Дыши со мной Парк Джессика

Глава 14

Дышать под водой

Когда я просыпаюсь, солнце едва показывается из-за горизонта. Должно быть, я жутко устала, если уснула сидя. По крайней мере, матрас согнут в форме дивана у стены, и, хоть ноги и затекли под тяжестью головы Сабина, мне довольно удобно сидеть, облокотившись на импровизированную спинку. У меня хватило здравого смысла переодеться из нарядного платья в спортивный костюм и футболку, так что уже неплохо. Саб слегка похрапывает, и я нежно убираю волосы с его лица, когда он глубоко вздыхает и прижимается ближе, обхватив руками мои колени. Эрик и Зак неподвижно спят рядом под накинутым мной одеялом.

Я потираю Сабину спину. Его футболка промокла от пота, но я не обращаю внимания. Я хочу, чтобы он даже во сне чувствовал, что я без ума от него. Беззаветно предана ему.

Возможно, кому-то было бы противно находиться рядом после вчерашней сцены, но не мне. Я знаю, что он никогда не должен был так прикасаться ко мне. Меня злит навязанный против воли поцелуй, и что Сабин подорвал безопасность нашей дружбы, но я прощаю его. С легкостью. То, как он набросился на меня, как сделал все, что мог, чтобы оттолкнуть меня и всех остальных – было испытанием. Он пытался доказать, что мы его бросим.

Но никто из нас так не поступит. Вот почему мы сейчас все вместе. Потому что никто не бежит в трудный час. Мы остаемся и поддерживаем друг друга. По крайней мере, я понимаю, что от тебя ждут именно этого.

Я целую кончики пальцев и прикладываю их ко лбу Сабина, прежде чем вытереть с него пот. Рядом вибрирует мой телефон. Забавно, что я все время держу его при себе, как будто всегда жду… Не знаю что. Что-то. Я поднимаю его и читаю сообщение:

«Доброе утро, солнышко».

Я смотрю на кровать Эстель. На ней сидит Крис, а Эстель спит у него на коленях. Он так же гладит ее, как я Сабина. Мы оба помятые и ужасно выглядим, но на лице Криса умиротворение. Я слегка машу ему. Он одаряет меня кривоватой улыбкой, которая мне так нравится, и отправляет следующее сообщение:

«Прости за вчерашнее. Наверное, не лучшее окончание праздника».

Я пишу ответ:

«Какой праздник без драки? Это же классика. Нам есть чем гордиться».

Он печатает, качая головой:

«Прости. За многое».

Я с минуту придумываю ответ.

«Ты должен извиниться только за одно», – пишу я. Медлю, прежде чем закончить мысль, и знаю, что он наблюдает за мной. – «Больше никогда не говори, что я слишком хороша для тебя. Говори: „не сейчас“. Говори: „может быть, никогда“. Но не повторяй больше этого, прошу».

Я встречаюсь с ним взглядом, Крис снова улыбается и произносит одними губами:

– Хорошо.

Несмотря на вчерашний дурдом, одна вещь стала для меня кристально ясной: я еще ни с кем не ощущала такой близости, как с Крисом. И дело не в том, что мы много времени проводим вместе, а в силе безусловной связи между нами.

Я осторожно перекладываю голову Сабина с колен, оставляя его рядом с переплетенными Заком и Эриком. Хватаю халат, полотенце, чистую одежду и корзинку с принадлежностями для душа. Я делаю Крису знак, и он, хоть и удивленный, выползает из-под Эстель и укладывает ее голову на подушку.

Он молча следует за мной по коридору и заворачивает в сторону ванной. Я оставляю свет выключенным, вешаю полотенце на крючок возле душевой кабинки и ставлю корзинку на пол. Включаю воду и шагаю к Крису.

Неважно, что от нас разит вчерашним беспределом. Крис обнимает меня за талию, а я кладу руки ему на грудь и утыкаюсь лбом в его плечо.

– Если бы ночью с тобой что-нибудь случилось… – Крис не двигается, просто держит в своих объятиях, словно защищая от всего мира.

– Ничего бы не случилось. Ты был рядом.

Мы стоим вместе в облаке пара от горячей воды. Вино выветрилось, мысли ясные, и меня поражает масштабность влияния этой семьи на мою жизнь. Они, и в первую очередь Крис, спасли меня. Или научили спасаться самой. Он моя тихая гавань во время шторма, именно поэтому я не стесняюсь того, что собираюсь сделать. Крису понадобится вся его стойкость, но я надеюсь, что история, которую собираюсь сейчас рассказать, поможет мне освободиться. Он единственный человек, рядом с которым я вспоминаю забытое.

Я немного отстраняюсь от него.

– Я хочу рассказать тебе о пожаре. О том, как погибли мои родители. И мне нужно… смыть все, что расскажу.

Он кладет подбородок мне на макушку.

– Блайт. Ты этого хочешь?

– Мне нужно выговориться. Если я смогу кому-нибудь рассказать, то, возможно…

– Я понимаю, – говорит он.

– Ты единственный человек, кому я могу открыться.

– Если ты уверена.

– Да. А ты? Ты тоже должен быть уверен. У меня обязательно случится срыв. Поэтому мне нужно знать, что ты сможешь… сможешь отнестись к этому с пониманием. Я многого прошу.

– Все, что захочешь.

Самые яркие воспоминания о пожаре накрыли меня, когда я была именно с Крисом, в тот день на озере. До этого у меня были лишь вспышки из разрозненных и не связанных между собой образов. Я надеюсь, что если расскажу ему свою историю, то смогу собрать осколки воспоминаний воедино. Вспомню более полную версию событий. Если получится, то, возможно, смогу исцелиться.

Я начинаю стягивать футболку, и Крис помогает мне. Это доказывает, что он действительно собирается быть со мной, а не просто сторонним наблюдателем. Вместе мы спускаем вниз мои штаны, и я отпихиваю их ногой. Может, я и стою перед ним в одном нижнем белье, но ни капли не стыжусь этого. Речь сейчас не о сексе или похоти. А о близости, безопасности и очищении себя от ночи, когда моя жизнь превратилась в дерьмо.

Я отдергиваю занавеску душа и шагаю внутрь. Я не могу сейчас смотреть Крису в глаза.

– Ты останешься?

– Всегда, – отвечает он.

– Тебе не нужно ничего говорить. Просто останься.

– Я тебя не брошу.

Он опирается ладонью о внешнюю стенку душевой, пока я стою под водой спиной к нему. Я слышу, как звякают кольца шторки, когда она закрывается, оставляя меня одну. Чувствую, что отгораживаюсь от реальности, это именно то, что мне нужно, чтобы начать рассказ.

Я подставляю лицо под струи воды и распускаю волосы. Жду, пока полностью намокну и белье не прилипнет к коже.

Я подставляю спину под воду и медленно начинаю говорить:

– Эта история довольно простая. Не знаю, почему никогда не рассказывала ее. Наверное, просто было некому. Больше половины я даже не помню. Это нормально? Дни до и после просто стерлись. А то, что осталось от воспоминаний той ночи, обрывочно и запутанно. – Я упираюсь ладонью о стенку, уже чувствуя, что неуверенно стою на ногах. – Было лето, и мы всей семьей несколько недель отдыхали в домике возле океана. Мои родители, брат и я. Мама с папой только купили дом в часе езды отсюда, и мы собирались провести там лето. Но владельцы не успели переехать, поэтому мы на время остановились поблизости. Довольно круто, когда родители могут позволить себе не работать летом, правда? Мы плавали на лодке, купались и ловили рыбу. Играли во все эти дурацкие настольные игры, какие обычно валяются в летних домиках. «Сорри», «Скрабл» и все в таком духе. Я их ненавижу, но если ты с правильными людьми, то играть в них весело. В моей семье все люди «правильные». Мы с Джеймсом качались в гамаке на веранде и читали друг другу вслух триллеры, пытаясь выяснить, у кого получается драматичнее, – я вздыхаю. – Иногда во время отлива мы ходили за моллюсками.

– По моей вине мы оказались в том доме. – Это мое первое признание. – Я его выбрала. Знаешь, как много идиотских названий у этих домиков для отдыха, например… Ох, не знаю. «Домик капитана» или «Прилив», или еще какая-нибудь глупость. Мне понравилось название этого дома. Ни за что на свете не смогу вспомнить, какое именно. Я много раз пыталась, чувствуя, что это важно, но оно ускользает от меня. Уверена, что легко смогу это выяснить, но не хочу, чтобы мне говорили. Я должна сама знать.

Я точно помню, что выбрала этот дом из списка, который распечатали мои родители. Это был старый дом. Повсюду дерево. Великолепная фактурная древесина на стенах и полу. Потолок пересекали деревянные балки. На первом этаже камин. У нас с Джеймсом были прелестные маленькие комнатки через коридор друг от друга на первом этаже. Кровати украшали резные изголовья и лоскутные покрывала. Хозяйская спальня располагалась наверху в задней части дома, с видом на деревья и океан. Уверена, это было… – У меня дрожат руки, и я прислоняюсь головой к плитке, чтобы не упасть. – Дом представлялся каким-то особенным. Тем летом все казалось идеальным. Слишком идеальным.

Сейчас я понимаю, что этот дом не слишком хорошо содержался и определенно не соответствовал нормам безопасности. Ирония в том, что именно в его неидеальности и состояла вся прелесть. Наверное, это показалось мне романтичным – классический домик на побережье, окруженный деревьями, рядом с пляжем и очень уединенный. Добраться до него оказалось нелегко. Нужно было ехать по грунтовой дороге, петлявшей по ухабам и по ширине едва вмещавшей одну машину. Наш дом стоял в самом конце этого жалкого подобия дороги, но это и хорошо, потому что он был действительно уединенным и тихим. В любом случае, мы там оказались по моему выбору и потому, что он был дешевле, чем новый дом, который хотел арендовать Джеймс. Впрочем, он не держал на меня зла. Даже когда мы обнаружили, что нагреватель горячей воды отвратительный и не было ни посудомоечной, ни стиральной машины. Морозильник еле работал, поэтому мы держали на веранде термосумку и каждый день клали в нее пакет со льдом.

Но никого из нас это не напрягало. Мы все думали, что это весело. Но нам стоило остановиться на доме Джеймса.

Следующее признание.

– Однажды днем, днем, когда мы с Джеймсом вместе отправились за морепродуктами, чтобы приготовить родителям ужин. Ну, знаешь, всякие моллюски, мидии, лобстеры и все такое. Почему-то я не помню первую половину дня. Словно его и не было, как и многих других моментов жизни до и после пожара. Меня пугает, что я ничего не помню. По каким-то причинам мне кажется, что это очень важно. Я так чувствую, хоть это и бессмыслица. Но… Все же я помню, что мы ходили с братом. Помню, что Джеймс хотел повести машину. У него не было ни прав, ни даже разрешения, но он был таким очаровашкой, что я уступила и позволила ему сесть за руль. Весело учить кого-то водить, но он оказался самым ужасным водителем. Он издевался над коробкой передач и в итоге испортил родителям машину, потому что на обратном пути от нашей любимой палатки с морепродуктами она сломалась посреди грязной дороги. Издала отвратительный звук и заглохла. Наверняка автомобиль уже был не в лучшем состоянии, но Джеймс окончательно его добил. Мне стоило самой рулить, тогда машина не перегородила бы дорогу. В дальнейшем это могло бы нам помочь.

Я потираю руки и плечи, чувствуя озноб, несмотря на теплый душ.

– Мы оставили машину, вернулись домой и устроили потрясающий ужин с моими родителями. Запах варившихся деликатесов был таким божественным. Весь воздух был напоен соленым ароматом океана. Мне это нравилось. Мы как обычно пожелали друг другу спокойной ночи. Ну, знаешь там, «Спокойной ночи. Люблю тебя», небрежно и обыденно, даже не задумываясь, – я повышаю голос и дрожу. – Потому что кто, черт подери, говорит родителям «Спокойной ночи!» вместо чего-то более значимого, потому что они могут ночью сгореть ко всем чертям?! Я не знаю! Не знаю!

Я ударяю кулаком по стене и начинаю плакать.

– Я здесь, Блайт, – говорит Крис. Его голос мягкий и ровный. – Хочешь остановиться? – Он возвращает меня к реальности, давая опору.

– Нет. – Я хочу продолжить. Я могу говорить сквозь слезы. У меня хорошо получается.

– Я помню, что та ночь была холодной, и родители растопили дровяную печку в своей комнате наверху. Труба никуда не годилась. Металл… – Я с трудом пытаюсь глотнуть воздуха. – В металлической трубе была трещина… Не знаю, как называется эта штука. Безопасность дровяной печи зависит от этой черной металлической трубы. Но она потрескалась и не выдерживала жара огня. Знаешь, чем была утеплена большая часть дома? Что было внутри стен? Газета. Гребаная газета! Кто, во имя господа, до такого додумался?

– Когда я проснулась, комнату уже заволокло дымом. Было так темно, что я почти ничего не видела, поэтому не сразу сообразила, что происходит. Запах… Ох, этот запах. Он забрался в рот… и за секунду наполнил легкие. – Я поворачиваюсь лицом к воде и хватаюсь за рукоятку душа. Задерживаю дыхание, потому что помню, как не могла вдохнуть тогда, сейчас то же самое. Я жду, пока не начнут побеждать инстинкты, голова кружится, и я снова делаю вдох. – Я включила подсветку на телефоне… и… голубой свет осветил едва видную сквозь дым дверь. Все казалось неправильным. В коридоре дыма было еще больше, и чувствовался жар.

Как будто я снова там, в коридоре, слышу треск, чувствую отвратительный запах и верю, что близится смерть.

– Я не могла мыслить логически, но ощущала ужас. Я… чувствовала его запах. В гостиную идти было невозможно, даже если бы захотела, потому что… потому что дым был совсем густым в той стороне. Все происходило слишком быстро, и у меня не было времени подумать. Пожарная сигнализация не сработала, так что я не понимала, как мог возникнуть пожар. Глупо, но я решила, что это что-то другое. Бомба, например. Я ничего не могла понять.

– Честно, я не помню, чтобы решала, что делать. Просто двигалась. Я даже не кричала. Я не думаю… что вообще издавала какие-то звуки, – я задыхаюсь, с трудом выговаривая слова. – Я прикрывала ладонью рот. Как глупо. Это не могло помочь. Но я покинула свою комнату, потому что нужно добраться до Джеймса. Это единственная ясная мысль, которая посетила меня. Это была даже не мысль. Скорее… порыв. Я ударом ноги распахнула его дверь. Он все еще лежал в кровати, наверное, без сознания. Я не могла заставить его шевелиться. Вероятно… Наверное, я кричала ему, но не уверена. Джеймс не поднимался. Он просто не мог. Он был таким тяжелым, что мне не хватало сил. Но я пыталась. Боже, я старалась, как только могла, и каким-то чудом почти стащила его с кровати, но потом увидела огонь.

Я чувствую, как ускоряется пульс и растет тревога, воспоминания обжигают и мучают с новой силой. Часть меня понимает, что я в душе и это очередной приступ паники. Что у меня нечто вроде панической атаки. Но я не могу остановиться и не хочу. Мне хочется рассказать об этом кошмаре и освободиться от него. Я едва узнаю собственный голос, бормоча слова и заходясь кашлем.

– Его свет отражался от стен коридора… и я знала, знала… Знала, что он движется к нам.

Я падаю, и Крис отдергивает занавеску и ловит меня. В душевой так много пара, что я едва вижу, как он поворачивает ручку.

– Слишком горячая, малышка, – говорит он с большим самообладанием и спокойствием, чем того требует ситуация.

Проходит минута, прежде чем я осознаю, что мы сидим на полу душевой. Крис позади меня. Это знакомое ощущение его груди за спиной немного успокаивает мой вышедший из-под контроля разум. Крис еще больше понижает температуру воды. Я опускаю взгляд и вижу, что мой живот, бедра и руки покраснели. Я практически сама себя ошпарила горячей водой.

– Черт, Блайт, – бормочет Крис. Я слышу, что он напуган, но не отпускает меня. Он тянет меня назад от струи воды и откидывает волосы с моего лица. Теперь я рыдаю, и он позволяет мне выплакаться.

– Я рядом и держу тебя. – Когда через несколько минут мои рыдания не утихают, он добавляет: – Думаю, тебе стоит остановиться. Ты уже достаточно рассказала.

Хотя сейчас я одновременно объята водой и пламенем, я так громко протестую и отчаянно трясу головой, что Крис соглашается позволить мне закончить.

– Только пообещай, что будешь дышать.

– Я… не могу. – Я не могу дышать, я даже толком ничего не вижу. Единственное, что вижу, это кровь. И слышу крики.

– Да, можешь. И будешь.

Это не предложение. Это нарушение условий сделки.

– Дыши со мной.

Я отчаянно борюсь за воздух. Потому что его нет. Я ощущаю лишь дым.

– Почувствуй меня, – он вдыхает, и его грудь прижимается ко мне. – Дыши, – велит он мне. – Дыши со мной.

Я чувствую, как поднимается и опускается его грудь, и дышу вместе с ним. Я в кольце его рук, но он нежен и осторожен, оставляя мне пространство. Только сейчас я понимаю, что он до сих пор одет, его джинсы намокли и стали почти черными.

Я продолжаю дышать.

– Вот так. Хорошая девочка.

Мое тело медленно остывает. Но разум все еще окутан жаром и дымом. Я собираюсь пройти через это, потому что даже в таком состоянии чувствую, насколько это важно для меня.

– Я вижу огонь и понимаю, что у меня не хватит сил достаточно быстро оттащить Джеймса, пока он без сознания. Но я должна. Я даже не могу открыть окно. Его заклинило. В доме поломано все, и внезапно это больше не кажется забавным и романтичным. Потому что не могу открыть это гребаное окно… О, господи, Крис, я не могу открыть окно! На прикроватной тумбочке стоит лампа, я хватаю ее и разбиваю стекло на мелкие кусочки. Я порезалась. Из руки течет кровь, и меня посещает секундная мысль, что это хорошо, значит, я жива. Я все еще существую.

– Это в прошлом. Блайт, ты здесь, со мной.

Я понимаю, что начала рассказывать в настоящем времени, но не могу остановиться.

– Я чувствую, как кожу овевает прохлада, это означает свободу, но времени больше не остается. Огонь настигает нас. Он пришел за нами.

Я слышу, как Крис громко вдыхает и выдыхает мне на ухо, напоминая о необходимости дышать. Пережить это.

Так я и делаю.

– Я сдергиваю покрывало с его кровати. Оно лоскутное, разноцветное и с узорами. А еще на нем картинки. Глупые картинки, которые так меня злят. Как я могу рассматривать всех этих зверушек, деревья, цветочки, когда истекаю кровью, Джеймс не двигается, и мы погибнем, потому что у меня недостаточно сил?

Крис берет в свои руки мои стиснутые ладони, и я впиваюсь в него пальцами.

А теперь следующее признание. Или, скорее, целая череда.

– Я слишком долго разглядываю покрывало, потому что это единственная нормальная вещь посреди хаоса. Но я набрасываю его на проем в окне, прикрывая осколки. Я не стараюсь. Не сильно задумываюсь о последствиях. Джеймс такой тяжелый, и я не знаю как, но мне удается встать на колени рядом с кроватью и закинуть его на спину. Я тащусь к окну и должна вытолкнуть из него брата. В этот момент он, наконец, приходит в сознание и… и начинает кричать. Я так сильно поранила его. Слишком сильно. Он застревает, и я не могу его вытащить. Но должна, потому что огонь почти подобрался к нам. Я не оглядываюсь, не желая знать, насколько в действительности он близко. Джеймс свисает с окна, и я просто… толкаю его изо всех сил.

Звук, который он издает… этот звук… – Я отчаянно рыдаю. Словно Джеймс снова рядом, и я причиняю ему дикую боль. – Крис, мне слишком жарко. Тут слишком горячо. Останови это!

Паника растет так быстро, что я не могу с ней справиться. Ноги дрожат, все тело начинает трясти. Крис тянется к ручкам и делает воду настолько холодной, насколько возможно выдержать. Он сжимает ладонями мои ноги, и я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на ощущении его прикосновений. На нас льется холодная вода, но этого недостаточно, чтобыпотушить огонь.

– Его нога застряла в окне. На большом осколке стекла. Я выталкиваю тело Джеймса и слышу, как рвется плоть. Ох, я чувствую, что… он… Я режу его на части, но не знаю, что еще могу сделать, и никого нет рядом, чтобы помочь мне. Никогда еще я не была настолько одинокой. Наконец, он пролезает. Снаружи я слышу, как он кричит и кашляет. Я не могу выносить этого и почти передумываю сама вылезать в окно, потому что не хочу приближаться к этому звуку. Но потом я вижу огонь. Даже не поворачивая головы, замечаю, как пламя собирается поглотить меня. И я вылезаю. Как-то у меня получается, и я падаю… Падаю прямо в лужу его крови. Кровь моего брата… она… повсюду.

– Господи, Блайт. – Крис гладит меня по ногам, растирает руки, напоминая, что я здесь, рядом с ним. Что не в том доме и не измазана кровью.

– Я подползаю к нему и тащу прочь от горящего дома. Крики не прекращаются. Я тащу его как можно дальше, но приходится остановиться и вытереть руки о футболку, потому что… потому что не могу держать его. Мои руки сплошь в крови. Я не знаю, моя ли это кровь или его, но мы все в ней, и ладони слишком скользкие. – Я вздрагиваю в объятиях Криса.

– Сделать воду потеплее? – шепчет он.

Я киваю снова и снова.

– Продолжаю вытирать руки, но не могу стереть кровь, и невозможно убраться от дома достаточно быстро. Достаточно далеко. Я не способна тащить Джеймса. – Мой голос прерывается от ужаса. – Ты должен стереть с меня кровь. Тогда я смогу помочь ему. Ты должен стереть кровь. – Я тянусь за бутылкой жидкого мыла, но меня так сильно трясет, что даже не могу ее открыть.

Крис забирает бутылку из моих рук и выдавливает мыло себе на ладонь.

– Убери ее! Убери ее с меня! – Я в панике и схожу с ума. Я осознаю это. – Пожалуйста, Крис.

Сначала он намыливает мои ладони и пальцы, чтобы я могла спасти Джеймса, и не останавливается, пока моя дрожь не начинает затихать. Его руки повсюду, намыливают меня, и я наблюдаю, как он смывает невидимую кровь с моего тела. Когда отклоняюсь в сторону и всхлипываю, Крис не отпускает меня. Я тянусь к стене и с ее помощью, с трудом поднимаюсь на ноги.

– Мои волосы. В них кровь, – говорю я ему. У меня першит в горле, а желудок скручивается в узел. – Я тащу Джеймса по пыльной дороге к машине и оборачиваюсь. Я вижу дом. Он как… куча хвороста, которая вспыхивает за секунду. Поверить не могу, как быстро он сгорел. – Теперь мои воспоминания дают, пожалуй, самое худшее признание. – И только теперь раздается вой сирен. И только теперь я вспоминаю о своих родителях.

Колени подкашиваются, и Крис ловит меня уже второй раз за день. Он разворачивает меня к себе, и впервые с этого рассказа я смотрю ему в глаза. Я вернулась в реальность. Я больше не там. Не знаю, что хуже.

– Почему, Крис? Почему я не вспоминала о них до этого момента? Я забыла о них? Я забыла о них, черт побери! – Меня накрывает абсолютной жестокостью этой правды. Глаза болят, слезы обжигают и причиняют боль, но их невозможно остановить. – Что со мной не так? Как я могла позабыть о них? – Я ударяю кулаками по груди Криса.

Он обхватывает мои запястья и удерживает их на месте, заставляя послушать его.

– Ты не забыла о них. Ты не забыла их, Блайт.

Он прав.

Я не забыла о них.

Не могу произнести это вслух, но Крис может.

– Ты знала, что они погибли. Когда ты пошла за Джеймсом, то уже понимала, что они умерли. Пожар был слишком сильным.

– Да. – Позже, когда плач утихает и я снова могу говорить, зарываюсь лицом в мокрую футболку на его груди и продолжаю рассказывать. Опустошенная и измученная, я могу теперь закончить эту историю более спокойно. – Я все равно вернулась к дому. Оставила Джеймса истекать кровью на грязной дороге возле машины, а сама вернулась. Я вспомнила, что сбоку где-то валялась стремянка. Я нахожу ее и поднимаю.

Чувствую, как Крис начинает мыть мне голову. Он намыливает волосы нежно, но тщательно, смывая воображаемую кровь, потому что понимает, как мне это необходимо.

– Поначалу мне это не удалось, левая рука в ужасном состоянии. Наконец, я справилась и подошла к дому. Он просто… просто весь объят огнем. Но я вбила себе в голову, что только… Что? Заберусь повыше и скажу родителям, чтобы они выпрыгивали? Я не думала. Просто двигалась. Нашла участок стены под окном родительской спальни. Огонь сюда еще не добрался, и дом все еще выглядел вполне мирно. Я прислонила лестницу с той стороны и начала карабкаться вверх. Металл под руками нагревался, заставляя подниматься быстрее. Я не помню, куда смотрела. Смотрела ли я на их комнату, или на ноги, которые каким-то образом продолжали двигаться, или на землю. Зрение затуманилось. Наверное, от дыма. Думаю, что я взобралась всего на несколько ступенек. Вряд ли их там было больше восьми. Позже осознала, что остановилась. Я просто стояла на стремянке, пока огонь спускался ко мне.

Я снова могу видеть. Снова чувствую себя самой собой.

Я почти выдавливаю улыбку.

– И потом он спас мне жизнь.

– Появился пожарный, – вставляет Крис. Он оттягивает мою голову назад и смывает шампунь.

– Нет, – говорю я. – Он не был пожарным. Я это знала, потому что мы жили у черта на куличках, дороги были ужасные, и пожарным пришлось бы добираться до нас целую вечность. Им пришлось припарковаться в начале грунтовой дороги и послать к дому какой-то грузовик с водой. Еще и мы с Джеймсом перегородили путь, и им пришлось сначала убрать Джеймса, чтобы сдвинуть машину с дороги. Я помню, как услышала дикий скрежет. Тогда я еще не знала, но оказалось, что грузовик толкал нашу машину весь остаток пути к дому. Мы бы сэкономили время, не пусти я днем Джеймса за руль. Машина тогда не перекрыла бы дорогу. Возможно, что-то изменилось бы.

– Нет, – отвечает Крис. – Огонь распространился слишком быстро, разве не так?

– Я не уверена.

– Уверена. Думай, Блайт. Ты сама говорила. Дом был готовым костром, который только и ждал малейшей искры. Когда ты проснулась, он уже практически сгорел.

Я осторожно киваю.

– Ты ничего не могла сделать, чтобы помочь им добраться быстрее.

Я снова киваю.

– Ты в это веришь? – спрашивает он.

Я не уверена, поэтому рассказываю ту часть истории, за которую цепляюсь и которую всегда хорошо помнила.

– Я была на стремянке, когда широкие ладони обхватили меня за талию. Он так легко поднял меня… и мы оба полетели на землю. Я упала прямо на него и увидела, как стремянку поглотил огонь, когда обвалилась стена дома. – Теперь могу свободно вздохнуть, рассказывая о единственном моменте спасения в этой безжалостной трагедии. – Только благодаря ему я жива. Он не был пожарным. Обычный человек в простой одежде. Наверное, снимал домик по соседству.

Я не рассказываю Крису о том, как лицо этого человека запечатлелось в моей памяти. Небольшой шрам над бровью, седина на висках и острый подбородок, который добавлял облику этого человека мужественности. И как мужчина поднял меня и побежал со мной на руках, унося подальше от ада. О том, как я не сводила с него глаз, продолжая кашлять и хватать ртом воздух, пока он нес меня к машине «Скорой помощи». И как остановил мои попытки бороться с медиками, когда я обезумела от желания узнать, был ли Джеймс мертв или жив. Он помог мне успокоиться, велел дышать в кислородную маску и сказал, что Джеймса уже везут в больницу. Что я увижу его там.

Эти подробности я оставляю при себе.

– Кто-то пришел помочь мне, – говорю я. – Я была не одна. Даже посреди неразберихи с воем сирен и криков я легко услышала голос своего спасителя. Он сказал мне: «Ты в безопасности, солнышко». Повторял это снова и снова. «Ты в безопасности, ты в безопасности, ты в безопасности, солнышко». Двадцать раз он произнес это. Я посчитала. Наконец-то я больше была не одна. Ирония в том, что с той ночи я стала еще более одинокой, чем вообще могла себе представить. Все покинули меня. Все мои друзья, все друзья родителей, никто не знал, что делать или как вести себя со мной, поэтому они ушли. Но я никогда не хотела умирать. Ни в ту ночь, ни после. Тот мужчина, герой, спас меня.

Крис гладит меня по плечам и рукам. Потом приподнимает пальцем мой подбородок и заставляет посмотреть на него.

– Значит, он спас и меня тоже.

На мгновение он касается моих губ. Я встаю на носочки и обвиваю его шею руками, удивляясь, что мне хватает сил так крепко обнимать его. Не знаю, как отблагодарить его за то, что он только что для меня сделал, позволил выговориться, и поэтому просто обнимаю его.

Думаю, он знает, что это для меня значит.

– Ты была очень храброй, – говорит Крис. – И тогда, и сегодня. И ты в безопасности, солнышко.

Глава 15

Мнимая сила Черной Пятницы

Моя комната в общежитии совершенно тихая, когда я проскальзываю обратно после душа. Сабин распластался на животе по моему матрасу, раскинув руки в стороны. Эстель, Зак и Эрик все еще спят. Я до сих пор нервничаю после душа и радуюсь тишине, но также хочу насладиться абсолютным облегчением после того, как очистилась от этой истории с пожаром. Позже я обдумаю каждую деталь, но сейчас мне хочется бежать, слишком много страха я сегодня натерпелась.

Я устраиваюсь рядом с Сабином, и когда он громко зевает, зажимаю ему рот рукой.

– Ш-ш-ш!

– Который час? – шепчет он.

Я наклоняюсь к его уху.

– Еще рано. – Он начинает храпеть, и мне приходится подавить смешок. – Сабин, Сабин, Сабин! – Я хлопаю его по плечу.

Он слегка приподнимается.

– Что такое, малышка?

– Сегодня Черная пятница.

– Ох.

– Хочешь пойти и купить неоправданно большой телевизор?

– Именно.

Он перекатывается на спину, поманив меня пальцем, и я залезаю ему на живот. Сабин протирает глаза и моргает.

Его голос хриплый и грубый, но теперь Сабин снова похож на мальчика, которого я знаю и люблю.

– А давай купим одну из этих штук для приготовления завтрака?

– Я не знаю, что это за штуки такие.

– Знаешь. Это кухонная комбостанция с тостером, кофеваркой и еще какой-то хренью с маленькой складной сковородкой. – Он снова зевает. – Для половины ломтика бекона и маленького яичка. Перепелиного, наверное.

– Тогда да, можем.

– А может, еще пару роликов?

– Если по хорошей скидке, то давай.

– Какая прелесть.

– Пойдем.

Он садится, притягивая меня к себе. Я цепляюсь за него, как детеныш коалы, и Сабин ползет со мной на руках к краю матраса.

– В комнату Криса, – направляю его. – Он делает кофе с собой.

– Да, мадам. – Он двигается легко, одной рукой открывая дверь, а другой придерживая меня.

Пока Сабин преодолевает коридор, я крепко сжимаю его руками и ногами и трусь об него носом.

– Это должен быть просто огромный телевизор, хорошо?

Он тоже трется носом.

– До неприличия.

Мы останавливаемся возле двери Криса, и Сабин медлит, прежде чем взяться за ручку.

– Мне очень стыдно. Я облажался этой ночью. Реально облажался. Я люблю тебя, Би.

Я больше не собираюсь сегодня плакать. Нет.

– Я тоже тебя люблю, – говорю в ответ.

Примерно через час, позавтракав в закусочной, Крис, Сабин и я забираемся обратно в пикап. Я более чем готова к шопингу. После недавно пережитого и того, через что я заставила пройти Криса, кажется совершенно необходимым заняться чем-нибудь легкомысленным.

Сабин залезает на тесное заднее сиденье, уступая мне переднее пассажирское.

– В какой торговый центр поедем? – спрашиваю я. Крис выезжает с парковки и с минуту молчит.

– Я думаю, в «Рейнхардт».

Я бросаю на него взгляд.

– Разве до него не два часа езды?

– Ага. – Он поворачивает направо и движется к автостраде. – Так и есть.

– Почему туда?

Он пожимает плечами.

– У тебя есть еще какие-нибудь дела на сегодня?