Шаг первый. Мастер иллюзий Демченко Антон
Грохнуло глухо и значительно тише, чем при взрыве той же РГД, да и эффект был неожиданным. Полыхнул гейзер белоснежного пламени, в наступившей темноте показавшегося почти невыносимо ярким, и боец, только что паливший в мою сторону, просто исчез, будто и не было его в области моего внимания.
Вновь сменив позицию, попытался «нащупать» второго противника и… затаился, укутываясь в темноту. Там, где я ощущал присутствие одного бойца, сейчас определялось сразу четверо. Но если первый чувствовался как один из лдей Барна и Орвара, то трое его «гостей» были мне абсолютно незнакомы. Более того, потоки внимания просто соскальзывали с них, словно не в силах зацепиться, и ручаюсь, узнать их в следующий раз так же, как сейчас я узнаю «охотников», у меня не получится. Странная защита… Эх, уползать отсюда надо, не нравятся мне эти союзники.
Орвара и четырех его бойцов я встретил на берегу. Точнее, нашел их трупы. Три огнестрельных в грудь не оставили капитану ни единого шанса. Собственно, у всех пятерых наблюдалась одна и та же картина, разве что места попаданий были разными. Нашпигованные железом тела лежали ровным рядочком на песчаном бережке, и подходить к ним ближе я не стал. Обследовал потоками внимания и, развернувшись, двинулся к мосту, искренне надеясь убраться с этого островка без приключений и лишних встреч. Зря надеялся, конечно.
Как раз у моста я и вляпался. И ведь не идиот, должен был понять, что мои противники, если они не полные идиоты, не оставят без присмотра оба выезда с острова…
Чувство опасности взвыло сиреной, я попытался уйти перекатом под прикрытие деревьев, а в следующий миг в плечо словно кувалдой влепили. Удар спиной о землю, и мое сознание погасло. Словно выключили свет, звук… всё.
– «Глаз», доклад! – бросил в гарнитуру глухого шлема затянутый в черный, почти невидимый в ночных тенях бронекостюм мужчина и, взглянув на лежащего у его ног перевязанного мальчишку, покачал головой.
– Периметр зачищен, следы потерли. Цели ликвидированы, тела частично уничтожены.
– Кто? – удивился командир.
– «Дичь», – ответил его собеседник. – Испепелил Барна и Мирела. Остальные упакованы.
– Принял. Группа – общий доклад.
– Второй. Чисто. Цел. – Пришел первый отклик.
– Четвертый. Чисто. Цел.
– Пятый. Чисто. Цел.
– Третий? – В голосе мужчины послышался намек на беспокойство.
– Третий… задание выполнено, командир. Чисто. – Отозвавшийся говорил с затруднениями, словно не мог отдышаться. – Левую клешню покоцал, гад.
– Пятый. Чисто. Цел. Я в полста на два от Третьего. Вижу. Иду к нему.
– Шестой. Чисто. Цел. Иду на помощь Пятому, – присоединился еще один голос.
– Шестой Первому. Отставить. Пятому поможет «Глаз», а ты нужен здесь. «Дичь» подранили. Группе общий сбор у точки один. Жду.
Из темноты, словно призраки, один за другим соткались четверо бойцов в одинаковых бронекостюмах и глухих шлемах без единого намека на забрало. Пока трое из них заняли круговую оборону, четвертый оказался рядом с пребывающим без сознания юношей.
– Сквозное, задета кость. Точно снайпер работал, – поводив над перебинтованной раной мальчишки руками, заключил боец.
– Третий? – хмуро проговорил командир.
– Убрал я его, – отозвался тот. – Просто опоздал немного. Эта сволочь растяжками обложилась… без шума было не подойти. А глушилка туда не добивает.
– Ясно. Разбор на базе. Отдыхай. «Глаз»?
– Здесь «Глаз». Машина на подходе. Минута.
– Принял. – Из голоса командира как-то разом ушло напряжение. Остановившийся рядом с группой фургон распахнул двери, и бойцы ловко забрались внутрь, втянув за собой и мальчишку. Командир отряда оказался последним. Двери закрылись, и в фургоне зажегся свет. Только сейчас бойцы сняли шлемы, и по салону прокатился еле слышный вздох облегчения. Работа окончена, можно немного расслабиться.
– Седой, выключай глушилку. Ратьша, рули на базу, – произнес командир, и машина, резво набрав ход, покатила к мосту через Дон, а вскоре к ней в кильватер пристроилась еще одна. Точно такой же невзрачный серый фургон с небольшим значком – щитом на борту, довольно легкомысленного вида… По крайней мере, для тех, кто не разбирается в родовой символике, два горящих серебряных сердца в алом поле, могли показаться таковыми. Понимающие же лишь пожали бы плечами, в конце концов, среди фамильных гербов встречаются и куда более причудливые, так что щит Ростопчиных еще может считаться образцом лаконизма.
По дороге на базу автомобили останавливали дважды, но впечатлившись предоставленными документами, патрули не задерживали их надолго, ограничиваясь отметкой о встрече в своих фиксаторах, после чего принадлежащие дому Ростопчиных фургоны спокойно продолжали свой путь.
Спустя три часа машины вкатились во двор небольшого загородного имения, спрятавшегося от чужих глаз за невысокой, но мощной стеной. И спящее поместье моментально проснулось. Засветились окна, захлопали двери, забегали по двору люди… и не скажешь, что время далеко за полночь.
Откладывать разбор действий на утро командир группы не стал. Он и его люди, сдав раненых на руки хмурому врачу и его помощникам, заперлись в одном из служебных помещений. Впрочем, один из раненых вскоре вырвался из цепких рук лекарей, после чего приковылял к сослуживцам.
Разбор действий группы не занял много времени, так что уже через час, получив причитающуюся похвалу и нахлобучку (чтоб не расслаблялись), бойцы разошлись по комнатам, переодеваться и отдыхать.
А вот их командир, получив сигнал, тяжело вздохнул и, поднявшись с теплого и мягкого кресла, отправился в госпитальный блок, где его ждала беседа с очнувшимся мальчишкой, из-за которого его группе пришлось срываться с места, мчаться через полстраны на личном «скате» главы фамилии и устраивать кровавый дебош в находящемся на военном положении городе.
Чем этот вьюнош привлек внимание Шалея Ростопчина, командир не знал, да и не дело гвардейцу дома любопытничать о хозяйских заморочках. Но… вот его самого мальчишка заинтересовал, не мог не заинтересовать. Во всех действиях паренька прослеживались повадки для семнадцатилетнего юнца очень неожиданные. Да, он явно неопытен и плохо представляет себе боевую работу с участием ментальных воздействий, но в условиях прямого боестолкновения он показал характер и умение действовать быстро и жестко. Четыре трупа тому доказательство. Причем, если судить по отчету, то самого Барна и командира его наемников паренек уработал как раз теми самыми ментальными воздействиями. Правда, Глаз утверждает, что это не были боевые конструкты, скорее, что-то из разряда самозащиты, но ведь и их хватило! Да и с оружием мальчик управляется весьма хватко, а это уже совсем неожиданно. Все же не охотничья ружбайка в руках была, и с гранатой той… тоже не все ясно. Это ж не камень, ею пользоваться уметь нужно, а откуда такие умения могли взяться у бывшего беспризорника? Впрочем, точно такой же вопрос можно задать и о его умении двигаться в бою, тоже не обыденный навык, между прочим. В общем, о-очень интересный персонаж попался на пути командира террор-группы гвардии Ростопчиных. И как жаль, что ответы на возникшие у него вопросы нельзя просто вытрясти из мальчишки. Да и надо ли?
Мужчина тряхнул головой и взялся за ручку двери, ведущей в бокс госпитального блока.
Я покосился в сторону открывшейся двери и неслышно вздохнул. Ну да, прошлая беседа с этим господином у нас не задалась, я позорно уснул, даже не дослушав его имя-отчество. Правда, у меня есть оправдание. Не далее чем за пять минут до предыдущего его появления в палате здешний доктор накачал меня снотворным. Так что стоит удивляться хотя бы тому, что я вообще запомнил визит этого человека. Ничего удивительного, что он решил повторить попытку… еще раз.
– Добрый вечер, Ерофей. Рад наконец-то видеть тебя в полном сознании. Ты не будешь возражать, если я стану обращаться к тебе по имени? – осведомился мой гость. Закрыв дверь, он подхватил стоявший у стены стул и, поставив его перед моей койкой, непринужденно приземлился на жалобно скрипнувший предмет мебели задом наперед. Неудивительно. Дядечка-то весьма габаритный.
– Не возражаю, господин… – с намеком на вопрос кивнул я.
– Точно. В предыдущие наши встречи я, можно сказать, не успевал представиться. Ты был либо без сознания, либо засыпал. Борхард Брюсов. – Усмехнулся он и тут же добавил: – К аннандейльским Брюсам отношения не имею.
– А отчество у вас есть? – спросил я, решив оставить в стороне его странное замечание.
– Наша с тобой разница в возрасте не столь велика, – отмахнулся мой собеседник, – так что обращайся по имени.
– Ладно, – кивнул я, рассматривая гостя и задаваясь вопросом, кому именно из нас он только что польстил. Мне, посчитав старше, или себе, пытаясь казаться младше? Хотя-а… с влиянием возраста на внешность у здешних жителей творится такая чехарда, что определить возраст «на глазок» порой становится непосильной задачей. По крайней мере, для меня. Так что, возможно, он и не врет насчет разницы в годах, кто его знает… – По имени так по имени, мне же проще.
– Вот и договорились, – удовлетворенно кивнул гость. – Поговорим?
– С удовольствием, – кивнул я. – У меня скопилось немало вопросов.
– Верю, – коротко рассмеялся Брюсов. – Медики к тебе уже заходить боятся. Говорят, ты их замучил расспросами.
– А что делать? – Пожал я плечами. – Из этих молчунов мне даже собственный диагноз вытащить не удалось.
– Здесь они, конечно, чуть переборщили с секретностью, – понимающе покивал Брюсов, – но их тоже можно понять. Им платят жалованье, немалую часть которого составляет как раз плата за молчание. Кто же захочет терять такой прибыток? Да и нарываться на санкции за нарушение договора тоже дураков нет.
– Что, такие жесткие условия? – спросил я.
– Обычные для наемников дома, – пожав плечами, ответил Борхард. Вот как… значит, это не военный госпиталь и не тюремная больница. Уже непло… стоп. Фамилия? Но единственный дом, с которым я до недавнего времени сталкивался, это Ростопчины. Выходит, мой кровавый драп не удался? Обидно. Я вздохнул и неожиданно почувствовал легкий толчок в здоровое плечо. – Эй, парень! Ты опять уснул, что ли?
– Нет, просто задумался, – медленно проговорил я. – Полагаю, речь идет о фамилии Ростопчиных?
– Догадливый, – удовлетворенно кивнул Брюсов и, явно заметив мое напряжение, вытащил из кармана пиджака нестандартный зерком, по размерам больше похожий на планшеты моего прошлого мира. – Вижу, тебя эта информация не обрадовала, как и предупреждал глава. Что ж, тогда… держи, видеопослание под глифом на основной панели. Посмотри, послушай, потом договорим.
Борхард поднялся и вышел из комнаты, оставив меня в одиночестве. Неожиданно. Я тяжело вздохнул и, включив полученный от гостя зерком, хотел было уже открыть видеофайл, но мой взгляд наткнулся на текущую дату и время, мерцающие в углу экрана, и я невольно выматерился. Двое суток! С момента боя прошло двое суток, а значит, об отъезде с Грацем и Остромировым можно забыть! Дьявольщина. И тут все не слава богу.
Первым позывом было попытаться связаться с волхвом по имеющемуся у меня в памяти номеру, но и тут вышел облом. Зерком просто отказался реагировать на мои потуги. Единственной доступной функцией оказался видеопроигрыватель, в списке воспроизведения которого, опять же, значился лишь один файл. Арргх! Гадство.
Я дернулся и тут же зашипел от боли, пронзившей раненое плечо, зафиксированное в чем-то похожем на лубки. Кажется, действие обезболивающего сходит на нет. Так, стоп… дышать, успокоиться…
Спустя минуту я более или менее пришел в себя и вновь сосредоточил свое внимание на зеркоме. Что ж, посмотрим, какие еще новости обрушатся на мою голову. Щелчок по пиктограмме проигрывателя, и белоснежный фон сменился чернотой. Мелькнул значок загрузки, и черный экран расцвел красками, демонстрируя какой-то кабинет и сидящего за столом моложавого мужчину с резкими, словно вырубленными топором чертами лица и весьма холодным взглядом водянисто-серых глаз.
«Доброго времени суток, Ерофей Павлович…»
Речь Шалея Силыча Ростопчина была ровной и размеренной, без единого намека на эмоции. Но вот смысл… Фактически глава дома принес извинения за действия своего «младшего партнера», слишком зазнавшегося и решившего, что под прикрытием знатной фамилии он может творить все, что ему заблагорассудится. Понятно, что никакой благодарности за «окорачивание» наглеца я не дождался, но, помня уроки Ружаны Немировны, могу утверждать, что для главы фамилии подобный ход был бы «потерей лица», как говорят японцы. Да, собственно, и сам факт извинений перед простолюдином кое-кто из фамильных спесивцев мог бы посчитать уроном своей чести. К счастью, Ростопчин оказался не из таких. Понятно, что это действо не доставило ему удовольствия, но судя по всему, мужик решил действовать по правде, а не по понтам… и если здесь нет подвоха, то мое мнение о Шалее Силыче и Ярославе Беленьком, донесшем ему и мне о задумке покойного Барна и не менее покойного капитана Орвара, изменится в лучшую сторону. Ну и компенсация. Десять тысяч рублей, это примерно тройная стоимость всех упертых из моей лавки поделок.
В общем-то, все получилось очень неплохо. Ну, относительно. Пока я играл в салочки с людьми Барна, группа Брюсова, воспользовавшись некоторыми недокументированными возможностями зеркома младшего партнера Шалея Ростопчина, прослушала переговоры Барна с подельниками, определила их местонахождение и вышла на охоту за ним самим и капитаном Орваром. Я далек от мысли, что причиной подобных действий было благородное желание спасти мою шкуру. Об этом говорит и приказ о полном уничтожении всех моих противников, полученный Борхардом. Всех, то есть не только Барна и его наемников, но и капитана Орвара, на секундочку, армейского «особняка» вместе с его группой. Понятно, что это желание было продиктовано беспокойством о репутации дома, изрядно подмоченной тем самым Барном вместе с его компаньоном в погонах, и заботой об отсутствии возможностей для шантажа последним главы высокой фамилии. Конечно, для завершения этой картины стоило бы грохнуть и меня вслед за этой шустрой парочкой, но Ростопчин оказался более хитровымудрен и пошел другим путем. «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю…» и так далее. Иными словами, по ходу своего монолога Шалей Силыч продемонстрировал мне запись, на которой было отчетливо видно наше с Барном столкновение в парке…
Понятное дело, что всплыви этот файл в суде, и мне сильно не поздоровится, двойное убийство налицо, но Ростопчин не идиот и, как он сам сказал, прекрасно понимает, что в этом случае я и сам молчать не буду, а это нанесет его фамилии немалый урон. Придется, дескать, изыскивать возможности заставить меня замолчать, а это расходы и, опять же, риски. Тем не менее Шалей готов на них пойти, в случае, если эта история так или иначе всплывет. Говорил он открытым текстом, явно не полагаясь на умение семнадцатилетнего юнца читать послания между строк. Собственно, он даже причины такого своего решения объявил. Дескать, мало ли что в жизни может пригодиться, а разбрасываться если не добрыми, то хотя бы нейтральными отношениями с талантливой молодежью есть глупость несусветная. Не могу сказать, что легко поверил в такой альтруизм, но… пусть так. Предложение разойтись бортами и молчать о происшедшем во веки вечные было высказано, и я его принял. Тогда как слов о дальнейшем сотрудничестве я не услышал, и, следовательно, в текущее соглашение мы его не включаем… О чем и сообщил Борхарду, когда тот вернулся в мою палату для продолжения разговора. Надо было видеть лицо Брюсова, когда я известил его о своем решении.
– Это здорово! – просиял Борхард и словно скинул лет десять. Понятно. Если бы я уперся рогом или начал вилять, то из этой палаты, скорее всего, живым бы уже не вышел. По крайней мере, по мнению Брюсова. И плевать, что ему претит идея убивать детей, приказ главы дома он, как гвардеец, не выполнить не может. Сейчас же я снял с его плеч немалый груз, так что мой собеседник даже разговорился. – И хрен с ним с сотрудничеством. Главное, что история с Барном осталась в прошлом, и наши стороны не имеют друг к другу претензий.
– Хм, пока я еще не увидел компенсацию, – заметил я.
– Вот ты меркантильный. Будет тебе компенсация. – Борхард бросил мне на колени зерком, в котором я узнал аппарат, купленный у Аглаи. – Загляни на свой счет.
Открыв казначейский аккаунт, я довольно хмыкнул. Еще недавно обнуленный мною счет теперь мог похвастать пятизначной суммой. Кстати, надо бы туда и снятые прежде деньги бросить. Мысль и дальше таскать с собой эту «котлету» меня не привлекает.
– Вы были так уверены, что я приму предложение Ростопчина? – спросил я, глянув на Брюсова, вновь с удобством устроившегося на стуле рядом с моей койкой.
– Я – нет, – ответил Борхард. – А вот Шалей Силыч…
– Понятно. Рисковый он дядька, – констатировал я и добавил: – Но жесткий.
– Он глава. – Пожал плечами Брюсов. – И очень хороший глава, должен заметить. Справедливый.
– Странно слышать такое о представителе высокой фамилии. – Вздохнул я, отгоняя воспоминания Горазда. В них фамильных, с которыми сталкивался сам мальчишка или другие простолюдины, о чем ему доводилось слышать, можно было назвать по-разному, но справедливыми… хм.
– В меру своего положения, – понимающе усмехнулся Борхард. – Абсолютной справедливости не существует, ей всегда препятствуют интересы общества или отдельных его представителей.
– Но стремиться к нему… – заговорил было я. Мне семнадцать, мне семнадцать. Я юный, горячий максималист…
– Нужно в меру, не забывая о своих обязательствах, иначе такой радетель справедливости окажется от нее дальше, чем любой мерзавец, беспокоящийся лишь о собственных интересах, – пресек мою фразу Борхард, но тут же махнул рукой. – Впрочем, это долгий и несвоевременный разговор. Не находишь?
– Согласен. – Я изобразил вздох и, шевельнув рукой, демонстративно поморщился от боли, прострелившей раненое плечо. – Долго мне здесь валяться?
– Медики обещают, что поставят тебя на ноги меньше чем за неделю.
– С разбитой костью? – удивился я.
– Ментальные конструкты годятся не только для того, чтобы крушить головы, – пожав плечами, произнес мой собеседник.
– А потом? – осведомился я.
– А что «потом»? – деланно удивился Борхард. – Это уже твое дело. Хочешь, возвращайся в Ведерников, хочешь, езжай, куда собирался. Это уже не наше дело.
– Вообще-то, я имел в виду свою собственность. Когда и как мне ее вернут? – уточнил я.
– Хм… да, забыл, – повинился Брюсов. – Как поправишься, сможешь забрать свое имущество со складов в Портовом районе Ростова. Номер склада и договор я тебе пришлю на зерком. Или, если желаешь, можем доставить его «скатом» в тот же Ведерников, в твою лавку.
– Боюсь, этот вариант не прокатит, – вздохнул я. – Сомневаюсь, что после давешних приключений управляющий согласится сдать мне квартиру и помещение под магазин еще раз. Так что, пожалуй, я заберу свои вещи со склада сам. Продлить аренду я смогу?
– Без проблем, – кивнул Брюсов и тут же усмехнулся. – Но это уже за свой счет, будь добр.
– Пусть так, – согласился я, но продолжить фразу не успел. В палату вошел медик.
– Процедуры, – провозгласил он, окинув нас о-очень суровым взглядом… и Борхард даже слова поперек не сказал. Только развел руками и, на ходу забрав у меня оба зеркома, исчез из комнаты.
Ну а мне не оставалось ничего иного, кроме как отдаться в надежные руки здешних врачей… и попытаться подсмотреть используемые ими лечебные конструкты.
Глава 12
Зерком Аглаи, как и прочие шмотки, вернулся ко мне лишь на седьмые сутки пребывания в госпитальном блоке имения Ростопчиных. Нет, если бы я попросил врачей, они принесли бы его значительно раньше, но все это время я пребывал в несколько помутненном и заторможенном состоянии, эдаком полусне-полуяви, так что просто не додумался потребовать зерком. Хотя, может быть, оно и к лучшему. Представляю, что мог бы подумать тот же Остромиров, услышав прорезавшийся у меня акцент урожденного чухонца. А тормозил я в эти дни действительно знатно, и лишь по вечерам, в краткие периоды меж снятием выдохшихся и наложением новых комплексов лечебных конструктов, приходил в себя и… еле удерживался от отказа продолжать лечение. Но честное слово, оно того стоило, несколько дней тормознутости не великая плата за столь скорое исцеление. Лубки с меня сняли на пятый день, а еще через сутки медики Ростопчиных констатировали полное восстановление всех поврежденных тканей. Вот тогда, обнаружив в боксе рюкзак со своими вещами, я наконец смог добраться до стекляшки. Покрутил ее в руках и, вздохнув, отложил в сторону. Звонить кому-либо не хотелось, совсем. Я просто не знал, что сказать. Бийским ли, Остромирову или Грацу, неважно. У меня нет желания с ними разговаривать, по крайней мере сейчас.
Решив, что об этом можно будет подумать позже, когда покину сию гостеприимную обитель, я снял надоевшую больничную пижаму и, бросив взгляд за окно, принялся рыться в своих вещах. За то время, что я здесь валялся, погода словно опомнилась и начала доказывать, что октябрь все же осенний месяц. На улице изрядно похолодало, а сейчас затянувшие небо серой пеленой тучи и вовсе пролились на землю противной моросью.
Отыскав среди купленных в компании Аглаи вещей свитер крупной вязки и легкую ветровку, я мысленно погладил себя по голове за предусмотрительность и, отложив их в сторону, вновь нырнул в рюкзак. Выудив из него «нимы», иногда по привычке все еще именуемые мною джинсами, я в очередной раз удивился. Испохабленные ползаньем по парку, сейчас они выглядели как новые. Кажется, обитатели этого дома позаботились не только о ранах, но и о чистоте моей одежды. Славно. Какие, однако, добрые, внимательные и щедрые на помощь люди…
С этой мыслью я подцепил телекинезом сияющую в моем внимании нить, искусно вшитую в боковой шов нимов, и, сосредоточившись, осторожно и незаметно извлек это инородное включение, оказавшееся тонкой металлической проволокой, длиной не более пяти сантиметров. Я же говорю, о-очень внимательные люди.
Пока я надевал штаны, нитевидный «маячок», направляемый все тем же телекинезом, опустился в пустой карман рюкзака. Туда же последовали и два его «сотоварища», вытащенные мною последовательно из подошвы кроссовка и шва ветровки. Больше «обновок» в своем гардеробе я не обнаружил, хотя и перерыл его сверху донизу, изображая поиск якобы потерянной футболки. Правда, зерком вызывал определенные сомнения, ввиду недавно услышанной истории о слежке за зарвавшимся Барном, но избавляться от него я не стал. Пока.
Как и предупреждал врач на финальном осмотре, Борхард дожидался меня на выходе из госпитального блока. Именно он должен доставить меня в Ростов, что не могло не радовать. Ростопчины оказались людьми не только внимательными, но и аккуратными. Принцип «где взял, туда и верни», всегда был мне близок, так что рисуем господам плюсик… рядом с минусом за их избыточную «внимательность».
Брюсов стоял на крыльце, прижав рукой к перилам небольшую сумку, и, явно о чем-то задумавшись, смотрел в никуда. Впрочем, созерцательное состояние слетело с него в тот же момент, как хлопнула закрытая мною входная дверь. Тут он встрепенулся и, обернувшись, смерил меня долгим изучающим взглядом.
– Ну, здравствуй, Ерофей. Давно не виделись, – улыбнулся он.
– Три дня, – уточнил я. В последний раз Борхард заглядывал в мой бокс именно тогда. Правда, разговора не получилось, поскольку я был не в том состоянии, чтобы вести великосветские беседы. Да что там! Мне, чтобы сказать «добрый день», нужно было сосредотачиваться целую минуту, не меньше. Понятное дело, что собеседник из меня был аховый, и приходивший проведать «болящего» Брюсов старался как можно быстрее сбежать прочь от того жуткого тормоза, что встречал его в боксе госпитального блока.
– Ну да, – кивнул Борхард и, протянув мне сумку, договорил с уже знакомой усмешкой: – Мы тут с ребятами кое-что собрали для тебя. Замена трофеям, так сказать.
– Какая замена, каким трофеям? – не понял я.
– Оружие, взятое тобой в бою, – пояснил Борхард, спускаясь с крыльца. Я накинул на голову капюшон ветровки и последовал за ним под накрапывающий, мелкий и противный дождь. – Будь у тебя разрешение, оформили бы трофеи как подарок, по крайней мере, короткоствол точно, а так, увы… ты несовершеннолетний и владеть оружием тебе по закону еще рано. С автоматами и гранатами вообще швах. Такую «музыку» только фамильной гвардии да военным хранить разрешено. В общем, мы с ребятами подумали, прикинули и решили, что это дело надо хоть как-то исправить.
– Понятно, – протянул я, шагая рядом с гвардейцем по двору имения. Взвесил в руке сумку, легкая. – А что там?
– В машине посмотришь, – улыбнулся Брюсов. – Ручаюсь, тебе понравится.
Машиной оказался приземистый «скат», выглядевший, как миниатюрная версия одного из тех монстров гражданской авиации, что я видел на летном поле ростовского аэровокзала.
Расположившись в салоне, аскетичный вид которого больше подошел бы отсеку для десанта, первым делом я, как от меня и ожидалось, открыл подаренную сумку. Вытряхнул ее содержимое на сиденье рядом… и почесал пятерней затылок. Ну, нож еще туда-сюда, хотя как замена автомату все же жидковато будет. А вот карты памяти в количестве пяти штук… непонятно.
– Это что? – Дернул я внимательно наблюдающего за моими манипуляциями Борхарда.
– Гвардейский боевой нож. Подарок от нашего подразделения, одобренный главой дома, – заговорил он, очевидно, неправильно поняв вопрос. Или мне нужно было быть более точным. – Видишь, на пяте клинка изображен пустой щит? Если бы ты состоял в гвардии нашего дома, здесь был бы выгравирован его герб. А вот на ленте темляка такой герб имеется, и знающему человеку его наличие и алый цвет скажут, что нож этот был подарен тому, кто бился бок о бок с гвардией Ростопчиных. Вот так-то. Кстати, вот эта карта памяти – подтверждающий сертификат. Потом обязательно включи ее код в свой идентификатор, чтоб в случае чего не было проблем с властями или другими фамилиями. Все же получить такой нож в подарок хоть и традиция, но большая редкость в наше время.
Однако новости… Хм, ладно. Но на карты памяти он вовремя внимание перевел. Теперь можно и о них спросить, а с этими ножами и традициями разберусь позже, когда выдастся свободное время.
– А что на остальных карточках? – спросил я, поблагодарив Борхарда за ценный подарок.
– Учебники, – коротко ответил тот и растянул губы в улыбке, почему-то показавшейся мне несколько… издевательской, что ли? – Я вспомнил твои действия в парке и решил, что нельзя оставлять такой талант неограненным. Поэтому мы с ребятами посоветовались и решили сделать тебе вот такой подарок. На этих трех картах ты найдешь наставления по тактике боя с применением приемов естествознания и справочники по оружию и боевой технике. Конечно, не бог весть что, но хоть какое-то представление о правильном бое и противодействии ментальным операторам ты получишь. А на четвертой карте находится обзор по часто встречающимся на поле боя конструктам и небольшая коллекция некоторых воздействий. Думаю, человеку с такими познаниями в ментальном конструировании, как у тебя, разобраться в математических формулах, описывающих их создание, будет не так уж трудно, а?
Солидный подарок, да. И ведь не скажешь, какая его часть полезнее. Все нужно, все хочу… Но каков Шалей! Знает же, что создание воздействий по математическим описаниям преподается лишь на философском отделении некоторых вузов. И тут такой подарок. Никак рассчитывает направить меня по стезе философа-конструктора, ушлый дядька. Что ж, я его понимаю. Одно дело, ниточка, тянущаяся к артефактору-самоучке, и другое дело, возможное сотрудничество со специалистом-конструктором, имеющим серьезные систематические познания в конструировании и классный сертификат.
Впрочем, вспоминая Граца и Остромирова, я и без подталкиваний со стороны Ростопчина, скорее всего, выберу именно это направление. Не век же мне за кассой в лавке вековать, продавая простенькие поделки и обучая лентяев простейшим воздействиям?
Собственно, именно из-за сложности формул, описывающих ментальные воздействия, здесь так развито ремесло «учителей». Ну, кто захочет тратить несколько лет жизни только на то, чтобы научиться читать математические описания конструктов, если в жизни ему пригодится от силы два-три десятка таковых? Проще заплатить денежку репетитору, и тот научит. Хочешь, стандартному воздействию, а хочешь, модифицированному или вовсе уникальному, созданному под заказ, только плати.
Тут я поймал изучающий взгляд Борхарда и встрепенулся. Кажется, слишком надолго завис.
– Боевые конструкты? – выдохнул я, вытряхнув из головы пустые размышления и сознательно пропустив мимо ушей подколку собеседника о моих бездарных действиях в парке на Зеленом острове. Сам знаю, что показал себя там не с лучшей стороны. Но, между прочим, если бы не «глушилка» людей Брюсова, лишившая меня связи с лесом, я бы не попался на крючок Барна. Эх, ладно, к черту! Все это разговоры в пользу бедных. А сейчас надо послушать, что там Борхард бурчит.
– И они тоже, но таких там немного и они не самые мощные, зато всякого рода вспомогательных приемов выше крыши, – произнес Брюсов и развел руками. – Сам должен понимать, некоторые воздействия могут быть опаснее огнестрела.
– А как же быть с законодательным запретом? – спросил я.
– Пф, думаешь, у дома Ростопчиных нет оружейной лицензии? – усмехнулся Борхард.
– О-о… – глубокомысленно протянул я в ответ.
– Вот-вот. И пусть наша фамилия больше славится своими артефактными производствами, но это не отменяет познаний в области чистого ментального конструирования, – заметил мой собеседник и добавил: – Одно «но», Ерофей. Читать эти карты памяти ты можешь только с одного зеркома… сам понимаешь, нам не хотелось бы выпускать такие вещи в свободный оборот.
Я кивнул. Отчего же не понять? Иметь возможность продажи и заниматься продажей – это разные вещи. Правда, есть у меня некоторые подозрения…
– А читать можно с одного зеркома вообще или конкретно с этого и только? – уточнил я, не подав виду, как обеспокоило меня сообщение Борхарда.
– М-м… извини, ничего не могу сказать по этому поводу, – пожал плечами Брюсов. – Наш специалист этого не уточнял.
– Понятно, – кивнул я. – Ладно, буду в Ростове, попробую. Надеюсь, в случае неудачи, информация на картах не будет уничтожена?
– Надо спросить у Глаза, – растерянно протянул он и потянулся за собственной «стекляшкой». Что ж, подождем.
Ждать пришлось недолго. Минуту спустя Борхард закончил разговор со своим подчиненным и повернулся ко мне.
– Ну что? – спросил я.
– Увы, Ерофей. Подойдет только твой зерком. Именно этот. Оказывается, пока ребята подбирали конструкты из нашего арсенала, Глаз пошаманил над твоей стекляшкой. Он у нас вообще параноик, а уж когда дело касается информации, принадлежащей дому… в общем, увы и ах.
– Жаль. А я хотел сменить зерком, – вздохнул я. Искренне вздохнул, между прочим. Правда, причина была не в сожалениях, а в зеркоме. Кажется, подозрения насчет его предполагаемой «фаршировки» ненужными мне программами получили подтверждение. Пусть косвенное, но все же… Я тряхнул головой и улыбнулся. – Что ж, пусть так. Будет у меня два зеркома, один для общения, другой для изучения конструктов.
– Неплохое решение, – улыбнулся Борхард, и наш разговор утих сам собой. Через несколько минут мой собеседник опустил голову и задремал, привычно не обращая внимания на царящий в салоне гул нагнетателей, а я… я занялся разбором подарков. Осторожно и незаметно.
Отыскать потоком внимания в мягком сиянии ножа уже знакомый царапучий блеск очередной нити «маячка» было несложно, а вот выудить ее… но и с этой задачей я справился, хотя вытащить металлическую нить из-под кожаной обмотки рукояти ножа было довольно непросто.
А ровно через десять минут после того, как «маячок» отправился к собратьям в карман рюкзака, наш пилот объявил, что «скат» заходит на посадку. Что ж, кажется, пришла пора прощаться… Это был веселый наворот.
Оказавшись в Ростове и попрощавшись с Брюсовым, заодно подбросив ему собранную коллекцию «маячков», я первым делом заглянул в одну из лавок, торгующих техникой, и приобрел себе очередной зерком, копию того, что был у меня до побега из Ведерникова. Но вот звонить Бийским или Остромирову с Грацем сразу не стал. Мандраж не мандраж, но желания выслушивать крики Переплутова волхва или рычание деда Богдана у меня отсутствовало напрочь. И вместо того, чтобы нарываться на долгую лекцию и выслушивать ругань от волхвов или профессора, я, едва завидев вывеску казначейского отделения, принялся прорываться к нему. Нужно же мне наконец-то избавиться от той пачки банкнот, что болтается в рюкзаке.
Процедура оказалась простой и скорой. Оператор за стойкой принял деньги, пересчитал их, а уже через минуту на мой новый зерком пришло подтверждение перевода. И без того приятная сумма на счету заметно пополнилась. Конечно, дом или квартиру на эти деньги мне не купить, но лет на пять аренды лавки и жилья вполне, еще и на материалы останется, и на жизнь хватит. На полгода-год точно. А там и доход от торговли пойдет. В общем, можно смотреть в будущее с оптимизмом… но осторожно и внимательно, чтоб не споткнуться об еще одного Барна или капитана Орвара, мир их праху.
На аэровокзале царила просто-таки сумасшедшая суета. Толпы народа носятся по залам, гудят, галдят, и даже наличие военных патрулей не сглаживает нервную обстановку, а скорее ее усугубляет… в общем, мрак и ужас. Задерживаться здесь я не стал и, поправив рюкзак, решительно направился к выходу. Нужно найти нормальное кафе с не «самолетными» ценами и хорошенько перекусить. А там уж буду думать, что делать дальше, и… может быть, все же наберусь храбрости и начну обзвон.
В отличие от аэровокзала, город казался вымершим. Большая часть лавок и магазинов закрыта, праздношатающихся гражданских на улицах почти нет, зато полно вездесущих военных патрулей и армейской техники. Найти в этом затихшем словно перед грозой городе кафе, кажется, будет непросто.
И действительно, я весь центр обошел, пока отыскал работающее заведение. Ввиду все же наступившей осени, веранда уже была пуста, зато в самом кафе было тепло и уютно. Не могу сказать, что здесь было много народу, но пять-шесть человек, засевших по углам, я заметил. Оглядевшись по сторонам, выбрал столик по душе и, устроившись за ним, кивнул возящемуся за стойкой бармену. Тот правильно меня понял и исчез за дверью, а через минуту рядом с моим столиком возникла официантка. Меню в руки и, под голодные завывания желудка, сделать большой заказ.
Обед оказался неплох, или я был слишком голоден, неважно. Но уже через полчаса я, довольный и сытый, потягивал кофе и, разоряя креманку с пломбиром, грустно поглядывал на лежащий передо мной зерком. Желание звонить знакомым так и не возникло. Я уж было потянулся к другой «стекляшке», решив скоротать часок за чтением подаренных командой Брюсова наставлений, но в этот момент лежащий на столе новенький зерком отчаянно заверещал предустановленным звонком, вгоняя меня в ступор. Не понял, это как вообще возможно? Я же никому не давал свой новый номер! Осторожно взяв в руку напугавший меня зерком, я глубоко вздохнул и… ответил на звонок.
– Ну, наконец-то! Где тебя носит, мерзавец?! – Остромиров. Его голос я узнаю из тысячи.
– Вышата Любомирич, добрый день, – медленно, спокойным тоном проговорил я. – А как вы узнали этот номер?
– Какая разница? Главное, узнал, – рыкнул волхв. – Ладно, о своих приключениях расскажешь позже. А сейчас сиди на месте и не вздумай никуда исчезнуть. Через десять минут за тобой подъедет лейтенант Бойко, он доставит тебя на аэровокзал и посадит на ближайший рейс до Хольмграда. Там тебя встретят и отвезут ко мне, тогда и поговорим. Ты меня понял, потеряшка?
– Э-э, да, – кивнул я.
– Замечательно. И только попробуй снова сбежать! Я всю область на уши поставлю, но тебя отыщу, и поверь, в этом случае одной выволочкой ты точно не отделаешься! Выпорю! – рыкнул Остромиров и договорил уже более спокойным тоном: – Ружане позвони, она волнуется.
– Понял. Сделаю, – откликнулся я и… услышал короткий гудок в динамике. Вот и поговорили. М-да, переволновался волхв, явно. Раз уж выпороть грозится. Но вот интересно, как же он меня отыскал-то?
Затянувшиеся размышления о возможностях Остромирова были прерваны появлением рядом с моим столом молодого подтянутого офицера. Поток внимания на миг обнял фигуру гостя, и я обреченно вздохнул. Снова «особняки». Как же они мне надоели, кто бы знал?
– Хабаров Ерофей Павлович? – осведомился лейтенант. Я кивнул. – Пройдемте в машину. Нам стоит поторопиться. Ближайший «скат» уходит на Хольмград через полчаса.
Бросив купюру на стол, я поднялся и вышел следом за офицером. Глянул на дожидающуюся нас машину и невольно хмыкнул. М-да, всяко в моей жизни бывало, но на броневиках в аэропорт я еще не ездил.
Сложив рюкзак в рундук, я устроился в удобном кресле в просторном салоне «ската» и, наконец, решился позвонить тетке Ружане. Не скажу, что это был простой разговор, но все же прошел он куда легче, чем я рассчитывал. Правда, я не стал особо распространяться о своих приключениях. Сообщил лишь, что сломал руку аккурат перед встречей с группой Граца и вынужден был задержаться в Ростове до конца лечения. Объяснять что-то еще не понадобилось. Ружана Немировна и сама неплохой лекарь, так что о причинах моего долгого молчания догадалась моментально. В общем, прощались мы уже без обид и расстройства. Ну а большего мне и не надо.
Хольмград встретил меня отвратительной дождливой погодой и холодным ветром. Впрочем, все отрицательные моменты были уравновешены личностями встречающих меня людей. Рассмотрев в толпе Брана Богданича и сидящую у него на плечах Злату, я не сдержал улыбки и махнул им рукой. Девчонка, моментально меня заметив, тут же заулыбалась в ответ и принялась изображать мельницу, то и дело задевая руками стоящих рядом людей.
Выбравшись из толпы, я успел лишь протянуть руку сыну деда Богдана, когда Злата чуть ли не спрыгнула с плеч отца на меня. Писк, визг, смех… Боже, как же приятно, когда тебе так радуются!
Сменив «лошадку» и угомонившись у меня на плечах, Злата наконец позволила нам с Браном поздороваться.
– Мы тебя потеряли, Ерофей, – пожав протянутую руку, с улыбкой заметил он.
– А! – Я отмахнулся. – Перед самой встречей с Грацем я едва под машину не попал. Увернулся, но руку сломал и зерком грохнул. Меня тут же утащили в госпиталь, накачали лечебными конструктами, там и провалялся неделю.
– Ну, мог бы и попросить медиков позвонить. На это, небось, соображалки хватило бы? – проворчал Бран Богданич, открывая дверь своего вездехода.
– Я бы попросил, если б помнил номера наизусть. А так, пришлось дожидаться покупки нового зеркома и восстанавливать базу с идентификатора. – Вздохнул я, устраивая Злату на заднем сиденье и забираясь следом за ней в машину. – Куда едем? К вам?
– Нет, сначала в резиденцию князя Старицкого. Грац и Остромиров ждут тебя там для разговора. А вот потом, да… милости прошу к нам в гости, – ответил Бран, и вездеход, взвыв нагнетателем, влился в поток машин на трассе.
Шалей Ростопчин отложил в сторону последний лист прочитанного доклада и, сняв очки, взглянул на его автора.
– Интересный вывод. Ты в нем уверен? – спросил глава дому стоящего напротив его стола гвардейца.
– Да, мальчишку явно кто-то учил, в бою он двигался уверенно и умело, не паниковал, но… у меня осталось впечатление, что в его обучении упор был сделан на работу без применения ментальных воздействий. Он, конечно, пытался совместить свои умения и конструкты, но без опыта и знаний… Думаю, Ерофей и сам это прекрасно понимал и не стремился заваливать противника потоком воздействий, ограничиваясь лишь парой конструктов поддержки. В частности, маскировкой и какой-то техникой, позволяющей в одиночку контролировать довольно большое пространство. Но если в качестве камуфляжа он использовал довольно простую иллюзию черного пятна, то вторая техника была какой-то непонятной. Глаз пытался ее просчитать. Не вышло.
– Не удивительно. Скорее всего, это было что-то из арсенала волхвов. Не зря же они взяли мальчишку на попечение, чему-то должны были научить, – задумчиво протянул Шалей.
– Из-за них вы решили оставить Ерофея в живых? – поинтересовался Борхард. – Но тогда зачем было велеть Барну «закрыть вопрос с мальчишкой»?
– Волхвы? Нет, не в них дело. Это была проверка, последняя проверка Ольгерда. Договорись он с Хабаровым по-хорошему, и все остались бы живы, а Барн наконец-то стал бы единственным управляющим нашего совместного дела. Увы, Ольгерд принял неверное решение. Фатальное для него и имевшее все шансы стать угрозой для безопасности дома.
– А если бы… если бы он успел убить мальчишку?
– Задача, поставленная перед твоей группой, от этого не изменилась бы. Разве что приказ защитить Хабарова потерял бы силу, – хладнокровно сказал Ростопчин.
Его собеседник нахмурился.
– Осуждаешь? – спросил Шалей.
– Скорее, недоумеваю, – ответил Брюсов, но, поняв, что от него ждут не столько ответа на риторический вопрос, сколько развернутого мнения по недавним событиям, вынужден был продолжить: – Чужой мальчишка против слуги дома в шестом поколении. Почему именно так?
– Хм. Попробуй перефразировать с учетом всех обстоятельств, – усмехнулся Шалей и, не дождавшись ответа от подчиненного, пояснил: – Если говорить честно и без прикрас, то выбор был между убийством талантливого мальчишки, не причинившего нам никакого зла, и казнью слуги дома, опозорившего не только нашу фамилию, но и память своих предков, верой и правдой служивших нам на протяжении двухсот лет. Как ты думаешь, что бы сделал с Барном на моем месте, например, Рагнар Сивый? Помнишь еще прадеда Ольгерда или уже позабыл?
– Помню, как не помнить, – буркнул Брюсов, еле удержав руку, что по старой памяти попыталась прикрыть задницу, в детстве немало пострадавшую от шомполов помянутого Рагнара, предпочитавшего вбивать военную премудрость в новиков методами позапрошлого века. – Придушил бы он стервеца своими руками.
– Вот видишь, а мы чем хуже? – заключил Ростопчин.
– Только поэтому? – все же задал вопрос Борхард. – Или все же волхвы…
– Почему же, – вновь усмехнулся глава дома. – Были у меня и меркантильные соображения. Но волхвы здесь ни при чем. Они, знаешь ли, своих птенцов от внешнего мира не ограждают, учат самостоятельности и ответственности за свою жизнь и принимаемые решения. Нет, если ученик запросит помощи, ее окажут, но мстить за смерть своего аколита не станут никогда… это не в обычае волхвов.
– Тогда в чем дело? – спросил Брюсов.
– Барн зарвался, это не первый его… «залет», так сказать, – откликнулся Шалей. – Хабаров – парнишка толковый, с большими перспективами, делать такого врагом – лишь наживать ненужные дому неприятности в будущем, а убить его, значит, заполучить во враги одного довольно известного профессора Хольмского университета и, самое главное, его товарищей. А профессор тот, между прочим, давно положил глаз на Ерофея и вовсю с ним сотрудничает.
– Э? Что за профессор? – удивился Брюсов.
– Вот-вот, Барн этого тоже не знал. Не удосужился проверить, где пропадает заинтересовавший его объект с утра до вечера. А Ерофей в это время, как я узнал, работал с приехавшей из Хольмграда группой философов и естествознатцев под началом Всеслава Мекленовича Граца. Конечно, некоторым гвардейцам на столичные интриги плевать, но я ни секунды не сомневаюсь, что это имя знакомо даже такому солдафону, как ты, – заметил Шалей.
– Грац… – задумчиво протянул Борхард, и вдруг его лицо вытянулось. – Старицкие?
– И иже с ними, друг мой. И иже с ними, – вздохнув, подтвердил Ростопчин. – Повторюсь, Барн действительно зарвался. Настолько, что прежде чем устраивать «покупку», он не потрудился толком узнать, на чью фигуру разинул рот. Нет, в принципе, его тоже можно понять, ну кто мог бы ожидать, что найденный в донской степи талант, достойный быть принятым на службу нашему дому, на самом деле, окажется протеже Железной своры государя? В конце концов, где Старицкие, а где Ведерников юрт, правда? И тем не менее связь меж ними есть, и поверь, она куда серьезнее, чем невинный обмен рождественскими открытками.
Эпилог
Огромный особняк, скрывающийся от любопытных глаз за деревьями обширного парка, окруженного затейливой чугунной оградой, встретил нас тишиной и распахнувшимися при нашем приближении высокими створками дубовых дверей. Злата, вышагивающая рядом со мной, вцепившись в руку, с любопытством крутила головой, рассматривая обстановку большого холла с широкой парадной лестницей. Честно говоря, увидев особняк со стороны, я готов был увидеть внутри музейно-дворцовую обстановку, лепнину-позолоту и прочие роскошества, ласкающие чувство собственной важности хозяев дома. Но ошибся. Нет, здесь было просторно, а мебель отличается монументальностью, характерной для моды начала прошлого столетия, но сказать, что здесь правит балом роскошь и понты, я не могу. Хотя блестящее зеркало лакированного паркета и узорчатые стенные панели красного дерева, конечно, обычной отделкой не назовешь. И все же этот особняк производил впечатление уютного дома. Жилого дома, а не музея или памятника чьего-то самомнения.
– Добрый день, господа. Юная барышня. – Бесшумно появившийся рядом с нами мужчина средних лет в строгом черном костюме-тройке и белоснежных перчатках заставил Злату подпрыгнуть на месте. Мы же с Браном лишь переглянулись и приветственно кивнули вышедшему нам навстречу человеку. Уж не знаю, учуял его Бийский на подходе, как я, или просто в совершенстве умеет держать лицо.
– Здравствуйте, Сварт, – произнес Бран Богданич, скидывая куртку и протягивая ее слуге? Дворецкому?
– Вышата Любомирич и Всеслав Мекленович ждут вас в библиотеке, а князь с домочадцами обещались прибыть через час. Идемте? – проговорил тот и, передав нашу верхнюю одежду выскочившему откуда-то из-под лестницы шустрому мальчишке, повел нас в глубь дома. Следуя за дворецким, мы миновали залитую светом заходящего солнца галерею и оказались перед очередными двойными дверьми. Затянутой в белоснежную перчатку рукой Сварт ухватился за массивную бронзовую ручку, и створки тяжело распахнулись. – Проходите, устраивайтесь. Я распоряжусь подать чаю… со сластями.
Последние слова он сказал, с легкой улыбкой глянув на Злату. Кивнув дворецкому, Бран глянул на меня и, покачав головой, подтолкнул локтем. Пришлось идти. Библиотека оказалась сравнительно небольшим круглым помещением, опоясанным книжными полками в два этажа. И повсюду книги-книги-книги… Засмотревшись на обстановку, я чуть не забыл о присутствующих. Но мне напомнили. Подскочивший Остромиров с медвежьим ревом сжал меня в костедробильных объятиях, чем и не позволил уклониться от прилетевшего от Граца подзатыльника. Впрочем, на этом экзекуция и закончилась, и оба хольмградца утащили меня в соседнюю комнату… допрашивать, оставив Брана коротать время с дочерью. Сварт, заметивший происходящее, тут же подсуетился, и в комнату вплыл не один сервиз для чая, а сразу два. Один для Бийских, второй для нашей компании. Следующие сорок минут я потратил на рассказ о своих злоключениях. Под чай с пышками пошло неплохо. Утаивать я почти ничего не стал… разве что скрыл участие капитана Орвара и чуть не договорил об истинной роли Ростопчиных в этом деле. А вот о том, что люди Шалея фактически меня спасли, рассказал честно и продемонстрировал в доказательство подаренный Брюсовым нож.
Да, я решил не утаивать информацию от Остромирова и Граца. Во-первых, не видел в этом ничего страшного, поскольку в рассказе был предельно аккуратен и осторожен, а во-вторых, их нервы, в отличие от морального состояния Бийских, меня не беспокоят. К тому же… чую, пожелай тот же Остромиров узнать о происшедшем помимо меня, и это не станет для него проблемой. Оговорок на эту тему в его речи хватало. Да и скорость, с которой он добрался до номера моего нового зеркома, как бы намекает.
От разговора нас отвлек вновь бесшумно возникший в дверях дворецкий.
– Князь прибыл и ждет вас в библиотеке, – произнес он. Пришлось нам отрывать задницы от теплых кресел и идти приветствовать хозяина этого дома.
И без того небольшое помещение из-за наплыва людей стало казаться еще меньше. В библиотеке мы обнаружили не только оставленных недавно Бийских и обещанного князя, но и еще несколько человек. Обежав их взглядом, вечно флегматичный Грац улыбнулся и, расправив усы, кивнул.
– Господа, позвольте представить вам нашего гостя. Ерофей Павлович Хабаров, прошу любить и жаловать, – гулко пробасил профессор, подталкивая меня в сторону поднявшихся с кресел мужчин. Единственная женщина среди них осталась сидеть, с любопытством посматривая в нашу сторону. Именно к ней Грац меня и подвел в первую очередь. – Вот, Ерофей, перед тобой Лада Баженовна Старицкая, хозяйка этого прекрасного дома.
Женщина грациозно поднялась с кресла. М-да. Красота зрелости, так это называется. Я покорен.
– Рада приветствовать вас в моем доме, Ерофей, – проговорила она. – Я давно ждала этой встречи, и у меня есть к вам огромное множество вопросов, надеюсь, позже вы сможете уделить мне время?
– Разумеется, Лада Баженовна, – откликнулся я, скрывая недоумение. Ждала встречи? Давно? Какого черта здесь творится? Пока я соображал, женщина улыбнулась и… скрылась за спиной еще не представленного мне человека.
– Вообще-то, по правилам, я сейчас должен был бы познакомить тебя с хозяином дома, но… отступим немного от правил этикета, – пробурчал Грац и, подмигнув, кивнул в сторону того самого человека, за которым спряталась хозяйка дома. Толстенький, лысенький, но подвижный как ртуть, пожилой господин растянул губы в широкой улыбке.
– Тогда уж я представлюсь сам. Толстоватый, Вент Мирославич. – Удивительно подходящая фамилия.
– В недавнем прошлом действительный тайный советник и глава Особой Государевой Канцелярии, – уточнил профессор, отчего подвижное лицо Вента Мирославича тут же изобразило вселенскую печаль.
– Ну и зачем? Теперь молодой человек будет стесняться, – с укоризной заметил Толстоватый, на что Остромиров с Грацем только рассмеялись.
– Этот не будет, – в один голос заявили они и тут же потянули меня в сторону.
– Виталий Родионович Старицкий, хозяин этого дома… – почему-то пропустив титулование, проговорил Грац, представляя меня пожилому, но еще очень крепкому мужчине, от которого просто-таки веяло силой. Потоки внимания скользнули к нему и… рассеялись, даже не коснувшись его оболочек. Вот это монстр!
– Назовешь князем или сиятельством, пасть порву, – ощерился «монстр» под тихий стон дворецкого. Я завис, а князь, налюбовавшись моей ошарашенной физиономией, рассмеялся. – Ну, здравствуй, земляк!
Читать бесплатно другие книги:
