, сам занимался физическим трудом, подавая работникам пример. Он очистил землю, заново построил конюшню, починил служебные постройки, огородил территорию, купил скотину и, как правило, трудился от рассвета до заката. Встретился с банкирами и прямо заявил им, что денег придется подождать.

Погода в 1932 году была ему на руку, и работники собрали богатый урожай. Рынок тоже благоприятствовал, и впервые за долгий период ферма вздохнула свободно. Пит вернул банкам деньги, а часть выручки вложил в землю. Бэннинги владели двумя участкам по 640 акров каждый, и если расчистить часть пространства, то можно вырастить еще больший урожай хлопка. Впервые в жизни Пит начал сознавать долгосрочный потенциал своего наследства.

Питу принадлежал один участок, Флорри другой, и они договорились, что он будет возделывать ее землю за половину прибыли. В 1934 году она построила красный коттедж и переехала на ферму из Мемфиса. Ее появление оживило место. Ей нравилась Лиза, и поначалу они дружили.

Лиза не скучала. Она упивалась материнскими обязанностями, хотя все ее попытки увеличить семью заканчивались неудачей. Пит научил ее ездить верхом, построил конюшню и поселил в нее лошадей и пони. Вскоре Джоэл и Стелла научились держаться в седлах, и они втроем совершали долгие прогулки по ферме и прилегающей округе. Пит показал жене, как стрелять, и они вместе охотились на птиц. А по воскресеньям ловили в реке рыбу.

Если Лиза и скучала по большому городу, то жаловалась редко. В тридцать лет у нее был муж, которого она обожала, и Бог благословил ее двумя замечательными детьми. Она жила в красивом доме посреди полей, которые обеспечивали семье безбедное существование.

Но привыкшей в юности к веселым компаниям, ей не хватало общения. Рядом не было ни сельского клуба, ни отеля, ни танц-клубов и приличных баров. Вообще никаких баров, потому что округ Форд, как и весь штат Миссисипи, был сух, как прожаренная на солнце кость. В городах и восьмидесяти двух округах продажа спиртного была запрещена. Греховодникам приходилось полагаться на бутлегеров, недостатка в которых не было, или на друзей, привозивших горячительное из Мемфиса.

Общественную жизнь определяла церковь. В случае с Бэннингами — методистская, вторая по числу прихожан в Клэнтоне. Пит требовал, чтобы они аккуратно посещали службы, и Лиза привыкла к порядку. Ее воспитали в вольных традициях епископальной церкви, но последователей таковой — истовых не очень — в Клэнтоне не было. Сначала Лизе претила узость методистского учения, но вскоре она поняла, что могло быть и хуже. В стране действовали более строгие направления христианства: баптисты, пятидесятники, христовы церкви с более основательными правилами, чем у методистов. Лишь пресвитерианцы казались чуть менее упертыми. Если бы в городе нашелся хоть один католик, он благоразумно держал бы свою веру в секрете. А ближайший еврей проживал в Мемфисе.

Люди отличались друг от друга, и о них судили по их вероисповеданию. И порицали тех, кто не придерживался никакого. Лиза влилась в общину прихожан методистской церкви и стала ее активным членом. Чем еще она могла заняться в Клэнтоне?

Но, несмотря на происхождение мужа, Лиза была еще долго чужой. Местные не доверяли человеку, если их деды не были знакомы с его дедами. Лиза исправно ходила на службы, и со временем они стали ей нравиться, особенно музыка. Вскоре ее позвали в собиравшийся раз в месяц женский кружок по изучению Библии, просили помогать с организацией свадеб, она участвовала в важных похоронах. В город весной на Праздник Возрождения приехал странствующий проповедник, и Пит предложил ему на неделю их гостевую комнату. Проповедник оказался приятным человеком, и женщины завидовали Лизе, что рядом с ней находится такой молодой харизматичный священник. Пит внимательно следил за ситуацией и вздохнул с облегчением, когда неделя закончилась.

Но закончилось одно возрождение, впереди маячило новое. У методистов в году их было два, у баптистов три, а пятидесятники, казалось, были в процессе постоянного возрождения. Не реже двух раз в году очередной уличный проповедник ставил палатку около гастронома неподалеку от площади и каждый вечер страстно вещал через громкоговоритель. Нередко сторонники одной церкви «наносили визит» в другую, если в городе появлялся яркий оратор. По воскресеньям все церкви устраивали двухчасовые утренние службы, а прихожане некоторых собирались еще и по вечерам. (Это в церквях для белых, черные же молились целый день и по ночам.) Обычным делом считались молитвенные встречи по средам. А также возрождения, летние библейские чтения, похороны, свадьбы, годовщины, крещения — порой Лиза чувствовала, что устает от церковных забот.

Она просила, чтобы они с мужем иногда уезжали из города, и если Флорри соглашалась присмотреть за детьми, отправлялись в «Пибоди» и все выходные развлекались. Иногда к ним присоединялась Флорри и дети, и семья радовалась большому городу, особенно его огням. Пару раз по совету Флорри все садились в поезд и уезжали на неделю в Новый Орлеан.

В 1936 году на Юге наблюдалась колоссальная разница в обеспечении электричеством городов и сельской местности. Города обеспечивались электроэнергией на девяносто процентов, поселки и сельская местность — всего на десять. В Клэнтон провода протянули в 1937 году, однако остальная территория округа была по-прежнему во тьме. Наезжая в Мемфис или Тупело за покупками, Лиза и другие женщины с ферм поражались наводнившими рынок новыми устройствами — радиоприемниками, проигрывателями, холодильниками, тостерами, миксерами и даже пылесосами — но не могли ими воспользоваться. Они только мечтали об электричестве.

Лиза хотела проводить как можно больше дней в Мемфисе или Тупело, но Пит сопротивлялся. Он стал фермером и с каждым годом все больше окунался в работу, не желая тратить время на другие занятия. Лизе приходилось мириться с тихой жизнью и держать жалобы при себе.

Нинева и Эймос достались Питу вместе с домом. Их родители были рождены в рабстве и трудились на земле, которую теперь он обрабатывал. Считалось, что Ниневе «около шестидесяти», но никаких документов о ее рождении не существовало. Эймосу было безразлично, когда он родился, но чтобы позлить жену, он уверял, будто родился позднее нее. У их старшего сына было свидетельство о рождении, из которого следовало, что ему сорок восемь. Вряд ли Нинева могла родить ребенка в двенадцать лет. Эймос говорил, что тогда ей было, по крайней мере, двадцать. Бэннинги полагали, что ей около семидесяти, но эта тема была под запретом. У нее с Эймосом было еще трое детей и много внуков, но к 1935 году большинство из них уехали на Север.

Всю жизнь Нинева работала в доме Бэннингов в качестве единственной служанки. Готовила, мыла посуду, стирала, возилась с детьми, помогала при родах. Она ассистировала врачу, когда в 1898 году появлялась на свет Флорри и в 1903-м — ее младший брат Пит, и практически вырастила обоих. Матери Пита была подругой, домашним доктором, человеком, перед которым можно выговориться, поведав свои тайны.

Но с женой Пита Нинева не поладила. Из белых она доверяла только Бэннингам, а Лиза была чужая. Лиза, городская девчонка, понятия не имела об отношениях черных и белых. Нинева недавно проводила в последний путь свою дорогую подругу миссис Бэннинг и не была готова принять в доме новую хозяйку.

Поначалу Нинева возмущалась появлению красивой молодой женщины с сильным характером. Лиза была добра и мила и всячески показывала, что намерена вписаться в их образ жизни, но для Ниневы ее присутствие означало прибавление работы. Последние четыре года она ухаживала за миссис Бэннинг, которая ничего не требовала, и Нинева не могла не признать, что немного разленилась. Никому не нужно, чтобы дом безукоризненно сверкал. Мать Пита, старея, ничего не замечала. И вдруг появляется новая женщина, и сонная жизнь служанки оказывается под угрозой. Сразу стало ясно, что жена Пита любит наряды, и все их надо стирать, иногда крахмалить и всегда гладить. Драгоценным Джоэлу и Стелле тоже требовалась еда, чистая одежда, полотенца и простыни. Аппетит у семьи был не как у миссис Бэннинг — птичий, и Нинева поняла, что ей нужно каждый день готовить завтрак, обед и ужин для всей семьи.

Сначала Лиза чувствовала себя неуютно оттого, что в доме присутствовала другая женщина, причем сильная и авторитетная. Ее растили без служанок и горничных. Мать с помощью мужа и двух дочерей с домом справлялась. Но через несколько дней Лиза осознала, что такое большое жилище ей не по силам. И, не разжигая страстей и не травмируя чувств Ниневы, смирилась.

Обе женщины поняли: иного пути нет — нужно ладить друг с другом хотя бы внешне. Дом был достаточно велик, чтобы нашлось место для обеих. Первые недели прошли напряженно, но по мере того, как женщины узнавали друг друга, неловкость постепенно исчезала. Пит в этом был не помощник. Он проводил время в полях, где ему было комфортно, а женщины пусть разбираются, как могут.

Эймос же с первого дня полюбил Лизу. Каждую весну он возделывал большой огород, с которого кормились Бэннинги и многие из тех, кто от них зависел. И Лиза заинтересовалась его работой. Ей, городской девочке, приходилось видеть лишь, как растут на маленькой клумбе маргаритки. Огород Эймоса был величиной в пол-акра с грядками тыкв, салата-латука, бобов, моркови, маиса, батата, перца, баклажан, огурцов, окры, земляники, лука и, по крайней мере, четырех сортов помидор. Рядом с огородом расположился небольшой сад с яблонями, грушами, сливами и персиками. В ведении Эймоса были также куры, свиньи и молочные коровы. За остальное стадо, к счастью, отвечал кто-то другой.

Новая помощница пришлась ему как нельзя кстати. Лиза поливала, пропалывала, уничтожала насекомых, снимала созревший урожай и при этом довольно мурлыкала или задавала Эймосу десятки вопросов о растениях. Чтобы защититься от солнца, она надевала широкополую соломенную шляпу, твидовые брюки закатывала до колен, натягивала перчатки до локтей. Лиза не боялась земли и грязи, но как-то умудрялась не пачкаться. Эймос считал ее самой красивой женщиной в мире и проникся к ней настоящей страстью, однако и он поначалу не избежал досады от ее вторжения в дом. Лиза хотела научиться всему, что связано с сельским хозяйством, и задавала много вопросов, а Эймос водил ее на маслобойню, где показывал, как доить коров и готовить сыр.

Им часто помогал Юп, юный внук Эймоса и Ниневы. Мать нарекла его Юпитером, чего он никак не мог вынести и сократил свое имя до Юпа. Мать уехала в Чикаго и не собиралась возвращаться, а сын предпочел жить на ферме и остался с бабушкой и дедом. В пятнадцать лет он стал крепким, мускулистым парнем. Обожал Лизу, но рядом с ней робел и стеснялся.

Сначала Эймос решил, что энтузиазм Лизы объясняется желанием вырваться из дома и от Ниневы, и отчасти угадал. Однако вскоре они подружились. Лиза расспрашивала Эймоса о его семье, происхождении и предках, об их суровой жизни на ферме. Отец Лизы приехал с севера, мать выросла в Мемфисе, и она никогда не сталкивалась с неграми и ничего не знала об их трудной жизни. Эймос говорил очень уклончиво, предпочитая чего-то недосказать, чем перегнуть палку — объяснил, что им с Ниневой и с детьми повезло. У них есть маленький, уютный домик, который им построил отец Пита, когда снес старое семейное гнездо. Они одеты и сыты. На земле Бэннингов никто не голодает, но те, кто работают в поле, поистине бедны. В их халупах невозможно жить. Дети, а их всегда очень много, бегают босиком.

Лиза понимала, что Эймос осторожничает, не хочет, чтобы его заподозрили в критике хозяина. И часто добавляет, что есть множество белых, которым так же трудно, как черным полевым рабочим.

Одна, верхом, Лиза объезжала владения Бэннингов, две трети из которых составляли поля. Остальная часть густо поросла лесом. Лиза обнаруживала приткнувшиеся среди деревьев и отрезанные от мира поселения из неказистых хижин. Выскакивавшие на пороги грязные, с округлившимися от страха глазами дети не хотели ей отвечать, когда она пыталась с ними заговаривать. Матери, загоняя их обратно домой, кивали и улыбались. В некоем подобии деревни Лиза увидела магазин и церковь с кладбищем. Вдоль пыльных улиц ютились нагромождения убогих хибар.

Лизу поразила бедность и условия жизни людей, и она поклялась, что однажды попытается наладить их быт. Но пока держала мысли при себе. Питу о своих прогулках не сообщала, однако он скоро узнал. Кто-то из полевых рабочих доложил, что видел на лошади незнакомую белую женщину. Лиза призналась, что это была она, а что тут плохого? Ей же не говорили, что есть места, где нельзя появляться.

— Появляться можно везде, прятать здесь нечего. Что ты хотела посмотреть?

— Просто ездила в седле. Сколько негров живут на нашей земле?

Пит не мог назвать точной цифры, поскольку семьи постоянно росли.

— Около сотни, но не все работают на них. У некоторых иные занятия. Одни уезжают, другие возвращаются. Есть мужчины, у кого несколько семей. Почему ты заинтересовалась?

Обыкновенное любопытство. Лиза понимала, что на осуществление ее проекта потребуются годы, и теперь не время начинать разговор. Пит еще должен банкам. Страна не выбралась из депрессии. Свободных средств не хватает. Даже на поездки в Мемфис деньги приходилось выкраивать.

В конце марта 1938 года, когда Лиза с Эймосом, воспользовавшись теплой погодой, сажали горох и фасоль, у нее закружилась голова. Лиза встала, задержала дыхание и потеряла сознание. Эймос подхватил ее и побежал к заднему крыльцу, где их встретила Нинева, которая была в семье и сиделкой, и врачом, и акушеркой. Она обтерла Лизе лицо холодным полотенцем, и через несколько минут Лиза почувствовала себя лучше.

— Я, кажется, беременна.

Неудивительно, подумала Нинева, но промолчала. Тем же днем Пит отвез Лизу к врачу в Клэнтон, и тот подтвердил, что она на втором месяце. Джоэл и Стелла были слишком юными для таких новостей, и в доме об этом не говорилось. Но Пит и Лиза были в восторге. После двух выкидышей и массы усилий наконец успех. Пит потребовал, чтобы жена оставила на время огородничество, а сама занялась чем-нибудь более легким.

Но через месяц снова случился выкидыш. Это стало ужасным ударом, и Лиза впала в депрессию. Закрыла на месяц шторы, редко выходила из спальни. Нинева, как всегда, старалась помочь, чем могла. Пит проводил с женой как можно больше времени. Но ничто не поднимало ее настроения, даже Джоэл и Стелла. Вскоре Пит отвез жену к специалисту в Мемфис. Они провели две ночи у родителей Лизы, но и это ее не взбодрило. Она как-то призналась за утренним кофе Ниневе, что ей очень страшно. Грустно было наблюдать, как такая энергичная женщина скатилась в глубины мрачности.

Ниневе приходилось иметь дело с белыми женщинами в депрессии. Последние четыре года жизни старая миссис Бэннинг никогда не улыбалась, и Ниневе приходилось каждый день держать ее за руку. Стараясь ободрить, она стала подолгу сидеть с Лизой. Сначала та молчала, только плакала. Говорила Нинева: о матери, о бабушке, об их жизни в рабстве. Приносила чай и шоколадное печенье и понемногу раздвигала шторы. Говорила день за днем, и Лиза стала понимать, что ее жизнь вовсе не такая трудная, как у других. Ей повезло: в тридцать лет она богата, и самые счастливые времена еще впереди. Она уже мать, и даже если больше не родит, у нее останется прекрасная семья.

Через девять месяцев после выкидыша, проснувшись утром, Лиза дождалась, когда Пит уедет, надела брюки, нашла перчатки и соломенную шляпу и объявила Ниневе, что она нужна в огороде. Негритянка пошла следом и что-то пошептала Эймосу. Он внимательно следил за белой хозяйкой и, когда поднялось солнце и они вспотели, настоял, чтобы сделать перерыв и отдохнуть. Появилась Нинева с холодным чаем и лимоном. Втроем они сели в тени дерева, беседовали и много смеялись.

Вскоре восстановились отношения Лизы с Питом. И хотя они снова наслаждались друг другом, беременность не наступала. Два года прошло без изменений. К своему тридцать третьему дню рождения в ноябре 1940 года Лиза уже не сомневалась, что больше не родит.

Глава 23

Летом 1941 года урожай хлопка был особенно обещающим. Сев завершился в середине апреля. К 4 июля стебли были высотой по пояс, ко Дню труда — по грудь. Погода помогала жаркими днями, прохладными ночами и сильными дождями каждую неделю. Очистив за долгую зиму новый участок земли, Пит сумел засадить дополнительно восемьдесят акров. Банковский заем был погашен, и Пит поклялся себе больше никогда не занимать под залог земли. Хотя как фермер понимал: подобные клятвы мало чего стоят — он не мог предусмотреть и контролировать все обстоятельства.

Хорошие виды на урожай омрачали события в мире. Два года назад Германия развязала в Европе войну и захватила Польшу. В следующем году начались бомбардировки Лондона. В июне 1941 года Гитлер невиданными ранее силами напал на Советский Союз. В Азии Япония десять лет воевала с Китаем и захватила французские и голландские колонии на Тихом океане. Казалось, ничто не остановит Японию в ее стремлении доминировать в Восточной Азии. В августе 1941 года США на восемьдесят процентов обеспечивали потребности Японии в нефти. Но когда президент Рузвельт объявил о нефтяном эмбарго, экономическая и военная мощь Страны восходящего солнца подверглась опасности.

Война казалась неизбежной на обоих фронтах, вопрос заключался лишь в том, как долго США будут оставаться в стороне. У Пита осталось много друзей, которые по-прежнему служили в армии, и ни один из них не верил, что Соединенные Штаты смогут поддерживать нейтралитет.

Восемь лет назад Пит жалел, что оставляет военную службу. Зато теперь не опасался за свое будущее. Он привык к своей роли фермера, обожал жену и детей и находил счастье в смене сезонов, ритме сева и уборки урожая. Каждый день проводил в поле, часто в седле, порой вместе с Лизой, размышляя, как бы задействовать еще больше земли. Джоэлу исполнилось пятнадцать лет, и, когда он был не в школе и не исполнял свои многочисленные обязанности на ферме, ходил с отцом в лес выслеживать белохвостого оленя и диких индеек. Тринадцатилетняя Стелла прекрасно училась. Каждый вечер ровно в семь часов семья в полном составе садилась за стол. Говорили обо всем на свете, но в последнее время — все больше о войне.

Пита могли призвать в качестве резервиста, и он с болью думал о том, что, вероятно, придется покинуть дом. Сейчас он смеялся над своими юношескими мечтами о военной славе. Теперь он фермер и, по крайней мере, с его точки зрения, слишком стар для военной службы. Однако не сомневался: армия не посмотрит на возраст. Неделю назад Пит получил письмо от приятеля по Уэст-Пойнту, которого недавно призвали. Они договорились держать друг друга в курсе того, что с ними происходит.

И это случилось: 15 сентября 1941 года Питу пришло предписание прибыть в Форт-Райли в Канзасе, где размещался его прежний двадцать шестой кавалерийский полк, который уже находился на Филиппинах. Пит попросил месячную отсрочку, чтобы присмотреть за сбором осеннего урожая, но ему отказали.

3 октября Лиза собрала на проводы несколько друзей. Несмотря на все усилия Пита развеять их, встреча получилась невеселой. Люди улыбались, обнимали Пита, желали удачи, но страх и напряжение буквально висели в воздухе. Пит поблагодарил всех за их слова и молитвы и напомнил, как много молодых людей призывают по всей стране. Мир на грани нового глобального конфликта, во времена испытаний жертвы необходимы.

На проводах присутствовал новый священник Декстер Белл с женой Джеки. Они приехали в город месяц назад и встретили радушный прием. Молодой и энергичный Декстер оказался ярким проповедником. У Джеки был красивый голос, приятно звучавший под куполом церкви. Их трое детей были хорошо воспитаны и вежливы.

После того, как гости разошлись, Бэннинги и Флорри еще долго сидели в кабинете, словно пытаясь отсрочить неизбежное. Стелла, борясь со слезами, прижималась к отцу. Джоэл, подражая главе семейства, старался держаться стоически, будто впереди их не ждало ничего, кроме хорошего. Он подложил поленьев в печь, и они сидели у огня, подавленные и напуганные неопределенностью грядущего. Дрова прогорели, настало время отправляться ко сну. Завтра была суббота, и дети могли подольше поваляться в постели.

Через несколько часов, на рассвете, Пит бросил рюкзак на заднее сиденье машины и поцеловал жену на прощание. Он отправился с Юпом, который в свои двадцать лет превратился в красивого парня. Пит знал его с рождения, и Юп был его любимцем. Он научил Юпа водить машину, обеспечил правами и страховкой, и парня часто посылали в город выполнять поручения хозяина, а также Лизы и Ниневы. Ему даже позволялось ездить на пикапе в Тупело за расходными материалами и фуражом.

Пит остановился у вокзала в Мемфисе, сказал Юпу, чтобы тот присматривал за всем, что происходит на ферме, и глядел ему вслед, когда парень отправился домой. Через два часа Пит сел в поезд, следовавший в Форт-Райли в Канзасе. Состав был полон военнослужащими, направлявшимися на базы со всей страны.

Пит ушел из армии лейтенантом и вернулся в том же звании. Его назначили в прежний двадцать шестой кавалерийский полк и после месячной подготовки 10 ноября спешно погрузили на корабль. Пит стоял на палубе, когда они проплывали под мостом «Золотые Ворота», и размышлял, сколько времени пройдет, прежде чем он вернется. На борту он писал жене и детям два-три письма в день и отправлял в порту. Судно, чтобы пополнить запасы, встало на якорь в Перл-Харбор, а неделей позднее прибыло на Филиппины.

По времени нельзя было придумать хуже. И вся его служба стала хуже не придумаешь.

Глава 24

Филиппины — широко раскинувшийся в Южно-Китайском море архипелаг из семи тысяч островов. И на каждом свой, нисколько не похожий на другие ландшафт. Есть горы с вершинами в десять тысяч футов высотой, густые леса, непроходимые джунгли, прибрежные поймы, отмели и мили скалистой береговой линии. Большинство крупных островов прорезают непригодные для судоходства реки. В 1940 году регион представлял собой богатейшую кладовую полезных ископаемых и пищевых ресурсов и поэтому вызывал огромный интерес у Японии с ее военными планами. Военные стратеги США не сомневались, что Филиппины будут первой целью агрессора, и понимали, что защитить регион почти невозможно. Он располагался в географической близости к врагу, чья имперская армия жестоко вторгалась в каждого соседа.

Оборону Филиппин поручили генерал-лейтенанту Дугласу Макартуру. В июле 1941 года президент Рузвельт отозвал его из отставки и сделал командующим американскими войсками на Дальнем Востоке. Макартур, разместив свой штаб в Маниле, взялся за грандиозную задачу подготовки обороны Филиппин. Он долго жил в стране и хорошо знал ее, а также понимал, насколько серьезна ситуация. Неоднократно пытался предупредить Вашингтон о японской угрозе. Его слышали, однако к сведению не принимали. Перевести армию на военные рельсы казалось невыполнимым, и для этого не было времени.

Приняв командование, Макартур сразу принялся требовать дополнительные силы: пехоту, самолеты, корабли и боеприпасы. Вашингтон обещал все, но почти ничего не присылал. К декабрю 1941 года на фоне резкого ухудшения американо-японских отношений армия США на Филиппинах насчитывала двадцать две с половиной тысячи военнослужащих, половина из которых были хорошо обученные филиппинские скауты — ударное подразделение, состоящее из филиппино-американцев и небольшого количества аборигенов. Прислали еще восемь с половиной тысяч американцев. В дополнение Макартур мобилизовал регулярную филиппинскую армию — необученную, плохо вооруженную, одетую в лохмотья. Она состояла, по крайней мере на бумаге, из двенадцати пехотных дивизионов. Таким образом, считая всех, кто носил хоть какое-то подобие военной формы, под командой Макартура оказалось сто тысяч человек, большинство из которых были не обучены и не нюхали пороха.

Состояние регулярной филиппинской армии было плачевным. Она была вооружена допотопными винтовками, пистолетами и пулеметами времен Первой мировой войны. Артиллерия устарела и была неэффективна. Патроны и снаряды давали осечки. Большинство офицеров и солдат необучены, и для их обучения не было возможностей. Приличная форма далеко не на всех. Металлические каски — редкость, поэтому филиппинцы надевали на головы импровизированные шлемы из скорлупы кокосовых орехов.

Воздушные сила Макартура состояли из нескольких сотен самолетов — где-то сохранившегося старого лома, от которого отказались другие. Он постоянно требовал новых аэропланов, кораблей, подводных лодок и людей, но их либо не было, либо их задействовали в иных местах.

Пит прибыл в Манилу в День благодарения и на грузовике с боеприпасами отправился в расположенный в шестидесяти милях от столицы Форт-Стотсенберг. Там его включили в состав третьего отряда двадцать шестого кавалерийского полка. Он представился командирам, после чего ему показали койку в казарме и повели в конюшню выбирать лошадь.

В тот момент двадцать шестой полк насчитывал 787 рядовых, в большинстве своем филиппинских скаутов, и 55 американских офицеров. Он представлял собой последнее боеспособное конное подразделение в американской армии. Был укомплектован подготовленными военнослужащими и славился своей дисциплиной. Первые дни на Филиппинах Пит провел в седле — знакомился со своим новым «компаньоном», темно-каштановым породистым конем по кличке Клайд. В полку была в почете конная игра в мяч, служившая своеобразным видом тренировки. Сначала у Пита не все ладилось, но вскоре он, словно врастая в седло, играл наравне со всеми. Напряжение с каждым днем нарастало, и в полку, как во всей армии, понимали опасность.

Рано утром 8 декабря радисты на Филиппинах услышали первые сообщения о нападении на Перл-Харбор. Игры пришлось отставить — началась война. Американские подразделения и службы привели в боевую готовность. Согласно плану обороны Филиппин, командующий военно-воздушными силами архипелага генерал Льюис Бреретон поднял по тревоге летчиков. В пять часов утра Бреретон прибыл в штаб Макартура в Маниле, чтобы получить разрешение отправить «Б-17» бомбить аэродром японцев в двухстах милях на Формозе. Начальник штаба его к командующему не пропустил, заявив, что тот слишком занят. План был разработан и утвержден до начала боевых действий. В нем предусматривалась подобная бомбардировка, но тем не менее требовалось одобрение Макартура. Командующий был недоступен. В 7:15 Бреретон в панике опять появился в штабе и потребовал аудиенции с Макартуром. Ему снова отказали — велели «ждать приказа». К тому времени уже были замечены японские воздушные разведчики, и самолеты противника стали подбираться к штабу Бреретона. В десять часов утра он, негодуя, еще раз потребовал пропустить его к Макартуру и получил отказ, но одновременно и указание готовить атаку. Через час Бреретон по своей инициативе поднял в воздух бомбардировщики, чтобы японцы их не уничтожили на земле, и самолеты без боезапаса совершали круги над островами.

Когда Макартур наконец приказал атаковать, бомбардировщики Бреретона давно находились в воздухе и у них заканчивалось горючее. Они немедленно приземлились вместе с эскадрильей истребителей. В 11:30 все американские воздушные суда находились на земле, заправлялись и грузили боезапас. Наземные команды работали, не покладая рук, когда в идеальном строю появилась первая волна японских бомбовозов. В 11:35 они пересекли Южно-Китайское море, и им открылся аэродром Кларк. Японские пилоты не поверили своим глазам: под ними на взлетных полосах стояли «Б-17» и истребители сопровождения. В 11:45 началась безжалостная бомбардировка аэродрома Кларк, и военно-воздушные силы США в этом районе были почти полностью уничтожены. Одновременно японцы атаковали и другие аэродромы. По каким-то причинам, которые, возможно, никто никогда не объяснит, американцев взяли голыми руками. Наземные войска лишились поддержки с воздуха и снабжения. И битва за Филиппины, едва начавшись, через час была проиграна.

Японцы не сомневались, что за месяц сумеют овладеть островами. 22 декабря сорок три тысячи солдат их элитных подразделений высадились в разных точках побережья и преодолели сопротивление противника. В течение первых дней наступления обстановка складывалась так, что подтверждала уверенность японцев. Однако упорно и героически сражавшиеся без надежды на подкрепление американцы и филиппинцы продержались четыре месяца.

Вскоре после японского прорыва 22 декабря третий конный отряд получил приказ выдвинуться на север, на полуостров Лузон, где проводил разведку в интересах пехоты и артиллерии и участвовал в нескольких арьергардных стычках. Командиром взвода, в котором сражался Пит, был любитель лошадей лейтенант Эдвин Рамси, добровольно вступивший в двадцать шестой полк, потому что слышал, что «в нем организован прекрасный клуб поло». Лейтенант Бэннинг стал его заместителем.

Они проводили дни в седле, быстро передвигаясь по полуострову, оценивая силы противника и следя за его перемещением. Сразу же оказалось ясно, что японцы превосходят их в численности, вооружении и подготовке. На штурм островов они отправили передовые дивизионы воевавших десятилетие ветеранов. И, контролируя небо, могли бомбить где угодно противника. Самым пугающим звуком для американцев стал визжащий мотор японских «Зеро». Самолеты выскакивали из-за верхушек деревьев и из своих двух двадцатимиллиметровых пушек и двух семимиллиметровых пулеметов поливали свинцом все, что двигалось на земле. Бегство от «Зеро» превратилось в ежедневный, даже ежечасный ритуал — укрытие требовалось не только для людей, но и для лошадей.