Жестянка Денисов Вадим

Я взял в руки куски вощеной бумаги, помял пальцами.

– То есть, кто-то их порвал до полусмерти и загнал внутрь?

– А то ты не знаешь, кто порвал! – буркнула она, поднимая с пола одну из двух фляжек непривычной формы. Энергично тряхнула, внутри не булькнуло. Неплотно закрутили, испарилась водичка. Или же выпили всё в последний час.

– Никто их не рвал! – неожиданно возразил ей Спика, поднимая германскую винтовку. – Видите? Ложу пулей разнесло. – Здесь был хороший бой, парням просто не повезло.

– Вот так вот, замечательно. И кто с кем схлестнулся?

– Тю! Я не криминалист, сама погляди, – ответил штурман командиру.

Я в который раз посмотрел на открытые ворота и разозлился на всех сразу. Нарвёмся сейчас, заигрались!

– Пикачёв, марш на фишку! Нет, стоп! Лестница куда ведёт? – я показал на железную лесенку в дугах безопасности, поднимающуюся к квадратному люку в потолке.

– На второй этаж. Легко открывается. Ты не заметил, что ли?

– Не успел. Давай-ка верхом, посмотришь с террасы.

– Я «шмайсер» заберу, – предупредил он, собирая запасные магазины.

– Валяй, заслужил, – разрешила Кретова.

«Маузер», кстати, тоже нужно забирать, гарнизонный плотник новую ложу сделает, он хороший мастер, проверенный. А эту пока можно обмотать синей изолентой, пойдёт на время. Лишь бы не навсегда, синяя изолента, она такая, может застрять надолго. Вооружённый до зубов штурман скрылся в люке, а мы подошли к миниатюрному авто, сам корпус которого говорил о его военной принадлежности.

– «Кюбельваген», – сходу определила марку Кретова, – или Kubelsitzwagen, восемьдесят второй «Фольксваген», мечта выживальщиков. Немецкий военный внедорожник, выпускавшийся до самого конца войны, самый массовый автомобиль Германии времён Второй мировой.

Теперь и я признал «кюбель», Kubelsitzwagen Type 82 правильного защитного цвета, с характерными рёбрами жёсткости по бокам. Запаска закреплена на капоте, лопата – над крылом левого переднего колеса. Откидная брезентовая крыша поднята. Предельно простая, непритязательная, экономичная и практичная машина. Облегченный открытый кузов с четырьмя дверями и плоскими панелями, задние колёсные редукторы и самоблокирующийся межколёсный дифференциал. Смонтирован автомобиль из усиленных жестяных листов, имеет складное лобовое стекло. На него ставили четырёхцилиндровый оппозитный «карбюратор» с воздушным охлаждением сил на двадцать пять, но этой машинке мощности вполне хватало.

– Кстати, названием Kbelwagen обозначались не только фольксвагеновские Typ 82, это общее название для облегчённых и упрощённых армейских авто с брезентом поверху и глубокими сиденьями-лоханками, – поведал я Ирине.

– Kbel с немецкого и переводится как «бадья», «чан», «лоханка», – добавил со стороны ворот Спика.

– Не зли меня! Ещё один знаток немецкого выискался! Ты почему здесь? – со сталью в голосе предупредила штурмана Кретова.

– Командир! Я уже на два раза всё обежал! И сверху проконтролировал. Сейчас ещё раз проверю, сбегаю! Ну, дайте же и мне посмотреть! Я такой чинил вместе с другом-реконструктором. Слышал, что этот малыш самый известным легким немецким авто Второй мировой. И наши его трофеем брали.

Что с ним делать?

– Вот и третий раз сбегай, не переломишься! – гаркнул я, тем не менее осознавая, что сейчас у всех нас будет много работы, и на полноценного часового сил группы один хрен не хватит.

Он вернулся через три минуты и снова уставился на авто.

– Зверь-машина! Ни жары не боится, не холода. Вот бы на него ещё пулемёт MG поставить…

– А сверху, с террасы кто будет смотреть? – вопросила Кретова.

– Только что смотрел, всё чистяк! Это вы медленные, так не сможете, а я молодой, резвый! Слушайте, а как мы его тащить будем?

– Хватит мечтать! Растащило, смотрю, молодого да резвого! Неси лопаты, бляха! – распорядилась Кретова.

– Что, опять? – развел руками Спика.

– А ты как думал? Работаем, – злилась Ирина. – Денис, начинай лутовать обоих, забирай нужное, будем выносить, похороним. Освобождать помещение надо, технику загонять! Где этот юнец? Вы что, не видите? Закат начинается, шевелитесь, мать вашу, я тут не собираюсь в темноте торчать мишенью! Наручные часы, фляжки, рюкзаки вскрой… Ну ты лучше меня знаешь. Лут бросай в «кюбель», его завтра осмотрим. Я к воротам.

– Где роем-то? – громко спросил Пикачёв.

– Можно на углу привокзальной площади, рядом, вон там. Видишь остатки газона? Или в другом месте. В общем, сам выбирай, сейчас некогда спорить, – решила Кретова, принимая свою лопату.

Справились быстро, нужда заставила. Мысль о давней перестрелке взволновала всех. Только военного детектива на наши спасательские головы и не хватало… Закончив работу, без передышки загнали внутрь «уазик», рядом припарковали глайдер, закрыли изнутри ворота на засов. Вот так, можно карабкаться.

– Сбегай вниз, запри входную, – погнала Ирка молодого, поднявшись на второй этаж.

Надёжно закупорившись, мы поднялись наверх. И тут мне стало понятно, для чего в диспетчерской нужны листы железа в количестве, и кто их сюда втащил. Немцы народ предусмотрительный.

Быстренько поставили листы напротив окон, закрывая ими тусклый свет керосинового светильника. Теперь в помещении и электрическими фонарями можно пользоваться. Работали на совесть. Перекур сделали, втащив и собрав три кровати. Напарники постепенно обживались, заваривая чай и собирая нехитрый ужин, а я сходил вниз за дополнительными стульями, после чего вышел с ними на террасу.

Гм… Какое знакомое ощущение незнакомого места!

Нечто подобное я почувствовал на южном КПП в ночном Переделкино. И здесь ни огонька до самого горизонта… Ещё и тишина стоит такая, что аж в ушах звенит. Только естественный природный фон, мозг давно научился его фильтровать: песни сверчков у озера, шорох мышиных пробежек и вопли ночных птиц. Повода кричать «Гунны идут, спасайтесь!» пока что нет.

Тревожность есть.

Кто-то ведь подстрелил германских разведчиков! Я лично осмотрел разбитую ложу, след от пули был виден отчётливо. Да, это случилось давно, и стрелявший по немцам остался в этой схватке победителем.

А победители просто так не уходят.

Наступление утра нового дня обозначил самый оригинальный будильник из всех, мной когда-либо слышанных. Проснулся от непрекращающегося лязганья затвором. Ещё не открыв глаз, я понял, в чём дело, и не ошибся. Похоже, Спику всю ночь тревожили сны о вновь обретённом MP-40, и он раньше времени сменил на посту Кретову, отправив группера спать. Вон он, наш юный милитарист, сидит на террасе, чистит новое оружие, стараясь довести плавность работы механизмов до идеала. Заметив, что я поднялся, штурман приглашающе махнул рукой.

– Тебя-то я и ждал! – обрадовался он. – Понимаешь, надо бы проверить, пострелять. А вы спите. Ты не против?

– Против, – сразу ответил я, сладко потягиваясь и с трудом удерживая зевоту. – Сколько патронов выгреб?

– Четыре магазина, всего в них семьдесят шесть маслят. Для «маузера» сорок две штуки и двадцать шесть картечных патронов для хаудахов. Поиздержались они в ходе боя. Ну Денис… – заканючил Спика.

– Командира разбудишь. Пусть поспит, терпи.

– Уже натерпелся! Да и время.

– Сколько сейчас? – спросил я, ещё не успев надеть свои часы, не люблю спать с браслетом на руке.

– Семь тридцать две. Денис…

Вообще-то, пора бы вставать. Промедлим, Кретова нам же и ввалит за саботаж и преступное пренебрежение разведывательными мероприятиями. Надо выходить на улицу и хотя бы в ознакомительном порядке осмотреть все вокруг.

– Хорошо, две коротких по три, проверишь автоматику. Но после того, как я кофе групперу сварю. После пальбы бери бинокль и смотри, не затрепетал ли кто.

– Да я уже сварил!

– Будь на террасе, я выйду. Сам понимаешь, девушке умыться надо, вниз сбегать, пёрышки почистить.

– Хорошо всё-таки быть мужикм. Высунул конец за ограждение, и поливай планету. А им как? Ну, если оперативно?

– Не боись, Ирина справится, – уверил я молодого со знанием дела.

Напрасно вредный завсклад Пятисотки пытался оставить группу без ценного чайника. Здесь нашли, в диспетчерской. Почти не мятый, и не алюминиевый, а из китайской кастрюльной стали.

Я вернулся в диспетчерскую, налил две кружки крепкого кофе и поставил одну на стол возле кровати с дрыхнувшей Ириной. Затем отодвинул от окон пару стальных листов, впуская в помещение живительный утренний свет. Махнул рукой штурману, почти сразу же услышав сухой треск двух очередей и счастливое восклицание снизу:

– Зашибись!

Кретова открыла глаза и уставилась на меня.

– Это Пикачёв автомат испытывает, – торопливо успокоил я подругу. – Ир, мы пока это, на террасе постоим. Кофе на столе, самая правильная температура.

На дворе было солнечно.

Когда ночью стоял на фишке в предпоследнюю смену, весь мир вокруг представлялся мне Долиной теней, обителью шорохов, населённой призраками. А призраки всегда опасны, они могут скрадывать жертву незаметно для человека. Призраков я лично не видел, просто не люблю их заранее, ночью убедился. И ни головки чеснока под рукой, ни спасительного серебра в стволе. А сейчас солнце. Как же хорошо и спокойно!

Солнце словно взорвалось утренним выплеском, по всей саванне сверкали пятна расплавленного золота. Красота! Густая темная синева чистого кусочка неба и поднимающиеся на западе миражи, к югу – густая зелень высокого леса, почти тайги. А на северо-западе, у далеких Чёрных гор светилась далёкая радуга, как бы показывая: «Сюда, искатель, сокровища здесь!».

– Надеюсь, стрелял с умом?

– Вон по той стене, – пальцем показал Спика. – Мы ж с понятием, правила ТБ знаем, здесь могут гулять женщины и дети.

– Остряк! – хмыкнул я. – Наблюдаем.

Какое-то время я внимательно разглядывал ещё с вечера выставленные маркеры или определенные таковыми приметы – расположение веточек и камешков возле входных дверей и углов зданий. Их никто не потревожил. Двери вагонов всё так же были закрыты, на земле видимых следов не появилось.

– Ночью как?

– Без примечательного обошлось, – понял Спика. – Разве что со стороны озера кто-то пару раз подвывал. Тоскливо так… Походу, волки местные. Интересно, они тут такие же, как степняки или крупнее?

– Чёрт с ними, лишь бы Красные Шапочки не объявились, – ответил я.

– В точку! – согласился штурман.

– Спика, так как твой новый ствол называть будем, решил?

– Решил, а как же. MP-40 – как-то коряво, не звучит. Без легенды. Буду называть «шмайсером». Знающие и так в курсе, что это за машинка, а тем, кто в оружии не разбирается, всё равно.

Кретова вышла на террасу прибранная, свеженькая. И не подумаешь, что пятнадцать минут назад она сладко сопела.

– Мальчики, с добрым утром! Спасибо за кофе. Готовы к подвигу? Вы, кстати, волков ночью слышали?

– Что за райончик, то лев саблезубый, то волки! – Спика сложил ладони рупором и зычно проорал в сторону спрятавшегося за высокими деревьями озера: – Эй, вы! Выпускайте Кракена! Не мелочитесь!

– Пешком пойдем? – осведомился я.

– Давай глайдер возьмём. На всякий, – ответила Ирина. – Сам видишь, тут и Кракен может появиться.

– Зато мы знаем, кого ему скормить первым, – я нехорошо посмотрел на штурмана.

– Всё понял, уже у ворот! – молодой положил левую ладонь на голову, правой отдавая честь.

– Не торопитесь, предлагаю другую схему, – что-то у меня сегодня наметился какой-то День сопротивления. – Зачем нам гравилёт, у вас ноги ещё не атрофировались? Рюкзачки на плечи и вперёд, пройдёмся ножками, тихо, без гонки. Зафиксируем найденное, а вечерком обсудим, накидаем список и план погрузки.

– Погрузки… Ещё и «кюбель» на Пятисотку тащить, – заныл Спика. – Как? Может, всё-таки оживим его? Я бы за руль сел. А насчёт пешего хождения скажу так: полезно, я не против.

– Оживлять не будем, – резко отреагировала Ирина.

– Почему? – поинтересовался я.

– Страшно, – призналась боевая подруга. – Нужно всё проверить, подтянуть…

– Что там подтягивать? Придумаешь, тоже… – возмутился Спика. – Техника рабочая, немцы на неисправной не поехали бы!

– Нет, я сказала! «Кюбель» оживлять не будем, второпях можно и угробить. Сперва нужно всё осмотреть, провести ТО, заменить масла и всё такое. Поставить свой аккумулятор опять же, а не снимать второй с «уазика».

– Ладно, принимается, – я не стал спорить, поняв, что она действительно опасается за сохранность ценнейшего аппарата. Побережём нервы группера.

– Вот! – кивнула Кретова, – Набивайте торбы, пешеходы. Воду не забудьте.

– И пожрать? Завтрак на ходу, как вариант, – вспомнил я о хлебе насущном.

– Выход через десять минут, – подвела черту Ирина.

Первыми были осмотрены самые дальние вагоны, стоявшие слева от диспетчерской. Я изначально не рассчитывал, что все они будут наполнены добром, так не бывает. И всё-таки три пустых вагона подряд не способствуют хорошему настроению. Зато в четвёртом нас ждала достойная награда, вагон был гружён отличной обрезной доской. Следующий, пятый, – брусом. В группе не оказалось специалиста по сортам древесина, поэтому экспертная оценка свелась к оценке Пикачёва:

– Крутые деревяхи.

И сразу опять всплыло сакраментальное «Как тащить?», эта проклятая фраза звучала уже трагически, обещав повториться ещё много раз.

– Если навскидку, то можно собрать подвеску на глайдер, и возить небольшие пакеты им, – рассуждал командир.

– Перевалку надо сделать на трассе. Сварить новый прицеп с трубой для длинномеров и челночить. Такие называли «санта-мариями». Одни здесь грузят, два глайдера складируют штабель у выхода на дорогу, там тоже звено работает. А «уазик» отвозит на прицепе в гарнизон, – несло штурмана.

В следующем вагоне мы обнаружили лакокрасочные материалы. Чего здесь только не было! Кисти, валики, поддоны… Этого количества хватит, чтобы на три раза выкрасить всю Пятисотку! Кстати.

– Спика, ты граффити увлекался?

– Баловался по малолетке, неплохо получалось, – важно ответил мне штурман.

– Тогда карабкайся внутрь, Айвазовский. Поищи аэрозольные баллончики. Если не найдёшь, бери банки с белой краской и, например, красной. Надо на всех зданиях написать крупными цифрами числительное «500». Чтобы знали, враги, чья это отныне собственность. Поставь на краю, ближе к вечеру заберём.

– Класс! – штурман поднял к небу большой палец.

– У нас лестницы нет, – проворчала Кретова.

– Зачем нужна лестница, если есть гравилёт? Поднялся, завис и малюй себе, – с искренним недоумением ответил вновь назначенный Бэнкси, и сконфузившаяся Ирина сухо закашлялась.

Итого, из девяти осмотренных вагонов материальные ценности имелись в трёх. Не самая лучшая пропорция. И всё же это удача. Напротив перрона вагонов не было, они, в том числе три цистерны, стояли дальше к востоку. Заранее договорившись, что осматривать вагоны и здания будем системно, по порядку и ничего не пропуская, мы пошли к кирпичной водонапорной башне, хотя Спика ворчал:

– Чего там смотреть-то, трубы старые да ржавчину?

– Дверь есть, значит, заходим, – строго сказала Кретова.

– Вот увидите, только время спалим.

Естественно, башня оказалась безнапорной, давление сюда давно не подаётся. Все подобные сооружения похожи друг на друга. Они могут быть круглыми в сечении или многоугольными, для узкой или широкой колеи. Эта могла обслуживать паровозы любой колеи, хотя путей узкоколейки на разъезде не было. Лишь пятнадцатиметровый отрезок непосредственно под башней.

Экипировка водой паровозов производилась через настенные раздаточные краны, расположенные на стене башне. Этим объясняется увеличение диаметра строения снизу вверх: к нижней узкой части подходили паровозы узкой колеи так, чтобы хватило длины нижнего настенного крана до горловин их водяных баков; путь широкой колеи был чуть дальше от башни, чтобы паровоз мог брать воду через верхний настенный кран на широкой части здания. Входная дверь одна, внизу, хотя я видел башни-колонки, у которых наверх вела внешняя железная лестница. И одно небольшое оконце наверху. Словно щель в доте.

Мы полезли внутрь, не подозревая, во что сейчас влипнем.

Прав был Спика, внутри смотреть оказалось не на что.

Допотопная запорная и раздаточная арматура, много труб и нечто похожее на рабочее место. На осмотр хватило трёх минут, в течение которых я понял, что группа уже зажралась. А ведь только начали! Тем не менее, даже абсолютно пустой вагон на нищей Жестянке имеет огромную ценность.

– Ловить тут нечего, пошли дальше, – вынес вердикт штурман, очень довольный столь удачным предсказанием, и первым спустился вниз.

Он открыл дверь, громко сказал «Ой!», словно увидев чудовище, и тут же захлопнул, закидывая крючок петлю.

– Волки, братцы! – выплеснул свой испуг штурман, не дожидаясь вопросов.

– Твою мать!

Волков я встречал редко, вблизи Пятисотки в основном попадается шакальё.

– Какие, сколько? – я оттолкнул его в сторону и прильнул к небольшой щели, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь.

– Рыжие с серым, похоже, степняки! Только большие очень и шкурой потемней! Успел увидеть троих и ещё хвост, все взрослые. Значит, не меньше четырёх. Перед дверью – вожак размером с трамвай! Тише разговаривайте!

– Ну, сейчас наговоришь… – нахмурилась Кретова, стаскивая сплеча СКС. – И кто же это у нас не захотел взять гравилёт, а? Что теперь делать будем?

– Еда и вода есть, – напомнил Спика.

– Раз четверо, значит, там целая стая. Их больше. Денис, чё молчишь?

– Предложил, мой был косяк, – неохотно повинился я. – Что делать… Что делать, да? Ясно одно: стая нам спокойно работать не даст.

– Мочить надо! Всех! – горячо выдохнул Спика.

– Нельзя мочить всех, им на смену из саванны тут же явится другая стая. Это же оазис. Их настёгивать надо, пока не появится рефлекс. Чтобы даже не думали подходить к человеку.

– Чёрт! И как ты их настегаешь, а, Рубин? Пока что мы в ловушке. Не в рукопашную же…

– В ножи не пойдём, – согласился я. – Так сколько их?

– Я сейчас! – с этими словами пулей Спика умчался наверх и вскоре вернулся с безнадёжными сведениями.

– Ни черта не вижу! Сюда бы этого сраного архитектора… Из амбразуры будет виден только паровоз, если он встанет внизу, земля вообще не просматривается. Шестерых насчитал, но прямо внизу ещё сидят, сволочи… Есть возможность чуть-чуть высунуть репу или руку с револьвером, но тогда не прицелишься. Да и ствол легко выронить.

– Говорил же тебе, сделай страховочный ремешок, как у меня! – рыкнул я, снимая рюкзак. – Так, есть решение!

– Ты что надумал? – с подозрением поинтересовалась Кретова.

– Гранатой их рвану. Карманная артиллерия всегда себя оправдывает.

– Той, которую вы в карьере испытывали? Башню уронишь!

– Не уроню, не боись. А ты что предлагаешь, командир? Стенка на стенку? Короче. Поднимитесь на лестницу повыше. Сразу после взрыва открывайте дверь и шмаляйте во всё что движется.

Окно в операторской действительно больше напоминало амбразуру, ещё и лишённая стёкол крестообразная рама вмонтирована далековато от улицы… Если высунуться? Открыл и вытянул голову, насколько смог. Тесно, зараза, обзор отвратительный. Но кое-что я успел заметить и оценить. Мне показалось, что эти волки действительно несколько крупнее степных. У страха глаза с диоптриями, известное дело. Хорошо, что прицельно метать не придётся, не отскочит.

– Граната! – предупредил я, поджигая запал.

Бам-м!

Тряхнуло гораздо сильней, чем в карьере, с потолка дружно посыпалась штукатурка. Внизу раздался многоголосый вой, затем захлопали выстрелы с громкими матами в паузах, и я рванул к своим с «парабеллумом» в руке.

Неподалёку от входа в водонапорную башню лежали четыре неподвижных волчьих туши. Я рассчитывал, что будет больше. Умные зверюги успели сообразить, что шипящий и дымящийся на земле предмет может быть опасным и успели отскочить подальше. Да и осколки пошли высоковато, судя по отметинам. Спика всё ещё стрелял из «ремингтона» в сторону леса, торопясь задеть удирающих волков.

– Хватит уже, мажешь, копать пора, – остановила буйного стрелка Кретова.

– Видели, как боец Пикачёв их шуганул! Скилл вырос! – он повернулся, глядя на нас бешеными глазами. – Человек – царь природы!

– Если у него есть граната, – уточнил я, похлопав его по плечу.