Несущая смерть Кристофф Джей

На вершине холма в западной части города возвышалась Кицунэ-дзё – великая Крепость Лиса. Зубчатые стены из грязно-серого камня, усеянные баллистами, работающими от энергии чи, вздымались к небу концентрическими прямоугольниками. У крепостных ворот собралась толпа: океан задранных вверх лиц в очках, грязных платках и механических респираторах.

Пока Юкико и Хана снижались, нарастал глухой шум и рев сотен голосов, скандирующих одно имя, снова и снова:

– Танцующая с бурей!

Юкико нерешительно подняла руку, и громогласный хор усилился, отдаваясь в груди. Бусимены изо всех сил пытались разогнать народ, но призывы к порядку остались без внимания.

Буруу взревел, и толпа возликовала в ответ громоподобным, грохочущим приветствием.

Какое-то безумие, Буруу.

ОНИ ЛЮБЯТ ТЕБЯ.

Они даже не знакомы со мной.

ОНИ ПОЮТ ПЕСНИ О ТЕБЕ. РАССКАЗЫВАЮТ СКАЗКИ ДЕТЯМ. ОНИ ЗНАЮТ ТЕБЯ, КАК ЗНАЮТ КИЦУНЭ-НО-АКИРА, УБИВШЕГО ВЕЛИКОГО БУКЯКУ. ИЛИ ТОРА ТАКЕХИКО, КОТОРЫЙ ЗАКРЫЛ ВРАТА ДЬЯВОЛА.

Это не я, а лишь их представление обо мне.

РАЗВЕ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, СЕСТРА? ДЛЯ НИХ СЕЙЧАС ТЫ – СИМВОЛ.

Арашиторы пролетели над толпой, достаточно низко, чтобы сорвать шляпы с голов и платки с лиц. Они пересекли внешнюю стену, направляясь к солдатам, сгрудившимся на широких ступенях замка. Черные флаги с вышитым белым знаком клана Кицунэ развевались на ветру, как безголовые змеи. Вдалеке Бог Грома Райдзин бил в барабаны.

Грозовые тигры приземлились, и Буруу сложил механические крылья. Кайя потом целую минуту поправляла клювом нетронутые перья, словно хвастаясь ими перед ним.

Юкико осталась там, где была, – на плечах Буруу, оглядывая солдат Кицунэ. Она почувствовала волнение Кайи и повернулась, чтобы ободряюще улыбнуться Хане. Девушка не сняла защитные очки, вероятно, решив, что разговоры о ее глазе только усложнят ситуацию.

По ступеням спустился огромный мужчина в церемониальных доспехах, и Буруу тихо зарычал, когда тот приблизился. Доспехи были красивы: тисненое черное железо, защитная маска, выполненная в виде оскаленной в рыке морды лисы, а на макушке развевалась на ветру кисточка светлых волос.

Человек остановился в тридцати шагах от арашитор с всадницами и, расстегнув шлем, снял его. Юкико увидела широкое лицо, суровое, покрытое боевыми шрамами.

Мужчина прикрыл рукой кулак и сдержанно поклонился.

– Танцующая с бурей, – проговорил мужчина. – Я генерал Кицунэ Гиндзиро, правая рука даймё.

– Гиндзиро-сама. – Юкико поклонилась в ответ. – Это моя подруга Хана. Она благословлена Кеннингом, как и я, и поклялась помочь избавить острова от Гильдии и ее яда.

– Вы хотите творить насилие в доме моего достопочтенного господина?

– Нет. – Юкико моргнула. – Конечно, нет.

– Гм… – Хана нерешительно вскинула ладонь. – Я тоже.

– Ты питаешь злобу к клану Кицунэ?

Юкико закатала рукав, показав красивую татуировку лисы на правой руке.

– Хоть ваш даймё – не мой даймё, Гиндзиро-сама… я помню, откуда я родом.

Гиндзиро кивнул.

– Тогда входи. Будь желанным гостем во Дворце Пяти цветков, бьющемся сердце Кицунэ-дзё. Мой благородный лорд, Кицунэ Исаму, клянется, что в этих стенах вы будете в безопасности. – Он вновь прикрыл кулак рукой и поклонился, на сей раз ниже.

ТЫ ЕМУ ДОВЕРЯЕШЬ?

Юкико оглянулась на темные крепостные стены, прислушиваясь к шуму толпы, собравшейся снаружи. Рты открыты в громком реве. Кулаки подняты вверх.

Думаю, что, если со мной что-нибудь случится, они устроят бунт.

ДЛЯ НЕКОТОРЫХ ЭТО БУДЕТ ПЛОХИМ УТЕШЕНИЕМ, СЕСТРА.

Мы проделали долгий путь вовсе не для того, чтобы нанести оскорбление гостеприимному даймё.

О ДА. РАЙДЗИН ЗАПРЕЩАЕТ ТЕБЕ ОСКОРБЛЯТЬ КОГО-ЛИБО. ГОРАЗДО РАЗУМНЕЕ РИСКОВАТЬ В ОЖИДАНИИ СОБСТВЕННОГО ЖЕСТОКОГО УБИЙСТВА.

Там будет Хана. Я останусь в Кеннинге. Вы будете знать все, что я собираюсь сделать.

Буруу ощетинился, но промолчал. Юкико соскользнула со спины грозового тигра, ощутив привычную боль расставания. Это было все равно что шагнуть в сторону от света костра и нырнуть в темноту, оставив и теплое, и хорошее позади.

Вместе с Ханой она направилась к генералу Кицунэ. Хана явно смущалась и чувствовала себя не в своей тарелке, продолжая теребить край рукава изношенного платья.

Юкико сжала ей руку.

Взгляд Гиндзиро был устремлен на грозовых тигров. Он уставился на них широко распахнутыми, как у удивленного ребенка, глазами. Юкико подождала, пока он придет в себя.

Кашлянув, генерал расправил плечи.

– Следуйте за мной, пожалуйста.

Стена солдат расступилась, пропуская прибывших. Юкико улыбнулась Буруу и Кайе, а затем шагнула под широкие, выбеленные дождем фронтоны Дворца Пяти цветков. Гиндзиро провел их через громадный вестибюль в широкий внутренний двор.

Несмотря на грозную оболочку, сердце Кицунэ-дзё было таким же прекрасным, как и все во дворце сёгуна. Казалось странным обнаружить подобную роскошь внутри крепостных стен – то было схоже с тем, как если бы прекрасную куртизанку увидели облаченной в старинные доспехи.

Гиндзиро провел Юкико через высокие, обитые железом двери по коридору, украшенному потрясающими гобеленами, изображающими сотворение Шимы. Юкико успела восхититься ткаными изображениями – каждый гобелен достигал двенадцати футов в высоту и двадцати в ширину, над их изготовлением трудилось наверняка не меньше дюжины мастеров в течение года.

На первом полотне были изображены Бог Идзанаги и Богиня Идзанами, стоящие бок о бок, когда Создатель копьем всколыхнул океаны творения. На следующем гобелене вытканная Богиня давала рождение островам, с лицом, искаженным от боли, на фоне неба, наполненного жгучим светом.

Юкико опустила глаза и поспешила пройти мимо. Затем последовал сюжет с похоронами Богини Идзанами: ее жизнь оборвалась при родах. Следующие четыре гобелена запечатлели неудачные попытки Бога-Создателя вернуть усопшую из подземного мира.

А на последнем полотне Идзанами была показана на горе из костей в окружении порожденных ею детей самых разных форм и размеров: чудовищ с щупальцами, великанов с кривыми клыками и высоких, мускулистых демонов с темно-синей кожей цвета полуночи.

Однако Богиня Идзанами выглядела страшнее любого из них – мертвенно-бледная и с бездонными глазами.

Ее называли Матерью Тьмы. Той, кто споет песнь, возвещающую о погибели мира.

Вестница конца света. Несущая смерть Эндзингер.

Напротив последнего гобелена стояла миска с рисом, чтобы Мать Тьмы могла утолить голод. Юкико вспомнила деревню Кагэ, Даичи, как он рассказывал легенду о падении Идзанами окружавшим его улыбающимся детям.

Печаль сжала сердце с такой силой, что Юкико едва могла вздохнуть.

– С тобой все в хорошо? – спросила Хана.

– Да, я в порядке. – Юкико опять сжала ее руку. – Ерунда.

– Вот и славно. Потому что я вроде бы собираюсь испачкать исподнее…

Шаги девушек разносились соловьиными трелями, пока они приближались к крылу даймё, доски скрипели десятком нестройных нот. Хана была бледна, как старые кости. Она провела пальцами по растрепанной прическе, бросив еще один скорбный взгляд на свою ветхую одежду.

Гиндзиро замер перед очередным огромным входом, закрытым двойными дверями, утыканными толстыми железными болтами.

Затем три раза стукнул – железом по железу. После серии мрачных щелчков двери разошлись в стороны на грохочущих петлях.

Генерал шагнул внутрь и заговорил низким голосом:

– Ваш покорный слуга просит прощения, чтобы представить своему достопочтенному господину благородную Араши-но-одорико, Кицунэ Юкико и ее соратницу.

Вперед поспешно выскочил невысокий мужчина в черной мантии и длинной шляпе с кисточками.

– Пройдите и преклоните колени перед Троном на пяти ступенях, резиденцией Окимото, первого даймё дзайбацу Кицунэ и его возлюбленного потомка, Кицунэ Исаму, бессмертного лорда Лисов!

Взявшись за руки, Юкико и Хана вступили в зал. Полы из темного дерева, обширное открытое пространство, освещенное экстравагантными старомодными светильниками с цветочным маслом. Массивные колонны из того же дерева обрамляли вход, и в мерцающем свете плясали тени.

Вокруг тронного возвышения в конце зала собралось более дюжины леди и лордов: суровые магистраты в угольно-черных костюмах, куртизанки с подведенными краской веками, писцы в тюбетейках с испачканными чернилами пальцами. Их, в свою очередь, окружал легион железных самураев, наблюдающих за происходящим свирепыми прищуренными глазами из-под лисьих масок. На пятой ступени, устроившись на троне из красного дерева, украшенном резными цветами, восседал Исаму, верховный владыка клана Кицунэ.

Он был одет в придворную мантию, на поясе висела пара цепных мечей – рядом с курносой шишкой богато украшенного железомёта. Рот прикрывал золотой респиратор в виде лисьей морды. И хотя он оказался стар, согбен и сморщен, Юкико чувствовала самурая, свернувшегося клубком у него под кожей. Среди придворных Исаму выглядел неуместно: так смотрится истертый в боях клинок среди моря красивых вееров.

Лоб его был изрезан хмурыми шрамами. Усы доходили до пояса.

– На вид ему около семи тысяч лет, – прошептала Хана.

– Легенда гласит, что он прожил сто лет. Одно из величайших светил моего клана.

– Боги, только вообрази, что у него под одеждой. Да у него светильники, наверное, свисают до колен…

Юкико с ужасом покосилась на девушку.

Однако приговор Хане умер тихой, но достойной смертью.

– Танцующая с бурей, – сказал даймё Кицунэ. – Мы польщены вашим визитом.

– Даймё Кицунэ Исаму. – Юкико отвесила низкий поклон. – Это большая честь для меня.

Хана до сих пор пялилась на владыку клана Кицунэ с недоумением.

Юкико дернула ее за рукав, и девушка неуклюже поклонилась.

– Наипочтеннейшее светлейшество, – пролепетала Хана.

По залу разносилась навязчивая музыка кото и сямисэна, и, поозиравшись, Юкико наконец обнаружила источник звуков. У южной стены стояла машина – несколько человекоподобных фигур внутри строительных лесов в форме полумесяца. Самодвижущиеся куклы были сделаны из латуни и олова и одеты в платья с золотым узором и черными завитками. Женские личики, выкрашенные в белый цвет, выдавали руку мастера. Металлические пальцы порхали по струнам и корпусу инструментов с нечеловеческой точностью.

Однако прекрасная музыка почему-то казалась Юкико пустой. Возможно, дело в том, как двигались автоматы, как покачивались головы на шеях.

А может, и потому, что они напоминали ей о Кине: о маленьком металлическом арашиторе, которого он сделал для Юкико, о механических крыльях, которые смастерил для Буруу.

Девушка отвернулась, и горло сжалось от этой мысли.

– Обычно я не принимаю гостей без приглашения, – хрипло прозвучал голос даймё из-под респиратора. – Но для Танцующей с бурей сделаю исключение. Надеюсь, разруха и кровопролитие, которое ты принесла в город, не доставили тебе неудобств по пути сюда? – Он откинулся на спинку трона и забарабанил пальцами по дереву.

Он раздражен, Буруу.

КАГЭ ТОЛЬКО ЧТО НАЧАЛИ ВОЙНУ В ЕГО ГОРОДЕ. А ТЫ – ИХ НОМИНАЛЬНЫЙ ПРЕДВОДИТЕЛЬ. ТЫ ЖДАЛА, ЧТО ОН НАЗОВЕТ УЛИЦУ В ТВОЮ ЧЕСТЬ?

Может, переулок?

– Великий даймё, – заговорила Юкико. – Я глубоко сожалею о хаосе, который сегодня обрушился на ваш прекрасный город. Пожалуйста, знайте, что все это возникло не по моей вине. Отныне я не представитель совета Кагэ. Я – простая беженка, которая ищет убежища для друзей.

– Хм… беженка. – Даймё выгнул седую бровь. – Верхом на грозовом тигре.

Юкико рискнула слегка улыбнуться.

– Тогда сложная беженка.

– Из-за тебя и твоих приближенных улицы города залиты кровью, Танцующая с бурей.

– Великий даймё, я более не участвую в восстании Кагэ. Именно мятежники начали войну внутри Гильдии. Я умоляла их не делать этого, но они не послушали, и я покинула их крепость.

– И кто же ты теперь? Попрошайка? Независимая нарушительница спокойствия?

Юкико расправила плечи.

– Я – враг Гильдии Лотоса. Враг их марионетки, Торы Хиро. Враг правительства, которое душит небеса и убивает невинных ради крови, которой они кормят…

– Боги, да у тебя целый набор, девочка. Стоишь и каркаешь нам об убийствах.

Юкико моргнула.

– Даймё?

– Ты подобна им: ты убила нашего сёгуна. И хотя я любил Йоритомо-но-мия примерно так же, как я люблю камни у себя в почках, он все же был суверенным правителем островов. Вакуум власти, который он оставил после себя, твоя работа. Гражданская война, раздирающая земли на части, – твоя вина.

Обвинения прозвучали как пощечина. Кровь отхлынула от лица Юкико. На секунду она растерялась, прикованная пристальным взглядом даймё. Он почти любовался собой – девушка могла поклясться, что заметила улыбку в слезящихся глазах.

– Он убил моего отца, даймё. – Юкико отчаянно старалась сдержать праведный гнев. – Погибла и моя мать, и ее нерожденное дитя. Так что – да, я убила его. И сделала бы это снова.

– Ходят слухи, что ты мгновенно уничтожила его, – заявил старый глава клана. – Просто взглянув на сёгуна, которому клялась в верности.

Хана закатила глаза, стиснула губы, а потом уставилась в пол.

– Я никогда не клялась ему в верности! – прорычала Юкико. – Ни разу в жизни я не давала клятв ублюдку-детоубийце.

Среди придворных пронесся ропот, словно в тихую воду бросили камешек.

Юкико почувствовала на себе мрачные взгляды и услышала возглас Буруу, прокатившийся у нее в голове.

ПОМНИ, ГДЕ ТЫ СТОЯЛА. КТО ТЫ ЕСТЬ!

Она посмотрел на Исаму в упор.

– Династия Казумицу была тиранией, а ее союз с Гильдией Лотоса привел нацию к гибели, что вы, бесспорно, понимаете, даймё. Иначе с чего бы вам оскорблять Хиро, не появившись у него на свадьбе?

– Хиро? – Старик залился смехом. – Хныкающий выскочка? Я бы не стал выпрастывать свои кости из кресла, даже чтобы помочиться на него, если бы он был в огне, не говоря уже о том, чтобы ехать через страну, дабы поприсутствовать на его мнимой свадьбе.

– Значит, Хиро – твой враг.

– Хиро – это оскорбление. Я потомок первого даймё дзайбацу – великого Окимото, военачальника, подчинившего себе кланы Змеи, Сокола, Паука и Волка. – Он ударил кулаками по подлокотникам. – Я занимаю один из Четырех Престолов Шимы по праву крови и рождения. И я должен преклонить колени перед сыном самурая?

ВОТ ОНО. ЕГО СЛАБОСТЬ.

Юкико кивнула.

Гордость.

НАДАВИ НА НЕГО.

– Мы слышали от наших агентов, что Гильдия расстроена вашим неповиновением, – сказала она.

– Ты что, пытаешься произвести на меня впечатление? – Старик махнул рукой, будто отгоняя надоедливую муху. – Да об этом каждому известно. После того как я пренебрег их потенциальным сёгуном, они отказывают в своих милостях.

– Они вас контролируют. Обещая топливо. А в Кигене они платят людям, которые приводят жертв на Пылающие камни. Таких, как мы с Ханой, которые обладают даром Кеннинга. И еще больше невинных: людей убивают лишь потому, что им не повезло.

– У нас есть общий враг. Что дальше?

– Враг моего врага – мой друг.

– Ты прекрасно умеешь обращаться с друзьями, девочка. Поджигаешь их города.

– Гильдия подожгла ваш город, даймё. Та самая, которая лишает ваши армии горючего, пока вы не выполните долг. Ожидая, когда вы подчинитесь Кодексу Бусидо. Преклоните колени перед новым сёгуном.

Глаза Исаму сузились до размеров разрезов в бумаге.

– Я двадцать лет сражался с гайдзинами в Морчебе. Отправил пятерых сыновей на войну, и ни один из них не вернулся. Мне не нужно, чтобы грязный чи-монгер объяснял мне, что значит Кодекс Бусидо или долг, и я ни перед кем не преклоняю колени, девочка. И уж конечно не перед покалеченной марионеткой Тигра!

– Вам и не следует, достопочтенный даймё. – Мрачная улыбка озарила лицо Юкико. – Не сомневаюсь, вы поможете нам преподать урок тем, кто думает, что когда-либо сможет властвовать над главой клана Лиса.

Даймё взглянул на генерала Гиндзиро.

– Эта девушка…

– Твердая латунь, – кивнул генерал.

– Достопочтенный даймё, – вздохнула Юкико. – Дело идет к тому, что у нас есть общая цель и враг. Мне необходимо безопасное место, где могут находиться мои друзья. Гавань для мятежников Гильдии. Если вы действительно серьезно настроены бросить вызов Гильдии, то сейчас у вас есть шанс доказать свои намерения.

– И почему я должен помогать? – спросил глава клана. – Что ты предлагаешь?

Юкико оглядела зал: прищуренные глаза над трепещущими веерами, шипение змеиного дыхания за золотыми респираторами. Она снова посмотрела на даймё – иссохшую старую гадюку с острыми как бритва зубами. Кто он? Благородный человек или старый сварливый разжигатель войн? Почему он бросает вызов Гильдии? Он действительно верил, что они – зло? Или хочет затеять драку?

– Тора Хиро идет на север в компании Землекрушителя, чтобы заставить вас преклонить колени, – проговорила она. – Я буду защищать Йаму от армии Тигра и от стоящей за ней военной машины Гильдии.

Исаму откинулся на спинку трона.

– То есть ты поклянешься мне в верности?

– Я не клянусь в верности владыкам, – ответила Юкико. – Но клянусь в верности народу Шимы. Матерям и отцам, сыновьям и дочерям, которые задыхаются под отравленным небом. Тем, кто отправил детей умирать на войне, основанной на лжи. Им я посвящаю свою жизнь. Не тебе, даймё. Только им.

У Ханы отвисла челюсть.

Оглядев придворных Кицунэ, девушка взяла Юкико за руку.

– Ты чертовски права.

Даймё с улыбкой посмотрел на генерала. Затем перевел взгляд на оружие у себя на поясе, на свиту, собравшуюся у трона, на двух девушек, застывших напротив.

Механические музыканты продолжали играть в углу, и песня неожиданно показалась ужасно неуместной.

– Твердая латунь, – пробормотал он. Глава клана встал, прикрыл кулак рукой и отвесил поклон. – Я принимаю твои условия. Хотя бы потому, что мне не терпится увидеть выражение лица Торы Хиро, когда парочка грозовых тигров подлетит к нему с тыла и начнет резать жалких псов на ленточки. – Исаму кивнул. – Я предлагаю тебе и твоим друзьям убежище в Кицунэ-дзё.

Юкико вздохнула, на нее нахлынуло облегчение, накрывая теплыми волнами.

– Примите мою благодарность, великий владыка.

В голове вновь зазвенел голос Буруу.

ВСЕ ХОРОШО, СЕСТРА?

Даже лучше, брат. Мы с Ханой уже уходим.

Юкико, увлекая Хану за собой, покинула тронный зал. На губах девушки играла торжествующая улыбка.

И мы приведем армию.