Убийство на поле для гольфа Кристи Агата
Леони покачала головой.
— Она ужасно расстроена, бедняжка! Она ничего не ест — просто ничего! И бледна как привидение. Сердце разрывается, как посмотришь на нее. Я бы не стала так убиваться по человеку, который обманывал меня с другой женщиной!
Пуаро сочувственно кивнул.
— То, что вы говорите, весьма справедливо, но что поделаешь? Сердце любящей женщины прощает нанесенные ему удары. Но все же, я уверен, у них были в последние несколько месяцев многочисленные сцены, полные взаимных упреков!
Леони снова покачала головой.
— Никогда, месье. Никогда я не слыхала, чтобы мадам высказала протест или хотя бы упрек! У нее терпение и характер ангела, совершенно противоположный характеру мужа.
— Значит, месье Рено не обладал ангельским характером?
— Далеко нет. Когда он сердился, весь дом знал об этом. В тот день, когда он поссорился с месье Жаком, — боже мой, их можно было слышать на базарной площади, так громко они кричали!
— В самом деле? — спросил Пуаро. — А когда была эта ссора?
— О, это случилось как раз перед отъездом месье Жака в Париж. Он чуть не опоздал на поезд. Он вышел из библиотеки и схватил свой чемодан, стоявший в холле. Поскольку автомобиль был в ремонте, ему пришлось бежать на станцию. Я вытирала пыль в гостиной и видела, как он прошел мимо, лицо у него было белое-белое, а на щеках красные пятна. Ах, уж и зол он был!
Леони явно наслаждалась своим рассказом.
— А спор у них о чем шел?
— Этого-то я и не знаю, — призналась Леони. — Правда, они кричали, но их голоса были такими громкими и говорили они так быстро, что их мог бы понять только человек, хорошо владеющий английским. Но хозяин… он был как грозовая туча весь тот день! Все ему не нравилось.
Звук закрываемой двери наверху оборвал поток слов Леони.
— А Франсуаза-то меня ждет! — воскликнула она, вспомнив о своих обязанностях. — Эта старушенция всегда ругается.
— Одну минуту, мадемуазель! Где сейчас следователь?
— Они все пошли посмотреть на автомобиль в гараже. Господин комиссар думает, что им могли воспользоваться в ночь убийства.
— Что за идея? — прошептал Пуаро, когда девушка исчезла.
— Вы хотите пойти и присоединиться к ним?
— Нет, я подожду их возвращения в гостиной. В такое жаркое утро там, надеюсь, прохладно.
Спокойствие Пуаро было для меня не совсем понятным.
— Если вы не возражаете… — начал я и замолчал.
— Нисколько. Вы хотите заняться расследованием самостоятельно, да?
— Ну, мне бы хотелось взглянуть на Жиро, если он где-нибудь здесь, и узнать, что он придумал.
— Человек-ищейка, — прошептал Пуаро, откидываясь назад в удобное кресло и закрывая глаза. — Пожалуйста, мой друг. Всего доброго.
Я не спеша вышел из парадного входа и повернул вверх по дорожке, по которой мы шли вчера. Действительно было жарко. Я решил самостоятельно осмотреть место преступления. Однако я не прошел прямо к нему, а свернул в кусты, с тем, чтобы выйти на поле для гольфа правее ярдов на сто или даже подальше. Если Жиро там, мне хотелось бы понаблюдать за его приемами издали, прежде чем он обнаружит мое присутствие. Но кусты здесь были гораздо гуще, и я с большим трудом пролез через них. Наконец я выбрался на поле для гольфа, но так неожиданно и энергично, что налетел на молодую даму, которая стояла спиной к зарослям.
Нет ничего удивительного в том, что она приглушенно вскрикнула, я тоже издал восклицание изумления, поскольку это была моя попутчица с поезда — Синдерелла!
Удивление было взаимным.
— Вы! — воскликнули мы одновременно. Молодая особа пришла в себя первой.
— Здрасте, я ваша тетя! — воскликнула она. — Что вы здесь делаете?
— Если на то пошло, то что вы здесь делаете? — отпарировал я.
— Когда я видела вас в последний раз позавчера, вы трусили домой, в Англию, как паинька-мальчик. Вам что, дали сезонный билет для поездок туда и обратно вместо члена вашего парламента?
Я сделал вид, что не услышал конца фразы.
— Кстати, как поживает ваша сестра? — спросил я. И был вознагражден белозубой улыбкой.
— Как любезно с вашей стороны спросить о ней! С сестрой все в порядке, благодарю вас.
— Она здесь, с вами?
— Сестра осталась в городе, — ответила девушка с достоинством.
— Я не верю, что у вас есть сестра, — засмеялся я. — Если она у вас даже и есть, то ее зовут Сатаной!
— А вы помните мое имя? — спросила она с улыбкой.
— Синдерелла. Но вы теперь скажете мне свое настоящее имя, не правда ли?
Она отрицательно покачала головой с лукавым видом.
— Даже не скажете, зачем вы здесь находитесь?
— Я полагаю, что вы слыхали о людях «на отдыхе».
— На дорогом французском морском курорте?
— Можно и тут устроиться дешево, если знаешь, куда обратиться.
Я пристально посмотрел на нее:
— И все же у вас не было намерения ехать сюда, когда я встретил вас два дня назад.
— У всех бывают такие странности, — сказала Синдерелла напыщенно. — Ну теперь я рассказала достаточно. Маленькие мальчики не должны быть слишком любопытными. Вы все еще мне не сказали, что вы здесь делаете. Небось, притащили с собой члена парламента порезвиться на пляже.
Я покачал головой.
— Не отгадали. Помните, я говорил, что мой давний друг детектив?
— Да.
— И, возможно, вы слышали о преступлении, совершенном здесь, на вилле «Женевьева»?
Она уставилась на меня. Грудь ее вздымалась, а глаза сделались большими и круглыми.
— Вы хотите сказать, что участвуете в расследовании?
Я кивнул. Не было никакого сомнения, что я удивил Синдереллу. Ее чувства, когда она смотрела на меня, были слишком уж очевидны. В течение нескольких секунд она молчала. Потом воскликнула:
— Вот это интересно! Понесите меня туда на ручках. Я хочу видеть эти ужасы.
— Что вы хотите сказать?
— То, что говорю. Господи, разве я не рассказывала вам, что души не чаю в преступлениях? Как вы думаете, почему я подвергаю опасности свои щиколотки, шагая в туфлях на высоких каблуках по этой глине? Я ведь рыскаю здесь уже несколько часов. Пыталась проникнуть в дом через парадный вход, так эта старая растяпа — французский жандарм и слушать не захотел. Я думаю, что Елена Прекрасная, Клеопатра и Мария Стюарт — все в одном лице — не достигли бы с ним никаких результатов! Мне действительно ужасно повезло, что я встретила вас. Пойдемте, покажите мне все как полагается.
— Но постойте, подождите минутку, я не могу этого сделать. Никого внутрь не пускают.
— А разве вы и ваш друг не шишки?
Мне не хотелось сразу признаваться в своей малозначимости, и я спросил полушутя:
— А почему вы проявляете к этому делу такой большой интерес? И что конкретно вы хотели бы увидеть?
— О, абсолютно все! Место, где произошло убийство, оружие, мертвое тело, отпечатки пальцев и другие интересные вещи. Мне никогда раньше не случалось попадать в гущу событий, связанных с убийством. Этих впечатлений мне хватит на всю жизнь.
Такая кровожадность вызвала у меня легкий приступ тошноты. Я читал о толпах женщин, которые осаждают здания судов, когда судят какого-нибудь несчастного за преступление, наказуемое смертной казнью. Иногда я спрашивал себя, какими же должны быть эти женщины? Теперь я знаю. Они все похожи на Синдереллу: молодые, охваченные жаждой нездоровых впечатлений, сенсаций, добытых любой ценой, потерявшие всякую скромность и благородные чувства. Это странное увлечение заинтересовало меня против собственной воли. И все же в глубине души я сохранял первое впечатление: хорошенькое личико, а за ним кровожадные мысли!
— Бросьте задаваться, — неожиданно сказала девица. — И не напускайте на себя важность. Когда вас приглашали на эту работу, разве вы отворачивали нос в сторону и заявляли, что не хотите быть замешаны в это грязное дело?
— Да, но…
— А если бы вы были здесь на отдыхе, разве вы не стали бы интересоваться местными происшествиями, как я? Конечно, стали бы.
— Я — мужчина, а вы — женщина.
— Женщина в вашем представлении — это некто прыгающий на стул и вопящий при виде мыши? У вас доисторические понятия. Но вы все-таки проводите меня и покажете все, не правда ли? Это может иметь для меня большое значение.
— Каким образом?
— Они не допускают сюда репортеров. И я могла бы урвать большой куш в одной из газет. Вы же знаете, как хорошо они платят за сенсационные сведения.
Я колебался. Она сунула маленькую теплую ручку в мою руку.
— Очень прошу, ну будьте добры.
Я капитулировал. В глубине души я чувствовал, что с удовольствием возьму на себя роль гида. В конце концов, меня совершенно не касалась моральная позиция девушки. Я немного нервничал по поводу того, как отнесется к этому следователь, но я подбодрял себя, думая, что ничего плохого выйти не может.
Сначала мы направились к месту; где был обнаружен труп. Там был поставлен полицейский, который вежливо отдал мне честь. Он видел меня накануне и ничего не спросил о моей спутнице. Вероятно, он принял ее за служебное лицо. Я объяснил Синдерелле, как было обнаружено тело. Она слушала внимательно, иногда задавая разумные вопросы. Затем мы направились в сторону виллы. Я продвигался довольно осторожно, поскольку, откровенно говоря, мне совсем не хотелось кого-нибудь встретить. Я провел девушку сквозь зеленую изгородь позади дома к сарайчику. Но тут я вспомнил, что вчера вечером, после того, как комиссар Бекс запер дверь, он оставил ключ у полицейского Маршо «на случай, если ключ потребуется Жиро, пока мы будем заняты в доме». Я подумал, что скорее всего детектив из Сюрте, после того, как он воспользовался ключом, вернул его снова Маршо. Оставив девушку за зеленой изгородью, я вошел в дом. Маршо стоял на посту возле дверей в гостиную. Оттуда доносились приглушенные голоса.
— Месье нужен следователь Оте? Он в гостиной вновь допрашивает Франсуазу.
— Нет, — сказал я поспешно, — он мне не нужен. Но мне бы очень хотелось получить ключ от сарайчика, если это не противоречит правилам.
— Ну, конечно, месье. — Он протянул мне ключ. — Вот он. Месье следователь приказал, чтобы вам была оказана всевозможная помощь. Вы вернете мне его, когда покончите там с делами, вот и все.
— Конечно.
Я был приятно поражен, что в глазах Маршо, по крайней мере, я был такого же высокого ранга, как и Пуаро. Девушка ждала меня. Она вскрикнула от восторга, увидев в моей руке ключ.
— Так вы его достали все-таки?
— А как же, — ответил я спокойно. — Все равно вы знаете, что я делаю это в нарушение инструкции.
— Вы оказались просто душкой, и я не забуду этого. Пошли. Они не увидят нас из дома, нет?
— Подождите минутку, — сказал я, сдерживая ее. — Я не буду вам препятствовать, если вы действительно хотите туда войти. Но необходимо ли это? Вы видели место убийства, парк, виллу и слышали все подробности дела. Разве этого не достаточно для вас? Смотреть на мертвого будет страшно, и, знаете ли, неприятно.
Мгновение она смотрела на меня с выражением, которого я не мог толком понять. Затем рассмеялась.
— Мне нужны ужасы, — заявила она. — Пошли.
Мы молча подошли к двери сарайчика. Я открыл замок, и мы вошли внутрь. Я подошел к мертвому телу и легонько потянул простыню, как это делал Бекс вчера днем. Короткий, приглушенный крик сорвался с губ девушки. Я повернулся и увидел на ее лице ужас, все ее игривое, хорошее настроение моментально испарилось.
Она не послушалась моего совета и теперь была наказана. Но я чувствовал себя безжалостным. Пусть она пройдет через этот ужас, к которому так стремилась. Я осторожно повернул труп лицом вниз.
— Видите, — пояснил я, — его убили ударом в спину. Она проговорила почти беззвучно.
— Чем его ударили?
Я кивнул в сторону стеклянного кувшина.
— Вон тем ножом.
Внезапно девушка покачнулась и рухнула на пол. Я бросился ей на помощь.
— У вас закружилась голова? Давайте выйдем отсюда. Это зрелище не для вас.
— Воды, — прошептала она. — Скорей воды.
Я оставил ее и бросился в дом. К счастью, никого из слуг поблизости не было. Я смог схватить стакан с водой и добавить туда несколько капель брэнди из карманной фляжки. Девушка лежала там же, где я ее оставил. Несколько глотков воды с брэнди привели ее в чувство удивительно быстро.
— Уведите меня отсюда, о, быстрее, быстрее! — простонала она дрожа.
Взяв Синдереллу под руку, я вывел ее на воздух. Она глубоко дышала.
— Теперь лучше. О, это было ужасно! Зачем вы только пустили меня туда?
Ее слова прозвучали так по-женски, что я не мог удержаться от улыбки. В глубине души я был доволен, что Синдерелле стало плохо. Это доказало, что она не такая уж толстокожая, как я думал. Ведь она чуть постарше ребенка, и ее любопытство, по всей вероятности, было ребячеством.
— Я делал все, стараясь остановить вас, вы знаете, — сказал я мягко.
— Думаю, что да. Ну, прощайте.
— Постойте-ка, вы не должны идти совершенно одна. Вы слишком слабы. Я настоятельно прошу разрешить мне проводить вас обратно в Мерлинвиль.
— Чепуха. Я себя уже прекрасно чувствую.
— А вдруг вы опять упадете в обморок? Нет-нет, я пойду с вами.
Но от этого предложения Синдерелла начала весьма энергично отказываться. В конце концов, она уступила. Мне было разрешено проводить ее до окраины городка. Мы повторили наш путь мимо места убийства и, сделав небольшой крюк, вышли на дорогу. На окраине, где начинались первые лавчонки, она остановилась и протянула руку.
— Прощайте, огромное спасибо за проводы.
— Вы уверены, что теперь хорошо себя чувствуете?
— Вполне, благодарю вас. Я надеюсь, у вас не будет неприятностей, что вы мне все показали?
Я успокоил ее.
— Ну, прощайте.
— До свидания, — поправил я. — Если вы квартируетесь здесь, то мы должны встретиться с вами снова.
Она подарила мне сверкающую улыбку.
— Пусть будет по-вашему. До свидания.
— Подождите секунду, вы не сказали мне свой адрес!
— О, я остановилась в отеле «Дю Пар». Отель маленький, но вполне приличный. Приходите повидаться со мной завтра.
— Обязательно приду, — сказал я, возможно, с излишней интимной интонацией.
Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, а затем повернулся и направился к вилле. Я вспомнил, что не запер дверь сарайчика. К счастью, никто не заметил моей оплошности. Повернув ключ, я вынул его из замка и вернул Маршо. Возвращая ключ, я внезапно подумал, что, хотя Синдерелла и сообщила мне свой адрес, я все еще не знаю ее настоящего имени.
Глава 9
Жиро находит улики
В гостиной я увидел следователя, который с деловым видом допрашивал старого садовника Огюста. Пуаро находился рядом. Оба приветствовали меня вежливыми поклонами и дружелюбными улыбками. Я тихонько опустился в кресло. Оте показал себя придирчивым и мелочным до крайности, но это не помогло ему добыть какие-либо важные факты.
Огюст признал, что садовые перчатки принадлежат ему. Он всегда надевает их, когда обрабатывает кусты ядовитой примулы. Но вот когда последний раз надевал их, не мог припомнить. Конечно, он их не хватился. Где они хранились? То в одном месте, то в другом. Лопата обычно стояла в маленьком сарайчике для садовых инструментов. Был ли он заперт? Конечно, его запирали. А где хранился ключ? Черт возьми, он был чаще всего в двери! В сарайчике не было ничего ценного, что можно украсть. Кто же мог ожидать шайку бандитов и убийц? Во времена мадам графини — прежней хозяйки — такого никогда не случалось. Оте махнул рукой и закрыл папку. Старик понял, что допрос окончен, и с ворчанием пошел к выходу.
Помня непонятный интерес Пуаро к следам на клумбе, я внимательно следил за Огюстом, когда он давал показания. Либо он не имел никакого отношения к преступлению, либо был отличным актером. Внезапно, как раз когда он приблизился к двери, меня осенила идея.
— Простите, месье Оте, — воскликнул я, — не разрешите ли задать один вопрос?
— Безусловно, месье.
Я повернулся к Огюсту.
— Где вы храните свои садовые сапоги?
— Иногда в бумажном пакете, — проворчал старик. — Но чаще всего у себя на ногах. Где же еще?
— А где они лежат ночью?
— Под моей кроватью.
— А кто их чистит?
— Никто. А зачем их чистить? Что я, молодой франт и хожу гулять на набережную? По воскресеньям я надеваю праздничные сапоги, а в другое время… — Он пожал плечами.
Обескураженный, я покачал головой.
— Ну и ну, — сказал следователь. — Мы не очень-то продвинулись вперед. Безусловно, нас задерживает отсутствие телеграфного ответа из Сантьяго. Кто-нибудь видел Жиро? Вот уж действительно кому недостает вежливости! Мне бы очень хотелось послать за ним и…
— Вам не придется далеко посылать, господин следователь.
Спокойный голос заставил всех вздрогнуть. Жиро стоял в саду и смотрел на нас через открытое окно.
Не торопясь он перешагнул подоконник и оказался у стола.
— Вот и я, господин следователь, к вашим услугам. Примите мои извинения по поводу запоздалого появления.
— Ничего, ничего, — пробормотал следователь, заметно смутившись.
— Конечно, я всего-навсего детектив, — продолжал Жиро. — Я ничего не смыслю в допросах. Но если бы я вел допрос, то постарался сделать это без открытого окна. Любой прохожий может легко подслушать все, что здесь происходит. Это между прочим.
Оте покраснел от злости. Было очевидно, что взаимной любви между следователем и детективом не предвидится. Они начали ссориться друг с другом с самого начала. Возможно, это было предрешено, ибо Жиро считал всех следователей дураками, а для Оте, относящемуся к своему служебному положению с уважением, небрежная манера парижского детектива не могла не быть оскорбительной.
— Ну хорошо, месье Жиро, — сказал следователь довольно резко. — Без сомнения, вы время зря не теряли и принесли нам список злоумышленников! И теперь можете точно указать место, где они сейчас находятся!
Не обращая внимания на иронию, Жиро ответил:
— По крайней мере я знаю, откуда они взялись.
— Что вы сказали?
Жиро вынул из кармана два небольших предмета и положил их на стол. Мы столпились вокруг. Предметы были самые обыкновенные: окурок папиросы и незажженная спичка. Детектив резко повернулся к Пуаро.
— Что вы здесь видите? — спросил он.
В его тоне было что-то почти грубое. Я вспыхнул, но Пуаро остался спокойным. Он пожал плечами.
— Окурок папиросы и спичку.
— А о чем это вам говорит?
Пуаро развел руками.
— Это мне не говорит ни о чем.
— А! — сказал Жиро с удовлетворением в голосе. — Вы не изучили эти предметы. Спичка не обычная, по крайней мере в этой стране. К счастью, она не была зажжена. Я бы не смог опознать ее в противном случае. Очевидно, один из бандитов выбросил окурок папиросы и закурил вторично, уронив при этом одну спичку из коробка…
— А где же другая спичка? — спросил Пуаро.
— Какая спичка?
— Да та, которой он зажег папиросу. Вы тоже нашли ее?
— Нет.
— Быть может, вы не слишком тщательно искали?
— Не слишком тщательно искал? — на мгновение показалось, что детектив взорвется от гнева, но усилием воли он сдержал себя. — Я вижу, вы любите пошутить, месье Пуаро. Но, во всяком случае, есть спичка или нет, окурка будет достаточно. Эта папироса из Южной Америки с гильзой из лакричной бумаги.
Пуаро поклонился. Заговорил комиссар:
— Окурок папиросы и спичка могли принадлежать и месье Рено. Вспомните, он вернулся из Южной Америки только два года назад.
— Нет! — ответил его оппонент уверенно. — Я уже осмотрел все вещи месье Рено. Папиросы, которые он курил, и спички, которыми он пользовался, совершенно другие.
— Вам не кажется странным, — сказал Пуаро, — что эти незнакомцы появились без оружия, перчаток и лопаты и так удачно нашли все эти предметы?
Жиро снисходительно улыбнулся.
— Безусловно, это странно. И без моей версии присутствия сообщника в доме необъяснимо.
— Ага! — воскликнул Оте. — Сообщник. Сообщник в доме!
— Или вне его, — сказал Жиро со странной улыбкой.
— Но ведь кто-то должен был их впустить? Мы не можем поверить, что они нашли дверь открытой благодаря невероятной удаче.
— Согласен, господин следователь. Дверь им открыли, но ее так же легко было открыть снаружи, как и изнутри, если у кого-то имелся ключ от дома.
— Но у кого есть такой ключ?
Жиро пожал плечами.
— Что касается ключа, то вряд ли тот, у кого он есть, признается. Но ключ мог быть у нескольких человек. У месье Жака Рено, например. Действительно он находится на пути в Южную Америку, но он мог потерять свой ключ или у него могли его украсть. Потом, у нас есть садовник. Он много лет здесь служит. У одной из молодых служанок может быть возлюбленный. Снять оттиск с ключа и изготовить по нему новый ключ очень просто. Возможностей много. Есть еще одна персона, которая, насколько я могу судить, наверняка обладает таким ключом.
— Кто же это?
— Мадам Добрейль, — сказал детектив сухо.
— Э-э! — произнес следователь. При этом лицо его сразу вытянулось. — Так вы тоже слыхали об этом, не так ли?
— Я слышу все, — пробасил Жиро самодовольно.
— Но есть одно обстоятельство, о котором, клянусь, вы не слыхали — сказал Оте, довольный тем, что может показать свою осведомленность, и не спеша рассказал о таинственном посетителе прошлой ночью, о чеке, выписанном на имя Дювина, и, наконец, протянул Жиро письмо, подписанное «Белла».
Жиро слушал молча, внимательно рассмотрел письмо и затем протянул его обратно.
— Все это очень интересно, господин следователь, но моя версия остается без изменений.
— А в чем состоит ваша версия?
— Я предпочитаю о ней сейчас не говорить. Вспомните, я ведь только начал вести расследование.
— Скажите мне, месье Жиро, — сказал Пуаро неожиданно, — ваша версия допускает, что дверь могла быть открыта, но не объясняет, почему она была оставлена открытой. Когда убийцы уходили, разве не было бы для них естественным закрыть за собой дверь? Если бы полицейский случайно подошел к дому, как это порой делается, чтобы проверить, все ли в порядке, они могли быть обнаружены и схвачены на месте.
— Допустили ошибку. Я согласен с вами, они просто забыли об этом.
И тут, к моему изумлению, Пуаро произнес почти те же слова, которые он сказал Бексу вчера вечером:
— Но я не согласен с вами. Дверь была оставлена открытой или преднамеренно, или по необходимости, и любая версия, которая не признает этого факта, обречена на неудачу.
Мы все смотрели на него с чувством большого недоумения. Казалось бы, просчет в оценке вещественных доказательств — окурка и спички — должен был унизить Пуаро. Но он сидел перед нами довольный собой, как никогда, и не моргнув глазом читал нотацию великому Жиро.
Детектив крутил ус, насмешливо разглядывая моего друга.
— Вы со мной не согласны, ну что же. Тогда ответьте, что вас особенно поражает в этом деле? Мне хотелось бы знать ваше мнение.
— Есть одно обстоятельство, которое обращает на себя внимание особо. Скажите, месье Жиро, вам ничего не кажется знакомым в этом деле? Оно вам ни о чем не напоминает?
— Я не могу сказать сразу. Хотя, мне кажется, что нет.
— Вы ошибаетесь, — сказал Пуаро спокойно. — Почти точно такое же преступление было совершено раньше.
— Когда? И где?
— Ах, этого, к сожалению, я не могу припомнить в данный момент, но я вспомню. Я надеялся, что вы сможете мне помочь.
Жиро скептически хмыкнул.
— Было много судебных дел, в которых фигурировали преступники в масках! Я не могу помнить все подробности, касающиеся их. Все преступления напоминают друг друга более или менее.
— Но есть такой факт, как индивидуальный почерк. — Пуаро лекторским тоном обратился к нам всем сразу. — Я говорю вам сейчас о психологии преступления. Месье Жиро очень хорошо знает, что у каждого преступника имеется свой особый метод и что полиция, когда ее приглашают расследовать дело, скажем, об ограблении, всегда может довольно точно определить личность правонарушителя по методу, которым совершено преступление. Джэпп сказал бы вам то же самое, Гастингс. Человек — существо неоригинальное. Он неоригинален в рамках закона, в своей повседневной личной жизни, но он равным образом неоригинален и в нарушении закона. Если он совершит преступление однажды, то и все другие преступления, совершенные им, будут походить на первое. Английский убийца, который избавлялся от своих жен, топя их в ванной, являл собой как раз такой пример. Если бы он изменял свои методы, то, возможно, избежал бы ареста по сегодняшний день. Но он стал жертвой стереотипного мышления, полагая, что один раз удалось — удастся и другой, и поплатился за отсутствие оригинальности.
— Ну, а в чем смысл этой пространной тирады? — насмешливо произнес Жиро.
— Смысл в том, что, когда перед вами два преступления, абсолютно схожих по плану и исполнению, можно предположить, что они плоды одного и того же ума. И я ищу этот ум, месье Жиро, и я найду его. В этом кроется ключ к разгадке, психологической разгадке. Вы, может быть, знаете абсолютно все о папиросках и спичечных головках, месье Жиро, а я, Эркюль Пуаро, знаю, как мыслит человек! — И мой друг выразительно постучал себя по лбу.
Но на Жиро эта речь не произвела никакого впечатления.
— Я хочу сообщить вам еще об одном факте, который, может, не был доведен до вашего сведения, — продолжал Пуаро. — Наручные часы мадам Рено в день после трагедии «убежали» на два часа. Быть может, вас это заинтересует.