Расплата Гришэм Джон
Четыре машины. На первом и последнем грузовике солдаты — охрана груза в двух средних. Партизаны ждали, и в какой-то момент Пит испугался, что взрывчатка не сработала. Но тут раздался взрыв, и земля содрогнулась с такой силой, что Пита швырнуло на скалу. Первый грузовик подпрыгнул, как игрушечный, разбросав по воздуху солдат. Третий и четвертый взрывы поразили с боков. Две дюжины партизан открыли из леса яростный огонь. Те из японцев, которых не убили заложенные на дороге заряды, попытались расползтись и, хромая, разбежаться, однако получили пулю, прежде чем сумели ответить. Водитель второго грузовика хотел вылезти из выбитого ветрового окна, но его застрелил Пит. Клэй находился в гнезде ближе к концу колонны и мог вести прямой огонь по транспорту с солдатами. Из японского легкого пулемета модели 99 он косил одного противника за другим. Японцы пригибались, пытались отыскать свое оружие. Несколько человек укрылись за грузовиками, но были убиты залегшими по другую сторону дороги партизанами. Скрыться было некуда. Огонь слабел, но продолжался еще минут пять. Один из японцев спрятался между грузовиками и успел выпустить по лесу несколько пуль, прежде чем его самого изрешетили.
Наконец наступила тишина. Партизаны ждали и смотрели, не пошевелится ли кто-нибудь из врагов, не потянется ли за оружием. Но все было спокойно, лишь оседала на дорогу поднятая пыль. Дюбос и Карлайл подкрались к шоссе и махнули руками, чтобы те тоже подошли. Каждый японец — и тот, что уже умер, и тот, что умирал — получил по новой пуле в голову. Пленные партизанам стали бы только обузой. Не было места, где их содержать, и лишней еды, чтобы кормить. На данной стадии войны обе стороны не брали пленных. До тех пор, пока в руки японцев не попали американские офицеры. Их конец отсрочили.
Дюбос и Карлайл выкрикивали команды. Двух филиппинцев послали по дороге назад проверить, не подходят ли еще грузовики. Двух других — вперед. С трупов — их оказалось тридцать семь — сняли оружие и рюкзаки. К счастью, второй грузовик был неповрежден. На нем оказались ящики с винтовками, гранатами, пулеметами и, по иронии судьбы, сотни фунтов тринитротолуола. В каждом нападении из засады есть свое чудо: то, что ни одна шальная пуля не угодила во взрывчатку, было подарком партизанам. Первый грузовик лежал на боку и превратился в обломки. Он вез продовольствие. Дюбос принял решение воспользоваться неповрежденным грузовиком для отхода, погрузив на него как можно больше трофеев. Перешагивая через трупы и отпихивая их с пути, партизаны сумели скатить с дороги разбитую машину. За руль второго грузовика сел филиппинец, и он пополз с места боя. Пит и еще пятеро устроились в кузове, и их задницы оказались в нескольких дюймах от тонн взрывчатки. Прежде чем скрыться за поворотом, они обернулись и с удовлетворением окинули взглядами дело своих рук. Три уничтоженных грузовика, гора трупов, а у самих ни одного раненого. Дюбос хотел свернуть с дороги, прежде чем их обнаружат, и «Зеро», расстреляв груженный тринитротолуолом транспорт, превратит все в пыль. Пилоты заметят результаты побоища, сразу поймут, что случилось, и решат отомстить.
Шофер свернул в просвет среди деревьев и прибавил газу. Грузовик оставался на виду, пока его не спрятали под ветвями. После остановки Дюбос приказал завалить его лианами и листвой. Когда машину замаскировали настолько, что невозможно было заметить с двадцати футов на земле, люди укрылись в тени и принялись потрошить японские рюкзаки. Радовались рыбным консервам и батонам твердого рисового хлеба. У одного из японцев были явно проблемы с алкоголем, иначе зачем ему держать в вещмешке четыре фляги с саке. Благодаря ему отдых партизан превратился в импровизированный коктейльный час.
Пока группа праздновала победу, Дюбос и Карлайл что-то обсуждали у грузовика. Их беседу прервал сразу узнаваемый визгливый звук мотора невидимого «Зеро». Два самолета нырнули к шоссе, затем резко взмыли вверх. Изучая местность, сделали второй круг и улетели.
Партизаны поговаривали, не вернуться ли на дорогу, туда, где шел бой. Его результаты доказали, что место для засады выбрано правильно. Японцы пошлют туда спасательную партию. Легкость, с какой они расстреляли врага, подмывала повторить опыт, увеличив счет трупов противника. Однако Дюбос не согласился. Их дело нанести удар и бежать, а не планировать наступление. К тому же добыча куда важнее нескольких новых трупов японцев.
Грузовик по тропе подняться не мог. Его следовало разгрузить. Но у людей Дюбоса не хватило бы сил затащить трофеи на гору. И он послал в соседнюю деревню дюжину филиппинцев за быками и вьючными волами, пообещав щедрую награду едой за «аренду» животных.
Коктейльный час был резко прерван, и оставшиеся люди получили приказ приступить к тяжелой разгрузке машины. После полудня появились первые быки и немногочисленные местные жители, решившие трудом расплатиться за обещанную еду. Животные с грузом только стали скрываться в чаще, как с тропы прибежали посыльные и предупредили, что неподалеку замечен большой отряд японцев. Дюбос, не колеблясь, приказал подрывнику заминировать грузовик вместе с оставшейся в кузове взрывчаткой. Они с Карлайлом решили, что обломки машины заблокируют дорогу, это даст им фору во времени. Партизаны сняли с грузовика маскировку, чтобы его заметили японцы, и, отступив за деревья, ждали.
Передовая группа появилась на мотоциклах и, увидев грузовик, пришла в волнение. За ними ехали три машины с солдатами. Японцы выпрыгнули из кузовов на землю и пригибались к земле, опасаясь новой засады. Враг никак себя не проявлял, и они, вздохнув свободнее, осторожно приблизились к грузовику. Окружили, что-то оживленно лопотали. Когда к машине шагнул офицер, лежавший за сотню футов подрывник потянул шнур. Взрыв превзошел все ожидания, и тела еще долго мелькали в воздухе.
Полюбовавшись картиной и посмеявшись увиденному, Дюбос со своими людьми вернулся на тропу. Теперь каждый тащил столько трофеев, сколько мог унести, и группа пошла на подъем. Пит и Клэй устали до полного изнеможения, но продолжали карабкаться. Им приходилось испытывать и не такое, и они знали, что способны переносить трудности.
С наступлением темноты отряд добрался до первого аванпоста. Посыльные доложили лорду Грейнджеру о состоявшемся бое, и он выслал людей на помощь Дюбосу. И тот, обрадовавшись, объявил привал. Подоспели другие посыльные и сообщили, что за ними никто не гонится.
Бойцы досыта наелись и позволили себе еще по глотку саке. Пит с Клэем нашли себе место на земляном полу хижины и, переживая события дня, еще долго шептались. А затем заснули.
Два дня они карабкались по склону, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть и поесть. Дважды пришлось сворачивать с пути — посыльные предупредили, что разгневанный и бросивший на их поимку большие силы враг близко. В небе, словно злые осы, барражировали «Зеро», бросались на каждое движение, но ничего не замечали. Партизаны прятались в оврагах и пещерах.
Когда они наконец добрались до дома, лорд Грейнджер встретил их с улыбкой и каждого обнял.
— Отличная работа, ребята! Просто прекрасная. Если не считать натертых ног и ноющих мышц, никто не ранен.
Они отдыхали четыре дня, пока им опять не наскучило безделье.
Сезон дождей наступает в погодной круговерти, когда над северными Филиппинами начинают бушевать тайфуны. На горы проливаются потоки дождя, ветер срывает крыши с бамбуковых хижин. В разгар стихий люди прячутся в пещерах и не выходят наружу по два дня. Тропы превращаются в топь, многие становятся непроходимыми.
Однако война продолжалась, и у японцев не было выбора, как перебрасывать подкрепление и боеприпасы. Их колонны нередко застревали в глубокой грязи и подолгу не могли продвинуться дальше. Они становились легкой добычей партизан, которые перемещались пешком — хотя не очень быстро, но не стояли на месте. Грейнджер не давал своим отрядам расслабляться — жестоко жалил врага и немедленно скрывался в джунглях. Но за его наскоки платили гражданские.
Питу дали в подчинение взвод — двадцать человек, в том числе Клэя и Камачо, и присвоили звание майора сил сопротивления Западного Лусона. Это звание не признавалось регулярной армией, но регулярная армия с Макартуром бежала в Австралию. Лорд Грейнджер распоряжался своим войском, как хотел, и по своему усмотрению присваивал бойцам звания.
После успешного рейда на колонну майор Бэннинг отходил к лагерю и, минуя деревню, почувствовал запах дыма. Отряд свернул к деревне и увидел страшную картину: японцы, устроив набег, сожгли все хижины. В страхе бегали плачущие дети, на центральной площади лежало с дюжину мертвых мужчин со связанными за спинами руками. Истерзанные тела в крови, отрубленные головы выложены поодаль в ровный ряд.
Из леса выскочил рыдающий подросток и бросился к отряду. Камачо заговорил с ним на местном диалекте. Парень грозил партизанам кулаками.
— Он обвиняет нас, что это мы привели японцев, — перевел Камачо и продолжал говорить с неутешным подростком. — Говорит, японцы явились сюда несколько часов назад и заявили, что жители деревни помогают американцам. Спрашивали, где американцы прячутся, и, поскольку мы не знали и не могли ответить, устроили вот это. Убили его мать и отца, увели сестру и еще несколько молодых женщин. Их сначала изнасилуют, а затем тоже убьют.
Пит и его люди молчали — слушали и смотрели на побоище.
— Его брат побежал к японцам сказать, что вы здесь, — продолжил Камачо. — Вы во всем виноваты. Это вина американцев.
— Переведи ему, — попросил Пит, — что мы воюем с японцами и точно так же их ненавидим. Мы на стороне филиппинцев.
Камачо начал переводить, но парень ничего не хотел слушать, лишь грозил кулаками Питу. Затем вырвался и, подбежав к мертвецам, показал пальцем.
— Это его отец, — объяснил Камачо. — Их заставили смотреть, как жителям рубят головы, пригрозив, что прикончат всех, если не узнают, где американцы.
Парень бросился в лес и исчез. Дети прижимались к телам матерей. Хижины продолжали гореть. Партизаны хотели как-то помочь несчастным, но положение было слишком опасным.
— Надо выбираться отсюда, — сказал Пит, и отряд, топая по грязи, поспешил прочь.
Они шли до темноты. Начался сильный дождь, партизаны разбили лагерь и натянули навесы. Но ливень не утихал, и заснуть не удавалось.
Пита мучили кошмары увиденной жуткой бойни.
Вернувшись на базу, он доложил лорду Грейнджеру о выполнении задания и рассказал о нападении японцев на деревню. Командующий никак не проявил своих чувств, но понимал, что майор Бэннинг в замешательстве, и приказал несколько дней отдохнуть.
У костра Пит и Клэй поведали другим американцам, что им пришлось пережить. Но выяснилось, что каждому пришлось пережить нечто подобное, и их больше не впечатляли такие рассказы. Враг проявлял безграничную жестокость, и партизаны клялись бить его еще упорнее.
Глава 33
Хлопок рос и в отсутствии Пита, и в середине сентября началась уборка. Погода благоприятствовала, цены на мемфисской бирже держались на хорошем уровне, полевые рабочие трудились от зари до зари, Бафорд привлек еще сторонних и умудрялся удерживать их на ферме. Страда вернула живущих под темными тучами войны людей к их нормальному образу жизни. Все знали, кого скоро призовут и кто уже сражается. Пит Бэннинг стал первой жертвой из округа Форд, но после него погибали и другие.
За четыре месяца вдовства Лизе кое-как удалось наладить видимость повседневной жизни. Отправив детей в школу, она пила кофе с Ниневой, которая постепенно стала ее доверенным лицом и наперстницей, проводила время с Эймосом и Юпом в огороде, каждое утро обсуждала с Бафордом перспективы на урожай и старалась не появляться в городе. Лиза быстро уставала от бесконечных вопросов, как у нее дела, как она держится, как переносят безотцовщину дети. Если все-таки надо было ехать, приходилось терпеть объятия и слезы людей, которых она едва знала. Ради детей Лиза водила семью на воскресные службы в церковь, но всем троим претил этот еженедельный ритуал. Чтобы не слушать вечные соболезнования, они вместо церкви иногда навещалиФлорри и завтракали в патио. Никто не осуждал их за эти «церковные прогулы».
Утром по будням Лизу часто приезжал навестить Декстер Белл. Они пили кофе, вели благочестивые беседы и молились. Устраивались в кабинете Пита, закрывали дверь и тихо беседовали. Нинева, как всегда, находилась где-то поблизости.
Пит уехал почти год назад, и Лиза знала: муж больше не вернется. Если бы Пит был жив, то нашел бы способ прислать ей весточку. Но шли дни и недели, писем не было, и она смирилась. Никому в этом не призналась — делала вид, будто сохраняет надежду. Так поступала ради Джоэла и Стеллы, ради Ниневы и Эймоса, а сама часами плакала, закрывшись в темной спальне.
Джоэлу исполнилось шестнадцать лет, и он, старшеклассник, начал поговаривать о том, чтобы вступить в армию, если, конечно, разрешит мать. Лиза отвечала, что никогда не разрешит. И эти разговоры ее сильно расстраивали. Она потеряла мужа и не собиралась терять сына. Стелла ругалась с братом, и он постепенно перестал рассуждать о войне. Теперь свое будущее Джоэл видел в колледже.
В начале октября дожди прекратились, и небо расчистилось. Влажная земля породила новые тучи москитов, и партизан жестоко скрутила малярия. Болел почти каждый, многие по третьему или четвертому разу, и жизнь с малярией превратилась в норму. Люди носили пузырьки с хинином и давали его тяжелобольным товарищам. Пит прибавил в весе, но считал, что до боевой нормы по-прежнему недобирает фунтов пятьдесят. А затем его свалила лихорадка. Укутанный одеялами, в полубреду, Пит вдруг осознал, что сегодня 4 октября — ровно год с тех пор, как он уехал из дома. Без сомнения, этот год стал самым запоминающимся в его жизни.
Пит спал, когда к нему пришел посыльный с приказом явится к лорду Грейнджеру. Он с Клэем побрел на командный пункт. Разведка доложила, что из порта в глубь страны направляется большая колонна с горючим. Через час взвод Пита спускался в темноте с горы. Его объединили со взводом Дюбоса, и сорок партизан, ослабленные малярией, но воодушевленные предстоящей миссией, шли выполнять задание. Дожди и комары не способны остановить войну.
Инженерные подразделения императорской армии проложили новую дорогу. Слухи о ней долетели до командующего, а первым нашел ее Дюбос. И они с Питом и со своими людьми облазили ее в поисках места для засады. Ничего подходящего не нашли и уже повернули обратно, когда над головами на уровне верхушек деревьев появились четыре «Зеро». Майор Бэннинг и Дюбос приказали своим людям отойти на склон, спрятаться в лесу и ждать. Вскоре явилась японская разведка — два взвода пеших солдат. Их вооружили мачете, и они двигались по лесу вдоль дороги, высматривая партизан. Новая тактика свидетельствовала о значении приближающейся колонны. Вскоре послышался гул моторов множества грузовиков. В открытых кузовах первых трех сидели солдаты с оружием на изготовку. За ними следовали шесть цистерн с бензином и дизельным топливом. В арьергарде ехали еще три грузовика с охраной.
План был таков: забросать колонну ручными гранатами, превратив ее в огненный смерч. Но для этого партизаны находились недостаточно близко. Цель манила, однако риск был слишком велик. Майор Бэннинг предусмотрительно решил отойти и просигналил об этом находившемуся в сотне ярдов Дюбосу. Тот согласился, и партизаны углубились в джунгли.
Возвращение на базу получилось безрадостным.
Ясное небо грозило не только тучами москитов, но также волнами «Зеро» и разведывательных самолетов. Грейнджер опасался, что японцы узнали, где находится база партизан, но продолжал утверждать, будто наземное нападение маловероятно. Противник не настроен на затяжные бои в труднопроходимой местности в горах. Но командующего действительно тревожила угроза с воздуха. Несколько точных бомбовых ударов могли нанести неизмеримый урон. Он ежедневно встречался со своими подчиненными и убеждал их, что необходимо перенести базу. Те не соглашались. Лагерь хорошо замаскирован. Оружие и припасы надежно укрыты в пещерах. Перенос базы потребует множество действий, которые можно заметить с воздуха. Здесь они дома и способны отразить любое нападение.
Поступила информация, что японцы обещают за голову лорда Грейнджера пятьдесят тысяч долларов, и он воспринял это как честь. По пять тысяч долларов обещали за любого участвующего в сопротивлении американского офицера.
Однажды днем за игрой в криббидж и чашкой чая Грейнджер протянул Питу небольшую металлическую зеленую коробку размером с кирпич, но намного легче. С одной стороны на ней находился циферблат и выключатель.
— Я называю ее бомбой Льюиса. Новая игрушка от взрывотехника из Манилы. Внутри фунт пластида и четверть фунта термита, немного дизельного топлива и детонатор. Одна плоскость с магнитом. Прилепляешь на бок самолета рядом с бензобаком, поворачиваешь циферблат, щелкаешь выключателем, бежишь как сумасшедший и через несколько минут любуешься фейерверком.
Питу понравилась игрушка.
— Замечательно.
— Придумал британский коммандос в Северной Африке. Там наши ребята этими штуковинами вывели из строя почти весь воздушный флот итальянцев и немцев. Отличная вещь, если хотите знать мое мнение.
— И что?
— А то, что у япошек в Форте-Стотсенберге сотня паршивых «Зеро», которые нас замучили. Я подумываю о рейде. Вы ведь хорошо знаете это место?
— Очень хорошо. Там был дом двадцать шестого кавалерийского полка. Я провел там некоторое время до начала боев.
— Как вы считаете, майор, получится? Япошки ничего подобного не ждут. Но чрезвычайно опасно.
— Это приказ?
— Пока нет. Предмет для размышления. Вы, Дюбос и сорок человек. И еще сорок с базы над Форте-Стотсенбергом. Бомбы Льюиса можно доставить из Манилы на ближайший к Форту пост. Отсюда три дня интенсивного пути. Думаю, вы готовы к походу. Полнейшая осторожность. Япошки повсюду. Оцените ситуацию. Если это невозможно, возвращайтесь невредимыми.
— Идея мне нравится. — Пит все еще любовался творением Льюиса.
— У нас есть карты и схемы. Разведка отлично поработала. Вы во главе операции, вам и карты в руки. И, возможно, вы не вернетесь.
— Когда выступать?
— Вы достаточно окрепли? Как с лихорадкой и прочим?
— Лихорадка у всех. Я поправляюсь.
— Уверены? Это не приказ. Вы можете отказаться. Как вам известно, я не отдаю приказы на самоубийственные операции.
— Обещаю, мы вернемся. И кроме того, мне скучно.
— Отлично, майор Бэннинг, отлично.
Они вышли затемно. Через полчаса за ними со своим отрядом последовал Дюбос. Марш продолжался десять часов до рассвета, когда они встали над деревней на отдых. День провели на месте и заметили несколько японских патрулей. С наступлением темноты двинулись дальше. Горы превратились в холмы, растительность поредела. На рассвете третьего дня они выбрались к стоявшему посредине раскинувшейся равнины Форт-Стотсенбергу.
Со своей позиции Пит оценил грандиозность крепости, где когда-то служил. Там располагался не только двадцать шестой кавалерийский полк, но также четыре артиллерийских полка (два американских и два филиппинских) и двенадцатый квартирмейстерский полк. Ряды казарм вмещали восемь тысяч солдат. В двух длинных вереницах зданий раньше селились хорошие парни, а теперь их занимал враг. За казармами раскинулся плац, где Пит раньше играл в поло. Но предаваться ностальгии было не время: на взлетных дорожках стояло так много «Зеро», что он не мог сосчитать. И еще двухместные истребители, которые союзники называли «Никами». Вокруг Форта не было ни стены, ни ограды из колючей проволоки. Только японцы выполняли свои задачи: на плацу тренировались пехотинцы, на дорожках взлетали и приземлялись самолеты.
Посыльные привели их на аванпост, где они соединились со взводом капитана Миллера, военного из Миннесоты. В его взводе было десять человек — все филиппинцы, хорошо знакомые с данной местностью. Миллер ждал еще один взвод, который должен был прибыть накануне. Люди изучали карты и ждали. В полночь, когда порт затих, Пит, Дюбос и Миллер подобрались ближе и до утра прочесывали местность. На рассвете вернулись к своим, измотанные, но с планом операции.
Доставка бомб Льюиса в срок не состоялась. Два дня прождали известий из Манилы. Ждали также обещанного Грейнджером подкрепления, однако оно не появилось. Пит опасался, что партизан схватили на подходе и теперь их миссия известна японцам. В его распоряжении было пятьдесят пять человек. На третий день стали заканчиваться продукты. Людям пришлось подтянуть пояса, и это вызвало раздражение. Майор Бэннинг их приструнил и навел дисциплину.
В итоге бомбы Льюиса все-таки поступили. Их привезли на спинах трех мулов худющие подростки, чей вид не вызвал у японцев подозрений. Пит в очередной раз оценил созданную Грейнджером сеть агентов.
Форт находился рядом с Анджелесом, широко раскинувшимся городком со ста тысячами жителей и множеством баров и борделей, где могли развлечься японские офицеры. Операция началась в час ночи с похищения автомобиля. Из ночного клуба вышли два подвыпивших японских капитана и направились к своему седану, чтобы вернуться в Форт-Стотсенберг. Три переодетых местными крестьянами партизана перерезали им глотки, сняли с них форму и надели на себя. Затем трижды выстрелили, что послужило сигналом остальным, и через десять минут повели машину мимо часовых у главных ворот Стотсенберга. Оказавшись внутри, они оставили автомобиль у резиденции командующего, а сами, прикрепив к днищу три бомбы Льюиса, растворились в темноте. Грохот потряс мирную ночь. Партизаны, укрывшись за спортзалом, открыли огонь в воздух, и среди охраны возникла паника.
Самолеты тщательно охранялись, но после взрыва и бешеной пальбы часовые бросились в сторону переполоха. Тогда к аэропланам высыпали партизаны: с севера люди майора Бэннинга, с востока — Дюбоса, с запада — Миллера. Они быстро прикончили оставшихся часовых и стали прикреплять бомбы Льюиса к брюху ненавистных «Зеро». В темноте эти замечательные штуковины были незаметны.
Во время отхода Дон Бомор словил в голову пулю. Он бежал рядом с Питом, и тот, уложив часового, подхватил товарища. Камачо помог дотащить раненого сотню ярдов до укрытия, но тот по дороге умер. Когда стало очевидно, что американец не дышит и не выдаст тайны, Бэннинг решил оставить его тело в Форте. Правило джунглей не позволяло возиться с трупами. Успех партизан всецело зависел от молниеносности действий. Он снял с убитого винтовку и отдал Камачо. Затем достал из кобуры «Кольт» сорок пятого калибра. Этот пистолет он сохранит до конца войны и привезет с собой в Миссисипи.
Через несколько мгновений партизаны отступили в темноту, а на свет прожекторов под звуки сирены прибежали сотни обезумевших японских солдат. Большинство сгрудились у сгоревшей машины и ждали приказаний. Сбитые с толку офицеры отдавали противоречивые приказы, указывали то туда, то сюда. Наконец часовые сумели убедить командиров, что атака была направлена на самолеты — их чем-то напичкали. Сразу послали людей осматривать корпуса, но фейерверк уже начался.
Через пять минут после установки бомб Льюиса Пит велел отряду остановиться. Партизаны повернулись и смотрели. Взрывы были негромкими, однако эффектными и результативными. Бомбочки поджигали бензобаки, и «Зеро» превращались в огненные шары. Самолеты горели ровными рядами на своих местах. При свете пламени было видно, как шарахались от пожара японцы.
Пит лишь мгновение любовался делом рук своих, а затем приказал партизанам бежать со всех ног. Японцы немедленно организуют погоню. Таращиться на фейерверк нет времени — в безопасности они будут лишь в джунглях.
Потери оказались на удивление небольшими, но тяжелыми: кроме Дона Бомора был убит один филиппинец, двое тяжело ранены, не могли скрыться и попали в плен; и еще трое получили незначительные ранения и отошли с остальными. Плененных немедленно препроводили в тюрьму, где тут же начались пытки.
К аванпосту прибежал пятьдесят один выживший. Опьяненные успехом, еще с адреналином в крови, они бурно ликовали. Но когда Пит узнал, что двое раненых попали в плен, он понял, что это повлечет за собой проблемы. Их станут жестоко пытать, и нет никакой гарантии, что человек под жутким давлением выдержит и не выдаст тайну. Встречались такие, кто терпел невыносимую боль и не раскалывался. Другие держались, сколько могли, а затем развязывали языки. Порой сообщали фальшивые сведения, а иногда точные.
И в том и в другом случае их конец был один — смерть.
Пит приказал партизанам не брать лишнего, попрощался с Миллером и повел своих людей в темноту.
Один из плененных филиппинцев был ранен в грудь и истекал кровью. Японцы оценили его состояние и, решив, что он умирает, раздели и подсоединили к его гениталиям провода. После первого удара током он закричал и запросил пощады. Распятый на столе в соседней комнате другой филиппинец слышал мольбы товарища.
Первый филиппинец ничего не выдал. Когда он потерял сознание, его вынесли на улицу и отрубили мечом голову. Затем офицер внес ее обратно в помещение и положил на грудь второму партизану. Он объяснил очевидное: будешь молчать, очень скоро унесешь свои тайны в могилу. Яйца и член несчастного туго обмотали проволокой, и через полчаса он заговорил. Голову с него убрали и поместили в угол. Проволоку размотали, позволили сесть и дали воды. Врач осмотрел раздробленную малую берцовую кость и ничего не стал делать. Раненый назвал имя генерала Бернарда Грейнджера и выдал местонахождение его базы в горах. Перечислил имена американских офицеров, которых знал, и сказал, что операцией по уничтожению самолетов руководил майор Пит Бэннинг. Он понятия не имеет, кто изготовил маленькие бомбы, но они поступили от некого человека в Маниле. Насколько ему известно, больше подобных операций не планируется.
Вернулся врач, промыл и забинтовал рану и дал партизану таблетки болеутоляющего. Они почти не помогли. Допрос продолжался всю ночь. Если пленный не знал ответа на вопрос, то начинал сочинять. Чем больше он говорил, тем лучше относились к нему японцы. Утром дали горячий кофе с булочкой и пообещали за сотрудничество особое отношение. После того как он поел, его вытащили на угол плаца, где на виселице вверх ногами болталось обезглавленное тело его товарища. Неподалеку продолжали дымиться остовы семидесяти четырех сожженных «Зеро».
Партизана подвесили за руки и стали хлестать бичом, а толпа стоявших рядом солдат глядела на избиение и смеялась. Когда предатель потерял сознание, его оставили жариться на солнце и принялись расчищать взлетные полосы.
Глава 34
Когда весть о рейде на Форт-Стотсенберг долетела до Австралии, генерал Макартур обрадовался. Он немедленно сообщил о нем президенту Рузвельту и, что характерно, присвоил себе заслугу в проведении операции, о которой узнал через неделю после того, как она завершилась. Макартур писал: «Мои коммандос привели в исполнение детально разработанный мною план, осуществили налет дерзко, отважно и с минимальными потерями». Подчиненные ему силы партизан нападают на японцев по всему Лусону, а он координирует их действия в тылу противника.
Налет привел в замешательство и разозлил японцев, и когда измотанные отряды Пита и Дюбоса доплелись до родной базы, небо гудело от новых «Зеро». Японцы, бесконечно получая подкрепления, удвоили усилия отыскать Грейнджера. Не нашли, но постоянные атаки на все, что двигалось в горах, заставили партизан усилить маскировку, закапываться в землю и дальше углубляться в джунгли. Любые перемещения стали намного опаснее.
Японцы организовали патрулирование нижних поселений и проявляли еще большую жестокость к местным жителям. Пищи стало меньше, усилилась неприязнь простых филиппинцев к американцам. Между ними уже не было прежнего общения. Грейнджер посылал отряды охотиться на японские патрули. Колонны противника на дорогах охранялись тщательнее, и нападать на них стало опасно. Партизаны стерегли у троп и, когда патрули появлялись, уничтожали солдат. Пехотинцы противника не могли тягаться с партизанами, умевшими хорошо маскироваться и метко стрелять. Время шло, и по мере того, как потери японцев росли, таял их интерес к поимке Грейнджера. И в итоге они отошли в долины, где дороги находились под их контролем.
Отряды Грейнджера были на горах в безопасности, но война повсеместно продолжалась, и к весне 1943 года Япония укрепилась в Южнотихоокеанском регионе и угрожала Австралии.
Мост через реку Запоте находился на дне крутого, зловещего ущелья. Скалы по его сторонам вздымались настолько отвесно, что перебраться через них было нельзя. Река была неширокой, однако глубокой и быстрой, и японские инженерные войска не могли навести через нее понтоны. Пришлось строить мост из деревьев нара, которые росли здесь в большом количестве и имели твердую древесину. Сооружение было опасным, и во время строительства погибли десятки филиппинских рабов.
Когда Грейнджер получил приказ уничтожить этот мост, он послал на разведку майора Бэннинга и Дюбоса с отделением партизан. Два дня они пробирались по труднопроходимой местности и наконец заметили безопасный утес, с которого можно вести наблюдение. Мост находился в глубине ущелья в миле от них. Пит и Дюбос часами смотрели в бинокли, а движение по мосту не прекращалось. Проезжали одиночные грузовики, транспорт с солдатами, легковые машины с высокопоставленными офицерами. Значение моста было очевидно хотя бы потому, как усиленно его охраняли. На каждом берегу по блиндажу с десятками солдат и на крыше пулеметы. У кромки воды еще больше солдат — устроились у контрофорсов, убивая время. Течение для лодок было слишком стремительным и бурным.
К вечеру колонны на мосту поредели, а после восьми часов стало намного тише. Японцы усвоили, что противник активнее нападает в темное время суток, и не выпускали на дороги транспорт с припасами. Проехал через реку на запад одинокий грузовик, скорее всего пустой и отправленный на базу под погрузку.
Бэннинг и Дюбос решили, что взрывчаткой мост не уничтожить. Атака партизанами с оружием была бы самоубийственным поступком. Кроме нескольких гранатометов, у них не было ничего похожего на артиллерию.
Они вернулись в лагерь и доложили обо всем Грейнджеру. Того не удивили их сведения. Все это он уже слышал от своих посыльных. После дня отдыха Пит и Дюбос встретились с командующим под его навесом, чтобы обсудить возможности, которых было на удивление мало. План появился, однако обещал не много шансов на успех.
Большинство колонн везли боеприпасы, еду, топливо и другие грузы из нескольких портов на западном побережье Лусона. Все это доставлялось по сети дорог и мостов, которые японцы всеми силами старались сохранить. Первую остановку большинство грузовиков совершали у обширного военного склада около города Камлинг. Бесконечные ряды ангаров — противник накопил достаточно припасов, чтобы выиграть войну. Все инвентаризировано и оприходовано — ждет своего часа, чтобы отправиться по назначению через Лусон. Камлинг был верхом мечты любого партизана, и японцы понимали это. Даже Грейнджер согласился, что склад неприступен.
Автомобильное движение в Камлинг и вокруг него отличалось хаотичностью. Дорог не хватало, и японцы поспешно строили новые. За армией повсюду следовал всяческий сброд, и на обочинах шоссе моментально возникали места для грузовиков, бары, кафе, ночлежки, бордели и притоны для курильщиков опиума.
Майору Бэннингу требовался пустой грузовик с закрытым тентом кузовом. Такие стояли почти бампер к бамперу у полных баров и кафе на магистралях в Камлинг. Камачо и Ренальдо переоделись в форму офицеров императорской армии. Их камуфляж довершали очки в металлической оправе, которые носили практически все японцы и так ненавидели американцы. Они искали пустой грузовик, то есть тот, который следовал на запад под погрузку.
После нескольких кружек пива водители, оба рядовые, вышли из бара и направились к своему грузовику. Но наткнулись на Камачо и Ренальдо, которые принялись раздавать им тумаки. Драки у баров считались обычным явлением, что вы хотите, они же армейские ребята — и те, кто находился рядом, вряд ли заметили инцидент. Потасовка закончилась внезапно: Камачо перерезал обоим глотки, а тела забросил в кузов, где прятался Пит. Грузовик тронулся в путь, и Пит без всякой жалости наблюдал, как японцы истекали кровью. На окраинах города машина приняла партизан, сотню фунтов тринитротолуола и двадцать галлонов бензина. А японских водителей выкинули в овраг. Через час грузовик остановился на крутом спуске в ущелье, и партизаны спрыгнули на землю. Проводник провел их по опасной тропе прямо на берег реки.
Машина приблизилась к мосту, и Камачо и Ренальдо, сжимая оружие, затаили дыхание. Через час наблюдения они убедились, что японская охрана не проверяет свои автомобили. С какой стати? Каждые день и ночь их проезжают сотни. В кузове, держа палец на гашетке пулемета, скрючился Пит. Часовые едва посмотрели на машину и махнули руками, — проезжайте мол.
Исполнить задуманное вызвался Камачо, потому что был бесстрашным и не боялся воды. Ренальдо тоже объявил, что прекрасно плавает. Пит, как командир, никогда бы не послал других на столь опасное дело.
Грузовик остановился на середине моста. Камачо и Ренальдо отбросили оружие, натянули самодельные спасательные жилеты и прокрались к заднему борту. Поднаторевший во взрывотехнике Пит установил детонатор и отдал короткий приказ:
— Прыгайте!
Они растворились в холодной тьме, и их подхватило течение. В миле, пристроившись на скале, ждал Дюбос. Его люди, связавшись веревками, образовали в воде живой спасательный трос и готовились вытащить товарищей из реки.
Взрыв был сильным — мощное сотрясение в мирной лунной ночи. Огненный шар поглотил грузовик и мост на пятьдесят футов с каждой стороны. Перепуганные охранники бросились на мост с обеих сторон, но сообразили, что сделать ничего нельзя. Мост непременно обрушится, и они, спасаясь, побежали обратно.
Исхлестанный течением Пит пытался сориентироваться. Самодельный спасательный жилет свою задачу выполнял — Пит держался на плаву. Послышались крики и выстрелы, но в бурной воде ему ничего не грозило. Плыть не получалось, оставалось стараться не кувыркаться. Несколько раз поток погружал Пита под воду, но ему удавалось выскакивать на поверхность. В один из таких скачков он обернулся и увидел горевший грузовик. На повороте Пита течением ударило о камень. Он не успел его заметить, только почувствовал боль в сломанной ноге. На мгновение она охватила все его существо, но ему удалось оттолкнуться от скалы. Вскоре раздались голоса. Поток повернул, и они стали ближе. Пита схватили и вытянули на берег. Камачо уже находился там, а вот Ренальдо — нет. Шли минуты, партизаны смотрели на далекое пламя. Раздался второй взрыв, который проделал в настиле моста зияющую дыру, и горящий остов грузовика упал в реку.
Дюбос и Клэй сцепили руки, устроив для Пита носилки, и вышли на тропу. Боль была мучительной, пронзала ногу от пальцев до бедра. От нее мутилось сознание, и Пит едва не впадал в забытье. После короткого подъема отряд остановился, и Дюбос сделал Питу укол морфия. Партизаны из двух бамбуковых шестов и одеял соорудили носилки. Пока они возились, остальные смотрели на реку — не выплывет ли Ренальдо, но он так и не появился.
Два дня майор Бэннинг корчился от мучений, но не пожаловался ни словом. Морфий до конца не снимал боль. Весть о его травме долетела до Грейнджера, и когда отряд начал штурм последнего участка склона, к ним спустился врач с новыми наркотиками и настоящими походными носилками. Дальше героя понесли в лагерь подоспевшие партизаны. Встреча получилась бурной. Грейнджер всех обнимал и обещал медали.
Врач поместил ногу Пита в лубок и объявил, что его военная служба прервана на несколько месяцев. Бедренная кость сломана по крайней мере в двух местах. Большая берцовая тоже. Коленная чашечка раздроблена. Чтобы привести все в порядок, нужна операция, но в условиях лагеря она невозможна. Питу запретили две недели спускаться с кровати. Оставалось одно развлечение — разговаривать с Клэем.
Бэннинг заскучал и начал слезать с кровати, как только Клэй раздобыл ему костыли. Врач настаивал, чтобы он не двигался, но Пит, воспользовавшись своим положением старшего по званию, послал его к черту. Каждый день тащился под навес к Грейнджеру и стал уже ему надоедать. Начал давать генералу советы по всем проблемам партизанской войны. И чтобы его утихомирить, тот доставал доску для игры в криббидж. Пит обыгрывал Грейнджера почти каждый день и требовал платы в американских долларах, но генерал мог предложить лишь долговые расписки.
Шли недели, Пит помогал ему планировать рейды. Наблюдал, как уходившие на задания партизаны чистят оружие и собирают вещмешки. Клэя произвели в лейтенанты и дали в подчинение людей.
Сырым туманным утром в начале июня к Грейнджеру прибежал посыльный и сообщил, что во время сна Дюбос попал в окружение. Филиппинца убили, а Дюбоса и двух других американцев взяли в плен до того, как они успели застрелиться. Их жестоко избили и увели.
Пит ушел в свою хижину, сел на кровать и заплакал.
К лету 1944 года американцы приблизились к Филиппинам на триста миль и могли посылать «Б-29» бомбить японцев. Поднимающиеся с авианосцев американские самолеты уничтожали японские аэродромы.
Партизаны смотрели на небо с мрачным удовлетворением. Вторжение американцев на Филиппины неотвратимо надвигалось, Макартур требовал все больше разведданных из джунглей. Японцы наращивали силы и создавали по западному побережью Лусона укрепления. Ситуация, по крайней мере для партизан, стала опасной, как никогда. Теперь им требовалось не только продолжать рейды и устраивать засады, но наблюдать за передвижением войск противника и докладывать об их численности.
Грейнджер наконец раздобыл хоть как-то действующий радиопередатчик и время от времени связывался с американскими штабами. Его закидывали приказами следить за дислокацией японцев и ежедневно докладывать. Поставляемая силами сопротивления западного Лусона разведывательная информация стала решающей для осуществления американского вторжения. Грейнджеру пришлось разделить своих людей на еще более мелкие группы и посылать за необходимыми сведениями.
Отряд Пита сократился до него самого, Клэя, Камачо, троих филиппинцев и троих посыльных. Кости срослись, нога как-то могла служить, однако каждый шаг доставлял боль. В лагере он хромал, опираясь на палку, но когда приходилось отправляться на задание, вел людей по тропам, стиснув зубы, только с легкой тростью и с помощью морфия. Они брали меньше вещей и шли быстрее, много дней проводили в дозоре, часто голодали и обходились без самого необходимого.
Лусон укрепляли пехотные дивизии противника, и японцы были повсюду. Засад уже не устраивали — стрельба привлекла бы врага, а справиться с большими силами японцев маленькие отряды не могли.
20 октября 1944 года Шестая американская армия высадилась на остров Лейте к востоку от Лусона. При поддержке флота и авиации она преодолела сопротивление японцев и продолжала развивать наступление на запад. 9 января 1945 года шестая армия высадилась на побережье Лусона и, наголову разбив японские части, стала быстро продвигаться в глубь территории. Грейнджер опять изменил тактику и увеличил численность своих отрядов. Им снова позволили устраивать засады на отходящие подразделения японцев и нападать на колонны.
16 января, совершив набег на небольшой снабженческий лагерь противника, отряд Пита внезапно очутился в окружении японского батальона. По ним открыли огонь с трех сторон, а путей для отхода не было. Японцы, хотя и были измотаны, однако имели большое преимущество в численности и вооружении. Пит приказал укрыться за скалами и, отстреливаясь, спасать свои жизни. Их стали забрасывать минами. Рядом с Камачо упала ручная граната, убив его на месте. За спиной Пита разорвался снаряд, и осколок задел правую здоровую ногу. Вскрикнув, он упал и выронил винтовку. Его подхватил Клэй, положил на плечо и скрылся с ним в чаще. Остальные их прикрывали, а затем отошли сами. В этом месте была лишь одна тропа, и куда она вела, никто не знал, но они упорно карабкались вверх. Японцы, отступая, сами выбились из сил и преследовать не стали. Перестрелка прекратилась.
Из раны на ноге Пита текла кровь и вскоре измазала всего Клэя. Но тот не останавливался. Они спустились к ручью, осторожно перешли его и, углубившись в чащу, остановились. Клэй разорвал рубашку и крепко перевязал товарищу ногу. Они выкурили по сигарете и подсчитали потери. Погибли четверо, включая Камачо. Пит оплачет их позже. Он похлопал по своему «кольту» сорок пятого калибра и напомнил Клэю, что их не должны взять живыми. Тот пообещал, что вообще не возьмут. Весь день партизаны по очереди несли Пита, который настаивал, что пойдет сам, если ему будут помогать. С наступлением темноты отряд устроился на ночлег у деревни, которую раньше никогда не видели. Местный парень указывал то одно, то другое направление. Пит знал, что они далеко от лагеря Грейнджера, однако парень уверял, что американцы рядом. Настоящие солдаты, не партизаны.
На рассвете они двинулись дальше и вскоре выбрались на дорогу. Спрятались за деревьями и наблюдали, пока не услышали рокот моторов грузовиков. А затем увидели их — прекрасные грузовики, с американскими солдатами в кузовах. Разглядев звездно-полосатый флаг на антенне первого в колонне джипа, Пит чуть не расплакался. Он без посторонней помощи вышел в своей рваной окровавленной робе на середину шоссе и встал перед джипом. Машина остановилась, из нее выпрыгнул полковник и бросился к нему. Пит отдал честь и представился:
— Лейтенант Пит Бэннинг двадцать шестого кавалерийского полка, выпуск Уэст-Пойнта 1925 года.
Полковник окинул его взглядом и оценил разношерстную команду. В чем попало, некоторые ранены, вооружены чем придется, в основном, японским.
Полковник не стал отдавать честь. Подошел и заключил Пита в медвежьи объятия.
Остатки его отряда препроводили в порт Дасол, где продолжала высадку шестая армия. Десятки каботажных судов перевозили солдат на берег. Операцию прикрывали дежурившие у побережья канонерские лодки. В порту царил хаос, но это была приятная, милая душе неразбериха.
Партизан направили к первой палатке, где их накормили, пустили под горячий душ и дали возможность побриться. Их осмотрели врачи, привыкшие выхаживать здоровых, но раненых молодых ребят, а не больных партизан из джунглей. У Пита обнаружили малярию, амебную дизентерию и истощение. Он весил 137 фунтов, и, судя по висевшей коже, раньше был намного плотнее. А теперь фунтов на двадцать легче, чем когда покинул О’Доннел. Его и троих других раненых осмотрели врачи из соседнего госпиталя. И установили, что Питу требуется операция, чтобы извлечь из ноги осколок. Оперировать были готовы без очереди, хотя у хирургов накопилось работы невпроворот, так как с передовой постоянно поступали раненые.
Клэй посетил в госпитале своего командира и с облегчением узнал, что операция прошла успешно. Врачи справились с раной, но у них не было средств восстановить кость. Лечением следовало заняться в настоящей больнице. Они вспомнили погибших товарищей и даже посмеялись над своими приключениями в джунглях.
На следующий день Клэй сообщил, что ему предложили выбор: воевать с шестой армией или отправиться на базу в США. Пит советовал ехать домой, и Клэй согласился. Они достаточно навоевались.
Через три дня Пит попрощался с людьми, большинство из которых он больше никогда не увидит. Обнялся с Клэем и обещал поддерживать связь. И с десятью другими тяжелоранеными был переправлен на плавучий госпиталь. Корабль грузился еще два дня, затем отправился домой.
За Питом, как за героем, ухаживало множество медсестер. От их вида и запаха духов его безумно потянуло к Лизе. И когда через четыре недели плавучий госпиталь пристал в бухте Сан-Франциско и оттуда Пита перевезли в госпиталь на военную базу в Пресидио, его главной целью стало как можно быстрее добраться до телефона.
Глава 35
Новость, что Пит Бэннинг жив, потрясла сильнее, чем когда сообщили, что он погиб. Первой об этом узнала Нинева, так как была в кухне, когда зазвонил телефон. Обычно старавшаяся не отвечать, потому что считала это средство связи игрушкой белых, Нинева все-таки подняла трубку:
— Дом Бэннингов.
С ней заговорил призрак. Призрак мистера Бэннинга. Нинева отказалась верить. Тогда он повысил голос на октаву-другую и потребовал позвать жену. И побыстрее.
Лиза стояла у амбара, держала под уздцы свою лошадь, а Эймос ремонтировал стремя. Обоих встревожил вопль на заднем крыльце, и они бросились узнать, не случилось ли чего-нибудь плохого с Ниневой. Та подпрыгивала и кричала:
— Это мистер Бэннинг! Это мистер Бэннинг! Он жив!
Лиза хоть и не сомневалась, что у Ниневы помутился рассудок, но к телефону побежала. А когда услышала голос мужа, чуть не потеряла сознание, но все-таки умудрилась шлепнуться не на пол, а на кухонный стул. Пит не без труда убедил ее, что он жив и лечится в госпитале в Сан-Франциско. Его несколько раз ранили, но руки-ноги целы, он поправится. Пит просил жену как можно скорее садиться в поезд и ехать к нему. Поначалу Лиза потеряла дар речи и изо всех сил старалась не расплакаться. А когда немного успокоилась, вспомнила, что их разговор могут слушать. В их сельскую линию всегда кто-нибудь вклинивался. Они договорились, что она сообщит Флорри, поедет в город и позвонит по защищенной линии. К Флорри Лиза послала Эймоса, а сама побежала переодеваться.
Агнесс Мерфи жила в миле отсюда и была известна тем, что подслушивала все телефонные разговоры. Соседи подозревали, что ей просто больше нечего делать, как сидеть у аппарата и ждать, когда он зазвонит. Не пропустила она и этот звонок и сразу же принялась обзванивать своих городских знакомых.
Прибежала Флорри, и женщины сели в «понтиак». Лиза не любила водить машину и управлялась с ней еще хуже Флорри, но сейчас это не имело значения. Они понеслись по петляющей дороге так, что из-под колес полетел гравий. Обе плакали и что-то бормотали.
— Пит сказал, — говорила Лиза, — что ранен, но все обойдется, что был в плену, но бежал, три года воевал в партизанах.
— Господи, помилуй! — восклицала Флорри. — Что значит, в партизанах?
— Понятия не имею.
— Господи, помилуй!
Они остановились и бросились в дом близкой подруги Лизы — Ширли Армстронг. Та находилась в кухне, когда женщины ошарашили ее новостью. Наплакавшись, насмеявшись и наобнимавшись, Лиза попросила разрешения позвонить по защищенной линии и набрала номер госпиталя в Сан-Франциско. Ожидая ответа, она вытирала слезы и старалась успокоиться. Флорри даже не пыталась — села на диван Ширли, и они разревелись.
Лиза разговаривала с мужем десять минут, а затем передала трубку Флорри. А сама направилась в школу, вызвала Стеллу из класса в коридор и сообщила невероятное известие. Когда она выходила из школы, к ней сбежались учителя, и снова начались объятия и поздравления.
Флорри тоже не теряла времени даром: позвонила президенту Вандербилтского университета и потребовала, чтобы немедленно отыскали Джоэла. Затем пообщалась с Декстером Беллом. И наконец нашла Никса Гридли, который как шериф был главным передаточным звеном всех важных городских известий.
Через час после разговора с Питом звонили все городские телефоны.
Лиза и Флорри вернулись домой и размышляли, что делать дальше. Был февраль, и поля пустовали. Позади дома собрались негры, чтобы узнать, правда ли то, что они услышали. Лиза вышла на заднее крыльцо и подтвердила: да, правда. Декстер и Джеки Белл приехали первыми — разделить радость. А за ними к дому Бэннингов последовали многие их друзья.
Через два дня Флорри отвезла Лизу на вокзал, где им устроили пышные проводы. Лиза обнимала и благодарила людей, а затем села в вагон и отправилась в трехдневное путешествие в Сан-Франциско.
Первая операция длилась восемь часов. Врачи ломали и правильно соединяли кости в левой ноге Пита. Закончив, они упаковали ногу от бедра до лодыжки в толстый пластиковый чехол с заколками и стержнями. Ногу подняли под болезненным углом и зафиксировали к перекладине противовесом с цепью. Правую, которая болела не меньше левой, замотали в марлю. Сестры пичкали пациента болеутоляющими, и в течение двух дней после операции он редко просыпался.
Это было благодатью — целый месяц на госпитальном судне Пита мучили кошмары, и он почти не спал. День и ночь его преследовали ужасы последних трех лет. Психиатр пытался заставить его выговориться, но от этого больному становилось только хуже. Таблетки путали сознание: он то находился в эйфории и громко хохотал, то впадал в депрессию. Дремал днем, а ночью начинал плакать.
Узнав, что скоро приедет жена Пита, медсестры снизили дозу обезболивающих — пусть будет ближе к действительности, когда она появится.
Следуя за медицинской сестрой, Лиза оказалась в палате, где длинные ряды кроватей разделял легкий занавес. Идя по проходу, она невольно косилась на пациентов, молодых парней, еще недавних школьников. Сестра остановилась. Лиза глубоко вдохнула и отодвинула занавес. Стараясь не коснуться цепей противовеса и не потревожить ногу, она упала мужу на грудь, на что больше уже не рассчитывала, а он мечтал об этом все последние три года.
Как всегда, Лиза была эффектна — одета по моде, не забыла про духи. Они целовались, шептались и плакали и, казалось, будто время для них остановилось. На виду у соседей Пит гладил ее по заднице, и Лиза не возражала. Прижимал ее к груди, и было понятно, что все теперь в мире наладилось.
Они долго-долго тихо ворковали. Обсудили Стеллу, Джоэла, Флорри, все городские слухи. В основном говорила Лиза, потому что Пит не хотел рассказывать, через что ему пришлось пройти. Явились врачи и объяснили Лизе, каково состояние больного и что ему еще предстоит. Они предполагали, что потребуется еще несколько операций и долгий период восстановления, но со временем Пит будет, как новый.
Лизе принесли удобный стул с подушкой и одеялом, и она устроила себе «лагерь». Набрала книг и журналов и говорила, говорила, говорила. Ушла из госпиталя только вечером и вернулась в гостиницу.
Вскоре Лиза узнала имена соседей мужа и бессовестно с ними флиртовала. Раненые взбадривались в ее присутствии, радуясь, что им уделяет внимание такая живая, красивая женщина. Она фактически рекрутировала палату. Писала письма девушкам, звонила матерям и всегда сообщала только оптимистические новости, какие бы ни были ранения. Читала, часто сдерживая слезы о том, что отвечали из дома. Если могла найти, приносила шоколадки и карамельки.
Пит был из тех, кому повезло. Его не парализовало, не изуродовало, руки-ноги были на месте. Некоторые парни пострадали сильнее других, и Лиза оказывала им больше внимания.
Пит гордился женой и радовался ее способности повышать настроение в больничной палате. Лиза пробыла с ним две недели и уехала только потому, что домой к Флорри и Ниневе вернулась Стелла. После ее отъезда палата впала в прежнее уныние. Каждый день Пита спрашивали, когда опять появится его жена. Она появилась в середине марта и привезла с собой детей. Стелла и Джоэл были на весенних каникулах, и им не терпелось повидать отца. Они образовали «лагерь» у его кровати и перевернули в палате все вверх тормашками. Когда дети уехали, Пит, приняв седативные препараты, отсыпался два дня.
4 мая санитарная машина отвезла Пита на вокзал, где его погрузили в военный госпитальный вагон, чтобы переправить через всю страну. Поезд много раз останавливался, и другие выходили, чтобы продолжать лечиться в тех госпиталях, которые находились ближе к их дому. 10 мая вагон прибыл в Джексон, штат Миссисипи, где Пита ждали Лиза, Стелла и Флорри. Они ехали следом за санитарным автомобилем к фостерскому генеральному госпиталю, где Питу предстояло провести следующие три месяца.
Часть 3
Предательство
Глава 36
Через две недели после казни завещание Пита Бэннинга было официально утверждено канцелярским судом округа Форд. Джон Уилбэнкс оформил его вскоре после суда, вынесшего Питу приговор. Завещание было предельно ясным: Бэннинг оставлял свое состояние в доверительную собственность Лизе с Уилбэнксом в качестве попечителя. Свою главную ценность — землю — он заранее поделил в равных долях между Джоэлом и Стеллой. Сюда же входил их уютный дом. Пит настоял на замечании, что Лиза имеет право жить в нем до смерти при условии, что не выйдет больше замуж и ее когда-нибудь отпустят из неврологической больницы. Адвокат предупредил его, что проконтролировать выполнение этого замечания окажется непросто, если дети не пожелают жить вместе с матерью. В завещании были другие слабые места, на какие указал Уилбэнкс, однако клиент упрямо проигнорировал его слова.
На момент смерти Пит владел оборудованием фермы, автомобилями и банковскими счетами, из которых было изъято имя Лизы после того, как ее поместили в Уитфилд. До этого супруги владели ими совместно. Но Пит не хотел, чтобы жена имела доступ к его деньгам. На его личном счету было 1 800 долларов, на счету фермы — 5 300, на сберегательном — 7 100. За неделю до казни Пит перевел 2 200 долларов Флорри на покрытие расходов на образование Джоэла и Стеллы. Еще он ей дал маленький металлический сейф, где содержалось 6 000 долларов наличными и в золотых монетах — сумма, которую никак невозможно было отследить. Он не имел ни займов, ни долгов, что часто сопровождает управление фермой.
Пит дал указание Джону Уилбэнксу как можно быстрее оформить завещание на имущество и заполнить налоговую декларацию. Своей душеприказчице Флорри в письменной форме велел выплатить фирме адвоката все, что ей причиталось, и дал другие необходимые распоряжения.
В 1947 году в округе Форд плодородная земля ценилась примерно по 100 долларов за акр. Пит оставил наследникам недвижимость, включая дом, на сумму примерно 100 тысяч долларов. Жене — около четверти того в доверительной собственности и, как не уставал подчеркивать адвокат, на шатких юридических основаниях, если бы Лизе вздумалось оспаривать волю супруга в суде.
Пит был уверен, что этого не произойдет.
В соответствии с правилами, Уилбэнкс трижды публиковал в газете округа объявления, извещающие потенциальных кредиторов, что они в течение девяноста дней могут предъявлять свои претензии на недвижимость. Никто не откликнулся.
Но в Роме, штат Джорджия, газету округа Форд получил Эррол Маклиш и тоже ждал, не появятся ли кредиторы.
Вскоре после похорон отца Стелла и Джоэл покинули красный коттедж. Это было хорошее место, куда можно приехать из колледжа: еда на плите, зимой огонь в камине, музыка из проигрывателя, чудачества Флорри и животные. Но ее присутствие было настолько очевидно, что казалось, вокруг смыкаются стены.
Они обосновались в своих прежних спальнях и попытались взяться за невыполнимое — вдохнуть в дом жизнь. Открыли окна и двери, чтобы впустить внутрь воздух. Стояло лето, и округу душили жара и влажность. Беспрестанно звонил телефон: друзья и незнакомцы говорили добрые слова, кто-то задавал нелепые вопросы, кто-то приставал с назойливыми просьбами. В итоге они перестали отвечать. Приходили потоки писем, они распечатывали и читали каждое. Большинство было от ветеранов, хваливших отца. Какое-то время Джоэл и Стелла пытались кратко отвечать, но затем устали и, поняв, что это бессмысленно, перестали. Их отец умер. С какой стати переписываться с незнакомцами? Корреспонденция скапливалась в заброшенном кабинете. Добрые горожане приносили еду и сладкое — обычный ритуал после чьей-нибудь смерти. Но вскоре Джоэл и Стелла сообразили, что большинство являются из любопытства, и перестали подходить к двери.
Заглядывали журналисты в поисках пикантного материала, но удалялись ни с чем. Один из какого-то журнала стоял до тех пор, пока Джоэл не пригрозил ему ружьем.
Нинева не могла ничем помочь, она была буквально раздавлена смертью хозяина и постоянно плакала. По утрам еще вяло пыталась занять себя в кухне и уборкой дома, но к обеду совершенно выдыхалась. И Стелла с облегчением отсылала ее домой.
По вечерам, когда спадала жара, Стелла и Джоэл шли к старому платану и «беседовали» с отцом. Гладили могильный камень, плакали, молились и возвращались рука об руку домой, тихо вопрошая: почему все это случилось с их семьей? Со временем они смирились с мыслью, что никогда не узнают, почему отец убил Декстера Белла. Как не узнают, почему у их матери вдруг возникло такое сильное душевное расстройство.
Они убеждали себя, что не хотят этого знать. Только бы избавиться от кошмара и продолжать жить где-нибудь подальше отсюда.
Джоэл в третий раз позвонил директору Уитфилда и попросил разрешения повидаться с матерью. Тот пообещал проконсультироваться с врачами и перезвонил на следующий день, сообщив, что это невозможно. Третий отказ по той же причине — Лиза не в состоянии принимать посетителей. И никаких подробностей. Бэннинги заподозрили, что Лиза каким-то образом узнала о смерти мужа и еще глубже провалилась в темную бездну.
Перед смертью Пит ничего не предпринял, чтобы назначить жене нового опекуна. Джоэл повидался с Уилбэнксом и настаивал, чтобы тот попросил судью назначить либо его, либо Стеллу, но адвокат хотел, чтобы до этого прошло некоторое время.
Джоэл разозлился и пригрозил, что наймет другого адвоката. Под давлением обстоятельств он становился красноречив и мог аргументировать. Это настолько поразило Уилбэнкса, что он сказал брату, — мол, что у парня есть перспективы в суде. После двух дней споров Уилбэнкс нехотя согласился и отправился с Джоэлом через улицу к судье Эбботу Рамболду. Тот уже много лет выполнял все, о чем его просил Джон Уилбэнкс, и через час Джоэл был назначен новым опекуном матери. Получив копию постановления суда, он немедленно позвонил в Уитфилд.
7 августа, через четыре недели после смерти отца, Джоэл и Стелла поехали на юг, чтобы впервые за год повидаться с матерью. Флорри не горела желанием сопровождать их, и Джоэл в качестве нового мужчины в доме предложил ей подождать до следующей поездки. Флорри это устраивало.
У ворот их ждал тот же охранник с блокнотом, что в прошлый раз, но теперь бумажная процедура была не столь утомительной. Вооруженный постановлением суда, Джоэл сразу проехал к зданию под номером 41, где немедленно проследовал к доктору Хилсебеку. Накануне они говорили по телефону, и все было улажено. Врач, казалось, был рад перемене. Ознакомившись с выданным Рамболдом постановлением, он спросил, чем может помочь.
— Мы хотим знать, что не так с нашей матерью? — первой ответила Стелла. — Каков ее диагноз? Она здесь более года. Вы можете объяснить, чем она больна?
— Разумеется. — Врач напряженно улыбнулся. — Миссис Бэннинг страдает от интенсивного умственного расстройства. Термин «нервный срыв» не является медицинским диагнозом, но часто употребляется для описания состояний, похожих на то, что у вашей матери. Ее угнетает депрессия, страх, острый стресс. Депрессия лишает всякой надежды и вызывает мысли о самоубийстве и членовредительстве. Беспокойство проявляется в высоком кровяном давлении, спазмах мышц, головокружениях, дрожании. У нее одну неделю бессонница, а другую — сонливость, когда она часами не может проснуться. Галлюцинирует, видит то, чего нет, и кричит по ночам, если ее одолевают кошмары. Ее настроение постоянно меняется, но всегда мрачное. Если у нее случается счастливый день, когда ей хорошо, за ним обязательно следуют два-три дня полного мрака. Порой она впадает в ступор. Иногда становится параноиком: ей кажется, будто к ней кто-то подкрадывается. Отсюда панические атаки такой силы, что от страха становится трудно дышать. Как правило, они продолжаются час или два. Она мало ест, не хочет, чтобы о ней заботились. За собой не следит. Сложный пациент. В групповой терапии полностью уходит в себя. Перед убийством Декстера Белла мы наблюдали некоторое улучшение, но это событие имело катастрофическое воздействие. В последние месяцы наступил небольшой прогресс, но после казни вашего отца все ухудшилось.
— Это все? — спросила Стелла, вытирая глаза.
— Боюсь, что да.
— Она шизофреник? — поинтересовался Джоэл.
— Я бы так не сказал. Большую часть времени она сознает реальность и не предается ложным фантазиям, если не считать отдельных приступов паранойи. Она не слышит голоса. Трудно предугадать, как она себя поведет в социальном окружении, поскольку ее не выпускали отсюда. Я бы не поставил вашей матери диагноз шизофрения. Глубочайшая депрессия — да.
— Одиннадцать месяцев назад наша мама была здорова, — произнесла Стелла. — Или по крайней мере выглядела здороой. А теперь у нее нечто вроде нервного срыва. Что произошло, доктор? Что послужило причиной?
Хилсебек покачал головой:
— Не знаю. Но согласен с вами: произошло нечто травматическое. Как я понимаю, Лиза сумела пережить сообщение, что ее муж пропал без вести и считался погибшим. Его возвращение было, уверен, счастливым моментом, а не поводом для развития глубочайшей депрессии. Что-то произошло. Но упомянул, она плохо идет на контакт и отказывается обсуждать прошлое. Это удручает. И боюсь, мы не сумеем ей помочь, если она не заговорит.
— Как же ее лечат? — спросил Джоэл.
— Консультации, терапия, диета, солнечные ванны. Мы пытаемся выводить Лизу на прогулки, но она отказывается. Ограждаем от плохих новостей. По-моему, можно говорить о небольшом улучшении. Очень важно, чтобы она повидалась с вами.
— А лекарства? — с удивлением поинтересовалась Стелла.
— Ходят слухи о каких-то препаратах против психоза. Уверяю вас, до них еще очень далеко. Когда она не сонная и не нервничает, мы даем ей барбитураты. Иногда лекарство от повышенного кровяного давления.
Возникла долгая пауза. Джоэл и Стелла пытались осмыслить то, что так давно отчаянно хотели услышать. Слова врача не обнадеживали, но, вероятно, это было только началом. Может, началом конца.
— Вы сумеете привести ее в нормальное состояние? — наконец прервал молчание Джоэл. — Есть шанс, что мать вернется домой?
— Не уверен, что дом — самое лучшее для нее место. Как я понимаю, сейчас там царит уныние.
— Что верно, то верно, — подтвердила Стелла.
— Дома ваша мама может не вынести еще каких-нибудь плохих новостей.
— Как и мы.
Читать бесплатно другие книги:
