В клетке. Вирус. Напролом Скальци Джон

– Думаю, мне стоит попросить прибавки за то, что приходится на такое смотреть.

– Всё, собрались, – приструнила Ванн.

– Вы были там после наших ребят и полиции, – повернулся я к ней. – Что скажете?

– Ну, вашингтонская полиция ничего не изгадила, что само по себе уже чудо. – Ванн показала рукой на виртуальный труп Кауфмана. – Все наши, полицейские и медэксперты сошлись на том, что это, похоже, не самоубийство. Нет никаких отметин на теле, предполагающих насилие или борьбу с кем-то еще; в номере также нет следов постороннего присутствия. Очевидно, придется ждать официального заключения. Мы поднялись в номер через десять минут после того, как он нам написал, и застали его уже мертвым.

– Получается, он написал мне СМС, а через минуту взял ремень и удавился, – заключил я.

– Думаете, это мы его спровоцировали?

– Возможно. – Я показал на телефон Кауфмана, лежащий на крышке унитаза. – Но мне кажется, он уже залезал в петлю и взял телефон после моего сообщения.

– То есть прервал свое важное занятие, чтобы написать ответ? – съехидничала Ванн. – И телефон специально захватил в ванную, чтобы не скучно было вешаться.

Я ткнул пальцем на ее карман, где она всегда носила телефон.

– Вы же свой везде носите. – Я посмотрел на Рамона. – И Рамон, держу пари, тоже. – Тони я намеренно не включил в эту компанию, потому что он был в триле, а у нас телефоны встроенные.

– Я точно беру мобильник, когда иду в ванную, – подтвердил Рамон.

– Ага, но ты же идешь туда облегчиться, а не сводить счеты с жизнью, – сказала Ванн, на что он только пожал плечами.

– Я к тому, что он мог сделать это просто по привычке, – сказал я. – Возможно, даже не задумываясь.

– Значит, Кауфман паникует из-за записи, убирает ее, потом возвращается в отель, раздевается, берет ремень и телефон, идет в ванную, обвязывает ремень вокруг душа и своей шеи, отвечает на сообщение, просит нас прийти через пятнадцать минут, а потом убивает себя.

– Именно так.

– Слишком сложно, – заметила Ванн.

– Разве имеет значение, собирался ли он повеситься до того, как мы позвонили, или после? – спросил я.

– Если мы пытаемся выяснить, почему он убил себя, то имеет. И вот еще что. – Ванн показала на дверь с задвинутым язычком замка. – Он хотел, чтобы в номер могли зайти без проблем. Было ли это сделано для нас? Или для кого-то еще? А если для кого-то еще, то для кого? И зачем?

– Вы разговаривали с чиновниками СХЛ, – сказал я. – Что они думают обо всем этом?

– Они потрясены, – ответила Ванн. – По-настоящему, это не просто слова. О Кауфмане уж точно никто не мог подумать, что он повесится в гостиничной ванной. – Она показала на изображение Кауфмана перед нами. – Никогда не впадал в депрессию, всегда был полон энергии и все такое прочее. Судя по всему, эдакий ловкач.

– Что это значит?

– Думаю, это значит, что он был порядочной сволочью, из тех, кто с усердием делает свою работу и всегда добивается своего.

– Он был женат? Или встречался с кем-нибудь? – спросил я. – Может, они поссорились, поэтому он и полез в петлю?

Ванн покачала головой:

– Нет. У него только родители и сестра. Лига их уже известила. Я поговорю с ними сегодня или завтра.

– Кто-нибудь проверял его телефон? – спросил Тони. – Кауфман мог звонить или писать кому-то из родных или знакомых… перед тем как… ну это… – Он махнул рукой в сторону висящего тела.

– Телефон был заблокирован, – ответила Ванн.

Тони присмотрелся к изображению телефона.

– Есть несколько способов обойти блокировку такого аппарата, – сказал он.

– Полагаю, никто из двух правоохранительных структур, проводящих осмотр, не захотел нарушать конституционные права личности, – заметила Ванн.

– Понятно, – кивнул Тони.

– Перед тем как прийти сюда, я запросила ордер на обыск, – сообщила Ванн. – Когда мы его получим, то обратимся к провайдеру.

– Если телефон ему выдала лига, ордер может и не понадобиться, – заметил Диас.

Ванн выразительно глянула на меня, выгнув бровь.

– Я займусь этим, – пообещал я и снова показал на изображение. – Есть ли вероятность, что кто-нибудь заходил туда до нас?

Ванн кивнула Диасу, и на виртуальном экране появилось изображение гостиничного коридора перед номером Кауфмана, запущенное на большой скорости.

– Это запись с камеры наблюдения на этаже, сделанная за час до нашего прихода. Вот Кауфман. – Она указала на человека, с комичной поспешностью заскочившего в номер. – Кроме него, никто не входил и не выходил из этой двери до того, как мы появились. В другие номера люди входили и выходили, но в эту вошли только он и мы.

– А что говорят криминалисты? – спросил я.

– Говорят, проверка отпечатков пальцев и прочих данных займет какое-то время. У сети отелей хранятся отпечатки пальцев всего персонала, и это, по крайней мере, поможет нам сократить список людей, заходивших в номер. Но, во всяком случае, пока нет никаких оснований считать, что там произошло нечто другое, а не то, что представляется очевидным.

– Где тело Кауфмана сейчас? – спросил я.

– В вашингтонском бюро судмедэкспертизы. Сегодня обещали выслать предварительный отчет, включая результаты токсикологического анализа. Так что мы ждем ордеров и отчетов от криминалистов и судмедэкспертов.

– Да, – сказал я. – Сегодня у нас понедельник, девять часов тринадцать минут утра. Скорее всего, ордера мы получим раньше остального. И я сразу же свяжусь с лигой, как только мы закончим здесь.

Тони взглянул на Диаса, и тот убрал изображение номера, заменив его длинной бирюзово-оранжевой полосой с двумя колонками, помещенными одна над другой. В первой отображался сердечный ритм, во второй – мозговая активность. Ванн вопросительно посмотрела на Тони.

– Это стандартный графический дизайн, который лига использует для показа параметров игрока, – пояснил тот. – Такой способ проще, чем извлечение исходных данных для визуального наблюдения за ними.

– Как-то по-уродски выглядит, – сказала Ванн.

– Это всплывающее окно.

– Я и говорю – по-уродски, – повторила Ванн.

– Ладно, давайте я покажу вам три фрагмента. – Лента видеоданных быстро прокрутилась вперед, а потом замедлилась. – Дуэйн Чэпмен был «козлом отпущения» трижды за игру. То есть игроком защиты, чью голову используют в качестве мяча.

– Вы еще будете учить меня правилам хилкеты, – проворчала Ванн.

– Послушайте, – сказал он. – Далеко не все их знают.

– Я, например, – вставил Диас.

Тони махнул рукой в его сторону, словно говоря: «Вот видите?»

– Итак, здесь это произошло в первый раз. – он показал на изображении. – Можно заметить, что пульс учащается и активность мозга лишь слегка колеблется. Это потому, что, когда отрывают голову, боль небольшая. Они просто убавляют чувствительность, но не совсем, а чтобы заставить игрока избегать ее. То есть она остается на уровне ощущения примерно как от пощечины, так называемая «умная боль». Это отображается в основных показателях состояния организма резкими скачками, которые идут на спад, потому что, когда трилу отрывают голову, его сенсорная система отключается.

– Почему? – спросил Диас.

– Потому что, когда игра еще только появилась, выяснилось: если этого не сделать, то кто-нибудь из команды противника обязательно спляшет на обезглавленном теле – просто так, забавы ради. Бывают еще те мудаки.

– Значит, сердечная и мозговая активность растет, а потом падает, – заключила Ванн.

– Все верно, а теперь взгляните, что произошло, когда Чэпмена выбрали во второй раз. – Лента промелькнула и снова замерла. – Теперь скачки сердечного ритма и работы мозга значительно выше, и они не падают, как это было в первый раз, когда трилу оторвали голову. В той мере, в какой эти показатели коррелируют с болью, он испытывал ее гораздо сильнее, и она полностью не прошла.

– Кто-то подрегулировал болевую чувствительность в его триле, – сказал я.

Хадены, использующие трилы, могут уменьшать или увеличивать болевой порог трила. Сбавлять его до нуля глупо – как и в человеческом теле, боль предупреждает об опасности, и ты можешь серьезно повредить машину, а ремонт стоит дорого, – хотя иногда возможность понизить порог бывает кстати. Разумеется, можно и повысить, но мало кто на это идет.

– Ты, конечно, можешь так думать, но тот чувак из «Бэйз», который у них отвечает за всю технику на поле, утверждает, что трил досконально проверяли. По крайней мере, так он сказал в интервью, я сам читал сегодня утром. И о том, что все данные есть у лиги. Они всегда отслеживают настройки трилов и веб-каналы, потому что искушение доработать стандартные параметры очень велико.

– Как в автогонках, да? – сказал Диас. – Всем приходится соревноваться на одинаковых моделях.

– Точно, – подтвердил Тони. – В данном случае есть четыре базовые модели и еще несколько разрешенных модификаций, но все должно находиться в строго определенных пределах. В случае нарушения всех наказывают. А уж главного по техчасти точно уволят. Так что ему врать невыгодно.

– Если это не трил, тогда что? – спросила Ванн.

– Точно не знаю, но что-то явно серьезное. – Тони снова начал прокручивать ленту, но уже медленнее. – Показатели Чэпмена так и не пришли в норму после того, как он во второй раз стал «козлом отпущения». Наоборот, они становились все хаотичнее и в среднем росли. Поэтому, когда его выбрали в третий раз, вот здесь, – Тони показал на третий заметный скачок на диаграмме, – его жизненные показатели уже были близки к тем, что мы видели на втором скачке. А после третьего все вообще пошло вразнос.

Тони был прав. После третьего скачка показатели Чэпмена продолжало колбасить – резко и хаотично.

– Вот здесь канал обрубили. – Тони показал на отметку в потоке данных. – Здесь, – он показал на еще одну отметку, – у него произошла остановка сердца. А здесь, – третья отметка, – полностью прекратилась мозговая активность.

– Когда он умер, – сказала Ванн.

– Да, когда смерть стала неизбежной.

– То есть ты хочешь сказать, что Чэпмен умер от боли? – спросил я.

– Вообще-то, нет, – ответил Тони. – Мы знаем, что он испытывал боль, потому что на вчерашней пресс-конференции нам об этом сказали. – Он махнул рукой на ленту, теперь неподвижную. – Но эти данные не указывают на боль явно, хотя, безусловно, подразумевают ее наличие. Особенно показатель «мозговой активности», отражающий состояние мозга в целом, но не отдельных его участков.

– Иными словами, показуха, – сказала Ванн.

– В основном да, – согласился Тони. – Которая, кстати, неплохо продается. Мы видим, что с мозгом Чэпмена что-то происходило, но что именно, наверняка сказать не можем.

– Кроме того, что он испытывал боль.

– Кроме того, что эти данные убеждают всех в том, будто он ее испытывал, – поправил Тони. – Так или иначе, боль – это лишь симптом. Вообще-то, я бы сказал, что Чэпмен умер от остановки сердца. От инфаркта. Спросите у судмедэкспертов в Филадельфии, они подтвердят.

– Как вы думаете, эти данные могли подделать? – спросила Ванн.

– Нет, или тот, кто сделал это, настоящий мастер своего дела, – ответил Тони. – Конечно, это предварительные выводы, основанные на беглом осмотре. Позже я проведу более основательные тесты. Но даже если их подделали, то для того, чтобы показать уже известный нам факт: Чэпмен умер вскоре после того, как его трил увезли с поля. Поэтому, если их действительно изменили, сразу возникает вопрос – для чего?

– То есть мы возвращаемся к нашей первоначальной теории: Кауфман приказал изъять данные, потому что по-настоящему испугался, – заключил я.

Ванн покачала головой:

– Мы и не переставали так думать. Вопрос заключался в том, чего именно он испугался. И почему из-за этого даже покончил с собой.

– Если действительно покончил.

– Наверняка, – сказала Ванн и кивнула в сторону ленты данных. – Если всю свою жизнь он был заносчивым, самовлюбленным засранцем – а все, с кем я вчера разговаривала, утверждали именно это, – то здесь точно есть нечто, что заставило его совершить такой крутой вираж.

– И что будем делать? – спросил я.

– Пока остановимся на этой мысли и посмотрим, что вы привезли из Филли.

Я кивнул и переправил информацию Диасу, который тут же убрал с виртуального экрана данные Тони и вывел снимок горящей квартиры Чэпмена. В воздухе замерли дым, пламя и копоть.

– Ничего себе! – воскликнул Тони.

– Спасибо, – скромно ответил я. – И я там был.

– Что нашли? – спросила Ванн.

– Да, по сути, ничего. Похоже на обычное тайное гнездышко для встреч с поклонницами.

– Откуда вы знаете, как выглядят тайные гнездышки для встреч с поклонницами?

– Если помните, я когда-то тоже был знаменитостью. Так что эта сфера жизни для меня не в новинку.

Ванн внимательно посмотрела на меня, наклонив голову набок:

– Так у вас… тоже было такое гнездышко, Крис?

– Шутите?

– Шучу, но, возможно, процентов на пять по-настоящему интересуюсь.

– Я бы поднял до десяти процентов, – добавил Тони; Диас молчал, но явно чувствовал неловкость.

– Вы оба просто несносны, и мой ответ – нет, – сказал я. – Кстати, я действительно считал эту квартиру тайным гнездышком до тех пор, пока там не нарисовался кто-то еще и не привел в действие один из трилов.

– Который? – спросила Ванн, и я показал на трил с канавками внизу; она вгляделась в изображение. – Не знаю такой модели.

– Я вообще ни одну модель там не узнал, – сказал я.

– Вот этот похож на продукцию «Ван Димен». – Тони показал на трил с пенисом.

– А вы-то откуда знаете? – удивилась Ванн.

– Очевидно, потому, что находился в непосредственной близости от одной из таких же.

– Так-так, любопытно, – сказала Ванн.

– Хотите узнать о моем сексуальном опыте?

– Ну уж нет, – раздраженно отмахнулась Ванн. – Лучше расскажите про эту компанию.

– Нечего особо рассказывать, – сказал Тони. – Существует рынок сбыта для подобных образцов, крупные фирмы не хотят с этим связываться, поэтому «Ван Димен» получила патент на свою технологию и вносит изменения в конструкцию трилов. Делает модели обоих полов.

– А это что? – Ванн показала на трил с канавками.

– Никогда таких не видел, – пожал плечами Тони. – Но, судя по всему, они для тех же целей.

Ванн посмотрела на меня:

– Крис?

– Уже ищу, – ответил я и подгрузил окно компании. – Находится в Балтиморе.

– Что случилось с теми трилами из квартиры Чэпмена? – спросила Ванн.

– Сгорели. Я попросил полицию Филли конфисковать остатки.

– Завтра заберем тот, что на ходу, и на обратном пути из Филли нагрянем в «Ван Димен», – решила Ванн. – Что-нибудь еще?

– Видео из дома Чэпмена.

– Давайте посмотрим.

Я переслал запись Диасу, и перед нами возникла комната.

– Ну и что, – после короткого молчания наконец сказала Ванн. – Комната как комната.

– Я тоже так подумал, – согласился я.

– Кто-нибудь хочет высказаться? – спросила Ванн у Тони и Диаса.

– Вообще-то, да, – сказал Тони.

– Слушаю.

– Можно увеличить вон тот пакет с внутривенным?

Ванн кивнула Диасу, и он увеличил масштаб изображения. Она посмотрела на меня, я пожал плечами.

– Тут что-то не так. – Тони показал на пакет.

– Что именно? – спросила Ванн.

– Марка не та.

Ванн нахмурилась:

– Объясните толком.

– В такие пакеты помещают добавки, которые лига разрешает игрокам использовать во время матча для поддержания сил, внимания и всего остального. Ну так вот, у самых известных хилкетистов есть рекламные контракты на их собственные добавки. Они не используют те, что утверждает лига, то есть «Тайгертон». А на этом пакете логотип «Лабрам». У Чэпмена не было контракта с «Лабрам».

– Понятно, и что? – спросила Ванн. – Может, Чэпмен просто захотел разнообразия.

Тони покачал головой:

– Это вряд ли. На СХЛ могли подать в суд за то, что Чэпмен не использовал «Тайгертон» во время игры. А руководство команды могло оштрафовать Чэпмена за то же самое, если только он не заключил собственный рекламный контракт. Но у него не было такого контракта.

– То есть вы хотите знать, почему вдруг произошла замена? – кивнула Ванн.

– А еще – что в пакете, – добавил я и повернулся к Диасу. – Пожалуйста, верните снова квартиру Чэпмена.

Появилось изображение.

– Теперь гостиную в натуральную величину.

– Что вы ищете? – спросила Ванн.

– Вот это. – я показал на коробку в углу комнаты, рядом с трилами, частично скрытую висящим дымом. – На ней написано: «Лабрам».

– Внутри может быть что угодно, – заметила Ванн.

– Может, – кивнул я. – Но там явно что-то конкретное. – Я показал на транспортировочный код на крышке коробки. – И мы узнаем, что именно, отследив по этому коду. А пока… – Я попросил Диаса еще раз вернуть изображение квартиры Чэпмена и снова навести зум на пакет с питательной смесью. – На каждом пакете свой собственный серийный номер. С его помощью мы узнаем, из какой он партии и когда был произведен. Этого будет достаточно, чтобы понять, был он доставлен Чэпмену напрямую или через кого-то.

Ванн нахмурилась.

– Думаете, это может иметь какое-то отношение к его смерти? – спросила она.

– Не знаю, – ответил я. – Но если Тони прав и этих пакетов действительно не должно быть здесь, надо выяснить, почему они попали к Чэпмену. Нам неизвестно, по какой причине его тело вдруг слетело с катушек во время игры, и мы не можем принимать каждое объяснение на веру. Мы должны выяснить, что происходило с его телом и с его трилом. Поэтому мы добудем этот пакет и проверим его содержимое. А еще получим отчет от судмедэксперта в Филадельфии. И поговорим с теми, кто заведует трилами в «Бостон бэйз».

– Вы разговаривали с опекуном Чэпмена?

– С Альтоном Ортицем? Да.

– И он ничего не сказал о том, что содержимое пакетов было другим?

– Нет.

– Может, стоит спросить его еще раз?

– Обязательно спросим, когда будем в Филли ждать отчета экспертов. А между делом попросим кого-нибудь из наших тамошних коллег в управлении заехать в дом Чэпмена и забрать пакет как вещественное доказательство.

Ванн чуть улыбнулась:

– Позвольте, я этим займусь. Едва ли они будут рады вашему появлению после того, что вы сделали с их казенным трилом.

– Пожалуй, вы правы.

– Также нужно вернуться в Строббери Мэншн и поговорить с соседями, выяснить, что происходило в любовном гнездышке Чэпмена и отчего загорелся дом.

– Да, – согласился я. – Ну а по делу Кауфмана что предпримем?

– Ах это… – протянула Ванн и посмотрела на меня. – Не знаю, Крис. А что, по-вашему, следует предпринять?

На самом деле у Ванн, разумеется, были мысли по этому поводу. Просто она, как старшая, проверяла своего младшего напарника, то есть меня. Так было и год назад, когда наши деловые отношения только-только начинались, и так продолжалось до сих пор. Наверное, если бы мы работали вместе десять лет, я бы все равно постоянно держал экзамен.

– Получить ордера на обыск или разрешение от лиги, а еще заключение патологоанатома здесь, в Вашингтоне, и отчет криминалистов.

– А как насчет того, что связывает Чэпмена и Кауфмана?

– Ладно, поймали, – признался я. – Но в любом случае мой день уже расписан.

Ванн хмыкнула, а потом снова повернулась к Диасу:

– Верни номер в отеле. – Появилось увеличенное изображение. – Мне кажется, мы кое-что упустили, – сказала она мне.

Я внимательно оглядел комнату и через пару минут объявил:

– Ничего не нахожу.

– Потому что у вас как у хадена это белое пятно. – Ванн показала на кровать. – Постель в беспорядке.

– Ладно, и что с того?

– Верни материал с камеры наблюдения в коридоре, – сказала Ванн Диасу, и тот поместил запись на отдельный виртуальный экран. – Вот Кауфман входит в номер. Примерно за сорок пять минут до нашего появления.

– Значит, лег вздремнуть, – решил я.

– На пару минут? А ведь у него был нелегкий день.

– Тем более есть причина поспать.

– Судя по тому, как все о нем отзываются, Кауфман был не из тех, кто любит поспать днем.

– Может, в номере еще не убирали с утра? – предположил Тони.

– Сколько длится эта твоя запись из коридора? – спросила Ванн у Диаса.

– Часов шесть, – ответил тот.

– Отмотай назад – посмотрим, заходила ли туда горничная.

Диас быстро прокрутил запись до того момента, когда в коридоре появилась тележка с инвентарем для уборки и горничные, двигаясь задом наперед, стали входить и выходить из номеров. Очень скоро тележка остановилась возле дверей Кауфмана и внутрь вошел кто-то из персонала.

– Вот и ответ, – сказала Ванн.

– Это ничего не доказывает, – не сдавался я. – Несмотря на ваши домыслы о том, что он был за человек, может, Кауфман действительно любил вздремнуть при каждом удобном случае?

– Полиция уже окончательно освободила номер? – не обращая внимания на мои слова, спросила Ванн.

– Не знаю пока.

– Узнайте. Если нет, еще раз отправьте туда группу криминалистов. Если да, все равно отправьте. И скажите администрации отеля, чтобы в соседний номер персонал тоже не пускали, до тех пор пока наши люди его не осмотрят.

– Почему?

Ванн показала на изображение:

– Взгляните повнимательнее.

С трудом подавив раздражение, я снова посмотрел на виртуальный экран и на этот раз, примерно через минуту, увидел то, чего не заметил сразу.

– Внутренняя дверь.

– Да, внутренняя дверь, – подтвердила Ванн. – Которая ведет в соседний номер, если клиент хочет снять оба, и таким образом получается двухкомнатный номер. Или если кто-то хочет получить смежный номер, чтобы была возможность переходить из одного в другой, не выходя в коридор и тем самым не привлекая к себе внимания.

– Так себе теория, – заметил я.

– Возможно, – кисло улыбнулась Ванн, и по ее лицу я понял, что она уже созрела для новой порции никотина. – Но давайте убедимся. Давайте узнаем, кто снял соседний номер. Может, нам повезло и они еще не выписались. Давайте сделаем все это до того, как отправимся в Филли.

– Я так понимаю, «давайте» – это ко мне, – сказал я.

– Правильно понимаете.

– Тогда машину до Филли ведете вы. И назад тоже.

– Я в любом случае собиралась это сделать. Потому что, пока я буду за рулем, вы займетесь кое-чем еще.

– Чем же?

– Поговорите со своими родителями.