Горец. Кровь и почва Старицкий Дмитрий
– Что тебе надо от меня? – спросил герцог, устав играть в намеки. – Конкретно. Ты же не просто так завел этот разговор?
– Начать переговоры с винетским послом графом Моска. Он тут, видимо, уже опух в столице от безделья, пока мы мятежников давили. Тебя, конечно, он будет склонять просто к покупкам готовых патронов. Но ты не соглашайся. Пообещай ему поставки пулеметов… – Глядя в непонимающие глаза герцога, пояснил: – Конечно, после подписания всеобщего мира. Мы им втюхаем старые модели «гочкизов» с кассетами. А сами перейдем на прогрессивное ленточное питание.
– Они попросят ручники, – пожевал губами Ремидий. – Бисер будет этим недоволен.
– Дадим и ручники старой модели – те, что по пятнадцать килограмм весят. Только стволы новые поставим и заново все железки воронением покроем. Новую модель на втуцком «Гочкизе» мои технологи довели до веса в десять килограмм без изменения конструкции и без потерь боевых качеств. Так что в наши горные части пойдут новые, облегченные на треть машинки, а списанные из войск мы им и продадим. Недорого. Торгуйся, отец, активнее – им деваться некуда, а у Моска, как я выяснил, в том заводе есть пай. – Я озорно подмигнул правым глазом. – Большой пай.
– Что еще мы можем вымутить из Винетии? – заинтересовался герцог.
– Медь. Цинк. Кристаллическую серу. Полировочные пасты. Пробку. Перкаль. Если есть у них двигатели внутреннего сгорания, то и они нам интересны. Обещай им поставки керосина, а то пролив в океан из Мидетеррании империя перекрыла для вражеских кораблей из колоний. После того как построим железную дорогу в Риест, начнем поставки. Кстати, так меньше у них будет возражений против такого строительства.
– Хочешь окончательно свести в моей стране светлый дуб?
– Нет, отец, дуб на керосиновые бочки сводить не будем. Так у нас не останется его на винные бочки. Мало того, будем сажать его в степи, как и пробковый дуб в предгорьях. Просто я ставлю новый прокатный стан в Калуге. Плоский. Броню катать. Ту броню, что мне потребна на бронеходы, а не ту, которую мне флот с барского плеча скидывает. Но можно на нем выделать и тонкий стальной лист. Вот из этого листа и будем делать керосиновые бочки. В отличие от дубовых бочек эта тара оборотная. А по железной дороге можно будет гонять и цистерны на колесах. Десять, двадцать, тридцать тонн зараз в одном вагоне. По морю пустить керосиновый танкер. Вот железнодорожные цистерны и будут ходить по кругу от керосиновых заводов до порта и обратно. Гоняешь же ты в Будвиц керосиновые цистерны по железке. А можно и сырую нефть так гнать, нам отходов будет меньше… Все равно они только нашими поставками не ограничатся в мирное время и сами будут нефть перерабатывать. Я бы на их месте так и сделал. Но привязать соседей к себе экономически стоит нам попробовать. Так они воевать с нами лишний раз подумают на будущее.
– Когда еще Вахрумка эту дорогу построит? Там тоннелей, как я посмотрел по проекту, не меньше десятка, – снова включил герцог скептическое брюзжание.
– Когда бы он ее ни построил, но готовиться, чем ее заполнять, нам нужно уже сейчас. Кстати, а почему его на коронации молочного брата не было?
– Не знаю, – ответил герцог. – А лезть с такими вопросами к императору я посчитал нетактичным. Все, Савва. Вези меня обратно. Озяб я.
Когда мы приехали, баронессы не оказалось дома. Испуганные слуги, сбиваясь и путаясь в показаниях, рассказали, как пришли какие-то военные с десятком кирасир, показали бумаги из контрразведки, арестовали баронессу «за участие в заговоре против императора» и куда-то увезли на черной карете с зашторенными окнами. Куда увезли, не знают. Кирасиры сказали – «куда надо».
Караульный пост особняка в тот день состоял из Вальдовых самоходчиков нового набора, и те против представленных суровых бумаг дисциплинированно не возразили.
– Где мальчик? – только и спросил я, стараясь, чтобы на слуг не вылилось мое раздражение. Они-то ни в чем не виноваты.
– Дома. У себя в детской, – успокоила меня нянька юного барона. – Но он очень расстроен. Плачет и мамку зовет.
– Приведите его сюда. Герцог хочет с ним познакомиться, – отдал я распоряжение.
Ремидий поднял на меня вопрошающий взгляд.
Я просто хлопнул ресницами с намеком.
Герцог пожал плечами, но ничего не сказал.
Привели зареванного пацаненка. Представили герцогу.
Пока старый и малый говорили друг другу ритуальные фразы, чем малой меня очень удивил – это в два года-то, я провел блиц-дознание и выяснил, что его просто грубо оторвали от баронессы, когда он, вцепившись в ее ногу, не хотел отпускать мать из дома с «контриками».
– Это и есть твой сын? Совсем на тебя не похож, – констатировал герцог, которому мальчишка понравился.
– Можете сравнить наши родинки за левым ухом, – пожал я плечами.
– Иди ко мне, дитя, – протянул герцог руки к мальчику.
И когда тот подошел, взъерошил ему волосы на голове. Потом Ремидий и мне попортил прическу, заставив наклониться. Таки не поленился герцог. Сравнил.
– Странно, Савва… твой рецкий сын белобрысый, а твой имперский сын черняв как ворон, – пожевал Ремидий усы.
– В матерей пошли, – ответил я. – Ваша светлость, я могу передать юного барона Тортфорта официально под вашу опеку?
– Такой маленький, а уже Тортфорт, – усмехнулся герцог. – Номинальный его отец, как ты говорил, в плену?
– Так точно.
– Тогда мне ничего не остается, как действительно взять под опеку этого сиротку, который, как я помню, к тому же еще и мой прямой вассал. Это моя обязанность как сюзерена.
Не ломай дрова…
Не ломай дрова…
Легко тебе, герцог, так меня напутствовать. Не помню уже, кто сказал, вроде Маркс, что история повторяется дважды, первый раз как трагедия, второй раз как фарс. Но тут вполне может быть наоборот. При чем тут баронесса и мятеж? Тут под меня любимого копают из-под баронессы.
– …а сопротивление законной власти знаешь, как нынче карается? – закончил я короткую требовательную речь у ворот столичной контрразведки.
– Знаю, ваша милость, но не велено мне кого-либо сюда пускать. Я подчинюсь приказам, – виновато бухтел кирасир-привратник в маленькое окошечко в воротной калитке. – Сами устав знаете.
– Тогда отойди-ка, братец, в сторонку и ложись на землю, чтобы тебя не зацепило ненароком. Понимаю, что служба, но командую сейчас здесь я, а не твои офицеры-изменники.
По взмаху моей руки V-образный отвал «артштурма» играючи распахнул внутрь двора деревянные створки ворот с первого же тычка. Что хотите? Дюжина тонн на острие треугольника!
В распахнутые ворота ворвались штурмовики с автоматами наперевес.
Что-то у меня входит уже в дурную традицию штурмовать с рецкими горцами имперскую контрразведку. Ежегодно. Как празднование Хэллоуина. Только на этот раз нет у меня тайной отмашки с самого верху, а только императорский рескрипт в планшетке, дающий мне чрезвычайные полномочия «на время подавления мятежа». Ну а коли в городе народ еще арестовывают за «участие в мятеже», то, знать, мятеж еще не кончился. Слабая такая отмазка, но другой у меня нет.
Что на этот раз? Зрада или перемога?
Течет у баронессы в дому, ох как течет. Пятой точкой чую. Найду крота среди прислуги, порву, как Тузик грелку. А может, меня специально на такую реакцию и вызывали? Если это так, то держись, кто бы ты ни был. Это моя женщина!
В этот наскок я специально отобрал только тех егерей, с которыми штурмовал когда-то контрразведку в Будвице. Просто потому, что они уже сами знают, что им делать на этом задании. Долго инструктировать не нужно. Знакомую работу всегда делать легче и быстрей, чем в первый раз.
Охрану из кирасир штурмовики споро разоружили и заперли. Даже стрелять не пришлось.
«Контриков» тоже рассадили по камерам, только по отдельности, чтобы сговориться не смогли. Мне их еще допрашивать.
Сам расселся в начальственном кабинете и приказал принести дела, заведенные на заключенных.
Мать моя женщина… В большинстве своем бабы тут по камерам сидят. Сплошняком аристократки с фамилиями на «-форт». Однако моей баронессы в этих бумагах не было. Хотя фамилия Тортфорт встречалась, но то… графиня, вице-графиня… Даже какая-то родственница расстрелянного нами в Будвице за дезертирство бургграфа Леппе-Тортфорта была, но баронессы ни одной.
Привели ко мне младшего «контрика». Младшего я вызвал, потому что разобрался уже в имперских порядках, где все бумаги сваливают на самого молодого офицера. Начальство само пальцы в чернилах пачкать не любит, вот и занимается дедовщиной.
– Где баронесса Илгэ Тортфорт? – спросил я.
– Разве всех тут упомнишь, господин полковник? – пожал плечами лейтенант.
– Командор, – поправил я его. – Командор воздушного флота барон Бадонверт. Чрезвычайный императорский комиссар.
Пришлось показать ему миниатюрный портрет, взятый мной из ее дома для опознания.
– Вроде видел такую женщину, но точно не скажу, – положил лейтенант портрет обратно на столешницу. – Из этих лиц за последние дни у меня в глазах просто калейдоскоп.
В зубы дать ему, что ли, для просветления памяти? Но пришла идея продуктивнее.
– Кто ездил сегодня на аресты в черной карете?
– Старший фельдфебель административной службы Ленжерфорт, – отрапортовал лейтенант.
Фельдфебель портрет опознал. И даже показал укладку, где подшит на Илгэ исполненный арестный лист со всеми этими «сдал-принял». И журнал дневального принес, где отмечено было время привода баронессы в контрразведку и время ее отбытия из нее. Надо же, какие аккуратные бюрократы эти фельдфебели. Все у них тут под роспись и подпись. Но нам же легче разбираться.
– Куда она отбыла? Ее отпустили? – вцепился я глазами в него.
– Никак нет, господин командор, отметки об отпуске в журнале нет, – развел руками фельдфебель из аристократов.
– Так куда она делась?
– Ее переместили. Перевели в другое место, – пояснил он.
– Куда?! – рявкнул я. – Мне из тебя слова клещами тянуть? Могу и клещами…
– Не могу знать, господин командор. Это выше пределов моей компетенции. – По его вискам резко потекли струйки пота.
– Кто знает? Кто отправлял? – Я повернулся к младшему «контрику» и обличительно ткнул в него указательным пальцем. – Лейтенант, если не выложите сейчас же все как на духу, то через пять минут я вас лично расстреляю у ближайшей стенки без суда и следствия. Вам понятно? Мне не впервой стрелять Тортфортов и прочих изменников из вашего сословия. У меня слова никогда не расходятся с делом. Пять минут. Время пошло.
– Ее, скорее всего, увезли в замок Ройн. По крайней мере, раньше именно туда их отсюда увозили, – торопливо ответил контрразведчик практически без паузы. – Ройн в Цебсе.
– Где это?
– Цебс, – ответил он, поражаясь моему незнанию местной географии, – это столичный округ. Недалеко. Сорок километров по шоссе на север, – доложил лейтенант. – Можно и по железной дороге добраться. Станция также называется Ройн.
Ройн? Где-то я уже слышал это название, а вот где, не припомню. Ладно… Проснемся – разберемся. Сейчас надо ковать, пока горячо.
– Зачем вы арестовываете женщин?
– Что-то связанное с собственностью мятежных фамилий. Точнее я не знаю.
– От кого получаете такие приказы? Проскрипционные списки вам спускают сверху или вы уже сами на месте определяете, кого тащить в кутузку, а кому еще посидеть дома?
– Я получаю приказы от своего непосредственного начальника ротмистра Гаукфорта. От кого он их получает, я не в курсе. Он со мной подобной информацией не делился.
– Откуда вы прибыли в столицу? Вас же здесь не было во время мятежа? Столичные офицеры контрразведки были арестованы при мне.
– Так точно, господин командор, не было. Меня вызвали из Гоблинца, а ротмистра из Тортуса заменить замаранных в мятеже офицеров имперской контрразведки.
– Кто отдал вам такой приказ?
– Приказ, точнее, копия приказа поступила к нам в управление из дворца с фельдкурьером. Из собственной его императорского величества канцелярии, без подписи. Штамп «с подлинным верно». Печать подлинная, красной мастики. И приписка к ней от дворцового делопроизводителя. Все как всегда. Вот меня и командировали сюда на усиление.
Тут дверь распахнулась, и на пороге возник Молас. Как писали в старых пьесах, «те же и он». Впрочем, второй квартирмейстер генштаба прибыл не один. За его широкой спиной толклись несколько офицеров из «птенцов гнезда Моласа».
– Савва… Я так и понял, что без тебя тут не обошлось, – констатировал генерал-адъютант императора деловым тоном. – Кто еще может броневиками ворота вышибать? Что случилось на этот раз?
– Да вот эти чудики похитили личную сестру милосердия моего герцога только на том основании, что у нее фамилия Тортфорт. Герцог недоволен, и я пришел вернуть ее обратно.
– Это хозяйка дома, где вы квартируете? – уточнил генерал.
– Именно так, ваше превосходительство.
Молас взял стул от стены, подтащил его к столу, за которым я восседал. Сел, закинул ногу на ногу и попытался «прочитать в сердце» у лейтенанта.
М-да…
Умеет.
Даже со стороны стало заметно, как у контрразведчика душа ушла в пятки. Куда там моей реальной угрозе расстрелом. По сравнению с Саемом я еще мало каши ел. Первый раз я видел сына «волкодава СМЕРШа» в этом качестве. Ну прямо Железный Феликс из кино. Даже спрашивать не пришлось. Все, что знал, лейтенант четко по-военному доложил без запинки.
– Теперь многое стало понятно, – задумчиво проговорил Молас. И резко изменив тон, приказал: – Теперь все брысь отсюда.
Но когда я встал из-за стола, генерал задержал меня рукой.
– А ты, Савва, останься.
7
Гусеницы лязгали, взвихряя глубокий снег на неубранной дороге. За бронеходами на чалках тянули по двое саней, наскоро соединенных бортами. На санях, кутаясь от рукотворной метели, полулежали мои штурмовики и «волкодавы» Моласа. Где-то около роты в общем составе. Все с автоматами разных конструкций. Еще три снайперские пары и саперное отделение.
Быстроходные аэросани по второму разу объезжали по полю вдоль дороги всю растянувшуюся из-за саней колонну. По той же причине скорость колонны не превышала двенадцати километров в час. Но все равно высланные заранее вперед конные драгунские разъезды передового охранения мы довольно быстро догнали, и они уже пошли нашим фланговым охранением.
В аэросанях только я с Моласом и наши денщики. Пилот и бортмеханик, он же пулеметчик. Больше никого в эту относительно тесную кабину не впихнуть. Всех достоинств этой гондолы – сплошное остекление, качественная заделка щелей и печка, отводящая горячий воздух от мотора. Сиденья еще человеческие, можно даже сказать, кресла, широкие и просторные. ВИП-салон, однозначно.
Мелькали по обочинам фольварки, кузни, постоялые дворы.
Шарахались от нас в стороны редкие встречные экипажи и сани, тут же попадавшие в цепкие руки «птенцов гнезда Моласова», которые были приданы драгунским разъездам в качестве силы руководящей и направляющей.
Третий час уже длится этот снежный марафон.
Одно радует – никто нас обогнать по дороге не сможет. Скорости не те. Любые сани, вырвавшиеся вперед с вестью о нашем выходе из столицы, или верхового какого драгуны давно бы уже догнали. А на железной дороге Молас любое движение остановил собственным приказом из-за «угрозы подрыва полотна мятежниками».
Да и на аэросанях, очень быстрых, как оказалось, мы сами пару раз вырывались на десяток-полтора километров вперед с теми же целями. И убедились, ну… убедили себя, что никто не вырвался вперед предупредить о нашем налете.
А я все копался в памяти, откуда я знаю название этого замка мятежников – Ройн? И никак не мог вспомнить.
Говорить в кабине аэросаней невозможно из-за шума двигателя и вибрации. Но главное было сказано еще в столице. С глазу на глаз в кабинете начальника столичной контрразведки. Хорошо так мы поговорили, как его превосходительство с его превосходительством. Пальцы не гнули. Обиженку друг на друга не грызли.
Раздумав на меня гневаться, Молас был очень удручен. И начал разговор с выговора:
– Если бы ты не поторопился расстрелять всех Тортфортов, Савва, то я бы уже давно знал про этот замок. А так и для меня это неожиданность, как и приказы из дворца по контрразведке, о которых нет никаких следов в императорской канцелярии. – Генерал вынул трубку и стал набивать ее табаком из замшевого кисета. – Уж эту кухню мы перетрясли первой. Но круг подозреваемых значительно сузился. Не так много в императорской канцелярии людей, имеющих доступ к красной печати.
Молас взял трубку в зубы и, не зажигая ее, несколько раз втянул через нее в себя воздух. Курить хочет, но знает, что я этого не люблю, вот и сдерживается.
Кабинет начальника столичной контрразведки был и так основательно прокурен. Так что…
– Кури, Саем, – разрешил я. – У тебя вроде как табак душистый. Только скажи, кто тебе стукнул, что я тут?
– Можно подумать, Савва, что ты сюда через дымоход камина пробрался, – хохотнул генерал-адъютант. – Полгорода видело, как твой бронеход здесь ворота ломал. А город, заметь, очень хорошо телефонизирован. Но ты мне лучше про другое скажи: за каким хреном им потребовалось баб арестовывать?
– Так это не твои проделки? – поднял я правую бровь.
– Ни сном ни духом, как говорил мой отец, – ответил он, доставая спички.
– Тогда у меня всего одна версия. Кто-то, пользуясь тем, что я вывел в расход Тортфортов, отжимает у вдов их собственность, пользуясь революционным моментом. Только при чем тут моя квартирная хозяйка? Ее-то муж в плену и если даже участвовал в заговоре, то в мятеже точно участия не принимал.
– А может, хвосты подчищают? Чтобы концы в воду с гарантией?
– Может. Но это уже по твоей части. У меня в столице агентуры нет. А заговор именно ты проморгал.
– Знаешь, что я тебе скажу. – Генерал-адъютант императора выпустил дым через ноздри, став на минуту похожим на рассерженного Змея Горыныча. – Если заранее нет внедренного в руководство заговора агента – именно в руководство, заметь, – то заговор до той поры не виден, пока он не совершится. А потом уже поздно кому-то что-то доказывать, потому как императора уже убили. Поди теперь узнай – коварных ли заговорщиков постреляли из пулемета у вокзальной стенки или невинных погубили зря. Хотя есть способы теоретически прикинуть – был он или не был и кому был выгоден. И по уровню подозрений до того, как этот взрыв случился в охотничьем дворце, Тортфорты имели шестой номер. Наше счастье, что Бисер остался жив, а то я за твою и свою жизнь ломаного кройцера бы не дал.
– А все-таки?
Молас на секунду задумался, но все же ответил:
– Меня интересуют конкретные персоналии и фигуранты. И меньше всего интересуют группы подозреваемых с точки зрения социальной психологии. Могли, не могли – уже не понять… – Генерал наконец-то решился и, чиркнув спичкой о столешницу, стал раскуривать свою трубку.
– Они у тебя прям как благородные девицы наутро после приватного бала с обильной выпивкой, – засмеялся я.
Молас на меня вопросительно посмотрел, а потом, поняв, залихватски заржал. А отсмеявшись, вполне серьезно сказал:
– Торопыга ты, Савва. Не поспешил бы ты с расстрелом Тортфортов, я сейчас бы точно знал, причастны они были к взрыву во дворце или только воспользовались случаем. Теперь качай всех на косвенных…
– Зато теперь, Саем, ты мной людей пугаешь, как деток, которые не хотят вовремя ложиться спать, – хохотнул я невесело. – И они у тебя, такого доброго, сразу раскалываются.
– Откуда знаешь? – ткнул он в мою сторону мундштуком трубки.
– Догадываюсь. Я бы сам так поступал на твоем месте. Игра в доброго и злого полицейского дает намного лучший результат, чем примитивные средневековые пытки, основанные на боли.
«Вот так вот. Я детективов на видаке насмотрелся, а ты нет», – злорадно подумал я и продолжил:
– Так что я на тебя, Саем, не в обиде. Зато уже все на континенте знают, что моему слову нужно верить сразу и не испытывать судьбу.
– Тщеславен ты, братец, как я погляжу. – Молас откровенно надо мной смеялся. – Тортфорты всего лишь исполнители, Савва. А вот кто-то действительно умный сейчас руки потирает от удовольствия, что мы ниточку к нему потеряли от Тортфортов. Эти тайные общества еще…
– А что с тайными обществами не так?
– Всё не так. Тортфорты и другие гвардейцы, поднявшие мятеж, имели в их иерархии очень небольшой градус. Фактически подчиненный. А высшее руководство таким обществом сидит на островах. А вот где их связующее звено? Вопрос… Доигрались аристократы в средневековые ритуалы и обряды.
– Я вижу только один выход, – заявил я. – Все участники тайных обществ должны добровольно уйти в отставку с придворной, гражданской и военной службы.
– И куда их деть прикажешь? – поднял генерал правую бровь.
– Да хотя бы в имения сослать пожизненно. Легче будет приглядывать за ними, кто к кому курьеров шлет.
– А если они не выполнят такой указ императора? Проигнорируют? Ты сам офицер, Савва, и прекрасно понимаешь, что приказ, который не выполнят, отдавать ни в коем случае нельзя.
– Тогда по закону военного времени, – резанул я ребром ладони по горлу. – А тайные общества публично признать работающими на врага и запретить их деятельность на территории империи. Объявить вне закона.
– Что ж, под этим соусом можно будет провести самое сложное – чистку придворного штата, – задумался генерал, выпуская клубы ароматного дыма из трубки. – Я поговорю с Бисером. Заодно эту опереточную имперскую контрразведку пора, как ты говоришь, унасекомить. Только вот беда, людей верных и проверенных у меня на все направления не хватает.
– Я занят авиацией, – торопливо заметил я, а то, чем черт не шутит, кинут меня этой имперской контрразведкой руководить. Оно мне надо? – Брось на нее своих шпионов-школяров.
– Каких школяров?
– Да тех, к примеру, что на станции телефонной сидели и жаловались, что их морды теперь засвечены и для закордонной нелегальной работы они уже не годятся.
– Агентурная разведка силами нелегалов и работа контрразведчика – это разные вещи, Савва, – возразил мне главный разведчик империи.
– Ой, Саем, я тебя умоляю, – возразил я. – Одна и та же поросль кустов по разные стороны железнодорожного полотна. Думаю, что твои «птенчики» намного эффективнее случайных аристократов будут ловить вражеских шпионов. Их, по крайней мере, учили этими шпионами быть.
– Я подумаю, Савва. А пока собирай-ка ты всех своих головорезов, поедем твою милую выручать. Чую, там без силовой операции не обойдется.
Аэросани остановились. Я оторвался от внутреннего анализа нашего разговора в здании столичной контрразведки и вышел на свежий воздух вслед за Моласом, который вынимал из кармана кисет. Все же в салоне сильно пованивало нефтепродуктами. Хреновая изоляция моторного отделения, не умеют еще пока…
– Саем? – позвал я, наблюдая, как головная машина колонны приближается к нам по дороге. Красивое зрелище.
– Что тебе? – откликнулся генерал, прикуривая уже от третьей спички, порывистый ветер их гасил.
– Я все никак не могу вспомнить, где я слышал про этот замок… Роен?
– Ройн, – поправил меня он. – А если голову включить?
Наконец-то ему удалось раскочегарить свой курительный прибор, и он с наслаждением затянулся. Молас выпустил три затяжки в морозный воздух, убедился, что табак в трубке равномерно тлеет, и задал мне очередную загадку:
– Кто у нас барон Ройнверт?
– Не помню, – откровенно ответил я. – Делать мне больше нечего, как разбираться в аристократических родословных.
– Он еще откликается на фамилию Гоч, – дал генерал подсказку.
– Не верю! – вырвалось у меня непроизвольно. Этому рыку позавидовал бы сам купец Алексеев, больше известный широким массам как Станиславский.
– Верить или не верить, Савва, это из области мистики. – Лицо генерала окуталось дымом, как пушечная батарея после залпа. – Я всегда оперирую только фактами и версиями. Я даже в ушедших, пришедших и оставшихся богов не верю. Это все равно что считать себя самого полубогом. Пока на руках мы имеем только тот факт, что инсургенты используют замок Гоча в своих целях. Это факт. Один факт. А одного факта всегда мало, чтобы выстроить рабочую версию. На месте разберемся. – Молас стал вытряхивать свою трубку, стуча ею об каблук. – Может, совсем и не при делах тут наш компаньон. Он же из Будвица не вылезает и ничем, кроме своих железок, не интересуется.
Войсковая колонна уже пролязгала мимо нас, и наши аэросани снова бросились ее догонять.
Унтер-офицер штурмовиков вошел в кабинет, аккуратно закрыв за собой резную дверь, снял пояс с кинжалом и повесил его себе на шею. Встал на одно колено и, склонив голову, повинным голосом произнес:
– Нет мне прощения, вождь. Я случайно убил твою женщину. Вручаю свою жизнь в твои руки.
Я отвлекся от бумаг, поднял на него глаза.
– Веди меня к ней, – не поверил я ему.
Илгэ лежала на большом обеденном столе вся перебинтованная поверх платья. Она была еще в сознании и стонала от боли.
Фельдшер кивнул мне и отошел к окну, пропуская меня к ней.
Я обошел так и не убранный труп гвардейского кирасира, валявшийся на проходе в луже крови, и торопливо схватил руку женщины в свои ладони.
Красивое ее лицо исказила гримаса, и она сказала деревянным голосом:
– Ой, как больно, милый… Знал бы ты, как это больно… Я знала… Я знала, что все так кончится… Но я ни о чем не жалею, мой герой… Ты все же пришел меня спасти, – попробовала она улыбнуться. – Молчи. Не трать драгоценного времени. В моей комнате на третьем этаже малахитовая шкатулка на комоде… ты теперь опекун моего сына. Вырасти его достойным человеком, не Тортфортом… Но пусть он носит эту фамилию.
Последнюю фразу Илгэ произнесла несколько злорадно.
– Обещаю, – твердо сказал я.
– Молчи, – приказала баронесса слабым голосом. – В винном подвале третья от двери слева бочка. Она двойная. В отделении у стены найдешь архив тайного общества, в которое входил мой муж. Теперь все… Прощай, мой герой. Я любила тебя… С первого взгляда в санитарном поезде…
Женщина закрыла глаза. Выдохнула со стоном. Потом резко распахнула ресницы, явив мне блестящие черные глаза, и сказала твердым голосом с резкой злобой:
– Убей моего мужа. Отомсти за меня.
Тело баронессы резко дернулось, из угла красиво очерченных губ потекла тонкая струйка ярко-алой крови, и глаза ее – прекрасные черные глаза, «очи черные, очи жгучие» – остекленели, слегка прикрывшись пушистыми ресницами, и как бы покрылись легкой дымкой.
Фельдшер подошел неслышно, приложил ладонь к ее шее и тихо сказал, закрывая ей глаза своими грубыми пальцами с коротко обрезанными широкими ногтями:
– Отпустите ее руку, командир, а то она так и закостенеет. Отошла уже… Теперь она на пути ушедших богов.
– Как это случилось? – спросил я унтера, с трудом заставив себя отцепиться от ее теплой еще ладони.
Унтер так и стоял у двери с ремнем на шее.
– Мы этаж чистили… – ответил он, – эту дверь открыли, а этот, – пнул он сапогом труп кирасира, – за револьвер схватился и ну палить в нас… Ну, как положено по инструкции, я и кинул гранату. Ну и… женщину мы через дверь не видели.
– Не вижу я твоей вины, – торопливо сказал я ему, а то он снова начнет себя душить своим же ремнем. – Уберите отсюда это стерво, – кивнул я на труп кирасира. – И оставьте меня тут одного ненадолго.
Да пошло оно все верхним концом вниз. Войны, тайные общества, империи, дворцовые интриги… Я горевать буду.
Взяли мы этот замок Ройн просто на шарап. Даже бронетехника оказалась лишней. Достаточно было нашим передовым драгунам помахать перед носом кирасирского портупей-юнкера – старшего караульного в воротах – пакетом, опечатанным пятью печатями столичной контрразведки, и властным голосом приказать позвать «главного», и ворота отчего-то вдруг оказались в наших руках, как и прибежавший разбираться с гостями «главный».
Кирасиры отчего-то моментом оказались обезоруженными, связанными и складированными в караулке штабелем.
Дальше все пошло как на полигоне. Четко. Слаженно. И практически без потерь.
Мне просто не повезло, что баронессу допрашивал такой борзый баннерет. Ну и свою роль сыграла инструкция по зачисткам зданий и сооружений. Сам ее такую писал, чтобы в рядах штурмовиков было меньше потерь.
Замок Ройн в плане был почти правильным пятиугольником. Каждое прясло стены длиной примерно семьдесят метров и высотой восемь. Стены монументальные. На углах толстые круглые башни. Даже проездная башня располагалась в одном из углов крепости, но была двойной. Снаружи стен никаких призамковых поселений. Внутри квадратный донжон с площадкой на крыше и голубятней, три жилых двухэтажных корпуса с маленькими окошечками, образующих внутренний дворик, и различные службы – конюшня, сеновал, кладовые, пекарня, каретный сарай… эти во внешнем дворе вдоль стен. Все строения капитальные, из дикого камня под позеленевшей медной кровлей. Лишь крыши башен и крытая галерея по стенам из дерева.
Все решал первый бросок и прорыв, иначе забаррикадировавшихся в таких капитальных домах мятежников будет практически не выкурить даже с артиллерией.
На наше счастье, нас тут не ждали и службу войск, как то из устава следует, не несли. Да и сопротивления практически не оказали. Кокарда рецких штурмовиков производила просто магическое впечатление, вводя противника в ступор.
Женщин тут содержали хоть и в тюремном режиме, но относительно комфортабельном. Многим даже служанок оставили.
В первом же корпусе обнаружилась длинная комната – возможно, бывшая трапезная, плотно заставленная стеллажами с папками и укладками.
Пожилого канцеляриста в гражданском мундире, который этим архивом заведовал, «волкодав Моласа», заскочив сюда, сразу заколол штыком, чем вызвал у меня крайнее раздражение. Я уже понимал, что такие вот «муравьи» в основании бюрократической пирамиды знают намного больше своих «благородных» начальников. А теперь сиди, сам разбирайся, где что тут лежит.
Вошел Молас и сразу отправил своего накосячившего подчиненного дальше с наказом «брать только живьем», а мне приказал:
– Савва, разберись тут с бумагами в первом приближении.
– А?..
– Найдем твою милую и без тебя. А то ты в запале можешь и сам дел натворить, и погибнуть по глупости, – припечатал генерал. – Помни о главном.
– «Жила бы страна родная, и нету других забот», – хмыкнул я.
– Вот именно, – серьезно ответил Молас.
Оставил он мне Ягра в помощь и поставил снаружи у дверей пост из своих ребят. Предварительно они вынесли наружу труп канцеляриста, чтобы не отвлекал.
Как я и ожидал, большинство бумаг было дарственными и купчими. С ландкартами, кадастровыми планами и описаниями городской и сельской недвижимости. Толстыми сметами оценщиков. Даже представить себе трудно, с каким широким размахом готовился этот рейдерский захват феодальной собственности в центральных районах империи. Вот деловые люди… пока мы гвардию в фарш перемолачивали, они бумажки собирали на дома и поместья…
Показалось даже, что создателей этой преступной схемы устраивал любой исход гвардейского мятежа.
Впервые я четко осознал, что, возможно, к взрыву в охотничьем замке сама гвардия никакого отношения и не имеет. Что Тортфорты тут такой же памперс для основных игроков, как и я для императора. Даже закралась в голову шальная мысль, что расстрел мною мятежных Тортфортов также был просчитан заранее неведомыми кукловодами. И на этом умозаключении я успокоился – никто не будет здесь этих женщин убивать. И отбирать всё до нитки тоже никто не будет. Не черные это риелторы средней полосы России в стачке с участковым тут орудуют, а аристократия, повязанная еще некоторыми условностями. Вынимая у вас кошелек, они будут предельно вежливо вас титуловать, как положено, и даже оставят мелочь на дорогу домой.
А потом в архив ввалился этот унтер с повинной…
Вот и все. Конец лав-стори.
Забавно, но в подвале донжона, в старинной темнице, обнаружили генерал-адъютанта покойного императора Отония. Как его там… Вейхфорта. Тут даже у Моласа, которого сложно чем-либо удивить, глаза на лоб полезли.
Молас с удивлением смотрел на человека, чье место в дворцовой иерархии он уже занял, потом спросил, каким образом его сиятельство оказался в столь атмосферном узилище. Да еще в одиночестве.
– Привезли. Заперли. Ничего не сказали. Последний день даже не кормили. Третьи сутки я уже тут, – ответил узник. – Вы мой спаситель, генерал.
– То есть вы хотите сказать, ваше сиятельство, что ничего не знаете? – Молас был само радушие.
– Нет. Не знаю. Но догадываюсь.
Ключа от решетки так и не нашли. Принесли ножовки, и два «волкодава» быстро выпилили пару толстых прутьев из решетки, отделяющей камеру от коридора. Железо было старое, сыродутное и с визгом быстро поддавалось мелким зубьям закаленного полотна.
– Вы свободны, ваше сиятельство. – Молас сделал рукой приглашающий жест. – Ах да… Вас же не кормили сегодня еще. Не разделите ли со мной ранний ужин?
– С удовольствием, – расшаркался бывший узник. Мундир на нем, впрочем, выглядел вполне презентабельно.
Читать бесплатно другие книги:
