Песни сирен Макдермид Вэл

~~~

Конечно, открытие, что кто-то имеет природную склонность к чему-то, вовсе не означает, что нужно слепо следовать этой склонности. На сей раз тело (я имею в виду Пола) было размещено в темном дверном проеме в проулке в Темпл-Филдз. К этому времени решение о том, кто станет моим следующим объектом, уже было принято. Но даже после такого великолепного приключения, которое пережили мы с Полом, у меня не было никакого намерения повторять его с Гэресом.

Третий раз будет удачным. Гэрес, насколько мне известно, человек с богатым сексуальным воображением. Даже отцифровывая трогательную сценку с Полом на компьютере, я оплакиваю тот факт, что, благодаря Гэресу, у меня не будет возможности отшлифовать необычайный талант, открывшийся во мне. А с новой программой можно было бы делать фильмы, подобных которым мне никогда не доводилось видеть. Это было бы жесткое порно высшего качества. Торгуй я ими, а рынок таких фильмов существует, озолотился бы. Картинки с Полом на кресле Иуды… Адам… Никто никогда подобного не видел.

Я отправляюсь на кладбище, где несколько недель тому назад похоронили Адама. Похороны транслировала местная кабельная сеть; записав ее на видео и хорошенько изучив, я точно знаю, где находится могила. Дождавшись темноты, я прохожу между могилами и через двадцать минут нахожу Адама. Открываю принесенный с собой баллончик с красной краской-спреем и на одной стороне серой гранитной плиты рисую слово «онанист», а на другой — «гомик». Полиции будет над чем поломать голову.

На следующий вечер, когда я жду, чтобы Гэрес вышел из здания фирмы, где он работает, я убиваю время за гиперболами «Брэдфилд Ивнинг Сентинел Таймс». На сей раз материал обо мне занял всю первую полосу.

УБИЙЦА ГЕЕВ СНОВА НАНОСИТ УДАР?

Изувеченное тело молодого мужчины было найдено сегодня утром в Брэдфилдском гей-городке.

Жертва была выброшена у пожарного выхода клуба «Сумрачные земли» в переулке неподалеку от улицы Кэнел в печально известном районе Кромптон-Гарденз.

Уже во второй раз за два месяца тело обнаженного мужчины обнаружено на так называемой «голубой» территории.

Местные жители боятся, что серийный убийца выслеживает свои жертвы именно в сообществе городских гомосексуалистов.

Сегодня ужасное открытие было сделано владельцем ночного клуба Дэнни Сертисом, 37 лет, когда он приехал на встречу со своим бухгалтером.

Он сказал:

— Я всегда вхожу в клуб через пожарный вход, сбоку. Машину ставлю в переулке. В это утро у двери, под двумя черными мешками для мусора, что-то лежало.

Когда я схватился за мешки, чтобы оттащить их, под ними лежало тело.

Он был чудовищно изувечен. И уж точно мертв. Теперь меня до конца жизни будут преследовать кошмарные сны.

Мистер Сертис сказал, что у дверей никого не было, когда он закрывал клуб в начале четвертого утра.

Жертва, мужчина лет тридцати с небольшим, пока не опознан. Полиция описывает его как белого, 5 футов 11 дюймов ростом, телосложение худощавое, с каштановыми волосами и карими глазами. На теле старый шрам от операции аппендицита.

Представитель полиции заявил нам:

— Мы считаем, что этот человек был убит где-то в другом месте, а тело выброшено в переулке между тремя и восемью часами утра.

Мы призываем каждого, кто находился в районе Темпл-Филдз вчера вечером, явиться для дачи показаний. Вся информация будет оставаться секретной.

На данной стадии расследования у нас нет доказательств, которые позволили бы связать это убийство с убийством Адама Скотта, совершенным два месяца назад.

Карл Феллоуз, работающий в Брэдфилдском центре сексуальных меньшинств, сказал сегодня: «Полиция утверждает, что между двумя этими преступлениями связи нет.

Не знаю, что хуже: то, что в городе есть псих, убивающий геев, или то, что таких психов двое».

Непонятно, плакать мне или смеяться. Ясно одно: трудяги-полицейские очень далеки от того, чтобы стяжать славу на моем деле. Судя по всему, проделана неплохая работа по заметанию следов.

Я складываю газету, допиваю капуччино и прошу счет. Гэрес может в любую минуту появиться из офиса и пойти по улицам, переполненным в час пик, к трамваю. Я хочу быть наготове. Для него на эту ночь у меня запланировано нечто действительно необычайное, и мне нужно удостовериться, что он один дома и сможет насладиться этим.

10

Мир, джентльмены, вообще очень кровожаден, все, чего они хотят от убийства — это рек крови; им довольно этого жуткого зрелища. Но просвещенный знаток обладает более утонченным вкусом.

Пенни Берджесс налила себе калифорнийского шардонне из бутылки, стоявшей в холодильнике, и вернулась в комнату как раз вовремя, чтобы услышать заголовки местных новостей Би-би-си. Ничего нового, о чем стоило бы беспокоиться, подумала она с облегчением. За вооруженное ограбление она первым делом возьмется утром. Полиция все еще держала человека, арестованного в связи с серийными убийствами геев, но пока не было предъявлено никаких обвинений. Пенни выпила вина и закурила.

Скоро им придется побегать, подумала она. Утром они либо выдвинут против него обвинение, либо отпустят. Пока что никому не перепало ни маковой росинки насчет личности убийцы, и это примечательно. Вся журналистская свора усиленно нажимала на своих осведомителей в полиции, но никто не хотел давать утечку. Пенни решила, что лучше она утром просмотрит судейские списки. Существовал ничтожный шанс, что копы обвинят своего подозреваемого в чем-то безобидном, чтобы не отпускать его, пока не нароют достаточно улик связывающих его с серийными убийствами.

Когда новости закончились и пошел прогноз погоды, зазвонил телефон. Пенни протянула руку и схватила трубку.

— Да? — сказала она.

— Пенни? Это Кевин.

«Господи!» — подумала Пенни, выпрямляясь, но вслух произнесла:

— Кевин, лапочка! Как делишки? — И сунула руку в сумочку в поисках карандаша и блокнота.

— Тут выскочило кое-что, что может тебя заинтересовать, — небрежно бросил инспектор.

— Ну да? — Пенни рассмеялась, постаравшись, чтобы это прозвучало сексуально.

Она время от времени спала с женатым Кевином Мэттьюзом, что не только открыло ей тайный доступ в Брэдфилдскую городскую полицию, но и подарило одного из лучших в жизни любовников. Ей хотелось только, чтобы он почаще преодолевал свои католические угрызения совести.

— Я серьезно, — запротестовал Кевин.

— И я тоже, жеребец.

— Слушай, тебе нужна информация или нет?

— Ясное дело. Особенно если это имя того парня, которого вы сунули в каталажку за голубые убийства.

Она услышала, как Кевин резко вздохнул.

— Ты знаешь, что этого я тебе сказать не могу.

Пенни вздохнула. Вот так всю дорогу.

— Ладно, тогда что ты можешь сообщить?

— Пучеглаз временно отстранен.

— От расследования? — спросила Пенни. Ее мысль лихорадочно заработала. Том Кросс? Отстранен?

— Отстранен от работы, Пен. Его послали домой ждать дисциплинарных мер.

— Кто? — Господи, вот это материал! Что же такое натворил Том Кросс на сей раз? На мгновение ее охватила паника. Что, если он выдал имя подозреваемого кому-то из ее соперников? Она чуть не прослушала ответ Кевина.

— Джон Брендон.

— За что, черт побери?

— Никто не говорит. Но последним, что он сделал перед докладом Брендону, был обыск в доме нашего подозреваемого.

— Законный? — осторожно поинтересовалась Пенни.

— Насколько мне известно, у него были основания. — Ответ Кевина прозвучал уклончиво.

— Что происходит, Кевин? Пучеглаз подбросил улику?

— Я не знаю, Пен, — протянул Кевин жалобно. — Слушай, мне пора. Если я еще что-нибудь услышу, позвоню, ладно?

— Ладно. Спасибо, Кев. Знаешь, ты просто чудо.

— Угу. Ладно, скоро поговорим.

В трубке воцарилась мертвая тишина. Пенни вскочила с софы и бросилась в спальню, срывая на ходу халат. Пять минут спустя она уже бежала вниз к подземному гаражу. Сев в машину, она нашла в записной книжке адрес и повернула ключ зажигания, мысленно повторяя то, что скажет войдя.

Первым высвободился Тони. Он отпрянул так резко, что Кэрол, почувствовав неловкость, быстро сказала натужно-веселым тоном:

— Простите, у вас был такой вид, словно вам необходимо утешение!

— Ничего страшного, — чопорно ответил Тони. — В групповой терапии мы все время этим пользуемся.

Они немного постояли, стараясь не встретиться взглядами. Потом Кэрол взяла психиатра под руку и повела через университетский двор.

— Итак, когда я смогу увидеть профиль?

Разговор снова переместился на безопасную почву, но Кэрол все еще находилась слишком близко от него, чтобы Тони мог чувствовать себя спокойно. Ему казалось, что чья-то холодная рука зажала его сердце в кулак. Он заставил себя говорить спокойным нормальным голосом:

— Я хочу поработать еще пару часов сегодня и вернусь к бумагам завтра с утра. Я хочу, чтобы все было готово начерно во второй половине дня. Что скажете насчет трех часов?

— Очень хорошо. Вы не будете возражать, если я побуду у вас, пока вы работаете? Я могла бы перечитать показания, а если вернусь на улицу Скарджилл, покоя мне не дадут.

Тони смотрел на нее, колеблясь.

— Думаю, это возможно.

— Обещаю не приставать к вам, доктор Хилл, — с насмешкой пообещала Кэрол.

— Ах ты черт! — выругался Тони, щелкнув пальцами с деланным разочарованием. «Смотри-ка цинично подумал он. — Похож на человека, уверен во всех ходах». — Вообще-то дело не в этом. Я колебался только потому, что не привык работать, когда кто-то еще есть в комнате.

— Вы меня и не заметите.

— В этом я сильно сомневаюсь, — усмехнулся Тони.

Она могла счесть это комплиментом, но он-то знал правду.

Пенни позвонила в дверь особняка, — пародия на тюдоровский стиль! — стоявшего на одной из самых престижных южных улиц Брэдфилда. Даже на жалованье суперинтенданта такой дом не выстроишь. Но у Пучеглаза была репутация везунчика, и это подтвердилось, когда он выиграл крупную сумму в тотализатор. Вечеринка по этому поводу вошла в легенду. Но сегодня фея-крестная явно бросила его.

В коридоре включили свет, кто-то протопал к двери.

— Черная пятница совпала с Хэллоуином, — тихонько пробормотала Пенни, услышав скрип ключа в замке.

Дверь приоткрылась на пару дюймов. Пенни вытянула шею и улыбнулась.

— Суперинтендант Кросс, — сказала она, и белое облачко ее дыхания смешалось с паром, выходящим из двери. — Я Пенни Берджесс, «Сентинел Таймс».

— Я знаю, кто вы, — рявкнул Кросс, и эти неотчетливо произнесенные слова явно говорили о том что он выпил. — Чего вам надо, черт побери? Зачем вы явились сюда в такое позднее время?

— Я слышала, что у вас сложности на работе, — начала было Пенни.

— Значит, мадам, вы слышали неправильно. А теперь убирайтесь.

— Слушайте, завтра все это станет достоянием СМИ. Вы окажетесь в осаде. «Сентинел Таймс» всегда вас поддерживал, мистер Кросс. Мы были на вашей стороне в течение всего этого расследования. Я не какой-то там бонза из Лондона, явившийся травить вас. Если вас отстранили, наши читатели имеют право знать ваше мнение.

Дверь оставалась открытой. Если ей удалось сказать так много, а он не захлопнул дверь у нее перед носом, вполне вероятно, что она вытянет из него что-то дельное.

— Почему вы думаете, что меня отстранили от расследования? — с вызовом спросил Кросс.

— Я слышала, что вы отстранены. Не знаю, почему, и потому хочу услышать это от вас, прежде чем нас накормят официальной версией.

Кросс сердито посмотрел на нее, еще сильнее выпучив покрасневшие глаза.

— Мне нечего сказать, — ответил он, неохотно выговаривая каждый слог.

— Даже не для записи? Вы хотите стоять в стороне и позволить им разрушать вашу репутацию после всего того, что сделали для полиции?

Кросс открыл дверь пошире и взглянул на подъездную дорожку.

— Вы приехали одна? — спросил он.

— Даже мой редактор в отделе новостей не знает, что я здесь. Я только что услышала.

— Ладно, войдите на минутку.

Пенни переступила через порог и вошла в холл, явно обставленный по каталогу изделий Лоры Эшли[3]. В дальнем конце виднелась приоткрытая дверь, за которой явно работал телевизор. Кросс повел ее в противоположном направлении, и они вошли в длинную гостиную. Когда он включил свет, в глаза Пенни бросилось множество «текстиля для дома»: занавески, ковры, пледы, раскиданные тут и там подушки, все — в зеленых и кремовых тонах.

— Какая красивая комната, — пробормотала Пенни.

— Вы полагаете? Я нахожу ее отвратительной. Жена говорит, это лучшее, что можно купить за деньги, а это самый верный путь остаться без гроша, — проворчал Кросс, направляясь к бару. Он налил себе из графина чего-то крепкого, на секунду задумался и произнес: — Вам не нужно, вы за рулем.

— Это верно, — кивнула Пенни, стараясь говорить дружелюбно. — Не могу рисковать, раз ваши ребята на дорогах.

— Вы хотите узнать, почему эти трусливые ублюдки отстранили меня? — спросил он с воинственным видом, вытянув голову вперед, как голодная черепаха.

Пенни кивнула, не решаясь вынуть блокнот.

— Потому что они предпочитают слушаться какого-то чертова педрилу доктора, а не настоящего копа, вот почему.

Будь Пенни собакой, она навострила бы уши. Но она всего лишь вежливо подняла брови.

— Доктора? — переспросила она.

— Они направили к нам этого идиота из дурдома, чтобы он делал дело. А он говорит, что этот сраный бандит, которого мы задержали, не виноват, так что это чушь собачья, а не доказательства. Ну а я состою копом вот уже двадцать с лишним лет и верю своему нюху. Мы взяли того ублюдка, я это чувствую печенками. Если я в чем и виноват, — так только в том, что постарался сделать все, чтобы он посидел за решеткой, пока мы не сведем воедино все чертовы концы. — Кросс допил и с силой поставил стакан на шкафчик. — И у них хватило ума отстранить меня!

Значит, фабрикация улик. Хотя Пенни страшно хотелось узнать больше о таинственном докторе, она чуяла, что лучше сначала дать Кроссу излить злость.

— Что, они говорят, вы сделали? — спросила она.

— Я не сделал ничего неположенного, — ответил он, наливая себе очередную порцию спиртного. — Проблема с чертовым Брендоном в том, что он так давно стал чинушей, что забыл, что такое дело. Инстинкт — вот что это такое. Инстинкт и тяжелая клятая работа. А не какой-то траханый хитрый велосипедист с головой, набитой идиотской чепухой, как у траханого социального работника.

— А кто же этот тип? — спросила Пенни.

— Доктор Тони Хилл, мать его за ноги… Из траханого Министерства внутренних дел. Сидит в своей башне из слоновой кости и учит нас, как ловить преступников. У него не больше представлений о нашем деле, чем у меня о клятой ядерной физике. Но добрый доктор говорит, пусть гомик идет себе, и Брендон говорит — да, сэр, нет, сэр, три мешка полны, сэр. А я вот не соглашался и сижу теперь в жопе. — Кросс проглотил виски, лицо его пылало от возмущения и алкоголя. — Все думают, что мы здесь имеем дело с выдающимся умом, блин, а не с траханым тупым бандитом, которому пока что просто везло. На хрен нам сдался этот чертов хитрожопник с приставкой «доктор» перед именем, чтобы поймать мерзавца вроде этого! За каким фигом приписывать этому одержимому убийством гомику мысли выше его понимания?

— Значит, будет правильно сказать, что вы не согласны с той линией, которую приняло расследование? — спросила Пенни.

Кросс фыркнул.

— Можно и так сформулировать. Попомните мои слова, если они выпустят этого милягу трахальщика обратно на улицу, мы поимеем еще один труп.

К удивлению Тони, Кэрол сдержала слово. Она сидела за его рабочим столом и занималась папкой с показаниями, пока он работал за компьютером. Ее присутствие не только не отвлекало его — он находил в нем что-то странно успокаивающее. Оказалось совсем не сложно продолжить профиль с того места, на котором он остановился.

Как в «американских горках», каждая высота должна быть выше, чтобы компенсировать неизбежное снижение, которое ей предшествует. В данном случае есть три основных признака эскалации. Порезы на горле становятся все глубже и уверенней. Увечья, наносимые гениталиям, превратились из пробных порезов в настоящую ампутацию. Укусы стали множественнее и глубже. При всем этом он достаточно владеет собой, чтобы заметать следы.

Трудно сказать, ужесточаются ли пытки, которые он применяет, поскольку в каждом конкретном случае он пользуется разными методами. Тот факт, что он нуждается в стимуляции разными методами, сам по себе доказывает эскалацию.

Судя по докладу патологоанатома, последовательность событий примерно такова:

1. Захват с использованием наручников и связыванием лодыжек.

2. Пытки, включая сексуально мотивированные действия — укусы и засосы.

3. Решающий удар по горлу.

4. Посмертные увечья гениталий.

Что это говорит нам об убийце?

1. Он обладает утонченным и высокоразвитым воображением и воплощает свои фантазии через пыточные методы.

2. У него есть место, где он убивает. Количество крови и других телесных выделений, вызванных его деятельностью, нельзя быстро смыть в обычной домашней обстановке; для этого потребовалось бы пойти на гораздо больший риск, чем тот, к которому он склонен, о чем говорит его осторожное поведение во всем остальном. Ему почти наверняка требуются устройства, чтобы привести себя в порядок после совершения убийства, и электроэнергия, чтобы он мог включать свет и видеокамеру. Нужно искать что-то вроде заброшенного гаража, здания, которое безопасно, но при этом имеет водопровод и электричество. Это также должно быть безлюдное место, где никто не услышит криков его жертв. (Он почти наверняка вынимает кляп, когда пытает их: ему нужно слышать их крики и вопли о милосердии.)

3. Он одержим пыткой и, очевидно, имеет достаточно навыков, чтобы сконструировать свои собственные пыточные орудия. Он явно не мясник и не врач — слишком уж неумелыми и неуверенными были раны у первых жертв.

Тони отвернулся от экрана и посмотрел на Кэрол. Она углубилась в изучение материалов, между бровями у нее появилась знакомая морщинка. Неужели он настолько безумен, чтобы отвергнуть то, что она предлагает? Она лучше любой из его прежних любовниц поняла бы, как давит на него работа, поняла бы подъемы и спады, которые сопутствуют проникновению в голову социопата. Она умна и чувствительна, а если эмоциональная сфера жизни для нее важна так же, как карьера, то она сильный человек и сумеет разобраться в его проблемах вместе с ним, не унижая его.

Внезапно почувствовав на себе его взгляд, Кэрол подняла глаза и устало улыбнулась. В это мгновение Тони принял решение. Ни за что. У него хватает проблем с дрянью у себя в голове, и он не может допустить, чтобы кто-то стал ему дорог. Кэрол слишком проницательна, чтобы подпускать ее близко.

— Все в порядке? — спросила она.

— Я начинаю чувствовать его, — признался Тони.

— Это вряд ли приятно, — сказала Кэрол.

— Да, но мне за это платят.

Кэрол кивнула.

— И это, наверное, приносит удовлетворение. И волнует?

Тони криво улыбнулся.

— Пожалуй, можно сказать и так. Иногда я задаюсь вопросом, не становлюсь ли я от этого таким же извращенцем.

Кэрол рассмеялась.

— Со мной то же самое. Говорят, лучше всего ловят воров те, кто влезает в головы преступников. Так что, если я стану лучшей в своем деле, мне придется мыслить «на манер» моих клиентов. Хотя это не значит, что мне захочется поступать как они.

Странно успокоенный ее словами, Тони вернулся к экрану.

Время, которое убийца проводит со своими жертвами тоже может кое-что нам подсказать. В трех случаях из четырех убийца, кажется, вступает в контакт ранним вечером и выбрасывает тела в начале следующего утра. Интересно, что в третьем случае он провел со своей жертвой гораздо больше времени, очевидно оставив его в живых на большую часть двух дней. Это убийство, случившееся в Рождество.

Возможно, это связано с ритмом его жизни и режимом работы. Очень может быть, что долгое время, которое он провел с Гэресом Финнеганом, — этакий причудливый рождественский подарок самому себе, награда за хорошее исполнение предыдущей «работы».

Короткий промежуток времени, который проходит между убийством и избавлением от тела, предполагает, что он не употребляет ни алкоголя, ни наркотиков в значительном количестве во время пыток и убийств. Он не стал бы рисковать, — ведь его может остановить полиция за нарушение дорожных правил, когда у него в багажнике лежит тело, живое или мертвое. Хотя он пользуется машинами своих жертв, ясно, что у него есть и собственное средство передвижения. Возможно, это относительно новая машина, в хорошем состоянии, не привлекающая внимания дорожных полицейских.

Тони нажал на клавишу «сохранить» и с довольной улыбкой откинулся на спинку кресла. Это такое же подходящее место, чтобы остановиться, как и всякое другое. Завтра утром он закончит подробное описание черт характера, которые надеется найти у Хенди Энди, и наметит предложения для возможного образа действий полицейских занятых этим делом.

— Готово? — спросила Кэрол.

Он обернулся и увидел, что она отодвинула от себя стопку папок.

— Я не знал, что вы закончили, — сказал он.

— Десять минут назад. Мне не хотелось беспокоить летающие пальцы.

Тони терпеть не мог, когда другие изучали его как он изучал их. Мысль о том, чтобы стать пациентом или объектом исследований, была одним из тех кошмаров, от которых он просыпался в липком поту.

— Я беру это с собой на ночь, — сказал он, скопировав файл на дискету и положив ее в карман.

— Я подвезу вас до дому, — предложила Кэрол.

— Спасибо, — сказал Тони, вставая. — Никак не могу себя заставить ездить по городу на машине. По правде говоря, я не очень люблю сидеть за рулем.

— Не могу сказать, что не понимаю вас. Движение в городе — просто ад кромешный.

Остановившись перед домом Тони, Кэрол сказала:

— Как насчет чашки чая и захода в туалет?

Пока Тони ставил чайник, Кэрол поднялась наверх, в ванную. Спускаясь обратно, она услышала звук собственного голоса из автоответчика и остановилась у подножия лестницы, следя, как Тони, прислонившись к столу и держа в руке ручку и бумагу слушает сообщения. Она вдруг поняла, что ей нравится близкое общение с этим человеком. Сообщение закончилось, раздался щелчок.

— Привет, Тони, это Пит, — сообщил следующий голос. — Я буду в Брэдфилде в следующий вторник. Есть шанс на кровать и пиво вечером в среду? Кстати, поздравляю с попаданием в группу по Голубому убийце. — Щелчок.

— Энтони, милый, где же ты был? Я лежу, томлюсь по тебе. Мы не кончили наши делишки, красавчик.

При звуках этого голоса Тони выпрямился и повернулся, чтобы посмотреть на автоответчик. Голос был хриплый, сексуальный, фамильярный.

— Не думай, что ты можешь… — Тони быстро протянул руку и резко оборвал сообщение.

Вот тебе и нет никого, с горечью подумала Кэрол. Она вышла из дверного проема.

— Давайте обойдемся без чая. До завтра, — произнесла она холодным, ломким, как лед на зимней луже, голосом.

Тони повернулся, в глазах у него плескалась паника.

— Это не то, что вы подумали, — выпалил он. — Я даже никогда не видел эту женщину!

Кэрол направилась к выходу. Пока она возилась с замком, Тони холодно сказал:

— Я говорю правду, Кэрол. Хотя это вообще-то не ваше дело.

Она обернулась, заставила себя обернуться, и сказала:

— Вы совершенно правы. Это действительно не мое дело. До завтра, Тони.

Дверь захлопнулась, и Тони показалось, что его стукнули кайлом по голове.

— Слава богу, что ты психолог, — с горечью сказал он, прислоняясь к стене. — Неспециалист мог бы все дело испортить. Вы действительно полагаете, что можно совместить работу и удовольствие, а, доктор Хилл?

~~~

Когда Гэрес улыбнулся мне в трамвае, стало ясно, что мои мечты близки к осуществлению. Из-за неожиданного аврала на работе и связанных с этим сверхурочных мне больше недели нельзя было следовать за ним.

По возвращении домой после работы его образ убаюкивал меня, его голос горячо пульсировал у меня в ушах, но мне нужно было видеть его во плоти. И вот я завожу будильник, чтобы у меня хватило времени оказаться рядом с его домом до того, как он уйдет на работу, но усталость моя так велика, что я не слышу звонка. Внезапно проснувшись, я понимаю, что единственный мой шанс — сесть в его трамвай двумя остановками дальше.

Я взбегаю на платформу. Нетерпеливо осматриваю первое отделение, но его не видно. Волнение комком застряло у меня в горле. Потом я замечаю его голову, он сидит прямо у дверей, во втором вагоне. Я протискиваюсь сквозь толпу пассажиров и мне удается стать рядом с ним, мои колени касаются его колен. При телесном соприкосновении поднимает голову. В уголках его серых глаз появляются морщинки, на губах мелькает улыбка. Я улыбаюсь в ответ и говорю:

— Простите.

— Ничего страшного, — отзывается он. — В начале дня в этом трамвае становится тесно.

Мне хочется продолжить этот разговор, но я не нахожу, что сказать. Он возвращается к «Гардиан», а мне приходится удовольствоваться тем, что я краешком глаза смотрю на него, делая вид, будто рассматриваю городские пейзажи. Это, конечно немного, но это начало. Он узнал меня; он знает, что я существую. Теперь это вопрос времени.

Шекспир был прав, когда сказал: «Первое, что мы сделаем — убьем всех законников». По крайней мере, меньше будет лжецов. Даже слова звучат похоже — lawyer, liar. Мне не следовало ожидать чего-то другого от человека, который сегодня выступает на стороне истца, завтра — на стороне ответчика.

Я ставлю машину за углом у дома Гэреса: отсюда, благодаря тонированным стеклам моего джипа, можно незаметно наблюдать, как он возвращается домой. Вокруг его дома нет изгороди, поэтому выигрышная позиция дает мне возможность заглянуть прямо в комнату.

Теперь мне известны его привычки. Он приходит домой в самом начале седьмого, идет на кухню за банкой «Гролша» и возвращается в комнату, где пьет пиво и смотрел телик. Примерно через двадцать минут он приносит из кухню еду — пиццу, картофель-фри, что-нибудь такое, что можно сжевать, не отрываясь от экрана. Стряпня — явно не его конек. Когда мы будем вместе, мне придется взять на себя ответственность за эту сторону нашей жизни.

После новостей он выходит из этой комнаты, вероятно чтобы чем-то заняться в другом помещении. Я представляю себе юридические книги, расставленные по сосновым полкам. Позже, вечером, он либо возвращается к телику, либо идет в паб на углу выпить пару светлого.

Гэресу нужно, чтобы кто-то жил с ним, размышляю я, ожидая, когда он вернется домой. Я именно тот человек. Гэрес будет моим рождественским.

В четверть шестого белый «фольксваген-гольф» подъезжает на стоянку перед домом Гэреса; из него выходит женщина. Она наклоняется в машину и достает портфель, набитый папками, и сумку через плечо. Когда она идет по тротуару, мне кажется, что я ее знаю. Маленькая, светло-каштановые волосы откинуты назад и заплетены в тяжелую косу, большие очки в черепаховой оправе, черный костюм, белая блузка с пеной кружев у шеи.

Когда она сворачивает в ворота Гэреса, я просто глазам своим не верю. За несколько мгновений, которые ей понадобилось, чтобы дойти до двери, я говорю себе, что это его агент по недвижимости, его страховой агент, коллега, которая привезла ему какие-то бумаги. Все что угодно. Все что угодно.

Потом она открывает застежку сумки и вынимает ключ. Я мысленно кричу «Нет!», а она вставляет ключ в скважину и входит. Дверь комнаты распахивается, и женщина бросает портфель на диванчик. Потом снова выходит. Через десять минут она возвращается, закутанная в большой белый махровый халат Гэреса.

Скажу честно — я всю дорогу не расстаюсь с Шекспиром.

То было время веселиться, поэтому я стараюсь, чтобы разочарование не сказалось на моем настроении. Вместо этого я сосредоточиваюсь на осуществлении своего следующего замысла. Мне хочется чего-то соответствующего сезону, какого-то доброго, старого, варварского, христианского символизма. С яслями и пеленками особенного ничего не сделаешь, поэтому я позволяю себе некоторое художественное отклонение от правил и обращаюсь к концу этой жизни.

Распятие как вид наказания было, вероятно, заимствовано римлянами у карфагенян. (Интересно, не правда ли, что римляне относились ко всем остальным как к варварам?) Римляне восприняли его во времена Пунических войн, и вначале это была казнь, которая применялась только к рабам. Что представляется мне довольно уместным, поскольку то была единственная роль, для которой теперь пригоден, по моему мнению, Гэрес. Позже, в дни империи, это стало более общим наказанием, применявшимся к каждому местному жителю, у которого хватало безрассудной смелости дурно вести себя после того, как римляне любезно явились и покорили, прошу прощения — цивилизовали их.

Традиционно преступник подвергался бичеванию, потом его заставляли нести поперечную балку по улицам до того места, где был врыт в землю высокий столб. Потом его прибивали к этой балке и втаскивали наверх при помощи системы блоков. Ноги его иногда прибивали, иногда привязывали к столбу. Иногда смерти от изнеможения способствовала рука солдата, который ломал ноги жертвы, что давало ей милосердную возможность погрузиться в бессознательное состояние. Однако для своих целей я решаю прибегнуть к более декоративному кресту св. Андрея. Во-первых, он интереснее будет жать на мускулы Гэреса. Во-вторых, если Гэрес окажется на высоте положения, это сделает доступ к нему легче.

Интересно, что распятие никогда не использовалось как наказание для солдат, за исключением преступников-дезертиров. Может, римляне были правы?

11

Но кто же был той жертвой, к обиталищу которой он торопился? Конечно, он не был столь неосторожен, чтобы блуждать в поисках случайного человека? О нет: он давно пригляделся к жертве, viz[4]к своему старому и очень близкому другу.

Брендон ненавидящим взглядом смотрел на лист бумаги, вставленный в пишущую машинку. Том Кросс, возможно, далек от представлений зама о превосходном копе, но он всегда умел хорошо ловить воров. А выходка вроде сегодняшней могла подвесить всю его карьеру. Сколько еще людей получили срок с помощью Кросса за многие годы, и никто при этом ничего не заподозрил? Если бы Брендон не нарушил правила и не взял Тони на их противозаконный обыск, никто никогда не усомнился бы в «уликах», которые нашел Том Кросс. Никто, кроме Стиви Макконнела, не узнал бы, что две из трех «находок» Кросс принес с собой. Одной мысли о последствиях было достаточно, чтобы по спине Брендона потек холодный пот.

Кросс не оставил Брендону другого выхода, кроме как отстранить его от работы. Дисциплинарное взыскание, которое неизбежно последует за этим, будет болезненно для всех участников расследования, но это беспокоило Брендона меньше всего. Гораздо важнее, какое влияние это окажет на моральный климат в следственной группе. Единственный способ исправить это — взять прямую ответственность за расследование на себя. Теперь ему оставалось только убедить шефа в своей правоте. Со вздохом Брендон вынул из машинки страницу и вставил следующую.

Его докладная записка начальнику полиции была краткой по форме и по существу. Оставалось сделать всего одно дело, а потом он дотащится до дома и ляжет. Вздохнув, Брендон взглянул на часы. Половина двенадцатого ночи. Он отодвинул машинку и начал писать в личном блокноте для докладов.

«Детективу-инспектору Кевину Мэттьюзу. От Джона Брендона, заместителя начальника уголовной полиции. По делу: Стивен Макконнел. В результате отстранения суперинтенданта Кросса я принимаю на себя непосредственное командование следственной группой. Нет никаких оснований обвинять Макконнела в чем-то большем, чем драка. Макконнел должен быть освобожден под залог в ожидании суда по обвинению в драке и под отдельный залог вернуться на улицу Скарджилл через неделю, чтобы мы могли допросить его, если появятся новые улики. Ввиду его отказа дать нам какую-либо информацию о своих контактах и назвать имена людей, которых он мог познакомить с Гэресом Финнеганом и Адамом Скоттом нам следует проследить за всеми его контактами. Также следует получить ордер на прослушивание его номера на том основании, что он был связан со Скоттом и Финнеганом и имел, как нам теперь известно, контакты с Дэмьеном Коннолли в его профессиональной сфере. Наше расследование четырех аналогичных убийств должно продолжаться широким фронтом, хотя после освобождения под залог мы должны установить строгий надзор за Макконнелом. Завтра в полдень состоится конференция старших офицеров по этому вопросу».

Брендон подписал памятную записку и заклеил конверт. Как заводить друзей и влиять на людей, думал он, спускаясь вниз к столу сержанта? Брендон очень надеялся, что Тони Хилл не ошибается насчет Стиви Макконнела. Если инстинкт не обманул Тома Кросса — будет поставлено под удар нечто большее, чем моральный дух отдела уголовного розыска.