Глубина в небе Виндж Вернор
Диди в рубке пискнула от удивления. Впервые Вики увидела, как инженер реагирует на передачу, которую сопровождает. Раппопорт Дигби на сцене вдруг сел так прямо, будто ему сзади воткнули копье. Но голос достопочтенной Пьетры остался таким же спокойным, будто обсуждалось, пойдет ли дождь.
– И мы будем жить и работать всю Тьму, как будто это всего лишь долгая ночь?
– Да! Как вы думаете, зачем все эти разговоры об атомной энергии?
– Итак, мы все станем Ходящими во Тьме, и не будет ни Тьмы, ни Тайны, ни Глубины, где будет покоиться разум рода паучьего. Все это заберет наука.
– Вздор! На этом одном маленьком мирке не будет более настоящей тьмы. Но Тьма будет всегда. Выйдите ночью из дома, достопочтенная Пьетра. Посмотрите вверх. Мы окружены Тьмой, и она останется вовеки. И как наша собственная Тьма кончается с приходом Нового Солнца, так кончается Тьма более великая у берегов миллионов звезд. Подумайте! Если когда-то цикл нашего солнца был меньше года, то еще раньше оно светило все время со средней яркостью. Есть у меня студенты, которые уверены, что почти все звезды точно как наше солнце, только намного моложе, и возле многих есть миры, подобные нашему. Вам нужна глубина, которая пребывает, глубина, от которой может зависеть род паучий? Пьетра, есть глубина в небе, и она пребудет вовек.
Тут папу занесло на излюбленную тему межзвездных путешествий. Даже у его студентов – кроме самых сумасшедших, специализировавшихся на астрономии, – стекленели глаза от скуки, когда папу сюда заносило. Очень уж это все было вверх ногами и шиворот-навыворот. Для нормального паука идея, что такие стабильные огни, как звезды, могут быть подобны солнцу, была таким актом веры, которого и большинство религий требовать не решались.
Дигби и достопочтенная слушали, раскрыв пасть, как папа все дальше развивал эту теорию. Дигби всегда нравилась научная часть передачи, а сейчас он был вообще загипнотизирован. Пьетра же… она быстро оправилась от первого остолбенения. То ли она это уже слышала, то ли это уводило ее от пути, по которому она намеревалась двигаться.
Часы в рубке оттикивали секунды к лавине рекламных объявлений, которыми передача всегда кончалась. Кажется, последнее слово останется за папой… хотя Вики была уверена, что достопочтенная смотрит на часы внимательней, чем на все, что делается в студии, выжидая точно выбранного стратегического момента.
И тут церковница подтащила поближе микрофон и заговорила достаточно громко, чтобы прервать поток мыслей Шерканера.
– Очень интересно, но колонизация межзвездного пространства – это уж точно не при жизни нынешнего поколения.
Папа отмахнулся.
– Наверное, нет, но…
Пьетра снова перебила голосом, полным чисто академического интереса:
– Значит, величайшее изменение в наше время – это просто покорение следующей Тьмы, которая закончит этот цикл солнца?
– Совершенно верно. Нам – всем, кто слушает нашу передачу – уже не будут нужны глубины. Это обещает нам ядерная энергия. Большие города получат достаточно энергии, чтобы сохранять тепло больше двух столетий – на все время Тьмы. Так что…
– Понимаю. И для покрытия городов понадобится огромное строительство?
– Да, и для покрытия ферм тоже. И надо будет обеспечить…
– И в этом тоже причина, почему вы хотите увеличить поколение взрослых. Вот почему вы форсируете внефазные рождения.
– Нет, не так прямо… Это просто одно из проявлений новой ситу…
– И Гокнанский Аккорд войдет в грядущую Тьму фактически с сотнями миллионов Ходящих во Тьме. Что же будет с остальным миром?
Тут, кажется, папа понял, что его круто занесло.
– Ну, другие технически развитые страны могут сделать то же самое. У стран победнее останутся обычные глубины, а пробуждение наступит позже.
В голосе достопочтенной Пьетры лязгнула сталь захлопнувшегося наконец капкана.
– Их пробуждение наступит позже? В Великую Войну четверо Ходящих во Тьме сокрушили самое мощное государство в мире. К следующей Тьме их будет не четверо, а миллионы. Кажется, это мало чем отличается от подготовки самой большой глубинной бойни в истории.
– Нет, это же совсем не так! Мы не…
– Извините, мадам и месье, но наше время истекло.
– Но…
Папины возражения покрыл рокочущий голос Дигби.
– Позвольте сказать спасибо вам обоим, что нашли сегодня время… – тра-та-та, тра-та-та.
Пьетра встала в тот самый момент, когда Дигби наконец заткнулся. Микрофоны уже были отключены, и Вики не слышала, что говорят на сцене. Церковница, очевидно, обменивалась любезностями с ведущим. А папа на другом конце сцены имел очень обескураженный вид. Когда достопочтенная Пьетра величественно мимо него прошествовала, он встал и пошел за ней, что-то на ходу оживленно говоря. Пьетра же шла, не обращая внимания, с легкой самодовольной улыбкой.
За спиной у Вики Диди Ултмот щелкала рычажками, подстраивая самую важную часть передачи – рекламу. Наконец она отключила пульт. Вид у нее был несколько озадаченный.
– Знаешь, у твоего старика идеи бывают… чудные.
Раздалась последовательность аккордов, которые можно было считать музыкой, и потом слова: «Острые руки – счастливые руки. Веселая лента избавит от скуки…»
Паучья реклама на «Радио Принстона» была иногда очень информативна. Освежитель после линьки, глазная паста, леггинсы – многие продукты имели смысл, даже если агитация за их покупку была непонятна. Были и продукты, обозначенные просто бессмысленными словами, особенно если продукт был раньше не знаком, а переводчик – из второго ряда.
Сегодня рекламу переводили именно они. Реюнг, Броут и Триксия сидели, подергиваясь, отключенные от потока сигналов. Их надзиратели уже приближались, чтобы увести их со сцены. Народ в баре Бенни сегодня тоже не обращал внимания на рекламу.
– Не, когда детки участвовали, это было интереснее, но…
– Ты уловил этот пассаж насчет космических полетов? Интересно, не повлияет ли это на План? Если…
Эзр не обращал внимания. Он все смотрел в стену, и разговоры доходили до него далеким гулом. У Триксии был вид хуже обычного. Эзру казалось, что в глазах застыло отчаяние. Он часто так думал, и десятки раз Анне Рейнольт ему говорила, что это всего лишь тяга вновь вернуться к работе.
– Эзр? – Чья-то рука тихонько коснулась его рукава. Чиви. Во время передачи она незаметно вошла в бар. Она это сделала раньше, и сидела молча, глядя на представление. Теперь у нее хватало наглости изображать из себя друга. – Эзр, я…
– Не надо, мне все ясно.
Эзр отвернулся.
И поэтому, когда это случилось, он смотрел прямо на Триксию. Надзиратели уже увели из комнаты Броута. Когда мимо проводили Ксопи, Триксия взвизгнула, спрыгнула со стула и влепила ей кулак в лицо. Ксопи дернулась, вывернувшись из рук надзирателя. Ошеломленно уставилась на вытекшую из носа кровь, вытерла ее рукой. Второй техник схватил Триксию, пока она больше ничего не натворила. Почему-то слова Триксии донеслись по общему звуковому каналу:
– Пьетра плохая! Смерть! Убить!
– Ой-ей! – Силипан рядом с Эзром оттолкнулся от кресла и стал проталкиваться к выходу. – Рейнольт будет рвать и метать. Мне надо в Хаммерфест.
– Я с тобой!
Эзр скользнул мимо Чиви и нырнул к двери. Весь бар Бенни на миг застыл в молчании, потом заговорили все сразу…
…но Эзр уже был далеко, догоняя Силипана. Они быстро двигались по главному коридору, направляясь к ангарам катеров. У шлюза Силипан что-то ввел в органайзер, потом повернулся.
– А вам двоим что надо?
Эзр оглянулся через плечо и увидел, что из бара за ними увязался Фам Тринли.
– Я должен туда полететь, Траг. Увидеть Триксию.
У Фама Тринли тоже был озабоченный вид.
– Так наш договор тогда ломается, Силипан? Мы же должны были проверить…
– А, блин! Да, надо будет посмотреть, как это все скажется на ситуации. Ладно, поехали. – Он повернулся к Эзру. – Так, теперь с тобой. Помочь ты там ничем не можешь…
– Я лечу, Траг!
Эзр заметил, что стоит ближе десяти сантиметров к Силипану, подняв кулаки в воздух.
– Ладно, ладно! Только под ногами не путайся.
Тут же замок шлюза мигнул зеленым, они уже оказались на борту и набирали скорость. Скалы блестели на солнце рядом с голубым диском Арахны.
– Чума их побери, почему это не могло случиться, когда мы были в тени? Катер!
– Да, сэр?
– Самым быстрым путем в Хаммерфест.
Обычно пришлось бы уговаривать автоматику катера – но она, очевидно, узнала голос и интонацию Трага.
– Слушаюсь!
Катер дал ускорение примерно в одну десятую g. Силипан и его спутники потянулись к ремням и пристегнулись. Скалы впереди быстро росли.
– Хреново все это вышло. Рейнольт теперь скажет, будто меня не было на месте.
– А разве не так? – спросил Тринли сбоку от Силипана.
– Ну, так, но это не должно было иметь значение. Да вообще одного надзирателя должно было хватить на всю эту гнойную команду переводчиков. А теперь я окажусь весь в дерьме.
– А что с Триксией?
– И чего Бонсол так взорвалась? – спросил Тринли.
– Ума не приложу. Они, бывает, брыкаются и дерутся, особенно те, которые одной специальности. Но сейчас – непонятно, откуда что взялось… – Силипан резко замолчал и долго смотрел в свои скорлупки. – Так, все путем. Все путем. Ручаюсь, они еще принимали звук с планеты. Что-нибудь типа неотключенного микрофона, техники передачи не сработали. Может, Андерхилл съездил своей собеседнице по морде. А тогда действия Бонсол были «адекватным переводом»… А, черт!
Этот друг теперь действительно волновался, цепляясь за случайные объяснения. Тринли оказался слишком туп, чтобы это заметить. Он ухмыльнулся и слегка хлопнул Силипана по плечу.
– Да ты не волнуйся так. Ты же знаешь, Чиви Лизолет тоже в сделке участвует. Значит, предводитель Нау хочет, чтобы зипхедов использовали шире. Мы скажем, что ты улетел на времянку помочь мне разработать детали.
Катер развернулся и начал торможение для посадки. Скалы и Арахна запрыгали по небу.
25
Как достопочтенная Пьетра уходила с радиостанции, они не видели. Папа был слегка подавлен, но улыбнулся и засмеялся, когда кобберята ему рассказали, как им понравилось представление. Он даже не пожурил Гокну за то, что показала «десятку». Всю дорогу к Дому-на-Холме Брент сидел впереди вместе с папой.
Гокна и Вики разговаривали мало. Они обе знали, что сейчас все перед всеми притворяются.
Когда приехали домой, до обеда оставалось еще два часа. Кухонная прислуга сообщила, что генерал Смит вернулась из Ставки и к обеду будет. Гокна и Вики переглянулись.
Интересно, что мама папе скажет. Самое интересное будет за обедом. Хм-м. Что же делать весь остаток дня?
Сестры расстались, бродя поодиночке по спиральным залам Дома-на-Холме. В нем были комнаты – и много – которые всегда были заперты. От некоторых даже никогда не удавалось украсть ключи. У Генерала были там свои кабинеты, хотя все самое важное она хранила в Ставке.
Вики сунулась в папин кабинет на первом этаже и в кафе с умными автоматами, но ненадолго. Она поспорила бы с Гокной, что папа не будет прятаться, но теперь поняла, что сегодня «не будет прятаться» не исключает «трудно найти». Она побродила по лабораториям, нашла обычные признаки, что он здесь был – аспирантов в состоянии озадаченности или внезапного озарения. (Студенты называли это «Ослепление Андерхиллом». Если ты уходил, ничего не понимая, все шансы за то, что папа сказал что-то стоящее. Если тебя вдруг осеняло, наверняка это значило, что папа тебя и себя ввел в заблуждение ложной интуицией.)
Новые лаборатории исследования сигналов были на верхнем этаже дома, под крышей, уставленной экспериментальными антеннами. Вики встретила выходящего оттуда Джейберта Ландерса. У этого коббера никаких симптомов Ослепления Андерхиллом не было. Плохо.
– Привет, Джейберт! Ты не видел моего…
– Да, они оба в лаборатории. – Он ткнул рукой через плечо.
Ага! Но Вики не стала сразу туда входить. Если генерал уже здесь, надо сначала произвести разведку.
– И что там делается, Джейберт?
Конечно, на вопрос о своей работе Джейберт клюнул.
– А черт его знает. Я сегодня утром подключил свою новую антенну на связь со Ставкой. Сначала согласование было отличным, но потом я начал получать те самые пятнадцатисекундные накладки – будто есть две станции вне прямой видимости. Хотел спросить у твоего отца…
Вики немножко спустилась с ним по лестнице, поддакивая непонятным словам насчет каскадов усиления и сбоев переходного процесса. Несомненно, Джейберту было очень приятно, что отец так быстро уделил ему внимание, а отцу, несомненно, было приятно найти предлог скрыться в лаборатории. Но тут показалась мать…
Вики проводила Джейберта к его клетушке-кабинету и снова поднялась по лестнице, на этот раз обойдя лабораторию со стороны служебного входа. В конце коридора виднелся столб света. Ха! Дверь приоткрыта. И слышен голос генерала. Вики подкралась к двери.
– …просто не понимаю, Шерканер. Ты так умен, как ты мог вести себя как последний идиот?
Виктория Шерканер застыла на месте и чуть не попятилась по коридору. Никогда еще не слышала она, чтобы мама говорила так сердито. Просто даже… больно слушать. С другой стороны, Гокна все что хочешь отдаст, лишь бы услышать ее рассказ. Вики тихо пошла вперед, повернув голову, чтобы заглянуть в узкую щелку. В лаборатории все было так, как ей помнилось – полно осциллографов и скоростных самописцев. Кое-какие из аппаратов Джейберта стояли без кожухов, но явно мама пришла раньше, чем они успели всерьез заняться электронной расчлененкой. Мама стояла перед папой, закрывая ему возможность видеть Вики лучшей парой глаз.
И уж точно я в центре маминого слепого пятна.
– …на самом деле так плохо все вышло? – спрашивал папа.
– Да!
Шерканер Андерхилл увял под гневным взором Генерала.
– Не знаю, как это получилось. Она меня застала врасплох. Вот этим замечанием про Брента. Я знал, что когда-нибудь это будет. Мы с тобой это обсуждали. Даже с Брентом мы об этом говорили. И все равно меня это сбило с ног. Я запутался.
Мама дернула рукой, отметая это замечание.
– Не в этом проблема, Шерк. Ты дал отличный ответ. Проявилась боль на фоне нежной отцовской заботы. И тут через минуту она тебя втягивает в…
– Если не считать астрономии, я сказал только то, что мы планировали сказать в передаче в следующем году.
– Ага, только выдал это все сразу!
– Знаю. Пьетра заговорила как умный и любознательный коббер. Как Хранк или как наши сотрудники в Доме-на-Холме. Она поставила интересные вопросы, и меня они увлекли. И знаешь что? Эта Пьетра – она умная и легко схватывает. Было бы у меня время, я бы ей объяснил…
Смех Генерала прозвучал резко и невесело.
– Господь подземный, ты просто дурак! Шерканер, я… – Мама протянула к папе руку. – Ладно, прости меня. Знаешь, я на своих работников никогда так не срываюсь.
Папа ласково агукнул, будто говорил с Рапсой или малышом Хранком.
– Ты же знаешь, милая, в чем здесь причина. Ты меня любишь не меньше, чем себя. А как ты себя грызешь, я знаю.
– Изнутри. И молча.
Они минуту помолчали, и Виктория Младшая пожалела, что ввязалась в эту игру в разведку с Гокной. Но когда мама заговорила снова, ее голос был почти нормален.
– Мы оба здесь облажались. – Она открыла кейс и вытащила какие-то бумаги. – В следующем году «Час науки» должен был постепенно представить силу и возможность жизни во Тьме в соответствии с расписанием первых строительных подрядов. Мы ожидали, что когда-нибудь будут и военные последствия, но не на этом этапе.
– Военные последствия – сейчас?
– Во всяком случае, глубокое маневрирование. Ты знаешь, что эта Пьетра из Тифштадта?
– Конечно. Акцент ни с чем не спутаешь.
– У нее хорошее прикрытие, частично потому, что оно истинно. Достопочтенная Пьетра входит в Совет Трех Церкви Тьмы. Но при этом она еще тайный агент среднего уровня Дела Божьего.
– Братства.
– Именно. У нас после войны с тиферами отношения дружелюбные, но Братство начинает это менять. Они уже несколько малых государств взяли фактически под свой контроль. При этом они являются легитимной сектой Церкви…
В конце длинного коридора за спиной Виктории Младшей кто-то включил свет. Мама подняла руку и застыла неподвижно. Ой-ой! Наверное, она заметила неясный силуэт, знакомые бороздки и бронированные рубчики. Не поворачиваясь, генерал Виктория Смит скомандовала:
– Младшая! Закрой дверь и иди в свою комнату!
– Да, мама, – тихо и робко прозвучал ответ Виктории Младшей.
Задвигая дверь лаборатории, она еще успела услышать:
– Проклятие, я трачу пятьдесят миллионов в год на систему безопасности, а моя родная дочь при этом ведет перехват моих…
В клинике под Хаммерфестом было битком народу. В предыдущие посещения Фама здесь бывал Траг, иногда еще один техник, и один-два «пациента». Сегодня… ручная граната переполошила бы фокусированных сильнее, но не намного. Оба МДИ были заняты. Один из надзирателей готовил Ксопи Реюнг к вложению в МДИ, женщина стонала и вырывалась. В углу был привязан Дьетр Ли – физик, кажется? Он что-то бормотал себе под нос.
Рейнольт зацепилась ногой за потолочную скобу и висела над самым МДИ, не мешая техникам. Она не оглянулась, когда они вошли.
– Так, индукция закончена. Руки держите.
Техник вытащил пациента в середину комнаты. Это была Триксия Бонсол. Она оглянулась, никого не узнавая, и вдруг зашлась безутешными всхлипами.
– Вы ее де-фокусировали! – крикнул Винж, проталкиваясь мимо Трага и Тринли. Фам одним движением зацепился и перехватил Винжа, и Эзра повело в другую сторону, слегка стукнув об стену.
Рейнольт глянула в его сторону.
– Молчите или убирайтесь вон. – Она дернула рукой в сторону Била Фуонга. – Вставляйте доктора Реюнг. Будем… – дальше пошел профессиональный жаргон.
Нормальный чиновник выставил бы их ко всем чертям. Анне Рейнольт это было все равно, если они не мешают.
Силипан подплыл к Фаму и Винжу. Вид у него был мрачный и подавленный.
– В самом деле, Винж, заткнись. – Он глянул на дисплей МДИ. – Бонсол осталась фокусированной. Мы только отстроили ее лингвистические способности. Так ее будет легче… лечить.
Он неуверенно посмотрел на Триксию. Она свернулась клубком, насколько позволяли путы. Плач продолжался, неутешный и безнадежный.
Винж было дернулся в руках Фама и застыл неподвижно, если не считать дрожи, которую ощущал только Фам. Секунду казалось, что он сейчас зарыдает. Потом он вздрогнул, отвернулся и крепко зажмурился.
В комнате громко прозвучал голос Томаса Нау.
– Анне? После отключения я потерял три потока анализа. Ты не знаешь…
Рейнольт ответила почти тем же голосом, которым обращалась к Винжу:
– Дайте мне килосекунду. У меня по крайней мере пять случаев разбегания гнили.
– Господи… держи меня в курсе, Анне.
Рейнольт уже обращалась к кому-то другому.
– Хом! Что там с доктором Ли?
– Рационален, мэм, я послушал его слова. Что-то случилось во время радиопередачи, и…
Рейнольт подплыла к Дьетру Ли, как-то умудряясь не натыкаться на аппаратуру, техников и зипхедов.
– Непонятно. Прямой передачи между радиобригадой и физиками быть не должно.
Техник похлопал по карте на кармане доктора Ли.
– Регистратор показывает, что он слышал трансляцию.
Фам заметил, что Силипан тяжело сглотнул. Это тоже его оплошность? Черт побери, если этого человека отстранят, Фам лишится связи с отделом Фокуса.
Но Рейнольт все еще не замечала своего убежавшего в самоволку техника. Она наклонилась к Дьетру Ли и послушала его бормотание.
– Вы правы. Он застрял на том, что сказал тот паук о Мигающей. Сомневаюсь, что он страдает истинным разбеганием. Продолжайте за ним следить и сообщите мне, если он зациклится.
Со стен зазвучали еще голоса, и на этот раз голоса фокусированных.
– Лаборатория Мансарды, двадцать процентов начальной стадии… возможная причина: межпрофессиональная реакция на поток звуковой информации ИД-2738 «Час науки для детей»… Нестабильность не демпфирована…
– Слышу, вас, Мансарда. Готовьтесь к быстрому отключению.
Рейнольт вернулась к Триксии Бонсол. Посмотрела на плачущую женщину долгим взглядом – странной комбинацией напряженного интереса и полной отстраненности. И резко повернулась, сощурившись на Трага Силипана.
– Вы! А ну сюда!
Траг бросился через всю комнату к своей начальнице.
– Есть, мэм! Есть, мэм! – Впервые в его голосе не было скрытой наглости. Может быть, Рейнольт и недоступна месть, но ее суждения будут проводить в жизнь Нау и Брюгель. – Я проверял эффективность перевода, мэм, как посторонние – (то есть завсегдатаи бара Бенни) – будут ее понимать.
Оправдания Рейнольт пропустила мимо ушей.
– Вызовите резервную команду. Пусть проверят показания регистратора доктора Бонсол. – Она наклонилась к Триксии, глядя изучающими глазами. Переводчица перестала рыдать, тело ее свернулось судорожным клубком. – Не знаю, удастся ли ее спасти.
Эзр извернулся в руках Фама, и казалось, что он сейчас снова заорет. Но он только бросил на Фама странный взгляд и остался тих. Фам ослабил хватку и чуть потрепал его по плечу.
И они оба стали молча смотреть. «Пациенты» приходили и уходили. Отстроили еще нескольких. Ксопи Реюнг вышла из МДИ в том же виде, что и Триксия Бонсол. За последние Вахты у Фама было много возможностей наблюдать за работой Силипана и выкачивать из него сведения о процедурах. Он даже смог заглянуть в книги для начинающих по Фокусу. Но впервые он мог так вблизи посмотреть на работу Рейнольт и других техников.
Сейчас происходило что-то действительно серьезное. Разбегание гнили. Атакуя эту проблему, Рейнольт подошла так близко к эмоциям, как Фам не видел у нее еще ни разу. Частично загадку удалось разрешить сразу же. Запрос Трага в начале диспута насчет целей Братства запустил поиск по многим специальностям. Вот почему столько зипхедов слушали передачу. Несколько сот секунд анализ проходил вполне обычно, но как только результаты были переданы, между переводчиками возник всплеск переговоров. Обычно такие переговоры бывали консультативными, уточняющими слова, которые будут произноситься вслух. На сей раз это была полная чушь. Сначала поплыли Триксия и почти все остальные переводчики, и биохимия мозга показала неконтролируемые выбросы гнили. Серьезные повреждения наступили еще до того, как Триксия стукнула Ксопи Реюнг, но это была отметка начала массового разбегания гнили. Что-то, что передавалось по сети зипхедов, вызывало каскад аналогичных вспышек. Раньше, чем опасность успели полностью оценить, она захватила уже до двадцати процентов зипхедов, работа вируса у них в мозгу пошла лавиной, выдавая психотропные и просто ядовитые вещества.
Навигационных зипхедов это поветрие миновало. Шпионы Брюгеля были поражены в средней степени. Фам смотрел за всеми действиями Рейнольт, пытаясь впитать каждую деталь, каждый ход.
Если удастся сделать такое с поддерживающей сетью L1, обезвредить людей Брюгеля…
Анне Рейнольт была всюду одновременно. Каждый техник обращался к ней. Это она спасла почти всех зипхедов Ритцера, это она сумела в ограниченном объеме запустить работу Мансарды. И тут до Фама дошло, что без Анне Рейнольт исправить положение вряд ли удалось бы. Дома, в солнечной системе эмергентов, порча системы зипхедов была бы временным неудобством. Университеты выдавали кандидатов на замену, сотни клиник создавали новых фокусированных специалистов. Здесь, за двадцать световых лет от дома – дело другое. Здесь малые сбои могут неограниченно расширяться, и без сверхъестественно умелого менеджера – без Анне Рейнольт – операция Нау должна была бы рухнуть.
Когда Ксопи Реюнг вытащили из МДИ, она вытянулась неподвижно. Анне Рейнольт оторвалась от перезапуска Мансарды, несколько напряженных мгновений провела возле переводчицы. И ей не удалось добиться успеха. Еще через сотню секунд разбегание инфекции поразило ствол мозга Реюнг… и остальное уже было неважно. Рейнольд еще секунду хмуро глядела на тело… потом махнула техникам, чтобы они его унесли.
Фам смотрел, как выносили из клиники Триксию Бонсол. Она была еще жива; перед носилками шла сама Анне Рейнольт.
Траг Силипан прошел к двери вслед за ней. Вдруг, кажется, он вспомнил о своих гостях, повернулся и махнул рукой.
– Ладно, Тринли. Представление окончено.
Был Силипан хмур и бледен. Еще не было до конца известно, какое опустошение принесло разбегание; между зипхедами было какое-то непонятное взаимодействие. Обращение Трага к сети зипхедов – запрос в начале диспута – должен был быть вполне безвредным использованием ресурса. Но Траг оказался на самом острие сильнейшего невезения. Даже если не его запрос вызвал лавину, он был с ней связан. В системе Кенг Хо запрос Силипана оказался бы просто следом, который надо проверить. К несчастью, у эмергентов был неприятный обычай определять степень вины постфактум.
– А тебе что будет, Траг?
Силипан несколько испуганно пожал плечами и выпроводил их из клиники.
– Давайте обратно на свою базу – и не давай Винжу прилетать к своей зипхедихе.
С этими словами он повернулся и отправился вслед за Рейнольт.
Фам и Винж стали выбираться из глубин Хаммерфеста – одни, если не считать гарантированного присутствия шпионов Брюгеля. Мальчишка Винж был тих. В каком-то смысле он сегодня получил самую большую плюху за много лет, быть может, с момента гибели Джимми Дьема. Для потомка в далеком-далеком колене лицо его было даже слишком узнаваемым. Напоминало оно Фаму лицо Ратко Винжа в молодости – очень похожее на лицо Суры. Не очень приятные воспоминания…
Может, мое подсознание пытается мне что-то сказать… Да.
Не только сейчас в клинике – вообще всю эту Вахту. Слишком часто этот пацан на него смотрит… и в этом взгляде больше расчетов, чем презрения. Фам стал вспоминать, как вел себя все это время его персонаж по имени Тринли. Конечно, это риск – так интересоваться Фокусом. Но для прикрытия у него были мошеннические проделки Трага. Нет, даже когда они стояли в клинике и Фам был полностью поглощен действиями Рейнольт и загадкой Бонсол – даже тогда он был уверен, что имел вид лишь слегка обескураженный: старый шарлатан беспокоился, как бы эта катастрофа не разрушила сделки, которые у них с Трагом были намечены. Но как-то этот Винж его раскусил. Как? И что с этим делать?
Они добрались до главного вертикального коридора и направились по пандусу к ангарам катеров. Фрески фокусированных были повсюду – на потолке, на стенах, на полу. Местами алмазные стены были источены до прозрачности. Голубой свет – свет полной Арахны – пробивался сквозь кристалл, то темнее, то ярче, в зависимости от глубины рисунка. Поскольку из точки L1 Арахна всегда была в полной фазе, а скалы оставались в фиксированной фазе по отношению к солнцу, такой свет держался годами. Быть может, Фама Нювена захватило бы такое искусство, но теперь он знал, как оно было создано. Вахта за Вахтой он видел, проходя с Трагом Силипаном, как трудятся здесь резчики. Нау и Брюгель выбрасывали жизни неквалифицированных зипхедов на создание этих узоров. Фам думал, что по крайней мере двое из них уже скончались от старости. Выживших теперь здесь тоже не было – наверное, ушли в малые коридоры. Когда я возьму власть, все будет по-другому. Фокус – вещь страшная. И использоваться должен только в вопросах жизни и смерти.
Они миновали боковой коридор, отделанный выращенной в резервуарах древесиной. Узоры плавно извивались, следуя кривизне коридора, ведущего к апартаментам Томаса Нау.
И там была Чиви Лин Лизолет. Может, она слышала, как они идут. Скорее всего видела их выход из клиники. Как бы там ни было, а она ждала достаточно долго, чтобы ноги ее опустились на пол, как в нормальной планетной гравитации.
– Эзр, прошу тебя! Можем мы поговорить, хоть одну секунду? Я же не думала, что эти передачи…
Винж плыл рядом с Фамом, молча подтягиваясь вперед. Голова его дернулась, когда он увидел Чиви. Секунду казалось, что он проплывет мимо. Но тут она заговорила, и Винж оттолкнулся от стены, быстро нырнул и прямо к ней. Действие это было открыто враждебным, как прямой удар кулаком в лицо.
– Эй, эй! – завопил Фам и заставил себя застрять сзади, изображая бессилие. Он уже один раз сегодня удержал этого парня, а здесь сцена полностью открыта для шпионов. К тому же Фам видел, как Чиви работает снаружи. Она была в форме лучшей, чем кто бы то ни было в лагере L1, и прирожденной акробаткой. Может быть, Винжу сейчас станет понятно, что она не слишком подходящий объект, чтобы сорвать злость.
Но Чиви не стала защищаться, даже не моргнула. Винж извернулся, отвесив ей пощечину, от которой Чива завертелась на месте.
– Можем, можем поговорить! – прошипел он задыхаясь от ярости. Бросившись за ней, он залепил ей еще одну пощечину. И снова Чиви не стала защищаться, даже рук не подняла, чтобы прикрыть лицо.
Фам Нювен оттолкнулся вперед, не успев даже подумать. В глубине его сознания кто-то смеялся над человеком, которые годы маскировки бросил на кон, чтобы защитить невинную жертву. И тот же кто-то радостно его приветствовал.
Нырок Фама перешел в явно неконтролируемое вращение, и случайно его плечо въехало в живот Винжа и прижало пацана к стене. Вне поля зрения камер Фам еще хорошо ткнул его локтем. Тут же голова Винжа стукнулась об стену. Будь они все еще в резном алмазном коридоре, это могло бы кончиться серьезной раной. Теперь же Винж отлетел от стены, слабо размахивая руками. С затылка его стекала струйка крови.
– Выбери себе кого-нибудь твоего размера, Винж! Ты трус и мерзавец! Все вы, отродье Великих Семей, такие!
Гнев Фама был неподдельным – но злился он на себя, за то, что рискнул своей легендой.
Глаза Винжа стали осмысленными. Он поглядел на Чиви, стоявшую в четырех метрах от него. Девушка выдержала взгляд, и лицо ее выражало одновременно и непонимание, и решительность. А когда Винж перевел глаза на Фама, по спине старика пробежал холодок. Пусть камеры Брюгеля и не уловили всех деталей схватки, но пацан знал, насколько точно был рассчитан бросок Фама. Они миг смотрели друг на друга, потом Винж высвободился из рук Фама и направился к катерным шлюзам. Но Фам заметил его взгляд и понял. Что-то придется делать с Эзром Винжем.
Чиви бросилась за Винжем, но затормозила, не пролетев и десяти метров, и застыла на Т-образном пересечении коридоров, глядя Эзру вслед.
Фам подвинулся ближе. Он знал, что пора ему отсюда выбираться. Ясно, что за ним уже следят несколько камер, и ничего хорошего не выйдет, если оставаться здесь с Чиви еще хоть сколько-то. Так, что же сказать, чтобы безопасно смыться?
– Не беспокойся, девочка! Этот Винж того не стоит. Он тебя больше не тронет – это я тебе говорю.
Она повернулась на его слова не сразу. Боже ты мой, она выглядит точно как мать: Нау держал ее чуть ли не Вахту за Вахтой. Следов крови не заметно, но синяки уже начали проступать.
– Я же не хотела его обидеть. Боже мой, я не знаю, что сделаю, если Триксия умрет!
Чиви отбросила с лица стриженные волосы. Взрослая она или нет, но вид у нее был такой же потерянный, как в первые дни после «зверства» Дьема. Так она была одинока, что готова была исповедоваться даже такой пустой бочке, как Фам Тринли.
– Когда… когда я была маленькая, я восхищалась Эзром Винжем как никем другим, кроме папы с мамой. – Она глянула на Фама с дрожащей болезненной улыбкой. – Я так хотела, чтобы он хорошо обо мне думал. А потом эмергенты на нас напали, и Джимми Дьем убил мою маму и еще многих… Мы же теперь все в одной маленькой лодке. Нельзя позволить себе еще убийства. Вы знаете, что после бойни, которую устроил Дьем, Томас ни разу не ложился в анабиоз? Он каждую секунду этих лет прожил. Он такой серьезный, так тяжело работает. Он верит в Фокус, но открыт и иным путям. – Это она ему говорила то, что хотела сказать Эзру. – Если бы не Томас, то заведения Бенни вообще бы не было. Ни торговли не было бы, ни бонсай. Мы постепенно приводим эмергентов к пониманию нашего образа жизни. Когда-нибудь Томас сможет освободить моего отца, и Триксию, и других фокусированных. Когда-нибудь.
Фам хотел протянуть ей руку, утешить. Если не считать самих убийц, только, быть может, Фам Нювен знал, что на самом деле было с Джимми Дьемом, знал, что делают Нау и Брюгель с Чиви Лин Лизолет. Надо было потрепать ее по плечу и уйти, но он не мог. Он стоял и смотрел, и вид у него был смущенный и подавленный.
Да. Когда-нибудь. Когда-нибудь, дитя, ты будешь отомщена.
26
Апартаменты и командный пункт Ритцера Брюгеля находились на «Невидимой Руке». Он часто дивился, как это коробейники додумались до такого точного названия, в двух словах изложив суть Службы Безопасности. Как бы там ни было, а корпус «Руки» был поврежден меньше всех кораблей эмергентов и Кенг Хо. Жилые помещения команды сохранились. Главный двигатель мог бы, наверное, поддерживать ускорение в одно g в течение нескольких дней. После захвата системы связи и управления корабль переоборудовали под работу с фокусированными. И здесь, на «Невидимой руке», Ритцер был вроде бога.
К несчастью, физическая изоляция не дает защиты от разбегания гнили. Спусковым механизмом для него служит эмоциональная неуравновешенность фокусированного. А это значит, что оно может распространяться по сетям связи, хотя обычно происходило лишь среди тесно взаимодействующих зипхедов. Дома, в цивилизации, разбегание было обычной небольшой неприятностью – дополнительной причиной иметь запас на замену. Здесь, в позабытом богом Нигде, оно было смертельной угрозой. Ритцер узнал о разбегании почти одновременно с Рейнольт – но не мог себе позволить отключить своих зипхедов. Как обычно, Рейнольт отдала ему второсортный технический персонал, но он справился. Шпионов разделили на небольшие группы и вели каждую отдельно от остальных. В результате разведрапорты шли фрагментировано и требовали существенной дополнительной аналитической работы. Но ничего крупного они все же не пропустили… а детали можно будет подогнать потом.
За первые двадцать килосекунд разбегания Ритцер потерял трех зипхедов. Он велел Омо от них избавиться и продолжать координировать работу остальных. Потом спустился в Хаммерфест и долго совещался с Томасом Нау. Кажется, что Рейнольт грозит потеря шестерых, включая приличную порцию переводчиков. Низкий уровень потерь у Брюгеля произвел на старшего предводителя должное впечатление.
– Держите своих людей включенными, Ритцер. Анне считает, что переводчики стали болеть за участников в этом проклятом диспуте у пауков, и разбегание гнили стало лишь эскалацией обычного несогласия зипхедов. Может и так, но этот диспут был куда как далеко от фокуса переводчиков. Когда положение утрясется, я хочу, чтобы вы прочесали каждую секунду ваших записей в поисках подозрительных событий.
Еще через 60 Ксек Брюгель и Нау согласились, что кризис миновал, во всяком случае, для зипхедов Службы Безопасности. Сержант Омо снова включил шпионов в общение с людьми Рейнольт, но по буферизованной связи, и начал детальное сканирование недавнего прошлого. Катастрофа, несомненно, подорвала работу Ритцера, хотя и очень ненадолго. Примерно на тысячу секунд была потеряна защита эмиссии. Тщательное расследование показало, что за это время ничего не было направлено за пределы системы; долговременное укрытие не было обнаружено. Переводчики что-то кричали мимо контроллеров, но пауки не заметили – не удивительно, поскольку хаотичная передача очень похожа на переходные шумы.