Титановая гильотина Соболев Сергей
— Могу я задать вам вопрос, товарищ генерал?
— Задавайте.
— Есть какая-нибудь реакция из Москвы? Нет, не на вчерашние события… а вообще?
— В каком смысле?
— В самом широком, товарищ генерал. Я говорю о ситуации в нашем регионе…
Помолчав немного, начальник суховатым тоном сказал:
— Положение дел, думаю, у нас мало чем отличается от других, соседних регионов.
— Наверное, так и есть, — криво усмехнувшись, сказал Карахан. Но существует цепь событий, выходящих, так сказать, из ряда вон. Взять хотя бы попытку захвата группой известных лиц Новомихайловского комбината! Возможно, вам не понравится мой вопрос, товарищ генерал… Но почему Москва… наше центральное ведомство никак не реагирует на здешние события?! Неужели тех материалов, что мы здесь собрали, недостаточно для принятия мер политического… и специального характера?!
Генерал, сняв очки, принялся протирать линзы чистым носовым платком. Карахан уже успел подметить про себя, что Керженцев в последнее время выглядит несколько уставшим, да и действует не так энергично, как прежде. Сказывается, конечно, потеря такого важного ресурса, как многолетняя дружба с действующим губернатором (с Ворониным у Керженцева, наоборот, отношения были холодными, натянутыми… Они почти не общались между собою). Да и до пенсионной черты осталось около года: фээсбэшному генералу, конечно, и после увольнения из органов по выслуге лет не проблема найти подходящее место в тех же госструктурах, но и наживать себе в такой вот жизненной ситуации влиятельных недругов, вроде тех же Воронина и банкира Гуревича… на такое далеко не каждый отважится…
— Эк куда вы хватили, Карахан, — водрузив очки обратно на переносицу, сказал начальник. — Скажу так: особых новостей из центра пока нет. Зато есть разъяснения и рекомендации… Такие, например: вмешательство в «имущественные споры» не входит в компетенцию нашего с вами ведомства. Поэтому, следовательно, мы должны быть… скажем так… на своем месте.
— Они что, с ума там сошли! — несколько резче, чем следовало, сказал Карахан. — Здесь речь идет именно о вопросе национальной безопасности!
— Полегче, майор!
— Извините, товарищ генерал, — чуть сбавив тон, сказал Карахан. — Но я все равно не понимаю… Новомихайловский комбинат выпускает стратегическое сырье! Как они без титановых сплавов собираются поднимать промышленность… и прежде всего «оборонку»?! А те сотни миллионов долларов, что можно заработать на экспорте? Мы же с вами знаем, кто… какие силы стоят за Ворониным, Гуревичем и их местными товарищами?! И к чему может привести захват этой компанией такого уникального производственного комплекса!..
— Это всего лишь наши предположения, — поморщившись, сказал Керженцев. — В любом случае наша позиция, подкрепленная собранными нами оперативными материалами, руководству известна…
«Кто-то давит на самом верху, — промелькнуло в голове у Германа. — В конечном итоге все решат связи и деньги, а ты тут хоть в узелок завяжись… хоть „караул“ кричи… все равно решение будет принято в пользу тех, у кого больше наглости и бабок… »
Генерал пристально глядел на своего подчиненного и тоже думал свои думы:
«Все ты прекрасно понимаешь, Карахан… Меня могут „уйти“ отсюда в любой момент, причем „уйдут“ красиво, без скандала, возможно даже, с повышением по службе. Но я хочу продержаться еще какое-то время, потому что среди всего прочего у меня есть кое-какие долги перед вами, моими сотрудниками. Документы на присвоение тебе под-полковничьего чина, Карахан, я собрал и отправил в центральное ведомство еще прошлой осенью, но что-то, а вернее сказать, кто-то тормознул это дело и сделал это, как всегда, эдак подленько, что и концов на найти… но ничего, я уже обратился по этому поводу к одному из замов директора… Я в курсе, Герман, что ты после развода оставил квартиру жене и сейчас проживаешь на съемной жилплощади. На днях я толковал с мэром Мельниковым… о разном-всяком. В том числе о том, что некоторые мои сотрудники не обеспечены нормальным жильем. Мельников пообещал в месячный срок выделить как минимум четыре квартиры, причем улучшенной планировки. Одну из этих новеньких комфортных квартир, Карахан, ты получишь в свою собственность… хотя, скажи я тебе сейчас об этом, ты можешь решить, что тебя элементарно пытаются „купить“…
У Мельникова, конечно, тоже имелись кое-какие просьбы. Одна из них, конфиденциального характера, была такая: обеспечить некоторых, «особо доверенных» журналистов материалами, которыми нынче располагает Управление (иначе говоря, слить через них, через некоторые СМИ, компру на тех же Воронина, Гуревича и К0 ). А также по возможности предотвратить попытки «наезда» на этих самых отборных журналистов со стороны неприятельских сил…
А в общем-то невесело все это… Времена сейчас пошли такие, что один отдельно взятый газетчик или телевизионщик может сделать — а значит, и стоить — порой гораздо больше, чем все их Управление во главе с генералом госбезопасности Керженцевым…
— Я вас вот зачем вызвал, Герман Анатольевич…
— Слушаю, товарищ генерал.
Керженцев пристально посмотрел на своего подчиненного.
— Наверное, глупо прозвучит, если я это скажу… Гм… В прошлое воскресенье, майор, наш материал так и не появился в еженедельной передаче Андрея Уралова…
Карахан понимающе покивал головой.
— Уралов, как я понял, решил все детально перепроверить. Он прислал в наш город бригаду из двух человек… мужчина и женщина. С журналисткой я встречался в пятницу вечером… как мы и договаривались на подобный случай, приняв все необходимые меры предосторожности. Эти двое, присланные к нам Ураловым… у меня сложилось такое мнение… намерены во всем действовать здесь самостоятельно. Вчера, кстати говоря, я видел их в Новомихайловске за работой…
Керженцев довольно подробно расспросил его об этом эпизоде. Ответив на расспросы, Карахан заметил:
— Я полагаю, что в данном случае излишняя опека может лишь повредить делу. Можно ведь добиться обратного эффекта: журналисты могут подумать, что одна из сторон конфликта намерена элементарно их использовать. Уралов — старый прожженный волк! Если он заподозрит, что кто-то надеется использовать его в качестве сливного бачка, то… на том все и закончится! И тогда уж точно не удастся добиться нужного нам эффекта…
Карахан многозначительно поднял глаза к потолку.
— Меня только беспокоит то, — продолжил он после короткой паузы, — что эти двое москвичей, как мне показалось, несколько беспечно относятся к вопросам личной безопасности…
Керженцев, выдержав небольшую паузу, заметил:
— В ваших словах, Герман Анатольевич, есть резон. В том смысле, что нужно дать возможность Уралову и его сотрудникам самим перепроверить поступившую к ним информацию. Что касается обеспечения их безопасности… Вы дали им номер контактного телефона на тот случай, если у них вдруг возникнут здесь серьезные проблемы.
