Империя травы. Том 2 Уильямс Тэд
Она бросила на него еще один взгляд, даже более кислый, чем предыдущий.
– Такие глупости не действовали на меня даже в те времена, когда я была молода, Бинбинакегабеник из Минтахока.
– Ну, что-то у меня все-таки получалось, – заметил он. – Ведь мы поженились, и у нас родился ребенок.
Сискви едва не улыбнулась.
– Тут есть над чем подумать, – сказала она после паузы. – Вместо того чтобы сидеть на одеяле, давай завернемся в него, чтобы защититься от кусающих существ. И тогда, когда мы окажемся близко друг к другу, – ну, быть может, мы узнаем, что у нас получится, как ты сказал.
– Превосходная идея, – с усмешкой ответил он. – Еще раз ткни в костер. Пусть лес наполнится дымом, пока маленькие монстры не улетят. И тогда мы начнем осуществлять твой план.
– Ты любишь поговорить, муж мой, – сказала она, вставая и встряхивая свое одеяло из медвежьей шкуры. – По большей части, это глупости, но иногда ты заставляешь меня смеяться.
Утром они уже поднимались на гряду холмов. Бинабик не ехал на Вакане, потому что внимательно отслеживал появление следов других путешественников, но не отпускал волчицу далеко от себя. С тех пор как Бинабик и Сискви расстались с младшими кануками и свернули на юг, они дважды едва не столкнулись с солдатами норнов. Только нос Ваканы предупредил их об опасности, и они успели спрятаться.
– Я встревожен, – сказал Бинабик, нарушив долгое молчание. – Мне это кажется бессмысленным. Почему норны уходят так далеко от дома – и зачем? Неужели они хотят уничтожить ситхи? Но после жестокого поражения в войне Короля Бурь разве они достаточно для этого сильны?
– Возможно, как ты говорил раньше, они шли в какое-то другое место. – Сискви направила своего барана Ооки в сторону, чтобы обогнуть свисавшие до земли ветки.
Ее скакун не знал усталости, но далеко не всегда обращал внимание на удобства своего всадника.
– Но тогда я думал, что их всего несколько, – сказал он. Вакана застыла на месте, подняв лохматую белую голову, и Бинабик остановился вслед за ней. Сискви натянула поводья барана, и они молча ждали, пока Вакана снова потрусит дальше. – А теперь я удивляюсь, – продолжал Бинабик, заметно понизив голос, – не начало ли это нового грандиозного замысла королевы норнов – да еще Корона из Ведьминого Дерева, назначение которой до сих пор нам неизвестно. Это вещь, оружие или сокровище? Какой-то план?
Они приближались к вершине холма.
– Я чувствую запах воды, – сказала Сискви.
– Да, я тоже. Значит, мы уже рядом с озером Джелой.
Сискви сделала несчастное лицо.
– Озера – это мошкара. И мухи. И одни лишь наши предки знают, какие еще кусачие существа.
– До тех пор пока они не норны, я не против, любимая. К тому же, если хижина Джелой еще сохранилась, мы сможем провести в ней ночь и так решить проблему с мошкарой.
Они поднялись на вершину, оказались в небольшой березовой роще, прошли еще немного и наконец сумели увидеть, что находится впереди. Они стояли на одном из заросших лесом холмов, окружавших темно-зеленую чашу долины с озером, гладким, словно зеркало. Раздался пронзительный зов выпи, и в долине снова установилась тишина.
– Здесь находилась хижина Джелой, – сказал Бинабик и указал рукой. – У берега.
– Я не вижу там никаких домов.
– Она за деревьями, и мы доберемся до него задолго до захода солнца. – Бинабик встал и прислушался. – Здесь всегда царит тишина. Впрочем, норны не склонны шуметь, в особенности когда они воюют, так что давай будем настороже.
Сискви кивнула.
– Не беспокойся, я в любом случае буду внимательна. Я никогда не доверяла этим землям, а Белые Лисы вызывают у меня ужас.
Они спустились по высохшему руслу ручья вниз, и Бинабик повел их вдоль склона в густую ольховую рощу. Густые заросли расступились только после того, как они оказались возле заболоченного берега. Стволы других давно умерших деревьев торчали из воды, как нищие калеки, решившие помыться в священном фонтане.
– Боюсь, я ошибся, – признался Бинабик, оглядываясь по сторонам. – Я мог бы поставить свои лучшие кости, что именно здесь стояла хижина Джелой. Но посмотри! Не осталось ни одной доски или палки. Я не понимаю. Подожди меня.
Несмотря на протесты Сискви, Бинабик снял сапоги и зашагал вдоль берега, пока не исчез из виду за группой серебристых ив. Довольно скоро он вернулся и вышел на берег.
– Хижина не могла находиться в другом месте, – сказал Бинабик. – Она стояла здесь, а теперь все исчезло. Как такое может быть? Да, прошло много времени, но обязательно должны были остаться какие-то следы, однако посмотри – ничего.
– Я сожалею, что у нас не будет двери, которую можно закрыть, чтобы не пускать насекомых, – сказала Сискви, – но я не понимаю, почему ты так хочешь найти хижину Джелой, которая уже много лет мертва. Что может быть интересного в ее доме?
– Скорее всего, ничего – после стольких лет. Однако она была необычайно мудрой женщиной, и я надеялся, правда, совсем немного, что могли остаться какие-то из ее книг, где я мог бы найти объяснение относительно Короны из Ведьминого Дерева или хотя бы пролить свет на планы королевы норнов. – Он нахмурился и потыкал в землю дорожным посохом.
Где-то рядом Вакана преследовала в зарослях несчастное маленькое животное.
– Пустые надежды, так мне кажется, – сказала Сискви. – Неужели ты думал, что после стольких лет здесь останется что-нибудь полезное?
– Мне следовало прийти сюда много лет назад, – проговорил Бинабик. – Джелой не походила на других людей. Кое-кто утверждал, что она была наполовину тинукеда’я. Уж не знаю, правда ли это, но она обладала редкими талантами, и я надеялся на подарок судьбы. – Он вздохнул. – Полагаю, нужно разбить лагерь. Мне бы не хотелось разводить костер так близко к берегу озера, где его сможет увидеть всякий, кто окажется на другом берегу…
– А что это такое? – спросила Сискви. – Там, посреди озера?
Бинабик прищурился.
– У меня не такие зоркие глаза, как у тебя, моя любимая. Что ты увидела?
– Там, взгляни – неужели ты и правда не видишь? Сначала я подумала, что это бревно, но у него более правильная форма, похожая на крышу дома или хижины – островерхая верхушка, поднимающаяся над поверхностью воды. Может быть, хижина Джелой упала в озеро и ее отнесло от берега?
Бинабик довольно долго смотрел на темную воду.
– Кажется, я вижу. Возможно, ты права.
– Но я никогда не слышала о таких вещах, – сказала Сискви. – Как хижина могла оказаться посреди озера? Как ее могло отнести туда так, что она осталась целой?
– Еще одна головоломка. – Казалось, Бинабик собрался добавить что-то еще, и Сискви внимательно на него посмотрела. – Многое из того, что связано с Валадой Джелой, мы, скорее всего, никогда не узнаем, – наконец заговорил он. – Но, должен признать, что мне тут не по себе, хотя я и не могу назвать причину. Давай найдем более надежное убежище, чтобы развести костер, а завтра покинем это место вместе с его тайнами. В конце концов, до цели нашего путешествия еще очень и очень далеко, а зима быстро приближается.
В первый момент, когда на них упала сеть, Танахайа подумала, что их поймали хикеда’я, и ее сковал холодный страх. Но когда она безуспешно сопротивлялась, пытаясь освободиться, Танахайа узнала сплетение лиан, и ее охватили совсем другие чувства.
«Кто мог познать так много Чистоты и остаться здесь», – подумала она.
– Братья и сестры! – крикнула она. – Что вы делаете? Я ваша родственница!
Но пленившие их люди в белом никак не отреагировали на ее слова. Сеть стянули вокруг нее и смертного принца, а потом сверху туго завязали кольцами веревки. Что-то ударило Танахайю по ногам, не настолько сильно, чтобы сделать калекой, но достаточно, чтобы она почувствовала боль и сообразила, что они хотят, чтобы она встала.
– Вставай, Морган, – сказала она на вестерлинге. – И не сопротивляйся. Позволь мне сделать то, что я должна.
– Кто они? Что происходит?
Что-то его ударило. Она не видела, но услышала звук и его стон.
– Оставьте его в покое, – громко сказала Танахайа на родном языке. – Если хотите, накажите меня – это я его сюда привела.
Фигуры в белом ничего не ответили; когда юноша неловко поднялся на ноги, их обоих заставили идти к Дому Голосов. Всякий раз, когда Морган спотыкался, его наказывали ударами длинных, покрытых рунами гибких прутьев из отвердевших веток ивы, которые держали в руках Чистые. Танахайа протестовала всякий раз, когда ему наносили удар, но у многих на боку висели мечи, и она не сопротивлялась.
Пленников заставили спуститься вниз по ступенькам длинной лестницы, продолжая подталкивать прутьями, так что даже Танахайа с трудом сохраняла равновесие. Одной рукой она крепко держала Моргана за рубашку, помогая ему оставаться на ногах. Танахайю ошеломила жестокость ее народа.
Наконец они с Морганом, все еще опутанные сетью, оказались в более свободном пространстве с гладко отполированным камнем под ногами, тут и там поблескивали источники света, тусклые, точно последние звезды перед рассветом. Затем их заставили опуститься на пол и грубо сорвали сеть и веревки.
Они находились в круглом помещении с потолком из плотно сплетенных между собой палок и ветвей и, глядя на пустой постамент в центре, Танахайа догадалась, что их привели в Дом Рассветного камня в Да’ай Чикизе. Вокруг замерли вооруженные люди в белом, лица большинства были выкрашены серой краской или пеплом, но золотая кожа и глаза говорили о том, что это зида’я, как и она сама. Возле постамента стояла высокая женщина ситхи с лишенными возраста чертами – очевидно, она прожила очень долго.
– Госпожа Виньеда, – сказала Танахайа величественной женщине. – Я Танахайа из Шисейрона.
– Я знаю, кто ты. – Виньеда смотрела на нее с нескрываемым отвращением. – Ты ученица Имано, из чего следует, что ты так же глупа, как он. Я лишь не понимаю, зачем ты сюда явилась и какое безумие позволило тебе привести смертного в Да’ай Чикизу.
– Смертный невиновен. Я привела его…
– Смертные не бывают невинными, – с холодной убежденностью перебила ее Виньеда. – Смертные убили Ненаис’у, дочь Соловья. Смертные убили Амерасу, Рожденную на корабле. И то, что ты привела сюда смертного, не является для него оправданием – это лишь делает тебя его сообщницей.
Глава 40
Кровь ее врагов
Нежеру слышала легенды о Древнем Сердце в течение всей своей короткой жизни. Она часто думала о том, доведется ли ей когда-нибудь увидеть Мать Лесов, но даже представить не могла, что их первая встреча произойдет в то время, когда ее будут преследовать хикеда’я. И все же, зная, что солдаты Жертвы находятся менее чем в дне пути, она не смогла не придержать поводья своей лошади, когда оказалась под сводами великого леса.
Как много разных деревьев! Все известные ей леса вокруг великой горы Наккига по большей части состояли из сосен, елей и редких отважных берез. Они напоминали самих хикеда’я, стройных и белых, – оставшихся в живых, сумевших уцелеть, когда все остальные погибли. Здесь, на северной границе великого леса, также попадались вечнозеленые деревья, но они были совсем не одиноки: дубы, буки, грабы, липы и бесчисленные другие виды росли густо, подобно столпившимся в бараке рабам, тысячи других зеленых растений тянулись вверх между ними.
Повсюду пели птицы – трели, свист, чириканье, – все это так сильно отличалось от лесов у нее дома, где можно услышать лишь хриплое карканье ворон. Благовонный воздух также производил ошеломляющее впечатление, он был напоен самыми разными ароматами: коры, сладкими запахами гниющих веток, острым привкусом мха и грибов и даже теплым благоуханием самой земли, которая усваивала все, что на нее падало, и обновляла – оставаясь живой и настолько полной изменений, что у Нежеру кружилась голова.
Она направила лошадь между деревьями, где первый лунный свет просочился между переплетением ветвей, словно длинные серебристые копья, и ей было трудно думать о врагах, которые ее преследовали. Интересно, подействует ли на них удивительная магия леса. Даже ожесточившаяся Жертва должна остановиться, ошеломленная, как Нежеру, полнотой жизни величайшего из всех лесов.
Однако Нежеру не могла на это рассчитывать. Многие из ее преследователей не были искалечены примесью смертной крови, как она. Они не жили в течение полугода в смятении, которое она испытала, когда все, что она знала прежде, стало вызывать у нее сомнения, а тот, кого она считала своим смертельным врагом, сохранил ей жизнь, которую мог легко отнять.
Она безмолвно выругалась и резко нагнула голову. Нежеру снова подумала о Ярнульфе, и едва не налетела на низкую ветку. Почему она не может избавиться от мыслей о предательском существе, даже оставшись в одиночестве?
Нежеру обнаружила, что ее ладонь сама легла на рукоять Холодного Корня, словно Ярнульф появился перед ней. Она обещала себе, что, если Сад будет к ней добр, однажды она рассчитается с этим так называемым Королевским Охотником. И перед тем, как Ярнульф умрет, она заставит его рассказать, почему он проклял ее таким образом, вырвет из него объяснение, прежде чем насладится его последним вздохом. Она не позволит какому-то смертному преследовать ее всю жизнь.
По мере того как Нежеру углублялась все дальше в лес, ей стали попадаться следы самых разных зверей, оленей, лисиц и даже широкие отпечатки копыт, крупнее, чем у ее лошади, возможно, бизона. Но либо животные ее избегали, либо что-то другое недавно появилось в этой части леса и спугнуло их. Впрочем, причины ее не особо занимали. Имел значение голод. Четыре дня назад у нее закончилась вся еда, она не спала и не знала отдыха почти вдвое дольше, и это мешало игнорировать боль в желудке. Она понимала, что ей не поможет, если она сбежит от преследователей, а потом вывалится из седла, потеряв сознание от голода.
Ее научили находить пищу среди окружающей природы, а плодородные зеленые залы с ковром из палой листвы должны были упростить задачу; но неспособность поймать даже белку заставила Нежеру подумать, не утратила ли она нечто большее, чем место в Ордене Жертв. Казалось, она потеряла возможности и силу хикеда’я, и теперь могла лишь скитаться по лесу, как один из несчастных смертных, который не может жить без крыши над головой и согревающего огня и питается холодную часть года тем, что сумел собрать за теплые месяцы. Мысль об этом ужасно ее разозлила, но к концу первого дня в Альдхорте она уже не могла игнорировать наполнившую ее горькую ненависть к Ярнульфу.
Нежеру вдруг подумала, что теряет разум.
«Быть может, чем дальше я удаляюсь от Наккиги, тем меньше от меня остается, – подумала она. – Неужели так все и случилось с нашим народом во время Войны Возвращения? Неужели все, что делает нас теми, кто мы есть, отважными и настоящими, верными слугами королевы, просто высыпается из нас, точно песок в песочных часах, когда мы оказываемся в землях смертных, и так продолжается до тех пор, пока мы не становимся слабыми и пустыми?»
И тут, когда она спускалась по длинному склону, густо заросшему арумом, а уродливые мысли метались у нее в голове, словно жалящие мухи, Нежеру почувствовала запах дыма.
Она остановила лошадь, и ее кожу стало покалывать. На мгновение она подумала, что ее преследователи оказались гораздо ближе, чем она рассчитывала, но после коротких раздумий пришла к выводу, что это маловероятно: хикеда’я редко разводят костры даже в холодную погоду и никогда так не поступают, когда кого-то выслеживают. Ее сердце немного замедлило свой бег, и она слегка коснулась каблуками боков украденной лошади, чтобы та пошла дальше. Нос подсказал ей, что в костре горит дерево липы, не самые лучшие дрова, как показал ей Ярнульф, когда они огибали южный Диммерског, – неужели кто-то станет жечь липу, когда вокруг полно ясеней и берез.
Немного ниже по склону Нежеру снова натянула поводья от неожиданности. Вместе с запахами горящего дерева до нее донесся аромат готовящейся еды, и, хотя ее рот тут же наполнился слюной, сердце снова забилось быстрее. Это были грибы, которые она хорошо знала, они назывались «мертвые пальцы», и, несмотря на неприятное название, считались деликатесом в Наккиге. Успокоив себя тем, что хикеда’я редко разводят костер, она могла совершить фатальную ошибку.
Но после того, как она просидела неподвижно так долго, что воздух снова наполнился пением птиц, Нежеру поняла, что слышит голоса, столь слабые, что она с трудом различала их в шуме ветра, разгуливавшего в кронах деревьев у нее над головой. К собственному удивлению и облегчению, она уловила несколько слов – и это не был язык хикеда’я.
Нежеру бесшумно спешилась, привязала поводья лошади к прочной ветке и стала медленно пробираться в сторону дыма и голосов. Вскоре она оказалась достаточно близко, чтобы увидеть темные плащи незнакомцев, ее рот наполнился слюной от запаха жарящихся грибов, но она сохраняла осторожность, сделала еще несколько шагов, пока не смогла разглядеть лица тех, кто сидел вокруг огня, и с облегчением обнаружила, что они не хикеда’я – но и не смертные. Существа с пальцами, похожими на пауков, и огромными головами, казалось, явились из детских сказок, которые рассказывала ей мать, и на мгновение Нежеру почти поверила, что наткнулась на стаю лесных гоблинов. А затем, с удивлением, она их узнала.
Делверы. Около дюжины тинукеда’я, и, хотя этот вид оборотней сейчас стал редким в Наккиге, они оставили след в большой части города, расположенного внутри горы. Делверы обладали невероятным даром обработки камня и создания туннелей в скалах. Почти все великие города кейда’я построены с их помощью – точнее, благодаря их подневольному труду. Но тысячи делверов умерли от лихорадки, которая обрушилась на тинукеда’я Наккиги, и теперь лишь немногие жили внутри горы. Компания делверов посреди Древнего Сердца оказалась для Нежеру столь же неожиданным зрелищем, как живой дракон.
«Однако я уже видела живых драконов», – подумала она.
Ветер поменял направление, и запах жареных грибов вновь коснулся ее ноздрей, заставив забыть обо всем остальном, желудок болезненно сжался, и рот наполнился слюной. Она поднялась на ноги, вытащила из ножен Холодный Корень и выбралась из зарослей папоротника.
Делверы дружно посмотрели на нее, когда она вышла на поляну, большие головы повернулись на тонких шеях, точно цветы за солнцем, черные глаза широко раскрылись от ужаса, несколько существ, находившихся достаточно далеко, вскочили и неуклюже побежали в лес, но остальные лишь сжались, продолжая смотреть на Нежеру. Она поняла, что они не станут защищаться.
– Дайте мне немного еды, – сказала она на своем родном языке, но никто не пошевелился. – Я знаю, что вы меня понимаете. Я также из Наккиги. Я не ела много дней. Дайте мне еды. – Она указала на огонь и гроздья «мертвых пальцев», обложенных листьями, которые готовились на углях у края костра.
– Я говорю на вашем языке, – сказала после долгого молчания одна из них. – Не причиняйте нам вреда. Мы отдадим вам часть нашей еды. Вот – берите, сколько хотите. – Она указала длинным дрожащим пальцем на шипящие гроздья грибов.
Нежеру наклонилась, схватила одну гроздь, слегка обожгла руку, но ей было все равно, и отошла к краю поляны. Она положила меч на колени и ножом разрезала листья, чтобы грибы немного остыли. Делверы, сбежавшие в лес, вернулись и стояли у противоположного края поляны, с опаской за ней наблюдая.
Грибы оказались пресными, им не хватало приправ, но после нескольких дней, когда ее единственной пищей была пригоршня ягод, они стали истинным наслаждением. Грибы оказались очень горячими, и Нежеру обожгла язык и рот, но не могла остановиться, пока не проглотила все. Она понюхала съежившиеся от огня листья, стряхнула пепел, а потом съела и их.
– Не причиняйте нам вреда, – повторила женщина- делвер. У нее были седые волосы, редкие, как мох на камне, и она походила на морщинистого тощего ребенка, выросшего до размеров взрослого. А руки, как и у остальных делверов, большие, точно блюдо, а пальцы невозможно длинные. – Ешьте все, что хотите.
– Кто вы? – спросила Нежеру, дожевывая остатки листьев.
– Я Зин-Сейва, – сказала женщина-делвер. – А это мои друзья. Мы не причиним вам вреда.
– Я вас не боюсь, – сказала Нежеру. – Почему вы здесь?
Зин-Сейва повернулась к остальным и заговорила с ними. Пока они беседовали, Нежеру снова подошла к костру и взяла другую гроздь грибов, продолжая внимательно наблюдать за делверами – не замышляют ли они чего-то дурного. Однако оборотни лишь смотрели на нее, но она нигде не видела мечей, луков или ножей.
«Что за глупые существа, разгуливающие по лесу без оружия?» – подумала Нежеру.
– Мы тинукеда’я, – наконец заговорила Зин-Сейва. – Вы должны знать нас, если вы хикеда’я. Мы пришли с гор, которые называются Приют Облаков.
Приют Облаков, горный хребет далеко к северо-западу от леса, там находился величественный город Хикехикайо, прежде один из самых замечательных городов ее народа, но сейчас пустой и заброшенный, как кроличий садок.
– Мы и правда не причиним вреда вам или кому-то другому, – продолжала делвер, возможно, испуганная молчанием Нежеру. – Мы хотим лишь одного – уйти с миром.
– Ты продолжаешь это повторять. – Нежеру проглотила последний кусочек гриба. Ее голод отступил настолько, что она пожалела об отсутствии пуджу, чтобы сделать трапезу более вкусной. Тем не менее нищие не должны просить соли, как гласит поговорка, и, хотя Нежеру не была нищенкой, не она обеспечила этот пир. – С каких бы гор вы ни спустились, здесь вам делать нечего. Как вы оказались посреди Древнего Сердца?
Вновь делверы начали перешептываться.
– Мы здесь из-за того, что нас позвали, – ответила Зин-Сейва. Один из других делверов что-то сердито добавил, но Зин-Сейва покачала головой. – Нет, я не вижу смысла что-то скрывать. У этого солдата есть меч. А мы безоружны. Нет нужды скрывать правду о голосах, которые нас призвали. – Она посмотрела на Нежеру, и взгляд ее огромных глаз с тяжелыми веками был таким умоляющим, словно она вот-вот заплачет. – Вы ведь ничего не имеете против нас, отважная хикеда’я? Вам нет нужды причинять нам вред. Мы отдадим вам все, что вы пожелаете.
Нежеру порадовало, что ей не придется вступать в схватку, но невероятно раздражало нежелание делверов защищаться. Все детство ее убеждали, что порабощение тинукеда’я уже само по себе означало, что они ничего другого не заслуживают.
«Они даже не сражаются, чтобы спасти собственных соплеменников, – рассказал Нежеру один из ее наставников, когда она жила в доме Ордена Жертв. – Эти существа настолько слабы и трусливы, что они не просто заслуживают порабощения – рабство спасло их от полного уничтожения».
То, как легко сдались тинукеда’я, несмотря на огромное превосходство в численности, казалось, доказывало, что ее наставник был совершенно прав. И вновь Нежеру почувствовала гнев и печаль из-за того, что утратила после бегства из Наккиги – свой народ, воспоминания о прошлом, все. И первая трапеза после долгого голода не могла это компенсировать.
Снова пошел дождь, он заливал всю поляну и капал с листьев окружавших ее деревьев. Делверы сбились в кучу, и их большие головы стали похожи на шляпки грибов. Нежеру знала, что ей нужно уходить. Ее преследователи не станут сидеть и слушать жалостливые истории – они гонятся за ней.
По дороге обратно в лагерь Ярнульф остановился, чтобы посмотреть, как Го Гэм Гар помогает собрать огромную повозку, которая повезет дракона до Наккиги. Деревянные колеса были высотой почти с самого гиганта, и потребовалось шесть инженеров Жертв, чтобы удерживать их на месте, когда он поднимет ее так, чтобы ось оказалась на нужной высоте. Тележка была такой тяжелой, что Го Гэм Гар громко стонал, удерживая ее, пока инженеры Жертвы использовали обмотанные тканью молотки, чтобы надеть колеса на ось.
Наконец гиганту разрешили опустить тележку на землю. Продолжая стонать, он побрел в тень большого тисового дерева, хотя осенний день был не таким уж и жарким.
«И все же, – подумал Ярнульф, – у него столько шерсти».
В одной руке Ярнульф держал связку кроликов и толстого гуся, которого поймал, когда тот слишком медленно поднимался над прудом. Он отдал добычу одному из рабов у палатки повара, а затем направился к Го Гэм Гару.
Гигант наблюдал за ним из-под полуопущенных век. Когда Ярнульф сел на землю в нескольких шагах от дерева, Го Гэм Гар оперся спиной о ствол тиса, который заскрипел, как корабельная мачта в шторм, но выдержал, хотя его крона задрожала и иголки посыпались на землю, точно серо-зеленые снежинки.
– В последнее время ты не слишком много времени проводишь в лагере, – заметил гигант. – Уходишь с рассветом, возвращаешься поздно.
– Если бы я хотел иметь жену, то давно бы ее завел, – ответил Ярнульф, развязывая куртку. – И подозреваю, что мне удалось бы найти не такую уродливую, как ты.
Гигант показал ему желтые клыки длиной в палец.
– Я говорю лишь потому, что хикдайа это также могли заметить, смертный.
– Я ухожу на охоту. Человек не может постоянно есть грибы, грибную похлебку и существ с множеством ног.
– И все же, если учесть, как долго он отсутствует, великий охотник Ярнульф приносит очень скромную добычу. Гусь и пара кроликов? Этого даже не хватит, чтобы накормить старого Гэма.
Ярнульф бросил на него мрачный взгляд.
– Я охочусь не для тебя, а для себя, и толстый гусь сделает меня счастливым на несколько дней.
Если бы гигант был смертным человеком, Ярнульф подумал бы, что Го Гэм Гар развлекается.
– Почему ты такой сердитый? – спросил гигант. – Ты можешь покинуть это место и не возвращаться. А вот у меня… – Го Гэм Гар поднял руку и прикоснулся к тяжелому ошейнику, в который можно было бы засунуть голову быка, – …нет такого везения.
– Мы оба рабы. Я просто другой, и все.
– Будь ты рабом, ты давно сбежал бы, если бы смог. – Гигант оглядел лагерь, а потом обратил свои светящиеся глаза на Ярнульфа. – Почему ты до сих пор здесь, смертный человек? Разве ты не знаешь, кто скоро сюда прибудет?
– Я знаю. – Конечно, это и было истинной причиной, по которой он тут оставался. Но гиганту Ярнульф доверял ничуть не больше, чем хикеда’я. – Скажем так, я хочу взглянуть на Королеву, Которая Никогда Не Умирает. Я слышал о ней с тех пор, как был ребенком, но никогда не видел во плоти.
– Я видел, – Го Гэм Гар так произнес эти слова, что Ярнульф не понял, стоит ли за ними нечто большее, чем просто констатация факта.
Ярнульф встал.
– Хотя ты ставишь под сомнение мои умения, мастер гигант, чуть позже я принесу кролика, зажаренного в гусином жире, сомневаюсь, что ты от него откажешься.
Го Гэм Гар снова показал зубы.
– Если подойдешь слишком близко, я заберу еще и твою руку. Я думаю, что с гусиным жиром у нее будет отличный вкус.
– Ты заставляешь меня пожалеть, что ни ты, ни я никогда не попробуем этот деликатес, – сказал Ярнульф и отвесил перед уходом насмешливый поклон. – Но я все еще могу пользоваться руками! – И уже через плечо добавил: – Обеими!
Слова гиганта встревожили Ярнульфа больше, чем он был готов признать. Может быть, хикеда’я действительно стали обращать внимание на его длительные отлучки? Эта мысль его обеспокоила, но он говорил себе, что скоро произойдут события, которые все изменят. Ярнульф не знал, добьется он успеха, или его ждет провал, но в любом случае он понимал, что у него очень мало шансов уцелеть.
Он устроился в своем обычном месте отдыха, на краю лагеря, и огляделся по сторонам, проверяя, не наблюдает ли за ним кто-нибудь. Довольно скоро он заметил Саомеджи, расхаживавшего взад и вперед рядом с тележкой, на которой насильно кормили дракона. Певец потратил много времени, чтобы все узнали, что именно он исполнил волю королевы, приказавшей отыскать и привезти его сюда – как если бы Нежеру и Ярнульф, сделавшие больше всех, чтобы доставить чудовище, попросту исчезли.
Но это не удивило Ярнульфа. Даже смертные в рабских бараках Наккиги сражались друг с другом, чтобы втереться в доверие к хозяевам, доносили на своих соседей, иногда даже выдумывали ложные обвинения, которые могли привести к казни, чтобы сохранить собственную жизнь и получить еду. Почему все должно быть иначе среди жестоких, воинственных хикеда’я с их фанатичной преданностью королеве? Они столь же опасны и ненадежны, как осы. Но, конечно, он мог использовать в собственных целях отсутствие у них гибкости. Ярнульф прибыл сюда вместе с Саомеджи, и до тех пор, пока все считали, что он совершил великое деяние, хикеда’я были готовы не обращать внимания на присутствие смертного, почти животного – так народ Ярнульфа не замечает чужого охотничьего пса.
«А к тому моменту, когда их мнение изменится, – сказал он себе, – они уже не смогут исправить свою ошибку».
Правда состояла в том, что в течение последних двух недель, проведенных хикеда’я в лагере, Ярнульф лишь малую часть времени проводил за охотой. Остальные часы он оттачивал ряд умений – немалых по большинству стандартов, но он до сих пор не был уверен, что их хватит для достижения успеха. Ярнульф знал, что у него будет всего один шанс, скорее всего, в момент, когда королева Утук’ку прибудет, наступит хаос, все присутствующие придут в смятение, и их глаза будут устремлены на Мать всего сущего.
Ярнульф продолжал изучать лагерь, отметил про себя бледную, неподвижную фигуру перед входом в шатер Ахенаби. Это был Мако – или существо, которое прежде звалось Мако. Командир Руки почти не двигался в последнее время, часто проводил дневные часы, а также существенную часть ночи, неподвижно сидя на одном и том же месте – мертвое серое лицо, отсутствие эмоций, яркие ястребиные глаза устремлены в пустоту. Хикеда’я славились терпением, но тут было что-то другое. Не слабость: Ярнульф видел, как возрожденный Мако тренировался с тяжелым мечом, который ему дали вместо Холодного Корня, исполняя танец Жертвы с поразительной грацией и быстротой.
Ярнульф повернулся к дракону, судорожно дергавшему головой, когда он пытался увернуться от своих погонщиков – он больше не хотел есть. Саомеджи и Жертвы под его руководством вытащили воронку, убрали мешок с рубленым мясом и костями и натянули ремни, стягивавшие пасть дракона. Не вызывало сомнений, что еда придала дракону силы: он сражался со своими цепями и отчаянно стонал, но, когда Саомеджи вдул пригоршню пыли ему в морду, быстро успокоился. На мгновение Ярнульф посочувствовал плененному зверю, но тут ему в голову пришла новая мысль.
«Даже самые маленькие существа могут победить больших и могущественных врагов», – подумал он.
Разве он и несколько хикеда’я не сумели пленить огромное чудовище? Затем он подумал о королеве в серебряной маске, могущественной, словно богиня, и столь же опасной, как дракон. Но даже и ее можно победить, если найти подходящие инструменты, – во всяком случае, так он надеялся и молился.
«Разум. Планирование. Внезапность, – сказал он себе. – Вот инструменты, при помощи которых даже маленький человек сможет победить величайшего врага. Но только с твоей помощью, мой великий Господин, мой Бог».
Ярнульф знал, что он не готов. И еще что у него осталось совсем мало времени. И как бы ни сложилось все в решающий момент, он едва ли его переживет. И в этом он находил странное утешение.
Нежеру проснулась, когда ей на голову попала вода, удивив и испугав ее. Она вскочила на ноги и взмахнула Холодным Корнем, готовая защищаться, но увидела лишь несчастных делверов, в страхе на нее смотревших. А еще через мгновение она сообразила, что большой лист не выдержал натиска дождя, сложился и вылил на нее накопившуюся воду.
Она с ужасом поняла, что умудрилась заснуть сидя, оставшись беззащитной, хотя ей и показалось, что прошло всего несколько биений сердца. Несмотря на годы тренировок, усталость и полный желудок, который так долго оставался пустым, заставили ее задремать, совсем как беспомощного смертного. Она убрала клинок в ножны, чувствуя отвращение к своей слабости. В любом случае, пришло время двигаться дальше: вероятно, преследовавшие ее хикеда’я отстали всего на несколько часов.
Ее лошадь пощипывала траву там, где она ее привязала.
«Она устала не меньше меня, – сказала себе Нежеру. – День за днем мы двигались вперед без остановок».
Держа поводья в руке, Нежеру провела лошадь по поляне к тому месту, где собрались делверы.
– Я сожалею, что съела всю вашу еду, – сказала она Зин-Сейве. – Я долго ничего не ела. За мной охотятся. Сейчас я уйду, и вы сможете продолжить свой путь.
Зин-Сейва развела в стороны длинные руки.
– Мы не можем с вами сражаться, – печально сказала она. – Мы благодарны вам за то, что больше ничего не стали у нас забирать. Мы найдем еще еды.
Нежеру надела капюшон и палочкой почистила сапоги от грязи перед тем, как сесть в седло.
– Куда вы направляетесь? – спросила она.
– Мы не знаем. Нам известно лишь то, что мы видели.
– Видели?
– В наших снах. Она говорит с нами в наших снах. Она призвала нас выйти из туннелей под городом Облачного замка – велела прийти сюда.
Нежеру была смущена. Она отбросила палочку.
– Вы пришли сюда из самого Хикехикайо? Из старого города? Но кто эта «она», призвавшая вас? Королева Утук’ку?
– Мы не знаем, но у нее сильный голос, и мы не можем его игнорировать. Нам пришлось повиноваться. – Зин-Сейва повернулась и что-то сказала остальным делверам, Нежеру ничего не поняла, но некоторые из них кивнули и принялись раскачиваться взад и вперед, продолжая оставаться на том же месте. Затем другие начали негромко покрикивать, и Нежеру догадалась, что они поют. – Она призывает нас каждую ночь, когда мы лежим в темноте. Она говорит: «Приходите. Я в вас нуждаюсь. Я нуждаюсь во всех Детях Океана». Иногда мы видим тенистую долину и темную фигуру, огромную, точно гора. И мы знаем, что она находится впереди, где-то в лесу. – На лице Зин-Сейвы появилось отчаяние.
– Вам нас не понять, воин. Эти сны и зов нас преследуют. Некоторые сошли с ума. У нас больше не получалось не обращать внимания на ее призыв. Когда мы вышли из Замка Туч, нас было в два раза больше. Дорога оказалась трудной, и слабые погибли. Но зов не прекращался ни днем, ни ночью. Как и вы, мы не могли остановиться, не могли найти утешения. Но вас преследуют, а нас призвали.
Нежеру была заинтригована, но решила: пусть это останется тайной.
«Что Ярнульф говорил об историях? У всех думающих существ есть те, что принадлежат только им? Что ж, сейчас моя история встретилась с их историей, но никто из нас не узнает, чем закончилась другая».
Она наклонила голову, чтобы не задеть ветку, с которой стекала вода, сделала последний глоток, вдруг делверы что-то крикнули, и Нежеру услышала, как Зин-Сейва подходит к ней сзади. Проклиная себя за доверчивость, она схватила рукоять меча и резко повернулась, чтобы встретить предательство, но женщина-делвер остановилась в нескольких шагах от нее и, раскачиваясь, протянула длинную руку, словно хотела о чем-то попросить. А потом рухнула лицом на землю, из ее спины торчала длинная черная стрела. За те доли секунды, которые потребовались ей, чтобы упасть, еще одного делвера сбило с бревна, на котором он сидел, словно его сбросил могущественный, но невидимый призрак. Кровь брызнула из длинной шеи, в которой дрожало длинное древко стрелы.
«Черные перья, – увидела Нежеру с похолодевшим сердцем. – Хикеда’я».
Ее преследователи были ближе, чем она думала, но у Нежеру не осталось времени проклинать себя за самоуверенность. Еще несколько стрел пролетели мимо нее, когда она прыгнула в седло, наклонилась к шее лошади и ударила ее пятками по бокам. Она слышала высокие панические крики делверов у себя за спиной, когда лошадь помчалась прочь с поляны между деревьями, делверам Нежеру уже никак не могла помочь.
Еще одна стрела пролетела мимо на расстоянии пальца и со звучным шлепком вошла в ствол дерева. Теперь лошадь скакала во весь опор, легко перепрыгивая через упавшие стволы и ветки, продираясь сквозь подлесок, доходивший ей до самой груди. Нежеру слышала, как преследователи перекрикиваются между собой, не только для того, чтобы поддерживать связь, – они хотели ее напугать, она это прекрасно знала.
Нежеру стиснула зубы.
«Но я не обычный беглец, – подумала она, и на мгновение что-то жарко запылало у нее в груди. – Я королевский Зуб».
Нежеру скакала все дальше, прижимаясь к шее лошади, думая только о спасении, однако она понимала что ее гонят на юг, все глубже и глубже в древний лес, которого она совсем не знала и где ее поджидало множество опасностей, а не только отряд Жертв, мчавшийся за ней по пятам.
«Быть может, мне следует повернуть и принять бой?»
«Нет, – сказала она себе и положила голову на плечо лошади, чтобы избежать удара мощной мокрой ветки, внезапно возникшей перед ней. – Я могу попытаться сбежать… я постараюсь выжить. Ну, а если нет, я сделаю все, чтобы у меня был хороший конец».
Ее лошадь хикеда’я оказалась перед оврагом на слишком большой скорости, чтобы остановиться, и прыгнула через него. Когда они летели вперед, Нежеру почувствовала, что ее поднимает в седле, и едва не вылетела из него, когда лошадь с глухим стуком приземлилась на противоположной стороне. Лишь колени, сжавшие бока лошади, и пальцы, вцепившиеся в гриву, помогли Нежеру удержаться на спине коня. Они помчались дальше, едва не задевая стволы деревьев, до которых Нежеру могла дотянуться рукой.
«И, когда наступит мой конец, я обещаю, что перейду в Сад с кровью максимального количества врагов на клинке моего меча».
Глава 41
Сердце из пепла
– После стольких лет верности нашей семьи короне Эркинланда, ваше величество, меня приводит в уныние то, что вы мне не верите! – Герцог Салюсер не выглядел унылым, его переполняла ярость. Зал совета Санцеллана был забит до отказа – герцогиня Кантия, дядя герцога Энваллис и еще несколько человек, – но Салюсер ни разу не присел, расхаживая вокруг стола, который находился в центре комнаты, лавируя между собравшимися придворными.
– Я не отказываю вам в доверии, ваша светлость. – Мириамель с трудом сдерживала раздражение и гнев. – Пожалуйста, не говорите за меня. Я лишь попросила повторить ваш рассказ о том, что с вами произошло, чтобы я могла понять.
– Пустая болтовня, в то время как моего брата убили!
– Улицы полны мятежников. На каждом углу Ингадарисы обвиняют вас в убийстве. И это не «болтовня», герцог. – Она повернулась к Энваллису. – Милорд, пожалуйста, помогите вашему племяннику меня услышать.
Пожилой мужчина кивнул.
– Королева не враг тебе, Салюсер. И никто из нас.
Герцог остановился на мгновение и оглядел комнату, словно хотел убедиться, что его дядя сказал правду.
– Тем не менее существует заговор. Кто-то пытается взвалить на меня ответственность за убийство брата – моего собственного брата! Но я невиновен, и пусть Бог покарает меня, если я солгал.
– Я не сомневаюсь в вас, – повторила Мири. – А сейчас, пожалуйста, расскажите, что произошло. Вы говорите, что получили послание.
– Да, от Друсиса. Оно было написано его рукой – неужели я мог не узнать почерк брата?
– Как оно к вам попало? – спросила Мириамель.
– Я уже говорил. Его подсунули под мою дверь посреди ночи. Вот, посмотрите сами. – Герцог вытащил сложенный пергамент и помахал им, а потом развернул и прочитал: «Мы должны поговорить, брат. Есть вещи, которых ты не знаешь. Встретимся в десять часов в Мертвом доме. – Салюсер сумел немного успокоиться, но его лицо все еще оставалось красным и возбужденным. – Так мы с Друсисом в детстве называли мавзолей Бенедривин. Ты ведь помнишь, Энваллис?
Тот кивнул, и по его губам пробежала тень улыбки.
– Да, помню. Ваша мать считала это ужасным кощунством и запрещала вам в нем играть.
– Совершенно верно. Кто еще, кроме Друсиса, мог это знать? И взгляните, его почерк!
– Я вижу, – сказала Мири. – И что вы сделали? Расскажите еще раз.
– Я не глупец и не пошел туда один. Я не так сильно доверял Друсису. Я взял с собой своих лучших и самых надежных стражей. Мы через сад направились в сторону парка. Я видел дядю Энваллиса, спавшего в кресле в оранжерее. – Он повернулся к старику. – Ты спал, когда следовало готовиться к встрече в Доминиате.
– Я ждал тебя, – просто ответил Энваллис.
– В любом случае ты можешь подтвердить, что видел, как я прошел мимо тебя вместе со стражами.
– Если ты говоришь, будто я спал, как я могу подтвердить, что видел тебя? – обиженно сказал Энваллис.
– Достаточно, – вмешалась Мириамель. – Продолжайте, ваша светлость. Вы прошли через парк к семейному мавзолею?
– Да, но там никого не оказалось – ни Друсиса, ни вообще кого бы то ни было. Стражники могут подтвердить мои слова.
«Конечно, они подтвердят, – подумала Мириамель. – Но они поступили бы так же, если бы помогали тебе убить собственного брата».
И все же на данном этапе Мириамель склонялась к тому, что Салюсер говорит правду. И не только из-за его искреннего изумления, когда герцог вернулся во дворец и узнал печальную новость; если его покрасневшие глаза и полное удивления негодование были игрой, герцог являлся одним из самых одаренных актеров из всех, что ей доводилось встречать.
– Я вошел первым, точнее за одним из солдат, естественно. Я не знаю, бывали ли вы в усыпальнице Бенедривин, ваше величество, но она очень большая, настоящие катакомбы. Мы обнаружили, что никто нас там не ждет, кроме мертвецов. – Он снова замолчал, встревоженный собственными словами. Его рот перекосился, возможно, от гнева или скорбных чувств, но он отбросил их и продолжал: – Два других стража, ужасные болваны, последовали за нами, чтобы помочь в поисках. Пока мы ходили по склепу, кто-то запер тяжелую дверь, но мы этого даже не слышали. И поняли, что случилось, только после того, как попытались выйти.
– Значит, пока мы ждали вас в Зале Доминиата, вы находились в склепе? До тех пор пока не появились здесь?
– Да, и пусть Святой Эйдон уничтожит меня на месте, если я произнес хотя бы одно слово лжи. В конце концов нам удалось открыть дверь. Кто-то подпер ее куском дерева, который взяли из парников, расположенных на склоне над мавзолеем. Я вернулся и обнаружил это… безумие.
Наконец, словно опустошив себя, точно грозовая туча, Салюсер упал в кресло рядом с женой. Она сжала его руку, он попытался высвободиться, но Кантия не позволила. «У нее лицо, – подумала Мириамель, – как у женщины, которая не в силах вырваться из кошмара».
Мири и сама испытывала похожие чувства.
– И, пока вы были заперты в гробнице, Друсиса убили в собственной часовне, – сказала королева. – Один человек не мог успеть в оба места одновременно – поместье Ингадарин находится слишком далеко, чтобы кто-то, даже верхом, сумел сделать и то и другое. Если все, что вы нам рассказали, правда, Салюсер, значит, имеет место заговор.
– Конечно, я сказал правду!
– Я не говорила, что вы лжете, ваша светлость. Успокойтесь. Я лишь хотела сказать, что ваши воспоминания о времени и обстоятельствах могли быть не совсем точными. – Мириамель окинула взглядом присутствующих. Все выглядели, как и положено невинным людям, – казались напуганными, но были полны решимости справиться со своим страхом. Королева посмотрела на Кантию, продолжавшую упрямо сжимать руку мужа. – Герцогиня, я повторяю еще раз: вы должны немедленно взять детей и покинуть город.
Кантия была поражена.
– Я не поеду в Домос Бенидриан и не оставлю мужа одного. Мое место рядом с ним. Ведь я не просто его жена, я еще и герцогиня!