В клетке. Вирус. Напролом Скальци Джон
– Вы оба несете бессмыслицу, – заявил Белл.
– Он не сдается, – констатировал я.
– А что ему еще делать? – спросила Ванн. – Ладно, давайте усложним задачу. Мистер Белл, я хочу показать вам одну фотографию. – Она открыла папку, вынула снимок и подтолкнула его к Беллу. – Знакомьтесь. Это Камилла Хэммонд. Двадцать три года, живет в пансионате для хаденов имени леди Бёрд Джонсон в Оккоквене, штат Виргиния, куда НИЗ помещают хаденов с прочими мозговыми нарушениями, в случае если у них нет семьи или другой возможности ухаживать за собой. Точнее, Камилла жила там до вечера среды, когда она умерла от продолжительной легочной инфекции, к сожалению весьма распространенной среди людей в ее положении.
Белл посмотрел на фотографию, но ничего не сказал.
– В департаменте здравоохранения не слишком воодушевились нашей просьбой одолжить тело Камиллы для сегодняшних развлечений, – продолжила Ванн. – Но, с другой стороны, их еще меньше радовала перспектива убийства Кассандры Белл ее собственным братом накануне крупнейшего за десятилетие марша за гражданские права в Вашингтоне. Поэтому они в конце концов согласились нам помочь. – Она наклонилась через стол к Беллу. – В связи с этим меня очень интересует одна маленькая деталь. Вы пришли в ту комнату, чтобы убить свою сестру. Человека, которого знали всю жизнь. Меня немного смущает, что вы так и не поняли, что женщина, которую вы ударили ножом восемь раз, совсем не та, кого вы знали двадцать лет.
Белл поднял на нее глаза, но промолчал.
– А знаете что, не отвечайте, – сказала Ванн и посмотрела на меня. – Попросите привести Тони.
Я отправил сообщение. Через минуту Тони уже был в комнате.
– Тони Уилтон, Лукас Хаббард, – деловито представил я. – Лукас Хаббард, Тони Уилтон.
– Еще неделю назад я бы сказал, что для меня это большая честь, – признался Тони. – А сейчас скажу только, что искренне восхищен вашим талантом программиста.
– Тони, – попросила Ванн, – не будете ли вы столь любезны поделиться с мистером Хаббардом своими недавними исследованиями?
– Да, этот ваш трюк с загрузкой кода в процессор при помощи интерполятора просто гениален! – воскликнул Тони. – Но в то же время по-настоящему опасен… ну, вы понимаете почему. – Он протянул руку к Беллу. – Так что прошлой ночью я написал патч, который должен закрыть эту лазейку, и НИЗ, которые все еще имеют право требовать обязательной корректировки программ, поставили его в топ первоочередных задач. Почти в то же время, когда вы зашли в квартиру Кассандры Белл, его начали рассылать всем интеграторам Соединенных Штатов. А после того, как их программы откорректируют, его также включат в обновления для хаденов. Конечно, вряд ли вы смогли бы проделать с хаденом то же, что проделали с интегратором. Но ведь пока это не стало происходить с интеграторами, никто и не догадывался, что такое вообще возможно. Жестоко, но как же талантливо. Так что мы решили: береженого Бог бережет.
– Я не понимаю ничего из того, что вы говорите, – заявил Белл. – Что такое «интерполятор»?
– Похоже, он решил держаться до последнего, – глянув на меня, заметил Тони.
– Разве у него есть выбор? – спросил я. – Если он отступит сейчас, всплывет настоящий Николас Белл и все расскажет.
– Хорошо, что напомнил, – сказал мне Тони и повернулся к Беллу. – Уверен, кому, как не вам, знать, что патчи для нейронных сетей могут быть общими, а могут создаваться для какой-то определенной цели. Например, для одной конкретной сети.
Белл смотрел на него ничего не выражающим взглядом.
– Ладно, раз вы делаете вид, что не понимаете, разъясню попроще. Вчера я написал не только самый обычный патч, но и еще один – весьма специфичный, для нейронной сети, которая находится здесь. – он легонько постучал пальцем по макушке Белла. – Этот патч делает две вещи. Во-первых, контролирует информационный поток.
– Слушайте внимательно, – посоветовала Ванн Беллу. – Он это отлично придумал.
– Обычно во время сеанса интегрирования и клиент, и интегратор могут прервать поток данных, если клиент решает прервать сеанс или если интегратору надоел клиент. Вам удалось блокировать способность Белла выгнать вас из своей головы.
– Что кажется весьма нечестным, – добавила Ванн.
– Именно, – подтвердил Тони. – Поэтому патч, который я только что загрузил в сеть Белла, удалил вашу возможность прерывать информационный поток. Вы заперли Белла в его голове. А теперь вы сами заперты там. Ну же, попробуйте отключиться.
– Он этого не сделает, – заметила Ванн. – Вы ведь можете блефовать, чтобы вынудить его отсоединиться и тем самым освободить Белла.
– Надо же, об этом я не подумал, – признался Тони. – Ну да, точно.
– Скоро он сам это поймет, – сказал я. – Он же заставлял Николаса Белла убивать его сестру. У меня тут все записано. – Я похлопал себя по голове. – Когда закроется дверь той самой камеры шесть на девять, он окажется там вместе с Беллом.
– Это первое, что делает патч, – сказал Тони. – А вот второе вам точно понравится.
– Подождите, – остановила его Ванн. – Мистер Хаббард, вам по-прежнему нечего сказать?
– Я, честное слово, понятия не имею, что тут происходит, – жалобным тоном ответил Белл. – Я окончательно запутался.
– Хорошо, давайте добавим ясности, – предложила Ванн и повернулась ко мне. – Пригласите наших следующих гостей, пожалуйста.
Через минуту в комнату вошли Май и Джейнис Сани. Ванн поднялась со стула, уступая Май место. Джейнис встала позади бабушки и положила руку ей на плечо.
– Это он? – спросила Май у Ванн.
– Он. По крайней мере, внутри.
– Я не знаю этих двух дам, – сказал Белл.
– И это первая правда, сказанная вами за сегодня, – констатировала Ванн.
– Лукас Хаббард, Май и Джейнис Сани, – представил я. – Их фамилия могла показаться вам знакомой, потому что вы использовали Джонни Сани, их внука и брата.
– Это безумие! – воскликнул Белл.
– Думаю, с нас достаточно прелюдий, – сказала Ванн. – И меня уже тошнит от всей этой бредятины. Так что переходим прямо к делу. – Она толкнула ногой кресло Белла, резко развернув его от стола. – Мы солгали вам о Шварце, – сказала она. – Да, мы действительно арестовали его за убийство и преступный сговор, но он заключил с нами сделку. Он подробно рассказал нам о вашем плане подмять под себя весь хаденский рынок. И его версия событий не сулит вам ничего хорошего. Мы уже готовы отправить в «Акселерант» целый батальон умников-криминалистов. Еще два десятка сейчас возле вашего дома и только ждут моего сигнала, чтобы войти. Ордеров для вас и ваших компаний у нас едва ли не больше, чем народу в штате, чтобы их предъявлять. – Она пнула кресло, и оно даже чуть подпрыгнуло вместе с Беллом. – А вы все продолжаете играть в свою идиотскую игру «Я не Хаббард»! Теперь время для игр закончилось. Поэтому мы сейчас сделаем вот что. Вы прекращаете прикидываться Беллом. – Она указала на Май и Джейнис Сани. – И начинаете рассказывать этим женщинам, что на самом деле случилось с Джонни Сани. Они заслуживают того, чтобы знать. Или вы продолжаете притворяться Беллом, и в этом случае Тони сейчас расскажет вам, на что еще способен его патч. Прошу вас, Тони.
– Он полностью меняет сценарий, – сказал Тони.
– Будьте добры, добавьте технических подробностей, – попросила Ванн. – Думаю, он поймет.
– Когда клиент использует интегратора, интегратор отступает в тень и позволяет сознанию клиента управлять телом, – сказал Тони. – Интегратор имеет право помогать, но, по идее, должен оставаться на заднем плане. В вашем случае, – он показал на Белла, – сознание интегратора целиком отстранено. Он лишен всякой возможности контролировать свое тело. Патч, который я закачал в сеть Белла, меняет эту ситуацию с точностью до наоборот. Он дает интегратору полный контроль над его телом, а клиента оттесняет на задний план, и тот больше ничего не может сделать – только наблюдать.
– То есть клиент испытывает синдром клетки, – добавил я.
– Именно так, – согласился Тони. – Конечно, в обычных отношениях клиента с интегратором это не имеет смысла, но у нас тут далеко не обычные отношения.
– Белл вернет себе свою жизнь, а Хаббард будет заперт в его теле навечно, – заключил я.
– И даже не это самое интересное, – сказала Ванн и подошла вплотную к Беллу. – Самое интересное вот что. Сейчас все знают, что Белл – интегратор Хаббарда. Так почему бы… не оставить все как есть?
– То есть пусть Белл говорит, что он Хаббард? – спросил я.
– Нет, пусть станет Хаббардом! – глянув на Тони и на меня, объявила Ванн. – Мы отзываем все ордера, позволяем Шварцу взять вину на себя и ставим Белла во главе «Акселеранта». И он начинает рушить компанию. Распродавать ее по частям. А все прибыли с продаж инвестирует в хаденов. Начиная с новой идеи твоего отца, Крис.
– Да, точно, – подхватил я и, нависнув над столом, в упор посмотрел на Белла. – Мой отец только что заключил с Нацией навахо соглашение о том, что будет финансировать некоммерческий конкурент «Агоры». У навахо есть огромный серверный комплекс. Там с лихвой хватит места для всего сообщества хаденов. Обслуживать его будут сами навахо. Квалифицированный и доступный персонал. К тому же с правовой точки зрения не на территории Соединенных Штатов. Завтра мы объявим об этом на марше протеста. И подчеркнем, что у сообщества хаденов теперь есть возможность не поддаваться тому, кто собирается ободрать их ради господства над рынком.
– Только представьте, – предложила Ванн, – об этом объявит Кассандра Белл с Маркусом Шейном по правую руку и Лукасом Хаббардом по левую. Они объединятся ради всех хаденов. А потом Хаббард начнет распродавать свою компанию по частям, чтобы служить людям, пока от «Акселеранта» не останется ничего.
– Просто мечта, – сказал я и выпрямился.
– Да, – отозвалась Ванн.
– Правда, не совсем этичная, – добавил я.
– Менее этичная, чем взрывать конкурентов, нападать на агентов ФБР и пытаться убить активистку хаденского движения? – спросила Ванн.
– Ну, не настолько, – признал я.
– Тогда я целиком за нее. А как все обстоит на самом деле, будут знать только те, кто сейчас присутствует в этой комнате. Кто-нибудь против?
Все промолчали.
– У вас два варианта, Хаббард, – сообщила Ванн, снова поворачиваясь к Беллу. – Вы сознаетесь, кто вы, и рассказываете Май и Джейнис о том, что случилось с Джонни Сани. Вам будет предъявлено обвинение, но компания выживет. Или же вы продолжаете упорствовать, и тогда мы меняем сценарий. Белл получает от вас свою жизнь, а взамен забирает вашу. И вы будете наблюдать, как рушится все, к чему вы так стремились. Выбор за вами.
Белл долго молчал, больше минуты. А потом…
– Начиналось это скорее как мысленный эксперимент, чем как нечто большее, – начал Хаббард – теперь это был, несомненно, он, держался самодовольно и развязно, даже несмотря на наручники. – Я написал код и смоделировал сеть, спроектированную для полного интегрирования клиента. Тогда мной двигало лишь любопытство. Но потом появился законопроект Абрамса—Кеттеринг, и бизнес-модель, над которой я работал, стала меняться. Другие фирмы запаниковали, но я понимал, что открываются новые возможности. Ими следовало просто грамотно распорядиться – эффективно, но незаметно и так, чтобы никто не отследил и не смог повторить. Я знал, что с моей новой сетью смогу управлять людьми и событиями так, как не смогут другие. И меня никто не заподозрит. Сэм обратил внимание на то, что «Медикорд» имеет доступ к медицинским архивам Нации навахо и что они не входят в национальную базу данных по здравоохранению США. То есть там мы могли найти подопытного, о котором никто бы ничего не знал, о нем не существовало бы записей в других местах и его невозможно было бы отследить. Мы нашли двоих – Джонни и Брюса. Решили начать с Джонни. Он был…
Хаббард запнулся, осознав, как это прозвучит для семьи Джонни Сани.
– Говорите, – холодно приказала Ванн.
– Он был умственно отсталым, – сказал Хаббард. – Доверчивым. Внушаемым. Мы устроили его в Калифорнии с помощью одной китайской компании, в которой «Акселерант» имел неконтрольный пакет акций. Все наши контакты с ним осуществлялись через уникальных трилов, не имеющих аналогов. Отследить нас было совершенно невозможно, даже если бы Джонни что-то заподозрил. Но у него не хватало для этого ума. А мы соблюдали сверхосторожность. Все держалось в строжайшем секрете. Кроме меня и Сэма, в наши планы не был посвящен никто. Когда мы установили сеть, то сначала тестировали ее по несколько минут за сеанс, потом интегрировались на час или два. Мы приспособились использовать Джонни для разных задач. Поначалу простых. Немного корпоративного шпионажа, мелкое вредительство. Ничего серьезного – только проба возможностей. Вскоре выяснилось, что возможности Джонни ограниченны. И не его мозгом – это не имело значения, когда я управлял им. Его ограничивало то отсутствие идентичности, которое так привлекло нас вначале. Не имея идентичности, вращаться в нашем обществе сложнее, а не легче. С помощью того, что мы узнали от Джонни, мы начали работать над созданием моделей рыночных сетей. Благодаря «Лактурну» мы имели в распоряжении базу данных всех сетей. Я придумал, как использовать интерполятор, чтобы взламывать сеть и оставлять дверь открытой. Оставалось только дождаться подходящего случая. Затем прошел Абрамс—Кеттеринг, и хадены объявили о забастовке и марше протеста. Это была прекрасная возможность дестабилизировать рынок и забрать нужные нам компании…Я знал, что Николас Белл – интегратор. Знал людей, использовавших его. И знал, что после принятия закона Абрамса—Кеттеринг ему обязательно потребуется долгосрочный контракт. Но я не хотел обращаться к нему лично, поэтому решил, что это будет последнее задание для Джонни Сани. Я переправил его в Вашингтон и использовал для контакта с Беллом, выдав себя за «туриста». С помощью Сани я загрузился в мозг Белла. Предполагалось, что, как только я попаду туда, Сэм сразу же соединится с Джонни и возьмет над ним контроль. Но Сэм отвлекся на пару минут. Джонни пришел в себя, огляделся вокруг, схватил кресло, побежал с ним к окну и вышвырнул его на улицу. Потом развернулся, схватил со стола бутылку и разбил ее о шкаф. Я подумал, что он сейчас бросится с осколком на меня, и поднял руки. Тогда Джонни закричал на меня, сказал, что теперь кто-нибудь обязательно придет в номер, чтобы узнать, что здесь происходит. Он хотел, чтобы его перестали использовать. Хотел знать, для чего его использовали. Сказал, что хочет домой. – Хаббард снова замолчал.
– Продолжайте, – велела Ванн. – Если не расскажете вы, расскажет Белл. Назад пути нет, Хаббард.
– Я высмеял его, – произнес Хаббард. – Я знал, что Сэм вот-вот загрузится в него и этот нелепый бунт прекратится. Поэтому я сказал Джонни, что использовал его, чтобы стать очень богатым. Он хотел знать, заставлял ли я его когда-нибудь вредить людям. Я ответил, что он все равно ничего не помнит, значит и не о чем волноваться. Тогда он сказал: «Я знаю, вы плохой человек и вы не отпустите меня домой, поэтому я устрою вам неприятности». И перерезал себе горло.
Май и Джейнис холодно смотрели на Хаббарда. Я вспомнил рассказ Редхауса о том, как они пытались сдерживать свое горе.
– Мне очень жаль, – глянув на них, пробормотал Хаббард.
– Не смейте! – гневно бросила ему Джейнис. – Вам совсем не жаль, что Джонни мертв! Сегодня вы собирались убить человека. Вам жаль, что вас поймали. А поймали вас, потому что мой брат не дал вам сделать то, что вы собирались. Он устроил вам большие неприятности, как и обещал. Да, мой брат медленно думал, но со временем мог разобраться во всем. Он понял, кто вы. Посмотрите на себя! Да вы моему брату в подметки не годитесь!
Джейнис помогла Май встать, и обе женщины, не оглядываясь, покинули комнату.
– Вы увидели, как он перерезал себе горло, и запаниковали, – сказала Ванн, когда они ушли. – И тогда вы отсоединились от мозга Белла по крайней мере на несколько минут.
– Да, – признался Хаббард. – Я вышел, но Сэм сразу стал говорить, что я должен вернуться. Сказал, что, если Белл расскажет кому-нибудь о том, что с ним происходило, нас рано или поздно вычислят. Поэтому мне придется остаться с Беллом до тех пор, пока наша цель не будет достигнута. – Он презрительно фыркнул. – Обещал, что придумает какое-нибудь убедительное объяснение до субботы и этого хватит. Для нас обоих.
– Просто вы отсутствовали достаточно долго, чтобы Белл дал нам ключ к разгадке, – сказала Ванн. – Он был настолько ошарашен всем происходящим, что мы заподозрили неладное. За это спасибо.
Хаббард мрачно усмехнулся и посмотрел на Ванн.
– И что теперь? – спросил он.
– Теперь, мистер Хаббард, пришло время арестовать вас по-настоящему, – ответила она. – Возвращайтесь в свое тело. Немедленно.
– Но ведь сначала вам надо выгрузить патч, – растерялся Хаббард.
– Кстати, о патче, – сказал Тони.
– А что такое? – спросил Хаббард.
– Мы вам солгали, – сообщила Ванн. – Нет никакого патча.
– Вернее, есть тот, что закрывает лазейку с интерполятором, – добавил Тони. – Это правда. Поэтому если бы вы отключились, то уже не смогли бы вернуться обратно.
– Но мы знали, что вы не отключитесь, поэтому решили попытать удачу, – сказала Ванн.
– Значит, никакого «изменения сценария» не существует? – спросил Хаббард.
– Если бы он был, мы бы его непременно задействовали, – сказал я, – и заставили бы вас наблюдать, как гибнет ваша компания.
– А теперь идите, Хаббард, – сказала Ванн. – Мои коллеги вас заждались. Вам придется за многое ответить.
Хаббард ушел, и это сразу стало заметно.
Потому что перед нами наконец-то появился Николас Белл. Он резко дернулся, едва не перевернув кресло, в котором сидел, и протяжно застонал:
– Господи!
– Николас Белл? – спросила Ванн.
– Да, – ответил Белл. – Да, это я.
– Рада познакомиться, – сказала Ванн.
– Пожалуйста, сидите спокойно. – я мягко положил руку ему на плечо. – Нужно снять наручники.
Когда я отстегнул браслеты, он встряхнул руками и с силой потер запястья.
– Мистер Белл, – сказала Ванн.
– Да? – повторил он.
– То, что Хаббард рассказал о Джонни Сани…
– Это правда, – кивнул он.
– Мне жаль, что вам пришлось смотреть на все это, – сказала Ванн.
Белл нервно засмеялся.
– Длинная была неделька, – сказал он.
– Да, – согласилась Ванн. – Так и есть.
– Мне очень неприятно это говорить, – вмешался я. – Но нам придется задать вам несколько вопросов. Нужно, чтобы вы рассказали все, что видели и слышали за то время, пока Хаббард распоряжался вашим телом.
– Поверьте, я расскажу все, что знаю, про этого сукина сына, – сказал Белл. – Но сначала мне очень нужно кое-что сделать. Если можно. Вы же мне позволите?
– Конечно, – согласилась Ванн. – Скажите, что вы хотите сделать.
– Я очень хочу увидеть мою сестру.
Глава 25
Ванн показала рукой на сцену перед мемориалом Линкольна, где стояли ораторы сегодняшнего марша протеста хаденов.
– Ваш отец там прекрасно смотрится, – кивнула она в сторону папы, стоявшего рядом с президентом Бесенти и Кассандрой Белл, которую привезли в передвижной «колыбели».
– Он смотрится там как какой-то муравей, – ответил я. – Что для моего отца весьма удивительно.
– Если хотите, можем подойти ближе к сцене, – предложила она. – По слухам, вы ему вроде как не чужой.
– Не чужой, – сказал я. – Но лучше останемся здесь.
Мы с Ванн стояли за пределами толпы, далеко от Национальной аллеи и от трибуны.
– Надо же – и никакой бузы, – удивилась Ванн. – Еще вчера утром я бы и цента не поставила на такой прогноз.
– Думаю, все их планы расстроил Хаббард, – сказал я.
Известие об аресте Хаббарда и Шварца просочилось даже сквозь непробиваемую для новостей мертвую зону позднего субботнего вечера и распространилось как пожар. А мы уж постарались обеспечить как можно больше подробностей. В субботнюю ночь происшествий в Вашингтоне было не больше, чем обычно. А потом наступило воскресенье.
– Нам повезло, – согласилась Ванн, – от этой пули мы увернулись. В переносном смысле, конечно. Правда, вы свои все-таки успели получить.
– Да уж, – сказал я. – Если я чему-то и научился за свою первую неделю, так это тому, что надо покупать более экономичные трилы. Таких трат я долго не выдержу.
– Выдержите, – заметила Ванн.
– Ну, в общем, вы правы, – сказал я. – Но мне бы этого не хотелось.
Мы пошли по Национальной аллее: Ванн – с перевязанной рукой, я – в одолженном триле. Ванн оглянулась:
– Стояли бы сейчас рядом с отцом. Вы же еще достаточно знамениты, чтобы своим присутствием придать доверия сделке вашего отца с навахо.
– Нет, – ответил я. – Моему отцу и так хватает доверия, даже после недавних событий. А я больше не хочу такой жизни. Ванн, я ведь не просто так стал агентом ФБР. Я хочу наконец стать кем-то большим, чем ребенок с плаката.
– Ребенок с плаката все еще может приносить пользу хаденам, – заметила Ванн. – В полночь вступает в силу Абрамс—Кеттеринг. Теперь жизнь станет труднее. Гораздо труднее.
– Пусть на плакатах красуется кто-нибудь другой, – сказал я. – А я, как мне кажется, лучше делаю свою нынешнюю работу.
– Если судить по этой неделе, то бесспорно, – признала Ванн.
– Они же не всегда будут такими, правда? – с надеждой спросил я. – В смысле, недели.
– А если всегда, то плохо?
– Да, – ответил я. – Плохо.
– Я ведь говорила, что у меня на вас большие планы, – сказала Ванн. – Еще в первый день. Помните?
– Помню, не стану лукавить, – кивнул я. – Но я тогда подумал, что вы меня просто запугиваете.
Ванн улыбнулась и похлопала меня по плечу.
– Расслабьтесь, Шейн, – сказала она. – Дальше будет легче.
– Надеюсь.
– Простите? – раздался чей-то голос.
Мы повернулись и увидели, что рядом стоит трил и с ним еще несколько человек.
– Вы же агент ФБР, – сказал трил. – Та самая, что арестовала Лукаса Хаббарда!
– Да, – ответила Ванн. – Одна из них.
– Вот это да! – воскликнул трил и указал на своих приятелей. – А можно попросить вас сфотографироваться с нами?
– Разумеется, – сказала Ванн. – Буду рада.
– Круто! – выпалил трил.
Они тут же обступили ее с двух сторон, и кто-то вручил мне камеру со словами: «Вы не против?»
– Конечно нет, – заверил я. – Так, встали поплотнее!
Все встали поплотнее.
– Я вижу, вам нравится, – заметила Ванн.
– Разве что самую малость, – сознался я. – А теперь все дружно скажем: «С-ы-ы-р!»
Благодарности
Как всегда, я считаю важным выразить свою признательность работникам издательства «Tor Books», так много сделавшим для выхода моих книг в свет. На этот раз моя благодарность относится к Патрику Нильсену Хайдену, моему редактору; его помощнице Мириам Вайнберг; художественному редактору Ирен Гальо; дизайнеру обложки Питеру Лютьену; дизайнеру всего, что под обложкой, Хезер Сандерс и корректору Кристине Макдональд. А также моему издателю Алексису Саареле и, конечно же, владельцу «Tor Books» Тому Доэрти.
Кроме того, я непременно должен поблагодарить моего агента Этана Элленберга и специалиста по зарубежным продажам Эвана Грегори. Честно скажу, они проделали просто фантастическую работу, мне с ними невероятно повезло.
Также выражаю благодарность Стиву Фельдбергу из «Audible» и Джилиан Редферн из «Gollancz».
Огромное спасибо друзьям и читателям, которые подбадривали меня и/или становились моей отдушиной, когда мне это было необходимо. Этот список очень длинный, поэтому вместо того, чтобы приводить его, просто скажу – вы все в нем. Спасибо вам!
Конечно же, чувства – большие, чем просто благодарность, – я выражаю своей жене Кристине Блаузер Скальци. Я написал эту книгу в две тысячи тринадцатом, не только во многих отношениях для меня удивительном (то, что в этом году мои «Люди в красном» получили «Хьюго» как лучший роман, яркий тому пример), но и очень-очень напряженным. Проще говоря, она была единственной, кому приходилось меня выносить. И то, что делала она это с любовью и терпением, всегда находила слова поддержки, вместо того чтобы задушить меня, бросить мой труп в щеподробилку и притвориться, что она вообще никогда не была за мной замужем, есть доказательство того, что она, по сути, самый лучший человек из всех, кого я знаю. Я люблю ее так сильно, что даже не могу выразить словами, как ни парадоксально это звучит для писателя, и каждый день заново удивляясь тому, что мне выпало счастье прожить с ней жизнь.
Я пытаюсь говорить ей, как сильно ее ценю, так часто, как только могу. Теперь и вы тоже это знаете. Книга, которую вы держите в руках, появилась благодаря Кристине.
Джон Скальци,29 ноября 2013 г.
Вирус
Повесть
Пролог
Двадцать пять лет назад врачи столкнулись с первыми случаями болезни, поначалу неверно диагностированной как одна из разновидностей вируса H5N1, или птичьего гриппа, после этого на короткое время получившей названия «Суперкубковый грипп» и «Великая инфлюэнца» и в конце концов, уже после того, как стали известны все ее проявления, названной синдромом Хаден. Болезнь унесла миллионы жизней, а еще миллионы людей обрекла на запертое состояние, при котором тело сковывал паралич, но мозг работал, как и раньше.
За эти четверть века наша страна, наряду с другими странами, пережила ужас первой волны эпидемии, мощный технологический рывок в стремлении ответить на ее вызов, а также положительные и отрицательные последствия ее влияния на нашу культуру и весь современный мир.
В этот документ вошли интервью, взятые у врачей, ученых, политиков и обычных людей, чьи воспоминания помогли нам лучше понять, что такое синдром Хаден, а также узнать, как наша страна и остальной мир отреагировали на его появление. Хотя один документ не может в полной мере отразить, насколько существенные изменения синдром Хаден внес в нашу жизнь, мы все же надеялись с его помощью наглядно продемонстрировать родившимся уже после начала эпидемии, как предыдущее поколение встретило то, что ныне считается главнейшей угрозой здоровью человечества за все время его существования.
Кроме того, мы хотели напомнить о том, что, хотя синдром Хаден больше не распространяется прежними темпами, он по-прежнему остается главной проблемой современного здравоохранения. В одних только Соединенных Штатах каждый год появляются десятки тысяч новых заболевших, и лишь бдительность и осторожность помогут нам избежать новой эпидемии.
Поскольку после принятия билля Абрамса—Кеттеринг, ставшего законом «Вперед, к процветанию», работы по синдрому Хаден, ранее проводившиеся при государственном финансировании, будут продолжать уже частные компании, мы не должны забывать, что фундаментальные исследования и профилактические меры должны быть возложены только на стабильную, хорошо финансируемую и ориентированную на граждан государственную организацию, подобную Центрам по контролю и профилактике заболеваний. И мы счастливы, что именно ЦКП имела честь спонсировать данную публикацию.
Иветт Генри, доктор медицины, директор Центров по контролю и профилактике заболеваний США[21]
Часть первая
Эпидемия
Бенджамин Молданадо, бывший главный исследователь синдрома клетки, Центры по контролю и профилактике заболеваний:
Первое, что нам придется признать, – это то, что мы проморгали его. Мы не распознали синдром Хаден на начальном этапе, тем самым позволив ему распространяться лишние две недели. Это нас и погубило.
Наташа Лоуренс, исследователь синдрома клетки, Центры по контролю и профилактике заболеваний:
Когда синдром Хаден двинулся по миру, мы, помимо него, занимались новой, весьма агрессивной разновидностью вируса H5N1, известного как птичий грипп. Новый штамм вируса пришел из южного Китая, вероятно начавшись на одной из местных птицеферм. В Китае вирус уже успел убить порядка двадцати человек и продвинулся за пределы страны, внезапно возникая в разных местах, включая Лондон и Нью-Йорк, ставшие первыми крупными населенными центрами, куда добрался синдром Хаден.
Первичные проявления синдрома Хаден очень напоминали симптомы вируса H5N1, и целый ряд людей, заразившихся им, также заболели и птичьим гриппом. А когда у пациента, в крови которого обнаруживается вирус птичьего гриппа, проявляются признаки еще какого-то гриппоподобного вируса, ты применяешь принцип, сформулированный еще древними, а именно: «не стоит множить сущности без необходимости», и решаешь, что первое – это лишь следствие второго. И в 99,9 процента случаев это так и есть. Наш случай стал исключением.
Ирвинг Беннет, профессор школы журналистики Колумбийского университета:
Когда появился синдром Хаден, я работал научным обозревателем в «Нью-Йорк таймс». И меня, как и всех других журналистов, пишущих на научные темы, просили напоминать в своих статьях о том, что в этом году правительство, как никогда, продвинулось вперед в борьбе с вирусом и уже имеются достаточные запасы вакцины, поэтому всем нужно просто пойти и сделать прививки. Все было прекрасно, до тех пор пока я не начал слышать от врачей, что приемные отделения больниц заполняются людьми с симптомами гриппа, причем все эти люди своевременно сделали прививки.
Сначала я подумал, что все дело в вакцине: то ли она просто неэффективна из-за некачественного производства или мошенничества, то ли вакцина сама заражает людей гриппом. И то и другое сулило громкий материал для статьи. Я выяснил, что изготовителем предположительно бракованной вакцины была компания «СинВаксис» из Мэриленда, и по моей просьбе они согласились проверить остатки партии. Все тесты показали отрицательный результат, что подтверждало безупречное качество продукции. К тому времени уже другие изготовители вакцины тоже проверили свой товар и также не нашли никаких дефектов. Так мы поняли, что причина вовсе не в вакцине, а в чем-то другом. А потом случилось воскресенье Суперкубка[22].
Моника Дэвис, дипломированный врач:
В воскресенье Суперкубка я работала в отделении неотложной помощи Лютеранского медицинского центра. Я специально поменялась на этот день, чтобы кто-то смог посмотреть матч, ведь я сама к футболу совершенно равнодушна. Мне казалось, что работы будет не слишком много, ведь в Суперкубке играли «Джетс», а значит, их многочисленные фанаты, которые в обычный день могли бы наделать глупостей и попасть к нам, будут просто сидеть дома у телевизора.
Отчасти я оказалась права. Пулевых ранений, сломанных костей и побоев действительно было не много, но уже к началу моего дежурства в отделении скопилось немало больных гриппом, в основном пожилых людей или тех, кто не боялся пропустить игру. На приеме многие говорили мне, что в этом году уже привились от гриппа. Направляя пациентов на анализ крови, я попросила лаборантов поискать что-то кроме вируса птичьего гриппа, который, как мы знали, тогда был распространен.
К началу игры в отделении было уже битком. Я написала эсэмэску своему другу из Медицинского центра Маймонида, и он ответил, что у них в экстренной помощи тоже полно жертв гриппа. То же самое происходило во всех городских больницах. Многие люди говорили, что очень хотели дождаться конца игры, но поняли, что не выдержат. Я сразу поняла, что после окончания матча нас просто захлестнет людской волной, и сказала старшему ординатору, что на его месте срочно бы вызвала дополнительный персонал.
Нам даже не пришлось дожидаться конца игры. На половине времени «Джетс» уже проигрывали тридцать пять очков, а к третьей четверти[23] в отделении было уже не протолкнуться.
Бенджамин Молданадо:
Нью-Йорк в воскресенье Суперкубка оказался в наихудшем положении, но резкий подъем обращений людей с похожими на грипп симптомами в отделения экстренной помощи наблюдался в тот день практически во всех крупных городах США. Это говорило о том, что новый вирус, с которым мы столкнулись, попал в США, скорее всего, из Нью-Йорка, а потом распространился по стране через авиасообщение. То есть инфекция легко передавалась от человека к человеку, но, возможно, проявлялась не сразу. Те, кто чувствовал себя настолько плохо, что даже обращался в больницу, уж точно никуда не полетели бы. Значит, у этого неизвестного вируса был значительный инкубационный период.
Ирвинг Беннет:
Когда мы поняли, что имеем дело не с птичьим гриппом, а с неким совершенно неизвестным вирусом, я начал выяснять, где, кроме США, отмечены признаки его появления. Кроме Нью-Йорка, крупнейшим очагом «суперкубкового гриппа» был Лондон. Я стал копать дальше и через пару дней столкнулся с одним любопытным фактом: помимо больших населенных пунктов, наиболее сильные вспышки нового гриппа наблюдались в городах, где были расположены исследовательские университеты.
Покопавшись еще немного, я обнаружил, что в конце третьей недели января в Лондоне проходило зимнее заседание Международной эпидемиологической конференции и что многие ее участники приехали как раз из тех университетских городков, где уровень заболеваемости был наиболее высоким. По горькой иронии судьбы именно встреча эпидемиологов стала рассадником новой и очень опасной формы гриппа, что, безусловно, не могло оставить равнодушным ни меня, ни кого-либо другого, когда это стало достоянием гласности.
Томас Стивенсон, бывший директор Агентства национальной безопасности:
Когда обнаружилось, что зимнее заседание Международной эпидемиологической конференции стало своего рода отправной точкой для того, что впоследствии получило название синдрома Хаден, мы, конечно же, начали наводить справки – разумеется, в рамках закона и всегда с максимально возможной степенью прозрачности – о ее участниках и в том числе об их научных разработках. Мы хотели выяснить, вел ли кто-нибудь из них исследования, имеющие какое-либо отношение к этому новому вирусу. Конечно же, мы не исключали вероятность того, что вирус не появился в результате естественных причин, а был создан искусственно в качестве потенциального оружия.
Вы нашли подтверждения своим гипотезам?
Ни мы, ни какая-либо другая правительственная организация США не смогли в ходе официального расследования обнаружить первоначальный источник вируса синдрома Хаден, а также определить, появился ли он естественным путем или был генетически смоделирован.
А если говорить о неофициальном расследовании?
Совершенно очевидно, что я не могу комментировать никакие сведения, добытые неофициальным путем.
Ирвинг Беннет:
Есть две версии появления вируса, которые пользуются доверием среди историков синдрома Хаден. Согласно одному из них, после того как первая леди заболела болезнью, впоследствии названной в ее честь, в окрестностях Мираншаха[24] была разбомблена с воздуха некая фабрика. Официально фабрика производила лекарства от простуды. Полагаю, вы сами сможете догадаться, что там делали по неподтвержденным данным. Внештатники «Таймс», работающие в том регионе, сообщили, что фабрика действительно превратилась в руины, но ни пакистанское, ни американское правительства о воздушном налете не объявляли. По обнародованной версии событий, фабрика взлетела на воздух в результате «межэтнических конфликтов». Якобы какой-то полевой командир приказал загнать на склад набитый взрывчаткой грузовик, а потом взорвать его. Кстати, среди участников той конференции был один пуштунский эпидемиолог, хотя его никогда ни в чем не обвиняли.
Второй слух касался некоего швейцарского аспиранта-биолога, который очень тяжело расстался со своим любовником, аспирантом-эпидемиологом, и при этом имел доступ к вирусному материалу и генному синтезатору. До сих пор продолжаются споры о том, намеревался ли этот тупой урод выпустить свой новый микроб в широкие массы. Но это так и осталось слухом, потому что нет веских доказательств того, что предполагаемый создатель вируса пошел на такой шаг, а спросить уже не у кого, поскольку вскоре после появления первых жертв вируса он взял ружье и отстрелил себе полголовы. Кстати, его бывший любовник жив-здоров. И даже не заразился.
Оба этих слуха кажутся вполне вероятными, однако на практике ни один из них нельзя считать правдой, поэтому любой, который вы сочтете более убедительным, может отчасти послужить вашим личностным тестом.
Наташа Лоуренс:
Было ясно, что это не штамм H5N1, поэтому мы начали проводить анализы, чтобы понять, с чем мы столкнулись. Выяснилось, что этот вирус имеет непостоянный, но всегда длительный инкубационный период, то есть промежуток времени между заражением и проявлением болезни, в то время как его латентный период, то есть промежуток времени от заражения до момента, когда больной сам становится заразным, очень короткий. Длительный период инкубации вкупе с коротким латентным периодом означает, что существует значительная вероятность субклинической, или бессимптомной, инфекции – люди заражают друг друга, еще не догадываясь о своей болезни.
Так и случилось. Вирус синдрома Хаден передается по воздуху, а значит, заразиться им легко. К тому времени, когда зимнее заседание Международной эпидемиологической конференции завершилось, примерно восемьдесят процентов от порядка тысячи его участников были инфицированы. Они находились в тесном контакте друг с другом и дышали одним воздухом целых три дня. А потом начали возвращаться обратно в свои несколько сотен точек отправления на шести континентах, пользуясь для этого самолетами, набитыми другими людьми. Более оптимальную схему передачи для любого вируса трудно даже себе представить.
Не стал исключением и этот случай, что для нас обернулось настоящим бедствием. Когда мы поняли, с чем имеем дело, мы также знали, что новым вирусом, возможно, уже заражены миллионы, если не миллиарды людей. А вот чего мы не знали, так это насколько он может быть опасен. Половина Нью-Йорка блевала в отделениях экстренной помощи, а мы не знали, как быстро организм способен побороть вирус и какие возможны осложнения.
Одно мы знали твердо: вакцины у нас нет. Первоначально вирус синдрома Хаден проявлял себя как вирус гриппа, но при более тщательном изучении мы обнаружили, что это нечто совершенно иное, поэтому все противовирусные препараты, которые мы использовали в борьбе с гриппом, а именно ингибиторы нейраминидазы и блокаторы М2-каналов, не обязательно возымеют тот же эффект по отношению к синдрому Хаден.
Так что нас ждали тяжелые времена.
Моника Дэвис:
Первая стадия синдрома Хаден выглядела как грипп и развивалась как грипп, только худший из всех, какие мы видели. Постоянная рвота. Заложенность дыхательных путей. Сильная лихорадка, словно иммунная система с удвоенной силой пыталась побороть вирус изнутри. Мы лечили как могли, но после воскресенья Суперкубка стало ясно, что это нечто совершенно другое.
Люди начали умирать. Старики и те, у кого был ослаблен иммунитет. Потом младенцы, что просто разрывало сердце. Но, как ни ужасно это прозвучит, такой сценарий был понятен и до известной степени предсказуем, ведь эта часть населения наиболее уязвима для любой инфекции. Но следом стали умирать здоровые люди, так как вирус синдрома Хаден просто поражал их организм. Однажды в отделение экстренной помощи пришел парнишка с жалобой на то, что плохое самочувствие мешает ему готовиться к марафону мохоков[25], который пройдет в Олбани через две недели. К утру парень умер.
Вирус синдрома Хаден вел себя непредсказуемо, повергая нас в смятение. Если не считать обычные в таких случаях группы риска, свои жертвы он, казалось, выбирал совершенно случайным образом, и никогда нельзя было сказать заранее, кто заболеет, кто потом пойдет на поправку, а кто нет. Это напоминало игру в орлянку. Выпадет решка – проболеешь день или два и выздоровеешь. Выпадет орел – пролежишь в больнице неделю. Или умрешь.
Примерно через неделю «суперкубковый грипп» получил новое название – «Великая инфлюэнца», потому что эпидемия никак не утихала. Все это напоминало «испанку», охватившую мир в начале двадцатого века, только новый вирус распространялся гораздо быстрее и уносил больше жертв.
Бенджамин Молданадо:
Читать бесплатно другие книги:
