Дневник моего исчезновения Гребе Камилла
Я замечаю, как Сванте таращится на элегантное пальто Манфреда. Шелковый платок в нагрудном кармане поник, как увядший цветок.
– Что, черт возьми, происходит? – спрашивает Манфред, кивая в сторону трупа на опушке и проводит рукой в перчатке по щетине на подбородке. – Мы ищем пропавшего полицейского, а натыкаемся на подстреленную женщину?
Сванте кивает.
– Так оно и есть. Подтверждаю. Действительно странно. Сейчас расскажу все, что знаю. Но сначала одна вещь. Мы нашли ее уже после того, как позвонили тебе.
Манфред хмурит лоб, выпячивает живот, обтянутый пальто.
– Что за вещь?
Сванте кивком приглашает идти за ним к черному полиэтиленовому пакету, стоящему в снегу рядом с прожектором.
Сванте нагибается и достает прозрачный пакет. Протягивает его Манфреду и направляет фонарик так, чтобы нам было лучше видно.
Манфред изучает содержимое пакета. Это кроссовок – весь в коричневых пятнах в лужице полурастаявшего снега.
У меня вырывается:
– Это же кроссовка Ханне.
Манфред кивает.
– Ханне? – спрашивает Сванте. – Той, что утратила память?
– Ее самой. Где вы это нашли?
– В двадцати метрах от тела. В лесу. Мы бы никогда его не нашли под снегом, если бы не Рокки. Наша собака.
Манфред встречается со мной взглядом и недоуменно качает головой, словно ему не верится, что это действительно кроссовка Ханне в пакете.
– Как она здесь очутилась? – восклицает он и возвращает пакет Сванте. Потом продолжает: – Как только закончим, едем к Ханне. Попробуем ее расспросить.
Манфред замолкает, о чем-то задумываясь. Смотрит на гору. Одинокая снежинка повисла у него на щетине. Смахнув ее, он просит Сванте:
– Расскажи, что известно на данный момент.
– Собачий патруль нашел ее в пять минут третьего, – докладывает Сванте, кивая в сторону мертвой женщины. – Дежурный судмедэксперт считает, что она мертва по меньшей мере три дня. Может быть, четыре. В воскресенье температура опустилась ниже нуля. Если бы труп лежал здесь дольше, он бы начал разлагаться. А если меньше, то снежный покров был бы тоньше. Одна нога торчала из-под ели. Ее-то и засыпало снегом.
Манфред обдумывает информацию.
– Вы вчера здесь искали?
– Да, но, должно быть, пропустили. Под ветками ее было не видно.
Манфред снова молчит. Оглядывает поляну и кивает.
– Если она лежит здесь трое-четверо суток, значит, она погибла в пятницу или субботу.
Андреас откашливается.
– Тогда же, когда…
Он замолкает и смотрит на труп на снегу в ярком свете прожекторов.
– Когда пропал Петер, – заканчивает за него Манфред. – Это не случайность, что кроссовка Ханне найдена поблизости. Что нам известно о жертве?
– Немного, – отвечает Сванте. – Женщина. Лет пятидесяти. Босая, легко одетая. Следы выстрела в грудь и ударов по голове.
– Застрелена и избита? – удивленно спрашивает Манфред.
– Именно, – подтверждает Сванте. – Пойдемте посмотрим? И я расскажу остальное.
Темноту снова озаряет вспышка. В свете фотоаппарата лицо Манфреда выглядит усталым и опухшим.
Андреас смотрит на захоронение, покрытое снегом, потом поднимает взгляд к небу.
– Это место что, проклято? – спрашивает он.
Никто не отвечает. Что тут ответишь? Сложно отрицать тот факт, что захоронение находится в эпицентре всех трагических событий в Урмберге.
Я думаю о девочке. Прошлые события оживают в памяти. Закрыв глаза, я чувствую теплую руку Кенни, слышу звон бутылок в пластиковом пакете. Помню, как листья папоротника щекотали мне бедра, когда я присела пописать, как пальцы трогали белый гладкий предмет, который я приняла за шампиньон.
А теперь еще и это.
Все ниточки ведут сюда – к древнему захоронению посреди леса.
Это должно что-то значить. Но что?
Сванте снимает варежки и прижимает ладони к замерзшим щекам, чтобы согреться.