Путешественница Гэблдон Диана
Джеффрис влил в себя второй стакан и высказал свое мнение на этот счет:
– Оно и понятно: старый козел с молоденькой козочкой. А вообще я думаю, что за леди главное слово, потому как никогда нельзя знать наверняка. Так что пусть его милость не бесится.
Повариха злорадно скривила губы в улыбке, с удовлетворением сообщая гостям строго конфиденциальную информацию.
– Правда, можно и не знать точно, кто отец. И его милость не знает толком. Но нам-то известно, что младенчик уж наверняка не его, не может быть его!
Джеффрис наконец включился в беседу:
– Вот как? Его милость не может?..
Он загадочно скосил глаза и широко ухмыльнулся. Джейми ощутил, что ему нехорошо, и глотнул еще бренди.
– Я не могу судить, но сказывали… Горничная их говорила, она убирала простыни после их первой ночи. Так на них не было ни единого пятнышка!
Джейми не смог больше ждать, слушая всякий вздор и каждый раз вздрагивая от новых неожиданных подробностей. Он махнул рукой на довольно хмыкающего кучера и спросил в лоб:
– Малыш жив?
Повариха, а еще больше Джеффрис вперили в него изумленные глаза. Повременив, женщина кивнула.
– Ну да. Говорят, что славненький, хорошенький, здоровый. Да разве тебе не рассказывали? Мать, бедняжка, скончалась.
Кухня умолкла. Джеффрис быстро осенил себя крестным знамением, проговорил слова молитвы об упокоении новопреставленных и залпом допил содержимое стакана.
Джейми же чувствовал, что в глазах его щиплет, и ему хватило честности, чтобы не отнести это на счет выпитого. Он был потрясен и опечален. Если раньше в горле застревала еда, то теперь оно сжалось и наполнилось чем-то противным, ощутимым, словно ему заткнули рот колючей пряжей. Захрипев, он спросил:
– Когда?
– Утром. – Кухарка покачала головой, жалея леди. – Перед полуднем ласточка наша скончалась. От родов. Думали, что все образуется, но нет. Мэри Энн говорила, что леди держит малыша и смеется.
Она испустила тяжелый вздох.
– Да недолго ей было смеяться. На заре пошла кровь, опять – так уже бывало. Доктор спешил изо всех сил, да только…
Она договорила бы, если б не дверь, распахнувшаяся со стуком. Мэри Энн тоже спешила сюда изо всех сил. Она таращила глаза и задыхалась от бега, переживания и напряжения.
– Хозяин, лорд требует вас! – Она смотрела на Джейми и на кучера, так что нельзя было понять, кого именно требует лорд Дансени. – Обоих и сейчас же, – уточнила она. Дальнейшие слова были обращены к Джеффрису: – Сэр, он просит пистолеты!
Джеффрис окончательно протрезвел и, испуганно посмотрев на конюха, припустил к карете, стоявшей в конюшне. Он хранил там пару пистолетов под своим сиденьем: возница должен был защитить экипаж от нападения разбойников в дороге.
Джеффрис потратил совсем немного времени на поиск оружия, а найдя его, проверил, не отсырел ли порох. Джейми не стал терять драгоценных минут и потребовал от вконец напуганной Мэри Энн отвести его в кабинет, к лорду.
Но даже если бы девушка и не сопровождала его, он догадался бы, куда ему следует идти: из кабинета был слышен громкий разговор, не предвещавший ничего доброго. Голоса звенели от напряжения. Джейми помешкал, думая, идти ли одному с пустыми руками либо ждать подкрепление в виде Джеффриса и его пистолетов.
– Моя бедная девочка еще теплая, а вы уже выдвигаете столь бесстыдные обвинения! Это гнусно и подло! Вы трус! – кричал лорд Дансени. – Ее ребенок не будет жить здесь ни одной минуты!
– Бастард будет жить со мной! – По голосу Эллсмира было ясно, что граф чертовски пьян. – Он бастард, это верно. Но закон на моей стороне! Он мой наследник и будет жить со мной! Я купил его, заплатил кругленькую сумму и имею на него право! Его мать была шлюхой, да, но она родила его для меня.
– Проклятье! – Дансени взвизгнул. – Купили? Вы? Да как… вы смеете намекать, что…
– Ничего я не смею, я говорю как есть. – Эллсмир на удивление ясно мыслил и лучше держал себя в руках, чем лорд Дансени. – Мы заключили с вами сделку: я платил, вы продавали. Так вот, продавая мне дочь, вы надули меня. – Он осклабился. – Товар оказался бракованным. Я платил за девственницу с добрым именем. Она не была девственницей. Тридцать тысяч фунтов пропали даром. И я теперь сомневаюсь, что могу быть уверен в ее добром имени.
Джейми стоял за дверью и слышал, как Эллсмир налил себе вина, а потом, верно, выпил, потому что с грохотом опустил кубок на стол.
– Сэр, я могу сказать, что вы выпили слишком много спиртного. – Дансени честно пытался справиться с обуревавшими его чувствами. – Это единственная причина того, что я слышу сейчас эти нелепые и грязные обвинения в адрес моей покойной дочери. И это дает мне основания забрать внука и покинуть ваше имение.
– Что-о? Внука? – протянул Эллсмир, нимало не испугавшись. – Да вы, как я погляжу, все думаете, что ваша задравшая лапки птичка была ангельским созданием и не знала, как задирать юбку. Э нет, тогда я вам расскажу, как было. Она…
Тираду Эллсмира прервало восклицание, затем послышался стук – что-то упало на пол. Джейми мигом сообразил, что произошло, и бросился на помощь. Граф Эллсмир и лорд Дансени катались по коврику у камина, отчаянно тузя друг друга. Так они могли вызвать пожар, и нужно было действовать.
Джейми выждал минутку и в удобный момент схватил Дансени за шиворот, поднимая его с пола.
– Милорд, не нервничайте. Не стоит так поступать. – Джейми тащил лорда Дансени прочь от Эллсмира.
Лорд намеревался продолжить схватку.
– Хватит, старый осел! – в сердцах воскликнул Джейми.
Эллсмир побеждал в схватке и мог бы убить лорда, такого же старого, но более крепкого и здорового.
Граф встал сам, без помощи Джейми. Он пристально смотрел на Дансени, пытаясь убить его хоть взглядом.
Жидкие волосы его растрепались, плечи вздрагивали, дергая тучное тело.
– Дерьмо. – Он вытер ладонью слюну и говорил почти спокойно. – Каково – на меня…
Он с шумом втягивал в себя воздух, протягивая руку к колокольчику. Джейми понял, что нужно спасать общую ситуацию, а не лорда Дансени, и подскочил к хозяину дома.
– Милорд, не стоит, – он выбрал самый умильный и обходительный тон. Эллсмир оказался зажатым словно в тисках и оттертым от спасительной веревки. – Не стоит этого делать, потому что… не нужно… вмешивать слуг.
Он отправил графа в глубокое кресло.
– Милорд, вам лучше быть здесь.
Наконец появился Джеффрис, несший пистолеты. Он уже взвел курки, но не понимал, кому же требуется помощь: Эллсмир возился в кресле, пытаясь встать, а побелевший Дансени едва стоял. Он шатался, но не падал.
Кучер ожидал, что лорд объяснит, что ему следует делать, но поскольку тот, разумеется, молчал, Джеффрис попросил помощи у Джейми, инстинктивно понимая, кто сейчас хозяин положения. Шотландцу это не понравилось. Какого черта он впутался сюда? А похоже, что его собираются впутать еще глубже. Хэлуотерцы должны были сматываться, пока не наделали бед. Поневоле пришлось распорядиться:
– Милорд, идемте.
Секрет того, что Дансени не падал, был прост: старик держался за стол. Джейми оторвал его и повел к выходу. Навстречу им появилась женская фигура.
– Уильям?
Леди Дансени удивленно смотрела на мужа, требуя объяснений. Она сама была убита горем.
Ее полные руки сжимали нечто, походившее на комок белья.
– Служанка передала, что ты хочешь видеть малыша…
Она не успела спросить, что произошло в кабинете. Эллсмир все-таки ухитрился встать и бросился к ребенку, отталкивая Джеффриса с пистолетами.
– Я не отдам его!
Старый граф властно толкнул супругу лорда, схватил конверт с малюткой и прижал его к себе, прыгнув к окну, чтобы никто не отобрал у него внука. Он был похож на затравленного зверя. Злобно сверкая глазами, он снова заявил:
– Он мой, и я не отдам его!
Малыш закричал во всю силу маленьких легких, протестуя против подобного дележа, шума и всеобщей суматохи. В свою очередь, Дансени хотел вернуть маленького наследника имения графа Эллсмира и бросился к старику.
– Дайте!
– Пошел вон, скотина!
Эллсмир отскочил от наседавшего лорда и распахнул окно. Скрытый занавесками малыш рыдал.
– Убирайся немедленно! Вон отсюда! Слышишь – пошел вон! – Он открыл окно пошире. – Пошел прочь, тварь, или я размозжу голову этому бастарду о камни!
Он вытянул малыша над мостовой. Высота дома была около тридцати футов, и ребенок наверняка бы убился, если бы упал.
Фрэзер повиновался слепому инстинкту. Во время боев он всегда так поступал и всегда выживал, даже в самой жаркой схватке. Он выхватил из руки Джеффриса оружие, быстро повернулся в сторону Эллсмира и выстрелил.
Он не целился, но попал точно. Все мгновенно затихло, даже малыш умолк. Эллсмир поднял густые брови, удивляясь, как такое могло произойти с ним, затем пошатнулся, не удержал равновесие и начал падать. Джейми очень ясно видел, что в суматохе пеленки размотались и одна из них была пробита пулей.
Он сжимал в руках то, что было его сыном. Сверток пищал, ворочался, пытался сбросить с себя пеленки, словом, жил своей особой жизнью, из-за которой только что пролилась кровь и которая была для Джейми дороже всего на свете. Отец стоял дрожа, неспособный ни к новым действиям, ни к рассудительным мыслям. Он не видел и не слышал никого и ничего: ни того, что огонь лижет его сапоги, ни того, что под ногами издает предсмертные хрипы Эллсмир, ни того, что леди Дансени истерически кричит, – все было неважно, потому что он держал на руках сына.
– Мне нужен Маккензи. Оставьте нас одних.
Леди Дансени была рождена не для конюшни. Даже недолгое присутствие ее здесь было нелепым: пухленькая немолодая бледная женщина в трауре была похожа на фарфоровую статуэтку. Место статуэток – каминная доска, и она должна была быть там, тогда как сейчас стояла среди больших сильных животных, дурно пахнущих, и небритых конюхов. Того и гляди разобьешься.
Удивленный Хью поклонился госпоже, уважая ее волю, потрепал себя за волосы и ушел к себе.
Джейми видел фарфоровую бледность лица леди Дансени. Уголки носа и блестевшие глаза напоминали, что перед ним стоит живая женщина, а не кукла, но общее впечатление от госпожи было таким, будто махонького гордого кролика одели в траур и поставили перед ним.
Нужно было предложить гостье стул, но его здесь не было. Не предлагать же сено или грязную тачку, в самом деле.
– Маккензи, утром состоялся коронерский суд.
– Да, миледи.
Ему было известно это, как и то, что о состоявшемся суде знали все. Конюхи пытались избегать его сегодня, боясь шотландца, словно зачумленного.
Поскольку в кабинете у Эллсмира находился Джеффрис, он рассказал остальным слугам о том, что стряслось между господами и кто прикончил старого графа. Об этом знали все, но не судачил никто.
– Постановили, что граф Эллсмир погиб в результате печального происшествия, иначе говоря, несчастного случая. Это произошло из-за расстройства, – губы ее дернулись, – графа, возникшего после смерти моей дочери.
Она выговорила фразу до конца, совладав с дрожащим голосом. Леди Дансени, будучи женщиной, проявила большую стойкость и сдержанность в своей скорби, нежели лорд Дансени, – тот и вовсе не вставал с постели, как только приехал домой после разыгравшейся трагедии.
– Да, миледи?
Джейми не был в суде, его не вызвали. На суде из слуг Хэлуотера присутствовал только возница Джеффрис, а о том, что в Эллсмире в тот день был конюх Маккензи, суд не знал.
Леди Дансени посмотрела на своего верного слугу. Ее глаза были похожи на глаза Изабель, младшей дочери, – такие же светлые, цвета морской волны и отражающегося в ней неба. Но в силу возраста ее волосы отличались: русые косы блестели не естественным здоровым блеском, а сединой, ясно видимой на свету.
– Маккензи, мы благодарны тебе, – прошептала леди Дансени.
– Спасибо за честь, миледи.
– Мы очень, очень благодарны, – с нажимом произнесла она. – Скажи, ведь тебя зовут не Маккензи, верно? – внезапно поинтересовалась госпожа.
– Верно, миледи.
В конюшне было душно от проникавшего сквозь щели солнца и от спертого воздуха, наполненного запахом лошадей, но Джейми обсыпало морозом. Неужели леди Джинива поделилась перед смертью их тайной?
К счастью, леди Дансени корректно сменила тему разговора, видя, что конюх молчит в нерешительности.
– Думаю, не к спеху узнавать, кто ты. – Она улыбнулась, ободряя его. – Но кое-что я все же спрошу: хочешь вернуться домой?
– Куда домой? – опешил Джейми.
– В Шотландию, разумеется. Мне кое-что известно о тебе. – Она внимательно изучала его застывшее в напряжении лицо. – Не знаю, какое твое настоящее имя, но от мужа знаю, что ты участвовал в восстании якобитов и сослан сюда под надзор Джона.
Фрэзер метнул в нее пытливый взгляд, но не заметил какого-то недоверия или огорчения. Она потеряла дочь, но получила внука, и мелкий обман шотландского парня вряд ли мог тронуть ее.
– Миледи, смею надеяться, что вы не сердитесь на меня за эту хитрость. Лорд Дансени…
– Я знаю, он не хотел пугать меня, – уверенно закончила она. – Но не стоило беспокоиться.
Вспомнив о муже, переживавшем за нее, леди Дансени перестала хмуриться, отчего морщинка от сведенных бровей почти исчезла. Джейми растрогался и ощутил неожиданную боль от этого знака теплой привязанности.
– У нас немного денег. Эллсмир говорил тогда об этом, пытаясь уязвить нас. Да, это верно – мы кругом должны. Но мой внук теперь владеет одним из наибольших состояний в графстве.
Джейми не мог предпринять ничего лучше, чем снова согласиться. «Да, миледи» – эти слова уподобляли его попугаю, но что ему было говорить? Возможно, попугай в большой гостиной обладал большей свободой слова. О том, что в Хэлуотере живет редкая птица, Джейми узнал, когда подсматривал в окошко усадьбы на закате, желая хоть издали увидеть молодого графа Эллсмира, когда того принесут в большую комнату.
– Мы никуда не выезжаем, – откровенничала леди Дансени. – В Лондоне мы почти не бываем, Уильям не обладает влиянием в высшем обществе. Но…
– Да, миледи? – в десятый раз спросил Фрэзер.
Он постепенно стал понимать цель визита леди на конюшню и с замиранием сердца приготовился слушать.
– Джонни… лорд Джон Грей довольно влиятельный человек с большим состоянием. Его приемный отец… но это не так важно, как кажется.
Она вскинула плечо в черной ткани.
– Джон имеет влияние, в отличие от нас, и мы можем попросить пустить его в ход, чтобы ты мог вернуться домой. Потому я здесь. Маккензи, ты хочешь на родину, в Шотландию?
Джейми ловил ртом воздух, будто слова леди Дансени были ударом под дых.
Родина! Бросить навсегда Англию с ее туманами и болотами, отправиться туда, куда так долго запрещали идти, отправиться не боясь, идти по знакомым тропам не таясь, дышать воздухом гор и свободы, видеть утесник и вереск! Освободиться отсюда!
Забыть о чужбине, забыть о притеснениях. Забыть вражду и перестать быть одиноким. Вернуться в Лаллиброх, увидеть, как Дженни повиснет у него на шее, как Эуон засветится радостью и обнимет его, как детишки веселой гурьбой вцепятся в его одежду, растаскивая дядюшку на куски.
Покинуть Хэлуотер – и навсгда покинуть своего ребенка.
Леди Дансени ничего не заметила, настолько искусно Джейми скрыл свои чувства. Его лицо было непроницаемо для чужих взглядов, но сердце разрывалось от боли.
Он видел вчера мальчика. Малютка спал в корзинке, и чтобы полюбоваться им, Фрэзеру пришлось влезть на норвежскую ель, ветки которой доставали до окна детской, разместившейся на втором этаже.
Джейми таращил глаза, пытаясь рассмотреть мальчика сквозь мешавшие взгляду иголки. Он видел лишь профиль маленького личика, но этого было достаточно. Кружевная подушка лежала под его щечкой, головку накрывала шапочка. Сбившись, она открыла взору миниатюрную головку, на которой топорщился золотистый пушок.
«Хвала Господу – он не рыжий». Джейми перекрестился, подумав первое, что пришло в голову.
«Боже, да он крохотный!» Это была вторая мысль, вызвавшая отчаянное желание влезть в окно и взять малютку на руки. Его тельце, живое и теплое, утонет в сильных отцовских ладонях, красивый изгиб головки отлично ляжет ему в руки, и Джейми запомнит, как это – держать на руках сына.
– Малютка, ты сильный мальчик. – Джейми говорил с сыном на расстоянии. – Сильный, смелый и очень красивый. Но ты такой маленький! Какой же ты маленький…
Леди Дансени ожидала его ответа. Алекс Маккензи наклонил голову, понимая, что будет жалеть о своем опрометчивом поступке, что, наверное, очень ошибается, намереваясь сказать то, что хочет. Но по-другому нельзя было поступить, и он проговорил:
– Миледи, спасибо за доброту, но… я не уеду… пока.
Госпожа удовлетворенно кивнула. Казалось, она не удивилась, только повела светлой бровью.
– Слово за тобой, Маккензи. Уедешь, когда захочешь, только скажи.
Она повернулась вокруг своей оси, как будто была заводной фигуркой из механических часов, и покинула конюшню. Мир Хэлуотера с его ежедневными заботами снова поглотил ее. Мир, который держал теперь Джейми намного сильнее, чем прежде, так, как не держала ни одна тюрьма.
Глава 16
Уилли
Удивительно, но следующие несколько лет, проведенные в Хэлуотере, были для Джейми такими же светлыми и радостными, как годы его брака.
Он не должен был отвечать ни за арендаторов, ни за свою семью, ни за чужие семьи, ни за друзей – словом, он был свободен от всех своих прежних обязанностей, а это облегчало его жизнь. Он был предоставлен сам себе, насколько это было можно в Хэлуотере, а обязанности конюха не тяготили его.
Королевский суд не вызывал его и не предъявлял обвинений, а это многого стоило. Впрочем, Джеффрис ляпнул кому-то о настоящей причине смерти Эллсмира, и это мгновенно сделалось слухом среди слуг. К счастью, это благотворно повлияло на положение Джейми: слуги уважали его и не относились панибратски.
Питался он не в пример хорошо – вовсе не то что в тюрьме; одежда была сносной и не давала замерзнуть; письма, которые удавалось получать из Лаллиброха, содержали утешительные сведения. Значит, можно было не беспокоиться о судьбе домашних.
Неожиданно спокойное течение дней в Хэлуотере стало еще более спокойным: восстановились хорошие отношения с лордом Джоном Греем. Майор честно приезжал в Элуотер каждые три месяца, и Джейми поначалу не находил особого удовольствия в его визитах. Грей был сдержан, вежлив и интересовался исключительно тем, что не выходило за рамки его должностного интереса.
Когда леди Дансени говорила о том, что Джейми может получить свободу, она связывала это с влиянием Грея: «Джонни… лорд Джон Грей довольно влиятельный человек с большим состоянием. Его приемный отец… но это не так важно, как кажется».
Но это было очень важно. Джейми не ошибся, когда считал, что король не имеет отношения к его наказанию: за него замолвил слово лорд Джон Грей. Со стороны майора это вовсе не была месть или особое злорадство – вряд ли он радовался, видя Джейми конюхом, – это была искренняя помощь и рука поддержки. Для осужденного шотландца, принимавшего участие в восстании, нельзя было сделать ничего большего, и Грей пустил в ход все свое влияние, чтобы убедить оставить Джейми в Англии, пусть и в услужении, но не отправлять его в американские колонии. Государственный преступник таким образом получил свет, свежий воздух и – в придачу – лошадей. В сложившихся условиях этого было очень много.
Когда Грей в очередной раз приехал в Хэлуотер, Джейми выждал, чтобы никто не мог им помешать, и тихонько стоял, опершись на изгородь, пока лорд любовался гнедым. Какое-то время оба молчали.
– Ходит королевская пешка, – сказал Джейми негромко, но отчетливо. Он также смотрел на лошадь, ожидая реакции Грея.
Тот удивился этим словам, сказанным будто бы походя, но не обернулся, а только скосил глаза в том направлении, где была изгородь. Но затем он все же повернул и голову, и все тело к Джейми, подойдя к ограде и берясь за нее с другой стороны.
– Королевский конь бьет слона, – произнес он.
Грей говорил с заметной хрипотцой.
Каждый визит майора в Хэлуотер непременно содержал поход на конюшню, где вдали от чужих глаз Грей и Джейми говорили на разнообразные темы. Они нечасто играли в шахматы по памяти, а настоящей доски не было, и все же эти разговоры давали Джейми возможность не чувствовать себя оторванным от мира и закрытым в усадьбе лорда Дансени. В конце концов, это было хорошее развлечение, и скоро визиты майора Грея действительно стали приносить удовольствие обоим.
А еще у Джейми был Уилли.
Лошади Хэлуотера были хороши сами по себе, а в ловких фрэзеровских руках похорошели еще больше. Дедушка Уилли, старый лорд Дансени, усадил малыша на пони, прежде чем тот научился как следует ходить. И он не прогадал: в трехлетнем возрасте Уилли уже ездил верхом сам. Во время этих поездок при нем неотлучно находился конюх Маккензи.
Уилли рос чудесным мальчишкой, смелым, хорошо сложенным, белозубым и очень упрямым. У него не было ни отца, ни матери, могущих его усмирить или, если уж на то пошло, задать трепку или хотя бы просто сделать суровый выговор, и девятый граф Эллсмир, единственный наследник Эллсмира и Хэлуотера, творил что хотел, наводя ужас на слуг и изводя бабушку и дедушку, готовых всячески баловать внука, и молодую тетушку. Но на Маккензи его дерзкие выходки почему-то не распространялись.
Джейми, завидя шаловливое настроение Уилли, всегда прибегал к испытанному средству – обещанию, что больше не будет позволять малышу помогать конюху с лошадьми и возиться на конюшне. Это всегда действовало отрезвляюще на юного графа, но Джейми побаивался, что скоро эти угрозы перестанут иметь действие и что, возможно, следует когда-нибудь прибегнуть к более убедительным методам переубеждения.
Уилли говорил со всеми одинаково вызывающе, и с тетушкой, и со служанками. Когда маленький Джейми Фрэзер говорил так с женщинами, ему немедленно доставалось на орехи от любого находящегося рядом мужчины, благодаря чему он усвоил нехитрые правила поведения в женском обществе. Было бы очень полезно объяснить мальчику, например в пустых яслях, как следует вести себя. Но будучи конюхом, Фрэзер вряд ли мог себе это позволить.
Все же Уилли составлял главную радость в жизни Джейми. Он и конюх Маккензи были неразлейвода. Когда мальчик подрос и уже мог взобраться на большую лошадь, он проводил на конюшне и в особенности с конюхом добрую половину времени, благо там всегда было интересно. Он бесстрашно восседал на телегах, доверху груженных сеном, которое везли с верхних лугов, и влезал на тягловых лошадей, когда те тащили за собой каток, вспахивая горные поля.
Но было кое-что, что могло омрачить жизнь Джейми, более того – что угрожало его существованию в Хэлуотере. Забавно, но это был опять же Уилли.
– Хорошенький мальчик, прямо ангелочек! А как храбро держится в седле! – восторгалась леди Грозир. Она говорила с леди Дансени, а Уилли гордо выставлял себе на обозрение, кружа по лужайке.
Леди Дансени поддержала гостью:
– Да, он души не чает в своем пони, а еще больше в конюхе Маккензи. Так и торчит в конюшне, нам еле удается вытащить его на обед. Он столько времени проводит в конюшне и с лошадьми, что мы шутим, что он уже походит на конюха.
Леди Грозир не было никакого дела до конюха, но теперь она поневоле обратила на него внимание и вскрикнула:
– Да, ваша правда! Плечи Уилли так же развернуты, как и у конюха, и наклон головы такой же… Как занятно!
Похолодевший Джейми склонился перед дамами, почтившими его своим вниманием.
Он всячески пытался не обращать внимания на то, что Уилли с возрастом все больше становится похож на него, Фрэзера, и на то, что не он один замечает это. Толстенький малютка Уилли, лежащий в кроватке, как и все младенцы, не был ни на кого похож, но с годами у него обозначились щеки и подбородок. Носик еще не носил характерных для кого бы то ни было черт, но было заметно, что он скоро сделается фрэзеровским, как и скулы. Глаза синели глубокой синевой глаз Джейми. Они были даже слегка раскосыми – несомненное доказательство сходства физиономий юного графа и его конюха.
Дождавшись, пока все уйдут в дом или по своим делам, Джейми потрогал свое лицо. Неужто так заметно? Мальчонка не рыжий: у него волосы матери – светло-каштановые, с легким золотистым блеском. А что касается огромных торчащих ушей… Джейми не был уверен в том, что его уши не торчат точно так же.
Но он не мог сказать ничего определенного на этот счет: за время, которое он жил в Хэлуотере, у него не было возможности взглянуть на свое отражение, ведь у конюхов не было зеркал, а со служанками он старался не водиться.
Во дворе стояло корыто. Джейми изобразил крайнюю заинтересованность водомеркой, бегавшей по воде, – нужно было остерегаться чужих внимательных глаз, – и стал всматриваться в водную гладь этого импровизированного водоема. Разумеется, это сложно было назвать гладью, ведь поверхность воды бороздили водомерки, плавунцы, к тому же там было полно трухи от сена.
Смотреть было трудновато, но Джейми увидел главное – Уилли был решительно похож на него. Незадачливый конюх сглотнул, наблюдая, как глотает Джейми, отраженный в воде. Да, у Уилли были те же плечи и та же голова, а глаза… Это были исконно фрэзеровские глаза: такие были у самого Джейми, у Дженни и у их отца Брайана. Пройдет совсем немного времени, и носик мальчика, пока кнопка, сделается прямым, а скулы будут высокими и широкими. Вот тогда-то все раскроется.
Фрэзер отошел от корыта. Он долго раздумывал, глядя на стоящих лошадей в конюшне, но не видел их. Он жил здесь несколько лет, и вот, похоже, пришло время прощаться.
Июльское солнце нещадно пекло, но Джейми Фрэзеру было холодно.
Что ж, нужно в самом деле поговорить с леди Дансени, как она сама предлагала.
Была середина сентября, когда Джон Грей привез в Хэлуотер бумагу, подтверждавшую, что государственный преступник Джеймс Фрэзер прощен. У Джейми уже были какие-никакие деньги, которые можно было потратить на дорогу. Леди Дансени презентовала ему лошадь. Прощание с Хэлуотером почти состоялось – оставалось попрощаться с Уилли, который ничего не знал о готовившемся отъезде его любимого конюха.
– Я уеду завтра. – Джейми усердно рассматривал копыто гнедой и сообщил мальчику эту новость как бы между прочим.
Они подковывали ее, и на полу валялась стружка от ороговелого нароста, который стерли с копыта.
– Куда? В Дервентуотер? Возьмешь меня с собой?
Уильям, виконт Дансени, девятый граф Эллсмир, сидевший на яслях, соскочил с них, оглашая конюшню стуком. Гнедая зафыркала, отпрянув.
– Не нужно так делать, – отметил Джейми неподобающее поведение мальчонки. – Разве ты не видишь, какая Милли нервная? Нельзя ее так пугать.
– Почему нельзя?
– А что ты скажешь, если тебе сделают вот так? Не забоишься?
Джейми ущипнул Уилли где-то над коленом. Тот пискнул от боли и, кажется, понял почему, но тут же спросил:
– А пока тебя не будет, можно я покатаюсь на Милли?
– Нет, – Джейми по десять раз на дню, а то и больше вынужден был отказывать Уилли в его прихотях, когда мальчик хотел слишком многого. – Сколько раз я тебе повторял: она слишком большая.
– А мне хочется, Мак!
– И что же?
– Так оседлай ее! Я хочу!
Девятый граф Эллсмир задрал голову, требуя немедленного выполнения очередной своей прихоти, но Джейми одарил его таким холодным взглядом, что мальчуган стушевался и перестал смотреть вызывающе. Конюх спокойно поставил на пол копыто Милли, спокойно поднялся и посмотрел на Уилли с высоты шести футов четырех дюймов (в Уилли было три фута шесть дюймов), а потом сказал:
– Нет.
– Да! Почему нет? Да! – Мальчишка затопал по сену. – Ты будешь делать то, что я говорю, ты должен!
– Нет, я не буду, потому что я не должен.
– Да, да, ты должен, должен!
– Нет, потому что…
Джейми помолчал, подбирая слова, встряхнул головой и сел на корточки перед Уилли.
– Понимаешь… Я не буду делать то, чего ты хочешь, потому что я уже не конюх. Вот так. Я ведь говорил, что уезжаю. Далеко.
Мальчишка вконец растерялся. Даже веснушки – у него были забавные веснушки – потемнели.
– Как же так… ты не можешь так поступить! Не можешь уехать.
– Так нужно.
– Нет, не нужно!
Граф Эллсмир сжал зубы и стал похож на прапрадедушку со стороны отца. Джейми был крайне рад, что он один знал, как выглядел Саймон Фрэзер, лорд Ловат, иначе обитатели Хэлуотера были бы поражены сходством.
– Не нужно, я не дам тебе этого сделать!
– Милорд, ты ведь понимаешь, что больше не можешь распоряжаться мной. Мне нужно уехать, и я сделаю это, хочешь ты этого или нет. – Джейми был настроен решительно и радовался оттого, что может говорить Уилли что хочет.
– Если ты не останешься… – Парнишка не мог быстро выдумать сколько-нибудь серьезной угрозы, поэтому использовал первое грозное оружие, бывшее в его распоряжении. – Если ты не останешься, я перепугаю всех лошадей, буду кричать, визжать и топать, вот!
– Ах ты негодник! Вот попробуй только – ты у меня получишь!
Джейми уже мог не заботиться о том, как воспримут тот или иной его поступок в Хэлуотере, поэтому мог поступать как считал нужным и в самом деле отшлепать избалованного графа. Пуганые породистые лошади были достаточным основанием для телесного наказания.
Маленький граф рассердился, наверное, еще пуще Джейми: пытаясь повлиять на принятое решение, он вдохнул побольше воздуха и понесся по конюшне, визжа изо всех сил.
Гнедая Миллз Флер была недовольна тем, что ее копыта трогали и что-то там делали с ними, а когда паршивец Уилли промчался мимо нее с оглушающим писком, она громко заржала и встала на дыбы.
Другие лошади услышали ее тревожный призыв и также заржали; некоторые били копытами по стойлам. Малец бежал, выкрикивая ругательства – к удивлению Джейми, он знал их предостаточно, – пиная ногами загородки и тем самым еще больше пугая лошадей.
Нельзя было допускать, чтобы переполошилась вся конюшня. Джейми схватил гнедую под уздцы и едва смог вывести ее наружу. К счастью, от этих манипуляций никто не пострадал. Когда Миллз Флер была привязана к изгороди загона, Фрэзер отправился на поиски Уилли.
Тот орал и продолжал бегать по конюшне, не замечая ничего вокруг.
Когда юный граф, в очередной раз пробегая мимо входа, выдал новую порцию ругательств, Джейми легко подхватил его за шиворот – тот брыкался и орал во всю мочь, – поднес к колоде, служившей для подковки лошадей, положил Уилли себе на колени, хорошенько врезал ему несколько раз и рывком поставил на ноги.
– Ненавижу!
Уилли принял вертикальное положение, тяжело дыша. У него было заплаканное лицо; в ярости он сжал кулаки.
– И я не рад тебе, негодник, маленький бастард! – Джейми не выбирал выражений.
Мальчонка покраснел еще больше.
– Нет! Я не бастард! Извинись! Не называй меня так никогда, не имеешь права! И никто не имеет! Я не бастард! Забери свои слова!
Джейми не ожидал такой реакции. Выходит, Уилли был свидетелем какого-то неприятного разговора, и… Он слишком долго пробыл в Хэлуотере, чтобы это прошло бесследно для мальчика.
– Извините, милорд. Я был не прав, мне не следовало говорить этого. Я беру свои слова обратно.
Джейми очень хотел крепко обнять Уилли или хотя бы взять его на руки, но… Но он был конюхом, пускай и бывшим, а мальчик был графом, пускай и юным.
Уилли честно пытался принять вид, хоть отдаленно напоминающий графский: он сдерживал вновь набежавшие слезы и утирал исподволь высыхавшие.
– Милорд, разрешите мне.
Джейми сделал то, что ему давно хотелось: встал перед мальчиком на колени и достал грубый платок, чтобы утереть им нос Уилли. Тот смотрел на него очень грустно.
– Мак, ты совсем никак не можешь остаться?
Читать бесплатно другие книги:
