Девушка из его прошлого Гарвис-Грейвс Трейси

19. Анника

Чикаго

Август 2001 года

Сегодня я с нетерпением жду встречи с Тиной. Я чувствую, что есть много вещей, которыми я могу с ней поделиться, которыми я горжусь, и я хочу, чтобы она тоже ими гордилась. К тому же Одри сегодня на больничном, так что у меня был отличный день на работе.

– Джонатан взял меня с собой на деловой прием, – говорю я, как только Тина проводит меня в свой кабинет и мы садимся. – Я не сказала ничего глупого, по крайней мере, мне так кажется. Я познакомилась с его боссом и многими коллегами. Это было утомительно, и потом у меня раскалывалась голова, но я справилась.

Тина знает, что один из моих методов справляться с реальностью – подражать поведению других людей. Она сказала, что это полезный инструмент и что мне следует прибегать к тем инструментам, которые помогают мне больше всего.

– Как ты себя чувствовала, когда вышла в свет с Джонатаном?

– Я чувствовала себя хорошо. С ним мне всегда было комфортно. Я чувствую то же, что и когда мы учились в колледже.

– Вы уже определились, в каких отношениях вам обоим будет комфортно сейчас?

– Джонатан сказал, что не хочет торопиться. Поэтому мы не торопимся. Но мы проводим много времени вместе. Это делает меня счастливой.

– Вы уже говорили о прошлом?

По правде сказать, в последнее время я не думала о нашем прошлом, потому что наше настоящее по сравнению с ним было намного предпочтительнее.

– Нет.

– Как по-твоему, ты намеренно избегаешь неприятных вещей, потому что предпочитаешь, чтобы жизнь текла гладко?

– Да. То есть, может быть, я не избегаю неприятных вещей, а просто наслаждаюсь временем вместе и тем фактом, что мы снова общаемся. Я скучала по нему.

Тина делает эдакий странный жест, соединив указательные пальцы под подбородком. Мне потребовался почти год, чтобы понять, что в такой позе она размышляет. А еще Тина ждет, что я сама приду к какому-то выводу.

– В какой-то момент вы можете обнаружить, что ваше прошлое влияет на развитие отношений в настоящем. Я думаю, тебе следует подумать о том, чтобы серьезно поговорить о прошлом, пусть даже тебе и не хочется.

– Все идет так хорошо.

– Именно поэтому сейчас самое подходящее время.

Я не признаюсь Тине, что в глубине души надеюсь, что Джонатан перестал думать об этом. Перестал интересоваться, что такого со мной произошло, раз уж я дала понять, что готова продолжить с того места, где мы остановились. Но, с другой стороны, я понимаю, что это правильно. Я должна ему все объяснить.

– Мне действительно нравится быть с ним.

– Тогда у тебя еще больше причин об этом поговорить. Что-то мне подсказывает, что все пройдет лучше, чем ты думаешь.

После сеанса с Тиной я ужинаю и читаю пятьдесят страниц книги. Терапия всегда меня утомляет, и я думаю о том, чтобы принять ванну и убить время до девяти – самое раннее, когда я могу лечь спать, не то проснусь в четыре утра. От неожиданного звонка домофона я вздрагиваю, потому что у меня не так много посетителей, но когда я слышу голос Джонатана, то забываю об усталости. Я впускаю его и, распахнув дверь, хлопаю в ладоши, потому что это самый лучший сюрприз на свете. Обычно мне не нравится, когда люди приходят без предупреждения, но это же Джонатан, и я не против.

– Прости, что не позвонил заранее. Ты уже поела? Я принес ужин, – говорит он, поднимая повыше пакет с едой навынос. – У меня как раз хватит времени, чтобы съесть его с тобой, прежде чем я вернусь в офис.

– На самом деле я поела. Но все в порядке. Я составлю тебе компанию. – Я машу ему рукой, чтобы он скорее заходил. – Ты собираешься вернуться на работу?

Джонатан развязывает галстук.

– Придется. Мы еще не закончили. Брэд собирается спать на диване в своем кабинете. Он вечно стремится к победе.

– А что он от этого выиграет? – Мне действительно любопытно, потому что я понятия не имею, что за конкурс устраивают на фирме Джонатана.

– Выиграет? Да ничего. Я просто имел в виду, что он хочет всем показать, как усердно работает.

Джонатан мог бы часами объяснять мне это, но я сомневаюсь, что когда-нибудь пойму мир инвестиционного банкинга. И даже пойми я, это звучит ужасно.

– А ты не будешь завтра усталым?

– Да, но в последнее время я вечно чувствую себя усталым.

Мы садимся за кухонный стол, и он распаковывает еду. Джонатан принес бургеры и картошку фри. Взяв одну, он кладет ее мне в рот.

– Мой друг Нейт, тот самый, о котором я тебе рассказывал, недавно развелся. У него появилась новая подружка, и он спросил, не хотим ли мы с тобой пойти с ними на ужин.

– Ты хочешь, чтобы я поужинала с тобой и твоими друзьями?

– Конечно.

За всю мою жизнь я ходила на двойные свидания только с Дженис и тем парнем, какой у нее был на тот момент, и с лучшим другом Райана и его женой-алкоголичкой. Я наслаждалась двойными свиданиями с Дженис, особенно после того, как она наконец бросила Джо и начала встречаться с симпатичным парнем со своего курса, а вот наши двойные свидания с Райаном мне удовольствия не доставляли. Но в конце концов я обнаружила, что и сам Райан мне не нравился.

Мне нравился Джонатан, так что, возможно, мы найдем общий язык и с его другом. И он хотел, чтобы я пошла! Это должно что-то значить.

– Ладно, я не против.

– Я что-нибудь придумаю. Суббота тебе подойдет?

– Конечно. У меня нет никаких планов.

– Думаю, ты не так часто видишься с Дженис, как раньше, но у тебя же есть знакомые, с которыми ты развлекаешься?

– Да в общем, нет.

Мне очень неприятно признаваться Джонатану, что у меня все еще есть проблемы с этим.

– Но есть же несколько человек, с которыми ты проводишь время, да?

– У меня не так уж много друзей.

– А как же твои коллеги?

– Одри меня не любит. Есть еще одна девушка, ее зовут Стейси. Она кажется милой, но всякий раз, когда я пытаюсь с ней заговорить, она уходит.

И я вечно не понимаю, почему так получается, наверное, я опять говорю что-то бестактное. В детстве я обычно предпочитала общество мальчишек. Парни обычно говорят что думают. Моя роль в качестве чьей-то девушки казалась более ясной, и я по большей части понимала, как это работает. Но быть кому-то подругой у меня не получалось, что меня ужасно расстраивало. Всю свою жизнь, несмотря на добрые намерения, я всегда поступала неправильно. Женщины говорили так много вещей, часто мне в лицо, а позже я понимала, что говорили они неискренне. В некоторых случаях они имели в виду совершенно противоположное. Они были грубы, когда я была в состоянии с ними сравняться, и милы, когда я казалась потерянной. Зачастую бывало гораздо легче оставаться в одиночестве, когда знаешь, чего ожидать.

– Тебе одиноко? – спрашивает Джонатан.

Как я могла сказать ему, что мое одиночество было сокрушительным? Как ужасно чувствовать себя одинокой, но не знать, как достучаться до людей и заполнить время, которого у меня всегда было слишком много? Нет, мне нравилось, что я одна, потому что так я могла часами предаваться любимым занятиям вроде чтения или долгих прогулок, в такие моменты мне вообще не хотелось человеческого общения. Я могла навещать животных в приюте или писать еще одну пьесу для детей. Но иногда я жаждала присутствия кого-то другого, особенно того, с кем я могла бы быть самой собой. В моем доме жил отец-одиночка, и иногда, когда к нему на выходные приезжала шестилетняя дочь, а ему нужно было срочно отлучиться, я за ней присматривала. Я этим безмерно наслаждалась и втайне желала, чтобы он нуждался во мне, чтобы я больше присматривала за ребенком. В прошлый раз, когда сосед оставил ее у меня, мы провели два часа, делая бумажных кукол, и это был один из самых приятных дней за очень долгое время.

Вскоре после того, как мы с Райаном расстались, я вернулась к одиночеству, которым обычно наслаждалась, радуясь простоте своей жизни, потому что мне больше не приходилось ходить на цыпочках вокруг мужчины. Но теперь, когда прошло время, вернулось болезненное одиночество. Я чувствовала, как оно нарастает, словно волна, и когда она наконец накрывала меня, я проводила остаток дня или ночи в беспокойной тревоге, борясь со слезами. Со временем это пройдет, но пока приступы становились все более частыми. Я старалась заполнить свои дни более активным общением, но от этого только чувствовала себя разбитой и измученной. Больше всего на свете мне не хватало личной связи с кем-то. С кем-то, кто понимал бы мои потребности и был готов говорить на моем языке.

С кем-то вроде Джонатана.

Я отвожу глаза и отвечаю ему:

– Я не против проводить время одна, но иногда мне бывает очень одиноко.

Джонатан наклоняется и обнимает меня за плечи, притягивает ближе, пока я борюсь со слезами.

– Не каждый способен отодвинуть собственные предрассудки и увидеть то, что вижу я. Им же хуже.

Когда Джонатан говорил такие вещи, это меня поддерживало и становилось уже не так обидно и больно от того, как другие люди пытались меня сломать или заставить чувствовать себя человеком второго сорта, потому что я смотрела на вещи совсем не так, как они. Десять лет назад я, может быть, и не совсем понимала, о чем говорит Джонатан, но теперь все изменилось. Тина научила меня, что очень важно окружать себя людьми, которые меня понимают. Людьми, которые были уверены в своем собственном месте в мире. Не всегда было легко определить, кто эти люди, но сейчас я справлялась с этим гораздо лучше, чем раньше.

Около девяти Джонатан говорит, что ему лучше вернуться на работу. Я зеваю, потому что теперь я действительно устала. Я ни за что бы не справилась, если бы мне приходилось работать допоздна так часто, как Джонатану.

– Хочешь, я уложу тебя спать перед уходом?

– Это означает секс? – выпаливаю я, не подумав.

Он смеется.

– Ну это было бы фантастическое прощание, но мне действительно нужно вернуться.

Лицо у меня пылает, и я опускаю голову. Я была уверена, что все поняла правильно.

– Мне так неловко.

– Да брось, незачем. Ты как будто была расположена к такому развитию событий.

Когда мы подходим к двери, Джонатан кладет руку мне на затылок и нежно целует в губы. Затем он прижимает меня к стене и целует снова, на этот раз сильнее. Ни один другой поцелуй не действовал на меня так, как поцелуи Джонатана. В них есть какая-то мягкость, которая заставляет меня чувствовать себя в безопасности, но сейчас есть что-то еще – настойчивость. Он запускает пальцы мне в волосы, и мы некоторое время целуемся. Когда мы заканчиваем, у меня перехватывает дыхание.

– Райан не слишком хорошо целовался. И Монт тоже. Не то что ты.

Джонатан улыбается так, словно мои слова сделали его счастливым.

– Что это значит? – спрашиваю я. Я не хочу обнадеживать себя, потому что, возможно, поцелуй ничего не значит.

– Это значит, что я скучал по тебе. Это значит, что я долго ждал этого момента.

– Мы все еще не спешим?

Он смотрит мне в глаза, и я выдерживаю его взгляд так долго, как только могу, а потом смотрю в пол.

– Даже не знаю. Может быть, я больше не хочу ждать.

– Я буду думать об этом поцелуе всю ночь.

– Я тоже, – говорит Джонатан, и я закрываю за ним дверь.

20. Анника

Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне

1991

Когда я пришла на свою смену в ветеринарную клинику, несколько добровольцев перешептывались, сбившись в кучку. Рядом с ними стояла Сью.

– Привет, Анника. Могу я с тобой поговорить?

– Привет, Сью. У меня есть только минутка, потому что я хочу проведать Чарли.

С опоссума сняли шину, и врачи уже начали планировать его возвращение в дикую природу. Я очень привязалась к нему и буду ужасно скучать.

Сью положила руку мне на плечо, что меня не очень обеспокоило, потому что она мне нравилась.

– Мне очень жаль, но Чарли умер. Ночью он заболел, все случилось очень быстро. Я знаю, что для тебя он был особенным.

Я не могла там оставаться, не могла вынести мысли о том, что такое крошечное живое существо будет страдать так, как, должно быть, страдал Чарли перед смертью. Я повернулась на каблуках и выбежала за дверь на холодный вечерний воздух. Чарли испустил последний вздох в своей клетке один или кто-то держал его на руках? Я не подумала спросить об этом у Сью, и вопросы преследовали меня сейчас. Я представила себе его крошечную раненую лапу с маленьким бинтом и разрыдалась.

Впервые за четыре года я пропустила свою смену.

– Анника? – позвала Дженис. – Джонатан пришел. Я ему позвонила. Ничего, если он войдет?

Я молча лежала на боку лицом к стене, а теперь еще и натянула на голову одеяло.

Кровать немного прогнулась, и я поняла, что Джонатан сел рядом со мной. Я почувствовала его руку на своем плече.

– Эй. Я могу что-нибудь сделать?

Я хотела ответить ему, но уже отключилась. Я чувствовала, как тяжелеют мои веки, и больше всего на свете хотела провалиться в сон, очутиться подальше отсюда. Мама рассказывала, что в тот день, когда они с папой забрали меня из школы в середине седьмого класса, я проспала почти семнадцать часов подряд. Сон был моей тактикой самосохранения, реакцией на боль. Джонатан снова позвал меня по имени, и Дженис тоже, но я не ответила, меня сморило.

Когда я проснулась, в моей комнате было темно и часы показывали пять тридцать утра. Поскольку я проспала много часов, мне отчаянно хотелось пить, поэтому я быстро зашла в туалет, а потом пошла на кухню и наполнила стакан водой из крана. В животе у меня заурчало, и я полезла в шкаф за крекерами. Потом я вспомнила, что Чарли умер, и крекеры застряли у меня в горле, когда я попыталась их проглотить.

Я направилась обратно в свою комнату, намереваясь читать до тех пор, пока не придет время собираться на занятия, но, проходя через гостиную, остановилась как вкопанная. Джонатан спал на диване, полностью одетый в джинсы и свитер, и, хотя я понятия не имела, почему он здесь, я была рада его видеть.

Пристроившись на диване, я вытянулась рядом с ним, и он пошевелился.

– Ты все еще здесь, – сказала я.

– Я видел, что ты хочешь побыть одна, но хотел убедиться, что ты будешь в порядке, когда проснешься.

Он сонно обнял меня, и я прижалась лицом к его груди.

– Мне не нравится, когда умирают крошечные живые существа. Это ранит мое сердце.

Он погладил меня по волосам. Тогда я узнала о Джонатане еще кое-что. Не существовало ни одного его прикосновения, которое мне бы не нравилось, и они успокаивали меня так же, как, я надеялась, мои успокаивали Чарли. Мы лежали на диване, и он обнимал меня, пока солнце поднималось и наполняло комнату светом.

– Я скучаю по Чарли.

Джонатан поцеловал меня в макушку.

– Я знаю.

21. Анника

Иллинойсский университет в Урбане-Шампейне

1991

Я была родом из городка под названием Даунерс-Гроув, а Джонатан жил в Уокигане, примерно в пятидесяти милях к северу. На следующий день после нашего последнего экзамена Джонатан поехал домой на зимние каникулы и подвез меня. Накануне вечером мы отпраздновали окончание семестра – отправились с Дженис и Джо на пиццу с пивом. Все прошло лучше, чем я ожидала. Пиццерия, которую предложила Дженис, была расположена за пределами кампуса и обслуживала в основном семьи с маленькими детьми. Я сочла, что это гораздо лучше по сравнению с шумными, заполненными студентами заведениями, находившимися ближе к кампусу. Джонатан и Джо очень хорошо поладили, что, по словам Дженис, скорее всего, объяснялось способностью Джонатана находить контакт с кем угодно, а также количеством выпитого Джо пива.

– Иди сюда, – позвал Джонатан, выехав на шоссе I-57 в начале двухчасовой поездки домой.

В пикапе было просторное сиденье спереди, и все произошло точно так же, как в фильмах, которые я видела, где парень хотел, чтобы его девушка перебралась на середину, чтобы он мог обнять ее. Это и сделал Джонатан после того, как сказал мне пристегнуть ремень безопасности. Я положила голову ему на плечо, и время от времени он слегка прижимал меня к себе. Я не знала, почему он любит меня, что он видит во мне такого, чего не видят другие. Но я была счастлива и благодарна ему за это.

Когда мы подъехали к дому моих родителей, они стояли на улице, закутавшись в пальто, и ждали нас. Увидев их, я радостно захлопала в ладоши и выпрыгнула из пикапа, как только Джонатан припарковался.

– Анника! – радостно воскликнула мама.

Она обняла меня, и я почувствовала себя так, как бывало всегда, когда мама была рядом: покой, надежность, безопасность. А еще я не могла дышать, так сильно она меня сжала.

Мы с отцом неловко обнялись. Он редко бурно проявлял свои чувства, но я никогда не сомневалась в его любви ко мне. С тех пор как я стала достаточно взрослой, чтобы понимать значение этого слова, мама постоянно говорила мне, как сильно папа меня любит. Он был системным инженером и, когда бывал дома, либо читал, либо мастерил что-то для Уилла или меня в гараже. Папа провел целое лето, строя нам домик на дереве в ветвях высокого дуба на заднем дворе. В конце концов Уиллу это надоело, и он убежал кататься на велосипедах со своими соседскими друзьями, а мы с папой часами лежали на гладком сосновом полу и читали. Мы были родственными душами, по крайней мере, так говорили о нас всю мою жизнь.

– Привет, – сказала мама, протягивая руку Джонатану. – Я Линда.

Я совсем забыла рассказать про существование Джонатана. Папа, должно быть, тоже ничего не заметил, но, когда мама сказала:

– Рон, ты не хочешь поздороваться с другом Анники? – папа протянул ему руку.

– Привет.

После этого он зашаркал в дом.

– Надеюсь, ты сможешь провести с нами какое-то время, прежде чем вы двое отправитесь на турнир, – сказала мама.

Шахматная команда пробилась в Панамериканский межвузовский чемпионат, который должен был состояться в Чикаго и начаться через пару дней после Рождества. Предполагалось, что в нем будет шесть раундов, в которых будут играть команды с постоянным составом из четырех основных игроков и двух на замену. Мне предстояло выступить как раз в роли замены, поэтому высока вероятность, что вообще не придется играть, разве только с одним из основных игроков случится что-то катастрофическое.

– Я могу приехать на следующий день после Рождества, – сказал Джонатан. – И еще я подумал, что по дороге в отель в Чикаго завезу Аннику к своим и познакомлю с моей мамой.

– Это было бы чудесно. Может быть, пообедаешь тогда с нами? Брат Анники тоже приедет.

– Буду ждать с нетерпением.

– Не хочешь войти?

– Конечно.

Джонатан взял мой чемодан, и мы последовали за мамой в дом. Оказавшись внутри, я плюхнулась на пол гостиной, чтобы поиграть со своим котом, Мистером Боджэнглзом, по которому ужасно скучала, и втянулась в нашу любимую игру. Она состояла в том, что он бил по мячу, внутри которого был колокольчик, вот только я заранее его вынула, потому что звон резал мне уши. Уилл сказал, что колокольчик, вероятно, был любимой частью игрушки Мистера Боджэнглза, но я просто не могла выносить звон. Джонатан и моя мама стояли рядом и разговаривали. Меня поразило, что они так легко общаются, ведь они только что познакомились.

– Ну мне, пожалуй, пора, – сказал Джонатан. – Меня мама ждет.

– Почему бы тебе не проводить Джонатана, Анника?

– О’кей.

Я толкнула мяч к Мистеру Боджэнглзу, и он погнал его по полу. Как только Джонатан уйдет, я вернусь к коту и, вероятно, проведу следующий час, играя с ним.

– Я тебе позвоню, – сказал Джонатан, когда мы подошли к его пикапу.

Я не слишком любила разговаривать по телефону, но это был единственный способ для нас с Джонатаном оставаться на связи во время каникул.

– О’кей.

Он забрался в кузов пикапа, приподнял брезент, которым были прикрыты наши чемоданы, и достал что-то из своего.

– Я купил это для тебя. Но ты должна пообещать, что не откроешь подарок до Рождества.