Империя травы. Том 1 Уильямс Тэд
«Если он еще жив», – подумал Порто, который все больше сомневался в успехе их миссии. Он даже подумать не мог, какими многочисленными окажутся тритинги, собравшиеся возле озера, и каким опасным будет это место для двух солдат из Эркинланда.
Когда они проходили мимо входа в огромный лагерь клана Черного Медведя, Порто заметил, что у изгороди, идущей вдоль берега озера, собираются люди, точно зрители, ожидающие парада.
– Посмотри на них, – сказал он Левиасу. – Как ты думаешь, они собрались посмотреть, как Эолейра приведут к тану Рыжебородому? Впрочем, мы все равно ничего не сможем сделать.
– Может быть, – ответил Левиас. – Давай отыщем безопасное место и посмотрим, что будет дальше. В любом случае узнаем, здесь ли он.
Порто не казалось, что собравшаяся толпа ждет казни, скорее они рассчитывают не на такие смертельные развлечения. Впрочем, он плохо понимал мотивы поведения тритингов, которые больше любили кровавые состязания и жестокие наказания, чем жители городов. Ни Порто, ни Левиас не говорили на языке обитателей лугов, хотя Порто все еще помнил несколько слов с тех пор, как сражался у берегов озера Тритингов. Однако здесь хватало чужаков, говоривших на наббанайском языке и вестерлинге, и вскоре Порто уже понял, что предстоит встреча и переговоры – Рудур призвал одного из вождей кланов, быть может, чтобы наградить или наказать.
Солнце, окутанное алым сиянием, исчезло за холмами, и толпа возбужденно зашумела.
– Ты высокий, но не такой уж большой! – закричал кто-то на наббанайском языке.
Послышались новые насмешки, и сначала Порто не понял, над кем потешаются зрители, но тут увидел, как к лагерю клана Черного Медведя приближается темноволосый мужчина, возвышавшийся над толпой собравшихся. Он был бледным для обитателя лугов, но одет как вождь – в меха и кожаные ожерелья, а его поза указывала на то, что он не обращает внимания на несущиеся из толпы оскорбления. За ним следовала дюжина всадников, большинство с эмблемами клана Жеребца, одного из самых сильных среди Высоких тритингов, а также еще несколько человек, но Порто не сумел понять, к какому клану они принадлежат. Все они были вооружены, но оружие осталось в ножнах или на поясе, когда они приблизились к воротам.
Молодой мужчина, ехавший рядом с вождем, привстал на стременах и что-то крикнул стражникам, стоявшим по другую сторону тяжелых деревянных ворот. Через мгновение они отворились, воины клана Черного Медведя разошлись в стороны и пропустили темноволосого мужчину и его отряд. Гости проследовали к самому большому фургону и разноцветным шатрам, стоявшим вокруг него, в задней части лагеря.
– Рудур поставит его на место, нужно только немного подождать, и все это увидят, – сказал кто-то на наббанайском. – Рудур никому не позволит взлететь выше, чем он.
Порто повернулся, чтобы посмотреть на мужчин у себя за спиной, и увидел троих в грязной одежде, которая наверняка была безупречно чистой, когда они отправились в путь.
– А кто это только что въехал в лагерь? – спросил Порто у бородатого мужчины. – Вождь клана Жеребца?
Купец бросил на него быстрый подозрительный взгляд, но ответил:
– Его зовут Унвер – он тан северных кланов, который хочет занять более высокое положение. Судя по всему, он уже успел сделать себе имя, и Рудур хочет встретиться с ним лицом к лицу. – Купец прищурился и посмотрел в темноту. – А кто ты такой, друг? Я тебя не узнаю.
– Мы наемники, – ответил Порто. – Ищем работу.
– Возможно, нам понадобятся такие люди. – Купец окинул его придирчивым взглядом с головы до ног. – Однако я должен сказать, что вы не самые впечатляющие наемники из тех, что мне доводилось видеть. Ты, сэр, очень стар, а твой спутник слишком толстый. Вы оба не можете рассчитывать на полную плату.
Левиас зашевелился.
– Что он говорит? – спросил он.
– Они хотят нас нанять, – ответил Порто, который отнесся к происходящему с юмором.
– Тогда скажи им, что нам не нужна их вонючая работа. – Похоже, Левиас узнал слово «толстый».
– Мой спутник благодарит вас за предложение, но мы уже нашли работу, – Порто вновь перешел на наббанийский. – Но, пожалуйста, ответьте еще на один вопрос. Почему так много людей собралось, чтобы посмотреть, как тан встречается с Рудуром? Должно быть, такие встречи бывают довольно часто?
– На самом деле, нет, – ответил купец, а потом огляделся по сторонам и понизил голос: – Этот тан Унвер… кое-кто утверждает, будто шан вернулся.
Порто уже доводилось слышать этот титул – он означал: великий король, тан над всеми танами.
– Неужели правда? – спросил Порто.
– Да хранит нас Эйдон. – Купец сотворил знак Дерева на груди, широко и многозначительно, а на его круглом лице появилась искренняя тревога. – Нам лучше молиться, чтобы это было не так, – в противном случае все наши города сгорят.
Раздосадованный Эолейр, настроение которого становилось все хуже, закутался в плащ и наклонился к огню. Он радовался, что лето еще не закончилось, но уже давно отвык спать на земле, и его слабое старое тело и хрупкие кости давали о себе знать. Кроме того, кусачие насекомые, живущие у озера, казалось, имели что-то личное против него. А хуже всего было то, что с завязанными запястьями он не мог почесать укушенное место. Только разговор мог отвлечь его от печальных мыслей, но длиннобородый Хотмер был не слишком болтливым.
– И почему все так заинтересовались встречей Рудура Рыжебородого с каким-то таном? – снова спросил Эолейр, потому что в первый раз так и не получил ответа.
Вечером большая часть отряда Агвальта покинула лагерь, чтобы насладиться удовольствиями, которые мог предоставить Танемут. Несколько человек отправились в лагерь клана Черного Медведя, расположенного у подножия священных гор, – их заинтересовали слухи о Рыжебородом и новом тане клана Жеребца.
Хотмер сделал большой глоток из меха, а потом предложил его Эолейру, который умудрился сделать пару глотков, несмотря на связанные запястья.
– Ничего интересного, – сказал разбойник, а потом, после некоторых размышлений, добавил: – Я ненавижу этих людей.
Эолейр не сразу его понял.
– Тритингов? – уточнил он. – Но разве ты сам не из их числа?
Хотмер сердито фыркнул.
– Но я не из кланов. И не из тех, кто родился в Гадринсетте.
Эолейр решил пока не отвлекаться на последние слова Хотмера.
– Но кто такой этот Энвер и почему все о нем говорят?
Хотмер сплюнул в огонь и некоторое время смотрел, как шипит плевок.
– Унвер, а не Энвер. Потому что поговаривают, что он шан.
Эолейр слышал это слово, но очень давно, еще во времена своей молодости.
– Что-то вроде военачальника?
– Избранный богом, – сказал Хотмер. – Он должен объединить все кланы. Говорят, что знаки следуют за ним, как птицы за крестьянином, сажающим зерна. – Он вздохнул и сделал еще один глоток из меха. – Дерьмо и больше ничего.
Это было заметно больше, чем Эолейру обычно удавалось вытянуть из Хотмера.
– Иногда мне кажется, что боги не особо интересуются нашей жизнью, в отличие от того, что принято считать, – заявил Эолейр. – Неужели они слушают каждую молитву? Выполняют ли они пожелания одного человека и отвергают другого? Мой народ считает, что боги спорят и даже сражаются между собой, как люди. Как ты думаешь, такое может быть?
– Не знаю. Мне все равно. – Хотмер замолчал, погрузившись в собственные мысли, он больше не хотел разговаривать.
Эолейр уже собрался перебраться туда, где все спали, когда к ним подошел Главарь разбойников Агвальт, который вернулся из того места, где выпивки было более чем достаточно. Светловолосый разбойник остановился и посмотрел на Хотмера и Эолейра.
– Ты не гасила костер ради меня, мама? – спросил он у Хотмера. – Ты приготовила мне лепешки на горячих камнях?
Хотмер ничего не ответил. Вождь повернулся к Эолейру:
– Вот. Дай мне твои руки.
Граф не доверял пьяной болтовне разбойника, к тому же в последнее время он двигался не слишком быстро, что рассердило Агвальта.
– Клянусь сожженными пальцами Тасдара, поторопись! Ты заставляешь меня пожалеть о своей доброте.
Когда Эолейр наконец протянул к Агвальту руки, тот развязал узел, и веревка упала на землю.
– Вот так. Мы ведь не хотим, чтобы твои руки почернели и отвалились, верно? Мы ведь собираемся получить за тебя хорошую сумму золотом. Ну, давай, разотри запястья. Твоя свобода продлится недолго.
– Тем не менее благодарю. – У Эолейра появилось ощущение, что его руки кто-то колет невидимыми иголками.
– Если хочешь продемонстрировать свою благодарность, не делай ничего, что заставило бы меня пожалеть о моей доброте. Я бы предпочел получить выкуп за целого тебя, но возможны и другие варианты. Мы друг друга поняли?
– Да, поняли.
Однако Агвальт не уходил, он продолжал стоять на месте, слегка покачиваясь.
– Я видел так называемого шана, – заявил он. – Он въехал в лагерь Рудура с дюжиной воинов из клана Жеребца, надменный до последнего предела. Он глупец. Рудур съест его, как весеннего ягненка, и выплюнет кости.
– Вы не верите, что он шан?
Агвальт вновь обратил свое рассеянное внимание на Эолейра.
– Разве бывало когда-то, чтобы те, что называли себя шанами, оказывались ими? – спросил он.
– Я слышал легенды о тане, который сумел объединить племена, – сказал Эолейр.
– Ты имеешь в виду Эдизеля. Да, его называли шаном. – Агвальт рыгнул и вытер рот кулаком. – Он умер во времена моего прапрапрадеда – его убил собственный сын и стражи после очередной проигранной вой- ны обитателям городов. Ну и какой он был после этого шан? Агвальт снова рыгнул. – А теперь дай мне свои руки, граф Над Как-там-тебя, я свяжу их снова, чтобы ты не вздумал учинить какое-нибудь безобразие. – Агвальт перевел слегка затуманенный взор на Хотмера. – Ты за него отвечаешь, жеребец.
Хотмер презрительно фыркнул.
– Это не мой клан.
– Тогда тебе следует радоваться, что ты нашел таких замечательных спутников, как мы. Когда ты живешь в лугах, опасно оставаться одиночкой, нужно, чтобы кто-то прикрывал тебе спину. – Агвальт хлопнул Хотмера по плечу, достаточно сильно, чтобы тот крякнул, неприятно улыбнулся Эолейру, а потом побрел в сторону лагеря.
Глава 16
Два Санцеллана
Его святейшество Видиан II, ликтор эйдонитской церкви, невысокий мужчина на десять лет старше Мириамель, обладатель веселой улыбки, которую он использовал, как дикобраз иголки, чтобы держать людей на расстоянии, был похож на умеренно успешного лавочника, если бы не дорогие одеяния, изящно расшитые серебром и золотом. А здесь, в собственных покоях, в глубинах Санцеллана Эйдонитиса, ликтор носил черную ермолку вместо одной из высоких шляп, чтобы сделать вид, решила Мири, что это просто встреча старых друзей, которые – так уж случилось – являются едва ли не самыми могущественными людьми Светлого Арда.
– Я так рад, что у нас появилась возможность поговорить, ваше величество, – сказал Видиан, поглаживая существо, сидевшее у него на коленях и почти скрытое складками тяжелой мантии. – Я рад снова видеть вас при более благоприятных обстоятельствах.
Мириамель попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Семь лет назад ликтор Видиан прибыл в Эркинланд на похороны Джона Джошуа, и, хотя в тот момент она испытывала благодарность к ликтору, сейчас это воспоминание было для нее тяжелым.
– И я тоже рада, – наконец удалось ответить ей. – Жаль только, что я не могу провести с вами сегодня больше времени.
– О да, конечно, свадьба. – Видиан слегка подвинул кучку меха и жира у себя на коленях, и Мири удалось разглядеть очень маленького бульдога с выпуклыми глазами и выдающейся вперед нижней челюстью. – Мы бы хотели там побывать, не так ли, Фракси? – Он поднял глаза и увидел, что Мири смотрит на собаку. – Его полное имя Феракс, потому что он невероятно свирепый. – Ликтор улыбнулся и почесал подбородок собаки. – В любом случае я сожалею, что не смогу участвовать в сегодняшних празднествах, но мне не позволяет моя немощь. – Он указал на свою распухшую левую ногу, лежавшую на подушке. – Подегрис, так называют ученые люди эту болезнь, но всем остальным она известна как «подагра». Пожалуйста, не думайте, что причина моего недомогания избыточное употребление горячительных напитков, ваше величество. Вы можете спросить эскритора Ауксиса, если не верите мне, – я воздержан, как цветок, пьющий только воду.
Мири знала, что не физическая немощь является истинной причиной, по которой Видиан намеревался пропустить свадьбу графа Друсиса и Турии Ингадарис. Связи ликтора с дядей невесты Далло были хорошо известны, поэтому ликтор хотел хотя бы формально дистанцироваться от церемонии, гораздо более выгодной для Ингадарисов, чем для Бенидривисов.
– Я не сомневаюсь, что вы огорчены, ваше святейшество, – сказала Мириамель.
– Но, ваше величество, вы же не собираетесь уходить? У вас ведь есть карета, не так ли? До поместья Далло совсем недалеко. Позвольте мне попросить отца Фино принести еще вина – во всяком случае, для вас. Меня радует, что хотя бы кто-то может насладиться вещами, которые мне недоступны.
«Например, похоронить собственного ребенка?» – подумала Мири, которую потряс неожиданно накативший на нее прилив гнева. Откуда взялся этот внезапный порыв ярости? Видиан не был святым, но и монстром Мири его не считала, и он казался искренне опечаленным, когда умер Джон Джошуа. Она постаралась скрыть замешательство, промокнув губы салфеткой.
– Я бы с радостью, ваше святейшество, но боюсь, не смогу остаться. Часы пробили совсем недавно, и скоро мне пора уходить.
– Конечно, как пожелаете. – Видиан выглядел разочарованным. Он поднял собственную чашку, сделал глоток и печально посмотрел на королеву. – Должен признать, что вода с шалфеем – не тот напиток, что был создан для мужчин. Но я думаю, что Бог хочет моего смирения, используя болезнь, чтобы напомнить мне: ничто не стоит твердо на Его Земле, если Он это не поддерживает. – И, словно бы для того, чтобы компенсировать собственные лишения, ликтор предложил кусочек хлеба Фракси.
Глаза бульдога так гротескно выпучились, когда он глотал угощение, что Мири испугалась, как бы они не лопнули.
– Мне действительно пора уходить, – повторила она.
Видиан кивнул и улыбнулся, но принялся рассказывать историю о том, как Фракси коварно гавкнул на секретаря ликтора, и тот от испуга перевернул чернильницу.
Мириамель росла как дочь принца, теперь же занимала королевский трон. Она редко беспокоилась, если ей приходилось заставлять кого-то ждать, но свадьба Друсиса и Турии Ингадарис имела не просто огромное значение, ее сопровождало множество весьма неприятных чувств. Мириамель начала думать, что Видиан совершенно сознательно пытается заставить ее опоздать.
«Еще одна странная идея, – сказала она себе. – Я совсем недавно вернулась в Наббан, но уже повсюду вижу заговоры».
Где-то высоко над ними колокол башни святого Танато пробил полчаса, но ликтор Видиан продолжал болтать, словно сойка на ветке.
Джеса не чувствовала такого возбуждения и страха с тех пор, как держала на руках Бласиса сразу после того, как Кантия его родила. Джеса не могла дождаться начала свадьбы, тот факт, что она будет принимать в ней участие, вызывал у нее трепет, и девушку радовало, что после главного пира она и остальные слуги смогут устроить собственный праздник. Но ей было страшно находиться в огромном доме графа Далло, настоящей крепости, защищенной высокими стенами, где собралось множество солдат, одетых в цвета «Буревестников» Ингадариса. И все же, пусть и в окружении врагов герцога, Джеса говорила себе, что ничего не может случиться с герцогиней или с кем-то из ее окружения, пока та находится в доме графа.
В зале собрался весь цвет Бенидривисов, кроме самого герцога Салюсера, который отправился на север с визитом в семейные владения в Ардивалисе. Джесе казалось странным, что герцог не будет присутствовать на свадьбе собственного брата, пусть они и смотрели на многие вещи по-разному, но она знала, что Салюсер был мудрым и справедливым человеком, поэтому пришла к выводу, что тот все сделал правильно. Вне всякого сомнения, герцог не опасался того, что могло здесь произойти, в противном случае он бы не позволил приехать на свадьбу жене и двум своим детям.
«Глупая девчонка, – сказала она себе. – Не забывай, здесь королева Мириамель – королева всех земель! Ничего плохого просто не может случиться». Но королева еще не приехала после визита к ликтору в Санцеллан Эйдонитис, и герцогиня Кантия начала тревожиться.
– Я обещала, что дождусь ее, – сказала герцогиня. – Где она может быть? Зачем вообще его святейшество пригласил ее в тот день, когда происходит столько других событий? – Она отмахнулась от одной из фрейлин, попытавшейся поправить вуаль на ее шляпке, которая сползла на правую сторону лица Кантии, придавая ему странное выражение. – Не сейчас, Миндия! – сказала она. – Бласис, оставайся здесь с сестрой и Джесой. Я не хочу, чтобы ты испачкал костюм до того, как начнется свадьба.
Мальчик посмотрел на нее с нескрываемым отвращением, но подошел поближе к Джесе и Серасине. Джеса редко видела сына герцога – теперь с ним занимались наставники-мужчины, но она его любила, хотя мальчик был ужасно избалованным. Она не сомневалась, что в лагуне Красной свиньи Бласиса уже несколько раз сбросили бы с крыши в воду за такие гримасы.
– Наша добрая леди, вот и она! – сказала Кантия, приподнявшись на цыпочки и выглядывая в окно, выходившее на лужайку перед большим домом.
Она повернулась и поспешно села, стараясь успокоиться, как если бы целый час просидела без движения, что, как прекрасно знала Джеса, совершенно не соответствовало истине.
Королева в окружении нескольких фрейлин, за которыми следовала пара эркингардов, стремительно вошла в комнату.
– Клянусь, что за годы, что прошли с тех пор, как я вышла замуж и стала королевой, мне не доводилось столько ездить в карете, как здесь, в Наббане. – Она уже успела сбросить плащ. – Простите меня, герцогиня. Я опасалась, что вам придется ждать еще дольше – булыжная мостовая испортила мою прическу и сбила в сторону головной убор. Я ужасно выгляжу.
Когда фрейлина Кантии бросились к королеве, чтобы привести в порядок ее волосы, маленькая Серасина проснулась и начала тихонько ворочаться. Девочка проголодалась, но герцогиня отослала кормилицу с каким-то другим поручением, поэтому Джеса намочила палец и засунула его Серасине в рот вместо соска. Она надеялась, что кормилица скоро вернется, ведь никто не хочет, чтобы ребенок плакал во время свадьбы. Во Вранне такое считалось совершенно нормальным, на любых праздниках, но в Наббане считалось плохой приметой.
Джеса посмотрела на Серасину и поцеловала ребенка в маленький круглый лоб. Как такое чудесное существо может не приносить удачу?
– Прошу прощения за то, что вам пришлось ждать, герцогиня, – сказала Мириамель, пока фрейлины суетились вокруг нее, точно пчелы над клевером. – Я без конца повторяла: «Ваше святейшество, скоро начнется свадьба…», а он отвечал: «Конечно, конечно. Вы знаете, что я руководил церемонией на свадьбе графа Далло? Как обидно, что я не смогу сделать то же самое для своей племянницы, но моя нога, вы же понимаете…», и так далее и тому подобное. Я уже начала опасаться, что он меня никогда не отпустит. – Но Джесе показалось, что королеву встревожило кое-что посерьезнее, чем наскучивший ликтор.
– Его святейшество любит поболтать. – Кантия старалась говорить небрежно, но не вызывало сомнений, что ей не терпелось поскорее спуститься вниз. – Теперь все в порядке, ваше величество? Мы можем идти?
Королева Мириамель оглядела Кантию, одетую в светло-синее праздничное платье, потом перевела взгляд на свое, темно-зеленое. И нахмурилась.
– Я похожа на сосну, – сказала она. – Однако не существует такого закона, который запрещал бы сосне быть королевой, так что мы можем идти.
Королева Мириамель пошла первой, и ее выход предваряли лишь два эркингарда и их капитан, молодой серьезный северянин с прямой спиной, которого, как Джеса слышала, звали сэр Юрген. За ними шествовала герцогиня Кантия, а также ее ближайшие друзья и родственники, далее – оставшаяся королевская стража и фрейлины обеих аристократок. Сэр Юрген, который потратил немало сил, чтобы выучить все коридоры и повороты, провел всю компанию через огромный особняк. В одно из широких, полностью распахнутых окон на нижнем этаже, чтобы впустить внутрь тепло и свет чудесного летнего дня, они увидели, что остальные гости уже собрались в великолепном саду графа Ингадариса. Джеса даже успела разглядеть юную Турию Ингадарис, ожидавшую в беседке вместе с эскритором Ауксисом в золотых одеяниях начала церемонии. Джеса подумала, что невеста еще совсем ребенок, худенький и маленький.
– Благодарение всем святым, – тихо сказала герцогиня у нее за спиной, – они не начали без нас.
– Они бы не осмелились, – сказала королева. – После того как я тряслась по бесконечным жутким булыжникам? Мне бы пришлось приказать отрубить им всем головы!
Несмотря на чудовищный смысл этой фразы, у Джесы не было полной уверенности, что королева шутит. Звучали ее слова вполне серьезно.
Вся компания спустилась по узкой винтовой лестнице в открытую аркаду, соединявшую одну часть огромного дома Далло с другой. Ступеньки уходили вниз с каждой стороны аркады – одна дорожка уходила вправо, Джеса решила, что она должна вести к главному входу в дом, другая шла к роскошному зеленому саду графа. Серасина на руках у Джесы снова начала хныкать, и, когда королева Мириамель внезапно остановилась у начала ведущих к саду ступенек и подняла руку, Джеса уже не сомневалась, что ее сейчас отругают. Но сэр Юрген повернулся – он уже успел спуститься на несколько ступенек – и мгновенно оказался рядом с королевой, положив руку на рукоять меча.
– Ваше величество? – сказал он. – Что?..
– Тихо, – сказала она. – Кто-то идет.
Юрген склонил голову, а герцогиня, остальные стражники и фрейлины резко остановились, наталкиваясь друг на друга.
– Ваше величество, – спросила одна из фрейлин, – почему мы не идем дальше?
– Помолчите. – Королева Мириамель продолжала держать руку поднятой вверх, как священник, благословляющий толпу, но ее лицо внезапно стало напряженным и очень усталым. – Я слышу звон мечей.
Теперь уже все услышали топот ног, и Джеса могла лишь молча стоять, прижимая маленькую Серасину к груди, но сердце билось так быстро, что она боялась, ребенок это почувствует.
Из-за угла дома появилась группа мужчин, не менее дюжины, и они сразу направились к аркаде, где остановились королева и ее сопровождение, явно приготовившись к схватке – несколько человек были вооружены мечами, остальные – дубинками и жуткими копьями. Сердце Джесы устремилось к горлу, мешая ей дышать.
– Встаньте у меня за спиной, ваше величество, – сказал Юрген.
Но королева проигнорировала его слова.
– Стойте! – произнесла она так громко, что маленькая Серасина испуганно заплакала.
Отряд вооруженных людей замедлил шаг, увидев множество людей в аркаде, но после единственного слова королевы замер на месте.
– С дороги! – крикнул мужчина с темной бородой и блестящими глазами.
– Ваше величество, – едва слышно прошептал Юрген, но королева даже не посмотрела в его сторону.
– Господа, я не вижу ваших приглашений на церемонию, – громко продолжала королева. – Быть может, вы покажете их моей страже, и тогда мы сможем вместе пожелать всего наилучшего невесте и жениху.
– Если вы не уберете отсюда свою задницу, то мы пройдем сквозь вас, миледи, – заявил бородатый мужчина, поджав губы. – И сквозь ваших стражников.
– Сэр Юрген, – сказала Мириамель, – дайте мне ваш меч.
На мгновение рыцарь потерял дар слова.
– Ваше величество? – наконец пробормотал он.
Она вытянула руку, продолжая смотреть на бородатого мужчину. Даже Джеса видела, что для Юргена отдать меч было все равно что добровольно согласиться на то, чтобы ему отсекли руку, но он вытащил клинок из ножен и протянул королеве рукоятью вперед. Две группы застыли друг напротив друга, придворные и стражники с одной стороны, наемные убийцы с другой.
– Я Мириамель, – заговорила королева медленно, но очень четко, – дочь Верховного короля Элиаса, внучка Верховного короля Престера Джона. Сейчас я Властительница Верховного престола. Если у кого-то из вас хватит мужества атаковать свою королеву, подойдите и сделайте это. И я обещаю, что, кто бы это ни был, он не уйдет, не пролив собственной крови.
– Ваше величество, нет! – закричала Кантия, но королева обратила на нее ничуть не больше внимания, чем на Юргена.
– И я вижу, что по крайней мере один из вас носит крест Короля-Рыбака, – продолжала королева, глядя на одного из убийц, чья туника распахнулась, открыв эмблему герцога. Часть наемников смотрела на нее так, словно у них на пути встало мифическое чудовище, и даже бородатый вожак выглядел смущенным. – Стража, оставьте его в живых, чтобы ни случилось. Королевские палачи выяснят, имеются ли у него основания носить этот символ. – Она повернулась к своим солдатам: – Вы меня слышали? Взять его живым. Мы не сможем заставить его кричать, если он будет мертв.
Мгновение все находилось в неустойчивом равновесии, как на рыночных весах. Джеса незаметно отступала назад, собираясь повернуться и сбежать с ребенком.
– Кто эти люди, мама? – спросил маленький Бласис, стоявший рядом с герцогиней.
А затем равновесие было нарушено. Мужчина с крестом Бенидривинов под плащом внезапно повернулся и бросился бежать, через несколько мгновений к нему присоединилось большинство его товарищей. Бородатый успел лишь прокричать проклятие и со всех ног помчался за остальными.
– Чего вы ждете, сэр? – сказала королева Юргену, возвращая меч. – Я отведу леди в безопасное место. Идите и поймайте этих типов. Возможно, у нас нет королевского палача, но я все равно хочу, чтобы человек с крестом герцога уцелел и был допрошен.
Юрген находился в полнейшем замешательстве, но у него хватило присутствия духа собрать своих людей и поспешить за сбежавшими наемниками, крикнув на бегу, что ему нужна помощь. Через несколько мгновений они исчезли, и Джеса услышала встревоженные крики, доносившиеся снизу, из сада.
Джеса поняла, что дрожит, словно ива на сильном ветру, и села на ступеньку, укачивая маленькую Серасину. Она прижимала ребенка к груди и тихонько ей напевала, все еще не в силах поверить в то, что произошло у нее на глазах. Все случилось так быстро!
Кто-то наклонился над ней. Джеса подняла голову и увидела королеву. Ее лицо было бледным.
– Не бойся, – сказала она. – Она справится лучше, чем мы. В таком возрасте дети мало что понимают и почти ничего не помнят. – Королева Мириамель сделала глубокий хриплый выдох. – О, Боги, у меня ужасно дрожат колени. Угрожать наемникам мечом, который я не держала в руках уже много лет! И о чем только я думала? А теперь подвинься, дитя. Мне нужно сесть рядом с тобой, иначе я упаду. Проклятое жесткое платье!
После церемонии граф Далло Ингадарис подошел к Мириамель. Хозяин замка выглядел неподдельно огорченным, но в Наббане лишь очень немногие могли занять высокое положение и не уметь убедительно лгать.
– Ваше величество, – сказал он, – мне рассказали о вашем отважном поступке, и я благодарю вас от всего сердца. Лишь всезнающему Господу известно, что собирались сделать те люди.
– Вам нет нужды меня благодарить, – ответила Мириамель. – Я поступила так, как считала правильным в тот момент. Иногда головорезы испытывают благоговение перед силой и титулами.
– Какое мужество. – Он удивленно покачал головой. – Ваш муж – наш король – будет вами гордиться.
– Мой муж назовет меня идиоткой, – сказала она и невольно рассмеялась. Сейчас Мири хотелось только одного: вернуться в Санцеллан Маистревис и забраться в постель – ей дорого обошелся героический поступок, – но она твердо решила досидеть до конца пира и только после этого уехать в одной карете с герцогиней Кантией. – И он будет совершенно прав.
– Я должен с сожалением сообщить, что большинство наемников сбежало, – сказал ей Далло. – И несколько убиты. Мы во всем разберемся, ваше величество, я обещаю.
– Пожалуйста, держите меня в курсе, милорд.
В другой части сада юная невеста Турия принимала поздравления. Ее мужа, Друсиса, нигде не было видно. Молодая женщина выглядела такой хрупкой, что Мири неожиданно ее пожалела.
«Ей придется многому научиться. Очень многому», – подумала Мириамель.
Далло снова поблагодарил королеву и вернулся к гостям. Глядя вслед массивному, но легкому на ногу графу, Мири спросила у себя: действительно ли он настоящий злодей, или дают о себе знать демоны ее детства.
«На самом деле, – сказала себе Мири, – в этом городе никому нельзя доверять».
Она вдруг поняла, как сильно ей не хватает подруги Роны, которая посмеялась бы вместе с ней над очевидной неискренностью придворных Наббана.
Сэр Юрген незаметно подошел к большому церемониальному креслу, на котором сидела Мири, и поклонился, но прежде, чем он успел заговорить, королева подозвала графа Фройе. В каждой руке Фройе держал по чаше с вином и одну из них предложил королеве, но она сразу отказалась. Тогда он протянул ее Юргену, тот с радостью ее принял и осушил залпом, словно давно ждал возможности утолить жажду.
– Я слышал, что сказал Далло, – тихо начал Юрген. – Да, несколько наемников убито, но их вожак сбежал, и ни у кого из убитых не нашлось под плащами знаков Бенидривин.
– Но вы ведь также их видели, верно? – спросила королева.
– Да, ваше величество. Король-Рыбак, ясно, как божий день.
– Значит, их послал тот, кто находится на службе у Салюсера, или они действовали от собственного имени… или кто-то хотел, чтобы мы так подумали, – предположила Мириамель.
– Вы считаете, это было фальшивое знамя, ваше величество?
Фройе также понизил голос, в результате посреди сада, где играла музыка и дети бегали по дорожкам с украденными лентами, Мири почувствовала себя заговорщицей.
«О, Наббан, – мрачно подумала она, – как быстро ты вовлекаешь нас в свои сети!»
– Да, я думаю, что это возможно, – сказала она. – Здесь ничего нельзя принимать на веру. Впрочем, бывает, хоть и очень редко, что вещи оказываются именно такими, какими кажутся на первый взгляд.
Юргена ее ответ так потряс, что его шепот получился слишком громким.
– Но зачем графу Далло устраивать нападение на собственный дом?
– Чтобы свалить вину на своего врага – брата союзника, конечно, – быстро ответил Фройе. – Но мы ведь не знаем этого точно, ваше величество, верно?
– Верно. Но, как здесь говорят, никогда не рассчитывай на то, что не столкнешься с предательством, когда поднимаешься на Пять Холмов. Так меня учила моя тетя Нессаланта, и я на всю жизнь запомнила ее слова. – Мири мрачно улыбнулась. – Она это знала совершенно точно, да будет Господь тому свидетелем, – жуткая была старая сука, неизменно склонная к предательству. – Она повернулась к сэру Юргену. – Кому-то удалось выяснить, как они сумели попасть в поместье?
– Одни ворота были открыты, а охрану оглушили, – ответил Юрген.
– Вероятно, один или двое головорезов незаметно перелезли через стену, успокоили охрану, после чего открыли ворота и впустили остальных. – Мириамель задумалась. – Вот только странно, что люди, решившиеся на кровавое предательство, не перерезали охранникам горло, чтобы те не подняли тревоги. И как такому количеству удалось сбежать, когда вы их преследовали, Юрген? А ведь вам помогали солдаты графа, шум был такой, что они наверняка его услышали, и люди Далло не могли не появиться, чтобы выяснить, что происходит.
Рыцарь смущенно опустил глаза.
– Нам не повезло. Как раз в тот момент, когда наемники бросились к воротам, появился еще один дворянин со своей свитой, и все перемешалось. Все кричали и ругались. К тому времени, когда удалось разобраться, все, кроме двух головорезов, вскочили на лошадей и ускакали.
– Лошади? – удивилась Мириамель.
– Они были спрятаны на склоне, за стеной, – сказал сэр Юрген.
– Значит, сюда ворвались пьяные смутьяны, которые пришли, чтобы испортить свадьбу, – заметил Фройе. – Все тщательно спланировано.
– Быть может, даже лучше, чем мы сейчас думаем, – сказала Мириамель. – А как зовут дворянина, который опоздал?
– Он с островов. Вы его видели. – Юрген смутился из-за того, что не сумел узнать имени.
– Виконт Матре? – Это показалось Мириамель странным. – Уж очень не вовремя он там появился.
– Ваше величество, – вмешался шокированный Фройе. – Заверяю вас, виконт Матре заслуживает доверия ничуть не меньше, чем я! Все годы, что я с ним знаком, он является стойким приверженцем Верховного престола. Более того, он совсем недавно спас герцогиню Кантию во время уличных волнений.
– В любом случае, ваше величество, – продолжал сэр Юрген, – как мог кто-то знать, что наемники встретят вас и обратятся в бегство? – Он покраснел. – Прошу прощения, но должен признаться, что решил, будто вы утратили разум, когда попросили мой меч. Я даже подумал, что вы сейчас спрыгнете со ступенек и атакуете разбойников, точно существо из древних легенд.
Мири рассмеялась, но теперь, когда ее кровь остыла, мысль о несостоявшейся схватке ее пугала.
– Это был блеф, капитан, просто блеф, – сказала королева. – То, чему я научилась у народа моей матери. Никогда не признавай слабость, никогда не показывай страх и не отступай от собственной лжи, даже если все видят тебя насквозь. – Она вздохнула. – Возможно, вы правы относительно Матре, Фройе. Должна признать, что с того самого момента, как я сюда приехала, мне повсюду мерещатся заговоры. – Она подняла взгляд и поочередно посмотрела на своих собеседников. – Даже сейчас я подозреваю, что все в этом саду, глядя на нас, пытаются угадать, о чем мы беседуем.
– Как ни печально, ваше величество, вероятно, вы правы, – сказал Фройе.
– Тогда отложим разговоры до возвращения в Санцеллан Маистревис. Я смогу лучше представить себе всю картину, когда увижу, как герцог Салюсер отреагирует на новости.
– Он узнает об этом до возвращения из Ардивалиса, ваше величество, – сказал Юрген. – Но вы не верите, что герцог может стоять за нападением?
– Мой добрый капитан, – немного резко ответила Мириамель. – Неужели вы меня не слушали? Если вы хотите приносить мне какую-то пользу, вы должны начать подозревать здесь всех, в противном случае вас найдут с ножом в спине, а мне придется искать другого защитника. Во всем Светлом Арде нет страны, где больше предателей, чем в Наббане, и так было задолго до того, как император Крексис повесил нашего Бога вниз головой на Дереве Казни.
Сэр Юрген и граф Фойе одновременно сотворили знак Священного Дерева.
«И пусть Он поможет мне вернуться в Хейхолт, и пусть мои внуки уцелеют, – подумала она. – Как я жалею, что согласилась сюда приехать».
Глава 17
Запах ведьминого дерева
Полуденное солнце скрыли мрачные грозовые тучи, когда Ярнульф и остальные наконец вернулись в пещеру, расположенную у подножия горы, где они оставили лошадей. Ярнульфу тот день казался таким далеким, точно он был в другой жизни.
Го Гэм Гара несколько раз заставили тащить сани с тяжелым драконом вверх по склону, когда им приходилось преодолевать препятствия во время спуска, в результате гигант был измучен до предела. Когда они добрались до каменного карниза рядом с пещерой, Го Гэм Гар отпустил сани и застонал так громко, что у Ярнульфа заболели зубы, а потом лег на землю и моментально заснул.
Саомеджи находился всего в нескольких дюжинах шагов с магическим жезлом в руках, заставлявшим гиганта быть покорным, но Ярнульф обошел его по большой дуге. Огромное существо злилось и выглядело усталым в течение нескольких дней. Да, Го Гэм Гар боялся наказания, но это не остановило бы вспышки внезапного гнева, и даже скользящий удар руки гиганта мог привести к сломанным ребрам или к чему-то похуже.
Ярнульф переступил через массу влажной земли, скопившейся у входа в пещеру, и вошел внутрь, где с облегчением увидел, что все лошади живы. Кемме больше никогда не понадобится его конь, и едва ли умирающий Мако снова сядет в седло, но настроение у Ярнульфа улучшилось. Его белая лошадь, Солт, выглядела костлявой, почти призрачной, в пещере воняло мочой и навозом, но он и его скакун сумели уцелеть после долгого и смертельно опасного подъема. Ярнульф мог даже поверить, что его жизнь вернется в обычное русло.
«Однако это обычное русло ведет к смерти, – мрачно напомнил он себе, – так или иначе. Защити меня, Господь, чтобы я смог выполнить Твою волю».
Нежеру вошла в пещеру вслед за ним. Их глаза встретились, но Ярнульф отвернулся. Она подошла к своему коню, потрогала его ребра и живот, потом наклонилась к нему и прошептала в ухо несколько слов на хикеда’ясао.
«Почему отвернулся именно я? – удивился Ярнульф. – Если здесь кто-то грешен, так это хикеда’я, которые одного за другим забрали всех членов моей семьи, а также убили семью отца. И я не сделал ничего плохого этой бесстыдной женщине – она сама предложила мне себя, как обычная смертная шлюха».
Да, его сознание утверждало, что он прав, но что-то внутри ставило эту уверенность под сомнение. Всякий раз, когда Ярнульф смотрел на женщину-полукровку, он испытывал стыд, как будто именно он совершил что-то плохое.
Он вывел Солт из пещеры мимо связанной туши дракона, который, как и Мако, теперь существовал в постоянном полусне. Было странно смотреть на такое огромное существо, видеть, как его грудь, размером с рыбацкую лодку, поднимается и опускается, а дыхание с хрипом вырывается из связанных челюстей.
«В каком необычном мире я живу, если такое чудовищное существо больше не вызывает у меня удивления!» – подумал Ярнульф.
Нежеру вышла из пещеры и заметила, что Ярнульф смотрит на огромный полузакрытый глаз дракона.
– Как ты думаешь, им снятся сны, Королевский Охотник?
Он все еще не мог на нее посмотреть.
– Им снится, что они нас съедают, Жертва Нежеру. Пожирают все, что передвигается на двух или четырех ногах. – Он не смог скрыть горечи в своем голосе. – Но тебя они оставят напоследок, ведь ты самая нежная из нас.
Он отвел свою лошадь к тому месту, где заметил небольшой участок зеленой травы, и предоставил ей утолить голод, а сам присел рядом отдохнуть. Саомеджи вытащил Мако из гамака на санях, положил без особой заботы едва живого хикеда’я на землю и поднял голову.
– Что ты делаешь, Охотник? Разве ты не смотрел на небо? Ты должен добыть нам еды, пока не началась буря.
Несмотря на презрение Саомеджи, Ярнульф понимал, что Певец прав – до наступления ночи осталось совсем немного времени, а ему нужно было сделать кое-что важное. Когда Саомеджи отошел, Ярнульф сел прямо, закрыл глаза и обратился внутрь себя, и довольно скоро перестал слышать окружающие звуки и даже порывы холодного ветра.
«Мой Господь, мой Искупитель Усирис Эйдон, услышь мою молитву. Я полон смятения, но я хочу лишь одного: исполнить Твою волю. Должна ли умереть еще и женщина Нежеру? Одна из них, рабыня Королевы Ведьмы, но я верю, что сумел открыть ей глаза. Она теперь не такая, какой была, когда я ее встретил, – Нежеру задает вопросы, а иногда даже думает самостоятельно. Теперь далеко не каждое ее слово направлено на восхваление ее королевы».
У него получилась очень странная молитва. Ярнульфу вдруг показалось, что он торгуется с Богом, что было ошибкой непомерной гордости.
Читать бесплатно другие книги:
