Титановая гильотина Соболев Сергей

— Дождусь, когда они разойдутся, сниму нашу вещичку, расплачусь и нарисуюсь рядом с тобой. Андэстэнд? Ну все, двигай на выход…

Минут примерно через двадцать после того, как Анна ушла из ресторана, помещение бильярдной, к которому, как выяснилось, примыкает отдельный кабинет, покинули двое мужчин.

Но Черняев и его телохран почему-то остались на месте, тем самым невольно — не догадываясь о том — закрывая вход в бильярдную Маркелову, который вынужден был в отсутствие внезапно покинувшей его девушки растягивать трапезу на более длительный срок.

Минут еще эдак через десять выяснилось, что Черняев задержался здесь неспроста: в ресторан «Какаду» наведалась еще парочка субъектов, которые сразу же исчезли за дверями бильярдной.

Когда Маркелов увидел, кто именно пожаловал в этот тропический уголок, у него не то что исчезло желание подглядывать и подслушивать за чужими людьми, но и в целом трудиться в такой вот авантюрной манере, когда человек в общем-то на ровном месте способен сам создать себе крупные неприятности.

Эти двое, понятное дело, тоже были «местными товарищами». Один из них — не кто иной, как громила с вытянутой как у лошади челюстью, который настоятельно рекомендовал московским журналистам забыть дорогу в эти края. Другим, если Маркелов только не спутал его еще с кем-то, был тот мужик, с которым вместе — находясь за рулем черной «Ауди-80» — Лом приезжал на воскресную разборку возле проходной комбината…

Слава богу, громила так и не признал в сидящем за одним из столиков парне с косой «а-ля Сигал» похожего на братка журналиста, которого он на пару с девушкой выставил за пределы местного удельного княжества…

К счастью, «крутые» пробыли в кабаке всего минут пятнадцать или около того.

Маркелов, сам себе устроивший головную боль, наведался ненадолго в бильярдную, открепил «жучок», расплатился, оделся и вымелся вон из кабака, в котором — о чем они с Анной и не подозревали — порой собираются такие лихие ребята.

Зеленская дисциплинированно дождалась его в скверике. Маркелов предположил, что напарница, которой из-за него пришлось малость понервничать и еще торчать на улице при нуле градусов — не говоря уже о пропавшей порции «второго», — устроит ему неслабый разнос, но все сложилось по-другому.

— Я только что дозвонилась на сотовый Кормильцину, — выдала она новость буквально с ходу. — Если мы хотим сегодня с ним увидеться, то ехать надо прямо сейчас…

Глава 17
ГВОЗДИ Б ДЕЛАТЬ ИЗ ЭТИХ ЛЮДЕЙ

До адреса, указанного Кормильциным, добирались на такси. Маркелов ворчал, что без своих колес он чувствует себя голым и босым.

Когда Анна сообщила таксисту адрес, куда их следует отвезти, выяснилось, что их путь лежит не в Слободку, где Кормильцин принимал их в прошлый раз, а в Южный микрорайон, находящийся на другом берегу Волги.

Таксист привез их к крупнопанельной девятиэтажке. Нужная им квартира оказалась обычной типовой «двушкой» и располагалась на третьем этаже дома. Дверь им открыл сам Кормильцин. Сначала, когда он увидел на пороге крепкого рослого брюнета с косичкой «а-ля Сигал», а за спиной у него какую-то рыжую красотку, его брови удивленно поползли вверх. Но уже в следующее мгновение Паша врубился, кто стоит перед ним, и, едва сдерживая смех, жестом пригласил москвичей пройти внутрь конспиративной квартиры.

— Ничего смешного, между прочим, Паша, тут нет, — снимая в прихожей верхнюю одежду, сказала Зеленская. — На нас тут слегка наехали, если ты еще не в курсе. Попытались выкинуть нас вон, как двух помойных кошаков.

— Надеюсь, друзья, вы простите мне этот дурацкий смех? — становясь более серьезным, сказал Кормильцин. — Я мог бы и сам догадаться, что после случившегося с вами вы можете попытаться изменить обличье… Если честно, я не ожидал, что вы… после столь демонстративного наезда… рискнете вернуться обратно в наш город. Думал, что вы позвоните мне уже из Москвы…

— От нас не так-то просто отделаться, Паша, — сказал Маркелов, стаскивая с головы «конский хвост» и засовывая его в рукав куртки. — Чертов парик… Тебе не кажется, Паша, что я в нем похож на педераста?

— Ну… могу лишь сказать, что он здорово меняет твою внешность, Володя, — сказав эту дипломатичную фразу, Кормильцин жестом пригласил москвичей пройти в гостиную. — Нет-нет, не разувайтесь…

— Это что, Паша, твоя собственная жилплощадь? — поинтересовался Маркелов, оглядывая несколько старомодную обстановку чужого жилища.

— Нет, друзья, это съемная хата, — покачал головой Кормильцин. — Мы тут тоже немного обучены науке конспирологии…

— Понятненько… А ты уверен, Павел, что твои недоброжелатели не пронюхали, где находится эта твоя лежка? И что твои телефоны, а возможно, и разговоры внутри помещения могут кем-то прослушиваться?

Кормильцин как-то неопределенно пожал плечами.

— В прошлом, признаюсь, были такие проблемы, и не раз. Номера моих мобилок пытались сканировать… пришлось из-за этого даже обращаться к спецам из ФСБ… Бывало, что офис мой взламывали в здании, где размещается редакция нашей газеты; однажды компьютерное оборудование целиком все вынесли. Но что, коллеги, говорить про меня, обыкновенного, в сущности, журналиста, если даже в кабинете прежнего губернатора не раз находили «жучки»? А что, есть какие-то опасения на сей счет?

Маркелов остро пожалел, что у него сейчас нет при себе даже такого довольно примитивного приборчика для обнаружения «закладок», как МД-3, или «щекотунчик» (эта штуковина была единственным, если не считать двух фоток, что пропало у столичных журналистов после их недолгого пребывания в местной милицейской КПЗ). Рассказывать о том, что, как он сам предполагает, в садовом коттедже, где москвичи гостили в прошлый раз, функционирует установленный там кем-то «жучок», было уже поздновато и как-то не к месту. Поэтому он решил в данном случае ограничиться дружеским советом:

— Ты все ж, Паша, следи за «техникой безопасности». Не знаю, как обстоит дело в ваших краях — еще до конца не разобрался, — но там, где нам на пару с Анной доводилось работать, чужие глаза и уши нас не оставляли без внимания ни на секунду…

От угощения москвичи отказались. После ужина в «Какаду» Маркелов ощущал себя удавом, заглотившим разом добрую дюжину кроликов. Зеленской хватило и салата, который она успела съесть в ресторане. Поэтому решено было ограничиться чаем, который Кормильцин на скорую руку заварил из пакетиков «Липтон».

— Кстати, Паша… — она бросила задумчивый взгляд на усевшегося напротив нее за столом в гостиной Кормильцина. — А от кого ты узнал, что нас с Володей задержала милиция?

— Через свои источники в органах, — несколько уклончиво ответил тот. — Вряд ли их фамилии и должности вам что-то скажут… Вы думаете, почему вас так быстро отпустили восвояси?

— За нас кто-то заступился?

— Ну да… вроде того.

«Не Иван Иваныч ли часом подсуетился? — подумала Зеленская. — Вернее сказать, его ведомство… У Кормильцина, конечно, есть свои люди в местных спецслужбах. Так уж сложилось, что журналисты и сотрудники органов часто сотрудничают друг с другом, причем с большой выгодой, и еще неизвестно, кто кого больше использует в таких вот играх. Но спрашивать о таких вещах в лоб не следует, потому что, во-первых, даже у близких проверенных друзей бывают свои секреты, — они же с Кормильциным знакомы всего несколько дней. А во-вторых, на эту скользкую тему вообще не принято говорить».

— Мы вернулись, Паша, потому что надо довести расследование до конца, — сказала Зеленская. — Как я понимаю, это не только в наших, но и в твоих интересах тоже.

— Пока вы отсутствовали, у нас тут случился серьезный «трабл», — думая о своем, сказал Кормильцин. — Здесь, как я уже говорил вам в прошлый раз, мой «Вечерний экспресс» и еще пару таких же оппозиционных Воронину газет фактически развели с местными типографиями, где мы ранее печатались. Есть спонсоры, есть хорошие бабки, которые мы готовы платить за типографские услуги и распространителям, но… Короче говоря, последнее время мы вынуждены были печатать свои тиражи в соседней губернии и уже потом разными путями ввозить свою продукцию в нашу область и как-то пытаться ее здесь распространять…

— Тайком? — переспросила Зеленская. — Как революционеры распространяли ленинскую «Искру»?

Кормильцин невесело рассмеялся:

— Видите, до чего мы «дореформировались»? И это при том, Аня, что Воронин и его деловые партнеры еще не всю целиком власть и собственность здесь к рукам прибрали… При таком вот вопиющем бездействии Москвы… пройдет еще года три или четыре… здесь вообще никакие российские законы исполняться не будут!..

Он вышел в меньшую комнату, а когда вернулся в гостиную, принес с собой кейс. Щелкнув замками, Кормильцин вытащил оттуда сложенную газету и передал ее Зеленской.

— Ну вот… Какие-то гады перехватили весь тираж нашего «Вечернего экспресса»…

— Когда это произошло? — спросила Зеленская, разворачивая газету.

— Минувшей ночью… уже под утро. Сохранилась только пара экземпляров, которые я прихватил с собой, когда вчера вечером возвращался домой. Весь остальной тираж был перехвачен какими-то вооруженными людьми и уничтожен под корень.

— Паша, сможешь дать нам хоть один экземпляр? — бегло знакомясь с содержанием опубликованных в опальной газете материалов, спросила Зеленская.

— Если только завтра… надо будет отсветить…

— Дискета есть?

— Тоже завтра передам… Вы же задержитесь у нас еще на пару-тройку дней?

— Хотелось бы завтра, в четверг, пошабашить. Но если понадобится для дела, можно захватить еще и день пятницы.

— Хотите отыграться за наезд со стороны властей? Зеленская в ответ пожала плечами, и этот её жест можно было расценивать как угодно.

— Не далее как в пятницу утром мы собираемся выставить все эти материалы на сайте нашей газеты, — после небольшой паузы сказал Кормильцин. — Несколько дней назад какой-то спец фактически уничтожил наш сайт в Интернете. Мы, конечно, догадываемся, кто нас заказал… Но мы нашли парня, который нам все это дело восстановит и будет впредь приглядывать за нашим сайтом. Я как раз договорился встретиться с ним сегодня вечерочком, потому что днем он трудится в своей фирме…

— Так мы, Паша, наверное, задерживаем тебя? — спохватилась Зеленская.

— Да нет, что ты, времени навалом! — заверил ее Кормильцин. — Встречу с этим спецом я могу перенести и на более позднее время, тем более что он холостяк.

Заметив, что Зеленская обратила внимание на отпечатанный на последней странице газеты анонс главной темы очередного выпуска «Вечернего экспресса», Павел, понизив голос, поинтересовался:

— Ну как, Анна, прослушала ту кассету, что я тебе передал? Ну и как тебе все это?

Зеленская не стала рассказывать, какого страху она натерпелась из-за этого его «подарка» во время задержания и попытки обыска.

А вот содержимое кассеты заслуживало того, чтобы обменяться хотя бы несколькими репликами.

— Паша, ты уверен, что это не фальшивка? — спросила она, возвращая Кормильцину свежий выпуск газеты «Вечерний экспресс».

— Уверен на… девяносто девять процентов.

— Ты ведь не самолично делал эту запись?

— Нет. Но я хорошо знаю человека, который раскопал всю эту историю и сумел разговорить источник.

— Я так поняла, что ваш источник запросил за свои сведения некую денежную сумму?..

— Да, Аня, это так. А что ты хочешь? Мы живем в условиях рынка, когда за хорошие бабки можно купить практически все, даже вот сведения такого рода.

— Ты догадываешься, кто такая эта женщина? И насколько вообще ей можно верить?

Кормильцин несколько секунд колебался, размышляя, в какой степени он может быть откровенен перед столичными журналистами, которые, в сущности, здесь пытаются решать те же задачи, что и он сам (а также те люди, к чьей помощи и поддержке он периодически вынужден прибегать).

— Я уверен, что этому источнику можно верить, — сказал он несколько уклончиво. — Скажу больше. Запись эта была сделана за пару дней до того, как Николай Дмитриевич перенес обширный инфаркт миокарда. Сам ход событий подтверждает, что наш источник был не только искренен, но и прав, высказывая вот такую драматичную версию случившегося. Кстати, пару дней назад эту женщину попытались еще разочек разговорить, посулив ей за новые сведения и подробности на данную тему еще более щедрое вознаграждение. Она не только отказалась разговаривать на эту тему, но и стала открещиваться от своих прежних показаний, не подозревая, что сохранилась запись того разговора…

«Ситуация вырисовывается паршивая, — подумала Зеленская. — Складывается впечатление, что губернатор какими-то своими действиями — или, наоборот, бездействием — сильно мешал части местного чиновничества и крупных предпринимателей. Возможно, он стал помехой для осуществления каких-то крупных проектов, вроде той же „правильной“ приватизации Новомихайловского ТМК. Но как убрать такую крупную помеху? Воспользоваться профессиональными услугами киллера? Но у всех на памяти убийство губернатора Магаданской области, которое повлекло за собой сотни уголовных дел и десятки арестов. Этот урок, понятное дело, многих отрезвил… Очень даже может быть, что для устранения несговорчивого и „негибкого“ губернатора как раз и выбран был такой сценарий, при котором и желанная цель будет достигнута, и в то же время люди, к которым перейдет власть в регионе, окажутся вне всяких подозрений… »

— Ну а что родственники Николая Дмитриевича? — спросила Анна. — Они-то, думаю, сейчас больше всех заинтересованы в том, чтобы вся правда о болезни и методах лечения их родственника всплыла наружу? Ведь среди близких губернатора имеются, насколько я знаю, оч-чень даже влиятельные люди…

— Потому-то и вызвали независимых специалистов из Москвы, — нахмурившись, сказал Кормильцин. — Но уже сейчас ясно, что доказать в этом деле чей-то злой умысел будет очень и очень сложно… По последним сведениям, которыми я располагаю, Николай Дмитриевич, во-первых, неоперабелен, во-вторых, нетранспортабелен, и, наконец, в-третьих, если и протянет еще какое-то время при помощи подключенных к нему систем жизнеобеспечения, то разве недельки две… ну, максимум три…

Закурив сигарету, он спросил:

— Скажи мне, Анна, такую штуку, только прямо… Вы дадите ход той пленке, которую я вам передал на даче? У одного меня, как ты понимаешь, силенок не достанет, чтобы раскрутить т а к у ю историю. У вас, москвичей, совсем другие возможности. Кремль от вас, можно сказать, на расстоянии вытянутой руки. Или, если угодно, одного информационного залпа…

— Послушай, Паша… — Зеленская бросила на него острый взгляд. — А ты не пытаешься часом выступать в этом деле как… посредник? Кто и сколько готов заплатить за то, чтобы слить на одном из центральных каналов версию подобную той, что мы сейчас с тобой обсуждаем? Давай только прямо, без экивоков…

Паша почесал пятерней в затылке, затем, досадливо крякнув, сказал:

— Нет, так вопрос вообще не стоит… Врать не буду, есть люди, которые могли бы щедро оплатить подобные информационные услуги. Но я и сам не хочу брать на себя повышенные обязательства, потому что никакие бабки, даже самые большие, не стоят человеческой жизни. Другое дело, что как журналист… и, как бы пафосно это ни звучало, как гражданин своей страны, я не могу спокойно смотреть на весь этот творящийся вокруг беспредел…

Маркелов, обосновавшийся несколько особняком от них — он извлек из чемоданчика ноутбук, чтобы проверить, как отработала сегодня его аппаратура в режиме «скрытой камеры», — на короткое время оторвался от своего занятия, но когда врубился, что про «бабло» эти двое говорить более не собираются, принялся вновь следить за картинкой на плоском экранчике своего навороченного мини-компа.

Зеленская же, чуть отвернув голову, задумчиво уставилась в полуприкрытое шторами окно, за которым уже плавали чернильные сумерки… Да, они сделали копию той записи, что передал им в Слободке Паша Кормильцин. И даже отправили небольшую бандерольку в Москву, воспользовавшись, как и в прошлый раз, услугами проводника, вложив туда копию кормильцинской пленки, а также еще и свой оперативный видеоотчет, который они отсняли на скорую руку в том же «приграничном» райцентре, где вынуждены были временно оставить свой «Фольксваген». Как раз в эти минуты посланный за свертком курьер должен доставить его либо самому Уралову, либо его помощнику. Но какова будет реакция мэтра, даже Анне, не раз работавшей уже прежде с Ураловым, судить сейчас было трудно: уж больно крутая каша может завариться, если Андрей решится дать ход этой версии.

— Не мне решать, Паша, каким материалам давать ход, а какие… попридержать. Но одно я могу сказать точно: если и дальше копать в том направлении, в котором ты сейчас пытаешься копать, то можно вырыть такую ямищу, что сам в ней в конечном итоге и окажешься…

Кормильцин не стал с ней спорить. Да и вообще, как показалось Анне, ее собеседник был не из пугливых, да к тому же, как и многие другие его коллеги по ремеслу, принадлежал к числу азартных, увлекающихся людей, которые верят в свою счастливую звезду.

Паша, остановившись за спиной Маркелова, некоторое время заинтересованно глядел на небольшой плоский экранчик ноутбука, изображение на котором то шло в ускоренном темпе, как при ускоренной перемотке, то воспроизводилось в нормальном режиме.

— О-о-о… какие люди… — несколько удивленно произнес он. — Я вижу, вы тоже тут зря времени не теряете.

— Да в общем-то случайно я их записал, — подал реплику Маркелов, возвращая запись к тому месту, где четверо «крутых» входят в зал. — Пользовался «скрыткой», поэтому такой вот получился ракурс…

— Нормально получилось… все как на ладони! Где это ты их снимал? Ага… понятно… узнаю знакомый интерьер… Ресторан «Какаду»… А вас как туда занесло?

— Элементарно. Зашли туда перекусить, ну а тут эти… ваши местные «крутые» нарисовались…

О том, что он умудрился еще и «жучка» в бильярдной под стол посадить, Маркелов решил умолчать.

— Вот этот светловолосый — Черняев, — используя вместо указки извлеченную из кармана авторучку, сказал Кормильцин. — Мы о нем уже немного говорили…

— А следующий? — спросил Маркелов. — Тот, что за ним идет? Ты его знаешь?

— Знаю, конечно. Его фамилия Шацкий, он курирует бизнес по линии обладминистрации, один из замов Воронина… и, насколько мне известно, едва не самое доверенное его лицо. С этим бывшим ментом Черняевым его тоже связывают какие-то давние и тесные отношения… Когда наши фээсбэшники при поддержке Главного управления собственной безопасности МВД произвели серию арестов и задержаний — Черняева и некоторых его подчиненных вообще взяли на киднепинге, — то именно эти двое, Воронин и Шацкий, через свои связи в прокуратуре и даже в самой Москве, добились того, что эти люди были освобождены сначала под подписку, а затем уголовные дела против них быстренько закрыли. И это при том, что у нас тут немало исчезло людей с концами, особенно среди бизнесменов.

— Постой-ка, Паша, — вмешалась в их разговор Зеленская. — Ты, наверное, знаешь, кто из ваших гэбистов участвовал в тех событиях? Ты можешь сказать, кто конкретно брал Черняева?

— Гм… Детали той операций держатся в строгом секрете…

— Ладно, сформулирую вопрос по-другому, — усмехнувшись, сказала Зеленская. — Те люди, что пытались почистить ментовскую контору от рэкетиров, мокрушников и похитителей… по-прежнему трудятся в вашем областном управлении ФСБ?

— Мне непросто ответить на этот вопрос, Аня, — глядя ей в глаза, сказал Кормильцин. — Но я думаю, что здесь, у нас, еще есть такие люди, кого Черняев и его друзья из бывших ментов если и не боятся… они вообще-то порядком забурели… то, по крайней мере, вынуждены относиться к ним серьезно.

Анна хотела спросить у Паши, не знает ли он, а он-то точно это должен знать, кто именно из сотрудников облуправления ФСБ обычно разъезжает на «ГАЗ-31» (она могла и госномер назвать) и у кого из них есть в личном пользовании серебристый «Опель». Но тут же передумала, решив, что не стоит перегибать палку и задавать дружественно настроенному коллеге вопросы на столь скользкую тему.

Двух крепких мужчин, нарисовавшихся в ресторане «Какаду» почти сразу после ухода оттуда некоего Шацкого, являющегося доверенным лицом нынешнего и. о. губернатора Воронина, и тоже пробывших за дверью бильярдной совсем немного времени, Кормильцин идентифицировал без малейшего труда. Фамилия того субъекта, который обладает более крупным телосложением и вытянутой, как у лошади, физиономией, как выяснилось, была Ломов. Другого, которого москвичи тоже мельком видели в минувшее воскресенье в Новомихайловске, — Фомин. Оба эти субъекта в свое время служили под начальством Черняева в местном ОБЭП. Сейчас, понятное дело, состоят в штате ЧОП «Центурион». «Опасные мужики, — сказал про них Кормильцин. — От таких, как они, лучше держаться подальше… »

Спустя минут сорок они стали прощаться. Паша, когда узнал, что москвичи остались без колес, тут же позвонил какому-то своему приятелю и мигом решил лот вопрос: журналисты могли забрать машину хоть сейчас, причем тачка имела блатные номера и гаишный вездеход на лобовом стекле, нужно было только съездить на такси в указанный им Кормильциным адрес. Они успели также в деталях обсудить план завтрашних мероприятий, так что в четверг их всех ожидал предельно насыщенный день…

Карахан подъехал к известной ему девятиэтажке, в которой находилась «конспиративная квартира», минут за пятнадцать до того, как этот адрес покинули журналисты.

Припарковав свой «Опель» рядом с бежевой «десяткой», стоявшей неподалеку от подъезда, Герман сразу же пересел в машину к своему коллеге.

— Ну что, Леня… вахтишь?

— Как видишь, Герман. Приглядываю за нашим объектом, так сказать, в меру своих сил и возможностей.

— Ты полагаешь, Леня, что те двое, что поднялись к Кормильцину, те самые… москвичи?

— Есть такое подозрение, Герман. Одеты, правда, по-другому…

— Сменили прикид?

— Ага. Даже цвет волос изменили. Конспираторы, блин…

Усмехнувшись, Соломатин потянулся за пачкой сигарет, которые лежали в «бардачке». Некоторое время они молчали, затем Соломатин сказал:

— Ну и настырные же эти журналюги… Не помню уже, кто сказал… «Гвозди б делать из этих людей… » Маяковский, наверное?

— Нет, другой поэт… кажется, Тихонов.

— Не суть важно. Но сказано именно вот про таких! Ты знаешь, я прессу не очень люблю…

— Я тоже, — кивнул в темноте Карахан. — Но среди журналистов есть люди, у которых и нам не стыдно было бы поучиться. В той же Италии, если бы не журналисты, которых отстреливали наряду с честными следаками и прокурорами, ни за что не удалось бы справиться с мафией и коррупцией на самом верху…

К подъезду девятиэтажки подкатил таксомотор. Из парадного вышли двое мужчин и рыжеволосая женщина. Кормильцин попрощался за руку с рослым крепким брюнетом, в руке у которого был небольшой то ли портфель, то ли чемоданчик. Когда таксомотор с этими двумя уехал, Павел открыл свой джип, уселся за руль и тоже стал потихоньку выезжать со двора.

— Завтра Шевчук дежурит? — спросил Карахан. — Ладно, покрутитесь вокруг него еще чуток. Меня проинформировали, что не позднее субботы наш «объект» уберется отсюда… может быть, даже навсегда сменит свое местожительство. Если ты или Шевчук заметите какую-нибудь, угрозу для парня, сразу звоните мне… ну и сами действуйте по обстановке.

Герман едва не двинулся на своем «Опеле» вслед за таксомотором, но затем все же передумал и отправился прямиком домой.

В отличие от своего коллеги Соломатина, который мог еще в чем-то сомневаться, уж он-то точно знал, что к Кормильцину приезжали именно Зеленская и Маркелов.

Примерно час назад на е-майл, открытый специально для такого случая, пришло сообщение от самого Андрея Уралова. Послание оказалось кратким и содержало просьбу обеспечить «по мере сил и возможности» личную безопасность московских журналистов Маркелова и Зеленской…

Из всего этого Карахан сделал единственно возможный вывод: рисковая парочка, проигнорировав все предупреждения, решила после устроенного им «депорта» все же вернуться и довершить расследование.

Вспомнив поэтическую метафору, пришедшую на ум Соломатину несколькими минутами ранее, Герман с беспокойством подумал: «Как бы кто не попытался забить эти „гвозди“ по самую шляпку… »

Вот как, каким, спрашивается, образом он может обеспечить безопасность прибывших к ним из столицы — можно сказать инкогнито — двух журналистов? Если даже Кормильцина они могут охранять лишь негласно, действуя малыми силами и средствами, не имея при этом на руках письменного приказа, а лишь высказанную устно с глазу на глаз «просьбу» непосредственного начальника Карахана генерала Керженцева?..

Поэтому, прочтя текст сообщения, Герман сразу же набрал ответное послание: «ОБЕСПЕЧИТЬ ЛИЧНУЮ БЕЗОПАСНОСТЬ ВАШИХ СОТРУДНИКОВ ВОЗМОЖНОСТИ НЕ ИМЕЮ»…

Что, впрочем, не означает, что эти двое стрингеров, которые действуют здесь и сейчас на свой страх и риск, не могут впредь рассчитывать на его помощь. В конце концов, на самый крайний случай у них имеется номер контактного телефона…

Успокоившись этой мыслью, Карахан, которому от кормильцинской «явки» до такой же девятиэтажки, где он сам снимал квартиру, было всего пару минут езды, припарковал «Опель» у своего дома.

Спустя примерно минуту, когда зажегся свет в одном из окон четвертого этажа, мужчина, сидевший в салоне подержанной иномарки, припаркованной в другом конце двора, за детской площадкой, поднес к губам трубку сотового телефона.

— Объект только что прибыл в адрес.

— Один? — спросили на другом конце линии.

— Да, один.

— Ладно, свободен пока. С шести часов утра займешь эту же точку…

Глава 18
ВО МНОГОЙ МУДРОСТИ МНОГО ПЕЧАЛИ

Четверг, позднее утро

Маркелов поднялся рано, в шесть утра, чтобы иметь время проверить и подготовить для работы наличную аппаратуру и подзарядить все источники питания, начиная от батарей рабочей телекамеры и заканчивая подзарядкой сотовых телефонов, а также заменить там, где это требовалось, микроэлементы питания на новые. С собой они решили взять две камеры, профессиональную и новенькую цифровую «Сони», переносной четырехканальный магнитофон, японский же «ресивер», позволяющий работать с чуткими беспроводными микрофонами, а также «дежурный чемоданчик», где хранятся, как выражается сам Володя, разные «полезные хреновины».

Передвигаться же им придется, как выяснилось, на почти новом внедорожнике «Нива», ключи от которого, а также техпаспорт, им еще вчера вечером вручил по просьбе Кормильцина немногословный парень лет тридцати, который, намеренно или нет, не оставил Маркелову даже своих координат и номера телефона, буркнув при расставании: «Тачку вернете Паше… он знает, где меня можно найти».

Первое из мероприятий, которое москвичи планировали провести совместно с Кормильциным в течение этого рабочего дня, должно было состояться около одиннадцати утра.

Паша заверил Зеленскую, что он обеспечит ей интервью с человеком, который лучше всех остальных знает подоплеку схватки, разгоревшейся за право собственности на НТМК, в совершенстве разбирается в технических вопросах да к тому же и сам является настоящим ветераном «титановых войн». Если удастся вызвать на откровение господина Аксенова — такова фамилия этого человека, — то он может сообщить немало такого, что может сильно не понравиться нынешним властям губернии и тем, кто пытается угробить Новомихайловский комбинат.

Принимать журналистов у себя в загородном доме Аксенов почему-то не захотел. Паша договорился с ним, что разговор состоится в Н-ске. Выбор пал на ресторан «Левобережный». Объясняя москвичам, почему разговор должен состояться именно там, а не в другом месте, Кормильцин поведал им: во-первых, владелец данного заведения его хороший приятель, во-вторых, там имеется отдельный кабинет, где удобно проводить такие вот конфиденциальные мероприятия, и, наконец, в-третьих, самому Паше уже не раз доводилось брать интервью у Аксенова — или обращаться к Михаилу Григорьевичу, как сведущему в технических вопросах человеку, — причем общались они чаще всего именно за обеденным столиком в «Левобережном».

Когда журналисты прибыли на место — аккурат к открытию, — выяснилось, что ресторан располагается на первом этаже добротного и сравнительно недавно построенного здания из красного кирпича с большими белыми пластиковыми окнами и просторными застекленными лоджиями. Три верхних этажа занимают квартиры людей, которых, очевидно, можно отнести к местному среднему классу. Само же здание находится в старой части города, примерно в двух кварталах от уже знакомой москвичам гостиницы «Спутник».

Маркелов вначале хотел поставить «Ниву» на небольшом паркинге у входа в «Левобережный», но в последний момент все переиначил, решив припарковать внедорожник не на улице, а с другой стороны того же здания, во дворе.

— Что это за маневры, Володя? — несколько удивленно спросила Зеленская, выбираясь из машины. — Почему ты не припарковался напротив ресторана? Там же полно свободного места!

— Не забывай, детка, что это не наши колеса, а чужие, — сказал Маркелов, вытаскивая вещи с заднего сиденья. — И вообще… дальше поставишь, ближе возьмешь.

Пока Маркелов, на голове которого красовался ненавистный ему черный парик, выгружал из салона упакованное в сумку и чемоданчик оборудование, а затем запирал чужую машину, Анна успела глянуть в зеркальце, которое она вытащила из сумочки.

— Определенно, ярко-рыжий цвет мне к лицу, — пробормотала она себе под нос. — А ты как считаешь, Володя?

В холле ресторана их встретил парень лет двадцати восьми, в униформе, выполняющий здесь функции бармена.

— Извините… вы будете Владимир? — спросил он, окинув взглядом массивную фигуру мужчины, после чего перевел взгляд на молодую женщину. — А вы, наверное, Анна?

— Да, это мы, — сказал Маркелов. — А наш общий приятель что, уже здесь?

— Нет, но скоро должен подъехать, — сказал бармен. — Он только что звонил… Просил передать вам, что чуть задерживается… минут на пятнадцать-двадцать, не более… Вы обождете Пал Палыча у стойки? Или вас сразу сопроводить в кабинет?

— Пал Палыча? — несколько удивленно переспросил Маркелов, но тут же врубился, что речь идет о Кормильцине. — Ну да, ну да… Проводи-ка нас, голубчик, в ваши отдельные апартаменты. Кстати, там будет куда повесить наши куртки?

— Да, конечно, — жестом приглашая следовать за ним, сказал бармен. — Не волнуйтесь, у нас здесь все предусмотрено…

Как и предполагал Маркелов, заведение в эту пору было свободно от посетителей (в зале они увидели лишь молоденького официанта, который поправлял детали сервировки на одном из пустующих столиков). Здесь тоже имелась своя бильярдная комната; кроме стола для игры в снукер, там стояли еще с полдюжины игровых автоматов, но, в отличие от ресторана «Какаду», в этом помещении нельзя было укрыться, заперев за собой дверь, — оно было лишь частично изолированным, соединяясь с залом открытым арочным проходом.

Сзади бильярдной обнаружился еще один арочный проход, а за ним резная деревянная дверь. Через нее они попали в сравнительно небольшое помещение, размерами три на четыре метра: это было что-то вроде предбанника, откуда можно было попасть в небольшой банкетный зальчик, или, если угодно, в отдельный кабинет, с обстановкой, рассчитанной на участие в застолье максимум восьми человек.

— Вам что-нибудь принести? — вежливо поинтересовался сопроводивший их сюда бармен. — Желаете кофе? Или чего-нибудь покрепче?

— Спасибо, дружище, но мы подождем Пал Палыча, — снимая в предбаннике приобретенную на местном базарчике куртку «пилот», сказал Маркелов. — А вы можете продолжить заниматься своими делами…

Бармен, поняв намек, сделал вежливый полукивок головой, после чего испарился, оставив молодых людей наедине.

Маркелов, приняв у Анны замшевую куртку, повесил ее на вешалку рядом со своей. В предбаннике обнаружилась еще пара дверей. За одной из них оказалась туалетная комната, куда сразу проследовала Зеленская, чтобы оглядеть себя в большое зеркало, поправить парик и подкрасить губы. За другой обнаружилось что-то вроде запасного выхода, к которому вели три или четыре ступеньки и недлинный коридорчик. Маркелов отодвинул засов, запирающий дверь запасного выхода — а может, это был свой, отдельный вход в банкетный зальчик, — и, выглянув наружу, увидел… «Ниву», припаркованную всего шагах в десяти от низкого крылечка.

Заперев обратно дверь запасного выхода, он вернулся в предбанник и сразу стал распаковывать оборудование. Зеленская, оставшись в целом довольной увиденным в зеркале, прошла в банкетный зальчик, где должен был протекать ее разговор с Аксеновым. Здесь преобладали синие и бежевые цвета, имелся аквариум с подсветкой, музыкальный центр и телевизор «Сони», но не с плоским экраном, а формата «черный тринитрон». На овальной формы столе, вокруг которого были расставлены высокие венские стулья, стояла большая ваза с тропическими фруктами, два графина с соками и чайный сервиз, рассчитанный на четыре персоны.

— Неплохо, однако, живут наши провинциалы, — негромко произнесла Зеленская. — Весьма приличная здесь обстановочка…

Маркелов со своей обычной сноровкой действовал на «раз-два». Собрал телескопическую треногу, установил на нее камеру, затем, включив верхний свет, удовлетворенно покивал головой: дополнительного освещения не потребуется, так что все тип-топ.

Подготовив все необходимое для съемки, он на несколько минут исчез из поля зрения своей напарницы, которая, усевшись на один из стульев, стала сверяться с записями в своем рабочем блокноте, где она набросала «скелет» предстоящей беседы.

Об Аксенове ей было известно немногое, да и то в основном со слов того же Кормильцина. Но человек он, если даже судить по этим неполным сведениям, весьма заслуженный: доктор технических наук, автор целого ряда изобретений в сфере металлургии. Герой соцтруда, обладатель множества правительственных наград и т. д. и т. п. Именно Михаил Григорьевич, наряду с другими, конечно, людьми, стоял у самых истоков строительства крупнейшего в мире—и таковым потенциально остающегося по сию пору — Новомихайловского титано-магниевого комбината. После ввода в строй этого промышленного гиганта Аксенов некоторое время трудился начальником цеха по производству ферротитана, затем занимал должность заместителя гендиректора, последние же лет восемь он работал на ответственном посту главного инженера ТМК, одновременно входя в совет директоров титанопроизводящей компании и аффилированных с ней фирм.

Сейчас Аксенову шестьдесят четыре. Кормильцин утверждает, что этого авторитетного человека очень упорно «убалтывали» люди из окружения Воронина. Складывается впечатление, что им — и главным лоббистам, засевшим в Москве и Вашингтоне, — нужен был в лице Аксенова не просто «зиц-председатель», а человек очень известный, заслуженный, которого хорошо знают как на НМТК, так и в Новомихайловске. И на которого, как предполагает Паша Кормильцин, впоследствии удобно было бы списать все возможные неприятности.

Примерно месяц тому назад Аксенов, сославшись на возраст, покинул свой ответственный и крайне хлопотный пост. Тем не менее он и сейчас находится в курсе всех событий вокруг НТМК, поскольку, числясь консультантом при совете директоров, бывает на комбинате практически каждый божий день…

— А вот и мы! — послышался из предбанника голос Кормильцина. — О-о-о… я вижу, у вас уже все на мази!

Мужчины сняли верхнюю одежду, затем прошли в кабинет. Володя Маркелов, как-то странно подмигнув напарнице, встал возле треноги с установленной на ней телекамерой. Павел, одетый в темные брюки, серый, в коричневатую крапинку пиджак и черную водолазку, представил столичных журналистов своему старому знакомому. Аксенов был одет в неброский темный костюм и белоснежную рубашку с галстуком. Выглядел, в общем-то, на свой возраст: чуть выше среднего роста, сутуловат, седые виски, серебристая щеточка усов, очки в дорогой оправе… Анна сразу отметила про себя, что у этого человека затруднено дыхание: так дышат астматики или злостные курильщики… или же люди, длительное время трудившиеся на вредном производстве.

Кроме этих двоих, в помещении, где должна была произойти рабочая съемка, нарисовался какой-то крепкий плечистый мужчина лет тридцати пяти, в удлиненной кожаной куртке, расстегнутой на груди, из-под левой полы которой выглядывала наплечная кобура с пистолетом. Но спустя короткое время, удостоверившись, что все в порядке, он покинул компанию, переместившись в бильярдную комнату (как выяснилось несколько позднее, это был сотрудник частной охраны НТМК, выполняющий одновременно функции личного шофера Аксенова и его телохранителя).

Подразумевалось, что сначала будет записано интервью Зеленской с Михаилом Григорьевичем касательно конфликта вокруг НТМК. Потом, когда эта часть программы будет завершена и Аксенов отъедет по своим делам, настанет черед уже самому Кормильцину произнести несколько слов перед телекамерой, благо провинциальному журналисту тоже есть что рассказать многомиллионной аудитории телезрителей (единственно, договорились пока не касаться «дела врачей»). Это уже дело Андрея Уралова решать, какие куски из отснятых стрингерами материалов вставить в передачу, а какие до поры попридержать. Главное, чтоб было из чего выбирать…

Затем, уже во второй половине дня им предстояло ненадолго прокатиться в Новомихайловск, где Кормильцин обещал москвичам устроить встречу с каким-нибудь крупным местным чиновником (скорее всего, это будет мэр города, который расскажет перед телекамерой, чем является НТМК для города и района в целом и что может произойти в случае неблагоприятного развития ситуации вокруг комбината).

Такова была программа на этот день, который должен был стать последним днем их командировки.

Но уже в первом своем пункте согласованный с Кормильциным график работы дал неожиданный сбой.

Едва Зеленская и Аксенов уселись друг напротив друга — на фоне большого аквариума с подсветкой, как велел им оператор, — последний вдруг неожиданно занервничал.

— Что… уже запись идет? — полуобернувшись к телекамере, спросил Аксенов. — Э-э-э… выключите, пожалуйста, вашу телекамеру!

— Не волнуйтесь, Михаил Григорьевич, все будет хорошо, — дружелюбным тоном произнесла Зеленская. — Думаю, для вас подобная запись не в диковинку, верно? Гм… Время есть, спешить нам особо некуда… Вот что… давайте пить чай! Володя, выключи камеру…

— Да, выключите камеру! — каким-то надтреснутым голосом сказал Аксенов. — Не знаю даже, стоит ли с этим затеваться?.. Что это даст? Как они задумали, так все и будет…

— Михаил Григорьевич, я вас не понял?! — Паша Кормильцин, который разливал чай в чашки, удивленно приподнял брови. — Мы же договаривались… Я ведь вам говорил, что к нам приехали тележурналисты из Москвы… что они хотят снять сюжет о Новомихайловском комбинате…

Руки у Аксенова отчего-то тряслись так, что он с трудом смог прикурить сигарету от своей зажигалки. Анна могла лишь гадать, по какой причине этот убеленный сединами, очень заслуженный человек вдруг так откровенно заволновался перед включенной телекамерой. Ей уже не раз доводилось сталкиваться с подобными случаями, когда люди терялись во время съемки или же несли ахинею, отказываясь говорить по существу дела. Причины такого поведения бывают самые разные, но одно Анна знала точно: давить в таких случаях на своего собеседника — дело неумное, да и бесполезное…

— Но ты не говорил, Павел, что молодые люди будут снимать сюжет для передачи «Момент правды»… — сказав это, Аксенов повернулся к оператору. — Вы все же выключите пока свою телекамеру.

Маркелов, не выказывая досады, не только выключил камеру, но и повернул ее объективам в противоположный угол помещения.

— А что, собственно, не так, Михаил Григорьевич? — вежливо поинтересовалась Зеленская. — Вам не нравится Андрей Уралов? Или сам стиль его передачи?

— Нет, почему же… Как раз наоборот! — нервно дернув кадыком, сказал Аксенов. — А если мы побеседуем без телекамеры?

— Толку от такого разговора будет «ноль»! — тут же встрял Кормильцин, чувствовавший себя крайне неловко перед москвичами. — А вот если на всю страну сказать то, что вы мне на днях говорили… Может, тогда дойдет до Кремля, что здесь происходит?! Угрохают же к чертям ваш комбинат! Вы же сами не раз говорили, что это дело государственной важности!

— Павел прав, Михаил Григорьевич, — заметила Зеленская. Сюжет, показанный по телевидению, да еще в такой «раскрученной» передаче, может дать несравнимо больший эффект, чем даже несколько опубликованных в газетах статен… Кстати, вы можете не беспокоиться: без вашего ведома мы ничего существенного из вашего интервью — если вы только согласитесь его дать — убирать не станем.

Она, конечно, многое сейчас на себя брала (кто-нибудь из сотрудников или же сам Андрей очень даже могут пройтись монтажными ножницами по отснятому в Н-ске материалу), по ей нужно было как-то успокоить этого занервничавшего столь не вовремя человека, а уже затем подвигнуть его на откровенный разговор.

Как бы то ни было, но Аксенова, что называется, заклинило, так что у журналистов оставалось на выбор два варианта: либо попытаться как-то успокоить человека и дать ему время прийти в себя, либо вообще отказаться от попыток получить комментарий о событиях вокруг Новомихайловска из уст столь авторитетного и хорошо информированного источника.

Отозвав москвичей в сторонку, Кормильцин полушепотом сказал:

— Ребята, я чувствую себя чертовски неловко…

— Может, вас на время оставить одних? — спросила Зеленская. — Если он боится затрагивать какие-то темы… Короче, Маша, поговори с ним еще разочек тет-а-тет, а мы с Володей пока пойдем кофейку у стойки попьем.

— Хорошо, так и поступим, — тихо сказал Кормильцин.

— Паша, мы пока перекурим на свежем воздухе, — подал реплику Маркелов. — Здесь ведь есть запасной выход?

— Да, через него можно сразу выйти во двор.

— Я там «Ниву» поставил, — подталкивая Зеленскую к выходу, сказал Маркелов. — Когда будете готовы, дашь нам знать.

Прихватив с собой куртки — а Маркелов зачем-то взял еще и «дежурный чемоданчик», — они выбрались через запасной выход во двор.

— Что-то я тебя не понимаю, Володя, — Зеленская с подозрением посмотрела на своего напарника. — А ну-ка давай признавайся, что ты задумал?

Отперев «Ниву», Маркелов жестом пригласил Зеленскую сесть в машину. Она, пожав плечами, уселась на привычное ей место — в кресло пассажира. Володя же неожиданно забрался на заднее сиденье, сдвинув вперед кресло водителя, чтобы обеспечить себе максимум пространства в тесноватом салоне. Открыв чемоданчик, он выложил на сиденье плоский компактный «ресивер», потом столь же малогабаритное звукозаписывающее устройство, еще каких-то пару приборов, назначение которых Зеленской было неизвестно, и наконец раскрыл у себя на коленях ноутбук.

— Ты что, «скрытку» там оставил? — полуобернувшись к напарнику, спросила Зеленская. — Давай, Володя, колись…

Маркелов какое-то время колдовал над своим ноутбуком, который вкупе с остальной аппаратурой составлял что-то вроде рабочего терминала, затем, удовлетворенно хмыкнув, полез в карман за сигаретами.

— Не одну, а сразу две, — сказал он, прикуривая «мальборину» от зажигалки. — Хочешь посмотреть?

Он перевернул свой ноутбук экранчиком к напарнице, но та, лишь мельком взглянув на поделенный пополам экранчик, левую половину которого занимало изображение, транслируемое из отдельного кабинета, правую, соответственно, из бильярдной, где остался телохран Аксенова, отрицательно покачала головой.

— И охота тебе заниматься всякой ерундой… Да еще тратить на это свое дурацкое хобби неслабые, в общем-то, средства.

— Я вижу, Нюра, ты так и не просекла главную фишку в нашей с тобой профессии, — усмехнувшись, сказал Маркелов. — Мы с тобой дети войны… информационной войны. И должны себя всегда вести так, как будто мы с тобой находимся на поле боя, на линии передовых окопов…

— Вот только не надо этих песен, — процитировала она слышанное ею самой недавно от Аркушина выражение. — Во-первых, открой пошире заднюю дверцу, не то прокоптишь своими сигаретами чужую машину… а заодно и меня. Во-вторых, мы с тобой у себя дома, в России, а не в горной Абреки и или пустынной Арабии. Война, если ты еще не забыл, идет в другом месте, в Ираке, в тысячах километров отсюда!

— А у нас тут типа маневры, — вставляя миниатюрный динамик в ушную раковину, не без ехидства сказал Маркелов. — Вот только люди здесь, едва увидев камеру, за малым в обморок не грохаются… Или же, наоборот, готовы разбить ее об наши же бедовые головы!

— Не надо подводить идеологическую базу под собственные левые увлечения! Просто вы, мужики, обожаете разные технические цацки… Тоже мне, боец невидимого фронта выискался…

— Зато мы сейчас можем послушать, о чем они там без нас базарят, — включая магнитофон в режим записи, сказал Маркелов. — Вдруг в разговоре что-то важное проскочит… что-то такое, чего в нашем присутствии они бы никогда не сказали. И вообще… Это же идеальный случай, чтобы испытать нашу «спай-аппаратуру»! Мы же не всегда, Анна, будем с тобой работать в столь комфортных условиях, как сейчас.

— Да делай ты что хочешь, — махнула на него рукой Зеленская. — Только учти, что материалу этому, который ты сейчас втихаря снимаешь, я ходу все равно не дам. А то получается, что мы с тобой обманщики, последние гады и подлецы! Мы ж не знаем, чего или кого этот Аксенов так опасается?! Он нас попросил: «Ребята, выключите, пожалуйста, камеру, потому что… » Да не суть важно — «почему»! А мы с тобой ведем себя — так получается, — как наперсточники. Говорим малость снервничавшему дяде «о'кей», а сами тут же пытаемся его на «скрытку» подловить!..

— Нюра, не заводись…

— Ладно, не буду, — быстро остывая, сказала Зеленская. — Но в том, как мы… иногда… подслушиваем… подглядываем за людьми, есть что-то нездоровое. Хотя, с другой стороны, какого-нибудь жулика и подлеца подловить на горяченьком сам бог велел…

В принципе Маркелов был во многом прав. Вторая древнейшая теперь превратилась не только в опасную, но и в сверхтехнологичную профессию. Журналист, претендующий на что-то в своем мире, должен многое знать и многое уметь. Она ведь тоже заводной человек, куда там Вовану Маркелову! Сколько раз он сглаживал конфликты, готовые разгореться из-за ее чрезмерной склонности к риску, а порой и проявлений настоящего авантюризма… А бывало и так, когда в какие-нибудь трудные моменты он даже откровенно жалел ее, хотя сама Зеленская этого терпеть не могла: «Бедная ты моя девочка… дефективной уродилась… в журналистки подалась… сиротка ты моя… настоящее „дитя войны“…

— Кстати, Володя, — она вновь обернулась к напарнику. — Ты уже прослушал запись, которую вчера сделал в «Какаду»?

— Это когда я «жучка» местным «крутым» впендюрил?

— Надо говорить — «установил» или «поставил», — поправила в очередной раз Зеленская. — Да, именно это я и имела в виду. Ты уже переписал звук на отдельную кассету? Или там не было ничего интересного для нас?

— На кассету переписал, но прослушать пока не успел, — покопавшись в своем чемоданчике, Маркелов вытащил оттуда микрокассету. — Действительно, Анна, займись-ка ты делом! На вот, послушай, о чем там Черняев базарил вчера со своими полканами…

Зеленская достала из своей сумочки диктофон, размотала шнур с крохотным динамиком, закрепила его в ушной раковине, вставила кассету… Чтобы сэкономить время, она решила прослушать эту «левую» маркеловскую запись в режиме «уплотнения», при котором диктофон воспроизводит лишь те куски записи, где отчетливо слышна человеческая речь.