Ворон Хольмгарда Дворецкая Елизавета

– Сейчас нет, но скоро будет, – ответил покойник на те слова, которых Арнор не произнес.

– Ты знаешь мое будущее, пургален? – Арнору стало еще веселее и в то же время еще более жутко.

Он слышал о том, что в обряде посещения ряженый покойник пророчит родным об их судьбе, но считал это только игрой. Однако покойник ведь угадал, что у него пока нет жены, хотя в свои годы он, по мерянским меркам, уже лет пять мог бы быть женат.

– Отсюда мне видно. – Покойник кивнул личиной. – Ты знатного рода, но возвысишься еще сильнее. Есть нечто, что сейчас огорчает тебя, но скоро ты будешь этому радоваться. Придет снег… и принесет тебе мир – это то, что я вижу, хоть и не могу понять. А теперь оставь меня здесь одного с моей женой, больше я не могу говорить.

Когда выходец из Хель заявляет, что больше не может говорить, долг живых – оставить его в покое. Как ни мало у Арнора было причин ждать добра от этого чуда в желтом кафтане, тот предрекал ему честь и даже что-то вроде счастья. Дивясь такой доброте, Арнор поневоле хотел ему верить.

– Пошли, дренги. – Арнор поднялся, подбирая щит. – Старика заберите.

– А бабу? – ухмыльнулся Хрок.

– Бабу оставьте. Похоже, она ему еще нужна…

Глава 6

Выходя от покойника, Арнор думал, что самое удивительное на сегодня уже услышал. Он ошибся. Оставив возле покойницкой куды пару дозорных и велев вести сердитого старика за ним, он перешел в другую куду, где жались к стенам с десяток женщин и столько же детей, и там продолжил беседу.

– Рассказывай все по порядку, – велел он кугыжу. – Что это были за люди, на которых вы напали семь дней назад, что у них было с собой и где все это теперь. Я знаю, что там были немалые сокровища – серебро, дорогая хазарская посуда и цветная одежда с шелком. Я сам видел новые дирхемы, серебряный ковш с позолотой и кафтан на твоем покойнике. Не говори мне, что это все. Завтра, как рассветет, я велю обыскать ял и найду все до последнего кусочка серебра. Я пришел сюда за челядью, и если ты меня рассердишь, я уведу у вас всех женщин и подростков. А старых и негодных, – он помолчал, холодными серыми глазами глядя на кугыжа, – велю зарубить. Если же мы подружимся, то людей я не трону. Но я должен быть уверен, что ты скажешь мне всю правду.

– Пусть кереметы с тобой водят дружбу, никса падта[14], – злобно буркнул старик.

– Олет кужса[15], – бросил Арнор и пальцем показал на него и на дверь.

Он не был злым или жестоким человеком, чужая смерть или страдания не приносили ему никакой радости, но после похода на Хазарское море он имел опыт в таких делах и знал: уж если ты пошел за добычей, жалость оставь дома. В одном старинном северном сказании, которое он слышал еще от покойной матери, упоминался меч, который, если извлекался из ножен, требовал непременно попробовать крови врага, а иначе угрожал жизни собственного хозяина. Став взрослым, Арнор понял: это была сага не о мече, а о человеке с мечом. Если на путь воина не хватает духу, сиди дома с женщинами и не позорь свое оружие.

Дренги подхватили старика и поволокли наружу. Арнор, выйдя вслед за ним, показал на дерево посреди яла и, пока дренги искали веревку, велел вывести по одному человеку из каждой куды, кто попадется. Собрали человек десять, от подростков до стариков. Уже стемнело, и дренги развели посреди яла большой костер, как раз возле дерева, чтобы видеть, что творится вокруг.

– Я хочу знать, что за чужих людей вы разбили на реке семь дней назад, – повторил Арнор уже для всех. – Что вы у них взяли и где эти вещи. Вот этот почтенный человек… как его зовут? – обратился он к ближайшему пленнику.

– Сурабай-кугыж, – стуча зубами не то от холода, не то от страха, ответил тот.

– Сурабай-кугыж не пожелал мне отвечать, и сейчас он будет повешен. Следом за ним пойдет любой, кто окажется таким же упрямым. Веревки на всех хватит.

Старик, стоя на холоде в одном кафтане и без шапки, дрожал с ног до головы, но крепился, упрямо набычась и стиснув зубы. Арнор взглянул на прочих: почти все смотрели в землю. Если у них есть дорогие вещи, он их найдет и без расспросов, но он хотел знать, что это был за таинственный отряд. Это важно: что за вооруженные люди, с дорогим снаряжением, серебром и цветной одеждой, пришли с востока? Это не могли быть русы – дальше на восток русов нет, – но тогда кто? Булгары? Зная расстояние отсюда до города Булгара, Арнор не мог в это поверить.

– Прощай навсегда, Сурабай, – сказал он. – Когда мы уйдем отсюда с добычей и полоном, твое тело так и останется висеть на поживу волкам и воронам.

Он сделал знак дренгам; старика подхватили, подтолкнули под дерево и накинули на шею петлю.

– Г-господин! – вдруг раздался голос из ряда связанных мерян. – Г-господин, тебе н-не нужно уб-бивать нас, чтобы в-все это узнать!

Знаком велел дренгам подождать, Арнор вгляделся. Это заговорил третий в ряду – судя по голосу, молодой мужчина, ровесник самого Арнора. Разглядеть его лицо в полутьме было трудно, русые волосы падали на глубоко посаженные, как у всех мерян, глаза, хорошо был виден только широкий рот, окруженный рыжеватой негустой бородкой.

– А что мне нужно сделать? – поощрительно ответил Арнор, дескать, продолжай.

– Т-ты можешь р-расспросить с-самих этих людей. Мы толком и н-не знаем, кто они такие, – торопливо говорил молодой мерянин. Он тоже дрожал крупной дрожью и оттого заикался, но говорил охотно. – Они с-сами все тебе скажут лучше. А если н-не з-захотят, то их и…

«Их и вешай», – собирался он сказать, но опомнился, что сам стоит перед петлей, и не дерзнул давать вражескому предводителю советы.

– Как они мне все скажут? – осведомился Арнор. – Или у вас тут все мертвецы такие разговорчивые, как тот? – Он указал на куду, где встретил нарядного покойника.

– П-про м-мертвецов я н-не знаю. – Его собеседник мотнул головой, колыхнулись волосы у него над глазами. – Из н-них д-десяток есть ж-живых. П-поговори с ними.

– Живых? – Не ожидавший такого Арнор шагнул к нему. – Ты хочешь сказать, что у вас есть пленные?

– Д-да, гос-сподин. Мы н-не всех перебили, д-десяток взяли ж-живыми. Они еще з-з-здесь.

– Где – здесь? – Арнор с трудом верил в такую удачу.

– В-вон там. – Имея связанные за спиной руки, тот подбородком указал куда-то в темноту между кудами. – Конбай и Кончора п-погибли оба, в их д-доме только ж-женщины остались, и туда р-решили посадить тех ёлсов, а ж-женщин забрать.

– А ну веди!

Дренги вытолкнули разговорчивого молодца из ряда, и он повел русов куда-то в конец яла. Идти пришлось на самый дальний край – Арнор даже подумал, не ловушка ли это. Дренги несли факелы, освещая дорогу. Нужная куда была укрыта за деревьями, поэтому Виги ее и не заметил, когда разводил захваченных на пиру и расставлял сторожей.

Возле нее никого, оконца закрыты. Да есть ли там кто?

Хрок осветил дверь факелом – она была заперта снаружи на засов и еще подперта двумя жердями. Оконце тоже закрыто, дымом не пахнет.

– М-мы д-держали тут сторож-жей, – пояснил мерянин, – но с-сейчас все уш-шли на пир, вот н-нет н-никого…

Арнор внимательно оглядел молчаливую куду. Перед дверью было натоптано, но следы не очень свежие – утренние. Потом он подошел к оконцу и постучал. Ему было не по себе: эта ночь, свет звезд и полумесяца, серебривший снег на низкой крыше, эта молчаливая, безглазая куда на отшибе… Как бы там не нарваться на что нехорошее – если молодой солгал о том, что пленных оставили в живых.

Со скрипом заслонка отодвинулась. На черную щель были направлены жала двух-трех копий, хотя изнутри это едва ли могли видеть.

Из оконца раздался голос. Мужской хриплый голос звучал вполне живо, но ни единого слова Арнор не разобрал.

– Кто там сидит? – крикнул он. – Люди или шайтуны?

В той речи, что прозвучала из оконца, он разобрал лишь ответное «шайтун». Раздалось еще несколько голосов, но ясно было только то, что сидящие внутри очень злы.

– Ётунов ты хрен! – выбранился Арнор, потом обратился к своему пленному:

– Вы на каком языке с ними разговаривали?

– Н-ни на каком! Они н-не понимают по-нашему – те, что з-здесь сидят.

– Тролль того коня бы! И что я ними буду делать?

– Эй, добрый человек! – вдруг раздалось из оконца, и Арнор даже не сразу сообразил: он понимает. – Во имя всех асов, неужели там есть кто-то, кто знает северный язык?

«Норрёна мол», он сказал! До Арнора дошло, и в тот же миг несколько его дренгов изумленно охнули. Северный язык!

– Что за тролли сидят в этой ётуновой заднице? – уже на родном языке закричал он в окошко.

Его родным был не северный, а так называемый «русский» – язык, на котором потомки переселенцев с Готланда и Аландов говорили между собой уже четыре-пять поколений. За это время накопились различия между ним и языком варягов, который Арнор слышал от уроженцев заморья – Халльтора и его спутников, но русы и варяги, хоть и посмеивались над выговором друг друга, общаться могли свободно.

– Так и есть – это ётунова задница! – подтвердили из черной щели. – Кто бы ты ни был – не уходи! Мы уже шесть или семь дней не можем поговорить с этими троллями – они убили всех, кто понимал их речь! Нас с утра не кормили и не давали дров, мы вот-вот уже все околеем от холода! Последняя вода в ведре почти замерзла!

– Кто вы такие?

– Мы мирные торговые люди! Они напали на нас и поубивали большую часть дружины, да и для себя мы добра не ждем.

– Сколько вас?

– Было тринадцать человек, осталось девять. И один труп у нас тут лежит – он умер еще ночью, но эти тролли не отзываются и не хотят забрать его отсюда! А кто вы, добрые люди?

– Ну, особо добрыми я бы нас не назвал, – честно признал Арнор. – Пусть кто-то один из вас выйдет и расскажет мне все толком. А там поглядим. Сейчас я отопру вашу дверь. Как я сказал – выходит кто-то один, медленно, руки на виду. У меня здесь довольно людей, все вооружены и шуток не понимаем.

* * *

Вышел, судя по голосу, тот самый пленник, с кем Арнор и разговаривал. При свете факелов его не получалось разглядеть, было видно только, что он довольно молод и боек.

– Господин, вели дать нашим людям дров и какой-нибудь еды! – взмолился он, обхватив себя руками за плечи и припрыгивая на снегу. – Нас все эти дни кормили, как собак, а то и хуже, и не давали перевязок, а у нас там еще трое раненых осталось! Еще четверо умерли, и прикажи, раз уж ты так добр, вынести беднягу Илхона, он умер еще прошлой ночью, но они его так и не забрали… Они, сдается, решили нас холодом уморить. До утра мы так не дотянем.

Сам замерзнув, Арнор велел вести варяга за собой и вернулся в ту куду, где собирался беседовать со стариком. Удовлетворить свое любопытство прямо сразу он не мог: сперва надо было позаботиться о людях, своих и чужих. Ясно было, что придется здесь ночевать; Арнор велел дренгам дать булгарским пленным дров, зарезать двух-трех овец и отдать женщинам, чтобы варили и жарили мясо. Надо было хоть как-то покормить свою дружину, десяток чужаков и несколько десятков местных. Русы обшарили куды и выгребли съестные припасы: сколько-то муки, зерна, сыра и молока, вяленой рыбы, копченой дичины. После целого дня ходьбы по холоду они и сами были голодны как волки.

Арнор уже не надеялся, что этот день когда-нибудь кончится. Да и день – одно название: светлое время промелькнуло, еще пока шли до того кладбища, и опять навалились вязкие сумерки. Зато вечер тянулся и тянулся. Было уже заполночь, когда он наконец справился со всеми делами, распределил стражи, расставил дозоры на околицах яла, убедился, что мужчины мери сидят надежно запертые в выделенных для них кудах, а женщины, боязливо оглядываясь на чужаков, прилежно пекут лепешки и присматривают за бараниной в котлах. Только теперь он смог наконец-то снять шлем и доспех – чуть не застонал от облегчения, когда это троллево мерзлое железо отделилось от его усталого тела и рухнуло на земляной пол.

К нему робко приблизилась одна из молодых женщин, держа деревянную миску, в которой что-то дымилось: это были на скорую руку приготовленные вареные комки пресного ржаного теста – алябыши, самый древний вид мерянского хлеба. На руке у нее Арнор заметил золотое кольцо: четыре золотых шарика, будто лепестки, а между ними красный глазок самоцвета. Ничего себе – сама госпожа Сванхейд из Хольмгарда была бы рада такому кольцу. С любопытством он взглянул в лицо женщине: примерно его лет, с более тонкими, чем обычно у мерянок, чертами лица, с немного вздернутым носом и большими, чуть раскосыми глазами, она попыталась ему улыбнуться, но не хватило духу.

Заметив, что Арнор смотрит на кольцо, женщина стянула его с пальца и положила на стол. Арнор взял его и повернул к свету очага – в самоцветной сердцевинке вспыхнула яркая алая искра. Незачем спрашивать, откуда здесь такая вещь – хоть самоцвет и похож на спелую ягоду брусники, в лесу такое не сыщешь. Да и золота здесь не водится. Эта красотка, может быть, и не поняла, что это золото, а не хорошо начищенная медь. В Мерямаа не придают большого значения различиям между серебром, бронзой и медью – всякий привозной металл здесь драгоценность, а золото мало кто хоть раз в жизни видел.

Однако Арнору сейчас было не до красавиц и даже не до золота: наконец слегка расслабившись, он ощутил такой голод, что готов был съесть не только алябыши, но и миску, и саму женщину.

У очага, отогреваясь, сидели двое, с кем он собирался поговорить: варяг из булгарских пленников и молодой мерянин, который и отвел русов к ним. Мерянина звали Веденга. Варяга звали Хавард. При свете Арнор разглядел, что тот и впрямь довольно молод, на два-три года старше его самого, худощав и очень грязен. Дивиться было нечему – после долгой дороги, битвы и семи дней взаперти кто же останется чистым. От его движений разливалась вонь, перебивавшая обычные запахи мерянского жилища, очажного дыма и прелой соломы на земляном полу, но любопытство заставляло Арнора терпеть. Он и сам сейчас не цветок весенний…

Поглядев на свои руки, Арнор потребовал у женщин ложку.

– Этим тоже дайте, – дыша открытым ртом: горячо! – велел он и ложкой показал на своих съежившихся собеседников.

Некоторое время все молча ели: Арнор и Хавард с жадностью, а Веденга – с осторожностью, явно лишь из боязни снова разозлить вражеского вождя отказом разделить с ним пищу. Арнор тем временем поглядывал на того и другого, прикидывая, кого расспрашивать первым.

– Давай ты, – обратился он к Веденге. – Теперь у меня есть они, – он показал черенком деревянной ложки на Хаварда, – и я могу все выяснить у них, но вам же будет невыгодно, если я буду знать об этом деле только от них. Так что не упрямься и рассказывай. Почему вы на них напали?

Хавард при этом бросил гневный взгляд на Веденгу, но от еды не оторвался. Веденга поставил миску на пол и обхватил руками колени.

– Это не мы… Это все придумали Алмай с его родичами. Они приехали к Сурабаю и стали склонять его напасть на этих людей, – он оглянулся на Хаварда и слегка отодвинулся.

Говорил Веденга довольно охотно, но глаз на Арнора не поднимал, и видно было, что им все больше овладевает уныние. Вчера булгары, кто бы они там ни были, сидели в плену у мерян, а теперь он сам стал пленником у русов заодно с теми. Пожалуй, он был еще моложе, чем показалось на первый взгляд – лет двадцати, но держался, не считая этого уныния, довольно уверенно.

– Чем они вам не угодили? Они кого-то обижали? Грабили?

– Мы никого не трогали, господин! – вставил Хавард. Он не понимал ведущегося по-мерянски разговора, но понял взгляд, который Арнор бросил сперва на Веденгу, потом на него. – Мы были очень с ними любезны – тогда у нас еще были Арасланбет и Маймурза, они хорошо говорили по-здешнему, могли объясниться с чермису, арису и с этими… Мы всем их главарям давали хорошие подарки… Это нас и погубило! – Он погрозил Веденге ложкой, и тот отодвинулся. – Им показалось мало подарков, этим жадным барсукам! Они захотели взять все – и наше добро, и наши жизни!

– Вы увидели, что у этих людей с собой много добра, и решили их ограбить? – обратился Арнор к Веденге.

– Неправда! Великий Юмо свидетель – не нужно нам было их добро! – Веденга оскорбленно глянул на Хаварда и снова повернулся к Арнору.

– Что же вам было нужно? Рабы? – Арнор удивленно поднял брови: у мери не держали рабов, не было смысла, а продавать их поблизости было некуда. – Лошади?

– Это… Алмай сказал Сурабаю и другим кугыжам… Что, мол, эти люди говорят, будто ищут путь от Булгара к русам, что на западе…

– Вот как? – перебил его Арнор и повернулся к Хаварду.

Тот напряженно слушал, пытаясь что-то уловить из беседы на незнакомом ему языке, и по его сосредоточенному взгляду Арнор догадался: это человек ушлый и неглупый, хоть и притворяется болтуном.

– Так вы из Булгара?

Никто и никогда не приезжал в Мерямаа из Булгара. Раньше считалось, что на восток от Мерянской реки уже начинается Утгард и мир мертвых, как его ни назови. Вот уже год Арнор знал, что сюда можно попасть от Булгара, используя как дорогу всего одну реку, Валгу, хоть путь этот и занимает много-много дней. Но то, что этот путь сумел проделать и кто-то другой, поразило его почти так же, как его собственное появление с восточной стороны год назад поразило родичей в Силверволле.

– Из Булгара, – подтвердил Хавард с набитым ртом. – Прости, господин, что я не могу перестать есть, но ты знаешь, мы уже думали, нам придется съесть беднягу Илхона, раз уж он все равно умер, к тому же сырым…

– Тьфу! – Арнор поморщился. – Вы… зачем вы сюда приехали? – в последний миг он сообразил не подсказывать Хаварду ответ.

Тот ответил не сразу, а еще раз перевел внимательный взгляд с Веденги на Арнора.

– Господин… – почтительно начал он. – Чтобы наша беседа шла толковее… чтобы мы лучше понимали друг друга… не скажешь ли ты мне, кто ты такой? Я вижу, что ты могучий и влиятельный человек знатного рода, но не могу понять, в какой земле ты правишь… Я даже толком не знаю, где мы сейчас находимся и далеко ли отсюда до тех мест, где на северо-западе живут русы.

Арнор вспомнил себя и своих товарищей – более года назад, прошлой осенью. Когда они оказались в этих местах, придя по Валге с востока, у них был за спиной путь в два-три месяца по чужим, враждебным местам, они давно сбились со счета дней и переходов, понятия не имели, где находятся, ничуть не удивились бы, встань перед ними за лесом ледяные ворота Ётунхейма. Понятно, что когда Свенельд с передовым дозором вдруг наткнулся в лесу на Арнэйд, то принял ее за лесную нечисть, которая украла из его мыслей образ знакомой девушки. Арнэйд же приняла их за ёлсов – выглядели они именно так – и далеко не сразу согласилась признать за живых людей, к тому же ей известных.

Сейчас и эти люди из Булгара находились в том же положении. Но если Арнор, Виги и другие в конце долго пути обрели свой родной дом, то эти за счастье должны были счесть, найдя людей, с которыми способны объясниться.

– Я из Бьюрланда, – ответил он Хаварду. – Так называется область на Мерянской реке – иначе на Валге, так ее зовут сами меряне, – и там уже пять-шесть поколений живут русы. Мы платим дань Олаву конунгу из Хольмгарда. Я принадлежу к одному из самых древних русских родов на этой земле, мой отец, Даг сын Арнбьёрна – хёвдинг в Силверволле. Меня зовут Арнор. Здесь со мной мой младший брат Вигнир. Где-то поблизости есть еще две дружины наших людей, их вожди – Гудбранд и Снэколь. Всего нас около сотни клинков. Сюда мы пришли за добычей, потому что… на пиру Дисаблота дали обет посостязаться в доблести.

О сватовстве Гудбранд за Арнэйд он рассказывать не стал – незачем этому чумазому троллю так много знать об их семейных делах.

Тот понимающе и уважительно закивал:

– Да, да! Священный обет… состязание в доблести… так не раз бывало в старину! Я и вижу, ты весьма преуспеваешь… Но скажи мне – далеко ли отсюда до Бьюрланда?

– Пять-шесть переходов на восток. Я уже собираюсь домой и прямо отсюда поверну назад. Думаю, ты и твои люди поедете с нами.

– Только об этом мы и могли бы просить! У нас просто нет другого выхода… – Хавард осекся. – Эти шайтуны отняли у нас все имущество, и лошадей, просто все! – Он указал на свой замызганный кожух, показывая, в какое убогое состояние приведен. – А мы ведь люди небедные, у нас был с собой и хороший товар, и подарки…

– Погоди, – Арнор остановил его и опять обратился к Веденге. – Вам не нужно было их добро, так что же было нужно?

– У Алмая старый отец, Отай – сновидец, он видел важный сон. Он сказал, что если люди из Булгара найдут путь на запад, а русы с запада – путь в Булгар, они начнут ездить туда-сюда, с товарами и дружинами. Сначала будут дарить подарки и притворяться друзьями. А потом завладеют нами, принудят платить дань, будут захватывать полон и продавать куда-нибудь во владения самого Киямата. А чтобы этого не было, надо их отвадить от нашей земли, пока не стало поздно. Вот потому Алмай и стал собирать войско. Он хотел, чтобы они все до одного были перебиты и брошены волкам. Тогда, стало быть, другие вслед за ними не поедут. Но Сурабай знал, что за богатых пленников можно взять выкуп, он велел не убивать этих… Алмай был убит в сражении, и все стали слушаться Сурабая, и он сохранил им жизнь. Только мы не смогли с ними сговориться, чтобы узнать, где за них заплатят выкуп. И уже не знали, что с ними делать. Иные говорили, что надо их тоже при… – Он осекся и закончил: – А потом пришли вы.

Арнор кивнул: все сказанное походило на правду. От чермису они и раньше слышали опасения, что если позволить русам торговать, рано или поздно это кончится подчинением и обложением данью. Чермису, мурамар и родственные им племена считали себя в безопасности, пока жили вдали от торговых путей и чужих могучих владык с большими дружинами. Но появись здесь торговый путь – и дни их замкнутой независимости будут сочтены. Неведомый ему храбрец Алмай рассуждал вовсе не глупо.

– Теперь скажи, куда и к кому вы ехали, – обратился он к Хаварду.

– Выходит, что к вам! – Хавард, за это время обдумавший полученные сведения, подался вперед, впиваясь в Арнора внимательным взглядом.

– К-кто вас послал – Алмас-кан?

Не подавая вида, Арнор взволновался. Вспомнились разговоры в Силверволле о поиске путей к булгарам, о неизбежных трудностях, о том, что это дело не сделать без помощи Олава конунга. И вот они – люди из Булгара! Арнору стало жарко. Неужели Алмас-кан сам послал людей искать пути по Валге, и он, Арнор, первым на них наткнулся? Это все равно что… пойти за грибами и найти на кусте ожерелье Фрейи… Опять вспомнилась Арнэйд – прошлогодня встреча в лесу ее очень прославила в Бьюрланде и по всей Мерямаа, но теперь он, похоже, сестру обскакал.

А ведь это из-за Арнэйд они здесь оказались…

Но эта мысль мелькнула и пропала. Арнор смотрел на Хаварда и ждал ответа. А тот не смог ответить сразу; при упоминании Алмас-кана на его лице проскользнуло нечто вроде беспокойства, но тут же он овладел собой.

– А ты знаешь Алмас-кана? – Он воззрился на Арнора с таким же изумлением.

– Нет, откуда мне его знать? Но я о нем слышал. Я был в Булгаре прошлым летом. Знали мы Байгул-бия. Это… сурт… сюр-баши.

Хавард помолчал, потом еще раз оглядел его. Задержал взгляд на хазарском шлеме и пластинчатой броне, которые Арнор снял и оставил на скамье поблизости. Снова поднял глаза и пристально взглянул ему в лицо.

– Так ты… ты из тех людей, что той весной шли с Гургана… по реке Итиль и…

– Да, я из тех людей. Наша дружина, из Бьюрланда и Мерямаа, ходила на Хазарское море с людьми Олава. И с ними вместе мы возвращались назад. Через эти места, кстати.

– Вы… выжили?

На лице Хаварда отразилось такое изумление, будто он повстречал саму Луну, разгуливающую по земле. Хавард невольно привстал; Арнор сделал движение, и тот, опомнившись, снова сел. Несмотря на эту увлекательную беседу, права двигаться без спроса ему пока не давали, и он это понимал – человек опытный, как мысленно отметил Арнор.

При виде этого изумления Арнор с трудом сдержал улыбку, но улыбка эта была бы горькой. Они и сами много месяцев не верили, что выжили… что будут жить и дальше… что когда-нибудь вернутся домой. И удалось это далеко не всем.

Не сразу найдя слова для ответа, он выразительно развел руки, будто показывая себя: видишь, я живой.

– Но этого не может быть! – Хавард, похоже, не верил своим глазам.

– Был бы ты красивой девушкой, я бы разрешил потрогать, – хмыкнул Арнор, вспоминая любимую среди парней прошлогоднюю шутку. – А так извини, верь на слово.

– Но вас же всех переби… – Хавард закрыл рот, будто сообразив, что говорит не то.

– Нет, мы после Булгара так и плыли по Валге, пока не дошли сюда. Чермису и меря, конечно, пытались нас тревожить по пути, но нас было больше двух тысяч. Поди-ка подступись.

– И две тысячи вас прошло через… все эти земли? – Хавард слабо двинул рукой на восток, где лежали немыслимые просторы лесов между Мерямаа и Булгарией.

Арнор только опустил на миг веки: да.

Некоторое время Хавард молчал. Теперь Арнор более-менее разглядел его: лицом тот был недурен, с большими светлыми глазами, только бородка и волосы до плеч были так грязны, что даже цвет их не понять.

– Так вас послал Алмас-кан? – повторил Арнор, прервав его раздумья. – Вы его люди?

– Н-нет… – без большой охоты признался Хавард. – Мы, как я уже тебе сказал, торговые люди… и послали нас уважаемые люди… Нас было четверо, мы собрались все вместе и решили поискать… Ты ведь знаешь… После той битвы на Итиле многие понимали, что хакан-бек больше не разрешит русам приезжать с товарами в Итиль и Булгар, а тем более проходить дальше. К тому же прошлой зимой русы разорили волоки между Окой и Доном…

– Что? – Арнор подался к нему. – Разорили? Какие русы это были?

– Я… я не знаю. Какие-то русы. Мы узнали… об этом стало известно со слов люторичей.

– Это еще кто?

– Это племя живет в верховьях Дона. Они славяне. Летом они принесли весть, что Тархан-городец и вся область волока разорена русами, селения сожжены и обезлюдели. Торговые люди больше не смогут там ездить, даже если бы хакан-бек это позволил. Волоки стали непроходимы.

Значит, сыновья Альмунда сделали свое дело. Арнору это известие внушало и радость, и отчасти зависть, и волнение. В этой мерянской куде с земляным полом, в бликах огня и запахе дыма с очага, под боязливыми взглядами местных женщин и любопытно-усталыми – его дренгов встретились два далеких мира, две части света, разделенные огромными пространствами лесов и рек, и это было не менее значимое событие, чем поход Свенельда и Годреда ради мести за Грима конунга.

Заскрипела дверь, повеяло холодом, ворвался свежий стылый воздух снаружи и будто нож разрезал дымную духоту куды. С шумом ввалились несколько дренгов, стали раздеваться, спрашивая, есть ли еще чего пожрать. От них веяло промороженным железом. Арнор и не заметил, как прошло время – Виги уже сменил дозорных на околицах и возле домов. И, осознав это, Арнор осознал и свою громадную усталость. Возбуждение любопытства больше не могло ее одолеть. Он сейчас заснет сидя, даже если перед ним вдруг явятся Алмас-кан вместе с хакан-беком Аароном.

– И мы решили поискать другой путь на северо-запад, – продолжал Хавард. – Мои спутники – очень уважаемые люди: Ямбарс, а еще почтенный Самуил бен Бехер… Был с нами Челей-тархан, но он, увы, был убит в самом начале той злосчастной битвы… Но, я вижу, ты утомлен, может, нам лучше продолжить беседу завтра?

– Именно так. – Арнор покрутил головой. – Хьяльти, отведи этого человека обратно в ту дальнюю куду и проверь заодно, все ли у них есть, чтобы дожить до утра.

Хьяльти уныло переглянулся со своим товарищем Йораном, но делать было нечего – опять вылезать на холод.

– А потом мы наконец поспим, – утешил их Арнор.

Женщин тоже отвели в другую куду, а в этой расположились свободные от дозоров русы. Ложились плотно, один к другому, прямо на пол, устланный соломой. Арнору, как вождю, досталось одно из почетных мест – на лавке. Он лег, подстелив овчину, завернувшись в плащ и накинув сверху свой походный волчий кожух. От утомления кружилась голова и перед глазами мелькали огненные пятна. Небось полночи проболтали… Вот-вот Виги придет его поднимать, чтобы поспать самому…

В последний миг, когда мысли уже плыли, вдруг вспомнились слова того покойника: «Буду приходить каждую ночь и ложиться между тобой и твоей женой»… Арнор еще успел улыбнуться про себя. Покойник-то провел эту суматошную ночь куда приятнее, чем кто-либо другой во всем яле. За разговором с Хавардом Арнор про него и позабыл, но теперь эта угроза навела на приятные мечты: когда-нибудь у него будет уютная постель в собственном доме, теплое и мягкое женское тело рядом… А все неугомонные покойники могут отправляться к Могильной Матери. На этом он и заснул.

* * *

Засыпал Арнор в мечтах о неведомой будущей жене, а проснулся с ясными мыслями о сестре.

– У Арно счастливые руки, – говорил он утром Виги, когда тот проснулся и Арнор сел вместе с ним и дренгами завтракать ячменной кашей, ржаными лепешками и остатками вчерашней баранины. – Она принесла жертвы за нашу удачу и тем спасла нас с тобой от бесславной гибели. Понимаешь? Это наша удача – что мы пришли сюда не первыми! Что булгары явились дней на десять раньше нас. Это нас здешние могли бы расстрелять на реке и добить выживших. А так эти тролли приехали раньше, меряне всей силой навалились на них, но при этом потеряли половину – самых ушлых. Они, должно быть, вызвали на этот бой людей из западных тукымов – поэтому мы почти не встречали там мужчин. И здесь, когда мы сюда дошли, стало почти некому воевать. Нет, Арно нельзя отпускать из дома. Она нужна нам. Она прямо-таки наша хамингья.

– А Гудбранд? – хмыкнул Виги. – Он ведь тоже набрал добычи и небось воображает себя Сигурдом Убийцей Дракона.

– Пусть Гудбранд хоть с козой себе любится, саатана, но Арно для него слишком хороша.

Братьям было о чем подумать и помимо судьбы Арнэйд, но времени рассиживаться не имелось. Вся добыча их похода осталась в дальнем яле под охраной всего десяти хирдманов во главе с Викаром, внуком старой Вефрейи, и Арнор не на шутку беспокоился о судьбе и своих людей, и всего добра. Едва немного рассвело, всех свободных от несения дозора безжалостно разбудили и отправили искать имущество булгар. Второпях переворачивали куды вверх дном, обшаривая короба, подполы, сеновалы, бочки и мешки. То и дело кто-то из дренгов приходил к Арнору и выкладывал то узелок с тремя-четырьмя шелягами, то шелковую островерхую шапку с меховыми «ушами», то глиняную чашу, расписанную зелеными и желтыми птицами, то бронзовый кувшин с узким горлышком и длинным носиком, то пару высоких хазарских сапог с загнутым вверх мыском, перстень с сердоликом. Нашли с десяток кафтанов и шуб – не все такие роскошные, как на том ряженом покойнике, но явно не здесь сшитые, несколько шлемов и кольчуг, луков и хазарских мечей с искривленным клинком.

Самая лучшая находка была сделана в «покойницком» доме: помимо цветной сарацинской посуды, в коробе с мукой нашелся широкий плоский серебряный браслет с красным самоцветом в серединке. Вновь призванный для совета Хавард подтвердил, что вещи, конечно, их дружины.

– Это все предназначалось в подарок вам! – мрачно сказал он. – То есть тем знатным людям, с которыми мы надеялись увидеться в ваших краях. И всего этого было в четыре раза больше!

Остальное, как сказал Веденга, Сурабай раздал в другие роды, участвовавшие в той битве.

– Прочее искать не будем, – решил Арнор, убедившись, что здесь больше ничего нет. – Можно до весны по лесам шарить, а мы уже этих-то едва прокормим в пути.

– Так можно хоть в ближних ялах посмотреть! – взмолился Йоран, и кое-кто из дренгов его поддержал. – Полдня всего и потеряем. А там, может, еще бочонок серебра!

– Где искать эти ближние ялы, ты знаешь?

– Так у нас их вон! – Йоран ткнул рукой в сторону кудов. – Там сидят которые, они знают. Всего дела: у бабы забрать ребятенка, она куда хочешь приведет.

– От жадности, Йоран, тролль лопнул! – убедительно ответил Арнор, положив ему руку на плечо, и добавил, предупреждая возражения: – Если разграбят наш старый ял, пока мы здесь вожжаемся, убытку будет больше. Ты и так разбогател на двух рабынь и пяток коз, тебе мало?

С рассветом обнаружилось еще нечто, очень способное утешить: в загоне на другом краю яла стояли два десятка лошадей. Почти все они тоже были взяты у булгар, а теперь пригодились для перевозки людей и добычи. Часть запрягли в сани, каждый из русов сел верхом, остальных отдали булгарам, которых, разумеется, забрали с собой. Троих раненых устроили на санях, и вскоре после полудня тронулись в обратный путь.

От разговоров с булгарами Арнор пока воздерживался – к тому же Хавард сказал ему, что среди них почти никто, кроме него, не говорит северным языком. Арнору лишь поклонился от саней важного вида крепкий старик, темноволосый, с нитями седины в длинной темной бороде. Даже сквозь грязь и худобу было видно, что это важный человек – усталость и голод не лишили его горделивой осанки и властности в выражении лица. Арнор разрешил булгарам взять свою одежду, если она есть среди найденной, и ничуть не удивился, когда старик выбрал самую роскошную шапку – на собольем меху, сплошь крытую узорным шелком, – и длинную широкую шубу на черной лисе. Но, как ни любопытно было Арнору узнать, что за птица, он оставил это до возвращения в Силверволл и встречи с отцом. Не будучи особо самонадеянным, он понимал: предстоят разговоры, для которых он еще слишком молод.

Пустив вперед дозор, он ехал в ряду дружины, глаза его привычно обшаривали лес по сторонам широкой реки. Мысль о значительности встречи с булгарами веселила его сердце даже больше, чем серебряный браслет за пазухой.

Глава 7

В самом дальнем яле, где оставался Гудбранд, Арнора ждал еще и Снэколь: перед расставанием вожди уговорились встретиться здесь и возвращаться вместе, чтобы не подвергать угрозе добычу на обратном пути. Оба были недовольны задержкой: взятый скот приходилось расходовать для прокорма дружины и своего полона. Чтобы умиротворить товарищей, Арнор, пребывавший в хорошем настроении, преподнес им подарки: Снэколю – льняной кафтан с шелковой отделкой, а Гудбранду – ту молодую женщину, Лисай, самую красивую из яла упрямого Сурабая.

– Я был прав! – потрясенно заявил Снэколь, держа в руках расправленный кафтан.

– В чем? – осведомился Арнор.

– Я тебе говорил! – Снэколь взглянул на Гудбранда. – Помнишь, я говорил: Арни так долго нет, потому что он все-таки полез до самого Булгара! Вот у него оттуда и добыча, и полон! – Он ткнул пальцем в булгар, стоявших настороженной и довольно хмурой кучкой.

У них для веселья было мало причин: Арнор заверил, что их жизни и свободе ничто не угрожает, но из всего их имущества вернул им только необходимую одежду, исподнюю и теплую. Хавард было намекнул на возвращение и остального – той части, что нашлась в яле Сурабая, – но Арнор ответил ему выразительным взглядом: ты меня за дурня держишь?

– Ты сам отнял бы законную добычу у своих людей после похода? К тому же ты говорил, что эти вещи предназначались для даров. Считайте, что вы их уже вручили, а мы приняли.

Это было весьма великодушно со стороны Арнора: посчитав вещи за дары от булгар, он тем самым пообещал им ответные дары. А мог бы держать их у себя в невольниках, пока из Булгара выкуп не пришлют… Однако те блага, которые сулило Бьюрланду их появление, весили неизмеримо больше, чем выкуп даже за троих знатных людей.

Проезжая во главе своей дружины от Мерянской реки к Силверволлу, видя впереди длинный холм с курящимся над острыми крышами печным дымом, Арнор слегка усмехался про себя: он будто мальчик, что пошел на Медвежий ручей удить рыбу, а выудил золотую гривну. С холма, где стоял Силверволл, их увидели издалека, и к тому времени как Арнор впереди обоза подъехал к холму, все жители высыпали его встречать и рассматривать добычу. Посмотреть было на что – всадников стало вдвое больше, чем при отъезде, позади брела толпа полона, потом гнали стадо – коровы, козы, овцы.

– Арни, надеюсь, ты отличился получше, чем Гудбранд! – воскликнула Арнэйд, радостно обнимая его.

– Конечно, получше! У него вот такого нет! – Арнор взял руку сестры и надел ей на палец золотое кольцо-цветок с красным самоцветом в сердцевинке.

Арнэйд ахнула и даже покраснела от восторга и потрясения.

– О, Арни! – Она подняла распахнутые глаза на брата, и он почувствовал себя вознагражденным за все труды и скитания по холоду. – Где ты мог такое взять?

Но Арнор только подмигнул ей и пошел распоряжаться. У него еще будет время обо всем рассказать подробно.

– Вот эти люди – не полон, это наши гости, – сказал он Дагу и прочим, показывая на булгар. – Их, думаю, стоит поместить в гостевой дом. Беда в том, что из них только двое говорят по-нашему – Хавард и вон тот длинный, его зовут Бард, а остальные – только по-булгарски.

Среди уцелевших гостей из Булгара, кроме Хаварда, нашелся еще только один рус. Остальные не знали ни одного из двух языков, известных в Бьюрланде, так что все разговоры с их вождями – Ямбарсом и Самуилом – вести можно было только при помощи Хаварда.

Но прежде разговоров гостям необходимо было привести себя в порядок – пока они больше напоминали леших, чем людей. Их нужно было отвести в баню, найти для них какую-нибудь одежду, пока новые рабыни выстирают и высушат то, в чем они прибыли. Однако несмотря на их жалкий вид, Даг был склонен отнестись к гостям с уважением: сами вещи, которыми они владели до неудачной битвы на Валге, показывали, что люди это не бедные и имеющие вес. Даже взятые среди прочего уздечки их лошадей были украшены тесным рядом узорных бляшек из посеребренной меди и даже чистого серебра.

Предстояли немалые хлопоты – скот и полон требовалось устроить в тепле, людей помыть, всех накормить. Перед дележом добычи нужно было высчитать стоимость каждого человека и каждой козы, вычислить законную долю каждого участника похода, выделить Арнору «долю вождя», а потом уже распределить по новым владельцам. Серебряный браслет, золотое кольцо, лучший из мечей – с золоченой изогнутой рукоятью, украшенной самоцветами, и серебряный ковш с могилы Арнор взял в счет своей доли – он ведь был не только вождем похода, но и принадлежал к самому знатному роду в Бьюрланде.

– Но, Арни, такими драгоценностями прилично владеть только конунгу! – воскликнула Арнэйд, когда брат, еще источая запах снега, конского пота и замерзших кожаных ремней, выложил все это на стол.

– Ну а поскольку конунгов у нас тут нет, нашему роду будет приличнее держать у себя эти вещи, чем кому-либо другому! Уж Олаву я их не отдам – он для нашего похода не сделал ничего.

– Арни, тебя любят боги! – вполголоса произнесла Арнэйд, пока он раздевался. На собственного брата она глядела с таким изумлением, будто увидела впервые. – Тем летом ты нашел дорогу домой от самого Хазарского моря. А этой зимой ты нашел в дальних восточных лесах золото и серебро! Я думала, такие удачливые люди рождались только в старину.

Арнор промолчал в ответ. Стянув рубаху, подошел к лохани и знаком попросил Арнэйд ему полить. Не склонный к самолюбованию, пока что он не ощущал себя любимцем богов. Слава асам, после того похода он перестал чувствовать себя неудачником, которого старая мерянка заколдовала и лишила воли, а сыновья Альмунда ограбили, из-под носа уведя лучшую невесту. Но теперь непреклонная Кастан давно мертва, а бегство Илетай позабылось за четыре года. Его, Арнора, нынешние дела дадут людям более свежую пищу для разговоров, и в душе зародилась надежда, что впереди его и правда ждет возвышение. Разговорчивый покойник в желтом кафтане именно это ему и предсказал.

– Теперь можно ждать, что ты женишься на дочери конунга! – следуя в том же мысленном русле, улыбнулась Арнэйд, пока лила воду из бронзового кувшина – плода прошлого похода, – ему на руки, на спину и на шею.

– Незамужней дочери конунга у меня пока на примете нет, – буркнул Арнор сквозь ладони, обмывая лицо.

– А Ульвхильд?

– На ней уже женился Годред. – Арнор выпрямился и повернулся к сестре.

Вода текла по его лицу и гладкой широкой груди, где висели два «молоточка Тора» – серебряный на серебряной же плетеной цепи и янтарный, на кожаном ремешке, полученный еще от матери в подарок к осенним пирам, когда ему исполнилось семь лет. Взгляд Арнэйд упал на этот молоточек – теперь он находился на уровне ее глаз, – и подумалось, что только он и напоминает ей о брате, с которым они играли в детстве. Ей, шестилетней, мать тогда же подарила янтарную бусину величиной с крупную ягоду клюквы, и Арнэйд до сих пор носила ее в ожерелье среди других.

Ну и еще его глаза. У Арнора и в детстве были такие глаза – большие, светло-серые, со взглядом спокойным и пытливым. Он уже тогда знал: за свое достоинство и честь надо вести нелегкую борьбу, но был полон решимости не отступать. Помешать ему смогло только колдовство, и Арнэйд до сих пор хмурилась, поминая покойницу Кастан недобрым словом.

– Булгары рассказали, – продолжал Арнор, спеша поделиться важной вестью, – что сыновья Альмунда разорили западный край кагановых владений, взяли там большую добычу людьми и всем прочим, так что вся область волоков почти опустела. Думаю, Олав сочтет, что эти двое покрыли себя достаточной славой и отомстили за Грима, и согласится на свадьбу. Ну, то есть это же было еще прошлой зимой, так что сейчас эта свадьба давно уже состоялась. Я так думаю.

– Они покрыли себя славой?

Арнэйд вспыхнула: то, что касалось Олава и свадьбы его дочери, она пропустила мимо ушей. Все ее мысли устремились к Свенельду. Ведь сыновья Альмунда вдвоем пошли в тот поход мести; если уж их дело удалось и весть о нем дошла даже до Булгара, значит, славой они оба покрыли себя более чем достаточно! От радости у нее забилось сердце, щеки загорелись. Она и раньше не сомневалась, что Свенельд не уронит себя в военном походе, но целый год, с тех пор как прошлой зимой она узнала от Велерада об этом замысле, в самой глубине души жила тайная тревога. Из походов ведь не все возвращаются живыми и невредимыми, а Один выбирает для себя лучших мужей… Но удача не изменила Свенельду. Арнэйд стыдила сама себя – ее не должны так волновать успехи совершенно чужого и в придачу женатого мужчины, – и сознавала, что даже достижения родных братьев обрадовали ее немногим больше этого известия.

– Мои булгары мало что об этом знают, но такие вести до них доходили, – добавил Арнор. – Я их расспрашивал по дороге. Они сами в тех краях не были и только слышали о тех делах от люториков… Забыл, как называется племя, это какие-то славяне, они живут на Ванаквисле, поближе к тем краям. Но что волоки между Славянской рекой и Ванаквислем больше не доступны – в этом они уверены. Они же потому сюда к нам и повлеклись, что других путей не осталось.

Первые несколько дней Дагу и прочим хёвдингам Силверволла, занятым оценкой и дележом добычи, было не до булгар. Тех поселили в гостевой дом, там же пока разместили часть приведенных пленниц. Одинаковых по стоимости делили по жребию, но Арнор имел право сам выбрать, в итоге доля сыновей Дага составила семь человек – пять молодых женщин и двое парней, Веденга и один отрок лет пятнадцати, Латуган. В хозяйстве Дага теперь прибавилось скота, и новой челяди хватало работы. И в домашних хлопотах, как надеялась Арнэйд, ей со временем, когда новые служанки привыкнут к дому, станет полегче. Особенно она надеялась на двух – Касе и Талвий, которые, хоть и ходили угрюмые, довольно толково выполняли все им порученное. За ними присматривала Ошалче. У остальных же пока все валилось из рук, две только и могли, что сидеть, забившись в угол. Эти девушки за всю жизнь ничего не видели, кроме своего бола да священной рощи «тукым-ото», где их род приносил жертвы богам, а теперь оказались силой оторваны от всего привычного, от родичей, и заброшены в неведомый край, к чужакам, говорившим между собой на непонятном языке.

– Кто будет хорошо работать, те получат хорошую еду и никто их не обидит, – объявил им однажды Арнор, застав сестру, напрасно пытавшуюся выманить двух пленниц из угла, где они сидели, закрыв лицо ладонями, и пристроить к жернову молоть рожь.

Требовалась пропасть хлеба, и лепешки пекли чуть ли не весь день. Более суровая хозяйка уже употребила бы палку, но Арнэйд была для этого слишком доброй.

– А кто не возьмется за ум, тех мы скоро продадим сборщикам из Хольмгарда, а те продадут их варяжским купцам, а те увезут их на продажу куда-нибудь в Бьёрко или Хедебю. Хорошо ли им будет за три моря отсюда, где даже языка их ни один человек не понимает?

– Ну же, Идави! – уговаривала Арнэйд. – Бери подругу за руку, и пойдем. Если не будет муки, не будет лепешек, и вам не достанется. Лентяек кормить никто не станет. Вы же не хотите умереть прямо в этом углу?

– Давай я их обменяю на каких-нибудь посговорчивее, пока не поздно.

– Если к вечеру они не возьмутся на ум, придется так и сделать, – устало отвечала Арнэйд. – Но жалко – они по виду сильные, крепкие, как раз чтобы ходить за скотом и молоть зерно. Будут хорошо работать, когда привыкнут.

Хотела бы она в это верить. Пока же у нее только прибавилось забот со всеми новоприбывшими, включая и булгар.

– Я сейчас приведу Талвий, – добавила Арнэйд, – она потолковее, она их уговорит.

Талвий была молодая женщина, пару лет назад вышедшая замуж, но, как поняла Арнэйд, в новом доме ей не нравилось и она была не прочь оттуда уйти в другое место.

Из булгар за первые дни Арнэйд случалось разговаривать только с Хавардом. Увидев его назавтра после прибытия, Арнэйд даже ахнула по себя – так он изменился, помывшись и одевшись в чистую, хоть и простую одежду. Лет ему было около двадцати пяти; правильные, довольно тонкие черты лица, голубые глаза, светло-русые, с золотистым отливом, слегка вьющиеся волосы до плеч давали ему право считаться даже красавцем. Неряшливо отросшую бороду он подбрил и привел в опрятный вид. После всего пережитого он еще выглядел осунувшимся, но на губах его заиграла легкая, дерзкая улыбка (Арнор счел ее нагловатой и укрепился в своем настороженном отношении к новому знакомцу). Перед Арнэйд Хавард всегда принимал почтительный, даже покорный вид, не скрывая, что именно ее, а не Ошалче, с которой даже не мог объясняться, считает госпожой Дагова дома. Завидев Арнэйд, торопливо идущую с каким-нибудь делом, он слегка кланялся и так замирал, как околдованный, лишь следил за нею глазами. Она, несколько смущенная этим почтением чужеземца, кивала и проходила мимо. Но обо всех делах, касавшихся булгар, ей приходилось говорить с ним. Бард, второй, кто знал северный язык, был довольно угрюмым бородачом, не склонным к болтовне.

– Не знаешь ли ты, госпожа, какой-нибудь сведущей лекарки? – спросил Хавард у Арнэйд на второй или третий день после их прибытия в Силверволл. – Многие наши люди ослаблены долгой дорогой и пленом, хворают. Пусть бы она их полечила, иначе кое-кто не увидит весны.

Это была правда: в мерянском яле булгарским пленникам приходилось мало есть и много мерзнуть, да и путь до Бьюрланда выдался нелегким, и теперь многих томил кашель, слабость, ломота в костях.

– Я могу послать за Вефрейей, она у нас считается самой мудрой женщиной, – ответила Арнэйд. – Но могу попробовать и сама – я летом собираю травы, у меня есть зверобой, душица, липовый цвет. Еще у нас заваривают сосновую хвою.

– Наши люди будут вдвойне благодарить своих богов, если о них позаботится сама госпожа! – Хавард с чувством поклонился, и в голубых его глазах светилась та почтительность с оттенком дерзости, которая настораживала Арнора.

При этом Арнэйд заметила, как Хавард бросил взгляд на золотое кольцо-цветок у нее на руке. Видно было, что это кольцо он знает; ему известно, кому оно раньше принадлежало. Может быть, ему самому? Но уж сказать об этом у него наглости не хватит!

Арнэйд пошла в сени своего дома, где хранила в больших берестяных туесах запасы сушеных трав, и послала младших срезать свежую сосновую ветку. Отсыпав всего по горсти в медное ведерко, она вернулась в гостевой дом и подвесила ведерко на шест к очагу, где в середине был разведен огонь.

В гостевом доме Силверволла можно было устроить более сотни человек, и нередко во время сбора дани он бывал полон. Он состоял из трех помещений: сперва шли длинные сени, потом теплый покой с широким, сложенным из валунов очагом посередине, длиной более чем в два человеческих роста, на подсыпке в локоть высотой. Над этим очагом при желании можно было зажарить хоть лося целиком или повесить в ряд пять-шесть больших котлов либо решеток для мяса, а пламя его хорошо освещало длинную палату. Понизу по всей длине стен шли широкие помосты, где днем сидели, а ночью спали, перед ним – столы, а над помостами полати. В дальнем конце была дверь в третий покой, где имелась только печь-каменка и спальные помосты в два яруса. В обычное время там хранились свернутые тюфяки и шкуры, которыми укрывались во время сна. Сейчас половину их достали, чтобы можно было уложить булгар и пленниц, и помещение, где в эту поры обычно пахло лишь холодом, обрело жилой вид.

Арнэйд нравилось бывать в гостевом доме. Здесь она в прежние зимы видела Свенельда сына Альмунда… Сидя возле очага в ожидании, пока вода закипит, Арнэйд смотрела в огонь и снова, в который уже раз вспоминала те давние встречи. «Здесь берут мыто за проход с товаром…» Уже слабо верилось, что когда-то Свенельд поцеловал ее в сенях этого самого дома, среди мешков, коробов, бочонков и висящей упряжи, в то время как ей оттягивала руку корзина с яйцами. Теперь и сам Свенельд, и тот поцелуй казались такими далекими! Сама тогдашняя Арнэйд казалась себе такой непохожей на нынешнюю: молоденькая и впервые задумавшаяся, за кого же ей хочется выйти. И мысль эта пришла ей в голову лишь при известии о женитьбе Свенельда… Сегодня ее окружали в этом доме совсем другие люди, но, хотя булгары находились прямо у нее перед глазами, а Свенельда она видела в воспоминаниях годичной давности, он все равно казался ей более настоящим, чем голубоглазый Хавард, плотный черноусый Ямбарс, угрюмый Бард, седобородый Самуил и все их смуглые спутники.

Самуил был среди них самым значительным человеком; Арнэйд никто не говорил об этом, она сама догадалась, что он и есть булгарский хёвдинг. Человек преклонных лет – пятидесяти или шестидесяти, не разберешь, – он держался величаво, и, как заметила Арнэйд, ел отдельно от прочих. У него было продолговатое смуглое лицо со впалыми щеками, такое сухое, что казалось вырезанным из потемневшего дерева, с крупным носом и довольно длинной, волнистой бородой, когда-то черной, а теперь полуседой. Шуба его и крытая шелком соболья шапка обличали человека очень знатного, но, как подумала Арнэйд, если он их лишится, то в достоинстве не потеряет. Из-под низко надвинутой на лоб шапки карие глаза его смотрели остро и проницательно, но при этом спокойно, словно ему не требовалось напрягаться, чтобы увидеть всякого насквозь.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Михаил Елизаров – прозаик, музыкант, автор романов “Земля” (премия “Национальный бестселлер”), “Библ...
Пережить выпускной в Шоломанче смогут не все. Лишь немногие покинут стены школы, остальных ждет ужас...
Кровожадность… Желание кого-нибудь убить… Эти странные для кого-то понятия всегда преследовали людей...
Первый том романа «Башня Зеленого Ангела».Новый полный перевод третьего романа трилогии, сделавшей Т...
Джозефина Тэй (наст. имя Элизабет Макинтош; 1896–1952) – знаменитая писательница, дочь шотландца и а...
Получив отчаянный призыв о помощи от французского мультимиллионера Поля Рено, Эркюль Пуаро и его дав...