— Так точно.
— Если у них возникнут осложнения, нужно попытаться как-то им помочь. Но действовать при этом нужно осторожно, с умом!..
— Понял, товарищ генерал.
— Еще один важный момент. Скажите, майор… Вы с журналистом Кормильциным работаете?
— Вообще-то Пашу Кормильцина курирует Соломатин. Но я с ним, конечно, тоже встречался по разным поводам… не раз и не два.
Выбив пальцами дробь на столе, генерал сказал:
— Кое-кто ему сейчас пытается мешать работать.
— Нетрудно догадаться, откуда ветер дует.
— Вот что, Герман Анатольевич… Конечно, это не совсем наш бизнес… Подберите в помощь Соломатину кого-нибудь из дельных сотрудников. Из числа тех, кто умеет держать язык за зубами. Кормильцина сейчас нужно поберечь от разного рода нападок. Вам, Карахан, я поручаю курировать… данное информационное направление работы.
— Разрешите идти, товарищ генерал?
— Идите, майор… И запомните: осторожность, осторожность и еще раз осторожность!..
Глава 9
ПРИКАЖУТ — ЗАВТРА ЖЕ БУДУ АКУШЕРОМ
После обеда Аркушин созвал к себе на совещание в департамент информации обладминистрации руководителей частных телекомпаний, вещающих на город и область, владельцев и главных редакторов двух ежедневных газет и еще двух дельцов от масс-медиа, контролирующих местные УКВ-радиостанции.
Геннадий Аркушин, пронырливый и услужливый по своей природе человек, был далеко не дурак. В Москве, конечно, мало кто о нем слышал — да он и не стремился в столицу, где ухарей, подобных ему, хоть пруд пруди, — но у себя на родине он был человек известный, даже популярный (прославился Аркушин сначала как репортер, а затем и главный редактор «Волжских ведомостей», как публика тор серии острых материалов, попортивших в свое время кровь Мельникову, банкиру Ряшенцеву и некоторым членам семьи старого губернатора). В то же время таких личностей, как Воронин и Гуревич, его небесталанное перо если и касалось, то аккуратно, вежливо и даже с нескрываемым пиететом по отношению к этим «деятельным и дельным господам»…
Аркушин задумал учредить местное отделение «Индустриального комитета», куда вошли бы видные представители местных региональных СМИ. Но не для того, естественно, чтобы присоседиться к более маститым столичным дельцам от масс-медиа, и уж точно не затем, чтобы совместно, общими усилиями отстаивать пресловутую «свободу слова». Нет, цель в данном случае ставилась другая: собрать в кулак все наличные «информационные ресурсы» — а заодно малость придушить неугодные властям СМИ — в преддверии выборов и заставить прессу и телевидение работать исключительно на и. о. губернатора Воронина и его деловых партнеров.
Едва только Аркушин открыл важное совещание с коллегами, которых он несколько цинично, но и почти ласково называл иногда про себя «разбойниками пера и мошенниками печати»[7], как вдруг включился интерком на его рабочем столе и из динамика донесся мелодичный голосок секретарши Воронина:
— Геннадий Юрьевич, зайдите, пожалуйста, к Виталию Алексеевичу.
Нажав кнопку переговорника, Аркушин ставшим вдруг тепло-бархатистым голосом, произнес:
— Лапочка, у меня совещание… очень, очень важное…
— Виталий Алексеевич хочет вас видеть… немедленно! Извинившись перед коллегами и попросив обсудить в его отсутствие кое-какие внутрицеховые вопросы, Аркушин спустился этажом ниже, где располагались кабинеты губернатора и его ключевых заместителей. Воронин за последние трое-четверо суток не только перебрался в кабинет, который многие годы занимал прежний губернатор, но и успел уволить, под предлогом борьбы с раздутыми штатами и экономии бюджетных средств, примерно с десяток человек, среди которых была и одна старая мымра, долго и преданно служившая Николаю Дмитриевичу, занимая немаловажный пост его личной секретарши.
В предбаннике теперь были оборудованы два рабочих места: для молодого и расторопного парня, выполняющего при Воронине функции помощника-референта, и миловидной двадцатишестилетней секретарши Ланочки (между прочим, племянницы еще одного давнего друга Виталия Алексеевича — нынешнего главы «Волжскэнерго» Лычева). Референт при появлении главного губернского пиарщика почти демонстративно уткнулся носом в компьютерный монитор, а секретарша, напустив на себя строгость, кивнула на дверь:
— Проходите, вас ждут.
Едва Аркушин переступил порог высокого кабинета, как случилось неожиданное: крупный, дородный Виталий Алексеевич легко поднялся с кресла, в несколько шагов пересек кабинет и, распаляясь на глазах, как танк, попер на своего «пресс-атташе».
В руке у и. о. губернатора была зажата свернутая в трубочку газета, каковой он и попытался отхлестать своего преданного сотрудника по бледным щекам…
— Вы чего, Виталий Алексеич?! — срывающимся от испуга голосом произнес Аркушин. — А-а-о… не надо… в чем, собственно, дело?..
Он даже чуть присел, как заяц, готовый уже дать стрекача. И в то же время выставил вперед согнутую в локте левую руку, защищаясь от ударов свернутой в трубку газеты.
Хлестнув пару-тройку раз газетой своего пиарщика, Воронин как-то неожиданно быстро успокоился.
— Помощнички, мать вашу! — процедил он сквозь зубы, усаживаясь обратно в массивное, как раз под стать его фигуре, губернаторское кресло. — Геннадий, я ведь тебя предупреждал! Ты мне намедни сам сказал: «О'кей, Виталий Алексеич, я держу областные СМИ в кулаке»… Ну и как тогда прикажешь это понимать?!
Аркушин сначала вытер платком выступившую на лбу обильную испарину, затем, присев на карточки, поднял с пола оброненную Ворониным скомканную газету.
— «Вечерний экспресс»? — пробормотал он под нос. Затем, чуть повысив голос, сказал: — Даже за сегодняшнее число? Странно… Откуда у вас эта… этот… листок, Виталий Алексеевич?
— Это ты у меня спрашиваешь? — бросив на своего сотрудника уничижительный взгляд, сердито произнес Воронин. — Значит, ты и сам пока еще ни хрена не в курсе… Хороший же у меня работает начальник департамента информации… последним все новости узнает!.. Откуда, откуда… Один из моих сотрудников только что принес мне показать! Эту газетенку уже на улицах города вовсю продают, кое-где даже в киосках торгуют… А мой пресс-атташе все еще не в курсе!..
Что-то промямлив, Аркушин развернул малость пожамканную, слегка надорванную четырехполосную газету «Вечерний экспресс» (это издание, финансируемое банкиром Ряшенцевым, поддерживаемое также мэрией, выходит пять раз в неделю, кроме субботы и воскресенья). Две полосы, включая передовую, были посвящены вчерашним бурным событиям вокруг Новомихайловского ТМК, а сами материалы, написанные журналистом Павлом Кормильциным в его обычной образной и хлесткой манере, были проиллюстрированы несколькими фотоснимками, заснятыми — скорее всего, самим Кормильциным — непосредственно на месте событий.
Сразу же в глаза бросилась набранная крупным шрифтом шапка передовой: «Титановая „губка“ — единственное оружие новомихайловского пролетариата?!» Здесь же был помещен фотоснимок группки комбинатовских «пролетариев», вооруженных вместо булыжников увесистыми брусками титановой губки…
На развороте еще одна большая статья, которой был предпослан весьма многозначительный и обидный для нынешней власти заголовок: «Вице-губернатор Воронин, действуя в сговоре с менеджментом РАО „ЕЭС“, намерен банкротировать титановый комбинат в интересах американского концерна ТМКА»…
«Черт бы его побрал, этого Кормильцина! — выругался про себя Аркушин, которого от всего этого бросило в жар. — Наш пострел везде поспел…
Весь тираж, скорее всего, — решил он, — был отпечатан в соседней губернии (если бы набирали эту дрянную газетенку в одной из местных типографий, Аркушину об этом немедленно бы доложили). Отпечатали за ночь и утро, а уже после обеда выбросили завезенный в Н-скую губернию тираж на уличные лотки и в киоски печати… За всем этим стоят серьезные люди и немалые деньги… И еще нужно признать, что и Паша Кормильцин, перу которого принадлежат самые острые материалы, прокрутился очень оперативно, успев в считаные часы жаляще отреагировать на совсем свежие события в Новомихайловске… »
— Вот как надо работать, Гена, — совсем уже успокоившись, заметил Воронин. — Учись у своих же коллег…
— Ничего, Виталий Алексеевич, — оскалив, как хорек, мелкие зубы, сказал Аркушин, — я этого Кормильцина и его газетенку так теперь прижму…
— Будешь делать только то, что в пределах твоей компетенции, — сказал Воронин. — Должно быть так: я командую «фас» и показываю пальцем, ты и твои присные рвете этого человека в клочья!..
— Сделаю все, как вы прикажете, — преданно покивал головой Аркушин. — Прикажете Кормильцина не трогать — не будем…
— Это другое дело. — Воронин удовлетворенно покивал головой. — Вы газетчики… вот и занимайтесь своим бумагомарательным бизнесом! Вот что нужно сделать, Геннадий, причем немедленно…
— Жду указаний, Виталий Алексеевич.
— Пошли немедленно людей, чтобы изъяли нераспроданную еще часть тиража! Но аккуратно, без скандалов и мордобоя… Да выкупите, сколько удастся, в конце концов!
— Будет сделано.
— С ответной реакцией спешить не будем, — продолжил Воронин. — Прижми только свою журналистскую братию, чтобы об этих кормильцинских… инсинуациях нигде не сообщалось… чтоб ни словечка на эту тему!
— Как прикажете, Виталий Алексеевич.
— И еще один важный момент… Гена, до меня дошли слухи, что в Н-ск приехали какие-то журналисты из Москвы. И что их вроде бы даже видели вчера в Новомихайловске…
— В мой департамент никто не обращался, — вновь бледнея, сказал Аркушин. — Откуда такая информация?
— Из серьезных источников, — мрачновато усмехнулся Воронин. — Снесись по данному вопросу с центурионовцами… желательно даже с самим Черняевым. Я не хочу, чтобы здесь, особенно в такое сложное время, бесконтрольно шлялись какие-то журналисты из Москвы и снимали тут все, что им только заблагорассудится! Так что задача, Геннадий, прежняя: все, что касается конфликта вокруг «титана», любая информация на эту тему… должна быть либо полностью закрыта для федеральных и столичных СМИ, либо дозированно вбрасываться через проплаченные нами «источники»…
Первый день недели для Виталия Черняева выдался столь же хлопотливым, что и для большинства других мало-мальски серьезных людей, участвующих нынче в местных политических и финансовых баталиях. Поэтому обедать глава фирмы «Центурион» отправился гораздо позднее, нежели обычно, — уже в шестом часу вечера.
Какой-то определенной точки, где он бы столовался на постоянной основе, не существовало: Черняев не терпел однообразия. К тому же в городе существовало с полдюжины заведений, славящихся приличной кухней. Ему нравилось бывать в разных местах вот еще по какой причине: Черняева откровенно забавляло то, как его внезапное появление в стенах того или иного частного ресторана или кафе заставляет малость напрячься, поволноваться владельцев этих точек… Многие из этих прощелыг, хотя бывший полковник милиции покинул свой пост главы ОБЭП, продолжают откровенно побаиваться Черняева и некоторых лично преданных тому людей, в прошлом также сотрудников милиции; они лебезят, прогибаются перед этим известным в здешних краях человеком, хотя Черняев в принципе ведет себя как обычный посетитель и всегда платит по счетам — что не может не тешить в какой-то мере его самолюбие…
Отобедав в отдельном кабинете сравнительно небольшого и уютного ресторана «Какаду», Черняев, большой любитель этого дела, по обыкновению, как он сам любил говорить, «на десерт», взялся сыграть партейку в «американку» со своим же шофером. Через несколько минут в «Какаду» подтянулся Ломов, которого Черняев вызвонил по телефону и приказал немедленно явиться в этот самый «попугайский» ресторанчик.
— Обожди меня в машине, — сказал Черняев своему водителю. — Лом, бери кий! По ходу успеем партию сыграть!
Помещение, в котором находилась пара бильярдных столов и «мраморный» стол для напитков, с кожаными креслами, был отгорожен от основного зала, так что их разговору сейчас никто не мог помешать.
Ломов несколько неудачно разбил «горку», и Черняев тут же, воспользовавшись этим его промахом, загнал шары в три разные лузы.
— Слушай сюда, Лом, — пригубив джин-тоник из уже наполовину опустевшего стакана, сказал Черняев. — Я так понял, у вас с Фомой уже все «на товсь»?
— В полной готовности, — кивнул своей лошадиной физией Ломов: — Фома разве тебе не докладывал?
— Да, я в курсе. Я тебя пока у Фомы заберу, хватит с него Курта… Возникла одна тема, которую нужно срочно пробить…
— Журналюги? — догадался Ломов.
— Откуда знаешь? Сам допер или кто уже «тренькнул»? Потеряв интерес к почта уже выигранной партии, Черняев уставился на своего сотрудника.
— Это ведь ты, кажется, в Новомихайловске каких-то телевизионщиков засек?
— Случайно получилось, — сказал тот, пожав широкими, чуть, вислым и плечами. — Я помню, что был как-то базар на эту тему… Ты ж сам, начальник, недавно говорил, чтоб, значит, следили… чтоб какая-нибудь падла мимо нас не вздумала снимать в том же Новомихайловске какие-нибудь видеоматериалы. Откуда знаю и почему догадался? Да вот только недавно мне об этом звонил Витя Синицын, старлей из ППС…
— Знаю, — кивнул Черняев. — Он же у нас когда-то начинал. И что?
— Он тоже этих журналюг заприметил. Еще раньше, когда они в городе появились. Говорит, что сам видел, как эти двое, мужик и баба, понты перед гаишниками кидали, хвастались какими-то крутыми знакомствами… вроде даже с самим министром знакомы. Но Синицын считает, что это именно дешевые «понты», но… может, они и в самом деле настоящие телевизионщики?
— Значит, не зря мне цынканули[8] про этих двух, — озабоченно хмуря брови, сказал Черняев. — Менты, говоришь, тоже пытаются выяснить, кто они такие и с какой целью прибыли в наши края?
— Как раз про то Синицын мне и звонил, — потеребив тяжелую челюсть, сказал Ломов. — Я так понял, что органы пытаются установить их местонахождение. Виктор сказал, что эти двое еще вчера вечером съехали куда-то… а проживали они в гостинице «Спутник»… Спрашивал, нет ли у нас какой наводки, но я сказал, мол, не при делах… в общем-то так и есть! Ну а тут, начальник, как раз ты мне прозвонил…
— Добро, Лом, я все понял, — кладя кий поперек бильярдного стола, сказал глава фирмы «Центурион». — Возьми кого-нибудъ ceбе на помощь из наших ребят… Свяжись еще раз с Синицыным, ну а я сам с его начальником переговорю! Задача, Лом, стоит простая: «пробить» своими силами или через наших друзей из органов местонахождение этих двух московских журналистов… если они, конечно, не убрались из нашего города!
— Сделаем, командир… Ну а если «пробьем», то что дальше?
Черняев мрачно усмехнулся:
— Сначала посоветуемся кое с кем… ну а там посмотрим.
После разговора с начальником Ломов сразу же прозвонил на сотовый своему давнему знакомому Виктору Синицыну. Стрелку они решили забить на стоянке напротив гостиницы «Спутник», где старлей обещался быть примерно через час.
Когда Ломов приехал на место, канареечного цвета «уазик» с эмблемой ППС уже стоял возле здания гостиницы. В милицейской машине скучал один лишь водитель-сержант, но уже минуты через две-три из парадного «Спутника» вышел Синицын с какой-то папочкой, которую он держал под мышкой.
Заметив знакомый транспорт — это была все та же черная «Ауди-80», — старлей уселся в салон разъездной машины, используемой в служебных целях одним из самых доверенных лиц экс-полковника милиции Черняева.
— Здравствуй, Саня!
— Здорово, Виктор!
Они обменялись крепкими рукопожатиями.
— Ну так че, Сань, тебя тоже подключили к розыску этих московских журналюг? — поинтересовался Синицын. — Я вот только что на эту тему с администраторшей гостиницы общался. Мы пробили, что они с пятницы на субботу здесь, в «Спутнике», разместились… Эта жаба…
— Кто? Журналистка?
— Да не-е… администраторша! Поначалу не хотела мне без соответствующей санкции заполненные ими при вселении бланки анкет выдавать! Пришлось начальство тревожить… ученые все стали вокруг, мать их так…
Синицын извлек из своей папки два гостиничных бланка, заполненных московскими журналистами (или кто там эти двое на самом деле?)…
— Вот, Александр, держи… Есть куда их данные переписать?
Вытащив из кармана блокнотик, Ломов вписал туда паспортные данные москвичей, а также со слов старлея записал дорожный номер, цвет и марку транспортного средства, принадлежащего некоему Владимиру Маркелову.
— Виктор, ты гостиницы уже все пробил?
— Обижаешь, начальник, — ухмыльнулся старлей, пряча бланки обратно в папку. — Не только обзвонил, но и сам везде наведался…
— Самое хреновое будет, если они сейчас остановились в частном секторе, — покачав головой, сказал Ломов. — Надо же, какой хипиш начальство из-за двух журналюг подняло…
Глава 10
РАЗБОЙНИКИ ПЕРА И МОШЕННИКИ ПЕЧАТИ
В воздухе витал дразнящий аромат доходящего на угольях мяса. Хотя погода выдалась сырой и несколько ветреной, журналисты с общего согласия порешили устроить пиршество на подворье. В роли шеф-повара подвизался Володя Маркелов, большой дока по части организации застолий и пикников. С Пашей Кормильциным, хозяином этой пригородной фазенды, столичные журналисты нашли общий язык на удивление быстро: уже спустя несколько минут после знакомства они ощущали себя так, словно были старинными друзьями, которым не требуется терять время на поиски общего языка.
Зеленская, так и не получив от мужчин четких ЦУ на свой счет, преимущественно путалась у них под ногами. Паша, как хозяин и как приглашающая сторона, безропотно взвалил на себя всю черную работу. Жаровню для барбекю удалось отыскать в кирпичном сарае, где хранились плотницкий инструмент, садовый инвентарь и поливочные шланги. Паша набрал сухих дровишек и разжег огонь. На пару с Маркеловым — оба уже вовсю перебрасывались шуточками, как будто были знакомы тысячу лет, — они вынесли из коттеджа стол, после чего принялись натягивать на каркасные дуги брезентовый тент. Получилось нечто среднее между беседкой и шатром. По крайней мере, это сооружение спасет их от сырости и ветерка, ощутимыми порывами налетающего иногда с волжских просторов.
У крепких металлических ворот бок о бок застыли две машины: неновый кормильцинский «Чероки» и вишневый микроавтобус москвичей. Увлеченные своим делом, журналисты даже не заметили, как на землю опустились густые сумерки. Хозяин фазенды включил ночной светильник и еще при помощи переноски подвесил гирлянду лампочек над их импровизированным шатром.
… Отловить Кормильцина по двум известным москвичам телефонным номерам оказалось делом далеко не простым. Впрочем, поначалу у них и своих забот хватало. После того как незнакомые фээсбэшники по какой-то непонятной пока причине «отмазали» несколько зарвавшихся стрингеров перед ментовским старлеем, которого сопровождали три крайне подозрительные личности, включая «челюсть», Зеленская и Маркелов вернулись обратно в Н-ск и сразу же выписались из гостиницы «Спутник». Перед ними встал вопрос: а что делать дальше? Расследование, порученное им Андреем Ураловым, еще не завершено, а они уже успели как минимум дважды засветиться: на посту ГАИ в день приезда, где местные сотрудники, кажется, просекли, с кем они имеют дело, и у проходной ТМК, во время съемки воистину ударного сюжета, когда какие-то люди, включая сотрудника милиции, пытались то ли проверить у них документы, то ли под шумок разобраться с самими журналистами, работающими здесь без спросу, и как минимум разбить телекамеру и отобрать уже отснятый ими видеоматериал.
Не факт, конечно, что после всего произошедшего их будут искать, обшаривая подряд все городские гостиницы, но, посовещавшись, решили «заложиться» и на этот вот крайний случай. Еще утром в воскресенье они купили местную газету, в которой содержалась — в разделе объявлений — уйма полезной информации, включая длинный список телефонов квартир и частных домовладений, сдающихся внаем не только на относительно длительные сроки, но и на любое время, до суток включительно.
Сделав несколько звонков по объявлениям, москвичи наконец нашли вполне устраивающий их вариант: женщина сдавала внаем на гостиничных условиях половину своего домовладения — две комнаты и веранда, «удобства», правда, во дворе, — расположенного в одном из пригородных поселков.
Журналисты забросили на новое место жительства свои вещички, заплатили хозяйке за четверо суток вперед, затем, когда Маркелов сделал копию отснятого ими несколькими часами ранее в Новомихайловске материала, они вновь отправились в облцентр.
На вокзал успели минут за двадцать до отбытия поезда на Москву, который отправлялся в девять с минутами вечера. Володя упаковал видеокассету в конверт, вложил его в другой, больших размеров, замотал плотно клейкой лентой и передал вместе с денежной купюрой проводнице одного из купейных вагонов (этим негласным видом услуг, предпочитая не связываться с крайне медлительным почтовым ведомством, сейчас пользуются по стране очень многие граждане). Проводница, в свою очередь, как только убедилась, что это не наркота или еще какая опасная хреновина, заверила Маркелова, что передаст бандерольку из рук в руки тому человеку, который придет за ней на перрон Казанского вокзала.
После этого стрингеры отправились сразу на съемную хату.
Первую половину дня понедельника Зеленская и Маркелов занимались съемкой городских видов. Стараясь действовать аккуратно, чтобы не привлечь к себе ненароком внимания каких-то местных сил и структур, они засняли на пленку фасад здания обладминистрации, паркинг возле которого был уставлен разнообразным служебным и личным транспортом (кажется, там проводилось какое-то крупное совещание). Потом настала очередь четырнадцатиэтажного параллелепипеда из стекла и бетона, в котором помещались кабинеты чиновников городской мэрии. Затем, пройдясь пешком по уже знакомому им отчасти Волжскому бульвару, стрингеры, производя съемку с максимальными предосторожностями и находясь на некотором удалении от объектов, запечатлели также фасады и вывески расположенных сравнительно недалеко друг от друга зданий «Волжского Народного» и «Коммерцбанка», а также еще одного здания, в котором среди прочих размешается офис «нового» менеджмента Новомихайловского титано-магниевого комбината.
Около двух дня, когда журналисты уже закусывали в одном из местных кафе, Анне на сотовый позвонил из Москвы помощник Андрея Уралова. Он подтвердил, что бандеролька получена, сказал, что поступивший от них сюжет сейчас просматривает сам Уралов, затем поинтересовался, не возникают ли у стрингеров какие-нибудь сложности в связи с пребыванием в Н-ске.
Зеленская сказала, что у них все о'кей и что они рассчитывают «пошабашить» — как и договаривались еще в Москве — не далее как в четверг.
Примерно через час на ее сотовый прозвонил уже сам Уралов. Андрей сказал, что отснятый ими в Новомихайловске материал просто супер и что он, по всей видимости, сделает данную тему основной уже в следующем воскресном выпуске своей передачи. Нужно было еще кое-что перепроверить, а затем попытаться взять интервью на эту тему у некоторых местных чиновников и бизнесменов. Вряд ли кто из них решится комментировать последние события в Н-ске, но попытка не пытка. Напоследок Уралов еще раз посоветовал стрингерам установить контакт с местным журналистом Павлом Кормильциным, крупным знатоком местной «фауны и флоры», который способен оказать им здесь действенную информационную поддержку.
Первая же попытка Зеленской позвонить на сотовый Кормильцина оказалась удачной. Анна поняла, что мэтр еще прежде не успел переговорить обо всем по телефону с Павлом и тот не только знает, что в его город прибыла пара стрингеров для выполнения задания определенного рода, но и сам очень хотел бы законтачить с московскими журналистами. Когда Кормильцин спросил у нее, могут ли они уже сейчас подъехать по «одному адресочку», Анна вначале коротко ответила «да», затем передала трубку напарнику, чтобы тот вызнал маршрут следования.
Ну а то, что их приезд на дачку к Кормильцину исподволь трансформировался в дружеский пикник, это уже была чистой воды импровизация…
Кормильцин оказался общительным компанейским парнем. Он был на три года старше Маркелова и почти на семь — Зеленской, но эта разница в возрасте между ними не ощущалась. Избранная жизненная стезя заставляла зачастую стрингеров очень быстро определяться в отношении к тому или иному человеку. Иногда трудно бывает рационально объяснить, почему один человек располагает к себе сразу, с первых минут общения, а другой либо вызывает к себе недоверие или даже неприязнь, либо, сколь долго ты его ни прощупывай, остается навсегда для тебя загадкой, чем-то вроде «черного яшика», на выходе из которого может появиться такое, что останется лишь ахнуть и развести руками.
Кормильцин, эдакий добродушный увалень с виду, был, конечно, далеко не прост, но в то же время, как выяснилось уже вскоре, определенно принадлежал к разряду тех близких им по духу, по взглядам на жизнь людей, которых Зеленская и Маркелов, не сговариваясь, называли про себя «наш человек».
Паша добросовестно пытался исполнять обязанности радушного хозяина, но поскольку они на пару с Анной — успев, правда, предварительно сервировать стол — то и дело отвлекались, перескакивая с темы на тему, разного рода разговорами, то заниматься горячей закуской пришлось именно Маркелову. Володя, надо сказать, продемонстрировал высший класс: он разрубил почти двухкилограммовый кусок карбонада на шесть равных частей, после чего взрезал каждую порцию поперек, на манер развернутой книги (если мясо напластовать тонкими кусками, никакого толка не будет, оно высохнет и обуглится по краям).
Когда мясо в достаточной степени пропеклось на углях, Володя дополнительно обработал его специями, завернул в фольгу и передвинул на самый край решетки, чтобы продукт мог дойти до требуемой кондиции.
— Круто, Паша, ты припечатал ваших губернских бугров, — с ходу включился он в разговор (Маркелов, как и Анна, уже успели ознакомиться с последними статьями Кормильцина в «Вечернем экспрессе»). — А не стремно тебе так поступать? У тебя ж, наверное, и семья где-то здесь живет?..
— Тебе, Маркелов, больше, конечно, не о чем было спросить, — с нотками легкого недовольства сказала Анна. — Может, человеку неприятно говорить на такие вот темы…
— Да нет, почему, — Кормильцин прикурил сигарету от маркеловского «Ронсона», затем продолжил: — Я уже, почитай, с десяток лет работаю в местных газетах, а раньше, при прежнем губернаторе, когда Воронин еще только начинал помаленьку прибирать власть к рукам, и на нашем губернском ТВ еженедельную часовую передачу вел… Всякое-разное бывало: и устные угрозы, и попытки наездов, и автоавария, когда меня в кювет вроде как случайно опрокинули… В подъезде как-то пытались арматурным прутом отделать, но я отмахался… В наших местных изданиях тоже периодически «войны» вспыхивали… все как у «взрослых»… Есть тут один наш собрат по цеху… Гена Аркушин… Скользкий, я вам доложу, тип… Сейчас главой департамента информации и печати при Воронине работает, пытается «рулить» здесь всеми СМИ, даже на представителей федеральных изданий и телеканалов наезжает, чтобы они, значит, давали «объективную» картинку по нашему славному региону… Раньше он все норовил исподтишка меня и таких, как я, кто не заглядывает в рот Воронину и его другу банкиру Гуревичу и не гоняется за подачками, тяпнуть, кусануть, бросить в нас дерьмецом. Теперь уже гадит в открытую: пишут, что Кормильцин и иже с ним — «бандиты», «разбойники» и «продажные журналисты»… Я этих дешевых шавок не трогаю, но иногда, знаете ли, просто кулаки чешутся…
Анна понимала, что и за Кормильциным кое-кто стоит, причем из серьезных по местным меркам людей, и даже догадывалась, кто именно, но решила, что они еще не настолько близки и знакомы, чтобы можно было спросить о таких вешах.
— Я местный, и у меня здесь есть на кого опереться, — словно заглянув в ее мысли, сказал Павел. — Родители здесь же живут, в Южном микрорайоне: отец отставной военный, полковник авиации, работает сейчас на нашем авиаремонтном предприятии, мама преподает в одной из школ математику. Дачку эту я недавно взял в аренду, есть такая возможность. Сыну Лешке шесть лет, на следующий год, значит, в школу… Отправил вот своих… жену и сынишку… погостить… в другие края… пока у нас здесь, значит, погода чуток не выправится…
Зеленская понимающе покивала головой. Не зря труд журналистов сейчас считается одной из опаснейших профессий. Некоторые рискуют, стремясь заработать деньги и обрести известность, — зачастую очень сильно рискуют… Есть и такие, кто совмещает — или пытается это делать, — казалось, несовместимые вещи: денежное содержание за журналистский труд и принципиальный взгляд на вещи. Павел, кажется, из последних… Но и он, судя по всему, понимает, что человек, часто задевающий за живое тех или иных влиятельных персон, должен думать не только о себе, но и о безопасности своих близких.
— Ну что там с мясом, мужчины? — поинтересовалась она, решив сброситься с этой скользкой темы. — У меня, признаться, уже слюнки потекли…
Некоторое время они наслаждались приготовленным на углях по особенному «маркеловскому» рецепту мясом. Анна едва смогла справиться с половиной одной порции, но крупногабаритные мужчины, нагулявшие аппетит на свежем воздухе, легко управились с закусками и без ее помощи. Литровую бутылку водки «Абсолют», которую привезли столичные журналисты, решено было оставить пока в заначке до следующего, более подходящего раза (да и у самого Кормильцина здесь имелся запас разнообразных спиртных напитков). Ограничились тем, что распили под мясо две бутылки красного сухого вина, которое пошло на «ура».
После сытного перекуса разговор зашел о конфликте, разгоревшемся в последнее время вокруг Новомихайловского титано-магниевого комбината. Столичные журналисты, понятно, уже успели ознакомиться с кое-какими материалами на данную тему. В числе источников, откуда они смогли почерпнуть такого рода сведения, следует назвать прежде всего «анонима», переславшего собранные кем-то материалы и отснятые пленки Уралову, но Паша Кормильцин, прекрасно знающий всю подоплеку событий и досконально изучивший этот отнюдь не губернского масштаба вопрос, по просьбе Зеленской простенько, в форме ликбеза, сообщил то главное, что следует сейчас знать москвичам, и без чего им будет сложно понять, из-за чего, собственно, и разгорелся весь этот сыр-бор…
Если сделать короткий экскурс в недавнее прошлое, то ситуация вокруг НТМК, по мнению Кормильцина, выглядит примерно следующим образом.
Новомихайловский титано-магниевый комбинат был акционирован осенью 93-го года по распоряжению федерального правительства. Процесс реорганизации совпал с периодом резкого падения спроса на продукцию титановой промышленности, что едва не привело к полному краху всей мировой титанопроизводящей индустрии. Отечественная промышленность, в первую очередь ВПК, авиа— и судостроение, гидроэнергетика и лакокрасочное производство, ряд других отраслей, из-за экономического спада сократила потребление относительно дорогого титана и сплавов на его основе до критического минимума. В силу столь неблагоприятной конъюнктуры — не только внутренней, связанной с проведением «реформ», но и мировой — НТМК, в недавнем прошлом входивший в число самых перспективных объектов для приватизации, наряду с тем же «Норникелем», потерял в этом смысле всякую привлекательность и, как результат, выпав из поля зрения московских чиновников и будущих олигархов, вынужден был почти целое десятилетие вести нелегкую борьбу за собственное выживание. По существу, старой дирекции и трудовому коллективу была предоставлена возможность самим выискивать пути выхода из этой почти тупиковой ситуации, а власти Н-ской области, на территории которой базировался этот индустриальный гигант, предстояло теперь ломать головы над тем, чем же им в будущем занять двухсоттысячное население Новомихайловска, ибо вся жизнь здесь вращается вокруг комбината и крупнейшего месторождения рутилов.
Первоначально собственность была разбита на три равные доли. Одну долю оставило за собой федеральное правительство в лице Госкомимущества. Вторым пакетом распоряжалась администрация Н-ской области. Еще треть акций была передана непосредственно трудовому коллективу, очевидно как компенсация за предстоящие в недалеком будущем мытарства (значительная часть этих акций сейчас сосредоточена в руках «старого» менеджмента, остальное у мелких акционеров скупили через подставные фирмы — почти в равных долях — два остроконкурирующих банка, «Волжский Народный» и «Коммерцбанк»).
Последующие годы, как казалось, полностью подтвердили самые мрачные прогнозы: комбинат был загружен едва на четверть своей мощности. Вдобавок ко всем уже существующим бедам в пору дефолта 98-го года менеджмент не сумел заключить новые контракты на поставки титановой губки в Японию и ФРГ, а ведь именно такого рода заказы составляли в ту пору львиную долю экспортируемой комбинатом продукции. Как следствие, долги по выплатам в бюджет и за оплату энергоносителей, долги по зарплате и проценты за взятые кредиты нарастали как снежный ком… перспективы замаячили самые зловещие, вплоть до остановки производства, сам факт которой, учитывая специфику производственного процесса, явился бы полной и окончательной катастрофой.
Но, как это часто случается, события стали далее развиваться согласно поговорке: «Не было бы счастья, да несчастье помогло»…
Во-первых, рынок стал подниматься одновременно с началом «войны нового типа» в Югославии, поскольку титан и его сплавы активно используются в самой современной военной промышленности. Во-вторых, примерно в это же время случился некий прорыв, связанный с апробированием на практике новейших технологий, позволяющих значительно удешевить производство титана, прозванного за свои выдающиеся качества «металлом XXI века», но вместе с тем в недавнем еще прошлом не всегда оправдывавшего возлагаемых на него многими учеными и спецами надежд.
Титан, это «дитя войны», химический элемент № 22, за почти шесть десятков веков, прошедших с момента начала его промышленного производства, претерпел крутые взлеты и падения. Но теперь, в начале двадцать первого века, как и предрекали многие серьезные ученые, в различных отраслях титан способен составить жесткую конкуренцию своим извечным «противникам», таким, например, как сталь и алюминий…
После событий 11 сентября крупнейшие мировые биржи мгновенно отреагировали на изменение конъюнктуры, акции сталелитейных компаний упали на восемь-десять пунктов, в алюминиевой отрасли дела также сильно пошатнулись. А вот спрос на титан и его сплавы резко пошел в гору и в настоящий момент превосходит предложение, что создает прочную базу для крупных долговременных инвестиций. Среди брокеров этот металл неяркого серебристо-серого цвета, который весит почти вдвое легче железа и обладает целым набором чудесных качеств, в последнее время стал пользоваться бешеной популярностью, поскольку сделки по нему сулят большую выгоду. Ну а в преддверии неуклонно приближающейся войны в Ираке, знаменующей собой, кажется, лишь начало целой цепи войн и конфликтов за «торжество демократии и свободы во всем мире», на крупнейших мировых биржах началась воистину «титановая лихорадка»…
Надо также понимать, что титановая индустрия — крайне сложное по своей природе, наукоемкое производство. Уже по одной этой причине оно осуществляется лишь в некоторых наиболее развитых в промышленном отношении странах. Вплоть до своего крушения СССР находился на лидирующих позициях в этой чрезвычайно перспективной отрасли. Советский Союз располагал четырьмя крупными предприятиями: несколько устаревшими но используемым технологиям заводами в Запорожье и уральских Березниках, несколько более современным производством в Казахстане, в Усть-Каменогорске и супергигантом в Новомихайловске. После распада СССР России достались Березники, где дела пошли ни к черту, и Новомихайловск. Строительство НТМК было завершено лишь в 1989 году, и на свою проектную мощность, по сути, он так и не вышел. Тем не менее комбинат, располагающий уникальной технологией производства титана и его сплавов, являющийся самым молодым в мировой отрасли, не только сохранился как производственный комплекс, но и способен — если никто не будет ставить палки в колеса — завоевать примерно пятую часть объемов мирового рынка, что сулит, кроме налогов в казну, не менее полутора миллиардов долларов чистой прибыли в год (эксперты, делая эти расчеты, ориентировались на средние общемировые цены, которые, скорее всего, еще не достигли своего потолка).
И вот эта, образно выражаясь, «курочка», способная нестись воистину золотыми яйцами, может быть либо прирезана некими злодеями, либо передана за бесценок ее нерадивыми хозяевами другим господам, которые и поимеют с этого дела все возможные дивиденды.
— Чтобы запустить производство на полную мощность, — закуривая очередную сигарету, сказал Кормильцин, — нужно от шести до восьми месяцев, а также от восьмидесяти до ста миллионов долларов инвестиций, в том числе и для того, чтобы выплатить проценты за ранее взятые кредиты и погасить долги за потребленные ранее электричество и газ. В принципе комбинат уже сейчас, если ориентироваться на итоги прошлого года, еще до начала модернизации, на которую, как говорят специалисты, в целом за три-четыре года уйдет до миллиарда долларов США, производит около шести процентов мирового объема титана, и по всем показаниям НТМК обязан был закончить год пусть с небольшой, но реальной прибылью — в районе 30—40 миллионов тех же штатовских тугриков…
— Опутали долговыми обязательствами? — понимающе покивав головой, спросила Зеленская. — Знакомая метода…
— И это есть, — задумчиво сказал Кормильцин. — Кредиты на поставки газа и мазута для теплоэлектростанции и в целом производства предоставлял «Волжский Народный», контролируемый… сами знаете кем. В этих средствах значительную долю составляют деньги структур, связанных с «СибАлом» и «Норникелем», — последние, действуя через некоторых наших чиновников и бизнесменов, пытаются совместными усилиями взять НТМК под свой полный контроль. Этой достаточно мощной силе сейчас активно противодействует, как считают специалисты и как я сам расцениваю сложившуюся ситуацию, не менее мощная по финансам, а в политическом плане даже более влиятельная сила… Цепочка здесь такая: все местные бюджеты суммарно задолжали «Волжскэнерго» около двух миллиардов рублей. Эта фирма держит свои счета в «Коммерцбанке». Сам комбинат в принципе этим структурам почти ничего не должен, поскольку имеет, к счастью, собственный автономный энергоресурс. Но вся социалка, весь Новомихайловск и район висят, понятное дело, на комбинате. Энергетики давят… город и живущих там людей, оставляя их без света, а зачастую без тепла и воды. Весь этот бардак начался после того, как наш губернатор слег на больничную койку и бразды власти фактически перешли к Воронину…
— Историю, Паша, ты нам рассказал довольно-таки хреновую, — несколько разочарованно произнес Маркелов. — Но, в общем-то, типичную по нашим временам…
Ну сцепились бугры за очередной жирный кусман… В первый раз, что ли?..
— В этом-то весь цимус, — возразила ему напарница. — В том-то и беда, что подобные случаи становятся обыденностью. А тебе, друг Вова, подавай что-нибудь «погорячее»… Чтоб адреналин в крови закипал… Чтобы было темно, стремно и где-то рядом болтались арабы или курды с «калашами»… на худой конец, заснять свежих жмуров с отрезанными башками… На фоне всего этого, конечно, экономика может показаться прескучной вещью…
— Анна, я с тобой согласен… но лишь отчасти, — неожиданно сказал Кормильцин. — То, что у нас сейчас происходит, отнюдь не обыденность и даже не один из ранее разыгрывавшихся сценариев по захвату власти в регионе и переделу собственности. Случай наш из ряда нон… уникальный случай даже на фоне того беспредела, что творится в целом по стране… Я ведь не все еще вам выложил, друзья мои, а только сделал «подводку». Тут такая интрига затевается, что впору схватиться за голову…
В этот момент запиликал сотовый телефон. Анна принялась шариться по карманам (чтобы верхняя одежда москвичей не пропахла дымом от жаровни, Паша предложил им переодеться в старую летную куртку отца и женину куртку, которая сейчас и была на Зеленской) в поисках мобилки, но выяснилось, что звонят Паше Кормильцину.
Отойдя чуть в сторонку, тот примерно минуту с кем-то разговаривал по сотовому, после чего, вернувшись к столу, сокрушенно кивая головой, заявил:
— Мне чертовски неловко, друзья…
— Паша, не надо оправдываться, — быстро сказала Зеленская. — Что, возникли какие-то дела?
— Да, дела… — вздохнув, сказал тот. — Надо ехать… Но завтра к вечеру, полагаю, я вернусь… Тогда более детально поговорим обо всем остальном. Мало того, я попытаюсь и ближайшие пару дней устроить вам встречу с людьми, которые знают проблему изнутри… разбираются в этих делах, как никто другой.
Через несколько минут москвичи уже прощались с ним возле своего «Фольксвагена».
— Примите дружеский совет: не вздумайте обращаться за помощью к Аркушину, — сказал Кормильцин. — Если нужно будет легализоваться и получить «добро» на съемки, обращайтесь к пресс-атташе нашего мэра Мельникова… он все сделает как надо. Но то, что вы приехали к нам по заданию Уралова, лучше вовсе не афишировать, иначе могут возникнуть сложности…
Паша передал Анне визитку городского чиновника. Москвичи уже хотели попрощаться с ним, но Кормильцин неожиданно вновь полез в карман, как будто только сейчас вспомнил об одной важной вещице, которую он собирался вручить Зеленской.
— Вот, Анна, держи, — сказал он, осторожно вкладывая в женскую ладошку миниатюрную кассету, из разряда тех, что используются в новейших цифровых диктофонах. — Надеюсь, у вас найдется на чем прослушать эту запись?
— Да, конечно, — не торопясь пока прятать кассету в сумочку, сказала Анна. — Что на этой кассете, Паша?
— Скажу честно… то, за что здесь могут на раз голову оторвать… Напрямую это к ситуации вокруг комбината не относится. Оригинал записи остался у меня. Впрочем, вам не обязательно слушать эту запись… и уж тем более не обязательно хранить ее у себя…
— Тогда зачем ты нам ее дал, Паша? — пряча микрокассету в косметичку, спросила Зеленская.
— Гм… — Кормильцин, поручкавшись на прощание с Маркеловым, галантно подсадил москвичку в салон микроавтобуса. — Скажу так: на всякий пожарный случай…
Глава 11
ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
От слободки, где размещалась дача Кормильцина, до пригородного поселка, в одном из сдаваемых внаем домов которого обрели свое временное пристанище москвичи, было минут примерно двадцать езды. Но Маркелов, проехав по дурно освещенным улицам два или три квартала, вдруг свернул в тихий переулок и там остановился, не заглушая, впрочем, движок.
— Что-нибудь не так, Володя?
— Да. Есть один тревожный нюансец… Она повернула к нему голову.
— Выкладывай!
Маркелов неожиданно взял напарницу за руку и, вложив в ее ладонь небольшую продолговатую капсулу, заставил сжать пальцы в кулачок.
— Ну что… дрожит? — спросил он, одновременно наблюдая через стекло за основной дорогой, с которой они только что свернули в этот переулок.
Назначение той штуковины, которую напарник вложил в ее руку, с некоторых пор Анне было хорошо известно. Благодаря Маркелову, помешавшемуся на подобных вещицах, она тоже уже кое-что знала о существующих «спай-технологиях». Длина капсулы составляет примерно тридцать пять миллиметров, оболочка сделана из какого-то тусклого серого металла. Изделие это именуется «МД-ЗМ», спецы же обычно называют его «щекотунчик» или «дрожалка». Миниатюрный сей прибор предназначен для выявления радиоволновых источников — если нет под рукой более совершенного прибора, принадлежащего к серии «детскторов излучения», — и числится в арсенале некоторых отечественных спецслужб, а также служб безопасности крупных коммерческих структур. Где и у кого Маркелов разжился капсулой — в заначке у Вовы имелся и германский аналог прибора «МД-ЗМ», — для Зеленской оставалось загадкой…
Кстати, она прекрасно помнит, как года полтора тому назад, когда они приехали снимать митинги в Киеве, проходившие под лозунгом «Кучму гэть!», в гостиничном номере с видом на бурливший Крещатик Маркелов, предварительно приложив палец к устам, вложил ей, как вот сейчас, в руку «щекотунчик»: приборчик эдак живенько завибрировал в ее ладошке — сотрудники местной «бэзпэки» установили в их отсутствие «жучок» в номере…
— Не-а, не жужжит, — сказала Зеленская, возвращая напарнику одну из его шпионских игрушек.
— Что это означает, Нюра?
— То, что нас сейчас не подслушивают.
— Неправильно! Учу тебя, учу… Это означает то, что в салоне нет «жучков». А прослушивать нас могут и сейчас… очень даже запросто… к примеру, могут лазером по стеклам наш базар записывать…
— Володя, не пудри мне мозги! Что там было не так, с Кормильциным?
— Паша-то как раз, сдается мне, нормальный мужик… Мы когда в коттедж вошли… когда он дачку свою изнутри показывал…
— У тебя сработал «щекотунчик»?
— Да, в большой комнате… Я, конечно, не стал там рыскать… осматривать розетки и бытовые приборы… но даю гарантию, что как минимум один «жучок» там имеется в наличии… ну не он же сам его себе впендюрил?
Зеленская тут же насторожилась.
— Ну и что это по-твоему означает?
— А хрен сразу поймешь…
— Надо говорить: «точно не знаю», — поправила его Зеленская. — Ты предупредил Кормильцина?
— Нет, конечно, — пожав плечами, сказал Маркелов. — Че я, дурак? Знаешь, Нюра… В каждой избушке — свои игрушки… Но если сочтешь нужным, в будущем… при случае… можем намекнуть ему на это дело…
— Так ты именно поэтому настоял, чтобы мы… заседали не в доме, а на свежем воздухе?
— Для женщины, Нюра, ты чертовски быстро соображаешь…
Ткнув напарника кулачком в его литое плечо, Зеленская спросила:
— А почему мне ничего не сказал?
— Если б сказал, ты бы наверняка занервничала. И тогда у нас с Пашей не было бы такого откровенного разговора. В доме, понятно, я бы вам не дал трепаться на такие вот темы, а на улице — сколько угодно.
Помолчав, Зеленская поинтересовалась: