Остров невиновных Шевченко Ирина

Наверное, время пришло.

Сорок лет — не двадцать.

Мысли другие. Желания. Не такие пылкие и бескомпромиссные, когда либо все, либо ничего. Пожил ведь уже, понял, что всего, хоть в лепешку расшибись, не получишь. А ничего — это и есть ничего. Лучше уж хоть что-то.

Как те макароны с сыром. Не пироги, конечно, и не жареные креветки, но сытно… Вкусно даже… И бутылка вина, завалявшаяся в машине, кстати пришлась.

Или та же физиология вот. Немаловажная ведь штука на самом деле. У кого-то и с этим не складывается — и не то, и не так…

А у них все в порядке. С физиологией.

Проверили. Пару раз, чтобы наверняка. Или увлеклись просто… Проверкой. Дело-то серьезное. Ну и… хорошо все.

Более чем.

Но если совсем честно…

Ощущение неправильности не оставляло. И… вины, что ли?

За то, что разрушил все то, что было между ними. Дружбу эту, чтоб ее… А взамен получится ли построить что-то — пока неясно.

Что, если нет? Как тогда?

Без встреч, разговоров, без ужинов в «Рыбке» и поездок на пляж? Без ее колких шуточек и беззлобных поддевок? Без морских закатов под дешевое бутылочное пиво?..

— Джо, я… Я буду. Всегда…

Другом. Тенью ее. Верным псом.

Кем угодно. Но, пока ей это нужно, — рядом.

— Ты теплый. — Она прижалась в темноте всем телом, тесно-тесно, хотя кровать у него совсем и не узкая. — А я мерзну по ночам. Даже в такую жару, как сейчас.

— У псов температура тела выше. На целый градус. Или на два…

— Знаю.

Конечно, она все знала. И о псах вообще, и о нем в частности.

Это он не знал, как выяснилось, ничего о ней. Ни о том, что от ее смешанного дара больше проблем, чем выгод. Ни о том, как плохо ей было тогда, когда спешно пришлось уехать на материк и он, дурак, до последнего таил обиду за ту единственную за полгода открытку, даже не представляя, чего ей стоило не забыть о его дне рождения. Ни о том, что она мерзнет по ночам…

Ноги у нее были холодные. И руки.

Пальцы — как ледышки.

Кен отогревал их в своей ладони, казавшейся какой-то особенно огромной в сравнении с ее тонкой кистью, и, быть может, совсем согрел бы… Но уснул.

Пробуждение было приятным лишь с одной стороны. С левой, если точнее — с той, где спала Джо, обхватив как грелку его руку и тихо посапывая. Выглядела она такой безмятежной, почти счастливой, что жаль было ее будить.

Но пришлось.

— Джо… — Фаулер медленно высвободил руку, немного затекшую, и дунул спящей в лицо. — Джо, закрой уши, — попросил шепотом.

— Зачем? — пробормотала она сквозь дрему.

— Закрой.

Пугать ее он не хотел. Только того, кто несколько секунд назад вошел в его гостиную и сейчас подкрадывался к спальне. И то, что человек этот был Кену хорошо знаком — и запах выдавал, и звук шагов, — внеурочного визита не извиняло. Да и мало ли, с чем он пожаловал, учитывая, что на острове обосновался менталист.

Фаулер бесшумно сполз с кровати, сгруппировался, в один прыжок оказался у двери, распахнул ее и с рычанием оскалил клыки, приветствуя гостя.

Вместо ожидаемого вопля послышался сдавленный шепот. И то не сразу.

— Твою ж мать… — тяжело выдохнул Раннер, схватившись за сердце. Перевел дух, оглядел с головы до ног выскочившего перед ним оборотня и демонстративно закрыл глаза рукой. — Прикройся хоть чем-нибудь… Вот прям не знаю, что страшнее, морда твоя или…

— Какого хрена ты тут забыл, Стив? — рыкнул Кен.

— Да уж не того, которым ты здесь размахиваешь, — огрызнулся в свою очередь шеф. — Ты часы с телефоном в ломбард заложил? И совесть с ними вместе?

— Хм…

— Вот гадство! — ругнулась за дверью Джо. — Почти десять!

Лицо Раннера вытянулось, челюсть отвисла.

— Это Гарнет? — уточнил он недоверчиво. — Вот же… И почему не она на меня голышом выскочила?

— Я сейчас выскочу! — пригрозила злая спросонья ведьма. — Я сейчас так выскочу!

Раннер попятился в гостиную.

И Фаулер за ним. На всякий случай.

— Проспал, — раскаялся чистосердечно. — Но это не повод вламываться.

— Уж извини, — с раздражением отозвался шеф. — В управлении тебя нет, трубку не берешь. В башне тоже никто не отвечает… Понятно теперь почему… И не вламывался я. Дверь открыта. Что угодно можно подумать…

Дверь открыта? Кен напрягся при этих словах, но тут же понял, что сам не захлопнул ее после того, как спускался к машине за вином. И телефон сам отключил с вечера.

— Я воспользуюсь твоей щеткой. — Джо проскочила мимо них в ванную.

Футболка Фаулера доставала ей до колен и висела мешком, распущенные волосы закрывали лицо… Но Раннер все равно завис на несколько секунд, глядя ей вслед.

— Да, собственно… — отмер он медленно. — Зачем приехал… Парнишка тебя обыскался. Этот ваш Адам… Как его там?

— Адам Кейдн? — Неприятный холодок пробежал вдоль хребта.

— Он самый. Говорит, с вечера не мог тебе дозвониться. И Джо тоже. Архив, говорит, закрыт… Я бы, конечно, послал его куда подальше. Но при том, что у нас тут за дела…

— Не тяни, Стив.

— Парень утверждает, Мартина Аллен пропала, — сказал Раннер, пристально глядя ему в глаза. — Это же твоя подопечная, да? И что-то мне подсказывает, что она не сбежала.

— Где Адам сейчас?

— Внизу, в моей машине…

— Тащи его сюда!

— Фаулер, а ты не оборзел? — опешил от его приказного тона шеф.

— Пожалуйста, — добавил лейтенант. Не в управление же теперь ехать, чтобы допросить… то есть расспросить мальчишку?

Раннер, похоже, подумал о том же и пошел к выходу.

В дверях обернулся:

— Нам ждать еще один труп?

— Нет.

Обычно трупы появляются нежданно. Но в данном случае Кен надеялся, что этого не случится.

— Слышала? — спросил вышедшую из ванной Джо.

— Да, — кивнула она хмуро. — Я сварю кофе.

— У меня только растворимый.

— Значит, растворю.

Видимо, Раннер специально не торопился, и к тому времени, как он снова появился в квартире, теперь уже вместе с Адамом, и Кен и Джо успели одеться, влить в себя по чашке кофе и сидели на софе в гостиной с видом таким серьезным, словно всю ночь обсуждали внутреннюю политику империи. И внешнюю заодно.

Но Адам все равно глядел с подозрением, а Раннера их серьезность отчего-то развеселила. Хоть ситуация к веселью никак не располагала.

— Рассказывай, — велел Фаулер присевшему в кресло напротив парню.

Боялся, тот начнет, как обычно, мямлить, но Адам то ли был сильно взволнован, то ли успел заучить речь, так что пересказал случившееся коротко и на одном дыхании.

По его словам, вчера он пригласил миз Аллен на обед. Просто так, по-дружески. Но после передумал и обед заменил ужином, внезапно решив навестить сестру. В «Островок» вернулся к семи и сразу пошел к Мартине, но той не было в номере. Адам подождал немного, но, когда и через час она не появилась, поинтересовался у хозяйки, не предупреждала ли миз Аллен, что куда-то отлучится. Как оказалось, предупреждала, но было это еще в пять, и она обещала вернуться в течение часа. Рассудив, что знакомых у Мартины на острове немного, парень позвонил в архив. Ему не ответили. Он набрал домашний номер лейтенанта Фаулера — Кен и ему давал визитку, — но там тоже не взяли трубку. Тогда Адам решил, что Мартина, возможно, передумала насчет ужина с ним и пошла куда-то одна, но она не появилась ни к ночи, ни утром, а поскольку на Карго-Верде у нее действительно не было друзей, у которых она могла бы загоститься, он заподозрил неладное.

Все это до ужаса напоминало вчерашнюю ситуацию: звонок Эрика Грайна и его слова, что Крис куда-то пропала…

Фаулер тряхнул головой, отгоняя неприятные ассоциации.

— Значит, она ушла из гостиницы примерно восемнадцать часов назад? — задумался он вслух. — Не так давно. Можно поискать… Только зря оделся.

— Оборачиваться собрался? — не поверил Раннер. — Ты же после войны… не того… Ну, из-за хвоста…

— Мне и полуоборота хватило бы, — мрачно сообщил ему Кен. — Даже лучше было бы, и нюх, и чутье острее. Так что, если думаешь, что бесхвостый пес напугает горожан больше, чем оборотень на грани перехода…

— Попробуй только! — прикрикнул шеф. — Шутник, блин.

Адам смотрел с нескрываемым любопытством. Джо — с одобрением.

Неправда, что он не оборачивался с войны. Оборачивался. Не выдержал бы без этого. Но людям уже не показывался, как прежде. Даже Джо, хоть она и говорила, что ерунда все, и дураком называла. Придумал тоже — из-за какого-то хвоста.

Права была. Как обычно. Ему-псу ведь вообще без разницы: не болит уже — и ладно, и того обрубка в три дюйма хватит. Это человека страхи какие-то грызут, а зверю просто хорошо… На четыре лапы встать хорошо, воздух носом втянуть, облизнуться…

И нет никакого внутреннего конфликта. Чушь все это. Он — цельная личность в любом облике… Просто восприятие некоторых вещей меняется немного, так же как меняется слух и зрение. И, правду сказать, песья логика, простая, прямая и избавленная от людских предрассудков, была куда правильнее. Жаль, понимал это Фаулер только в звериной шкуре, а в человечьей не хотел признавать…

Но было нечто, что он одинаково воспринимал в любом облике.

Некто.

Когда он, отлучившись, чтобы снять одежду и не пугать никого зрелищем оборота, снова вернулся в гостиную, Джо подошла и обняла за шею.

— Псина моя лохматая, — прошептала, ласково потрепав за ухо, и зарылась пальцами в густую шоколадно-коричневую шерсть. — Я почти забыла, какой ты красивый.

И звонко, как в детстве, чмокнула в нос.

Он завилял огрызком хвоста… Но она не заметила, конечно, и не поняла, как он рад. Пришлось облизать ей лицо — от подбородка до лба…

— Извращенцы, — буркнул Раннер.

Кен рыкнул на него и пошел к выходу. В прихожей кивнул Джо на лежавшие на полочке ключи от машины.

— Может, на моей? — попробовала поспорить она.

Пес презрительно дернул губой, показывая левый клык и свое отношение к маленькому голубому недоразумению, в шутку названному кем-то автомобилем. Джо обиженно фыркнула, но взяла его ключи. Фаулер довольно оскалился.

Говорить в зверином облике он не мог. Но когда это мешало людям и собакам понимать друг друга?

…Нога болела. На колене проступило красноватое пятнышко — будущий синяк.

— Ушиблась?

Голос участливый. Глаза теплые, зеленые. Улыбка, которой хотелось поддаться, раствориться в ней без остатка…

Хотелось, но Марти не верила уже ничему.

— Где я? — спросила, силясь не смотреть ни в глаза ему, ни на эту его улыбку. И имени не называла. Потому что… — Как я сюда попала?

— Ты не помнишь?

Она задумалась. Зажмурилась до радужных пятен перед глазами, до боли в висках…

— Вспомнишь. Время есть.

— Время?

Было что-то про время. Время и пространство…

Марти заставила себя открыть глаза и снова оглядеться.

Комната незнакомая. Мебель дорогая. Даже видно, насколько дорогая: дерево полированное, бархатная обивка. Силуэты громоздкие, вычурные формы… Такого давно уже не делают. Очень давно.

Светильники под потолком — не электрические. И не масляные, те чадят, а тут — ровный, чуть желтоватый свет. Магия? Она сказала бы, если бы могла чувствовать.

И окна высокие, стрельчатые. Стекла в мелких переборках. За стеклами — вечер, и казалось, он тут всегда. Вечный вечер.

В простенках — картины в золоченых рамах. Портреты в основном.

А стены… Стены скругленные. Как в…

— В башне, — прошептала Марти. — Я шла в башню.

Она пошатнулась, но тот, кто стоял рядом и не пытался поддержать. Отошел в сторону, кивнув на кресло, куда она опустилась. Рухнула буквально от слабости и безысходности.

— Башня, Тина. Ты шла в башню. Зачем?

— Мне… нужно было…

Она хотела поговорить с Джо. Рассказать… о чем-то.

Это было важно, наверное, если она вышла из гостиницы после того, как решила уже никуда не ходить. В холле встретила Беллу. Попросила передать Адаму, если тот вернется раньше, чтобы подождал…

— Значит, я в башне?

Он промолчал.

Стоял перед ней — всего в двух шагах. Руки сложил на груди. Рубашка расстегнута, рукава закатаны по локоть. На шее цепочка с армейским жетоном… Волосы растрепаны — как всегда, когда он думает о чем-то и ерошит их пальцами…

Хотелось подойти, пригладить… Коснуться его щеки, замерших в рассеянной полуулыбке губ…

Неправильное желание. Как и все происходящее.

Как комната эта и вечный вечер за окнами.

— Томми?

Она отважилась произнести его имя. Томми. Том-ми… Словно волна, прокатившаяся от нее к нему и разбившаяся о невидимую стену…

— Тебе нужно вспомнить, Тина. — Он наклонился к ней. — Нужно. Но ты думаешь не о том.

— Не о том? — Боль и обида проснулись внутри, заполнили ее всю, не оставив места другим мыслям и чувствам. — Не о том?! Ты предал меня! Ты…

Марти размахнулась, собрала всю боль и все силы, чтобы ударить его. Хлестнуть по лицу, которое миг назад хотелось покрыть поцелуями и прижать к груди.

Но он успел перехватить ее руку. Сжал запястье там, где виднелся на коже рисунок печати, и запирающие руны вспыхнули огнем.

— Запомни, леди Мартина, — прошептал он ей в лицо, пока она морщилась от боли и кусала губы. — Хорошо запомни. Я никогда и никого не предавал. Я не способен на предательство, в отличие от…

Выпустил ее руку, оттолкнул от себя. Не договорил, точно забыл, что собирался сказать.

— Вспоминай, — приказал строго.

Марти уронила лицо в ладони. Голова раскалывалась. Память ускользала…

Она помнила, как вышла из гостиницы. Как шла по улицам. Как остановилась у кофейного домика Шеймуса и поздоровалась с поправлявшим вывеску хозяином.

После дошла до башни.

Двери были закрыты. Она постояла немного, не дождалась никого и собиралась уже идти назад, когда зачем-то еще раз толкнула тяжелую створку… и та вдруг подалась…

Она прошла внутрь. На первый этаж. Самый первый.

Джо там не было, но показалось…

— Ты позвал меня, — вспомнила она. — Я слышала твой голос. Прошла внутрь, в переход. Он не работал в последние дни, но я…

Сделала несколько шагов и упала. Сюда, в эту комнату. К человеку, похожему на ее Томми, но определенно — теперь она понимала, как глупо было верить в обратное, — определенно не бывшему им.

— Кто вы? — Она взглянула в его глаза.

Зеленые… но недолго. Радужка посветлела до серого и медленно налилась желтизной, сделавшись цвета яблочного вина. Тоже ненадолго. Цвет продолжил меняться, становясь насыщеннее и гуще, пока не остановился на кофейной горечи.

Волосы удлинились. Стали пышнее. Легли на плечи мягкими волнами. Не рыжие, язык не повернулся бы так сказать, — благородная медь.

И лицо сделалось другое. Старше, умнее. Может, даже красивее, чем у Томми. Породистое такое. Нос прямой, лоб высокий, кожа бледная…

— Кто вы? — повторила Марти.

Ей был откуда-то знаком этот человек, где-то она его видела…

Точно! На портрете, висящем как раз за его спиной. Только там он одет был иначе — в багровый плащ с серебристым меховым воротником. Таких не носят сейчас, разве что актеры в театре. Но они ведь не в театре, а в башне.

— Ты так и не вспомнила, зачем пришла сюда, — мягко укорил незнакомец.

— Это важно?

— Важно, Тина.

— Не нужно звать меня так, — попросила она.

— Буду. — Он улыбнулся. — Мне нравится. Но мы отвлеклись. О чем ты собиралась поговорить с моей ведьмой?

Марти хотела спросить, почему это Джо — его ведьма, но подумала, что он, наверное, прав. Если она живет в его башне, она — его ведьма. А в том, что башня его, сомнений не было.

— Тина?

— Я не помню. — Она обхватила голову руками, сжала виски. — Не помню. Кажется… Я увидела кого-то… или что-то… Не помню…

Когда только шла сюда, уже не помнила. Брела по улицам, держа в голове одну лишь мысль: «Башня, Джо, рассказать». И не понимала — что и зачем. Должно быть, оттого и голова так гудит.

— Ты слаба, Тина. — В голосе, сейчас совсем не похожем на голос ее Томми, слышалось сочувствие вперемешку с разочарованием. — Уязвима для него.

— Для кого? — прошептала она, испугавшись.

— Ты поймешь. Потом, когда вспомнишь. Или просто поймешь, когда время придет.

— Когда? — эхом повторила Марти.

— Скоро. Скоро шторм, он ждет его, чтобы закончить игру. Но он не знает, что игроков на поле гораздо больше… Ты ведь игрок, Тина? Потому что, если ты — не игрок, ты — пешка. Ты же не хочешь стать пешкой?

Каким-то непостижимым образом ей удалось понять, о чем он говорит. Негодование, всколыхнувшееся в душе, заставило вскочить на ноги и сжать кулаки.

— Игра?! Это, по-вашему, игра? Люди гибнут!

Мужчина остался невозмутим:

— Люди всегда гибнут.

Он взмахнул руками, развел резко в стороны, словно разрывал разделявшее их с Марти пространство, и комната со старинной мебелью и портретами на стенах вдруг исчезла. И стены исчезли.

Промозглый ветер ударил в спину, взметнул ее волосы. Глаза защипало от дыма. Дыхание перехватило от тошнотворного запаха гари и жженой плоти…

Марти съежилась, замерев посреди усеянного трупами поля.

Зажмурилась, чтобы не видеть.

Она насмотрелась на такое за три года, хватит. Тогда, в Ликардии…

— Это не Ликардия, Тина. И эти люди — не солдаты. Открой глаза. Ты ведь видела смерть, тебя ею не испугать… Посмотри: тут не было войны. Эти люди ни с кем не враждовали, никому не желали зла и не ждали его. Мужчины, женщины, дети… Отчего ты не смотришь?

Марти открыла глаза, подчиняясь его голосу, но не смогла заставить себя посмотреть вниз, на обожженную землю и тех, кто лежал на ней. Только вперед — туда, где серело над темным морем предрассветное небо. На имперские флаги, развевавшиеся на мачтах отчаливших от разоренного берега кораблей.

— Тут не было войны, — повторил тот, кто привел ее сюда. — Тут была бойня. И теперь ты знаешь, кто ее устроил.

— Империя… расширялась не всегда мирными способами… — Губы, горькие от осевшего на них тлена, шевелились с трудом. — Я этого не оправдываю, но… это — уже история…

— История? Разве? Разве история империи помнит непокорные острова? Ты слышала о них? Хотя бы об одном? Об этом?

— Непокорные? — Марти покачала головой. — Нет.

— Что ты вообще знаешь об островах? Что твой муж тебе рассказывал?

«Бывший муж», — хотела поправить она, но промолчала. Снова зажмурилась, а когда открыла глаза, они вернулись уже в комнату с вечером за окнами.

— Так что ты знаешь об островах, Тина? О живых островах? О тех, что являются источником силы и процветания для своих людей?

— Почти ничего. — Марти влезла с ногами в знакомое уже кресло и зябко обхватила себя за плечи. — Томми… Томас немного рассказывал о своем острове. О Стайне. Он редко бывал на Архипелаге. Говорил, что там он чувствует себя сильнее, но… неуютно…

— Как гость, а не как хозяин, — подсказал собеседник. — Лорды Архипелага лишь на словах остались безраздельными властителями островов. Они потеряли власть над своими домами, когда вручили ключи от них своему предводителю. Лорды правят островами, но император правит лордами. В любой момент он может отобрать у них ту власть, что им еще дозволена. Лишить их связи с островом. Если разорвать ее полностью, лорд станет беспомощнее младенца… Скажи, что это история, Тина. Скажи, что такова цена мира, а единая и неделимая власть — основа вашего нынешнего общества. Скажи… Быть может, я соглашусь с тобой. Да и лорды, как мне известно, сами решили так. Они понимали, что иначе не избежать грызни и междоусобиц. Но ведь острова — это не только Архипелаг, и не каждый лорд стремился присоединить свои земли к великой империи. И не каждый остров хотел отдать свою кровь чужаку.

— Как Карго-Верде? — тихо спросила Марти. — Вы — лорд Карго-Верде?

— Нет. — Мужчина тряхнул медной гривой и указал на портрет, в который мог бы смотреться как в зеркало. — Он был последним лордом Карго-Верде. Тем, кто отказал императору и не разделил с ним свой остров. Ты видела, что из этого вышло. Корабли причалили на закате и отчалили, не дождавшись рассвета. Нескольких часов хватило, чтобы не оставить тут ни одного живого человека. Лорд пытался… Но он и его остров не в силах были справиться со всеми лордами и всеми островами Архипелага. Да, Тина, так это было… Хлюпики с ведрами, как назвала их твоя подруга. Но их собралось слишком много в ту ночь. В ночь перед магическим штормом, который скрыл следы их деяний и на несколько десятилетий спрятал остров от случайных гостей, хоть до материка всего восемь миль… Они надеялись, что он умрет за это время. Или хотя бы уснет и забудет о мести… Почти век прошел, когда они отважились поселить новых людей. Тех, кого не жалко…

— Тюрьма? — предположила Марти.

— Женский монастырь, — ответили ей с жесткой усмешкой. — Неугодные жены. Дочери, которых не удалось выгодно сплавить замуж… Невинные? Скорее уж невиновные. Но убивать невиновных — прерогатива Архипелага и их императора. А потом появилась и тюрьма, да. И город… И башня вернулась. Лорд спрятал ее, но его чары истончились с годами, и башня выросла прямо посреди вновь возведенного города. Ее обыскали, естественно. Точнее, разграбили. Все этажи, куда смогли попасть. Уничтожили все, что могло рассказать новым людям о той ночи и обо всем, что было до нее. После решили превратить в архив. Но, как видишь, тут осталось еще немало секретов. Хочешь взглянуть?

— Зачем мне это? — Она посмотрела в его глаза, снова менявшие цвет. — И вам? Зачем вам я?

— Ты меня слышишь, Тина, — ответил он, превращаясь в другого лорда — в того, чей образ подсмотрел, должно быть, в ее памяти. — Не представляешь, скольких я пытался дозваться за эти годы. Но слышишь только ты… Из тех, с кем я хотел бы говорить, конечно. В тюрьме ты была недоступна, но когда оказалась снаружи… И ты не пешка. Правда ведь? Потому что тот, кто привел тебя на остров, считает тебя именно пешкой…

— Кто… кхе-кхе… — В горле запершило, и Марти закашлялась. Смахнула с ресниц выступившие слезы. — О ком вы?..

Голова кружилась еще сильнее, чем прежде, и трудно было концентрироваться на странном рассказе странного человека… Человека ли?

Он опять выглядел как Томми. Для чего только? Надеялся, этот облик вызовет у нее доверие? Разве может она доверять тому, кто отправил ее в тюрьму?

Отправил в тюрьму — привел на остров… Томми? Томми считает ее пешкой?

— Без печатей было бы легче. — Он коснулся ее запястья, и в этот раз Марти не ощутила боли, только ласковое тепло. — Без них ты могла бы слышать и видеть меня не только в башне. И это не отнимало бы столько времени. Помнишь, что ведьма говорила тебе о времени? Тут оно ощущается иначе. Не идет — только ощущается. Тебе кажется, и часа не прошло, а твой организм уже обессилел без еды, воды и сна. Прости… — Он погладил ее по волосам с нежностью, на которую был когда-то способен настоящий Томас Стайн. — Я не могу предложить тебе даже попить, но обещаю не задерживать слишком долго. И прости, что не расскажу всего. Это игра, Тина. Жестокая, но игра. Если я расскажу, ты попытаешься ее остановить, а делать этого нельзя. В этой игре мы должны победить. Ты и я. Иначе она начнется снова.

— Я не…

— Не понимаешь, знаю. Но ты поймешь. Я верю в тебя. А тебе нужно будет поверить в меня. Я говорил уже, непокоренные не предают. Вспомни об этом, когда время придет.

ГЛАВА 16

Прежде Фаулера нередко видели в городе в зверином обличье, по утрам в основном, когда он оббегал улицы, сочетая разминку и добровольно вмененное себе в обязанности патрулирование. В те времена до него долетали слухи, что у горожан считалось хорошей приметой повстречать на пути огромного лохматого пса. Мужчины тянулись пожать лапу, и некоторым он не отказывал. Женщины и дети лезли обниматься — тут не отказывал никогда. Не гордился, но где-то там, глубоко в душе, было приятно, что его считают этаким талисманом Карго-Верде. Некоторые, как позже выяснилось, верили в его удачу всерьез. Просили остаться, когда началась война. Им казалось, она не придет на остров, если тут будет морской пес. «Я буду там, — сказал он тогда, кивнув в сторону материка. — И она не придет».

Просто красивые слова, но кто-то, наверное, поверил и в них.

И сбылось ведь.

Только пес в городе больше не появлялся. До сегодня.

Было по-человечески тревожно и по-звериному радостно. Больше тревожно, если вспомнить, что за обстоятельства заставили нарушить данный себе зарок… Но и радостно тоже.

Когда Джо притормозила у «Островка», Кен дернул лапой ручку, толкнул дверцу и выбрался на тротуар. Степенно, неторопливо, не щенок ведь уже, чтобы скакать. Ростом — Джо почти по плечо, да и двести фунтов веса при обороте никуда не деваются. Двести шесть, если точно. Было в прошлом году… Не маленький, в общем, что размерами, что по возрасту.

Правда, перепрыгнуть через чьи-то чемоданы, сгруженные прямо на ведущую к крыльцу гостиницы дорожку, ни возраст, ни размеры не помешали. Он играючи перемахнул через преграду и, обернувшись, довольно вывалил язык и мотнул головой, предлагая идущей следом ведьме последовать его примеру.

— Угу, разбежалась…

Страницы: «« « ... 910111213141516 » ... »»