Эйсид-хаус Уэлш Ирвин
Я не сплю. Я бодрствую, говорю сам с собой и плачу. Десять лет после Джоан.
На обеде я оказался за столом наедине с Марианной Хауэллс. Супруги Кеннеди, Ник и Патси, очень милая и ненавязчивая молодая пара, так и не появились. Это намеренная уловка. У Патси Кеннеди глаза заговорщицы. Марианна и я впервые оказались одни за все время круиза. Марианна не замужем. Отправилась в путешествие, чтобы отойти от ее собственной тяжелой утраты – недавней смерти ее рано овдовевшей матери.
– Вот теперь ты весь в моем распоряжении, Джим, – сказала она слишком шутливо и самоуничижительно для флирта.
Хотя Марианна, конечно, вполне миловидна. Кто-то просто обязан был жениться на такой женщине – чего ей зря пропадать. Нет, так думать ужасно. Старый шовинистичный Джим Бэнкс снова вылез наружу. Наверно, Марианна хотела, чтобы ее таким образом и воспринимали, – наверно, так она получала все лучшее от жизни. Наверно, если бы мы с Джоани не…
Нет. Морепродукты, и только морепродукты.
– Да уж, – улыбнулся я, – этот салат с морепродуктами просто восхитителен. Ну, где ж еще взять хорошие морепродукты, если не в море, верно?
Марианна усмехнулась, и мы немного поболтали. Затем она вдруг сказала:
– Какая все-таки трагедия с Югославией.
Интересно, это она о том, что мы не можем сойти там на берег из-за войны, или о вызванных войной бедствиях. Я решил исходить из сострадательной интерпретации. Марианна казалась чувствительной натурой.
– Да, ужасная трагедия. Дубровник был одной из главных достопримечательностей в том прошлом круизе, с Джоан.
– Ах да, с твоей женой… Что с ней случилось, можно спросить?
– Несчастный случай. Если тебе достаточно такого ответа, я предпочел бы не говорить об этом, – ответил я, отправляя в рот полную вилку салата-латука.
Уверен, его положили на тарелку больше для красоты, чем для еды. Я никогда не разбирался в этикете. Джоан, только ты держала меня в ежовых рукавицах.
– Мне действительно жаль, Джим, – сказала Марианна.
Я улыбнулся. Несчастный случай. На этом борту, на этом круизе. Несчастный случай? Нет.
Она была не в себе какое-то время. В депрессии. Перемена в жизни, или как там сказать по-другому? Не знаю почему. Самое ужасное во всем этом, что я не знаю причины. Я думал, круиз доставит ей массу удовольствия, откроет целый мир. Так даже какое-то время и казалось. Но когда мы достигли выхода из Адриатического моря, на пути обратно в Средиземное, она приняла эти таблетки, а потом взяла и соскользнула с палубы. Упала в море. Я проснулся в одиночестве и оставался в одиночестве с тех пор. Это была моя ошибка, Джоан, все это проклятое мероприятие. Если бы я попытался понять, как ты себя чувствуешь. Если бы не покупал билеты на этот чертов круиз. Этот глупый старый идиот Джим Бэнкс. Пошел по пути наименьшего сопротивления. Я должен был усадить тебя и говорить, говорить и снова говорить. Мы бы со всем разобрались, Джоан.
Я почувствовал, что Марианна тронула мою руку. На глазах у меня слезы, как у пидора какого-нибудь.
– Я расстроила тебя, Джим. Прости, мне очень жаль.
– Нет, вовсе нет, – улыбнулся я.
– Очень хорошо тебя понимаю. Мать… с ней было так трудно, – проговорила она. Теперь и она начала заливаться слезами; ну мы и парочка! – Я делала все, что могла. У меня были возможности устроить себе другую жизнь. Но я не очень понимала, чего хочу. Женщине всегда надо выбирать, Джим. Выбирать между браком и детьми – и карьерой. В какой-то момент – всегда выбирать. Не знаю. Мать постоянно требовала внимания, постоянно в чем-нибудь нуждалась. Она выиграла по умолчанию. А девушка, которая могла сделать карьеру, стала старой девой, понимаешь.
Марианна казалась такой ранимой и расстроенной. Я сжал ее руку. Она уставилась в пол, затем неожиданно вскинула голову, и наши взгляды встретились. Это напомнило мне Джоан.
– Не принижай себя, – сказал я. – Ты исключительно храбрая и очень красивая.
Она улыбнулась, на этот раз более сдержанно:
– Ты настоящий джентльмен, Джим Бэнкс, и тебя приятно слушать.
Все, что я мог сделать, – это улыбнуться в ответ.
Я наслаждался обществом Марианны. Прошло долгое время с тех пор, как я подобным образом вел себя с женщиной. С тех пор, как испытывал такую душевную близость. Мы проболтали весь вечер. У нас не было запретных тем, и я оказался способен говорить о Джоан без того, чтобы казаться сентиментальным и погрузить компанию в беспросветную скуку, что неминуемо случилось бы, окажись тут наши приятели Кеннеди. Людям ни к чему выслушивать все это на отдыхе. Хотя Марианна с ее утратой оказалась восприимчива к моим словам.
Я говорил и говорил, глупости по большей части, но для меня потрясающие, исполненные боли воспоминания. Я никогда не говорил так с кем-нибудь раньше.
– Помню, в том круизе с Джоан я попал в ужасную ситуацию. За соседним столом сидели какие-то голландцы, очаровательные люди. А нашими соседями по столу были довольно высокомерный французский парень и красивая итальянка. Прямо настоящая кинозвезда. Странно, но француз ею не заинтересовался. Думаю, он мог быть, ну, по другой части, если понимаешь, о чем я. Как бы то ни было, получилась настоящая старая Лига Наций. Дело в том, что с нами была престарелая пара из Вустера, сильно недолюбливавшая немцев… они вечно вспоминали годы войны и все такое прочее. А как по мне, эти вещи лучше оставить в прошлом. Так что старый Джим Бэнкс решил выступить миротворцем…
Боже, какую занудную чушь я молол. Сдержанность моих чувств словно растворялась с каждым глотком вина, и вскоре мы принялись за вторую бутылку. Марианна кивнула мне заговорщицки, когда я сделал заказ. После обеда мы направились в бар, где еще немного выпили.
– Спасибо, Джим, за сегодняшний вечер. Мне очень понравилось, – проговорила она, улыбаясь.
– У меня это был один из лучших вечеров… за долгие годы, – отозвался я.
Я чуть не сказал «после Джоани». Но ведь так и было. С этой замечательной дамой я снова почувствовал себя человеком. Она и в самом деле приятная.
Она держала меня за руку, и несколько секунд мы сидели, глядя друг другу в глаза.
Я прочистил горло глотком скотча.
– Что хорошо в старении, так это что постоянная угроза визита старухи с косой как-то концентрирует мысли. Ты мне очень нравишься, Марианна, и, пожалуйста, не восприми мои слова как оскорбление, но я хотел бы провести с тобой эту ночь.
– Я не оскорблена, Джим. Думаю, это будет замечательно, – засияла она.
Ее реакция заставила меня немного смутиться.
– Может быть несколько хуже, чем замечательно. У меня недостаток практики в таких вещах.
– Говорят, это немного похоже на плавание или на езду на велосипеде, – ухмыльнулась она, слегка пьяная.
Ну, если так обстояло дело, старый Джим Бэнкс готов снова прыгнуть в седло после простоя в десять лет. Мы отправились в ее каюту.
Невзирая на алкоголь, у меня не было никаких проблем с эрекцией. Марианна сняла одежду, обнажив тело, которому могли бы позавидовать женщины моложе ее не то что на годы – на десятки лет. Мы немного пообнимались перед тем, как залезть под пуховое одеяло, и занялись любовью сначала медленно и осторожно, затем с возрастающей страстью. Я совершенно перестал себя контролировать. Ее ногти впились в мою спину, и я завопил:
– Господи, Джоани, господи…
Она замерла подо мной, как окоченевший труп, и с досадой ударила кулаком по матрасу, из глаз ее хлынули слезы. Я слез с нее.
– Прости, – выдавил я; это был полустон-полувсхлип.
Марианна села и пожала плечами, уставившись перед собой. Она заговорила приглушенным металлическим тоном, но без горечи, как если бы выводила хладнокровную и бесстрастную эпитафию.
– Я нашла мужчину, который мне небезразличен, и когда он занимается со мной любовью, он воображает, что я кто-то еще.
– Это было не так, Марианна…
Она начала всхлипывать. Я обнял ее. «Ну вот, Джим Бэнкс, – думал я, – опять ты угодил в совершенно идиотскую ситуацию».