Титус Гроун Пик Мервин
Хотя формальным организатором семейного совета был лорд Сепулкрейв, церемонией тем не менее заправлял вездесущий Саурдаст. Перечить книжнику не смел никто – впрочем, к его распоряжениям все относились безразлично и выполняли их беспрекословно. Сейчас Саурдаст возвышался возле мраморного столика и величественно разглядывал присутствующих. Он упивался собственным положением, считая, что знает больше, чем все взятые вместе люди, собравшиеся в библиотеке волею хозяина замка. Хранитель традиций Горменгаста думал, что в том и состоит его положение, его авторитет, чтобы выделяться из общей толпы. Быть в некоторой степени даже выше господ. Потому совсем не случайно архивариус был очень скромно одет – строгий темный камзол безо всяких там кружев и лишних пряжек. Все строго по необходимости. Хотя Саурдаст знал – стоит ему только заикнуться, и лорд Гроун предложит ему на выбор несколько дюжин одежд. Сепулкрейв всегда был внимателен к запросам окружающих и считал, что хорошо выполняющие свою работу люди должны хорошо вознаграждаться. Кроме того, герцог считал своим долгом разрешать все проблемы своих помощников, чтобы направить их мысли исключительно на работу. И это ему обычно удавалось.
Чуть в стороне выстроились в ряд пять разномастных стульев, принесенных заботливым Флеем. Точно в центре сидела госпожа Слэгг со сладко посапывающим Титусом на руках. Справа от няньки сидел лорд Сепулкрейв, слева – леди Гертруда. Герцог был погружен в глубокие размышления, его супруга бесстрастно разглядывала резные завитушки книжных шкафов. Справа от герцогини восседал доктор Прунскваллер – по его лицу блуждала странная улыбка. На противоположном конце ряда устроилась леди Ирма – она то и дело поправляла уложенные в замысловатую прическу волосы. Стула для Фуксии не нашлось – к вящему удовольствию девочки. Заложив руки за спину, юная герцогиня стояла позади собравшихся. Девочка откровенно скучала – достав из кармана зеленый шелковый носовой платок, она крутила и сворачивала из него всякие фигурки, связывала в узелки, которые тут же распускала. На мгновенье взгляд Фуксии остановился на Саурдасте. Девочка подумала: «Неужели и я когда-нибудь буду такой старой? Такой сморщенной – старше мамы, даже старше няньки… Я тут самая младшая… Впрочем, нет – Титус моложе. Хотя его можно не принимать в расчет. Какое мне дело до Титуса? Он сам по себе, я сама по себе…»
Пользуясь тем, что на нее никто не смотрит, Фуксия беззастенчиво разглядывала присутствующих.
В конце концов взгляд девочки остановился на леди Ирме.
В самом деле, думала юная герцогиня, эта женщина не имеет никакого отношения к семье Гроунов. Какая странная у нее шея – длинная и тонкая. Ну точно жираф! И ноги, пожалуй, длинноваты…
Размышляя над странной внешностью госпожи Прунскваллер, Фуксия совершенно забыла, где находится, и забормотала себе что-то под нос.
Саурдаст, как раз собиравшийся начать торжественный ритуал, удивленно посмотрел на юную герцогиню. Нянька, сжав ребенка еще крепче, тоже обернулась и с укоризной глянула на воспитанницу. Лорд Сепулкрейв, успевший задремать, разом открыл глаза. Госпожа Гертруда тоже стряхнула с себя меланхолию – повернувшись к Флею, она закричала:
– Немедленно отворите дверь и впустите птицу! Скорее, что вы копаетесь?
Камердинер немедленно повиновался – и в открытую дверь влетел дятел. Пронесшись молнией по книгохранилищу, птица беззаботно уселась на подставленную ладонь покровительницы.
Леди Ирма передернула плечами – кажется, ей просто наскучило сидеть на стуле. Ожидание и в самом деле сильно затянулось. Доктор Прунскваллер, повернувшись к Фуксии, заговорщически подмигнул ей – дескать, не ты одна здесь страдаешь.
Саурдаст встревожено посмотрел на собравшихся – он сразу понял, что медлить дальше опасно. Его смущал только дятел, преспокойно чистивший перышки под влюбленным взглядом госпожи Гертруды. Дятел – и церемония, как увязать вместе два столь несовместимых понятия?
Но начинать все равно было нужно – и Саурдаст, откашлявшись, заговорил.
Лорд Сепулкрейв внимательно смотрел на книжника – Саурдаст великолепно гармонировал с бесчисленными тиснеными золотом и серебром книжными переплетами, что теснились со всех сторон в тяжелых дубовых шкафах.
– Мы собрались здесь, – вещал архивариус, важно качая многострадальной бородой, – в этой освященной тысячелетней мудростью библиотеке Сепулкрейва, семьдесят шестого представителя горменгастской династии, повелителя области, что простирается широко на все четыре стороны света: на севере владения лорда Гроуна доходят до гигантских пустошей, на юге – до обширных солончаковых степей, на востоке – до синего моря и зыбучих дюн, а на юге – до безжизненных скал…
Это предложение старик умудрился произнести на одном дыхании. Без последствий это не прошло – Саурдаст закашлялся, но быстро взял себя в руки и продолжил:
– Мы собрались здесь семнадцатого дня октября месяца для того, чтобы выслушать его сиятельство. Луна стоит высоко в небе, рыба прячется в глубоких омутах, нагуляв жир. Совы, что обитают под крышей Кремневой башни, вылетели в поисках добычи, потому что на землю опустилась ночь. Именно в такой час его сиятельству, семьдесят шестому лорду Гроуну судьба велела донести до своих чад и домочадцев волю разума.
Я, как главный церемониймейстер, хранитель традиций и архивов семьи Гроун, заверяю вас, ваше сиятельство, что вы вольны донести до присутствующих свою волю в том виде, в каком подскажет вам Провидение.
Вы, ваше сиятельство, и вы, ваше сиятельство, – Саурдаст на мгновение перевел взгляд в сторону леди Гертруды, – вы оба косвенные виновники сегодняшнего ритуала. Ритуал посвящен ему – плоти от вашей плоти – юному лорду Гроуну, именем Титус… Это ни для кого не тайна…
Но все-таки легкие изменили старику – он позорно закашлялся. Злясь на себя и проклиная годы, Саурдаст обвел взглядом присутствующих и несколько раздраженно повторил:
– Да, ритуал посвящен юному Титусу Гроуну…
Неожиданно госпожа Слэгг заметила, что Саурдаст бросает в ее сторону многозначительные взгляды. Нянька тотчас поняла, что она должна встать и поднять ребенка в воздух – кажется, именно этого требует вездесущая традиция. Старуха поспешно вскочила на ноги и подняла младенца вверх, но странным образом никто не уделил ему внимания. Исключением был только Альфред Прунскваллер – он ободряюще подмигнул няньке, словно давая понять, что ее мучения скоро закончатся. Она благодарно улыбнулась ему и еще крепче прижала ребенка к плоской груди.
– Теперь я должен повернуться к вам спиной и четырежды стукнуть по столешнице, – возвестил Саурдаст, – госпожа Слэгг положит мальчика на стол, а лорд Сепулкрейв… – Тут старика вновь скрутил кашель. Неожиданно закашлялась и леди Ирма. Достав шелковый платочек, сестра доктора быстро подавила кашель и виновато посмотрела в сторону госпожи Гертруды. Впрочем, никто не обратил внимания на Ирму Прунскваллер – и сестра медика мысленно оскорбилась, решив, что ее извинения не приняли. Старая дева раздула ноздри, втягивая в легкие напитанный пылью библиотечный воздух. Кроме запаха кожи и бумаги в воздухе носился и еще какой-то тяжелый запах, но мысли присутствующих были заняты совершенно другим. Наконец Саурдаст заговорил снова:
– Госпожа Слэгг положит ребенка вот на этот столик, а лорд Сепулкрейв соблаговолит подойти ко мне сзади и прикоснуться к моей шее указательным пальцем левой руки.
Жест его сиятельства будет служить сигналом мне и леди Слэгг отойти в сторону, что мы и сделаем. Мое место у столика с лежащим на нем мальчиком займет его сиятельство…
– Тебе хочется кушать, любовь моя? Неужели у тебя в желудке ни зернышка? Неужели?
Голос ворвался в торжественное бормотание Саурдаста столь бесцеремонно и неожиданно, что каждый из присутствующих поначалу счел его обращением к себе лично; однако, повернув головы, все тотчас увидели, что леди Гертруда преспокойно беседует со своим пернатым любимцем. Для собравшихся так и осталось тайной – ответил ли дятел на вопрос хозяйки, потому что в этот момент легкие Ирмы Прунскваллер вновь разорвал кашель. Странным образом кашель напал и на доктора, и на госпожу Слэгг.
Дятел беспокойно взвился в воздух и заметался под потолком; лорд Сепулкрейв, медленно направлявшийся на указанное архивариусом место, удивленно оглянулся – он явно был удивлен дружным кашлем. Однако долго удивляться аристократу не пришлось – его чуткие ноздри уловили подозрительный горьковатый запах – пахнуть так мог только дым. Фуксия дернулась – у нее тоже запершило в горле. Девочка тревожно оглянулась по сторонам – ей давно уже казалось, что в помещении пахнет дымом, но только сейчас догадка переросла в уверенность.
Первым опомнился доктор – резко вскочив на ноги, он пробрался вперед и тревожно огляделся, наклонив голову по-птичьи набок.
– В чем дело? – поинтересовалась леди Гертруда холодно, глядя прямо в глаза доктору.
– Как в чем дело? – бросил Альфред Прунскваллер раздраженно, не переставая скользить взглядом по бесчисленным книжным корешкам. – Осмелюсь сказать, что это, ха-ха-ха, типичный случай уплотнения атмосферы… Дыхание затрудняется, побочные примеси в воздухе губительно действуют на человеческий организм, ха-ха.
– Да, действительно дым, – согласилась герцогиня испуганно, – но причем тут дым? Скажите, вы его только теперь почуяли? Или раньше?
– Раньше – сколько раз, – отозвался доктор, – но чтобы в библиотеке – такое впервые.
Женщина пробормотала что-то нечленораздельное и еще сильнее вжалась в сиденье стула.
– Что за чушь, откуда здесь может быть дым, – бросил лорд Гроун. Опомнившись, он посмотрел на дверь и зычно крикнул:
– Флей!
Камердинер немедленно выступил откуда-то из темноты и выжидательно уставился на герцога.
– А ну, открой дверь, – распорядился лорд Сепулкрейв. Камердинер направился к двери, а сам герцог – к Саурдасту, который заходился в мучительных приступах кашля. Хозяин Горменгаста на ходу поманил Фуксию – отец и дочь, подхватив еле передвигающего ноги архивариуса под локти, повели его к двери.
Госпожа Гертруда продолжала спокойно сидеть на месте и бесстрастно поглядывать на дятла, который не прекращал бесноваться под потолком.
Доктор Прунскваллер поднял очки выше бровей и принялся судорожно вытирать платком слезы с глаз. Водрузив очки на место, медик принялся взволнованно расхаживать по помещению, подозрительно глядя по сторонам. На мгновение его взгляд задержался на сестре, которая доставала из кармана последний сухой носовой платок – другие уже были пропитаны ее слезами.
Врач сложил ладони вместе и несколько мгновений задумчиво созерцал кончики пальцев. После чего он посмотрел в дальний конец комнаты, в сторону двери, куда отец и дочь Гроуны вели бедного архивариуса. Кто-то еще – кажется, это был Флей – стоял сгорбившись у двери, тщетно пытаясь справиться с кованой ручкой – она упорно не желала поддаваться.
Между тем дыма в комнате становилось все больше, и доктор со злостью подумал, отчего же дверь вдруг не открывается. Но откуда здесь дым? Внезапно взгляд медика упал на няньку – старуха растерянно стояла возле мраморного столика, на котором лежал Титус. Поймав на себе взгляд эскулапа, нянька поспешно подхватила малыша на руки и прижала его к груди. Видимо, эта встряска была последней каплей – ребенок сдавленно заплакал. Госпожа Слэгг открыла рот – ее глаза покраснели и немилосердно слезились, но старуха не теряла присутствия духа.
– Моя дорогая храбрая женщина, – скороговоркой выпалил Прунскваллер, – скорее несите парня к двери, которая отчего-то не хочет открываться. Почему же тут нет притока свежего воздуха? Что за халтурщики строили книгохранилище? Все же несите ребенка к двери. Держите его лицом возле замочной скважины – пусть хотя бы он подышит свежим воздухом.
Вообще нянька всегда с трудом улавливала в многословии эскулапа логику. А уж теперь и подавно. Все что поняла нянька то, что доктор Альфред советует ей попытаться протолкнуть ребенка в замочную скважину.
– Нет! Нет! – закричала старуха, отшатываясь от врача.
В сам доктор между тем уже смотрел на герцогиню. Кажется, аристократка только теперь вышла из состояния отрешенности – она поспешно подбирала пышные складки своего парчового платья, явно намереваясь подняться на ноги.
Со стороны двери слышался сильный стук – видимо, ее пытались выбить. Но дыма в книгохранилище стало столько, что врач просто затруднялся предположить, сколько именно людей пытаются справиться с дверью.
– Слэгг, – доктор Прунскваллер угрожающе надвинулся на няньку, все еще стоявшую в страхе у столика. – Покажите наконец свою обычную сообразительность – отнесите ребенка к двери. Я кому сказал? Быстро!
– Нет! Ни за что! – завопила старуха столь безумным голосом, что доктор понял – или рехнулась, или растерялась. Схватив няньку подмышки, Прунскваллер сам потащил ее к двери, преодолевая слабое сопротивление. Эскулап упорно тащил старуху к выходу, ноги ее бессильно волочились по полу…
Не успели они добраться до двери, как из пелены дыма вынырнул лорд Сепулкрейв.
– Дверь заперта снаружи! – воскликнул он, то и дело кашляя.
– Заперта снаружи? – переспросил доктор. – Да как так? Это уже становится интересно. Даже очень. И даже слишком. Фуксия, ласточка моя, что скажешь? А?
Тут доктор повернулся к хозяину замка:
– Ваше сиятельство, может, разбежимся и попробуем выбить дверь? Может, она поддастся? Мы ведь все-таки кое-что да весим…
– Вряд ли это нам удастся, – просипел аристократ, – она же в четыре дюйма толщиной. Чистый дуб…
Саурдаст, прислоненный к двери, скорчился на полу и едва слышно хрипел.
– Тут есть другая дверь, но у меня нет ключа к ней, – сообщил лорд Сепулкрейв, – потому что ей почти никогда не пользовались. А может, попробуем через окно? – Герцог подошел к одному из стеллажей с книгами и бессильно провел пальцами по золоченым корешкам. – Где больше всего дыма?
– Я уже пробовал найти место, откуда он идет, – сообщил Прунскваллер, – но все без толку. Дыма так много, что невозможно определить, как он проникает сюда. И потом, здесь и без того полумрак. Но поискать все равно стоит, стоит, ха-ха. Эй, Фуксия, с тобой все в порядке?
– Да! – закричала девочка, закрывая рот ладонью. – Да, доктор, пока жива.
– Няня, – позвал Прунскваллер, – я же сказал вам, прижмите рот ребенка к замочной скважине. Фуксия, проследи, чтобы няня сделал то, что я ей велел…
– Хорошо, – прокричала девочка, растопыривая руки по сторонам в поисках наставницы.
И тут же книгохранилище огласил душераздирающий вопль.
Ирма Прунскваллер, захлебываясь слезами и изорвав в клочки последний носовой платок, с ужасом обнаружила, что ей больше нечем вытирать слезы. Животный страх сковал женщину – она окончательно забыла правила приличия, забыла, что должна делать настоящая леди. Ломая руки, она кричала столь пронзительно, что у ее товарищей по несчастью буквально кровь стыла в жилах.
Лорд Сепулкрейв бессильно метнулся в сторону – и едва не столкнулся с женой. Аристократ почему-то подумал, что ему повезло с супругой – не кричит, а спокойно ищет выход, хотя понятно, что выхода отсюда нет, кроме как через запертую чьей-то преступной рукой дверь. Но зато какое самообладание!
Услышав крик сестры доктора, госпожа Гертруда на мгновенье остановилась, а потом медленно направилась в ее сторону.
Лорд Сепулкрейв в отчаянии кинулся на дверь, но чуда не произошло – дверь по-прежнему не желала выпускать людей на спасительный воздух. Герцог чувствовал, как кровь бьется и пульсирует в его висках.
Со стыдом лорд подумал – вот он и растерялся. Хорошо еще, что из-за густого дыма его никто не видит. Впрочем, это было очень слабым утешением. Неожиданно хозяин замка ощутил солоноватый привкус во рту. Что такое? Боже, он не заметил, как прокусил нижнюю губу.
Между тем Ирма Прунскваллер продолжала истошно вопить, повергнув собратьев по несчастью в ужас.
Альфред в два прыжка очутился возле сестры. В мозгу доктора заговорил холодный голос профессионала – одного взгляда на леди Ирму было достаточно, чтобы понять – одними увещеваниями женщину не успокоишь. Ну что же, тогда придется прибегнуть к старым, но испытанным средствам. Примерившись, эскулап отвесил сестре звонкую пощечину. Леди Ирма испуганно замолчала, а доктор, не теряя времени, поволок ее в сторону одиноко стоявшего стула, спинка которого сиротливо высовывалась из пелены дыма.
– Ирма, Ирма, – бормотал медик, – сейчас присядешь, и тебе станет лучше. Об остальном я позабочусь. Ты меня слышишь? Возьми себя в руки.
Ирма обмякла – она была теперь словно большая тряпичная кукла, набитая ватой. Тащить ее было тяжело, но зато сестра доктора больше не наводила панику на окружающих.
Справившись с Ирмой, доктор решил в очередной раз попытаться установить источник образования дыма. Едва только он сделал шаг в сторону, как услышал взволнованный голос Фуксии:
– Доктор! Доктор! Отзовитесь!
Врач немедленно бросился в сторону двери, где, по его расчетам, должны были находиться Фуксия и госпожа Слэгг с Титусом на руках. Дым все сгущался – уже в радиусе полуметра ничего нельзя было увидеть. Поспешно пробираясь вперед, эскулап неожиданно натолкнулся на что-то большое и мягкое.
Альфред Прунскваллер поспешно выставил руки вперед – пальцы его запутались в складках одежды. Выходит, это человек. Чья-то рука порывисто схватила его ладонь.
– Доктор? Доктор, вы? – послышался знакомый голос. Это была госпожа Гертруда, но теперь ее голос звучал иначе, без обычной надменности и отчуждения.
– Я, я, кто же еще, – забормотал врач, – пока что это я, слава Всевышнему…
– А Фуксия куда подевалась? – герцогиня порывисто, но цепко схватила медика за плечи.
– Должна быть у двери, – просипел доктор, кашляя – он все-таки вдохнул порцию дыма, – я как раз шел к ней. Но, к сожалению, мы столкнулись, как корабли в море. Ха-ха, это очень подходит, да? Мы – корабли в море. В море дыма…
– Замолчите! – закричала герцогиня, высвобождая эскулапа из своих объятий. – Лучше найдите Фуксию. Тащите ее сюда… И разбейте окно – другого выхода нет…
Доктор, почувствовав свободу, рванулся к двери:
– Фуксия, ты тут еще?
Разумеется, девочка была на прежнем месте. Просто она опустилась на пол – там дым был не столь густой. Схватив доктора за полу камзола, юная герцогиня простонала:
– Доктор, скорее! Помогите ей! Ей плохо, я пока держу ее…
Альфред Прунскваллер мигом опустился на корточки, потирая кулаками слезящиеся глаза.
Внизу было меньше дыма, дышалось легче. Взгляду медика представилась ужасная картина – Фуксия, похожая на выброшенную на песок рыбину, жадно глотающую воздух с дымом пополам. Но куда большие опасения внушала врачу госпожа Слэгг, лежащая ничком на полу – старуха уже не кашляла, а хрипела. Голова няньки покоилась на коленях Фуксии. Прунскваллер поспешно приложил ухо к груди пожилой женщины – сердце ее трепыхалось, как случайно залетевший в комнату воробей. Слева звучно кашлял Флей – камердинер инстинктивно пытался разогнать от себя дым огромным фолиантом, снятым с ближайшей полки. Дым был повсюду – на мгновение доктору даже показалось, что его сизые кольца исходят даже со стороны стеллажей.
– Флей, голубчик, – заговорил доктор, дергая его за рукав, – ты меня слышишь? Скажи скорее, где здесь самое большое окно? Говори быстрее, старикан.
– В северной стене, – прохрипел камердинер, – но только оно высоко.
– Иди скорее туда, постарайся разбить стекло, – распорядился медик.
– Я не дотянусь до окна, там нет ни лестницы, ни антресолей.
– Хватит болтать. Подумай, как добраться до окна. Ты ведь лучше всех знаешь эту комнату, знаешь, что и где тут лежит. Разбей стекло – пусть дым выйдет наружу, заодно обеспечим приток свежего воздуха. Быстрее, а то госпожа Слэгг почти задохнулась. Да шевелись ты быстрее. Фуксия, помоги ему. Разбейте стекло чем угодно – я разрешаю даже Ирму бросить в окно, только разбейте его. И ничего не бойтесь – тут только дым, чертей и прочих тварей мы пока не заметили, а если бы они тут и были, они страдали бы от дыма точно так же. Пошевеливайтесь, а я пока присмотрю за бедной нянькой и мальчиком.
Флей схватил Фуксию за руку, и оба исчезли в сизой мгле.
Не теряя ни секунды, доктор наклонился над нянькой и принялся хлестать ее по щекам, не давая старухе забыться. Титус вызывал в нем сейчас меньшее беспокойство – нянька плотно укутала его с головой, так что младенец с трудом, но вдыхал более-менее свежий воздух, часть которого все же поступала сквозь замочную скважину. Убедившись, что некоторое время нянька еще протянет, Прунскваллер огляделся по сторонам. Внезапно его обожгла догадка.
– Фуксия, Фуксия! – вне себя закричал медик. – Немедленно отыщи отца и попроси его бросить в окно нефритовый кувшин, что стоит на столе.
Между тем сам лорд Сепулкрейв, поборов в себе панику, услышал распоряжение доктора и решил действовать на свой страх и риск.
– Флей! – позвал герцог.
– Я здесь.
– Подойди скорее к столу.
Флей и Фуксия осторожно направились в сторону, где, по их расчетам, должен был стоять стол. Они то и дело вытягивали руки вперед, боясь наткнуться на что-нибудь.
– Вы нашли стол? – допытывался лорд Сепулкрейв из-за кисеи дыма.
– Да, папа, – крикнула Фуксия, – мы как раз стоим возле него. Что ты хотел?
– Фуксия, где ты? – раздался голос леди Гертруды.
– Я тут, – откликнулась девочка, – мама, с тобой все в порядке?
– Ты не видела моего дятла? – тревожно поинтересовалась герцогиня. – Не видела мою птичку?
– Нет, – прокричала Фуксия. Дым с новой силой принялся разъедать ей глаза, и юной герцогине уже стало не до разговоров. Закашлявшись, девочка присела на корточки.
В этот момент с другой стороны загрохотал железный голос доктора:
– К черту всех дятлов и прочих, кто носит перья! Флей, ты нашел, чем разбить окно?
– Альфред, что вы себе позволяете, подойдите сюда, иначе… – начала леди Гертруда, но закашлялась сама, вдохнув порядочную порцию дыма.
В задымленной библиотеке наступило молчание – говорить было уже невозможно. А дым все уплотнялся. Через минуту послышался сдавленный голос герцога:
– Кха-кха… на столе, слышите?.. На столе… медное… пресс-папье… быстрее… Флей, Фуксия… Рядом с вами, на столе… Бога ради, скорее…
Фуксия, нащупав ножку стола, из последних сил приподнялась и зашарила по столешнице. Руки ее почти тут же наткнулись на металлический предмет – конечно, это было то самое пресс-папье. В этот момент на стеллажах с книгами, что справа от второго, неиспользуемого выхода, заплясали ярко-оранжевые язычки пламени. Пламя почти сразу же и погасло, но через минуту вспыхнуло с новой силой и быстро поползло по книжным сокровищам лорда Сепулкрейва. С каждым мгновением огонь захватывал все новые фолианты. Золотое тиснение корешков зловеще поблескивало, прежде чем отдаться всепожирающей страсти огня…
Тут же огонь вспыхнул уже слева от запертой двери, и Флей, издав страдальческий вопль, бросился к пламени. Рядом с объятым пламенем стеллажом на полу лежало чье-то тело. Флей схватил его за руку и повернул к себе. Оказалось, что это Саурдаст. В панике все совершенно забыли о существовании несчастного архивариуса, а ведь именно он первым отреагировал на появление дыма. Саурдаст, по-видимому, уже давно лишился чувств – даже доктор Прунскваллер не сразу определил, жив или мертв книжник.
Пока эскулап возился с бесчувственным Саурдастом, лорд Сепулкрейв, Фуксия и Флей столпились под окном, что смутно проглядывало сквозь пелену дыма. Герцог первым схватил тяжелое медное пресс-папье и швырнул его наискось вверх в надежде высадить не только стекло, но и оконный переплет. К сожалению, лорд Сепулкрейв не находил достаточно времени даже на чтение, а уж о метании тяжелых предметов на дальние расстояния и вовсе не было речи. Потому-то его попытка не увенчалась успехом. Теперь успеха решил попытать Флей. У него было одно неоспоримое преимущество – высокий рост. Но известно, что в природе хорошее всегда уравновешивается плохим. Преимущество высокого роста Флея сводились на «нет» его годами, так что попытка Флея также окончилась провалом.
Фуксия сразу поняла, что если замысел не удался отцу и Флею, то ей и подавно нечего думать о метании тяжестей вверх. Но природа одарила девочку сообразительностью. Повинуясь не столько воле разума, сколько инстинкту, юная герцогиня принялась карабкаться по стеллажам с книгами. Добравшись до верхней полки, девочка обнаружила, что до окна ей остается приблизительно что-то около пяти футов. Чтобы чувствовать себя увереннее и обрести дополнительную опору рук и ног, Фуксия принялась лихорадочно сбрасывать вниз книги. Особую опасность представляли и добросовестно отполированные поверхности полок, по которым пальцы неизбежно скользили. Но Фуксия цеплялась за резные украшения, так что можно было надеяться – некоторое время девочка могла повисеть в воздухе…
Госпожа Гертруда умудрилась каким-то образом отыскать вход на антресоли. Там тоже был дым, но женщина нашла свое пернатое сокровище – дятел забился в угол между полом и резными перилами антресолей.
Герцогиня бережно подобрала птичку и, отхватив маникюрными ножницами прядку своих темно-каштановых волос, туго перетянула ими крылышки дятла. После чего, ласково погладив растрепанное оперение птицы, отправила дятла в глубокий вырез своего платья. Без сомнения в данный момент там было самое безопасное место для перепуганной птицы.
Прунскваллер продолжал делать Саурдасту искусственное дыхание. Однако попытки медика оказались тщетны: случайно прикоснувшись к губам старика, доктор обнаружил, что они уже не столь горячи, как прежде. Страшная догадка обожгла сознание Альфреда Прунскваллера; доктор вынул из кармана крохотное зеркальце и приложил его к губам архивариуса. Через некоторое время врач внимательно оглядел поверхность зеркального кусочка стекла – на нем не было мелкой испарины, обычно выступающей на любой холодной полированной поверхности от дыхания человека. Сомнений больше не оставалось – Саурдаст скончался. Крякнув, доктор спрятал зеркальце в карман и, стянув со стола алую бархатную скатерть, закрыл ею лицо старика. Прунскваллер затравленно огляделся – пламя теперь покрывало уже три четверти восточной стены библиотеки. Доктор бросил взгляд в сторону непонятно почему запертой двери – там виднелась скорчившаяся фигурка. Конечно, подумал медик, это нянька. Вместе с Титусом. Ну и хорошо – там они и должны быть, место у двери – самое безопасное. Прунскваллер с надеждой подумал – может, им все же удастся разбить окно и выбраться наружу. То обстоятельство, что даже в случае успеха задуманного им пришлось бы непонятным образом спускаться вниз, не смущало доктора – в конце концов, это все равно лучше, чем отравлять легкие дымом. Там хоть воздух будет свежее… Может, судьба пошлет им какую-нибудь веревку или что-то в этом роде. Но где ее найдешь, веревку? И потом, до окна еще нужно добраться – из чего сооружать подобие лестницы? Нет, положение просто безвыходное.
Врач осмотрелся – ему не хотелось думать, что в библиотеке нет ничего, что можно хоть как-то приспособить для спасения. Краем глаза он заметил распростертую на полу сестру, наманикюренные ногти которой исступленно царапали паркет пола. Пусть дергается, машинально подумал медик, с ней разберемся потом…
Вдруг взгляд его устремился наверх, и доктор разинул рот от удивления: Фуксия, стоя на предпоследней полке просторного книжного стеллажа, пыталась дотянуться до заветного окна отцовской полированной тросточкой с набалдашником из черного нефрита.
– Фуксия, деточка, – закричал доктор, – держись крепче, не упади! Прошу!
Юная герцогиня не расслышала, что кричал ей доктор, но его голос подействовал на девочку ободряюще. Фуксия держалась на стеллаже из последних сил – правая рука то и дело потела и предательски дрожала, грозя заскользить по лакированному дереву шкафа. Левая рука почти онемела – трость сама по себе была тяжелая, к тому же держать ее вытянутой рукой было сущим мучением.
Госпожа Гертруда, тяжело привалившись к ограде антресолей, наблюдала за действиями дочери. Легкие женщины то и дело разрывал судорожный кашель, но она не забыла свистеть, подбадривая ничего не понимающего дятла.
Лорд Сепулкрейв переводил полубезумный взгляд с Фуксии на пожираемые пламенем книги и обратно. Герцог даже не волновался, поскольку первый шок уже прошел. Во всяком случае, хозяин замка был уверен, что переживает не больше, чем переживал бы в его ситуации любой другой мужчина. Напротив, в голову теперь лезла всякая чушь. Лорд Гроун подумал невзначай, что задуманная Саурдастом церемония так и не была проведена. Разумеется, никто не был подготовлен к подобному повороту событий. И он сам хорош – давно нужно было предусмотреть опасность пожара, и не только в библиотеке, но и вообще в замке. Он много занимался хозяйством, но мысль о возможном пожаре ни разу не приходила ему в голову. Даже Фуксия своей сообразительностью дала ему сто очков вперед.
Флей и Прунскваллер стояли внизу, под окном, готовые в любой момент поймать в объятия Фуксию, случись ей сорваться с полки. Мужчин не пугало даже то, что осколки разбитого девочкой стекла с полной вероятностью упали бы точно на них.
Девочка принялась осторожно раскачивать левой рукой отцовскую трость, намереваясь с размаху ударить набалдашником по стеклу. Случайно взгляд ее упал на окно – ей показалось, что по ту сторону стоит человек, лицо которого было ей хорошо знакомо. Между тем жарче становилось даже наверху – огонь медленно, но верно подбирался к юной герцогине. Фуксия окончательно отбросила последние сомнения – она действительно видела человека. Конечно, она не могла ошибиться…
И ЛОШАДИ УМЧАЛИ ИХ ДОМОЙ…
Едва Фуксия узнала лицо Стирпайка, пальцы ее разжались, трость полетела вниз. Девочка и сама едва не сорвалась, удержавшись на месте лишь гигантским напряжением последних оставшихся физических и духовных сил. И все-таки юной герцогине не суждено было и дальше держаться на полке – испустив истошный крик, она рухнула вниз.
Альфред Прунскваллер и Флей не растерялись – рванувшись вперед, они успели подхватить девочку в объятия. В этот момент наверху раздался звон разбитого стекла, и послышался голос Стирпайка:
– Без паники! Сейчас я подам вам лестницы! Только без паники.
Глаза присутствующих тут же устремились к окну. Доктор Прунскваллер, заслышав звон стекла, успел толкнуть Фуксию в сторону, чтобы защитить ее от осколков. Куски стекла посыпались вниз. Однако узникам библиотеки еще повезло – острый осколок тюкнул в тыльную сторону ладони Флея, другой, покрупнее, плашмя приземлился на голову доктора, не причинив, впрочем, ему вреда.
– Отойдите в сторону! – кричал Стирпайк. – В окне еще торчит стекло, мне придется выбивать его. Отойдите.
Стоявшие под окном поспешно отхлынули назад, и юноша принялся выковыривать торчавшие в раме осколки при помощи небольшой палочки. Взглянув вниз, он убедился, что выбрал самый подходящий момент – все присутствующие на церемонии уже успели достаточно надышаться дымом и попариться в духоте. Остальное теперь только дело техники…
Выбив из рамы куски стекла, Стирпайк завозился с суковатой жердью, бывшей когда-то стволом молодой сосенки. На первой жерди он стоял сам. Поднимать импровизированную лестницу на уровень окна оказалось куда сложнее, чем он думал; лицо юноши покрылось каплями пота, но где-то в глубине подсознания билась мысль: может, так оно к лучшему – все будет выглядеть еще натуральнее. Но поднимать жердь и сохранять при этом равновесие было ужасно трудно. К тому же оставленные дровосеками сучья то и дело цеплялись за его одежду. Тем не менее титанические усилия Стирпайка не пропали даром – дюйм за дюймом жердь пролезла в окно.
Наконец из книгохранилища донеслось глухое «Бух!» – жердь стукнулась об пол. Теперь дело за ними, думал юноша. Подождав несколько минут, Стирпайк приподнялся над окном и заглянул внутрь: пламя пожара хорошо освещало интерьер библиотеки. На мгновение ему стало жаль пожираемых пламенем книг, но властная мысль кольнула его: лес рубят – щепки летят. В конце концов, он славно постарался. Но вслух закричал:
– Хорошо, что я вовремя успел! Сейчас, погодите!
Присмотревшись внимательнее, юноша понял – терять время больше нельзя. Пламя уже пожирало узорчатый паркет. Теперь его не погасить. Только бы сгорела вся ветошь, что он разложил на стеллажах с книгами.
Все, пора! Напустив на лицо крайне озабоченное выражение, Стирпайк закричал:
– А где наследник? Где ребенок? Титус-то куда подевался?
Но его страхи оказались напрасными – доктор Прунскваллер уже нес в объятиях почти бесчувственную няньку и ребенка. Все узники книгохранилища сгрудились возле косо приставленной к стене под окном импровизированной лестницы. Все, кроме задохнувшегося в дыму Саурдаста – скатерть, которой доктор накрыл безжизненное тело архивариуса, уже начинала дымиться, пламя неумолимо подбиралось к трупу. Фуксия, спохватившись, бросилась назад. Но беспокойство и удивление окружающих оказалось напрасным – через секунду девочка вынырнула из пелены дыма, волоча находящуюся в бессознательном состоянии Ирму, о которой все в панике забыли. Между тем доктор уже подавал перегнувшемуся через оконную раму Стирпайку сверток с младенцем. Бережно приняв наследника Горменгаста, юноша начал спускаться вниз, холодея от одной только мысли о перспективе сорваться или поскользнуться.
Отнеся ребенка на безопасное расстояние и уложив его между широкими листьями папоротника, он вихрем понесся назад – теперь предстояло вытаскивать няньку. Вопреки ожиданиям, ее тело оказалось не слишком тяжелым – во всяком случае, паренек не почувствовал особой разницы в весе Титуса и в весе его няньки.
Опустив бесчувственное тело старухи подле младенца, Стирпайк стрелой понесся к окну библиотеки, ставшей западней для семьи Гроунов и ее приближенных. Третьей решено было вытаскивать Ирму, но именно с нее и начались все трудности. Как только сестру доктора подняли в воздух, она неожиданно ожила и принялась беспорядочно дергаться. Тридцать лет, в течение которых индивидуальность этой женщины всячески подавлялась и загонялась в глубину души, теперь уже ничто не значили для Ирмы Прунскваллер. Тем более что терять ей было нечего – она уже продемонстрировала всем, кому возможно, что настоящая леди, воспитанная и выдержанная, из нее не получилась. Ирма подняла истошный визг, словно ее собирались не спасать, а резать. Видимо, и дым пожара не слишком сильно подействовал на ее голосовые связки – все были готовы заткнуть уши, только бы не слышать пронзительных воплей старой девы. В любом случае – нужно было что-то делать, поскольку Ирма, сама того не желая, подвергала жизни товарищей по несчастью еще большей угрозе, ведь пламя продолжало распространяться по книгохранилищу. Как всегда, изворотливость пришла на помощь Стирпайку. Именно по его предложению от длинного подола сестры врача оторвали несколько полосок материи, которыми крепко-накрепко стянули руки и ноги опростоволосившейся «леди». Последнюю полоску скомкали и засунули крикунье в рот – вопли сразу прекратились, ко всеобщей радости.
Стирпайк обошелся с Ирмой Прунскваллер совсем уж бесцеремонно – когда доктор и Флей подали ему даму, он просто перекинул через плечо ее длинное костлявое тело и, то и дело задевая несчастной Ирмой по каменной кладке стены, опустил ее на землю. Удовлетворенно поглядев на женщину, Стирпайк вынул кляп из ее рта и напоследок поправил подол платья на оголившихся ногах.
– Вот так-то лучше, – пробормотал он себе под нос.
Оставив троих спасенных вдыхать свежий воздух под сенью побитых морозцем папоротников, юноша бросился обратно.
Изнутри слышался упрямый голос Фуксии:
– Нет, я не хочу лезть. Лезь сначала ты.
– Хватит болтать, – сурово оборвала дочь герцогиня, – и не теряй времени, ты задерживаешь не только себя. Делай, как тебе говорят. Скорее!
– Но мама, послушай…
– Фуксия, детка, – в беседу вступил доктор, – ты ведь у нас самая боевая. Выберешься наружу и поможешь Стирпайку, чем возможно. Это для общего же блага. Поторопись.
– Быстрее, девочка, быстрее!
Фуксия испытующе посмотрела на доктора – куда делось его обычное веселье? Доктор раздраженно хлопнул юную герцогиню по плечу:
– Да быстрее! Что рот разинула?
– Ладно уж, – пробормотала Фуксия недовольно и, проворно перебирая ногами, полезла по сучьям вверх.
– Вот и отлично! – воскликнул обрадовано доктор. – Фуксия, присмотри там за нянькой. Ну, ваше сиятельство, теперь ваша очередь!
Герцогиня не заставила себя уговаривать – и хотя ее шаги то и дело сопровождались треском ломаных сучьев, госпожа Гертруда неизбежно приближалась к заветному окну. Сил у женщины оставалось немного, но она ползла все выше и выше. Рывок – и ее грузное тело перевалилось через подоконник. Спускаться вниз пришлось самой – Стирпайку нужно было попасть внутрь библиотеки. Для чего? Это в данный момент аристократку не интересовало.
Леди Гроун не помнила, как спустилась на землю.
В библиотеке оставались теперь лорд Сепулкрейв, Альфред Прунскваллер, Флей и хитрец Стирпайк, заваривший кашу.
Доктор и его новый ученик вопросительно смотрели на хозяина Горменгаста, не находя смелости попросить его вслух. Вдруг позади что-то затрещало, посыпался сноп искр. Все поспешно оглянулись, а когда Стирпайк уже собирался попросить герцога поторопиться, то с удивлением заметил, что тот куда-то исчез. В чем дело? Времени на раздумья не оставалось – вокруг гудело пламя, стояла удушающая жара, к характерному запаху горящей древесины примешивалась отвратительная вонь коробящейся в пламени кожи. Куда пропал герцог? Доктор Прунскваллер заглянул на стоявший у стены шкаф – почему-то он не был придвинут к стене вплотную. Лорд Сепулкрейв оказался там – с безумной улыбкой на лице он разглаживал ладонями страницы какой-то толстой книги. Даже коварному Стирпайку стало нехорошо при виде странной улыбки хозяина замка. В уголках губ лорда Гроуна пузырилась слюна, глаза неестественно блестели. Поймав на себе удивленные взгляды, аристократ оскалил зубы – обычно так поджимают губы агонизирующие животные. Да, это была самая настоящая агония. Агония души.
– Берите, берите свои книги и скорее спасайтесь! – завопил Стирпайк. – Хотите, я выброшу пару книг наружу? Скажите, какие спасти? Что вы предпочитаете?
Лорд Сепулкрейв порывисто вскочил на ноги – в его глазах теперь светился нормальный человеческий рассудок. Виновато взглянув на доктора и бывшего поваренка, герцог пробормотал:
– Простите, что задержал вас. Я мигом…
Обещание лорда оказалось не пустой бравадой – он и в самом деле мгновенно вскарабкался к темному провалу окна.
Когда герцог уже поставил ноги на импровизированную лестницу по ту сторону стены, он продолжал бормотать:
– Простите, простите, что заставил вас ждать…
После чего хрипло рассмеялся. Стирпайк подумал, что герцог переживает утрату книг куда сильнее, чем он полагал.
Итак, в книгохранилище оставалось два человека, и времени на любезности не было. Огонь бушевал в каких-нибудь пяти шагах. Стирпайк твердо решил лезть последним – он сказал доктору и Флею, что может и подождать, что он вовсю дышал чистым осенним воздухом, пока они отравляли легкие дымом. Доктор пожал плечами и полез к окну. Следом за ним отправился Флей.
Стирпайк понял, что больше здесь делать нечего. Он птицей взлетел по лестнице и, взглянув в последний раз с высоты подоконника на дело рук своих, подумал: чисто сработано, а тетки, тетки-то – не подвели. После чего спустился вниз, где остальные с нетерпением ждали его.
– Все, там больше никого не осталось, – сообщил он собравшимся.
– Нет, там Саурдаст, – глухо бросил лорд Сепулкрейв, – мы оставили там Саурдаста…
Стирпайк пытливо посмотрел в глаза герцогу:
– Он… умер?
– Да, – ответил доктор.
Все молчали – каждый думал о своем.
Стирпайк потер глаза – ему показалось, что земля под ногами леди Гертруды стала отчего-то белой. Но это был не обман зрения – земля вокруг нее действительно казалась белой из-за двух десятков ослепительно белых кошек, что терлись о ноги хозяйки.
Между тем оказалось, что Фуксия, едва спустившись на землю, бросилась в конюшню. Задыхаясь и крича, она переполошила улегшихся было спать конюхов. Те быстренько оседлали лошадей и направились к пожарищу. Всего было заседлано шесть лошадей – по расчетам девочки, их должно было хватить на тех, кто не мог дойти до дома своим ходом. На спине одной из лошадей ехала Фуксия – она до сих пор никак не могла отдышаться.
Когда конюхи добрались до библиотеки, оказалось, что спасшиеся отошли от места пожара на некоторое расстояние. Флей нес Ирму Прунскваллер, бесцеремонно перебросив ее через правое плечо. Доктор бережно держал на руках все еще не пришедшую в сознание няньку, а заботу о Титусе взяла на себя леди Гертруда, осторожно прижимавшая к себе сына, но в то же время она ни на минуту не забывала о пригревшемся на ее груди дятле. Стирпайк, естественно, держался возле лорда Сепулкрейва – он решил биться за достойное место под солнцем до конца, пусть даже таким образом. Тем более что он и так натворил немало…
Поравнявшись с пережившими пожар, конюхи совершенно растерялись – им никогда еще не приходилось видеть весь ареопаг Горменгаста в столь жалком состоянии.
Со стороны замка приближались бесчисленные огни – то были слуги с факелами. Очевидно, там не сразу заметили пожар, а когда спохватились, замысел Стирпайка уже удался. Впрочем, винить слуг за столь поздний приход все равно было нельзя – библиотека заслонялась от жилых помещений старой крепостной стеной, бывшей в незапамятные времена передним краем обороны замка, а теперь в результате бурного роста Горменгаста оказавшейся внутри двора и потому никак не использовавшейся.
Между тем пожар в библиотеке стал угасать. Сгорело все, что могло гореть. Большая часть книг уцелела – они стояли плотно друг к другу, и потому огонь только опалил их. Завтра, придя на пожар, обитатели Горменгаста обнаружат посреди выгоревшего книгохранилища пожелтевший мраморный столик, возле которого лежал обугленный скелет несчастного Саурдаста. Теперь он мог не волноваться за свое здоровье. Оно ему попросту не понадобится. Никогда.
СВЕЛТЕР ДЕЙСТВУЕТ
На следующий день задули сильные ветры. Эти ветры всегда знаменовали приход зимы. С веток деревьев в Дремучем лесу слетели последние листья, птицы и животные попрятались по убежищам. Жизнь замерла. Природа спала, готовя силы для весеннего возрождения. В такую погоду на улице делать было нечего, неважно, кто ты – обитатель предместья или счастливый житель Горменгаста. Все сидят дома. Именно в этот период человеческий ум, не занятый работой, ищет развлечений. Именно в этот период, несмотря на умирание природы, пышно цветут склоки, зависть, ненависть и разврат…
В тот вечер, спустя несколько недель после памятного пожара в библиотеке, Флей, как обычно, готовился отойти ко сну в комнате, из которой вела единственная дверь в спальню лорда Сепулкрейва. Часы только-только пробили одиннадцать.
Флей был консерватором до мозга костей. Он сызмальства привык спать на полу, хотя с возрастом организм теряет былые силы и начинает тянуться к удобствам. И все же старик то ли из вредности характера, то ли из нежелания признавать себя тем, кем он был на самом деле, отверг все предложения господина и отказался от кровати. Теперь же камердинер то и дело ворочался с боку на бок – и кости болели, и пол был холодным – все-таки зима на дворе. Снаружи дико завывал ветер, где-то вдалеке хлопали двери. Флей с неудовольствием подумал, что кому-то не спится в столь ненастную ночь. С их бы энергией – да работать. А то народ разленился, никого не заставить трудиться. За свою жизнь в замке камердинер научился распознавать двери по скрипу – он знал, даже не глядя, кто вошел в кладовую, кто направился в дверь, ведущую в покои сестер герцога. Вздохнув, Флей повернулся на левый бок. И тут же ему в лицо ударила струя сквозняка. «Старею. Вот и чудится повсюду холод», – подумал он с неудовольствием. Высунул из-под одеяла кисть руки – действительно, холод. Сомнений быть не могло – Флей даже различил, как в двух десятках шагов от него колышутся от сквозняка зеленые бархатные портьеры, что отгораживают комнату от коридора. «Черт бы их побрал, – думал старик, – пораскрывали двери. Не май месяц на дворе».
Флей вспомнил – прошлой зимой он спал спокойно, а ведь тогда было даже холоднее, чем сейчас. Впрочем, зима только начинается, еще неизвестно, какие будут морозы…
Неожиданно старику вспомнилось, как он, просыпаясь по утрам, разглядывал морозные узоры на окнах. Если слугам случалось натопить печи не слишком жарко, то изморозь появлялась и на внутренних сторонах окон. Казалось, что зима так и хочет влезть в комнаты, будто ей мало улицы. Флей зябко повел плечами – это было не самое приятное воспоминание.
И все-таки возраст дает о себе знать. Четыре дня назад ветра на улице не было, но он тоже чувствовал себя зябко.
Точно, старею, думал камердинер. И все-таки отчасти он обманывал себя – кожа неприятно чесалась и зудела. Такое происходит совсем не от холода. Неужели он чего-то испугался? Но чего? Что может угрожать ему возле покоев лорда Сепулкрейва, подходы к которым охраняются целой цепью постов? Мимо них даже муха не пролетит незамеченной. Подумав, старик решил, что пугает его совсем не зима, не вой ветра и даже не противный сквозняк. А что? Что?
Испытывая приступ раздражения на свою трусость, Флей повернулся на другой бок, чтобы видеть верхнюю площадку лестницы, что прилепилась у противоположной стены. Впрочем, видеть он ничего не мог, только чувствовать. Глупости – кто может прийти сюда? И все-таки он боится. Ох, сердце-вещун… Где-то снова хлопнула дверь, потом другая. Флей мог признаться себе откровенно: трусом он никогда не был, все это знают. Но бывают в жизни такие минуты, когда бравада вовсе ни к чему. Неужели сейчас настала такая минута? Или ему просто кажется?
Снаружи неистовствовал буран. Камердинер подумал – может, завтра снегу навалит? Тогда пойти, взять лопату и немного размяться. Нужно не давать себе зарастать мхом, не подпускать к себе старость с ее неизбежной немощью. Но до утра еще нужно дожить. И снова буханье дверей. Удивительно, что даже в столь поздний час народ не спит. Шорох… За стеной. Что там? Кажется, гардеробная, да, точно там… Мышь? Вероятнее всего.
Внезапно с другой стороны раздался легкий звон – очень похоже на звон ножа, подумал Флей. Что за черт, лезет в голову разная ерунда. И снова звяканье, на этот раз визжаще-скрипучее, словно лезвие ножа водят по точильному камню. Звук повторился, потом еще и еще… Нет, можно сказать с уверенностью, что он не ослышался. Как можно терпеть такое? Флей приподнялся на четвереньки и, словно хищник, вытянул голову вперед, чутко прислушиваясь ко всем звукам Горменгаста. Он знал, что теперь никакая сила не заставит его сомкнуть глаза.
Буран за окном выл всю ночь. Старик, подтянув колени к груди, просидел все это время возле двери лорда Сепулкрейва. Несколько оставшихся часов показались ему вечностью.
Рассвет наступил незаметно. В очередной раз взглянув в окно, Флей поразился – на черном фоне прорезалась узкая серая полоска. Утро медленно, но уверенно вступало в свои права. Все, теперь можно не волноваться. Странно, но спать совершенно не хотелось. Камердинер разжал челюсти, и на постель упал кованый железный ключ, который он держал в зубах всю тревожную ночь. Теперь, когда опасность миновала, можно было водворить его на прежнее место – в карман, что Флей и сделал.
Вскочив на ноги, старик крадучись подошел к лестнице и осторожно глянул вниз. Винтовая лестница казалась бесконечной, как пережитая ночь. Присмотревшись, Флей увидел на одной из ступенек некий предмет. Флей примерился – до вещицы отсюда примерно футов сорок. Нечто овальное. Что же это может быть? Флей беспокойно оглянулся в сторону двери в спальню господина.
На улице уже почти рассвело.
Крепко держась за перила, камердинер начал медленно спускаться. Каждый его шаг гулко отдавался по лестнице и пустому коридору, что располагался внизу.
Под ногами заиграл солнечный зайчик. Странно, подумал старик, такая ненастная ночь – и такое чудесное утро. Впрочем, каких только чудес на свете не бывает. Испытав прилив отваги, Флей бодро направился вниз, больше не останавливаясь на каждом шагу и не прислушиваясь. Если уж ничего не случилось ночью, то теперь и подавно нечего бояться. Наконец, добравшись до загадочного предмета, старик нагнулся и взял его в руки. На ощупь вещица казалась удивительно мягкой. Что бы это могло быть? Камердинер поднес находку к груди, чтобы лучше разглядеть ее, и вдруг ощутил странный запах. То ли духи, то ли что еще… Странный камешек, не камешек, а гемма с вырезанной буквой «С» на цепочке, оплетенной шелковым шнурком. От шнурка-то и исходил странный запах…
ОТКРЫТИЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ БАРКВЕНТИНА
Герцог выбился из сил от очередного обряда, во время которого ему пришлось трижды восходить и спускаться по крутой лестнице в Кремневой башне. Кроме того, ему приходилось наполнять вином из бутылки стаканчики, расставленные на площадках лестницы. Потускневшие посудинки возвышались на специальных деревянных подставках, изъеденных жуками. Ритуал, значения которого уже не знал никто, утомил аристократа и заставил его удалиться в свою комнату раньше положенного времени. Попутно лорд Сепулкрейв принял большую дозу успокоительного, к помощи которого старался прибегать не слишком часто, как на том настаивал доктор Прунскваллер. Запершись в комнате, Гроун размышлял: этот его нынешний упадок сил – он к чему: к душевному подъему или, наоборот, к упадку?
Утрата библиотеки была сильнейшим ударом по состоянию духа хозяина Горменгаста. Настолько сильнейшим, что он остался безучастным ко всему, что обычно огорчало его. Инстинктивно герцог чувствовал, что теперь его спасение – в бурной деятельности. Нужно максимально посвятить себя хозяйству и повседневным делам, не давая тревоге свить гнездо в душе. Недели шли, но боль потери не желала проходить. Он любил книги не только за то, что они переносили его в разные исторические эпохи и разные страны, но и за то, что каждая была кусочком разума неведомого мастера, даже не одного – кто-то занимался переплетом, кто-то тиснением по сафьяну, кто-то вырезал причудливые заглавные буквы. И теперь он уже не может, как прежде, перелистывать книги и любоваться чудесными миниатюрами. Но больнее всего было ощущать невозможность вечернего уединения в библиотеке. Каждый день лорд Сепулкрейв, терзаясь, вспоминал прочитанные в разное время сочинения по истории, географии, ботанике и медицине. На ум невзначай приходили названия поэм и романов, всплывали из глубин памяти сюжеты сказок и легенд. Иногда память издевательски услужливо подсказывала, в каком шкафу, на какой полке стояла та или иная книга, и тогда он просто не находил себе места. Чтобы спастись от терзающих душу видений, лорд Гроун старался посвящать свое время бесчисленным обрядам и церемониям, которые ему чуть ли не ежедневно приходилось выполнять. Во время пожара библиотеки он не пытался спасти ни одной книжки, потому что заранее знал – каждая строчка будет только усиливать его тоску. Если уж лишиться, то всего сразу, чтобы спасенная книжка не служила укором в пренебрежении к собратьям, оставшимся в огне.
Вскоре после похорон Саурдаста (вернее того, что осталось от его тела после пожара) вспомнили, что теперь некому напоминать хозяину Горменгаста о предстоящих церемониях. Лорд Сепулкрейв допытывался у слуг: неужели Саурдаст был одинок? Выяснилось, что у того был сын. Герцог немедленно распорядился: найти! Поиски были долгими, но в конце концов увенчались успехом – отпрыск Саурдаста был обнаружен спящим в неприметной каморке с удивительно низким потолком. Обитель сына архивариуса поражала своей убогостью и захламленностью – стены и потолок засижены мухами, повсюду пыль и паутина. Устроенное на уровне пола окно покрыто слоем пыли. Кроме расшатанной кровати хозяина, в комнате было несколько колченогих стульев и грубо сбитый из плохо оструганных досок стол. Поначалу переступившие порог помещения слуги даже не могли понять, есть ли здесь кто. Лежащий на кровати сын безвременно погибшего хранителя традиций казался свертком из тряпок. Но, помня необычно строгий приказ герцога отыскать этого человека немедля, слуги для очистки совести решили потревожить и этот, как им показалось, куль. И не зря – куль оказался искомым двуногим. Хлопая сонными глазами, человек растерянно глядел на гостей, послу чего сразу представился Барквентином.
– Ты сын Саурдаста? – спросили слуги хором.
Читать бесплатно другие книги:
