Митридат Полупуднев Виталий

V

Человек бросил на дощатый прилавок медную монету и получил взамен ячменную лепешку и две луковицы. Не обращая внимания на мятущуюся толпу, стал жевать, смачно хрустя луком.

Он был одет в скифские штаны и постолы из сырой воловьей шкуры. Через плечо висела старая суконная хламида. Его можно было принять за воина, отпущенного из войска после похода и теперь проедающего скудное войсковое жалованье. Широкое лицо его, небритое, заросшее колючей бородой, по самые глаза закрывали спутанные, грязно-русые волосы, выбивающиеся из-под старого войлочного колпака.

Продолжая жевать, он толкался среди разномастного люда, казалось, не интересуясь ни куплей, ни продажей. Это и понятно – у таких продавать нечего, а покупать не на что! Пантикапей был переполнен бесприютными людьми, живущими случайными заработками, однако гордыми своим званием людей свободных, которым для полного благополучия не хватало лишь какой-нибудь собственности, приносящей доход.

Однако внимательные водянисто-голубые глаза довольно осмысленно шарили по лицам сотен людей, как бы выискивая кого-то. Когда появлялись рыночные астиномы с палками в руках, он предусмотрительно избегал встречи с ними, равно как и тех вопросов, которые эти люди любят задавать. Сохраняя внешне безразличный вид, с вниманием прислушивался к крамольным крикам толпы, громогласно возглашающей славу царю Митридату, заступнику и предстоятелю Боспора.

Новые слухи о потоплении боспорских судов римлянами обострили обстановку в городе. Притихшие ненадолго боспорские граждане вновь зашумели. Атмосфера накалялась быстро, не предвещая ничего доброго.

– Надо пойти всем дружно к акрополю и просить правителя Махара примириться с отцом! Тогда и Митридат будет более милостив к нам, поддержит нас! – предлагал высокий боспорец в скифском колпаке и старом кафтане.

– Мы попросим Митридата, чтобы он полонил Сервилия и потопил его пиратские суда! – вторил ему другой, в одежде побогаче.

Более осторожные стояли поодаль, или, махнув рукой, спешили уйти от крикунов и избежать беды. Но число любопытных росло, отовсюду бежали люди поглазеть и послушать, а то и принять участие в словесном бунте против Рима и его ставленников. В ответ на крамольные выкрики появились группы вооруженных людей в железных шапках, с копьями. Они следовали за астиномами, которые с решительным видом размахивали палками.

– Кто такие? – грозно спрашивали они. – Почему шумите на рынке? Чего народ мутите?

– Граждане мы, пантикапейские общинники!

– И купцы!

– И мастеровые!

– Римляне топят наши торговые суда, пускают ко дну труды наши! Разве это закон?

Понтийские воины схватили было крикунов за руки, намереваясь увести на допрос, но толпа зашумела и стала проявлять признаки опасного возбуждения.

– Оставьте, не касайтесь свободных пантикапейцев! – закричали все разом.

Общинники Пантикапея пользовались полной свободой выражения мнений в пределах города, и правитель Махар не мог «хватать» их по своему произволу. Их судил суд общины, если в этом была нужда.

– Мы не рабы и не иноземцы, чтобы нас неволить!

В воздухе просвистел первый камень. Астиномы что-то разъясняли воинам с озабоченными лицами. Те неохотно отступили. Старший все же постарался узнать имена зачинщиков и подстрекателей уличной смуты, запомнить их лица.

Человек продолжал доедать свою лепешку. Усмешка искрилась в его прищуренных глазах. Вдруг он увидел юркую фигуру с корзиной в руке, что вынырнула из толпы. Корзина с зеленью и дешевая одежда выдавали слугу, закупающего продукты для хозяйского стола. Слуга с большим интересом взирал на мятущихся горожан и прислушивался к их разговорам.

Волосатый человек подошел к нему сзади и, положив руку на его плечо, спросил сдержанным басом:

– Гиерон, почему же ты не кричишь? За кого ты – за римлян или за царя Митридата?

Корзина выпала из рук слуги, он в изумлении оглянулся и, всмотревшись в небритое, грязное лицо незнакомца, не удержался от восклицания:

– Ой-ой! Не сплю ли я?.. Это ты, Евлупор?

– Тсс… Был Евлупор – и нет его!.. Называй меня Кир! И считай меня человеком пришлым! Воин я и намерен стать в ряды войска Махара!

– Так, так! Кир! Да как ты посмел сунуться сюда, волку в пасть? Тебя с твоей щетиной и светлыми глазами сразу опознают – тогда прощай твоя свобода! Или ты сошел с ума? Ты бежал из этого города и сам же вернулся обратно, в хозяйские лапы!

– Тише говори, а то и впрямь кто услышит. Я уже третий день шатаюсь здесь, в нижнем городе, сплю в порту под старой лодкой, все чаю тебя увидеть. Вот и увидел!

– Что ты хочешь делать? Может, ты соскучился по эргастерию Парфенокла и его палкам?

– Не то, Гиерон. Прибыл я морем от самого Митридата!

– От Митридата?.. Разве он жив и действует?

– Послушай, все кричат ему славу. Значит, жив! Больше того – собирается в Пантикапей!

– Вот это новость! Да как же он пройдет через эти самые, как их… через горные проходы?.. Ведь они непреодолимы.

– Для великого царя все преодолимо! Я немного обогнал его. Он послал меня с письмом к сыну Махару! Помоги мне передать письмо так, чтобы никто не знал! Ты силен на выдумки!

– Ай-ай! Боги мои, как страшно! Да ведь за это нас обоих – на кол!

– И это возможно, если ты будешь дальше расспрашивать меня посреди рынка! Устрой меня куда-нибудь в надежное место, там и поговорим!

Их прервали. Крики усилились, на площади опять появились стражи Махара и вооруженные ратники из загородных лагерей. Они стали окружать рынок, имея намерение проверить людей, которые осмелились славить Митридата, а также выловить бродяг и подозрительных крикунов, не принадлежащих к городской общине. Положение стало угрожающим.

– Схватят тебя, – опасливо промолвил Гиерон, поеживаясь в страхе.

– Надо куда-то уйти отсюда. Поспешим!.. Лучше в порт!

– Ты прав. Бежим к порту, с той стороны еще не видно стражи!

Они кинулись в дальний конец рынка и исчезли в толпе.

VI

Облава распространилась на весь «нижний» Пантикапей. Новые и новые отряды Махаровой гвардии появлялись в переулках, задерживали прохожих. Общинников тут же отпускали, а людей без роду и племени хватали, крутили руки за спину, волокли куда-то с ругательствами, подкрепляемыми пинками и ударами ножен.

Гиерон сообразил, что дело оборачивается серьезнее, чем казалось вначале. Пока он докажет, что он слуга почтенного хозяина, ему придется испытать большие неприятности. Встреча с Евлупором усугубила обстановку. Если его схватят одновременно с тайным посланцем Митридата, то обвинят в связи с врагом! А это пахнет уже не батогами и не ночевкой в той серой башне, которой все боятся, как преисподней. Его потянут на дыбу и применят пытку огнем!.. Нет, надо попытаться избежать встречи со стражей, спрятаться куда-нибудь!

Опасность и страх придали сил Гиерону. Он понуждал Евлупора бежать быстрее. Ему казалось, что они не успеют выбраться из кольца облавы.

Им удалось юркнуть в знакомый переулок, который вел к портовой части города.

– Скорей! Скорей! – задыхался Гиерон, не привычный к долгому бегу.

– Можно не торопиться, – ответил Евлупор с мрачным спокойствием, – впереди я вижу воинов, они преградили нам путь!.. Если схватят, скажу: «Ведите меня к самому Махару!»

С этими словами он ощупал за поясом самое дорогое – скиталу царя Митридата. Гиерон схватил его за руку.

– Ого! – вскричал он. – Ты думаешь, что все так просто? Да прежде чем тебя допустят к Махару, из тебя жилы вытянут, чтобы узнать правду! Пойдем сюда, тут есть лаз!

Оба нырнули в кусты около повалившегося забора. Наткнулись на колючую живую изгородь, но она не остановила их. Ободравшись до крови, пробрались в соседний переулок и оказались перед тенистым садом храма Афродиты Пандемос.

– Слава богине! – возликовал Гиерон, преодолевая одышку. – Она спасет нас!

Они вбежали в сад, окружающий ветхое строение храма, распугали священных кур и чуть не наступили на пьяных, храпевших под кустами.

– Стой, – прошептал Гиерон. – Теперь надо идти спокойно, а то сразу выдадим себя. Гляди весело, будто мы во хмелю и пришли поклониться богине и совершить жертвоприношение!

Обнявшись, друзья негромко затянули пьяную песню, стараясь принять вид беспечных гуляк. Проследовав по аллейке, они увидели служительниц богини и приветствовали их, потом обратили лица к храму и приложили руки к сердцу в знак уважения к Афродите.

– Вы что, хотите сделать посвящение богине? – спросила появившаяся вдруг вертлявая женщина с черными глазами. Это была младшая жрица, хорошо известная Гиерону как завистница и тайная соперница Евпории.

– Да, уважаемая Итона, да! – ответил он, беззаботно улыбаясь.

– А, это ты, Гиерон? – отозвалась Итона, вскидывая подведенные брови. – У тебя завелись деньги? Дай их мне, я передам твой дар богине!

– Спасибо, сестрица, ты очень добра! Но я и мой друг хотим поклониться богине сами! Мы вручим наш дар Евпории!

Итона досадливо повела плечом, изобразив на смазливом лице презрительную гримасу. Удаляясь, бросила испытующий взгляд на оборванца, которого Гиерон назвал другом.

– Хитрая и ревнивая, – кивнул головой Гиерон, – ее опасайся!

Войдя в храм, оба были охвачены чувством безмятежности и тишины. Здесь пахло остывшим дымом ароматных курений и гнилым деревом. Увидев в сумраке усмехающуюся каменную физиономию богини, сделали вторично жест приветствия и остановились в почтительных позах. Их сердца стучали так громко, что казалось, богиня слышит их биение. Прислушались к звукам извне.

– Кажется, около храма воинов еще нет! – сказал Гиерон.

Появилась Евпория, которая выглядела как живая богиня, красивая и дородная, одетая в ниспадающие жреческие одежды, с цветком в руке.

– Евпория, Евпория! – с живостью обратился к ней Гиерон. – Ты знаешь, что на рынке облава? Хватают всех подряд! Я еле спасся. Помоги нам обоим спрятаться до темна, а потом мы уйдем отсюда! Ты же понимаешь, – если я попаду в руки Парфенокла, он мне припомнит все!

– Понимаю, понимаю, – чуть сморщилась Евпория с неудовольствием, – ты любишь затруднять меня неожиданными просьбами. К тому же ты не один!

Она не очень доброжелательно оглядела с головы до ног оборванца, которому не место в храме, ибо он грязен и не имеет гроша за душой. Более того – он может что-нибудь стащить и этим разгневать богиню! Евпории к тому же не хотелось навлекать на себя подозрение в порочащих ее сан связях. Как-никак теперь она была старшей жрицей, женщиной свободной, поддерживаемой милостями Махара!.. Правда, она попала сюда не совсем почетным путем – ведь ее из дворца сплавили недруги. По их проискам Махар решил удалить ее от своей особы и нашел ей место в храме Афродиты Пандемос, где жрицей могла быть каждая красивая женщина, даже бывшая рабыня. Но все же положение хозяйки в храме было высоким и довольно независимым. Рисковать им было бы неразумно.

– Евпория, – продолжал Гиерон, видя ее колебания, – да ведь это Евлупор!.. Тот Евлупор, о котором я тебе много говорил. Он был воеводой у царя Митридата!

– Евлупор? – изумилась жрица, уставясь на странного пришельца широко раскрытыми глазами. – Да полно, он ли это? Разве воеводы ходят в лохмотьях, с грязью на щеках?

– Ходят, почтенная жрица, – ответил Евлупор, сдерживая могучее гудение своего голоса, – ходят, если не хотят, чтобы их узнали! Ты же знаешь, что я был рабом в этом городе!

– Да?.. Зачем же ты вернулся? Ведь хозяин схватит тебя и распнет на перекладине, по-римски!

– Вот потому-то мы и пришли к тебе, – вмешался Гиерон с нетерпением. – Евлупор – тайный посланец Митридата!

– Ах!..

– Да! Ему надо вручить Махару скиталу от отца. От этой скиталы зависит, быть ли Пантикапею или лежать в развалинах!

– Боги мои! Что это ты говоришь?

– Я говорю дело. Митридат с войском уже близко, хотя здесь никто этого не знает! Придет великий царь и снимет головы изменникам и врагам своим! А тех, кто ему содействовал, – наградит! Он шлет письмо сыну, и надо помочь Евлупору проникнуть к Махару втайне от всех!

Евлупор достал из-под лохмотьев продолговатую шкатулку черного дерева. С замиранием сердца Евпория увидела золотой герб Ахеменидов – солнце над поверженным полумесяцем.

– Теперь веришь? – спросил Гиерон с некоторой колкостью.

– Верю, – ответила жрица, опасливо оглядываясь.

Ей пришло в голову, что Гиерон и его друг – люди совсем не такие малозначительные, как это можно было подумать. А Гиерон всегда появляется у нее с каким-нибудь удивительным делом или сообщением. Ей и раньше думалось, что боги как-то влияют на поступки этого человека и ей не остается ничего другого, как следовать их тайным предначертаниям.

– Вы хотите, чтобы я спрятала вас обоих дотемна? – спросила она в раздумье.

– Да, да, Евпория, поторопись! Разве ты не слышишь, за оградой будто люди говорят и звякает оружие?

– Это очень опасно! Но да поможет нам великая богиня!

Она повернула голову к статуе Афродиты с немым вопросом, как бы прося ее разрешения. Богиня ответила на ее вопрос все с той же, что и всегда, застывшей улыбкой.

– Богиня дала свое согласие! – торжественно молвила Евпория и жестом увлекла за собою обоих друзей в низенькую дверцу, почти незаметную для посетителей. Они оказались в кладовке, где хранились факелы, масло для светильников, разная рухлядь.

– Оставайтесь здесь, не шумите, я запру вас!

Евпория оставила их, звякнула ключом и, пройдя мимо статуи, вышла на освещенное крыльцо храма. Увидела группу воинов – они беседовали с Итоной. Младшая жрица делала быстрые жесты, указывая на двери храма.

Воины приблизились и спросили, где находятся двое подозрительных людей, о которых им сообщила Итона.

– Кого вы ищете? – спросила Евпория с достоинством.

– Смутьянов! Мы задерживаем всех, кто не имеет боспорского гражданства, рабов и бродяг, выспрашиваем, кто они, откуда. Вот молодая жрица сказала нам, что двое зашли в храм – Гиерон, раб Асандра, и какой-то оборванец. Где они?

– Гиерон приходил, он передал мне от хозяина дар для богини. Дар, золотую монету, я приняла! А второго я совсем не знаю, – это носильщик, его Гиерон будто бы нанял нести корзину с покупками!

– Где они сейчас?

– Доблестный воин! – ответила жрица довольно высокомерно. – Храм – не убежище для бродяг и рабов! Каждый, кто совершил обряд и принес жертву богине, покидает храм! Он может задержаться в садике, поговорить со служительницами, отдохнуть на траве, но в храме – никогда! И если вы хотите оскорбить богиню и потом быть наказанными утратой вашей мужественной силы, идите в храм с вашими копьями и грязными чувяками!

Она с оскорбленным видом отошла от двери, как бы давая проход воинам. Те переглядывались и топтались на месте в нерешительности. Старший обратился к Итоне грубым тоном:

– Ты нам говорила о двух бродягах, так помоги найти их!

Итона встретилась взглядом с Евпорией и смутилась. Как-никак Евпория была старшей над нею, а со старшими приходится считаться.

– Значит, они успели уйти, – пожала она узкими плечами и тряхнула волосами.

– Куда они пошли?

– Мне кажется, они ушли через заднюю калитку, – спокойно ответила Евпория и удалилась под своды храма, не желая вести дальше разговор.

Воины посоветовались и направились к заднему выходу из храмового двора.

– Плохо, Итона, – сказала старшая жрица младшей после ухода стражи. – Плохо, что ты вместо служения богине гневишь ее своими неосмотрительными словами и поступками! Привлекла воинов к храму, чуть не опозорила жилище богини грязными подозрениями и даже насилием этих скотов!

– Они сами пришли!

– Но не сами решили, что в храме скрываются якобы чужие люди! Какая ложь! Стыдись, Итона!

VII

Сидя в полутемной кладовке, друзья беседовали. Гиерон опять выразил удивление тому, что Евлупор решился рискнуть головой, дал согласие на опасное посланничество.

Евлупор лишь усмехнулся в ответ.

– А что мне оставалось? Ведь свобода моя в руках Митридата! Что он прикажет, то я и должен делать!

– Ты прав, у царя – все рабы, я хорошо понял это!

– Э, Гиерон, той свободы, когда человек ни от кого не зависит, не было и нет!.. Раб во власти хозяина, а пират боится как огня своего пьяного вожака! Так уж лучше служить великому государю, власть которого – от богов! Вот я и решил: пока жив, буду верен Митридату! Сейчас для меня важнее всего передать царскую скиталу Махару, и ты помоги мне!

– Думаю, тебе надо обратиться или к Евпории, она вхожа во дворец, или к Асандру, хозяину моему! Без этих людей не обойдешься!

– Подумаю над этим. Но Митридат сказал, чтобы втайне! Понимаешь?.. Видимо, он и Асандру не доверяет!

– Не знаю, кому он доверяет, но один ты не проникнешь к Махару, нужны верные люди! Вернее Евпории и Асандра не найдешь никого!

Когда настала ночь, послышались шаги и звякнул замок. Вошла Евпория с бронзовым светильником в руке. Она принесла хлеб и кувшин с водой.

Смотря, как друзья утоляют голод и жажду, добавив к хлебу луковицы из корзины Гиерона, Евпория с любопытством останавливала взор на медведеподобном царском посланце. Рассматривая его воловью шею и тяжелые сильные руки, думала, что этот может постоять за себя.

– Через час уйдем, – сказал Гиерон, продолжая жевать. – А тебе – великое спасибо!

– Куда вы пойдете ночью? Всюду ходят воины, хватают каждого, кто появится в неурочное время!

– Нам надо пробраться в дом хозяина!

– Едва ли удастся. Схватят вас, и царское письмо попадет совсем не в те руки!

– Это было бы несчастьем! – ответил Евлупор. – Но Гиерон прав, оставаться здесь бесполезно, да и небезопасно. И с тебя надо заботу снять. Иначе ты окажешься в ответе за наши дела.

Евпория подумала, потом сказала:

– Если вас схватят на улице, то все равно до меня доберутся. Оставайтесь до утра. С рассветом, когда народ выходит на улицы, вы проберетесь в дом Асандра.

– А не поможешь ли ты передать Махару отцовское послание? – спросил Евлупор.

– Не знаю, как это сделать, ибо совсем редко бываю во дворце.

Она погасила светильник и оставила друзей, не заперев коморки. Пока она пробиралась к выходу, протянув руки во тьме, раньше ее из храма выскользнула бесшумная тень женщины, закутанной в покрывало. Незнакомка сбежала по ступенькам и притаилась за деревянной колонной. Старшая жрица не заметила ее. Выйдя из храма, Евпория лишь притворила двери, не щелкнув ключом. Потом прошла мимо колонны, коснувшись ее рукой, и при свете мерцающих звезд направилась к своему домику по аллее храмового сада.

VIII

Среди ночи в дом Парфенокла постучался одинокий человек в рваном плаще и нахлобученном на глаза войлочном петазе. Стражи осветили его факелами и, узнав Жабу-Клитарха, хотели угостить его палками. Но тот надменно усмехнулся и заявил, что принес для архонта известие, которое стоит горсти серебряных монет.

– Достойный Парфенокл, – добавил он хриплым голосом, – не простит вам, если вы прогоните меня. А к утру птичка может улететь.

– Какая птичка?

– Та, которую Парфенокл давно мечтает поймать!

– Погоди здесь.

Через полчаса Клитарх был принят архонтом. Последний выглядел заспанным и сердитым. Увидев, кто пришел, еще больше нахмурился.

– Это ты, Клитарх, недостойный гражданин, опозоривший себя связями с беглыми рабами? И ты осмелился явиться ко мне в дом, да еще в такой неурочный час? Говори, в чем дело, да поскорей!

– О почтеннейший и славнейший архонт! Я знаю, как дороги тебе слава и могущество Боспора! Ты – единственный радетель и лучший человек нашего царства! – залепетал Клитарх с раболепным видом. – Идя к тебе, я был уверен, что ты еще не склонил голову на ложе, но обдумываешь, как обеспечить счастье для всех! Потому-то я и осмелился явиться к тебе ночью. Прости, если нарушил плавный ход твоих мыслей! Прояви милость, употреби свою силу и ум для справедливого решения моего дела! Помоги мне и, боги слышат, не пожалеешь об этом!

– Говори, чего хочешь от меня? – спросил Парфенокл сквозь зевоту, еще не зная, с какими новостями пришел Клитарх. Поток льстивых слов несколько смягчил его сердце.

– Тебе известно, что я пострадал и лишен гражданских прав! Теперь я живу на положении чужака-метека. Помоги мне вернуться в общину, ибо я исконный боспорец, хотя и обедневший!

– Слышал тебя. Говори, что еще?

– Ты знаешь, что моя рабыня Евпория была незаконно отнята у меня в те дни, когда я оказался в темнице по навету злых людей.

– Каких злых людей? Ты наказан поделом, за тайные связи с беглыми. Ты помог бежать моих рабам Миксту и Евлупору!

– Богам и тебе ведомо, что это неправда!

– Но ты не смог оправдаться перед судом!

– Трудно оправдаться маленькому человеку, если его обвинителем оказался всесильный архонт Боспора! Прости, дело прошлое, но это так. Ты прекрасно осведомлен о моей невиновности! И знаешь, что эту историю с накидкой Микста разыграл Гиерон, негодный слуга Асандра! Оба эти человека уже тогда решили разорить меня, мою рабыню Евпорию прибрать к рукам, а тебе доставить неприятности, способствуя побегу рабов!

– Плохо помню все это, скажи точнее.

– Гиерон ограбил твоего раба Микста и передал накидку Евпории. Та подсунула ее мне и таким образом навлекла на меня ложное обвинение в помощи беглым!

– Так ли это?

– Это истинная правда! А когда меня схватили, Асандр и Гиерон освободили Евпорию от земляной работы и передали Махару. Девка была моложе и красивее, чем сейчас, а Махар, как известно, слаб к женской прелести! Она стала близка к Махару и служила Асандру как передатчица тайн царевича!

– Что еще? Говори покороче.

– Теперь Евпория, по прихоти Махара, стала жрицей Афродиты и хочет получить свободу! А я, потомственный гражданин, стал метеком! Вот я и хочу, чтобы мне вернули гражданство и всю мою собственность, в том числе и рабу Евпорию!

– Но известно, что она выкупила себя!

– У кого?

– У богини, как жрица Афродиты! Ведь Махар передал ее храму!

– Не Махар ее хозяин, а я! Выкуп должен был совершиться перед толпой свободных людей, на ступенях храма, в моем присутствии и с моего согласия! И выкупные деньги должны быть переданы мне, как хозяину!.. Этого не было, нет и свидетелей ее выкупа на волю! Махар мог забавляться с моей рабыней, но не распоряжаться ею, как собственностью!.. Слава богам, законы владения рабами не отменены!

– Пожалуй, это так, старый хорек!.. Продолжай!

– А теперь я узнал, что Евпория продолжает служить тайным замыслам Асандра и действует через посредника этого противного, поганого Гиерона!

– Каковы замыслы, говори быстрее, не тяни! – воскликнул Парфенокл, теряя терпение. В словах Клитарха он почуял что-то важное для себя.

– А замыслы я уже разгадал: Асандр через Евпорию получает вести от Митридата и готовится сдать наш город царю, если тот приблизится к Боспору!

– Ты имеешь доказательства?

– А ты обещаешь помочь мне?

– Обещаю. Говори!

– Сейчас в храме богини живет, незаконно, скрываясь от всех, твой раб Евлупор! У него письмо-скитала от Митридата для Махара! Жрица Итона помогла мне – все подслушала, подглядела! А с Евлупором вместе – Гиерон, слуга Асандра!

Парфенокл вскочил с места и схватил Клитарха за грудь:

– Раб Евлупор в Пантикапее?.. И с письмом от Митридата?

– Истинно так!

– Если ты не врешь, помогу тебе, даже награжу! Получишь и гражданство, и рабыню! А с Евлупора я сдеру кожу! Где Итона? Я хочу допросить ее сам!

– Нет, нет, почтенный! Если ты сейчас пошлешь за Итоной, то твои слуги наделают шуму, злоумышленники все поймут и постараются скрыться. Их надо схватить внезапно. Они сидят в самом храме, под замком в каморке…

– Ай-ай! Осквернители храма! Ну, они узнают, что такое пытка огнем! А Евпория тоже хороша – изменила городу и творит тайные умыслы!

– Творит, великий архонт, творит! Она заслужила того, чтобы снова стать моей рабыней! Пойдем с воинами и схватим их всех!

– Гм… Так просто не пойдешь. Ведь Евпорию поддерживает сам Махар! Нужно раскрыть глаза царевичу, он разгневается и отдаст ее нам в руки!

– Э, почтенный, пока ты открываешь глаза царевичу, будет поздно!

– И это верно.

Парфенокл задумался. Он был трусоват и на самостоятельный шаг, могущий не понравиться Махару, не решался. Да и вторжение в храм, святыню города, без ведома совета города и жрецов, было чревато неприятностями. Как бы ни был богат и знатен Парфенокл, он должен был считаться с общиной и выборными властями города, хотя и сам принадлежал к ним. Решил обратиться к Фрасибулу и обсудить с ним щекотливое дело.

IX

Новое возвышение Асандра, его примирение с Махаром, их дружеские встречи и кутежи не давали спокойно жить Фрасибулу. Он кипел от досады, чувствуя, что с появлением во дворце пронырливого боспорца его роль становится третьестепенной. Махар уже не советуется с ним, да и все окружающие не взирают на него, как на правую руку царевича, стараются избегать встречи с ним.

А тут еще неудачи его розысков и тайных предприятий. Лазутчики, посланные в Диоскуриаду, не возвращались, неведение рождало самые мрачные предположения, которые разрастались в чудовища. С каждым днем усиливалось предчувствие близости важных, возможно, роковых, событий.

Обещание выловить каких-то опасных людей, что мутят пантикапейский народ, оставалось невыполненным, хотя все подвалы и темницы были забиты черным людом, захваченным во время облав на рынке и в порту.

Чувство тупика, охватившее Фрасибула, было так велико, что он, не находя ответа на мучительные вопросы, обратился к богам, стал ходить по храмам, выслушивая жертвенные гадания. Но предсказания пантикапейских авгуров были противоречивы и вызывали в душе раздражение и неудовлетворенность. Уверившись в равнодушии небожителей, косматый перс решил обратиться к тем богам, которые живут под землей и вершат дела в ночной тьме.

В сыром и глубоком подвале он преклонился перед идолами зла, подчиненными царице подземного мира Персефоне. С помощью «черных» жрецов принес им кровавую жертву – бесплодную корову. Вместе со жрецами рылся во внутренностях жертвенного животного, измазался в крови, но и здесь не нашел ясных ответов и желаемых откровений.

Разочарованный Фрасибул вернулся домой и, приняв ванну, хотел заснуть, но безуспешно. Бессонный и злой, ворочался на мягком ложе. Вошел доверенный раб и доложил, что у дверей стоит боспорский богач и архонт Парфенокл, а с ним какой-то бедный человек. Оба хотят видеть хозяина.

– Парфенокл? В ночное время? – удивился перс, не имея желания принимать в позднее время кого бы то ни было. Но, сообразив, что люди пришли неспроста, приказал: – Введи их в трапезную, я выйду!

И, позвав рабыню, приказал подать ему длиннополый «кандий» и расчесать волосы и бороду.

Увидев в трапезной Парфенокла в сопровождении Клитарха, посаженного в свое время в яму и осужденного за темные дела, Фрасибул почуял нечто необыкновенное.

«Не случайно я лишь два часа назад принес кровавую жертву всесильной богине тьмы», – подумал он.

Когда Парфенокл передал ему новости, полученные от Клитарха, Фрасибулу показалось, что боги решили вознаградить его за благочестие и терпение. Новости были как нельзя более кстати. Теперь Махар воочию убедится, что его любимец Асандр – предатель! Фрасибул возликовал душой, почувствовав, что в его руках оказалось начало той связующей нити, которая тайно протянута между Пантикапеем и Диоскуриадой. И одновременно был поражен тем, что обвинения, которые он неоднократно возводил на Асандра и которым сам в душе не верил, так неожиданно и блестяще подтвердились!

«Вот оно что! – сказал он мысленно, озаренный догадкой. – Выходит, боги незримо руководили мною, внушая мне мысли и подозрения, а я не всегда был убежден, что это так… А теперь, после обильной жертвы в подземном храме, боги решили завершить свой замысел и отдать в мои руки злейшего врага!»

Суеверный перс проникся мистическим воодушевлением. Ему показалось, что он стал вдруг сильнее, чувства тяжести как не бывало, сознание безысходности враз сменилось уверенностью в успехе и ощущением собственной значимости. «Боги не помогают людям малым, – подумал он с самодовольством, – очевидно, они уже избрали меня орудием своей воли!»

Он уставился блестящими черными глазами в заросшее бородой, неумытое лицо Клитарха и вдруг почувствовал смущение. Мелькнула мысль, что этот пьяница и низкий человек, который сидел в темнице и был осужден судом города, не совсем подходящая фигура, чтобы быть вестником богов… Он нахмурился, лицо его стало суровым, лохматые брови сдвинулись, большой нос навис над смоляными усами и бородой.

– Если все это ты выдумал, – произнес он медленно, но зловеще, – я посажу тебя в подвал с крысами, пусть они обгложут твои кости! Поклянись, что все сказанное тобой правда!

Клитарх поднял обе руки и, потрясая ими, призвал в свидетели всех богов как небесных, так и подземных. Фрасибул сморщился и отвернулся, не желая видеть его грязных ладоней и обтрепанных рукавов.

– Хорошо, я верю тебе, – ответил он. – Пойдешь со мною. И ты, Парфенокл, тоже! Ибо тебе, как члену совета, приличнее первому войти в храм, принадлежащий городу, нежели мне! Сейчас я кликну воинов!

– Как? Сейчас? Не посоветовавшись с царевичем?! – опасливо воскликнул Парфенокл. – Не разгневается ли он?

– Сейчас, только сейчас! Иначе мы там никого не захватим. Ничего, ты, Парфенокл, постараешься завтра успокоить совет и жрецов города, а я возьму на себя труд уговорить Махара! Лучшим доказательством нашей правоты будут захваченные злоумышленники!