Дальше живут драконы 2 Афанасьев Александр
Водитель как будто бы оцепенел от происходящего. Морган, явно не признававший методов обычной педагогики, шарахнул в окно из револьвера – прямо рядом с ухом водителя. Оглушило всех, даже Воронцова
– Пошел, б…!
Водитель начал выруливать. Толкнул машину… но на газ давить не перестал…
Из здания миссии показался кто-то из шведских гвардейцев, у него в руках была Нева. Экспериментальное оружие, которое было только у шведских гвардейцев и то не у всех. Штурмовая базука калибра 66 – и к ней внизу стрелковый модуль от автомата….
– Жми!
Водитель долбанул по газам. Машина начала ускоряться, насколько тут это было возможно.
– Поворачивай!
Улица была перекрыта поставленными поперек тук-туками – моторизованными повозками с мотоциклетным движком. У них были люди с оружием…
От здания миссии – штурмовая базука ударила прямо в скопление тук-туков. Один из них – отбросило взрывом на стену. Капитан – лейтенант Воронцов подумал, что теперь он должен поставить выпивку всем шведским гвардейцам в день тезоименитства их короля. Или у них королева?
К своему стыду он не знал. Обстановка, знаете ли, не располагает к почитыванию Готского альманаха…
Их машина – ударила в горящие останки тук-туков и разметала их. Прорвались!
…
– Я не знаю, от чего этот человек умер.
Американский врач – типичный еврей с местечка, в очках, в застиранном халате – выключил лампу над столом.
– То есть, как не знаете, Док? – у Моргана были глаза красные, как у альбиносного кролика.
– Клиническая картина соответствует сильнейшему отравлению никотином.
– Что? То есть, он сигарет обкурился что ли?
Доктор покачал головой, сливая что-то на руки для дезинфекции.
– Чтобы получить такое отравление нужно выкурить двадцать сигарет одновременно, не меньше.
– Он и одной не выкурил
– Тогда я не знаю что это. И вот…
Доктор показал на шею Бяо.
– Посмотрите.
Воронцов присмотрелся.
– Что это? Похоже на какую-то ранку…
Доктор усмехнулся.
– Она и есть.
– Вы хотите сказать, его убило это?
– Не знаю, что его убило. Возможно, это был… наконечник стрелы или что-то в этом роде.
– Но где он?
– Возможно, выпал, когда вы везли его сюда.
– Но это не могло его убить. Тут даже крови нет.
– Нет, но есть раздражение. Как будто что-то попало вместе со стрелой…
– Яд?
– Здесь я не могу этого сказать. Нужно проводить исследования в лаборатории.
На пороге импровизированного морга появился вестовой.
– Сэр! – он нашел взглядом Моргана. – Общая тревога. Полковник Ридпат ждет вас на командном пункте. Мне поручено проводить.
– Черт… – Морган посмотрел на сигарету, которую держал и вдруг смял ее пальцами – теперь я точно знаю, что курить надо бросать. Спасибо, Док.
…
– Давно уехали? – спросил Воронцов по-русски, когда они остались одни.
– Давно – врач ответил на том же языке – еще до Великой войны.
– Откуда?
– Местечко недалеко от Вильно.
– Черты больше нет.
Врач посмотрел на русского.
– Я знаю. Но слишком поздно.
Их молчание – прервал далекий грохот. Врач поморщился.
– Обстрел. Мне надо идти.
…
– Постарайтесь выжить. И не попасть ко мне на операционный стол. Не то чтобы я держал зло, но…
Сайгон, Кохинхина. 13 июня 1979 года
Капитан Воронцов, только недавно сошедший с борта самолета в ставшем гражданским аэропорту Танг Сон Нат, ехал по Сайгону, подмечая следы прошедших боев. Опаленные пламенем стены, разбитые огнем артиллерии или раскуроченные танками машины, которые не успели убрать. Кое-где свечи на тротуаре – это местные католики поминают погибших. Боевиков никто не поминает – их просто свалили в общую яму, присыпали хлоркой и закопали – гнить.
Официально – восстание Тет закончилось для Вьетконга поражением, на самом же деле это была победа. Все штурмовые группы были уничтожены, никто по сути не смог выполнить свою задачу кроме тех, кто брал Хюэ. Здесь, в Сайгоне – одна из групп попыталась атаковать посольство, но была перебита, они так и не смогли проникнуть в здание.
Но при этом – нападение Тет вызвало у американцев сильнейший кризис веры. До этого – казалось, что они могут выиграть, что все к тому идет. Но после нападения Тет – стало понятно, что это надолго.
Как выразился один американский аналитик в своем докладе – мы в тоннеле и ждем, пока впереди забрезжит свет. Но на самом деле – там, впереди, нет ничего кроме тьмы…
Американский министр обороны Макнамара на одной из пресс-конференций откровенно заявил: в начале войны у нас было две тысячи целей для бомбардировки. Осталось пятьдесят восемь. Ни одна из них не стоит риска, стоимости пилота и самолета, и даже стоимости сброшенных бомб. Мы не можем вбомбить в каменный век страну, которая еще находится в каменном веке.
После наступления Тет – американцы начали сворачивать свое присутствие здесь, передавая все больше и больше зон ответственности местным частям. Это называлось вьетнамизация. В самих САСШ – война становилась все менее и менее популярной. В конце концов – обе стороны удалось усадить за стол переговоров в Париже при посредничестве Международной группы – нескольких стран, в числе которых была и Россия.
Официально – переговоры еще шли, но Вьетконг согласился на концепцию «два Вьетнама», католический и буддистский.
Капитан Воронцов был в Париже, он давал показания – под чужим естественно именем – о нападении на здание Международной контрольной комиссии в Хюэ. Это кстати был серьезный аргумент – нападение на миссию международных наблюдателей могло вызвать военный ответ всех держав – гарантов и вряд ли буддисты и стоящие за ними японцы этого хотели. Они согласились на два Вьетнама – но Воронцов хорошо понимал, что этого не будет. Рано или поздно Вьетнам будет один.
И не католический.
Он восхищался азиатами – хотя это и скрывал. Он, русский офицер, дворянин, европеец – всю свою жизнь жил в жестких рамках условностей, приказов и рамок, которые определяли все его действия. Он жил так и ожидал того же от других. Но тут …
Местные – что в войне, что в переговорах – не придерживались никаких правил вообще. Победить – вот то что имело для них значение. Победить любой ценой. Они лгали, передергивали, обвиняли в несусветной чуши, отмахивались от явных доказательств, выдвигали безумные теории. Все – ради победы. Все – ради свободы как они ее видели. Страна должна быть единой. Католики должны быть перевоспитаны или уничтожены.
Азия…
Азия, Азия, Азия…
ТангСонНат уже считался гражданским аэропортом, хотя с него выполняли и военные рейсы. Сикорские, Каравеллы, Боинги – соседствовали с японскими самолетами со странными, труднопроизносимыми названиями. Хотя большей частью это были те или иные варианты Дугласов, двух и четырехмоторных. Дуглас, эта рабочая лошадка мировой авиации, некогда в том или ином виде состоявшая на вооружении всех империй мира – и до сих пор не имел себе равных, если следовало организовать перевозки с кое-как расчищенных грунтовых полос.
На фронтоне аэропорта, исклеванном пулями – вместо американского флага висел портрет Императора, исчезли «белые мыши*», исчезли нгаи, им на смену пришли японские полевые жандармы и военизированная полиция из местных. Те носили, точнее, донашивали военную форму, знаки различия у них были странные – в виде каких-то шпал. У японских полицейских, конечно же, были хризантемы и какие-то завитки…
Часть ограждений убрали, но часть осталась, вместо мопедов теперь ездили на велосипедах, было много велорикш и даже мини-грузовиков на велосипедной тяге, которые развозили товары. Когда здесь были американцы – топлива хватало, но теперь его давали по карточкам – понятно, что не японцам, те заправлялись без ограничений.
Как то не похоже на процветание…
…
Посольство САСШ было закрыто, часть стен, которые раньше ограждали его – была выломана, но кто попало там не шлялся, потому что на всех углах стояли японские жандармы. Именно японские – Воронцов уже хорошо научился отличать азиатов. Жандармы то японские – а вот техника вся американская, до боли знакомые открытые джипы. Сколько же здесь всего бросили… техники, усилий, человеческих жизней. Все впустую. Всё!
Останавливаться у американского посольства было нельзя, потому он проехал мимо – к посольству российскому.
…
Российское посольство находилось под постоянным наблюдением – но он зашел не в главные ворота, а в калитку сбоку – вход в консульский отдел. Согласно закону – все подданные Его Величества, находящиеся в неспокойных странах, таких как Кохинхина – должны были первым делом встать на учет в консульстве и сообщить, где они будут жить и чем заниматься. Это надо было на случай экстренной эвакуации.
Отношения Российской Империи с новым марионеточным правительством Кохинхины были сложными – но они были. Россия официально не вводила войска в Кохинхину, тут были только военные советники, наблюдатели и помощь с поставками. Серьезно отметился тут только флот со своими авианосцами. Россия и Япония были врагами, САСШ тоже были врагами – но во время штурма Сайгона американское посольство разгромили, а русское не тронули. Тому могли быть самые разные причины, в том числе и ОДА – Особая дальневосточная армия. Шесть армий, из них две танковые. Но скорее всего причины были чисто дипломатические – вьетнамский народ достиг своих промежуточных целей и теперь японская помощь и покровительство из жизненно важных – превратились в обузу. Никто не делает ставку на все деньги только на одного петуха на петушиных боях. Так и тут…
Россия максимально сократила дипломатический персонал в ставшей мгновенно враждебной Кохинхине – но кое-кто все же остался, посольство работало, был и посол, и основные атташе с их аппаратами и резидентура. Резидент был новый, его звали Виктор, но он имел совсем не русскую, монголоидную внешность. Бурят, казах или даже китаец из Желтороссии. Одной из сильных сторон Империи было то, что Государю все равно, кто ему служит, каково его имя, внешность или религия. Глубоко ошибочная политика прежней ветви династии Романовых по русификации – была признана ошибочной и забыта – русские, как и в середине прошлого века, были всего лишь одним из народов Империи, пусть и самым многочисленным – но и представитель любого другого народа мог рассчитывать на равное к себе отношение12. В этом то и была притягательная сущность империи – представитель любого, самого маленького, слабого и угнетенного народа – мог стать частью беспримерно могучей и грозной силы. Можно было родиться в глухом захолустье – но говорить от имени Империи в Лондоне, Берлине, Пекине или Токио.
И к тебе будут прислушиваться…
Посла на месте не было, Воронцова встретил резидент, провел до своего кабинета. Ставни из корабельной стали, автомат скромно стоящий в углу и сейф с дыркой13 – говорили о том, как тут все непросто.
– Воронцов. Флота Его Императорского величества.
– Можете звать меня Виктор. Седьмой кантон14.
– Неплюевское? – Воронцов углядел значок
– Оно самое. С прибытием
– Спасибо
– Устроились уже?
– Я сразу в посольство
Резидент кивнул
– В гостиницах еще можно жить…
…
– ВиСи неофициально запретили трогать любых иностранных туристов.
– Вот как?
– Да. Они побеждают и этого не скрывают. Думают о будущем. Правительственная армия представляет большую опасность. Дезертиры…
– Много?
– Дезертиров? Полно…
…
– Все всё прекрасно понимают. Японцам они не нужны, для них это не более чем захолустье, земля, где можно воткнуть флаг. Это не Манчжурия с ее запасами руды и угля. Что тут есть? Рыба? Так у японцев и без того рыбы полно. Всё, что тут есть – дешевые рабочие руки, и женщины, которых можно сделать проститутками.
Жестоко, но…
– Говорят, тут есть нефть. В заливе. Это должно обеспечить процветание, пусть и не сразу
Майор зло усмехнулся
– Ну, как видите, сейчас процветанием тут не пахнет.
Что есть то есть.
– Главный в стране здесь японский посол. Императора нет, но есть регентский совет – туда японцы попытались собрать всех, кто прояпонски настроен, но получилось плохо. Этим ребятам не привыкать бороться с колониальными оккупантами, они сопротивлялись китайской колонизации тысячу лет и в итоге выиграли. Они просто говорят да, а сами ничего не делают. Они себе на уме, японцы еще хлебнут с ними лиха. Нгаи – другого слова нет.
– Якудза тут есть?
– А как же? Есть и якудза. Везде, куда приходит Япония, там появляются якудза.
– Чем они занимаются?
– Пытаются поставить под контроль импортно-экспортные потоки, обложить данью местный бизнес. Получается плохо.
– Почему?
– Они пытались нанимать бывших военных и полицейских – их полно тут сейчас без дела болтается. Но столкнулись с тем, что местным плевать на их кодекс чести. Японцы же люди порядка. Иерархии. Но что может их бандит, пусть даже авторитетный, против человека который прошел войну?
– Да…
– Местные просто открывают огонь по поводу и без. Пистолет на рынке на старые деньги стоит пару сотен пиастров не больше
– А наркотики?
– Есть и наркотики. Сейчас они везде
– Треугольник?
– Нет, с треугольником они скорее конкуренты. Треугольник пытался поставить местные рынки под контроль, но не смог.
Воронцов примерно знал расклад – узнал его в Гонконге. Но подтверждение все равно было нужно.
– Значит, местные наркобароны независимы от Треугольника, так?
– Все верно. Товар растет не здесь, он растет в горах у племен. Сами племена его и охраняют, опий-сырец спускают вниз и меняют или продают за деньги. Затем он обрабатывается в городах и через порты идет на отправку. Якудза тоже покупают, но немного. Через них проходит не больше чем четвертая часть товара.
– Кто контролирует племена?
– Никто, как и тогда. Их лояльность нельзя купить, но можно взять напрокат. Ничего не изменилось.
– А правительство?
– Они понимают, что племена лучше оставить в покое.
Воронцов помолчал несколько секунд
– Мне нужно встретиться с кем-то из боссов. С кем-то, кто обеспечит контакт с племенами.
Бурят или кто там еще с горестным видом покачал головой
– Да вы с ума сошли, любезный. Это ж похитители людей.
– У меня нет другого выбора.
…
– У вас кстати тоже.
Сайгон, Кохинхина. 14 июня 1979 года. Отель «Мажестик»
В Сайгоне сохранились более-менее приличные отели, Воронцов заселился в «Мажестик». Старое место, отель был основан в 1925 году, до самого падения Сайгона его контролировали и им управляли французы. Сейчас он числился как международный, но постояльцев, дающих право отелю так называться было мало. Международные авантюристы, любители острых ощущений, журналисты – всех как корова языком. Сайгон переживал скверное время – после победы мир просто забыл о нем. Не стало дураков-американцев готовых в девятый раз восстанавливать мост через реку Дак-Нге, который вскоре в десятый раз взорвут.
Не стало их – и ничего не стало.
Капитан Воронцов вспомнил старого портье – как-то раз он спросил: вам номер с видом на реку или на войну, месье?
Наступление Тет…
…
Ночь не стреляли. И эта душная темнота без огней реклам – раньше, при американцах Сайгон светился как новогодняя елка – действовала угнетающе.
Сколько раз он бывал в Сайгоне – он никогда не помнил ночи без выстрелов и взрывов. Такой как сейчас.
Ворочаясь в поту – кондиционер не работал, починить было некому и нечем, он думал: а кто в итоге выиграл в этой войне? Местные? Которые отвоевали южную часть страны, которые объединили страну, но всего лишь для того чтобы из пут европейского колониализма попасть в еще более жуткий азиатский? Японцы говорят, что это не колониализм, а сфера совместного процветания, опираясь на то, что и они и вьетнамцы азиаты и потому они не могут колонизировать друг друга. Да, но если что-то выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка – то это почти наверняка утка и есть.
Говорить, что люди одной расы не могут колонизировать друг друга только потому, что они одной расы – тоже самое, что говорить, что чумазый не может играть на пианино…
…
Утром – капитан сошел вниз, невыспавшийся и раздраженный, даже побриться ему не удалось. Потребовал себе континентальный, то есть плотный завтрак, которым можно при необходимости обойтись весь день. Завтрак был сносный – значит, повар еще не сбежал…
…
Сайгон Таймс была в свое время крупнейшей ежедневной газетой этой страны, крайний раз когда он тут был – она печаталась даже с цветной полосой. Сейчас конечно все было не так – дрянная «рисовая» бумага, мелкий, типично японский шрифт…
Зато у торговцев была Ла Лутте15 причем продавали ее в открытую. Воронцов усмехнулся – они еще не знают, с кем связались…
Так как у него было журналистское прикрытие прошлый раз – он хорошо познакомился с «коллегами по цеху» и имел несколько адресов и визитных карточек, которых помнил наизусть. Иначе было нельзя – если японские жандармы схватят его и найдут у него карточки местных, то для местных это добром не кончится. Вопрос был в том, кто еще здесь – а кто свалил в Гонконг или Манилу на подходящей джонке. Он бы свалил – азиатская деспотия намного страшнее любого колониализма.
…
На месте был Тран Ван Тау – он выяснил это, когда следил за редакцией, ее новый адрес был прописан в выходных данных газеты. Старина Тау… лучший криминальный репортер Сайгона… а это многое значит. Он совался в те места, куда не осмеливался сунуться ни местный ни американец, лично знал многих из главарей, хорошо разбирался в местной политике. В свое время – ему довелось первому сделать снимок мертвых Дьемов16.
Да, он не сбежал. Бывают люди, которые так срастаются с местом, в котором живут, что становятся его частью, его историей, его легендой. Тау был легендой Сайгона и должен был здесь оставаться чтобы продолжать ею быть. Даже если его схватят и казнят – это будет всего лишь часть легенды.
Воронцов дождался, пока Тау выйдет из редакции. Пока он поймает рикшу – типичный, местный, мотоциклетный рикша, спереди сидение на двух пассажиров, сейчас все больше рикш велосипедных. Присвистнул.
Тау не обернулся.
…
– Дружише…
Понятно, что Тау его заметил. Но вида не подал. Они больше часа кружили, прежде чем решили что – можно. Воронцов привез в подарок – несколько кассет шведской пленки для фотоаппаратов и несколько свежих батарей. И то и то было втридорога, если вообще было.
Они обнялись
– Как ты тут?
– Жив, как видишь. Ты что здесь делаешь?
– Работа…
– Ясно…
Воронцов выдавал себя за инспектора международной миссии. В это никто не верил – но все делали вид, потому что тут так принято. Здесь привыкли держать при себе то, что думаешь – любой мог оказаться осведомителем Сопротивления, одно слово могло погубить и тебя и всю твою семью…
– Ты сегодня занят?
– Да как всегда. Для друга время найдется.
– А место?
Тау задумался
– Все закрыто. Хайнц-57, турецкие бани… всё. Остался только привал матушки Лао.
– Пошли к матушке…
…
У матушки – конечно, был тот еще притон. Лучший из худших, так сказать.
Сама матушка была китаянкой, беженкой. Здесь, на побережье – китайцев не любили, но терпели, как терпели матушку. Немалые суммы, которая она отстегивала полицейскому начальству в лучшие годы этого места и этого города – весьма способствовали этому терпению. Место это было ориентировано на китайцев, которые рассыпались по всей Азии, и держали торговлю и ростовщичество как в Европе евреи. И на экспатов, которые хотели хоть на пару часов сбежать из жестокой реальности – в мир опиумного забвения. Сейчас это место дышало на ладан – матушки не было в живых, а японские офицеры сюда не ходили. В японской армии за употребление наркотиков – смертная казнь…
Тем не менее, у матушки было еще прилично – здесь привыкли к европейцам, и если вы, к примеру, снимали пиджак с бумажников внутри – то вы и получали обратно пиджак с бумажником внутри…
Седой служка с поклоном принял их верхнюю одежду и проводил в номера. Принес принадлежности начал разжигать трубки. Густой, маслянистый запах заполнил комнату, на кончике иглы – потрескивал коричневый шарик…
Воронцов умел курить опиум так чтобы не слишком пьянеть – для этого надо было просто не вдыхать отравленный дым. Но все равно, рассудок мутился – опиум ни для кого не проходил бесследно.
Тау же, получив свою трубку, вдохнул дурман крупным, жадным, глотком. Как и все вьетнамцы – он спешил поскорее уйти из этого мира в мир фантазий и грез, в мир, где все хорошо, где нет ни продажных копов, ни выпотрошенных старост, ни сгоревших джипов…
Они оба курили. Воронцов не спешил – он понимал, что наркотик развяжет язык сам, без вопросов
Тау курил и задумчиво смотрел в потолок
– Знаешь, друг… бывает, что ты так сильно хочешь чего-то… так сильно хочешь, что перестаешь задумываться, а что потом? Что потом? Как ты будешь жить после того как получишь что ты хочешь?
…
– Так и мы. Мы так сильно хотели независимости, что не задумывались над тем, а что потом то? С кем мы идем по этому пути, и что он потребует за помощь.
– Без японцев вы не победили бы.
– Победили? – Тау бессмысленно улыбался – это, по-твоему, победа?
Его лицо исказилось от злости
– Это ты считаешь победой?
Воронцов не ответил. Прислужник принес еще по трубке. Капелька коричневого вещества обещала избавление от мерзости бытия хотя бы на время
– Японцы…
…
– Знаешь… любому народу нужно самоуважение. Да, самоуважение.
…
– Ваш Христос не такой уж плохой Бог если подумать. Мы не имели ничего против него кроме того что он был ваш Бог. И мы боролись с ним как могли…
Воронцов вспомнил – монастырь, сложенные рядком трупы монахинь…
– Зато теперь нас угнетают местные. И что самое страшное – у нас больше нет сил сопротивляться.
– Ты работал на Вьетконг? – спросил Воронцов.
– Конечно – улыбнулся Тау – иначе меня бы убили.
Злости не было. Скорее бессилие. Он много чего повидал… Вьетконг мог убить всю семью за отказ присоединиться к сопротивлению. Старост в деревне обычно привязывали к дереву и выпускали кишки.
Чем стал Вьетнам? Символом бессмысленного насилия? Но почему бессмысленного-то? Для Вьетконга оно как раз дало результат – они пришли туда, куда и шли. Бессмысленным оно было как раз для нас.
– Как думаешь – осторожно спросил Воронцов – если японцы будут набирать армию чтобы идти на север, многие партизаны присоединятся?
– Нет.
– Но почему?
Тау еще раз затянулся, перед тем как ответить.
– Потому что мы ненавидим японцев на самом-то деле. Больше японцев мы ненавидим только китайцев. Когда японцы завоевали Китай и сделали китайцев своими рабами – мы полюбили их, Но только до той поры, пока они не решили заодно сделать рабами и нас.
Тогда какого хрена? – чуть не закричал Воронцов – какого хрена вы пятнадцать лет воевали с французами и столько же с американцами? Какого хрена было все это – зверства, сожженные джунгли, убийства? Ради того чтобы возненавидеть очередных «хозяев»? Что вам мешало просто посмотреть на север и понять кто такие японцы – до того как они приперлись сюда?
Ведь мы ничего такого не хотели. Ни САСШ, ни Россия никогда не заявляли о том, что собираются превратить Вьетнам в часть своей территории. Мы пытались вам помочь построить нормальное государство именно для того чтобы сюда не пришли японцы. Все ведь началось с противостояния христианства и буддизма, с того что буддистский монах просто сжег себя на перекрестке в знак протеста. Никто не хотел уничтожить буддизм полностью, среди подданных нашего Императора есть и буддисты. Неужели оно стоило того, а?!
Но капитан ничего этого не сказал. Он держал трубку в руке и смотрел, как она тухнет.
– Многие уехали? – спросил Воронцов.
– Ну как…
Читать бесплатно другие книги:
