Девушка из его прошлого Гарвис-Грейвс Трейси
– Все в порядке, – сказала я и едва успела выговорить эти слова, как он застонал и затрясся так, как никогда раньше. Джонатан хватал ртом воздух, тяжело дышал, прижимаясь губами к моей шее, и я чувствовала, как он пульсирует внутри меня.
– О боже! – произнес он, и последнее слово прозвучало тихо, как шепот.
Казалось, ему было очень хорошо, и я обрадовалась, потому что волновалась, что я каким-то образом все испортила. Он поцеловал меня в лоб, в щеку, в губы.
– Тебе не было хорошо?
– Было, – сказала я.
– Ты не кончила. Ведь так?
– Нет.
– Но почему?
– Я не знаю!
– Я могу снова тебя поласкать. Могу начать все сначала и сделать так, чтобы тебе было хорошо.
– Все в порядке.
Джонатан помолчал.
– О.
Он встал и пошел в ванную. Вернувшись, он скользнул под одеяло и обнял меня.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже жаль, – сказала я, понимая, что сделала что-то не так, но не знала, что именно.
– Тебе не о чем жалеть. Это была моя вина.
Я понятия не имела, как мне на это реагировать, поэтому, чтобы не сказать что-то не то, я промолчала. Джонатан перевернулся на спину. В конце концов мы заснули, хотя казалось, что это заняло у нас обоих слишком много времени.
Я проснулась через несколько часов и никак не могла заснуть, потому что боялась, что случившееся окончательно убедит Джонатана в том, что со мной что-то не так и что я самая плохая девушка на свете. Я снова и снова прокручивала в голове то, что произошло, вплоть до того момента, когда он отошел от нашего привычного алгоритма действий. И тут произошла забавная вещь. Желание, которое я не могла удержать раньше, внезапно вернулось со всей силой. У меня не было достаточного опыта, чтобы знать, что так иногда бывает, что это может быть непредсказуемо и неуловимо и вернуться, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
Оба мы были совершенно голые. Джонатан лежал на боку – не совсем обнимая меня, потому что, хотя я полюбила обниматься после секса, я наконец призналась, что мне трудно заснуть, когда он обнимает меня, – но достаточно близко, чтобы чувствовать присутствие другого человека, когда я двигаюсь. Я повернулась так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, и прижалась к нему всем телом. Было что-то волнующее в ощущении его наготы, в тепле его кожи и в том, что он не знал, что я делаю. Я прижалась к Джонатану чуть сильнее, и он пошевелился, но так и не проснулся. Я почувствовала, как его член напрягся, и это меня озадачило.
Как это работает? Что будет, если я к нему прикоснусь?
Я осыпала шею Джонатана поцелуями и, осмелев, положила руку между его ног и сжала пальцы, вспоминая, чему он меня учил. Он проснулся со стоном, таким громким, что я вздрогнула.
– Это нормально, что я так сделала?
Я отдернула руку на случай, если ответ будет отрицательным. Он схватил ее и положил обратно.
– Да, это более чем нормально. Это здорово! Просто ты застала меня врасплох.
Слова он выталкивал рывками, словно у него были проблемы с дыханием. Он крепко поцеловал меня, и я ответила ему таким же крепким поцелуем.
Джонатан всегда хотел, чтобы мы занимались сексом при свете. Дженис сказала, что это потому, что мужчины больше ориентируются на зрение, чем женщины. Я никогда не возражала, но у меня возникали трудности с личностным аспектом близости с кем-то. Когда Джонатан прикасался ко мне, он часто заглядывал глубоко мне в глаза, но мне приходилось крепко зажмуриться, чтобы сосредоточиться. Кромешная тьма гостиничного номера не позволяла смотреть друг другу в глаза, и это высвободило во мне что-то, чего я никогда раньше не испытывала. Я чувствовала себя уверенно, раскованно и контролировала ситуацию. Мы превратились в единое целое, каждый из нас пытался дать больше, чем взял. Он целовал меня, спускаясь вниз по моему телу, и когда уткнулся лицом мне между ног, я не остановила его, потому что хотела, чтобы он сделал это. Ощущения были острыми, но все же не слишком. Когда невероятные чувства все-таки охватили меня, я запустила пальцы ему в волосы и громко закричала, надеясь, что никогда не столкнусь лицом к лицу с соседями.
Джонатан потянулся к тумбочке за презервативом и надел его.
– Что, черт возьми, происходит? – воскликнул он, когда я забралась на него сверху.
Он рассмеялся, и я тоже, потому что на этот раз все поняла. Я делаю именно то, на что он надеялся раньше: теперь я готова освободиться от привычных стереотипов и попробовать что-то новое.
Было так хорошо, что я не хотела, чтобы это заканчивалось. Я не думала, что можно чувствовать себя еще ближе к Джонатану, но той ночью в нашем гостиничном номере я узнала, что близость двух людей не имеет границ.
Из всех ощущений, которые я пережила с Джонатаном, именно этими я дорожила больше всего.
24. Анника
Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне
1991
Когда мы вошли в бальный зал отеля, ладони у меня стали влажными. Гул от разговоров заполнил огромное пространство, и мой пульс участился. Мы были одной из немногих студенческих команд, которую возглавляли сами студенты, у нас не было тренера, поэтому мы были сами по себе и нам приходилось полагаться друг на друга по части руководства и поддержки. Если бы кто-то из членов нашей команды вдруг оказался не в состоянии играть и мне пришлось бы занять его место, я сомневалась, что смогу это сделать.
– Ты нервничаешь? – спросила я Джонатана. – Я очень нервничаю.
Он улыбнулся и, взяв меня за руку, помахал нашими руками в воздухе, словно у него нет ни единой заботы на свете.
– Я не нервничаю. Я готов. У нас отличная команда. У меня хорошее предчувствие насчет турнира.
В дополнение к Эрику и Джонатану нашу четверку замыкали аспирант по физике Вайвек Рао и феноменально талантливый второкурсник из Висконсина Кейси Баумгартнер.
В тот день я смотрела, как играет Джонатан, восхищаясь его талантом и гордясь тем, что этот умный и добрый парень принадлежит мне. С самого начала было очевидно, что у Иллинойса серьезные шансы дойти до самого конца, и по мере того, как один день сменялся другим, ребята продолжали выигрывать.
Я заботилась о Джонатане. Следила за тем, чтобы у него была вода и что-нибудь съестное, чтобы перекусить между партиями. Я проверяла, против кого, когда и где он будет играть. Помогла ему расслабиться, и когда мы возвращались в наш номер в отеле под конец дня, это действительно походило на семейную жизнь. Хотя я была не из тех, кто воображает себе разное, вроде предложения руки и сердца и того, какой дом мы купим, мне нравилось делить пространство с Джонатаном, пусть даже временно.
Это давало мне ощущение защищенности, счастья и покоя.
В последний день чемпионата Вайвек Рао победил Гату Камского за семьдесят три хода в партии четвертого раунда, что обеспечило победу Иллинойсу. Но когда мы сгрудились вокруг Вайвека, радостно его поздравляя и хлопая по плечу, больше всего меня удивило это легкое сожаление, что меня все-таки не позвали играть.
В восторге от своей победы мы ворвались в бар, где вокруг нас толпились вчерашние соперники. Джонатан шел впереди меня, прокладывая путь своим телом и крепко держа меня за руку, пока вел через толпу к маленькому столику в глубине зала. Как только мы заняли его, он усадил меня на табурет так, чтобы я очутилась спиной к стене.
– Так нормально? – спросил он.
В баре было громко, и ему пришлось кричать, но, к моему удивлению, все действительно было хорошо. Из-за того, как он меня усадил, я могла видеть все, что происходит, не беспокоясь о том, что кто-то вторгнется в мое личное пространство. Слева от меня была стена, а справа стоял Джонатан, заставляя меня чувствовать себя так, словно я была в собственном защищенном закутке. Он заказал себе пиво и спросил, чего хочу я.
– У них есть фруктовое вино?
– Я в этом не сомневаюсь. Какое?
– Вишневое.
Дженис всегда приносила такие из магазина.
Было приятно сидеть в баре, есть начос и пить холодное фруктовое вино, но вскоре заиграла группа, которая сидела в углу. Рев гитары и грохот барабанов резали мои барабанные перепонки, как ножи. Я зажала уши руками и зажмурилась, пытаясь отогнать ужасные звуки.
Джонатан отнял мои руки от ушей и закричал:
– Анника, что случилось?
– Слишком громко.
Я прижала руки к голове, потому что мне казалось, что мой мозг сейчас взорвется и вытечет из ушей. Джонатан обнял меня за плечи и вывел из бара. В вестибюле он усадил меня на скамейку и присел передо мной на корточки.
– Ты в порядке?
– Это было так громко!
– Да, это было громко. – Он сжал мои руки и не отпускал. – Хочешь вернуться в нашу комнату?
– А мы можем?
– Конечно. Посиди тут. Я оплачу счет и сразу вернусь.
Когда мы достигли блаженной тишины нашего номера, звон у меня в ушах ослаб и я чуть успокоилась. Джонатан обнял меня.
– Лучше?
Я не ответила на его вопрос. Вместо этого я прошептала:
– Я люблю тебя, Джонатан.
– Я тоже тебя люблю. Я все думал о том, как тебе об этом сказать.
– Если ты об этом думал, почему просто не сказал?
– Потому что, когда говоришь такое в первый раз, надеешься, что тебе ответят тем же. А если не уверен в ответе…
– Почему ты думал, что я не скажу? Я же сказала. Только что.
А я-то считала, что это меня сбивают с толку отношения и все, что с ними связано.
– Возможно, отчасти я беспокоился, что ты… Я не всегда знаю, что там происходит, – сказал он, нежно постучав меня по виску.
– Я никогда не знаю, что думают другие люди. Это похоже на поездку в страну, где говорят на чужом языке, и ты очень стараешься его понять, но, сколько бы раз ты ни просила сок, тебе снова и снова приносят молоко. И я это ненавижу.
Он улыбнулся.
– Я люблю тебя, Анника. Я очень тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю.
Когда я стала вспоминать то время, которое мы провели в отеле «Палмер-хаус», то поняла, что это были лучшие дни в моей жизни.
25. Анника
Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне
1991
– Ты нервничаешь? – спросила Дженис, когда мы уселись в маленькой приемной студенческой поликлиники.
– С чего бы мне нервничать? Ты не говорила мне, что есть из-за чего нервничать.
– Нет, просто сомневалась, что ты когда-нибудь проходила обследование органов малого таза.
– Не проходила.
Перед отъездом в колледж мама водила меня на обследование. Врач спросил, живу ли я половой жизнью, я сказала «нет», и на этом все закончилось.
– А что, больно будет?
– Нет. Это может быть немного неприятно, но только на секунду. Все будет в порядке.
Я заполнила бланк, который мне дала регистратор, и вернула его.
– Так ты сюда ходила? – спросила я у Дженис, когда снова села с ней рядом.
– Да. Сюда все ходят. Или в центр планирования семьи.
Медсестра назвала мою фамилию.
– Я подожду здесь, – сказала Дженис, открывая журнал. – Возвращайся за мной, когда закончишь.
Медсестра взвесила меня и измерила кровяное давление. Она дала мне халат и велела снять всю одежду, поэтому я спрыгнула с кушетки и начала стягивать с себя вещи.
– О, я просто… давайте я вас оставлю.
К тому времени на мне были только трусы, и я стянула их, позволив упасть в растущую кучу на полу. С бумажным халатом оказалось немного сложнее, поэтому медсестра показала мне, как его надеть так, чтобы он распахивался спереди. Потом она дала мне лист бумаги, чтобы я положила его себе на колени.
– Что ж, пожалуй, я сообщу доктору, что вы готовы.
– О’кей.
Доктор был немного похож на моего отца, и когда я позже рассказала об этом Дженис, она сказала, что ее такое напугало бы, но тогда я не придала этому большого значения. В основном доктор казался добрым и безобидным.
В пятом классе я получила базовые знания о репродуктивном здоровье, но моя мама не слишком распространялась на эту тему, только помогла мне, когда у меня начались первые месячные. Все познания о реальной механике секса я получила от Джонатана, и это в основном проявилось в различных экспериментальных, практических методах. У меня было так много вопросов к доктору, когда он осматривал меня, начиная с осмотра груди. Что он там делает? Что правильно, а что неправильно? Как должно все выглядеть? Зачем это делается?
– Не многие женщины проявляют такой интерес, как вы сегодня. Я нахожу восхитительным, что вы так стремитесь понять процесс.
– Это мое тело. Приятно знать, как оно работает. Я не понимаю, почему кому-то может быть неинтересно.
Когда осмотр закончился, доктор сказал мне, что я могу снова забраться на кушетку.
– В ваших документах указывается, что вы хотите получить средство контроля рождаемости и что в настоящее время вы ведете активную половую жизнь.
– Да. С моим парнем Джонатаном. Мы любим друг друга.
Доктор улыбнулся:
– Всегда приятно слышать, что пара влюблена.
Я так предвкушала, как вернусь в колледж и расскажу Дженис, что мы с Джонатаном сказали друг другу «Я тебя люблю»! Но когда я ей рассказала, как это случилось, она поначалу только произнесла:
– Гм…
Когда кто-то произносил при мне такое, я сразу понимала, что оно означает.
– Я сделала что-то не так? – спросила я, в панике повышая голос.
Конечно, я что-то сделала не так. Почему этот раз должен отличаться от всего прочего, что я испортила?
– Нет, вовсе нет. Просто обычно парень говорит это первым.
– Как только я поняла, что люблю его, мне захотелось сразу об этом сказать. Я и не знала, что на этот счет существуют правила!
Дженис взяла меня за руки.
– А знаешь что? Это дурацкое правило. Это даже не правило. Не имеет значения, кто сказал первым. Важно лишь то, что ты любишь его, а он любит тебя.
Мне хотелось ей верить. С тех пор как мы вернулись в колледж, Джонатан говорил мне, что любит меня, еще семь раз, и всегда говорил это первым.
– Каким методом контроля рождаемости вы сейчас пользуетесь? – спросил доктор.
– Презервативами. Но моя соседка по комнате Дженис считает, что пора принимать таблетки.
– А вы что думаете?
– Думаю, что да.
Врач объяснил, как важно принимать таблетки регулярно, желательно в одно и то же время суток.
– Вам придется принимать их в течение тридцати дней, только по истечении этого срока они начнут действовать в полной мере. Если вы пропустили прием, до конца упаковки обязательно используйте резервный метод контрацепции.
Дженис держала свою упаковку таблеток на прикроватной тумбочке и принимала по одной таблетке каждое утро, но я решила, что буду держать свою в сумочке. Я часто ночевала у Джонатана, но иногда он ночевал у меня. Если я буду хранить таблетки в сумочке, они всегда будут со мной, где бы мы ни решили переночевать.
Потом мы с врачом поговорили о безопасном сексе и о том, что я могу защитить себя, убедившись, что все, с кем я была близка, прошли тест на заболевания, передаваемые половым путем. Доктор спросил, есть ли у меня какие-нибудь вопросы, но у меня их не было, и я чувствовала себя совсем взрослой и очень ответственной. Дженис принимала таблетки еще в старших классах школы, но все это было для меня неизведанной территорией. Мне как будто разрешили вступить в особый женский клуб, и я гордилась своим членством, потому что устала от постоянного отставания во всем.
До сих пор мой выпускной год в колледже был лучшим периодом в моей жизни. У меня был постоянный бойфренд, я побывала на шахматном чемпионате, и хотя не внесла непосредственного вклада в победу команды, мой уровень мастерства заслужил мне членство в ней. Я продемонстрировала такой уровень ответственности за свое сексуальное здоровье, который давал мне огромное личное удовлетворение, и с каждым днем я была на шаг ближе к карьере, о которой так долго мечтала.
Жизнь менялась к лучшему, и я начинала верить, что мое будущее будет таким светлым, как всегда обещала Дженис.
Позже в тот же день Джонатан зашел за мной, чтобы проводить на занятия.
– Сегодня утром я была в студенческой поликлинике, – сказала я, хватая куртку и рюкзак и запирая за нами дверь.
– Ты что, заболела?
– Я пошла туда за теми самыми таблетками.
Он остановился.
– За противозачаточными таблетками?
– А есть еще какие-нибудь таблетки, которые называют «теми самыми»?
– Нет. То есть, насколько мне известно, нет. Ты действительно решила принимать таблетки?
– Так поступают женщины, состоящие в моногамных отношениях. Дженис сказала, что так будет проще и что тебе, наверное, понравится.
– Ну, в общем, да. Мне это очень нравится.
– Это будет небезопасно, пока я не приму весь цикл в течение тридцати дней. А еще доктор сказал, что ты должен пройти тест. Меня проверили. Я не могу заниматься сексом без презерватива, если не знаю, что у тебя нет венерических заболеваний.
– Уверяю тебя, у меня нет никаких венерических заболеваний.
– Доктор предупредил, что ты можешь так сказать.
– Анника, я пройду обследование. Обещаю. – Джонатан сжал мою ладонь и поцеловал. – Это будет действительно здорово.
26. Анника
Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне
1991
У друга Джонатана была вечеринка, и он хотел, чтобы мы пошли туда вместе. Он упомянул об этом утром, когда мы завтракали, но я не запомнила подробностей, потому что мне было неинтересно. Я чувствовала себя усталой, ныла спина, да и хмурая погода не улучшала ситуацию. Было намного холоднее, чем обычно в начале апреля, и весь день шел холодный моросящий дождь, который обычно бывает в этот промежуток времени, когда зима закончилась, а весна еще не вступила полностью в свои права. Я провела день, свернувшись калачиком в постели, с Джонатаном под боком и книгой, и провести вечер таким образом было гораздо более заманчиво, чем все, что могло бы ждать нас за пределами его спальни.
– Я устал сидеть в четырех стенах, – сказал он после того, как мы поужинали. – Нам не придется задерживаться надолго, но я правда хочу познакомить тебя с моими друзьями.
Дженис говорила, что Джонатан всегда как будто гордился, что мы вместе. Это меня радовало, потому что до встречи с ним я никогда не думала, что буду такой девушкой, которой можно гордиться. И Дженис всегда напоминала мне, что отношения – это всегда компромисс.
– Например, как когда ты сказала, что Джо не очень хорошо целуется, но у него пенис больше среднего?
– Я такое говорила?
– Да, говорила. После семи бутылок фруктового вина.
На смену Джо несколько недель назад появился аспирант, который везде ездил на велосипеде и чей пенис, по словам Дженис, был лишь средним. «Но у него волшебные руки», – загадочно изрекла она.
Джонатан часто шел ради меня на уступки, и Дженис незачем было мне об этом напоминать. Он старался, чтобы рядом со мной не было громких звуков. Всегда был добр – к людям, к животным, к незнакомцам. Он заставил меня почувствовать себя особенной. Джонатан хотел пойти на вечеринку, а я хотела быть девушкой, которая идет на компромисс. Поэтому в половине десятого мы надели куртки, вышли под дождь и отправились на вечеринку.
Я получила от нее больше удовольствия, чем думала. Хозяина звали Линкольн, и я только обмолвилась с ним парой слов, когда Джонатан представил нас друг другу. По какой-то причине подружка Линкольна прониклась ко мне симпатией, застав меня в конце коридора, где я играла с самым толстым котом, которого мне когда-либо доводилось видеть. Девушку звали Лили, а кот по кличке Тигр, несмотря на то что у него не было ни одной полоски, принадлежал ей. Оказалось, что она любит кошек почти так же, как и я. Я рассказала ей о Мистере Боджэнглзе и предложила купить Тигру шарик с колокольчиком внутри.
– Но лучше вынуть колокольчик, не то житья от звона и скрежета не будет, это просто с ума сводит, – сказала я.
– Тигр ненавидит мячики, зато любит веревки. – Лили внезапно ушла, а когда через минуту вернулась, у нее в руках была палка, к одному концу которой была привязана бечевка. Тигр был вне себя от восторга, и мы по очереди махали у него перед носом палкой, чтобы он за нами гонялся.
Я не знала, была ли ее доброта напускной или искренней. Я все еще не научилась до конца различать, так как узнала, что иногда люди бывают добрыми только потому, что они чего-то хотят.
– Ты что, не любишь вечеринки? – наконец спросила я. Если ее парень тут хозяин, странно, что ей хочется проводить время, сидя в коридоре с незнакомой девушкой.
– Да нет, нравятся, но я не пью, а Линк и его друзья после нескольких кружек пива уже становятся шумными.
Джонатан высунул голову в коридор.
– А, вот ты где, – сказал он, присев на корточки рядом со мной и Лили. – Похоже, у тебя появился друг.
– Ты имеешь в виду Лили или кота? – спросила я.
– И то и другое, – сказала Лили.
Джонатан широко улыбнулся, когда она это сказала.
– У тебя все в порядке? – спросил он.
– Конечно, – сказала я, потому что хотела показать ему, что он может водить меня на вечеринки и что я способна вписаться в коллектив. Для меня не имело значения, что до сих пор я общалась только с одной девушкой и ее котом.
Но Лили была права, потому что вскоре стало действительно шумно. Тигр куда-то забился около половины двенадцатого, когда коридор наполнился людьми, входящими и выходящими из спален и ванной. Я нашла небольшой закуток рядом с прачечной и кухней и некоторое время провела там одна. В гостиной было полно народу, и мне совсем не хотелось пробиваться сквозь толпу в поисках Джонатана. Вместо этого он сам нашел меня через пятнадцать минут.
– Куда ты запропастилась? Я повсюду тебя искал и уже начал волноваться.
– В гостиной слишком много людей, поэтому я по-думала, что лучше спрятаться здесь, пока не придет время уходить.
– Тогда пошли сейчас. Я готов забраться обратно в постель. Просто хочу по-быстрому попрощаться с Линкольном.
Джонатан крепко сжал мою руку и повел меня сквозь толпу. Линкольн устроился на диване с Лили на коленях. Рядом с ним сидело несколько парней, а другие стояли кружком и болтали с ними.
– Это моя девушка, Анника, – сказал Джонатан.
– Привет, Анника, – сказали они. Все улыбались мне, и я была так рада, что мы пришли.
– Ладно, нам пора, – сказал Джонатан. – Спасибо за вечеринку. Было здорово.
– Было приятно познакомиться с тобой, Анника, – сказала Лили. Я чувствовала себя настолько косноязычной, что все, что я могла сделать, это кивнуть и улыбнуться.
Очень высокий парень со светлыми волосами и клочковатой бородой подмигнул мне.
– Когда Джонатан тебе надоест, позвони мне. Может, я и не такой умный и красивый и я не шахматный вундеркинд, но буду обращаться с тобой как следует.
Все посмотрели на меня, но никто ничего не сказал. Я тоже ничего не сказала, потому что любила Джонатана и никогда от него не устану, и уж точно не собиралась звонить этому парню, которого только что встретила и едва знала. Лили, однако, казалась мне той, с кем я действительно хотела бы когда-нибудь встретиться. К сожалению, у меня не очень хорошо получалось заводить знакомства.
– На твоем месте я бы не стал ждать у телефона, – сказал Джонатан, закидывая руку мне на плечо.
Все засмеялись, а потом Джонатан притянул меня к себе и спросил, готова ли я идти. Я согласилась, потому что Лили была права, здесь было действительно шумно. Кроме того, Тигра уже давно не было видно, и у меня снова заныла спина.
По дороге домой я смотрела, как дворники смахивают капли дождя, наслаждаясь их ритмичным движением и тишиной в кабине пикапа. Их движения казались очень успокаивающими. Я попыталась рассказать Джонатану о Лили и ее коте, но он смотрел прямо перед собой и отвечал только тогда, когда я задавала прямой вопрос. Я поняла, что сделала что-то не так, но не понимала, что именно.
Я приготовилась ко сну и скользнула под одеяло, но Джонатан ко мне не присоединился. Я немного почитала, а потом пошла в гостиную посмотреть, что он там делает. Джонатан перещелкивал телевизионные каналы, перед ним на кофейном столике стояла бутылка пива.
– Разве ты не идешь спать?
Он снова переключился на другой канал.
– Позже.
– Я не понимаю, почему на меня ты злишься.
Я правда хотела знать, что сделала не так, чтобы не повторять этого впредь.
– Я не злюсь, – сказал он.
Но он злился, и я не была настолько глупа, чтобы не услышать этого по его голосу.
– Нет, злишься. Я не понимаю, почему ты расстроен. Я не знаю, что сделала не так!
Он положил пульт на кофейный столик.
– Ты должна дать мне что-то, за что я мог бы уцепиться, Анника. Ты превратила меня в… во влюбленного идиота, а в ответ на свои романтические жесты я получаю только этот вот пустой взгляд. Когда кто-то тебя клеит, особенно если упоминает при этом твоего нынешнего бойфренда, было бы приятно услышать, что этот кто-то никогда тебя не заинтересует, потому что у тебя уже есть я. Тот, кого ты якобы любишь. Так что помоги мне. Время от времени бросай мне какую-нибудь кость.
Я вообще не поняла, при чем тут кость, но в конце концов до меня дошло, что все на вечеринке ждали от меня какого-то заявления о том, как я отношусь к Джонатану. Я зажмурилась, отчаянно злясь на себя. На глаза мне навернулись слезы разочарования.
– Но я именно это и думала! Думала это про себя, но боялась, что если скажу вслух, то это прозвучит невпопад и все решат, что я глупая. Я никогда раньше не была влюблена, поэтому не знаю, что мне полагается делать и говорить. Но когда ты входишь в комнату, все мое тело расслабляется от одной только мысли: «Джонатан здесь». А когда тебе надо уходить, я не хочу этого, даже если на занятия, на работу или в бассейн. Я хочу, чтобы ты был со мной. Поэтому, когда мы куда-то идем или ты знакомишь меня с людьми, я так счастлива, что кто-то вроде тебя держит меня за руку или стоит рядом, что я не думаю об этих вещах. Я просто вижу тебя и думаю: «Джонатан хочет быть со мной». Я люблю тебя больше, чем кого-либо в моей жизни, за исключением, может быть, Мистера Боджэнглза, но это потому, что его мало кто любит. Только мы с мамой и, возможно, ветеринар, что не так уж много, и от этого мне очень грустно.
К тому времени я уже всерьез разревелась, и Джонатан притянул меня к себе на колени и обнял.
– Извини, Анника. Мне очень жаль. Я не хотел, чтобы ты плакала. Я знаю, что ты меня любишь. На свой собственный лад ты все время мне это показываешь. Я веду себя как придурок.
Он прижал свою голову к моей, и мы так и сидели, закрыв глаза, пока я не перестала плакать.
– Ты в порядке? – спросил Джонатан.
Я свернулась калачиком у него на коленях и не хотела двигаться с места.
– Да.
– Я люблю тебя, Анника Роуз.
Он вытер мои слезы и поцеловал меня в лоб, в щеку, а затем в губы.
– Я люблю тебя, Джонатан Хоффман.