Ради милости короля Чедвик Элизабет

– Отправьте к ним парламентера, сир, – посоветовал Роджер, – и убедите, что вы действительно возглавляете атаку. Возможно, они до сих пор верят, что сопротивляются только юстициариям.

Ричард криво улыбнулся, обдумывая его слова.

– Возможно, – согласился он. – Но кого мне отправить?

Лонгчамп, откинувшийся на спинку стула и играющий с драгоценностями, которые украшали край его мантии, сощурился и произнес:

– Отправьте милорда Биго, сир. Комендант должен быть в курсе, что он уезжал в Германию, и сегодня его видели сражающимся. У него хорошо подвешенный язык юриста. Пусть убедит их.

Роджер изумленно хмыкнул. Он никогда бы не назвал свой язык «хорошо подвешенным», но Лонгчамп умел наклеивать ярлыки.

– Разумеется, я отправлюсь, если вы пожелаете, сир, – сказал Роджер. – Я действительно предпочитаю улаживать разногласия словами, а не мечом. – Он кивнул в сторону Лонгчампа. – Мне известны люди, которые способны договориться до драки, а саму драку предоставляющие другим.

Услышав это, Ричард захохотал. Роджер заметил, как губы Маршала дернулись, а возле глаз прорезались морщинки веселья.

– Милорд Биго подтверждает правоту моих слов, – вкрадчиво и ядовито заметил Лонгчамп.

Роджер склонил голову перед Ричардом, не обращая внимания на канцлера.

– Я постараюсь склонить их к переговорам, – пообещал он.

– Стоит попробовать, прежде чем переводить людей и боеприпасы, – кивнул в ответ Ричард.

Часовой проводил Роджера к сокомендантам Ноттингема – Уильяму де Венневалю и Ральфу Мердаку. Оба выглядели изможденными, они явно не спали всю ночь, строя планы, как удержать осаждающих за вторым кольцом укреплений.

– Милорд Биго, – поприветствовал его де Венневаль, старший из комендантов, и указал на скамью, – добро пожаловать.

Роджер поклонился и сел. Он вел себя непринужденно. На карту было поставлено многое, но он привык к переговорам и не боялся нападения. Он имеет дело с людьми чести, пусть и введенными в заблуждение.

– Надеюсь, когда-нибудь мы окажемся на одной стороне в менее сложных обстоятельствах, – произнес де Венневаль.

– Я также на это надеюсь. – Роджер принял вино у слуги, немного подождал, чтобы все успокоились, и произнес: – Вы понимаете, что это безумие – оборонять замок от короля Англии, когда он лично возглавляет кампанию? Лорд Иоанн бежал во Францию и оставил своих комендантов и вассалов пожинать горькие плоды предательства.

Мердак потер колючую щеку указательным пальцем:

– При всем моем уважении, милорд Биго, и это не пустые слова, потому что я действительно вас уважаю, нам известно, что король Ричард до сих пор в плену у императора.

– Потому что так сказал лорд Иоанн? – спросил Роджер. – Вы наверняка осведомлены о том, что я присоединился к королю в Германии. Полагаете, я мог вернуться и оставить его одного? Хотите, расскажу о письмах, которые граф Мортен посылал императору, пытаясь взятками задержать короля в плену, но потерпел неудачу? Мы отплыли из Антверпена на «Милостью Божьей» и прибыли в Англию две недели назад. – Роджер взглянул на собеседников, но их лица были бесстрастными. – Архиепископ Кентерберийский и епископ Даремский прибудут еще до полудня, и с ними крупные подкрепления и осадные машины. А вы откуда ждете помощи, милорды? Из Франции? Могу вас заверить, что оттуда никто не придет.

Де Венневаль сложил руки на груди.

– Вам придется осаждать этот замок неделями! – прорычал он.

– Король, несомненно, оставит здесь часть войска, если потребуется, – ответил Роджер. – Он через три недели намерен короноваться в Винчестере. Очевидно, Ричард предпочел бы, чтобы к тому времени Ноттингем вернулся на путь истинный. Он предлагает мягкие условия капитуляции. – (Де Венневаль поднял брови.) – Разумеется, штрафы, – небрежно произнес Роджер. – Королевские сундуки пусты, но помилование стоит денег. Поцелуй мира восстановит вашу честь, и вы сможете со временем вернуть благосклонность короля.

Последовала долгая тишина. Роджер почувствовал, что коменданты сомневаются и не желают допустить даже мысли о том, что сражаются с самим Ричардом.

Де Венневаль прикусил ноготь:

– Мне нужно время на размышления, милорд граф.

Роджер кивнул, встал и отошел к окну. Пахло гарью, и он знал, что угли барбакана и ворот еще не остыли, поскольку недавно проходил мимо и ощутил дуновение раскаленного воздуха. Виселиц отсюда не было видно, но утром Ричард повесил еще троих солдат, захваченных во вчерашней битве, и воинам на окружной стене открывался прекрасный обзор. Когда Роджер отправился на переговоры, команда перрье[30] ставила свою машину и готовилась обстреливать внешнюю куртину.

– Милорд, в подобном деле необходима осторожность, – наконец произнес де Венневаль. – Я мог бы отправить двух своих людей, которые знают короля, но нужна гарантия их благополучного возвращения.

– Разумеется, милорд, – развел руки в стороны Роджер. – Я гарантирую их безопасность своим словом и от лица короля, наделившего меня полномочиями, обещаю, что они увидят его величество собственными глазами, о чем и доложат вам.

– Договорились, – кивнул де Венневаль.

Он отправил оруженосца за Генрихом Расселом и Фелчером Крендоном. Оба служили при дворе и знали Ричарда в лицо. Пересекая вместе с ними внешний двор, Роджер заметил, как оба разглядывают трупы на виселицах – вчерашние и свежие, утренние. Он без единого слова, лишь перекрестившись, провел их мимо мертвецов, но нарочно прошел рядом с уже почти собранной катапультой. Он также постарался, чтобы на гостей повеяло жаром от тлеющих углей, которые еще вчера были мощными крепостными воротами.

В отсутствие Роджера прибыли оба епископа, внешний двор и пространство за воротами кишели рыцарями и солдатами, вьючными лошадьми и повозками, на которых громоздились осадные машины намного мощнее перрье. Спутники Роджера ничего не сказали, но он ощутил их беспокойство. Держась за рукоять меча, он отвел парламентеров к королю, который стоял рядом с требюше[31] и беседовал с Хьюбертом Уолтером, архиепископом Кентерберийским.

При приближении Роджера Ричард посмотрел ему в глаза, прежде чем обратить внимание на рыцарей. Роджер опустился на колени, и его подопечные последовали примеру. Он знал: эти люди еще миг назад надеялись, что где-то кроется обман, но теперь это было невозможно.

– Сир, этим рыцарям угодно своими глазами убедиться: здесь присутствуете вы лично, а не самозванец, – произнес Роджер.

– Неужели? – удивился Ричард. Он жестом приказал Расселу и Крендону встать и широко развел руки ладонями наружу. – Итак, мессиры, что скажете? Кто я – самозванец, выдуманный юстициариями, чтобы хитростью склонить ваших лордов к капитуляции? Или законный правитель Англии? – Ричард медленно повернулся из стороны в сторону. На его губах играла улыбка, но взгляд был ледяным.

– Сир… – Рассел снова упал на колени, Крендон – через мгновение после него.

– Встаньте! – повелительно взмахнул рукой Ричард. – Теперь, когда вы поняли, что я действительно здесь, без обмана, и моя армия удвоилась, вам следует вернуться к своим лордам и внушить им мысль о бессмысленности дальнейшего сопротивления. Даю им время до полудня, но после не ждите пощады. Возвращайтесь и сделайте все, что в ваших силах, в противном случае я сделаю все, что в моих.

Потрясенные до глубины души, Крендон и Рассел под охраной отправились в крепость, и Ричард повернулся к Роджеру:

– Вы говорили с де Венневалем и Мердаком. Они покорятся?

– Им не нравится эта мысль, сир, в особенности Мердаку, но они проглотят ее, подобно горькому лекарству. Возможно, пара выстрелов из перрье поможет окончательно их убедить.

– Благодарю, милорд Биго, – кивнул Ричард, – вы хорошо поработали.

Роджер поклонился и повернулся, чтобы отправиться к своим людям, но при виде единокровного брата среди рыцарей Хьюберта Уолтера остановился. Одежда Гуона износилась. Его волосы, похожие на редкую пожухлую траву были зализаны назад, заморское солнце прорезало глубокие морщины на щеках и висках у глаз. Исполненный злости и горечи, он не сводил взгляда с Роджера.

– Ты мнишь, будто выиграл! – рявкнул Гуон. – Мнишь себя великим графом Норфолком, которому ничего не угрожает! Но я добьюсь справедливости и земель, положенных мне по праву. Не только ты обладаешь влиянием.

– Не мне судить о вашем влиянии, – холодно ответил Роджер, – и не вам – о моих землях. Возможно, благодаря участию в Крестовом походе вас стали выше ценить на небесах, но вы заблуждаетесь, если считаете, что это улучшит ваши дела на земле.

Роджер де Гланвиль, стоявший поблизости, присоединился к Гуону:

– Гуон прав. Вам следует договориться с нами, поскольку вы не будете в безопасности, пока не сделаете этого, граф вы или нет. – Белки его глаз были желтыми.

Позади раздался хлопок перрье, а затем треск снаряда, врезавшегося в песчаник. В петлю незамедлительно положили новый камень, сделали поправку на расстояние, и второй снаряд отправился следом за первым, на этот раз перелетев через куртину и приземлившись с глухим стуком.

– Вы угрожаете мне, милорд? – спросил Роджер.

– Мне незачем угрожать, – покачал головой де Гланвиль. – Я всего лишь констатирую правду. Королю нужны деньги, и он выставит на продажу абсолютно все, когда вновь займется мирными делами… Все!

– Сомневаюсь, что у вас найдутся средства купить графство, – сухо произнес Роджер.

– Возможно, но найдутся ли у вас средства его сохранить? – лукаво посмотрел на него де Гланвиль.

На куртине появился шест с импровизированным флагом из отбеленного полотна. Флагом размахивали, чтобы привлечь внимание собравшихся в первом дворе. Команда требюше закрепляла свое орудие на земле с помощью кольев.

Между лопатками Роджера пробежал холодок.

– Что вы имеете в виду, милорд? Давайте не будем ходить вокруг да около.

– Я уже все сказал, – пожал плечами де Гланвиль. – Моему пасынку нечего терять, потому что у него ничего нет… Но у других ставки выше. – Он откланялся с улыбкой, подозрительно похожей на ухмылку.

У Роджера не было времени поразмыслить над словами де Гланвиля, какими бы тревожащими они ни были, поскольку флаг перемирия требовал всего его внимания и оруженосец уже спешил к нему от короля.

Во вдовьем доме свекрови в Доверкорте Ида выслушала детские молитвы, поцеловала сыновей и дочерей на ночь и со вздохом села у огня, чтобы заняться шитьем. Чуть раньше Юлиана развлекла детей басней о вороне и лисице. Очевидно, их отец обожал в детстве это сочинение некоего древнего грека по имени Эзоп. Девочки слушали и упражнялись с иглой, а мальчикам Ида дала шлифовать небольшие детали доспехов и конской упряжи, чтобы не озорничали. Хотя ее свекровь весьма гордилась внуками, она предпочитала, чтобы в ее присутствии они вели себя подобающе, а бегали и шумели где-нибудь в другом месте. В раннем детстве Гуго обожал драгоценные камни и вышивку на бабушкиных нарядах, Иде приходилось неусыпно наблюдать за ним и держать его липкие пальчики подальше от платьев Юлианы.

– Вы трудолюбивы, как пчелка, моя дорогая, – улыбнулась Юлиана. – Я редко вижу вас без вышивания, а если и вижу, то лишь потому, что вы варите сыр, наставляете прядильщиц или следите за приготовлением сидра.

– Работы всегда хватает, – грустно пожала плечами Ида.

– Как и слуг, – возразила Юлиана. – Не обязательно все делать самой.

– Мне нравится вести хозяйство. – Ида избегала смотреть Юлиане в глаза.

– Неужели? – Юлиана подняла тонкую рыжевато-коричневую бровь. – Весьма похвально, но есть разница – распоряжаться, как подобает женщине вашего положения, или сбиваться с ног.

Ида промолчала в надежде, что Юлиана оставит этот разговор. Свекровь ей нравилась, но порой была чрезмерно прямолинейной и властной.

По комнате бесшумно скользила служанка, меняя свечи и поднося их ближе, повинуясь указаниям Юлианы. Пожилая женщина встала со своего места у огня и подошла взглянуть на малыша в колыбели.

– Помню, как его отец лежал в пеленках, – задумчиво улыбнулась она. – Я тогда была молодой женой… и весьма строптивой. Мне сказали, что мой долг – послужить интересам семьи и выйти замуж за Гуго из Норфолка. Выбора не было. Помню, как меня поразило, что результатом удовлетворения его скотских желаний стал наш сын. – Она склонилась над колыбелью. – Как видите, я не из тех, кто умиляется при виде младенцев, но Роджера полюбила с момента его рождения и отчаянно хотела его защитить. Я знала, что в нем борются два начала. Все его детство я делала что могла, развивала в нем чувство чести, долга, справедливости, учила быть учтивым со всеми, потому что знала: от отца он не получит ничего, кроме безжалостного эгоизма и желания вскарабкаться на кучу навоза по чужим телам, наплевав на приличия. Я решила, что мой сын не превратится в подобие своего отца.

Ида перестала шить и взглянула на Юлиану. Обычно безмятежное лицо свекрови было искажено, и волосы на затылке Иды встали дыбом. Она не хотела, чтобы Юлиана продолжала, но не знала, как ее остановить.

Юлиана ласково поправила покрывало спящего младенца и вернулась на свое место. В алых бликах камина и желтом мерцании свечей драгоценные камни на ее платье сверкали, словно умытые дождем. Юлиана потерла ладони.

– Видите ли, Роджер был не единственным моим ребенком, – произнесла она. – Через одиннадцать месяцев после рождения Роджера я разрешилась мертвой дочерью, а еще через семь месяцев выкинула второго мальчика, после того как муж избил меня за то, что я не так на него посмотрела.

Ида в ужасе воззрились на Юлиану.

– В конце концов я обратилась за помощью к родне, – добавила Юлиана. – Пожаловалась брату, и он поговорил с Гуго… угрожал воздать сторицей, если еще раз тронет меня. Видите ли, это было оскорблением семейной чести – то, что сестру графа Оксфорда избивает собственный муж. Меня отправили к священнику, чтобы я выслушала проповедь о добродетелях хорошей жены и получила епитимью. Гуго не хотел ссориться с моим братом, поэтому оставил меня в покое… не считая совокуплений, но я больше не понесла, и он не мог внушить мне страх, как ни старался. Я испытывала к нему только презрение. В конце концов он аннулировал брак и вышвырнул меня из дома. – Она посмотрела на Иду с грустью и сочувствием. – Дорогая, я тоже потеряла своего первенца, но в возрасте семи лет, и увидела его вновь уже взрослым мужчиной.

Ида пискнула, чтобы прочистить горло. Она задыхалась от горя.

– Роджер хорошо это скрывает, но он похож на меня. Многое остается невысказанным и лежит глубоко, но оно не мертво, а похоронено заживо. Ида, я вижу, что вы делаете моего сына счастливым, и это бесценно.

Из-за слез Ида не различала шитья. Она смахнула их рукавом, но на глаза немедленно навернулись новые.

– Нет, – с трудом выдавила она. – То, что вы видели, осталось в прошлом.

– Только если вы этого захотите, – мягко возразила Юлиана.

– Да, и если этого захочет он, мадам, – шмыгнула носом Ида.

Юлиана задумчиво кивнула. По ее рассудительным манерам было ясно, от кого Роджер унаследовал способность отстраняться.

– Оба мои брака были заключены по расчету, и меня никто не спрашивал. С Уокелином мы в лучшем случае ладили, но не об этом я мечтала. Я заплатила штраф королю, чтобы меня не выдали замуж снова, и слава богу. Вы сказали свое слово при выборе мужа, а мой сын – при выборе жены. Мне бы не хотелось, чтобы подобная сладость обернулась горечью. У вас есть так много, моя дорогая, больше, чем было у меня. Не дайте своему счастью просочиться сквозь пальцы.

Ида не могла больше сдерживать слезы. Юлиана была не из тех, кто легко проявляет свои чувства, однако подсела к Иде и обняла ее.

– Плачьте сколько хотите, – сказала она. – Без дождей пересохнет мир, а эта гроза назревала давно. Не сдерживайтесь.

Она подозвала женщину, которая подрезала свечи, и велела передать другим служанкам, чтобы расстелили кровать и принесли горячего молока с медом.

Ида покачала головой.

– Вероятно, вы считаете меня слабой и глупой, – надсевшим голосом произнесла она.

– Слабой – нет, а глупой – да, – чуть улыбнулась Юлиана. – Вам с моим сыном есть что защищать. Будет проще, если вы станете тянуть в одну сторону, а не на север и юг, но утро вечера мудренее. Оставьте шитье, оно может подождать до завтра. – Юлиана осторожно потянула за ткань, чтобы Ида выпустила ее, закрепила иглу, помогла невестке встать и отвела ее в спальню.

Ида испытала облегчение оттого, что ей указывали, что делать. Она всегда сама принимала решения, велела высушить постиранное белье, принести напитки, зажечь свечи, и обычно ей нравилось заботиться о других, но она отчаянно нуждалась в передышке. Когда она скользнула между надушенными лавандой простынями, ее глаза слипались, но это не помешало выпить горячий напиток, принесенный служанкой Юлианы. Сама Юлиана поставила туфли Иды рядом с кроватью и отстегнула полог, чтобы задернуть его.

– Спокойной ночи, дочка, – пожелала она.

Ида едва не расплакалась вновь, потому что в этом слове было столько любви и одобрения! И сколь важно рассказанное ею сегодня – пусть даже она опять замкнулась в себе и не наклонилась поцеловать невестку.

Усталая, но несказанно умиротворенная, Ида уснула.

Поздно ночью Ида повернулась, тихо ахнув от удовольствия, смешанного с беспокойством. Она вполне очнулась, чтобы осознать: ей приснился эротический сон, а подобное грешно и опасно. Мягкие губы коснулись ее плеча, пробежали по ключице и пощекотали шею. Матрас прогнулся под дополнительным весом, сильные руки обняли ее и прижали к твердой, теплой мужской груди. Ида подняла руку и коснулась кожи, волос, мягкой щетины. Вдохнула знакомый запах и расслабилась, ее руки и ноги обмякли. Она открыла глаза. В комнате было темно, но Ида знала, что не спит, и призрак по-прежнему был рядом, сильный и несомненно мужского пола.

– Роджер?

– Тсс! – Одна рука приподняла Иду, другая принялась ласкать ее тело.

Роджер целовал ее веки, щеки, уголки губ и наконец сами губы, нежно и напористо. Ида застонала и прижалась к нему, почти тотчас возбудившись. Он вошел в нее одним рывком, и она обвила мужа ногами и выгнула спину, чтобы принять его как можно глубже. Его ритм был медленным и ровным, и он двигался нежно, словно низкий летний прилив, хотя был твердым как камень. Она чувствовала, как по его телу пробегает дрожь от усилий сдержаться, и хотела сказать, что не нужно, но отчасти ей хотелось, чтобы это медленное, ласковое наступление и отступление продолжалось вечно. Она покорялась ему, почти не двигаясь, но страсть все равно нарастала, и ее тело сжималось и напрягалось, и внезапно она, будто соломинка, захваченная набежавшей на берег волной, покатилась все дальше и дальше, пока не взмыла на гребень, а вслед набегали волны поменьше. Роджер выдохнул имя жены, и та ощутила, как он пульсирует внутри ее, иссякает и оседает, задыхаясь, подобно несостоявшемуся утопленнику, выброшенному на берег.

Ида погладила мужа по волосам и щеке, мгновение наслаждаясь его весом, прежде чем он приподнялся и вышел из нее. Его дыхание успокоилось, и он ласково поцеловал ее в плечо. Чернильная темнота за пологом кровати напоминала пещеру.

– Мы прибыли очень поздно, – пробормотал Роджер. – Давно я не скакал при лунном свете. Мать сказала, что вы спите и вас лучше не беспокоить, но, боюсь, я не прислушался к ее совету.

– И я рада, – стыдливо откликнулась Ида, – хотя в остальном весьма благодарна ей за проявленную мудрость. Что вы здесь делаете?

– Забираю вас и детей в Винчестер.

– Я думала, вы до сих пор с королем.

Роджер замолчал ненадолго, и атмосфера изменилась.

– Я попросил разрешения оставить двор, чтобы съездить за вами, – невыразительно произнес он.

Встревожившись, Ида нащупала на прикроватном сундуке кремень и трут, отыскала светильник и высекла огонь. Ей нужно было увидеть лицо мужа, потому что случилось что-то плохое.

Когда светильник озарил комнату зернистым светом, Ида взглянула на Роджера. Его горло было натерто, наверное кольчугой, а на плече темнел синяк, но в остальном кожа была чистой. Под глазами, однако, залегли тени, порожденные не только естественной усталостью.

– Это единственная причина, по которой вы попросили разрешения оставить двор? – Ида отыскала еще одну свечу и вспомнила совет Юлианы не допустить, чтобы счастье просочилось сквозь пальцы.

Роджер с опаской посмотрел на нее.

– Основная, – осторожно произнес он и, вздохнув, покачал головой. – Я оставил двор, потому что нуждался в отдыхе от своих товарищей, хотя бы в нескольких днях. Есть люди, с которыми я вынужден общаться против своей воли.

Ида забрала с сундука кувшин с вином. Под салфеткой лежала еда – хлеб и сыр. Ее она тоже взяла.

– Что случилось?

– Мы захватили Ноттингем, – поморщился Роджер. – Вы получили мое письмо?

Ида кивнула. Письмо было кратким, написанным в спешке перед отъездом в королевский охотничий домик в Клипстоне. Получив его, она с раздражением подумала, что у мужа есть время гоняться за оленями, но нет времени посетить Фрамлингем.

– Битва была тяжелая, но короткая. – Роджер похлопал по одеялу, приглашая жену вернуться. – Когда в крепости поняли, что их осаждает сам король, они одумались и капитулировали. Оттуда мы перебрались в охотничий домик в Клипстоне, а затем в Нортгемптон на совет.

Он снова замолчал, и Ида почувствовала, что муж пытается успокоиться, поскольку топать ногами и злиться не в его правилах.

– Король ограничен в средствах, и тут ничего удивительного, – произнес Роджер. – Он выдоил Англию, чтобы заплатить за свой Крестовый поход, а последние капли молока с кровью пошли на выкуп, который еще не полностью уплачен, и архиепископ Руанский не может вернуться домой. Кроме того, необходимо разобраться с мятежниками во Франции и Нормандии. – У него заиграли желваки от злости. – Ричард прогнал шерифов с постов и комендантов из крепостей. Если они хотят вернуть свои места, придется их выкупать.

– Но вы не шериф, – нахмурилась Ида, – и вряд ли вам есть дело до Херефорда.

– Не шериф, и Херефорд в любом случае вернулся под опеку Лонгчампа. Дело не в этом.

– А в чем?

Он вздохнул и потер глаза:

– Ричард назначил Лонгчампа ответственным за сбор денег, а епископ настоящая пиявка. Он утверждает, что в моем графстве есть спорные поместья и я должен заплатить штраф, если желаю их сохранить, – скривился Роджер. – Тысячу марок вынь да положь.

– Это немыслимо! – ахнула Ида.

– Согласен, но иначе земли будут потеряны.

– Но ведь Ричард у вас в долгу после того, что вы для него сделали…

– То, что я для него сделал, он считает само собой разумеющимся. Долг вассала – поддерживать своего лорда.

– А долг лорда – поддерживать своего вассала!

Роджер отпил из кубка:

– Разумеется, и он ответит, что поддержал меня и проявил справедливость и щедрость, вернув мне графство и треть доходов и дав разрешение отстроить Фрамлингем. Я не одинок. Другим были выдвинуты аналогичные требования.

– И какие земли стоят таких денег?

– Пять поместий: Даннингворт, Ставертон, Холлесли, Фрамлингем и Клаксторп. Я должен заплатить сто марок немедленно, а остальные внести в казну по частям.

– А потом он потребует с вас вторую тысячу и третью?

Роджер промолчал, и она знала: это из-за того, что подобная ужасающая перспектива вполне возможна.

– А если не заплатите?

– Меня ждут новые потери. Поскольку единокровный брат продолжает оспаривать мои права, Ричард… или Лонгчамп… может поддержать его требования, и тогда придется заплатить или отдать земли Гуону. Хотя Ранульф де Гланвиль погиб в Крестовом походе, его брат до сих пор при дворе, а их племянник – архиепископ Кентерберийский. Гуго и Гундреда еще обладают влиянием среди тех, кто делает политику, а Ричард вцепится в любые деньги, и ему наплевать на источник. – Роджер посмотрел на жену. – Это еще не все.

Ида подумала, что лучше бы Ричарду остаться заложником и позволить Иоанну захватить корону.

– Что может быть хуже?

Он взял ее за руку:

– Я должен заседать в Вестминстерском суде весь осенний семестр, так что мы останемся на Фрайди-стрит.

Ида нахмурилась, поскольку это казалось хорошей новостью, означавшей, что они будут вместе. И дом был не намного меньше дома во Фрамлингеме.

– Но после король отправит меня на очередную выездную сессию суда и, помимо прочего, потребует выяснить положение вдов и сирот под опекой, поскольку это еще один источник дохода. Я должен объехать четыре графства до конца года и девять в следующем году.

Ида сглотнула. Достаточно времени, чтобы зачать очередного ребенка и уехать, подумала она. Она попыталась вырвать руку, но муж держал крепко.

– Я подумал, что вы можете поехать со мной, – произнес он. – У нас есть поместья в нескольких графствах. Я не могу обещать, что буду с вами каждый день или даже каждую неделю, но это означает, что отлучки будут менее долгими. Я знаю, вы мечтаете о другом, но это тоже выход.

Ида опустила взгляд на их сцепленные руки и прикусила губу.

– Возможно, вам придется развлекать гостей, – добавил он. – Другие судьи будут заезжать к нам время от времени.

Она изучала его лицо.

– Как вы думаете? – Роджер погладил ее по щеке и заправил прядь волос за ухо. – Я тоскую по вас, Ида… давно тоскую, и отчасти это моя собственная вина.

Тугой узел внутри ее начал раскручиваться, и внезапно она почти оробела. Ида ощутила пробуждение свежих сил – нежных побегов, которые тянутся к весеннему солнцу, но все еще могут поникнуть.

– Да, – ответила она. – Я хочу этого всем сердцем.