Подсолнух Воробей Ирина
Девушка закрыла глаза на секунды от этих воспоминаний и приготовилась к неизбежному. Дверь медленно распахнулась. В проеме появилась худая фигура отца в махровом халате с капюшоном. Он был без парика и без маски. Лицо осунулось. Глаза стали казаться впавшими. Морщины выделились, особенно в миндалевидных уголках глаз. Губы побледнели, как и кожа — следствие долгого непосещения солярия. Первым он увидел парня и, расплывшись в широченной улыбке, протянул к нему руку, чтобы обняться.
— Вадик, родной мой! — воскликнул отец. — Здравствуй!
Они крепко сжали друг друга.
— Здравствуй, Николай! — отвечал парень.
Он тоже весь засиял от счастья, будто, и правда, к родному отцу приехал. В Татьяне проснулась двойная ревность. Она не понимала, кого к кому больше ревнует, поэтому проклинала обоих.
— Смотри, кого привез, — загадочно улыбнувшись, проговорил Вадим и отшагнул в сторону, чтобы представить девушку.
Отец перевел веселый взгляд на Татьяну и окаменел, сложив обе руки на груди, как покойник. Глаза его мгновенно увлажнились. Лицо исказилось в гримасе боли. Губы задрожали. Девушка тоже окаменела, только ее лицо исказилось от ненависти и обиды. Она нахмурилась и поджала губы. Ресницы тоже едва сдерживали слезы. Они не спускали друг с друга глаз больше минуты. Это была мучительная встреча. Вадим спокойно ждал, упершись плечом в стену.
— Здравствуй, Куколка, — тихо произнес отец, с такой осторожностью, будто боялся ее сдунуть.
Татьяна шмыгнула носом и, сжав кулаки, грубо ответила:
— Вообще-то, у меня имя есть. Ты сам мне его дал.
— Конечно, конечно! — залепетал отец, переминаясь с ноги на ногу. — Татьяна.
Он продолжал смотреть на нее во все глаза, как на привидение. Девушка отвернулась в сторону лифта.
— Простите, проходите, — отец попятился в квартиру, заманивая их руками.
Татьяна медлила. Вадим подтолкнул ее за локоть и вошел сам. В квартире мало, что изменилось. Все ее здесь угнетало. Даже теперь. Все кошмарные воспоминания разом ворвались в голову. Хотелось зажмуриться от них, забиться в угол и считать до бесконечности, пока они не забудутся навсегда. Но отец приглашал их дальше. Они повесили верхнюю одежду в шкаф и скинули рюкзаки на пол. Обувь оставили на коврике. Отец достал для них тапочки. Для Вадима — гостевые, для Татьяны — ее старые. Она почти с омерзением влезла в них босыми ногами.
— А я пирог лимонный приготовил, Кукол…Танин любимый, — продолжал лепетать и суетиться отец.
Он привел их на кухню. Там за столом лицом к двери сидел дородный мужчина с аккуратной серебристой бородой и собачьими глазами. Он тоже был в махровом халате, только без капюшона. Мужчина растянул рот в заготовленной улыбке и посмотрел на отца в ожидании, когда его представят. Татьяна не сразу, но смутно узнала его. Она помнила это доброе лицо. Еще до академии они втроем, он, отец и она, часто ходили куда-нибудь вместе, в основном, в театр и на детские аттракционы. Тогда мужчина был худее и волосатее, но глаза выдавали в нем старого знакомого, про которого она легко забыла, как они перестали видеться.
— Доченька, познакомься, это Дмитрий, — с дрожью в голосе произнес отец. — На самом деле, может быть, ты его даже помнишь.
Мужчина встал из-за стола и подошел к ней, мягко сжав в громадной волосатой лапе Татьянину тонкую ручку. Она смотрела на него во все глаза. Отец в письме упоминал о нем и о том, что они живут теперь вместе, но это никак не укладывалось в голове. Впервые в жизни она знакомилась с партнером отца, именно как с партнером, а не как с добрым дядей, иногда появляющимся в их жизни. Она раньше и представить не могла, что отец приведет в их дом какого-то мужика. Даже не задумывалась об этом. Это было странное ощущение, хотя его внешний вид располагал к себе. Такому хотелось верить. Крупное телосложение обещало защиту и поддержку. На их небольшой кухне он передвигался, как слон в посудной лавке. Даже, когда вставал, захватил пузом столешницу, отчего та со стуком и звоном подпрыгнула. Дмитрий неловко улыбнулся.
— Очень приятно, — сказал он, кивнув заискивающе.
Татьяна ему тоже кивнула, только сурово, хотя он ни в чем не был виноват. Потом они пожали с Вадимом друг другу руки.
Отец, в который раз перевязывая от неловкости пояс халата, спросил у гостей, что они будут кушать. В своей привычной манере он наготовил множество яств на все диеты и вкусовые предпочтения. Парень заявил, что съест все. Татьяна ничего не ответила. Отец усадил их за стол и расставил на нем пиалы с салатами и закусками. В тарелки он разложил горячее блюдо из запеченной под сыром брокколи и индейки с ананасами под соусом карри.
Татьяна только во время еды почувствовала, как голодна, и только сев на диван, осознала, что устала, хоть и сидела до этого много часов к ряду. Вадим наяривал, пробуя все съедобное на столе. Она одну за другой закидывала брокколи с индейкой в рот и быстро пережевывала. Хозяева сидели напротив и с умилением смотрели на гостей. Отец задавал стандартные вопросы о поездке и дороге. Вадим отвечал с набитым ртом. Все делали вид, что все абсолютно нормально. Только Татьяна, как белая ворона, куксилась и мрачнела. Лишь на лимонном пироге она не смогла сдержать удовольствие и показала слабую улыбку в уголках губ. И отец, и Вадим это заметили и уставились на нее оба: Вадим — с усмешкой, отец — с нежностью. Татьяна нарочито отвернулась и не поворачивалась, пока не слопала весь кусок пирога. Отец предложил ей еще, но она гордо отказалась, хотя желудок от этого решения свело.
— Ну, вам отдохнуть надо, выспаться, — сказал он заботливо, убирая со стола пустые грязные тарелки.
Вадим устало кивнул. Глаза его уже слипались. Татьяна тоже чувствовала, как веки наперекор командам мозга опускаются вниз.
— Вам как постелить? — осторожно спросил отец. — Вместе? Порознь?
Парень с девушкой ответили одновременно, но разное. Татьяна сказала: «Вместе». Вадим произнес: «Порознь». Они переглянулись после этого и переответили так же одновременно. Теперь Татьяна выговорила: «Порознь». Вадим сказал: «Вместе». Отец с Дмитрием заулыбались и обменялись между собой многозначительными взглядами. Тогда парень решил взять всю ответственность на себя и попросил постелить Татьяне в ее комнате, а ему — в гостиной. Отец так и сделал. Девушка огорчилась, но не сильно. Она думала, что сразу заснет, как только коснется подушки, но отчего-то проворочалась еще час.
Кровать ощущалась невыносимо неудобной. Она поразилась, как могла спать здесь до этого столько лет. Подушка казалась слишком высокой, одеяло — слишком толстым, а матрас — слишком пружинистым. Татьяна привыкла спать, как аскет, на жестком подоконнике под покрывалом. Еще больше ее угнетала обстановка прошлого. Она ведь так хотела оставить былую жизнь, все старые страдания и проблемы в этой комнате. Теперь все это как будто снова свалилось на ее хрупкие плечи.
Поняв, что так и не уснет, девушка поднялась и перешла в гостиную, где на диване в позе звездочки распластался Вадим. Она аккуратно присела на краешек постели и прислушалась. Парень тихо сопел. Веки его шевелились. Тело содрогнулось от мышечной судороги. По подбородку слева стекала тонкая струйка слюны. Татьяна улыбнулась и осторожно, стараясь не задевать его, легла рядом на бок, приложив щеку к вытянутой руке. Парень вздрогнул и резко приподнял голову.
— Подсолнух? — спросил встревоженно.
— Да, я, — прошептала девушка, повернув к нему лицо.
Облегченно выдохнув и обняв ее рукой и ногой, он с комфортом пристроился сзади. Татьяна заснула мгновенно.
Глава 30. Новая жизнь
Из кухни веяло терпким кофе и жареным хлебом. Приглушенный дверьми, пробивался сквозь щели веселый смех. За ним гудели мужские голоса. Татьяна открыла глаза и увидела перед собой смятое одеяло. Вадим уже встал. Она потянулась и вышла из гостиной. Дверь в кухню была закрыта, но голоса теперь слышались громче и отчетливей. Парень рассказывал очередную байку, двое других смеялись.
Девушка решила сначала справить нужду и умыться, только после явиться на завтрак или уже обед, потому что стрелки часов близились к полудню. Перед зеркалом в ванной она потренировала мимику лица, корча разные гримасы: от суровых до злобных. Остановилась на каменном. В кухню входила осторожно, медленно опуская ручку двери. Все трое, сидящие за столом, устремили к ней лица. Отец сразу подскочил из-за стола.
— С добрым утром, доченька! — радостно провозгласил он, доставая из шкафа пиалу с чашкой. — Ты чем завтракать будешь? Геркулесом любимым?
— Я уже давно не люблю геркулес, — кичливо ответила она.
Поймав на себе внимательный взгляд Вадима, как бы просящий ее быть помягче, Татьяна склонила голову набок и слегка помотала ей, демонстрируя неповиновение. Парень только хмыкнул.
— Пусть голодает, если хочет, — сказал он Николаю, закатив глаза. — Нечего ей прислуживать.
Девушка на него только фыркнула и встала в полной готовности приготовить себе завтрак. Отец удрученно вздохнул и отошел от гарнитура, присев на стул рядом с Дмитрием. Вадим посмотрел на нее с ехидной, будучи уверенным, что она в итоге останется голодной. Но Татьяна не растерялась и начала доставать из холодильника и шкафов продукты: яйца, молоко, соль и масло. Мужчины напряженно за ней следили, как за нейрохирургом в операционной. Девушка невозмутимо взбивала яйца венчиком, повернувшись к ним спиной.
— Смотрите, она готовит, — изумился Вадим, вытаращив на Татьяну глаза.
Отец тоже был в шоке. Дмитрий слегка улыбался, больше от неловкости. Она не поворачивалась, чтобы не наткнуться на издевательский взгляд парня. Когда яйца достигли нужной консистенции, она влила в миску молоко, насыпала соли и приправ и принялась перемешивать дальше. На кухне воцарилась тишина. Только звук касания венчика о стеклянную миску разносился по углам. Мужчины продолжали наблюдение. Девушка угрюмо готовила завтрак. Перелила содержимое миски на сковороду, поставила ее на огонь и накрыла крышкой, застыв в ожидании. Все сидели, как на минном поле, опасаясь взрыва. Но все закончилось благополучно. Омлет зарумянился. Снизу даже не подгорело. Татьяна сняла сковороду с плиты и цельным куском переложила омлет на блюдо, которое отнесла на стол. Дмитрий, отец и Вадим одновременно приподнялись и потянулись к блюду разглядеть повнимательнее, будто все еще сомневались в его существовании.
— А попробовать можно? — просительным тоном спросил парень.
Татьяна повелительно кивнула и разрезала круглый омлет на шесть частей, как пиццу. Вадим сразу голыми пальцами схватил кусок и, обжегшись, уронил обратно на тарелку. Отец с Дмитрием посмеялись, довольные тем, что избежали той же участи. Девушка закатила глаза. Отложив кусок себе, она принялась разламывать его вилкой на более мелкие.
— Ммм, — восторженно протянул парень, жуя кусочек. — Это съедобно!
Он оглядел мужчин одобрительным взглядом, качая головой. Татьяна саркастично поджала губы. Отец посмотрел на нее с нежностью, почти со слезами на глазах.
— Какая ты у меня умница! — пролепетал он, сложив руки вместе.
Девушка вздохнула и отвернулась, как от надоедливого поклонника. Отец продолжал на нее смотреть безотрывно. То ли он просто любовался после долгой разлуки, то ли хотел что-то сказать, но не решался. Вадим уплетал уже второй кусок омлета. Дмитрий любопытства ради отщипнул маленький ломтик и распробовал.
— Действительно, вкусно, — сказал он, удивленно вскинув брови.
Эти похвалы больше ее задевали, чем поднимали самооценку. Она к такой себе давно привыкла и испытывала неловкость от того, что у самых близких людей вызывает ошеломление. В этот момент Татьяна остро почувствовала возвращение в прошлое, из которого ей так хотелось вырваться.
— Кукол… — начал было отец, но, словив недовольный взгляд дочери, тут же исправился, — ты прочитала мое письмо?
Девушка не знала, куда деваться, бегая глазами по узорчатым рисункам на скатерти. Она не ожидала этого вопроса сейчас, в такой не подходящей обстановке: на кухне, за завтраком, при всех. Она надеялась, что отец будет искать удобный момент для откровенного разговора, но не найдет, потому что она ему не позволит. Он, видимо, это тоже понял, потому и решил идти напролом.
— Прочитала.
Татьяна выдохнула медленно и быстро схватила кусок омлета, чтобы жевать и не отвечать на следующие вопросы. Отец закивал, не отводя глаз. Губы его стянулись в морщинистую трубочку. Руки сжимали махровый пояс. Вадим с Дмитрием притихли оба, опустив головы. Воздух наполнился удушающей неловкостью. Прожевав омлет, девушка взялась за кофе.
— Хотя бы, — выдохнул отец спустя минуту и потупил глаза. — Я не прошу тебя прямо сейчас меня прощать…
— Я и не собиралась, — грубо оборвала его Татьяна, со стуком поставив чашку с кофе на стол, из-за чего напиток пролился на скатерть.
Отец быстро схватил бумажное полотенце и кинул на пролитую жидкость, но не осмелился вытереть сам, потому что дочь предупредительно на него посмотрела. Она взяла салфетку и, пропитав каплями кофе, выбросила в мусорное ведро под раковиной.
— Просто… мы же все-таки семья, — сказав это, отец заплакал и прикрыл рот рукой.
Первые слезы стекли вниз на подбородок, вторые он вытер воротником халата. Дав себе еще минуту, чтобы успокоиться, он продолжил:
— Я всегда буду твоим папой, а ты — всегда моей дочерью.
— Да, я знаю, — холодно ответила Татьяна, глядя в его заплаканное лицо. — Жаль, что родителей не выбирают.
Она вздохнула. Отец закрылся руками и разрыдался. Дмитрий сразу подскочил к нему, приобнял нежно и увел в спальню. Вадим то ли разочарованно, то ли с упреком, то ли и с тем, и с другим одновременно смотрел на девушку. Татьяна отворачивалась, чувствуя, что перегнула палку. Но душа радовалась тому, что она смогла съязвить, причинить ему боль, заставить разреветься, как ребенка. Впрочем, наслаждение от отмщения было недолгим. Ликование быстро сменилось безудержной тоской и щемящей болью в груди. Она сама себе была противна. Эти чувства усугублял пристальный взгляд Вадима. Не выдержав, девушка ушла в комнату.
Час она пролежала лицом в подушку, стараясь ни о чем не думать, хотя мысли обо всем и сразу неистово крутились в голове. В этом вихре недофраз и недослов встречались обломки переживаний из-за ссоры с отцом, ругательства в адрес Вадима, эпизоды из детских воспоминаний и зачатки идей подарка для Алисы и Дэна. К концу часа внутреннего буйства она все-таки зацепилась за последнюю мысль.
В комнату без стука заглянул парень. Татьяна продолжала лежать лицом в подушку.
— Николай приглашает нас в его пекарню, — сообщил он без особой надежды на то, что девушка это услышит, осмыслит и, тем более, согласится.
Но Татьяна приподняла голову.
— Пирогом обещает угостить ананасовым с киви, — продолжал Вадим осторожно, как бы прощупывая почву. — Уютное местечко.
Девушка посмотрела на него и предложила сделку:
— Поеду, если поможешь мне выбрать подарок для Алисы. И Дэна.
Он приободрился и широко заулыбался.
— Легко.
И уже через пятнадцать минут они, сидя на заднем сиденье отцовского автомобиля, ехали по проспектам Питера в уютное местечко за пирогом с ананасом и киви. Отец настоял на том, чтобы отвезти их самостоятельно, хотя Вадим предлагал поехать на его машине. Дмитрий остался дома, кажется, тоже по настоянию отца. Парень смотрел смешные видеоролики, облокотившись на ручку двери. Татьяна смотрела через тонированное окно на улицу.
На удивление себе, она соскучилась по этому городу, хотя, казалось, что большая его часть мало, чем отличалась от Москвы. Спальные районы были такими же застроенными, заселенными и грязными. Отличался только центр. Но они ехали сейчас как раз по спальному району, а она все равно любовалась улицами, магазинчиками, современными бизнес-центрами и советскими многоэтажками. Здесь витала своя атмосфера. Небо хмурилось иначе — монотонно серело над городом, превращаясь в купол из равно распределенного тумана. Солнце пропало без вести, слившись с небом в единую бесцветную массу. Но город продолжал кипеть жизнью, пешеходы — перебегать дороги на красный, автомобилисты — успевать проскочить на желтый, мотоциклисты — гнать на зеленый. Любование родным городом ее немного успокоило.
Отец через зеркало постоянно поглядывал на дочь, но она применила все навыки актерской игры, чтобы делать вид, будто не замечает этого.
— А что ты подаришь на свадьбу? — спросила девушка у Вадима спустя десять минут бессмысленных рассуждений о том, что полезно для молодоженов.
Он, не отвлекаясь от видео, ответил просто:
— Мозаику, конечно. И деньги.
— Ты ее с собой привез? Мозаику?
Парень усмехнулся.
— Нет, блин, сейчас начну лепить. Видео досмотрю только.
— А где она? — проигнорировала его сарказм Татьяна.
— В машине. Она небольшая.
Девушка закивала. Парень продолжал смотреть в телефон и смеяться. Она снова отвернулась к стеклу и задумалась. Еще пара минут не принесла никакого результата.
— А что мне им подарить?
Вадим, наконец, взглянул на нее. На лице медленно проявлялась коварная усмешка.
— А что ты умеешь? Станцуй. Попой к Дэну. Уверен, ему понравится.
Татьяне хотелось в него что-нибудь кинуть, но было нечего, поэтому она бросила только злобный взгляд. Параллельно в зеркале увидела, как отец тихо охает, гневно прищурилась и на него. Тот сразу вжал голову в плечи и вытянул губы трубочкой.
— Придурок, — проворчала девушка и скрестила руки на груди. — Я и так перед Алисой виновата.
Вадим только пожал плечами. Не успела она снова отвернуться к окну, чтобы поразмышлять еще немного, как автомобиль остановился. Отец оповестил о прибытии на место.
Пекарня занимала небольшое помещение первого этажа жилого дома, построенного в сталинскую эпоху. Вместо стен были панорамные окна, сквозь которые глазу представлялся зал целиком. Интерьер не отличался ничем особенным от других заведений такого типа. Вдоль боковой стены тянулся прилавок со стеклянными холодильниками и дубовым слэбом вместо столешницы. В витринах были разложены по кусочкам пироги и пирожные. Фоновую стену украшали деревянные полки с булками, батонами и буханками. В угловой печи румянились багеты. У противоположной стены расположились в ряд три квадратных мини-стола, едва вмещавших по одному человеку, но у каждого стояло по два стула. Стандартный интерьер разбавляли меловые надписи, гирлянды в упрощенном стиле стимпанка и декоративная кирпичная панель.
На боковой стене Татьяна заметила небольшие панно мозаики из разбитых осколков керамики. Их было три, одного размера и одинакового стиля, но картинки слегка отличались друг от друга деталями. Панно казались дурашливыми из-за неровности изображенных предметов, наивности их форм и деталей, а также насыщенности цветов, которые обычно используют в детских мультиках или игрушках. В центре каждого висел в воздухе круглый пирог с непонятной начинкой белого, розового и желтого цветов, а вокруг летали всякие мелочи, наподобие кружек, тарелок и ложек. В углу автор оставил подпись: «VDM».
— Это мне Вадик на открытие пекарни подарил, — пояснил отец, проследив за Татьяниным взглядом.
Она кивнула, будто и так это знала.
Все три стола заняли неторопливые посетители. За прилавком суетилось двое молодых людей. Увидев отца, они поздоровались и засуетились еще больше.
— Принесите нам с ананасом и киви, пожалуйста, — снисходительно-ласкательным тоном попросил их отец, указывая пальцами куда-то за прилавок, а затем развернулся к дочери и хвастливо посмотрел на нее. — Ну, как?
— Мило, — бесстрастно ответила она, оглядываясь кругом.
— Сейчас пирог попробуешь, обалдеешь, — отец самодовольно махнул рукой. — Полюбишь больше, чем лимонный.
Они с Вадимом переглянулись. Девушка хмыкнула.
Николай начал рассказывать про обустройство пекарни, что, как, из чего и где они делают. Рассказал про своих сотрудников, про то, как они готовили пекарню к открытию, и как, наученные опытом, теперь готовят новую пекарню. Посетовал на проблемы с поиском нормальных работников, потому что текучка со временем только возрастала. Проблем было много, но говорил он обо всем с энтузиазмом. Рассказывал даже про печи, которые они так долго выбирали, чтобы булочки получались самыми румяными.
Затем отец провел их в служебное помещение: за темно-серую портьеру, за которой открывался небольшой склад с выделенной зоной для сотрудников. На складе стояли холодильники с замороженными полуфабрикатами, большая металлическая мойка с глубокой раковиной, стеллажи со всем подряд: от канцелярии до строительных инструментов, стол с диванчиком, микроволновка и мини-холодильник. Справа в стене имелась дверь без надписей.
Отец впустил их туда — в свой кабинет, который оказался небольшим, но уютным. Сколько его помнила Татьяна, он всегда умел создавать вокруг себя комфорт и красоту. У окна стоял стол, заваленный бумагами, справа — небольшой шкаф тоже с бумагами, в углу спрятались стулья и вешалка. Мебели было немного, зато много декора: дешевые, но приятные глазу картинки, фарфоровые статуэтки, шкатулки и прочее.
В дверь постучали и две руки просунули пирог на блюде. Вадим перенял его, поблагодарил и поставил на стол. Отец разжился собственной кофеваркой, потому что машинный кофе он не признавал, ничем толковым это не аргументируя. Парень позаботился о стульях, пока отец возился с напитками. Татьяна решила нарезать пирог.
— Хорошо, что ты, наконец, занялся любимым делом, — сказала она, принимая от отца кружку с черным кофе.
Он посмотрел виновато и опустил взгляд на кофейное блюдце. Для дочери он достал из ящика сливки. Себе в чашечку бросил пару таблеток подсластителя. Вадим довольствовался напитком без всего.
— Я тоже доволен, — ответил отец, не поднимая глаз. — Я раньше никогда и не задумывался о том, что можно любить то, что делаешь, любить того, с кем спишь, ходить куда-то, не потому что надо, а потому что любишь.
В маленькой чашке отец наблюдал колеблющиеся отражения, внимательно следя за бликами света и движениями жидкости. Татьяна с Вадимом наблюдали за ним. Оба навострили уши. Оба ждали продолжения и не осмеливались ничего говорить.
— Нас так воспитывали, — произнес он со вздохом и сделал глоток, посмаковав напиток немного во рту с причмокиванием. — В меня внедрили идею о Большом театре. Я внедрил эту идею в тебя. Благо, Вадик вытеснил ее собой.
Отец хихикнул, взглянув на парня. Тот вскинул брови и выпил кофе. Татьяна тоже сделала глоток.
— Вы пирог-то ешьте, — спохватился отец и выдал им по блюдцу с кусками.
Вадим отломил маленькую часть вилкой и попробовал. Татьяна не торопилась. Надеялась сначала понаблюдать за реакцией парня. Он медленно разжевал отломленную долю, а потом проглотил и закивал.
— Необычно, — вынес парень дегустационный вердикт. — И вкусно.
Карий взгляд перешел на Татьяну, чтобы она тоже попробовала. Деваться было некуда. Девушка отделила вилкой треугольную верхушку пирога и сунула в рот. Сначала почувствовался сахар, много сахара, а затем — приятная свежая кислинка, тут же сдабриваемая новой порцией сладкого. Рыхлое под действие кислого сока тесто нежилось во рту. Вкус не был экзотическим, но такое сочетание, действительно, встречалось редко. Девушка тоже закивала, все еще жуя. Отец широко заулыбался.
— Я как в тумане до этого жил, — продолжил он свою исповедь.
Парень с девушкой снова прислушались.
— Самое интересное, был так убежден в своей правоте, — он мотнул головой и усмехнулся, глядя в чашку. — Как, наверное, немцы, когда выбирали Гитлера.
Татьяна хмыкнула на такое сравнение и съела еще кусочек пирога. Вадим улыбнулся.
— Куколка, — сказал он снова, но Татьяна уже не пресекала его взглядом, а он и не смотрел на нее. — Я сам себя простить не могу, что уж мне тебя просить об этом. Но…
Отец тяжело вздохнул и выпил залпом остатки кофе. Татьяна вся напряглась, боясь услышать что-нибудь и еще больше боясь необходимости отвечать на это. Она уставилась на удрученного отца, сидящего с повисшей головой, вертящего неловко в руках маленькую белую чашку.
— Надо как-то жить дальше. Нам обоим, — отец, наконец, осмелился заглянуть ей в глаза. Девушка нахмурилась. — Я хочу хотя бы знать, что у тебя все хорошо, что ты где-то ходишь по этому миру, что ты счастлива и, тем более, если тебе вдруг плохо. Не теряйся больше, пожалуйста. Я этого не вынесу.
На глаза его навернулись слезы, но он сдерживал их всеми потугами мышц лица. Татьяну тоже пробило. Одинокие струйки слетели вниз по щекам. Она добела поджала губы. Боль застряла в глотке комом. Руки сжались в кулаки. Вадим сидел с опущенной головой, положа руки перед собой на бедра, стараясь никак не проявлять свое присутствие. Отец приложил ладонь ко рту и с силой сжал пальцами челюсти, лишь бы не разрыдаться. Они просидели так минут десять. Каждый пытался внутренними силами справиться с просыпающимся вулканом чувств. Отец стискивал зубы. Татьяна крепко стиснула себя в объятиях. Постепенно пыль улеглась. Тело начинало расслабляться, устав от тугого натяжения. Слезы давно высохли, но девушка все равно провела по щекам, стерев оставшийся от них зуд на коже.
— Пап, мы… — впервые обратившись к нему лично, сказала Татьяна, поднимаясь из-за стола.
Это получилось машинально. Она не сразу поняла, что сказала нечто важное, только растаявший взгляд отца указал ей на это. Девушка прочистила горло.
— Мы с Вадимом еще по магазинам пройдемся, мне подарок надо купить.
— Конечно, конечно, — залепетал отец. — Вас подвезти?
— Нет, мы сами доберемся, — ответила за обоих Татьяна, хотя Вадим, кажется, был не прочь прокатиться и уже приготовился кивнуть, но словил повелительный взгляд девушки.
Отец понимающе покачал головой и опустил глаза на пирог.
— Увидимся дома, — улыбнулся он, шмыгнув носом.
Татьяна, схватив Вадима за свободный рукав кожаный куртки, быстро вышла из кабинета, протащила его за собой через всю пекарню и даже на улице не отпустила, только крепче сжав гладкую твердую кожу. Они встали посреди тротуара лицом друг к другу. Она тяжело дышала не от быстрой ходьбы, а от волнения. Он понимающе смотрел и ждал дальнейшего руководства к действию, но девушке требовалось немного прийти в себя. Она приложила ладонь ко лбу и закрыла глаза на несколько секунд. Потом глубоко вздохнула раза три и, выпрямившись, взглянула парню в лицо.
— Ну, все, долг за царапину уплачен, — улыбнулся он.
Татьяна уже и забыла, из-за чего все началось, но выдавила слабую улыбку в ответ, не почувствовав никакого облегчения.
— Мне кажется, я все равно не смогу его до конца простить. Он ведь лишил меня тебя.
Вадим вскинул голову и иронично засмеялся. У Татьяны сперло дыхание.
— Меня ты сама себя лишила, — сказал он через несколько секунд с обиженной усмешкой. — И меня лишила тебя.
Ей хотелось опустить взгляд, но его глаза вцепились в нее и не отпускали.
— Твой отец был просто временным препятствием, которое мы вместе могли преодолеть, — в голосе назревал гнев, вызывающий мурашки. — Но ты, эгоистичная стерва, решила отделаться легко. И от всего и сразу.
Он, наконец, отвернулся в сторону, положа руки на пояс, дав ей возможность закрыть глаза, которой она не воспользовалась, продолжая разглядывать его ошеломленно. Парень сделал два шага в сторону и походил вокруг немного в попытке успокоиться. Она наблюдала за ним без слез и гримас сожаления. Постепенно лицо девушки становилось каменным. Глаза тускнели. Вадим быстро вернул привычную спокойную форму, самоуверенную осанку, равнодушный взгляд. Еще несколько минут они подышали плотным теплым воздухом. Потом парень посмотрел на нее уже без злобы и сказал:
— Ладно, пошли подарок выбирать.
Девушка молча последовала за ним вдоль длинного располосованного здания. Вадим ходил быстро. Татьяне даже в кроссовках было тяжело за ним поспевать. Она семенила. Он широко расставлял ноги и проделывал за раз несколько ее шагов. Сперва они шли просто вперед, надеясь по пути наткнуться на интересное место с оригинальными подарками, но, осознав, что это не работает, решили обратиться к интернету. Татьяна расспрашивала Вадима про Алису, про то, чем она увлекается, коллекционирует ли что-нибудь, не говорила ли о чем-нибудь ей нужном недавно. Парень ни на один вопрос нормально ответить не мог. Постоянно задумывался глубоко и говорил ерунду наподобие: «Ну, она журналист, коллекционирует вырезки из понравившихся ей репортажей или интервью».
— Может ей кучу журналов подарить? — осенило его, когда они проходили газетный ларек. Татьяна смерила его упрекающе-презрительным взглядом. Вадим только хмыкнул.
Увидев ювелирный салон, девушка предложила зайти туда. Он смиренно согласился. Внутри все блестело. Стеклянные витрины слепили глаза металлическим лоском в свете софитов. Из угла, где разместилась касса и продавец за ней, доносилась приятная бессловесная музыка, напоминающая журчание ручейка в японском саду. Татьяна кинулась к ящику с браслетами, выложенными тонкими и толстыми линиями в ряд на специальных синих подушках.
— А ей какой металл нравится?
— Ну, Дэн ей, когда предложение делал, подарил кольцо из белого золота.
Парень оперся на стекло. Продавец вежливо попросила его убрать локоть. Он обернулся на угол, извинительно улыбнулся и сунул руки за пазуху.
— Блин, дороговато белое золото стоит, — подтянув губы в правую сторону, заметила Татьяна.
— Ну, насколько ты перед ней вину чувствуешь? — вопрос звучал с усмешкой или, скорее, усмешка вопросительно.
— Ну, не на целую мою рабочую смену, — без обиняков ответила она и продолжила прохаживаться пристальным взглядом по драгоценным браслетам.
Они все казались одинаковыми с минимальными отличиями в форме подвесок, если такие были, и цвете металла. Подвески, на Татьянин вкус, не представляли собой никакой эстетической ценности. На самых дешевых браслетах, которые она могла себе позволить, висели то Эйфелева башня в миниатюре, то бабочки, то простенький цветочек, а то и вовсе непонятная завитушка со стразами. А те, за которые цеплялся глаз, стоили уже не одну ее рабочую смену.
Но они битый час ходили по магазинам безрезультатно. Казалось, что лучше ювелирного украшения подарка для невесты не найти, потому Татьяна решила не жадничать и все-таки купила браслет с неразборчивой завитушкой, потому что не была уверена, что Алиса фанатеет от Эйфелевой башни или бабочек. Вадим никак не облегчал ее выбор, каждый раз просто пожимая плечами.
Продавец завернула браслет в красивый подарочный мешочек с серебристыми вязочками и поблагодарила за покупку. Татьяна с довольной улыбкой направилась к выходу. Вадим, с облегчением выдохнув, шел за ней. Примерно на полпути к двери они наткнулись на бывшую Татьянину подругу.
Обе девушки замерли и уставились друг на друга, будто каждая увидела призрака. Семенову Дашу Татьяна узнала бы только по кошачьей походке, несмотря на изысканное кашемировое пальто с пушистым лисьим мехом и с беретом на голове. Так она раньше не одевалась. Губы оттеняла насыщенного бордового цвета помада. Лишь это Татьяна успела в ней разглядеть и подумать: «Только этого мне не хватало». Вадим тоже узнал девушку и сразу уставился на нее исподлобья, ожидая пакости. Даша первая взяла себя в руки и расплылась в красивой, но фальшиво сыгранной улыбке.
— Буравина! — воскликнула она тонким голоском, изобразив на лице одновременно радость и удивление. — Ты нашлась!
Татьяна потупила взгляд в пол и откашлялась, ничего не говоря.
— Какими судьбами? — продолжала Даша, чуть-чуть приседая, чтобы заглянуть ей в лицо, а потом посмотрела на Вадима и снова изобразила изумление. — О, и шут твой с подсолнухами тут как тут.
Парень побагровел и, ни секунды не думая, высказался:
— Ты уверена, что хочешь слушать вяканье этой злобной сучки? Я — нет.
Продавец за кассой выдавила смешок. Он взглянул на Татьяну. Веселая улыбка на ошеломленном лице говорила все за девушку. Даша остолбенела, разинув рот. Фальшь слетела с нее, как пудра при сильном порыве ветра. Носик сморщился от гнева. Вадим ехидно улыбнулся.
— Извини, время у нас, конечно, есть, но жалко тратить его на тебя.
Он схватил Татьяну за руку и потащил к выходу. Ее так и распирало от смеха, но она с усилием сдвинула челюсти, чтобы не расхохотаться, пока они еще были в магазине, зато, только оказавшись на улице, прыснула. Вадим лишь слабо усмехался. Даша так и осталась стоять с раскрытым ртом, глядя в уже пустое место перед собой. Татьяна хохотала долго и безудержно, не смущаясь даже косых взглядов прохожих. Она держалась за руку парня, который благородно выставил ее чуть вперед, согнув в локте, и, шатаясь из стороны в стороны ржала, как лошадь, выпрямлялась и сгибалась заново, задыхалась от собственного смеха и все равно не могла остановиться. В душе возникло ощущение, что она всегда мечтала сказать эти слова Даше, но никогда не решалась, а Вадим так легко и просто выполнил мечту, даже глазом не моргнув. После этого наступило полное облегчение, как будто все остальные миссии тоже завершились.
— Обожаю тебя, — сказала она, успокоившись, но все еще щурясь от широкой улыбки.
Вадим только хмыкнул и предложил прогуляться.
Спокойным шагом по набережной они достаточно быстро добрались до центра. Советская типовая застройка сменилась имперскими дворцами и особняками с арочными окнами и барельефами. Мосты становились все ажурней. Тротуары — уже. Дороги — более загруженными.
Вадим рассказывал про архитектуру старинных зданий из того, что узнал от отца. Поведал, как они гуляли по этим самым улицам и познавали красоту. Отец учил его находить искусное даже в заброшенном. Они останавливались буквально у каждого особняка, разглядывали лепнину, выпирающие из стен статуи, капители на колоннах и сами колонны. Лев Аркадьевич обожал всю эту старину. Любил дергать за грязные, давно покрытые зеленым налетом, латунные ручки увесистых деревянных дверей, раздувшихся и покосившихся от постоянной влаги, посеревших от вечной пыли, потрескавшихся под давлением времени. Он часто ходил с репликами старых схем города и показывал, что, где и как стояло, рассказывал байки петровских времен, передающихся архитекторами из поколения в поколение, мечтал, как можно лучше все это облагородить, какие новые здания здесь построить под стать тем, что стоят уже несколько веков. А маленький Вадя слушал отца с открытым ртом и поражался искусности старых мастеров, масштабности их замыслов и историчности их деятельности, даже если тогда они об этом не подозревали. А Татьяна сейчас слушала его с открытым ртом, стараясь приобщиться к прекрасному.
— Ты не скучаешь по Питеру? — спросил он вдруг, когда они шли вдоль витиеватого черного забора набережной.
Татьяна шагала по мраморным квадратным плитам, которыми был выложен узкий тротуар, стараясь не наступать на линии. Парень шел по краю дороги, сунув кулаки в карманы куртки, которую носил нараспашку. Было тепло. Девушка тоже расстегнула пальто.
— Мне не по чему здесь скучать, — ответила она, следя за ступнями, чтобы они попадали четко в центр каждой плиты.
Вадим закивал.
— И возвращаться незачем?
— Разумеется, — с легким раздражением произнесла Татьяна.
Парень затих и задумался. Они помолчали несколько минут. Вода успокоительно бултыхалась о мраморные стены канала.
— У меня там новая жизнь, в которой есть все, что нужно: жилье с классной соседкой, работа, за которую мне платят, настоящие друзья, с которыми весело, — девушка разглядывала противоположный берег.
— А здесь твой отец, — возразил Вадим неуверенно. — И твой родной дом.
Ее грудь высвободила тяжелый вздох.
— Если так, то отец у меня и там есть, просто в другом городе. Так даже лучше.
— А если бы я был здесь?
Парень ждал со слабой улыбкой, когда она повернется к нему, но Татьяна пыталась высмотреть в окнах зданий на том берегу мелькающие фигуры и ответила, пожав плечами:
— Но ты же тоже там.
— Ясно.
Помолчав минуту, Вадим начал рассказывать о строении, в окна которого Татьяна заглядывала. Она была рада, что он сменил тему, и слушала его со вниманием и улыбкой.
Глава 31. Пьеро
Домой они вернулись на автобусе. Отец с Дмитрием в гостиной смотрели американский боевик, сидя на диване вразвалочку. Отец положил голову на могучее плечо партнера. Тот обнимал его одной рукой. Татьяна только умилялась воцарившейся в комнате романтике несмотря на кровь и взрывы на фоне. Отец выглядел спокойным и беззаботным, как будто Дмитрий своей рукой отгородил его от всех невзгод. Татьяне стало тепло на душе, даже если сознательно она не хотела радоваться за отца. Разум быстро выбросил эту мысль.
Она прикрыла дверь и пошла за Вадимом на кухню. Парень предложил не мешать хозяевам, и разобраться с едой самостоятельно. В холодильнике они нашли все необходимое и быстро поужинали. Сразу после он отправился в ванную, а Татьяна — в комнату, где решила еще раз взглянуть на браслет перед тем, как дарить.
Вадим появился спустя минут тридцать, красный от жара, в белых боксерах. Мокрые рельефные мышцы, обтянутые влажной кожей, словно пленкой, поблескивали от света ламп. Татьяна помнила его тело более плотным, но худоба ему шла. Ребра выпирали сильнее, пресс стал казаться тверже и накаченнее. По рельефности его фигуры можно было изучать анатомию. Девушка не могла оторвать жадный взгляд, цеплявшийся за любое движение мышц, за любое напряжение жил, за любую выпирающую косточку.
Парень прошелся к окну, под которым валялся его рюкзак, и присел на корточки рядом, чтобы достать вещи. Она невольно поворачивала за ним голову. С мокрых волос на пол стекала вода. Он вытащил чистые белые джинсы и рубашку приятного серого цвета, что-то между сухим и мокрым асфальтом, и кинул их на кровать, попав на Татьянины ноги. Девушка была слишком увлечена голым торсом, поэтому даже не шелохнулась. Вадим вышел из комнаты на пару минут, затем вернулся с расческой и зеленой жидкостью в стеклянном флаконе. Подойдя к зеркалу, он пшикнул на себя пару раз и начал расчесывать волосы, чем шокировал Татьяну.
По комнате расплылся насыщенный аромат ментола и хвои. Девушка втянула его полной грудью с наслаждением. Вадим обернулся. Она покраснела, облизав губы, и сделала вид, будто изучает камешки на подвеске браслета, а в уме уже решила, что пока он будет спать, сфотографирует флакон, и купит такой же, чтобы дышать им, когда его не будет рядом. Еще больше залившись краской, девушка остановила себя осознанием, что сходит с ума, и решила все-таки отставить идею с фотографированием, подумав, что все равно запомнила вид и бренд.
Только отвлекшись от голого тела, Татьяна сообразила, что парень неспроста душится и причесывается. Уставившись ему в затылок, она тревожно спросила:
— Ты куда намылился?
Он взглянул на нее через зеркало и ответил просто:
— На мальчишник.
Круто развернувшись, Вадим направился к кровати. Когда он плюхнулся на постель с краю, девушка слегка вздрогнула и поджала ноги под себя, борясь с желанием уложить его на лопатки и поцеловать. Сначала она понимающе закивала и отвернулась к стене, но через секунду опомнилась и резко дернула головой.
— Постой, ты меня здесь одну хочешь оставить?
Парень усмехнулся.
— Почему? С отцом и Дмитрием.
— Нет!
Девушка быстро поднялась, закрыла дверь в комнату и прислонилась к ней спиной.
— Ты что, нельзя оставлять меня здесь одну, — крикливым полушепотом проворчала она. — Он меня опять запрет и не выпустит. А тебя просто не впустит.
Вадим закатил глаза и надул щеки.
— Что за бред? Давно ты стала параноиком?
— Это не бред! — топнула ногой девушка. — Он вполне на это способен, он уже заключал меня под домашний арест.
Она пронзительно посмотрела ему в глаза, исказив лицо в панике. Сердце заколотилось от одной мысли, что все опять может повториться. В пальцах нервно закололо. Под ложечкой засосало.
— Тань, все давно изменилось ведь, — не верил ей Вадим, тяжело вздыхая, и провел пятерней по волосам, из-за чего они приняли обычный вид.
— Я здесь одна все равно не останусь! — настойчиво произнесла Татьяна, скрестив руки.
Читать бесплатно другие книги:
