Убийство на поле для гольфа Кристи Агата

Глава 12

Пуаро проливает свет на некоторые вопросы

— Зачем вы измерили пальто? — с нескрываемым любопытством спросил я, когда мы шли неторопливым шагом по раскаленной дороге.

— Черт возьми! Чтобы узнать, какой оно длины, — невозмутимо ответил Пуаро.

Я был рассержен. Неисправимая привычка Пуаро делать тайну из ничего всегда раздражала меня. Я замолчал и предался ходу собственных мыслей. Мне вспомнились слова мадам Рено, обращенные к сыну: «Так ты не отплыл? — сказала она, а потом добавила:

— В конце концов, теперь это не имеет значения».

Что она имела в виду? Возможно, она знает больше, чем мы предполагаем? Она утверждает, что ей ничего не известно о таинственном поручении, которое доверил сыну ее муж. Но на самом деле так ли она несведуща, как притворяется? Не могла ли она пролить свет на тайну, если бы захотела, и не было ли ее молчание частью тщательно продуманного и подготовленного плана?

Чем дольше я об этом думал, тем больше убеждался, что прав. Мадам Рено знала больше, чем рассказала. Ее выдало удивление при виде сына. Я был убежден, что она знает если не убийц, то, по крайней мере, мотивы убийства. Но какие-то очень веские соображения заставляют ее молчать.

— Вы так глубоко задумались, мой друг, — заметил Пуаро, прерывая мои размышления. — Что это вас так заинтриговало?

Я рассказал о своих выводах, хотя и предполагал, что Пуаро может посмеяться над моими подозрениями. К моему удивлению, он задумчиво кивнул.

— Вы совершенно правы, Гастингс. С самого начала я был уверен, что она что-то скрывает. Сначала я подозревал, что она если не инсценировала, то по крайней мере потворствовала преступлению.

— Вы подозревали ее? — воскликнул я.

— Ну разумеется. Фактически она получает огромную выгоду от нового завещания. Она — единственная, кому оно выгодно. Поэтому с самого начала я обратил на нее особое внимание. Вы, может быть, заметили, что при первой возможности я осмотрел кисти ее рук. Мне хотелось убедиться, не сама ли она засунула себе в рот кляп и связала себя. Но, увы, я сразу же увидел, что веревки были так туго затянуты, что врезались в тело. Это исключало возможность совершения ею преступления в одиночку. Но все еще оставалась возможность, что она потворствовала преступлению или подстрекала к нему и у нее был сообщник. Более того, ее рассказ был мне необычайно знаком: мужчины в масках, которых она не могла узнать, упоминание о «секретных бумагах» — все это я слышал или читал раньше. Еще одна маленькая деталь подкрепила мое убеждение, что она не говорит правды. Наручные часы, Гастингс, наручные часы!

Снова наручные часы! Пуаро с любопытством разглядывал меня.

— Вы чувствуете, мой друг? Вы понимаете?

— Нет, — раздраженно ответил я, — не чувствую и не понимаю. У вас всегда эти запутанные загадки, которые вы не желаете объяснять. Вам всегда нравится до последней минуты что-то скрывать.

— Не злитесь, мой друг, — с улыбкой сказал Пуаро. — Если хотите, я объясню. Но ни слова Жиро, договорились? Он обращается со мной как с выжившим из ума стариком. Но посмотрим! Для пользы дела я дал ему совет. Если он не воспользуется им, это его дело.

Я заверил Пуаро, что он может положиться на мое молчание.

— Хорошо! Тогда давайте пользоваться нашими серыми клеточками! Скажите, мой друг, когда, по-вашему, произошла трагедия?

— Как когда? В два часа или что-то около этого, — удивленно ответил я. Помните, мадам Рено сказала, что слышала два удара часов, когда эти люди еще находились в комнате.

— Именно. И на основании этого вы, следователь, Бекс и все остальные без дальнейших расспросов определили время преступления. Но я, Эркюль Пуаро, говорю, что мадам Рено лжет. Преступление произошло по крайней мере двумя часами раньше.

— Но врачи…

— Они объявили после обследования тела, что смерть наступила от семи до десяти часов назад. Мой друг, по каким-то причинам убийцам было крайне необходимо создать впечатление, что преступление произошло позже, чем на самом деле. Вы читали о разбитых вдребезги часах и будильниках, фиксирующих точное время преступления? Чтобы время было определено не только на основании показаний мадам Рено, кто-то передвинул стрелки наручных часов на два часа и изо всех сил ударил их об пол. Но, как это часто бывает, он не достиг цели. Стекло разбилось, а механизм часов не пострадал. Со стороны убийц это было самым опрометчивым шагом. Потому что он дает основание предположить, во-первых, что мадам Рено лжет и, во-вторых, что преступникам было необходимо изменить время преступления.

— Но какие могут быть для этого причины?

— О, в этом все дело, вся тайна. Пока что я не могу этого объяснить. Мне пришла в голову только одна мысль, которая может иметь к этому отношение.

— И что это за мысль?

— Последний поезд отходит из Мерлинвиля в семнадцать минут первого.

Медленно я начал догадываться.

— Значит, если преступление произошло двумя часами позже, любой уехавший на этом поезде обладает безукоризненным алиби!

— Прекрасно, Гастингс! Вы попали в точку!

Я вскочил.

— Мы должны навести справки на станции! Наверняка они заметили двух иностранцев, уехавших на этом поезде! Мы должны сейчас же пойти туда!

— Вы так думаете, Гастингс?

— Конечно. Пойдемте же.

Пуаро охладил мой пыл, прикоснувшись к моей руке.

— Пожалуйста, идите, если хотите, дружище, но не вздумайте там говорить о приметах двух иностранцев.

— О-ля-ля, неужели вы верите вздору о людях в масках и всей этой истории?

Его слова привели меня в такое замешательство, что я просто не знал, что ответить. А он неторопливо продолжал:

— Вы слышали, я сказал Жиро, что все детали преступления мне знакомы? Так вот, из этого вытекает следующее: либо человек, совершивший первое преступление, совершил и это, либо в памяти убийцы подсознательно осталось сообщение о громком процессе, что и подсказало ему план преступления. Я определенно смогу сказать это, когда… — Он замолчал.

Я обдумывал все сказанное Пуаро.

— Но письмо месье Рено? В нем ясно упоминается о тайне и о Сантьяго!

— Несомненно, в жизни месье Рено есть тайна, в этом не может быть сомнений. С другой стороны, слово «Сантьяго», по-моему, утка, которая постоянно встречается на пути, чтобы сбить нас со следа. Возможно, оно было использовано и для того, чтобы направить подозрения месье Рено подальше отсюда. О, будьте уверены, Гастингс, опасность, угрожавшая ему, находилась не в Сантьяго, она была поблизости, во Франции.

Пуаро говорил так серьезно, с такой уверенностью, что не мог не убедить меня. Но я попытался возразить в последний раз:

— А спичка и окурок, найденные около тела? Как быть с ними?

Лицо Пуаро осветило истинное наслаждение.

— Оставлены! Намеренно подброшены для Жиро и ему подобных! О, Жиро хитер, он умеет добиваться своего. Как и хорошая охотничья собака. Он так доволен собой! Часами он ползает на животе. «Посмотрите, что я нашел», — говорит он. А потом опять: «Что вы здесь видите?» Что касается меня, я с полной искренностью отвечаю: «Ничего». А Жиро, великий Жиро, он смеется, он думает про себя: «О, он идиот, этот старик!» Но мы еще посмотрим…

Тут мои мысли обратились к главному факту.

— Тогда зачем вся эта история с людьми в масках?

— Выдумана, чтобы всех сбить с толку.

— Что же произошло на самом деле?

Пуаро пожал плечами.

— Это может сказать один человек — мадам Рено. Но она не скажет. Угрозы и мольбы не тронут ее. Она замечательная женщина, Гастингс. Как только я увидел ее, то понял, что мне пришлось встретиться с женщиной необычного характера. Сначала, как я вам сказал, я был склонен подозревать, что она замешана в убийстве. Впоследствии я переменил мнение.

— Что вас заставило это сделать?

— Ее искреннее горе при виде тела мужа. Я могу поклясться, что в ее крике звучала настоящая мука.

— Да, — задумчиво согласился я, — здесь нельзя ошибиться.

— Прошу прощения, мой друг, ошибиться всегда можно. Посмотрите на великую актрису, разве то, как она изображает горе, не увлекает вас и не поражает своей реальностью? Нет, как бы ни сильны были мои убеждения и вера, прежде чем я позволил себе сделать выводы, мне нужны были веские доказательства. Великий преступник может быть великим актером. Моя уверенность в этом деле основана не на эмоциях, а на неопровержимом факте, что мадам Рено действительно упала в обморок. Я заглянул ей под веко и пощупал пульс. Там не было обмана: обморок был настоящим. Поэтому я убедился, что ее горе искреннее, а не притворное. Кроме того, маленькая дополнительная, но интересная подробность; мадам Рено не обязательно было демонстрировать безудержное горе. У нее уже был обморок, когда она узнала о смерти мужа, и не было никакой необходимости изображать это второй раз при виде тела. Нет, мадам Рено не была убийцей своего мужа. Но почему она лгала? Она лгала о наручных часах, она лгала о людях в масках, она солгала еще кое о чем. Скажите, Гастингс, как вы объясните, что дверь была открыта?

— Ну, — несколько смутившись, сказал я, — полагаю, что это оплошность. Они забыли закрыть ее.

Пуаро покачал головой и вздохнул.

— Это объяснение Жиро. Оно меня не устраивает. Открытая дверь имеет значение, которое в настоящий момент трудно определить. Я уверен в одном: они ушли не через дверь. Они выбрались через окно.

— Что?

— Именно.

— Но на клумбе внизу не было следов.

— Не было, но они должны были быть. Послушайте, Гастингс. Садовник Огюст, как вы слышали, засадил клумбы за день до убийства. На одной осталось множество следов больших сапог, на другой — ни одного! Вы понимаете? Кто-то сюда приходил, чтобы уничтожить следы, и заровнял поверхность клумбы граблями.

— Но где они взяли грабли?

— Там же, где они взяли лопату и садовые перчатки, — нетерпеливо сказал Пуаро. — Это же элементарно.

— А что заставляет вас думать, что они выбрались этим путем? Более вероятно, что они забрались через окно, а выбрались через дверь.

— Конечно, это возможно. И все же я почти уверен, что они выбрались через окно.

— По-моему, вы ошибаетесь.

— Может быть, мой друг.

Я задумался о новых фактах, которые открылись мне благодаря заключениям Пуаро. Я вспомнил, как удивили меня таинственные упоминания Пуаро о клумбе и наручных часах. Его замечания казались тогда такими бессмысленными, а теперь я понял, как замечательно, при помощи мельчайших деталей, он разгадал многое в тайне, окружающей это дело. Я засвидетельствовал своему другу запоздалое почтение.

— Между тем, — с сожалением сказал я, — хотя мы знаем гораздо больше, чем раньше, мы не приблизились к разгадке того, кто убил месье Рено.

— Да, — бодро сказал Пуаро. — В сущности, мы сейчас гораздо дальше от разгадки.

Казалось, этот факт доставляет Пуаро странное удовлетворение. Я в изумлении уставился на него. Он поймал мой взгляд и улыбнулся.

Вдруг догадка сверкнула в моей голове.

— Пуаро! Мадам Рено! Теперь я понимаю. Должно быть, она кого-то защищает.

По спокойствию, с которым Пуаро воспринял мое замечание, я понял, что эта мысль уже пришла ему в голову.

— Да, — задумчиво сказал он. — Защищает или покрывает кого-то. Одно из двух.

Затем, когда мы пришли в отель, он жестом попросил меня молчать.

Глава 13

Девушка с тревожными глазами

Мы обедали с отменным аппетитом. Некоторое время ели молча, затем Пуаро с издевкой сказал:

— Между прочим, мы совсем забыли о ваших неблагоразумных поступках. Не расскажете ли вы о них?

Я почувствовал, что краснею.

— О, это вы про сегодняшнее утро? — мне страшно хотелось уйти от этого разговора.

Но такие номера с Пуаро не проходят. Поблескивая глазами, он за несколько минут вытянул из меня всю историю.

— Вот как! Крайне романтичная история. А как зовут эту очаровательную леди?

Мне пришлось признаться, что я не знаю.

— Еще романтичнее. Сначала случайная встреча в поезде из Парижа, затем здесь. Похоже на любовь с первого взгляда.

— Перестаньте издеваться, Пуаро.

— Вчера это была мадемуазель Добрейль, сегодня это мадемуазель… Золушка! Несомненно, Гастингс, у вас сердце турка! Вам надо завести гарем! — Пуаро улыбался.

— Не нахожу ничего смешного. Мадемуазель Добрейль очень красивая девушка, и я бесконечно восхищен ею. Я этого не скрываю. Та, другая — ничего особенного, не думаю, что когда-нибудь встречу ее еще.

— Вы не намерены снова увидеть эту леди?

В его последних словах прозвучал неподдельный интерес, и я заметил, что он проницательно взглянул на меня. Я вспомнил вывеску: «Отель „Дю Пар“», написанную большими огненными буквами, и как она сказала: «Заходите ко мне», и как я поспешно пообещал: «Приду обязательно».

Стараясь принять беззаботный вид, я ответил:

— Она приглашала меня зайти, но я, конечно, не пойду.

— Почему, «конечно»?

— Ну, мне не хочется.

— Вы сказали, что мадемуазель Золушка остановилась в отеле «Англетер», не так ли?

— Нет, в отеле «Дю Пар».

— Ах да, я забыл.

У меня возникло сомнение. Определенно, я ничего не говорил Пуаро про отель. Я взглянул на него и успокоился. Он резал хлеб на аккуратные маленькие квадратики и был полностью поглощен этим занятием. Должно быть, ему показалось, что я говорил, где остановилась девушка.

Мы выпили кофе на веранде, глядя на море. Пуаро выкурил одну из своих крошечных сигарет, потом достал из кармана часы.

— Поезд в Париж отходит в 2.25, — заметил он. — Мне пора идти.

— В Париж? — воскликнул я.

— Я так и сказал, мой друг.

— Вы едете в Париж? Но почему?

Он очень серьезно ответил:

— Искать убийцу месье Рено.

— Вы думаете, он в Париже?

— Я совершенно уверен, что нет. Тем не менее я должен искать его там. Вы не понимаете, но в свое время я все объясню. Поверьте мне, поездка в Париж необходима. Я уезжаю ненадолго. Скорее всего, вернусь завтра. Не предлагаю сопровождать меня. Оставайтесь здесь и наблюдайте за Жиро. Кроме того, поддерживайте знакомство с месье Рено-сыном.

— Да, — сказал я. — Разрешите спросить, как вы узнали об интимных отношениях Жака с Мартой?

— Мой друг, я знаю человеческую натуру. Сведите вместе юношу вроде молодого Рено и красивую девушку вроде мадемуазель Марты, и интимные чувства неизбежны. Потом, ссора с отцом! Она могла быть только из-за денег или женщины, судя по тому, как Леони описала гнев юноши. Я предположил последнее. И оказался прав.

— Вы сразу заподозрили, что она любит молодого Рено?

Пуаро улыбнулся.

— Во всяком случае, я видел ее тревожные глаза. С тех пор мадемуазель Добрейль для меня — девушка с тревожными глазами.

Серьезность тона Пуаро давала основание предположить, что он прочел в глазах девушки еще что-то.

— Что вы имеете в виду, Пуаро?

— Мне кажется, мой друг, что скоро мы это узнаем. Но я должен идти.

— Я провожу вас, — сказал я, вставая.

— Вы не сделаете ничего подобного. Я запрещаю.

Он был так категоричен, что я с удивлением уставился на него. Он выразительно кивнул.

— Вы меня правильно поняли, дружище. До свидания.

Когда Пуаро ушел, мне стало скучно. Я направился на пляж и стал разглядывать купающихся, не чувствуя в себе достаточно энергии последовать их примеру. Я представил, что среди них в каком-нибудь удивительном костюме веселится Синдерелла, но ее не было видно. Я бесцельно побрел по песку вдоль берега. Невольно пришла мысль, что, в конце концов, приличия требуют, чтобы я навестил девушку. Этим история и окончится. А если я совсем не пойду, она вполне может навестить меня на вилле.

Поразмыслив таким образом, я оставил пляж и направился в город. Вскоре я нашел отель «Дю Пар». Это было довольно скромное заведение.

Крайне неловко не знать имени леди, к которой идешь. Чтобы не попасть в глупое положение, я решил зайти и осмотреться. Возможно, я увижу ее в холле. Я вошел, но ее нигде не было. Я подождал, сколько позволило мое терпение. Потом отвел в сторону консьержа и сунул ему пять франков.

— Я хочу видеть одну леди, которая здесь остановилась. Молодую англичанку маленького роста с темными волосами. Я точно не помню ее имени.

Мужчина отрицательно покачал головой, подавив усмешку.

— У нас нет такой леди.

— Но леди сказала мне, что она остановилась здесь.

— Месье, должно быть, ошибся или, скорее, ошиблась леди, потому что только что о ней справлялся еще один джентльмен.

— Что вы говорите? — удивленно воскликнул я.

— Да-да, месье. Джентльмен, который описал ее точно так же.

— Как он выглядел?

— Он был маленького роста, хорошо одет, чисто выбрит, с жесткими усами, голова у него была странной формы, глаза зеленые.

Пуаро! Так вот почему он не разрешил мне проводить его до станции! Какая дерзость! Я был бы благодарен, если бы он не совался в мои дела. Неужели он думает, что за мной надо присматривать?

Поблагодарив консьержа, я в растерянности ушел, все еще разозленный на моего дотошного друга.