Мелкие боги Пратчетт Терри
– Отнюдь.
– Этого и следовало ожидать. Солнце, жажда, голод…
– Мою память запутать очень трудно, господин.
– Ах да, помню, помню…
– Вот и я тоже, мой господин.
Ворбис чуть наклонил голову и искоса посмотрел на Бруту, словно пытался что-то спрятать за своим лицом.
– Со мной в пустыне говорил Великий Бог Ом.
– Все верно, господин. Он говорил. Каждый день.
– Знаешь, Брута, у тебя сильная, хотя и примитивная вера. Я прекрасно разбираюсь в людях.
– Да, господин. Господин?
– Слушаю тебя, мой Брута.
– Нюмрод сказал, что вы, господин, вывели меня из пустыни.
– Помнишь, что я говорил о фундаментальной истине, Брута? Конечно, помнишь. Есть физическая пустыня, но есть еще и пустыня в душе. Мой Бог вел меня, а я вел тебя.
– А. Да. Понимаю.
Парившая по спирали точка, которая на самом деле была орлом, вдруг на мгновение застыла. Потом орел сложил крылья и камнем упал вниз…
– В той пустыне мне было многое дано, Брута. Многое было познано. Теперь я должен поделиться своими знаниями со всем миром. Это святая обязанность пророка. Пойти туда, где еще никто не бывал, и вернуться с истиной.
…Обгоняя даже ветер. Сейчас его мозг и тело исполняли обязанности простой оболочки, в которой воплотилась сама целеустремленность…
– Я не ожидал, что это произойдет так скоро. Но мои шаги направлял Великий Ом. А теперь, когда сенобиархия в наших руках, мы станем… ее использовать.
Орел упал на склон холма, схватил что-то и опять начал набирать высоту…
– Я всего лишь послушник, господин Ворбис. Я – не епископ, если даже меня станут так называть.
– Ничего, ты привыкнешь.
Обычно процесс формирования мыслей Бруты был довольно-таки длительным, но как раз сейчас одна такая мысль обретала форму. Она касалась позы, в которой сидел Ворбис, его голоса…
Ворбис боялся Бруты.
«Почему он меня боится? Из-за пустыни? Кому какое дело до того, что произошло на самом деле? Скорее всего, так было всегда. Вероятно, это осел, а вовсе не Урн, нашел в пустыне оазис, забил там копытами льва и обеспечил своего хозяина водой.
Или это из-за Эфеба? Но кто меня послушает? И опять-таки – кому какое дело? Он – Пророк и сенобиарх. Он может приказать убить меня. Все его поступки правильны. Все его слова правдивы.
Фундаментально правдивы…»
– Я хочу показать тебе нечто удивительное, – сказал Ворбис и встал. – Ты идти можешь?
– О да. Нюмрод несколько перестарался. Я страдаю в основном от солнечных ожогов.
Когда они выходили из сада, Брута заметил то, на что раньше не обратил внимания. В саду дежурили вооруженные луками священные стражники. Они стояли повсюду, в тени деревьев, в кустах – не слишком заметные, но и не старающиеся спрятаться.
Лестница вела из сада в лабиринт подземных тоннелей, которые были проложены под храмом и, несомненно, под всей Цитаделью. За ними на почтительном расстоянии бесшумно двинулись два стражника.
Брута шел за Ворбисом по тоннелям, пока они не оказались в зоне ремесленников, где кузницы и мастерские располагались вокруг одного огромного фонаря. Дым и едкие пары поднимались по стенам из обтесанного камня.
Ворбис прошел прямо к большой нише, освещенной красным светом горнов. Несколько рабочих толпились вокруг чего-то широкого и выпуклого.
– Смотри, – сказал Ворбис. – А, что думаешь?
Это была черепаха.
Литейщики и кузнецы постарались на славу, они даже воспроизвели узор на панцире и чешуйки на лапках. Черепаха была около восьми футов длиной.
У Бруты зашумело в ушах.
– По стране ходит губительная ересь, верно? – усмехнулся Ворбис. – Мятежники считают, что живут на спине Великой Черепахи. Так пусть же они и умрут на ней.
Только после слов Ворбиса Брута разглядел кандалы, прикрепленные к каждой железной лапе. Человека можно было разложить на черепашьем панцире и надежно сковать по рукам и ногам.
Он наклонился. Да, внизу была предусмотрена топка. Некоторые аспекты мышления квизиции оставались неизменными.
Такая масса железа будет нагреваться целую вечность, боль будет нарастать постепенно. Значит, мятежник вполне успеет раскаяться, все вспомнить и рассказать…
– Ну, что думаешь? – осведомился Ворбис.
– Очень оригинально.
– Это послужит хорошим уроком для всех готовых свернуть с пути истинного знания, – кивнул Ворбис.
Когда Брута выпрямился, Ворбис посмотрел на него так внимательно, словно пытался прочесть мысли в его голове.
– А теперь оставь меня, – велел Ворбис. – Отдыхай сколько угодно… сын мой.
Брута медленно брел по Месту Сетований, погрузившись в непривычные мысли.
– День добрый, ваше преподобие.
– Ты уже знаешь?
Лицо Себе-Рублю-Руку Достаба расплылось в улыбке, точно солнце взошло над кувшином теплого холодного-как-лед шербета.
– Ходят слухи, – произнес он загадочно. – Возьми плитку Клатчской Услады. Бесплатно. Или леденец-напалочник.
Народу на площади собралось больше, чем обычно. Даже горячие пирожки Достаба продавались как горячие пирожки.
– Сегодня здесь людно, – заметил Брута, думая совсем о другом.
– Время Пророка, – пожал плечами Достаб, – в лице которого является миру Великий Бог. Думаешь, сейчас людно? Подожди пару-другую деньков. Тут яблоку будет негде упасть.
– А что должно случиться?
– Ты в порядке? Выглядишь несколько бледновато.
– Что должно случится?
– Судилище. Ну, сам понимаешь… Книга Ворбиса… Э-э, – Достаб наклонился ближе. – Может, по старой памяти подкинешь намек? Бог там ничего не говорил касательно пользы той или иной пищевой отрасли?
– Не знаю. Кажется, ему хочется, чтобы люди выращивали побольше салата.
– Правда?
– Это только предположение.
Достаб криво усмехнулся.
– Да, конечно, но это твое предположение. Как говорится, намек понял, немедленно седлаю верблюда и выезжаю. Странное дело, но я знаю, где можно приобрести несколько акров хорошо орошаемой земли. Может, стоит прикупить ее прямо сейчас, опередить толпу?
– Знаешь, вреда не будет.
Достаб подобрался еще ближе. Это было не трудно. Достаб мог подобраться к чему угодно и к кому угодно. Даже крабы завидовали тому, как ловко он передвигается боком.
– Забавно, правда? – спросил он. – Я имею в виду… Ворбиса.
– Забавно?
– Наводит на определенные мысли. Урн, наверное, тоже был самым обычным человеком, ходил, как ты и я, ковырялся в носу… Забавно.
– Да что забавно-то?
– Все.
Достаб заговорщически усмехнулся Бруте и тут же продал паломнику со стертыми ногами лечебную скипидарную мазь, о чем тот еще не раз пожалеет.
Брута добрел до своей опочивальни. В это время дня здесь никого не было – пребывание в опочивальне не поощрялось, ибо вид твердого как камень матраса мог навеять греховные мысли. Нехитрый Брутин скарб куда-то исчез. Возможно, у него теперь есть отдельная келья, только ему об этом еще никто не сказал.
Брута чувствовал себя совершенно потерянным.
Он лег на койку – на всякий случай – и обратился с молитвой к Ому. Ответа не последовало. Все как прежде, Бог опять перестал ему отвечать – вот только раньше Брута и не ждал никакого ответа, а поэтому не особо беспокоился. Бог все слышит – но если каждого верующего удостаивать ответом?..
А теперь слышать стало некому.
С таким же успехом он мог обращаться к самому себе и самому же себе отвечать.
Как Ворбис.
Эта мысль не желала уходить. Замкнутый на себе разум – кажется, так говорил Ом. Ничто не входит, ничто не выходит. Значит, Ворбис способен слышать только далекое эхо собственной души. И из этого он выкует Книгу Ворбиса, и Брута даже знал, какими будут Заповеди. Там будет вестись речь о священных войнах и крови, о крестовых походах и крови, о благочестии и крови.
Брута встал, чувствуя себя полным дураком. Однако мысли и не думали уходить.
Он был епископом, но понятия не имел, чем занимаются епископы. Епископов он видел только издалека, когда они проплывали мимо, словно спустившиеся на землю облака. Он же умел только одно.
Какой-то прыщавый мальчик рыхлил мотыгой огород. Он с изумлением уставился на Бруту, когда тот попытался отобрать у него мотыгу, и настолько оторопел, что некоторое время наотрез отказывался выпускать из рук инструмент.
– Я все-таки епископ, – сказал ему Брута. – Кроме того, я некоторое время наблюдал за тобой – ничего ты не умеешь. Пойди и займись чем-нибудь другим.
Брута с яростью набросился на сорняки. Его не было всего несколько недель, а вся земля покрылась зеленым ковром.
«Ты стал епископом. Потому что был хорошим. И есть железная черепаха. На тот случай, если станешь плохим. Потому что…»
…В пустыне были два человека, но Ом разговаривал только с одним.
Раньше он этого не понимал.
Ом разговаривал именно с ним. Да, надо признать, он говорил не совсем то, что приписывали ему пророки. Возможно, он вообще не говорил ничего из того, что ему приписывают…
Брута дошел до конца борозды, после чего переключился на фасоль.
Лю-Цзе внимательно следил за ним из своей хижины, полускрытой среди земляных куч.
Еще один амбар. За последние дни Бедну довелось посетить немало амбаров.
Они начали с телеги и целую уйму времени потратили на то, чтобы максимально уменьшить ее вес. Основной проблемой стал привод. Его устройство пришлось обдумывать особенно тщательно. Шар хотел вращаться значительно быстрее, чем соглашались вращаться колеса. Возможно, это была какая-то изощренная метафора.
– И я не могу заставить ее ехать задом! – воскликнул он.
– Не волнуйся, – успокоил его Симони. – Задом ехать и не придется. Как дела с броней?
Бедн расстроенно махнул рукой.
– Это деревенская кузница! Длина машины двадцать футов. Захарос способен делать пластины только несколько футов длиной. Я пытался приколотить их к раме, но она разваливается под их весом.
Симони посмотрел на скелет паровой тележки и сложенные рядом пластины брони.
– Ты когда-нибудь бывал в бою, Бедн? – спросил он.
– Нет. У меня плоскостопие. К тому же я не слишком силен.
– А тебе известно, что такое «черепаха»?
Бедн почесал в затылке:
– Э-э, ладно. Ответ: маленькое земноводное в панцире – правильно? Потому что ты знаешь, что я это знаю.
– Я имею в виду «черепаху» из щитов. Когда ты атакуешь крепость или стену, а противник бросает на тебя все, что у него есть, каждый солдат поднимает свой щит и… сцепляет его со щитами других солдат. Выдерживает очень большой вес.
– Перекрытие, – пробормотал Бедн.
– Как чешуйки, – кивнул Симони.
Бедн задумчиво посмотрел на тележку.
– «Черепаха», говоришь? – уточнил он.
– Но с тараном, – добавил Симони.
– С этим-то нет проблем, – рассеянно произнес Бедн. – Ствол дерева, закрепленный на раме. Большой железный наконечник. Насколько я помню, двери сделаны из бронзы?
– Да, но очень большие.
– Значит, скорее всего, они полые. Или литые бронзовые пластины закреплены на дереве. Во всяком случае, я бы так сделал.
– То есть они не из сплошной бронзы? Все говорят, что они вылиты из бронзы.
– Я бы тоже так говорил.
– Господа, прошу прощения…
Вперед выступил плотный мужчина в форме дворцовой стражи.
– Это сержант Фергмен, – представил его Симони. – Да, сержант?
– Храмовые двери усилены клатчской сталью. После той войны, что случилась во времена лжепророка Зога. И открываются только наружу. Как ворота шлюза на канале, понимаете? Если их таранить, они только застрянут в косяке, и их вообще не вышибешь.
– Тогда как же они открываются? – удивился Бедн.
– Сенобиарх поднимает руку, и дыхание Великого Бога отворяет их, – ответил сержант.
– Я имею в виду в логическом смысле?
– О. Один из дьяконов прячется за занавесом и тянет на себя рычаг. Но… когда я дежурил в склепах, то видел там одно помещение с… с какими-то решетками… А еще было слышно, как где-то течет вода…
– Гидравлика, – хмыкнул Бедн. – Так я и думал.
– Туда можно проникнуть? – уточнил Симони.
– В это помещение? Почему нет? Его никто не охраняет.
– Он в одиночку сможет открыть двери? – повернулся Симони.
– Гм? – откликнулся Бедн.
Юноша задумчиво потирал подбородок молотком и, казалось, пребывал в совсем другом, каком-то своем мире.
– Я спросил, сможет ли Фергмен заставить эту, как ее, гидру работать?
– Гм? Э-э, вряд ли, – рассеянно ответил Бедн.
– А ты?
– Что?
– Ты сможешь заставить ее работать?
– О. Вероятно. Это всего лишь трубки плюс давление.
Бедн задумчиво смотрел на паровую тележку. Симони многозначительно кивнул сержанту, приказывая удалиться, а сам попробовал предпринять мысленный межпланетный перелет в тот мир, в котором пребывал Бедн.
Он тоже попытался смотреть на тележку.
– Как скоро ты сможешь закончить?
– Гм?
– Я спросил…
– Завтра, не раньше чем под вечер. И то если будем работать всю ночь.
– Но она понадобится нам послезавтра на рассвете! У нас не будет времени проверить, как она работает!
– Она заработает с первого раза, – заверил Бедн.
– Правда?
– Я ее создал. И знаю о ней все. Ты знаешь все о мечах и копьях, а я – о деталях, которые вращаются. Заработает с первого раза.
– Хорошо. Ну, у меня еще есть кое-какие дела…
– Ага.
Бедн остался в амбаре один. Он задумчиво посмотрел на молоток, потом на железную тележку.
Омниане совершенно не умеют выплавлять бронзу. А железо… Разве ж это железо? Жалкое подобие. Их медь? Просто ужасна. И сталь, которая разбивается после первого удара. За многие годы квизиции удалось извести всех хороших кузнецов.
Он сделал все, что мог, но…
– Один заход – да, два – может быть, ну, максимум три. И то на третий лучше не надеяться, – тихо пробормотал он.
Ворбис восседал на своем каменном кресле в саду. Вокруг были разбросаны бумаги.
– Итак?
Стоящий на коленях человек даже не осмеливался поднять голову. Рядом, с обнаженными мечами, стояли двое стражников.
– Люди Черепахи… они что-то замышляют, – выдавил человек визгливым от страха голосом.
– Ну разумеется, – кивнул Ворбис. – Конечно, замышляют. Но что именно?
– Они придумали… как раз когда вас назначили сенобиархом… какое-то устройство, машину, которая движется сама… Она должна проломить двери храма…
Голос его стих.
– И где же это устройство сейчас?
– Не знаю. Они покупали у меня железо. Это все, что мне известно.
– То устройство железное?
– Да. – Человек глубоко вздохнул, жадно втянув воздух, и едва не поперхнулся. – Говорят… стражники говорят, что мой отец в тюрьме и вы можете… Умоляю…
Ворбис посмотрел на мужчину сверху вниз.
– Но ты боишься, – сказал он, – что я могу бросить в тюрьму и тебя тоже. Ты считаешь меня способным на такое. Боишься, что я могу подумать, мол, этот человек связался с еретиками и богохульниками, а поэтому стоит его на всякий случай…
Человек по-прежнему тупо пялился в землю. Ворбис ласково взял его за подбородок и поднял с земли. Наконец глаза мужчины оказались на уровне его глаз.
– Ты поступил правильно, – промолвил он и глянул на одного из стражников. – Отец этого человека еще жив?
– Да, господин.
– Самостоятельно передвигаться может?
Инквизитор пожал плечами.
– Э-э, да, господин.
– Освободи его немедленно, вверь заботам сына и отпусти обоих домой.
Во взгляде доносчика сражались целые армии надежды и страха.
– Спасибо, господин, – только и смог вымолвить он.
– Ступай с миром.
Ворбис проводил его взглядом до выхода из сада, а потом небрежным взмахом руки подозвал одного из старших инквизиторов.
– Нам известно, где он живет?
– Да, господин.
– Хорошо.
Инквизитор замялся.
– А это… устройство, господин?
– Ом говорил со мной. Машина, которая движется сама? Это противоречит здравому смыслу. Где ее мускулы? Где ее разум?
– Конечно, господин.
Инквизитор, которого звали дьяконом Кусьпом, оказался на своем нынешнем посту, сам того не желая. Он так до конца и не понял, хочет он повышения или нет, так как в основном он хотел причинять людям боль. Желание это было достаточно незамысловатым, и квизиция предоставляла неограниченные возможности для его удовлетворения. Он был одним из тех людей, которые до колик боялись Ворбиса, но в то же время преклонялись перед ним. Причинять людям боль ради собственного удовольствия… это можно понять. Однако Ворбис причинял людям боль только потому, что так решил: боль причинить следует. В его поступках не было никаких чувств, наоборот, даже присутствовала некоторая доля суровой любви.
Кусьп по собственному опыту знал, что у человека, оказавшегося перед эксквизитором, напрочь отшибает всякое воображение, выдумать что-то в такой ситуации крайне сложно. Устройства, которые движутся сами по себе, – такого просто не может быть, и тем не менее на всякий случай он решил усилить охрану…
– Как бы там ни было, – продолжил Ворбис, – завтра, во время церемонии, следует ожидать беспорядков.
– Господин?
– Я знаю, о чем говорю.
– Конечно, господин.
– Ты опытный инквизитор, и тебе наверняка известна грань, за которой человеческие сухожилия и мускулы уже не выдерживают.
У Кусьпа сложилось впечатление, что Ворбис абсолютно безумен, но в особом смысле. К обычному безумию Кусьп уже привык и научился иметь с ним дело. Безумцы вокруг кишмя кишели, а в подвалах квизиции многие из них становились еще более безумными. Но Ворбис давно перешел эту красную черту и построил по другую сторону некую логическую конструкцию. Рациональные мысли, составленные из безумных элементов…
– Да, господин, – ответил он.
– Так вот, а мне известна грань, за которой не выдерживают сами люди.
Была ночь, несколько холодная для этого времени года.
Лю-Цзе старательно подметал пол темного амбара. Периодически он доставал откуда-то из-под рясы тряпку и принимался что-нибудь тщательно натирать.
Он тщательно вытер Движущуюся Черепаху, грозно затаившуюся в полумраке амбара.
Потом добрался до горна и остановился там посмотреть на бушующее пламя.
Выплавка действительно хорошей стали требует крайней сосредоточенности. Неудивительно, что вокруг кузниц вечно толпятся боги. Столько возможностей допустить ошибку. Чуть-чуть напутать в ингредиентах, секундное промедление и…
Бедн, который уже засыпал на ходу, недовольно заворчал, когда кто-то растолкал его и сунул что-то в руки.
Это была чашка чая. Он посмотрел на маленькое круглое лицо Лю-Цзе.
– О, спасибо. Большое спасибо.
Кивок, улыбка.
– Почти закончили, – сказал Бедн, обращаясь скорее к самому себе. – Осталось только охладить. Очень медленно. В противном случае она начнет кристаллизоваться, понимаешь?
Кивок, улыбка, кивок.
Это был хороший чай.