Дикая охота Афанасьев Роман

Кобылин подошел вплотную к поварихе и строго взглянул на нее сверху вниз, придирчиво и с долей презрения, отчаянно жалея, что у него нет очков, поверх которых можно кидать убийственные взгляды. Сейчас ему нельзя было взять ни одной фальшивой ноты. Ни одной провальной интонации…

— Это не отель, это бардак, — процедил он, прожигая взглядом отступившую на шаг повариху. — Почему администратора нет на рабочем месте?

— Понятия не имею, — огрызнулась пришедшая в себя повариха. — Вы вообще кто? По какому праву врываетесь сюда как…

— Гомосеки на вверенной территории есть? — грозно осведомился Кобылин, вскидывая дробовик.

Повариха попятилась и с размаху села на вовремя подвернувшийся стул, что жалобно скрипнул под ее весом. Округлив глаза, Тамара Петровна бессмысленно пошлепала губами, а потом хрипло изрекла:

— Кто?!

— Шпана в спортивных костюмах, — смилостивился Кобылин, довольный результатом — вычитанная в книге фраза еще ни разу не подводила, гарантированно ввергая в ступор любого собеседника. — Они тут такой бардак устроили, прямо-таки эпическое сражение. Трупы штабелями.

— О господи, — выдохнула повариха, бросая скалку и хватаясь за сердце. — Все же стрельба! Значит, не показалось! Вот чуяла, с самого утра сердечко так и заныло…

— Значит, тут нет, — неожиданно спокойно подвел итог Кобылин, мягко присаживаясь на соседний стул. — Ну слава богу. Не переживайте, Тамара Петровна, все обойдется. Сюда они не сунутся. Главное, вы сами отсюда не выходите, пока полиция не приедет.

— Да куда ж там, — забулькала та, — боже упаси. Эти-то курицы что-то про маньяка бормочут, дуры безголовые, а оно вон что…

— Ерунда, — отрезал Кобылин. — Маньяка уже убили.

Тамара Петровна охнула и размашисто перекрестилась.

— Ужасы какие, — прохрипела она. — Прямо как тогда…

— Когда? — резко перебил Кобылин, подавшись вперед. — Когда Ленку зарезали?

— Ага, — шепотом выдохнула повариха. — Тоже жуть была. Я тогда-то помоложе была, да и тут сарай такой был, дискотека, прости господи, и ларек с бухлом. Я стою, с бутылкой значит, а он бежит, весь в кровище, с него течет прям…

— Кто?

— Да Вадим, сатана этакая! Зенки белые, ширнулся дрянью, уже под завязку, Ленку-то по этому делу и пырнул. А за ним — дружки его. И все к моему ларьку. А я онемела, ноги прям отнялись, ни слова вымолвить, ни убежать.

— Понятно, — мягко сказал Кобылин. — Значит, это тринадцать лет назад Вадим убил Ленку? А она-то как, ничего девчонка?

— Ну, шалава порядочная была, чего уж там, — буркнула Тамара Петровна, — но так, в принципе, не стерва, девка добрая, мягкая. За то и пострадала — вечно липли к ней всякие уроды, а она и отшить не могла.

— Не вредная, не мстительная? — перебил Алексей.

— Куда там, — отмахнулась повариха. — Да девка как девка. Сотни их таких тут было.

— Спасибо, — произнес Кобылин. — Спасибо, Тамара Петровна.

Он поднялся на ноги, а повариха осталась сидеть, недоуменно тараща глаза на странного гостя. Она никак не могла взять в толк, с чего это так вдруг разоткровенничалась с каким-то болваном, что с ружьем наготове ввалился в ее святая святых.

— Будьте осторожны, — поддал жару напоследок Кобылин. — Сейчас темное время суток. Если вам дороги ваше здоровье и разум, старайтесь держаться подальше от холла.

— Да уж ни за какие коврижки туда не сунусь, — сказала повариха. — Хватит с меня того раза, когда прям у моего ларька Вадима порешили.

Кобылин, собиравшийся уходить, остановился, словно налетев на невидимую стену. Потом медленно, очень осторожно, обернулся.

— Вадима порешили? — переспросил он. — Это кто же?

— Да дружки его, — отозвалась Тамара Петровна. — Говорю же, догнали его, прям у моего ларька. Озлобились, значит, за то, что он деваху добрую порешил. Попинали немного, а потом — раз! Ножом по горлу. И кровища во все стороны…

— Понятно, — мягко произнес Кобылин, чувствуя, как у него захватило дух от внезапно открывшейся картины. — Большое спасибо, Тамара Петровна. Вы нам очень помогли. Благодарю за сотрудничество.

— Э… — только и произнесла повариха, когда силуэт охотника бесшумно растворился в полутьме зала. Таращась на распахнутую настежь дверь, она так и не смогла понять — что же это было, и кто это был, и почему она чувствует себя так, как будто ее в чем-то обманули. Волшебство разговора по душам закончилось.

Выскочив в коридор, Кобылин, сжав зубы, ринулся обратно в холл, ругая себя на ходу за редкостное тупоумие. Он, конечно, и раньше знал, что детектив из него как пуля из банана, но чтоб настолько… За всей этой беготней он так и не разузнал самое главное — что же именно произошло в тот вечер. А это было важно. Очень важно. Теперь-то он знал наверняка, кто сидит в Алле и кто на самом деле убивает людей. Духов было два — это все и объясняло. И Алексей был готов поклясться, что Алла одержима покойной Леной, а обдолбанный мертвый наркоман бегает по отелю с окровавленным ножом, пытаясь и после смерти отомстить братве.

— Вот же дурень, — обругал себя Алексей, вываливаясь в холл. — Вот болван…

Краем глаза он увидел быстрое движение на лестнице и, повинуясь инстинкту охотника, бросился к ступенькам. И вовремя — по лестнице поднималась Алла. Шла быстро, размашистым шагом, поднимаясь к площадке между этажами. Услышав топот за спиной, даже не обернулась — рванула вперед изо всех сил, и Алексею удалось ее нагнать только в холле второго этажа.

Не церемонясь, он схватил девчонку за плечо, толкнул к стене. Она коротко вскрикнула, ударившись о стенку, вскинула руки, пытаясь сопротивляться, но Алексей ухватил ее за локоть и грубо втащил в распахнутую дверь той самой комнаты, что отводилась персоналу.

Труп охранника скрывался за шкафами, и Кобылин решил, что туда соваться не следует. Он потащил отчаянно брыкавшуюся Аллу к старенькому дивану у стены, что был завален стопками чистого, белья. В пылу борьбы они опрокинули гладильную доску, с грохотом покатившуюся по полу, но Кобылин перескочил через нее и толкнул свою жертву на диван. Больше он не собирался церемониться с этим чудом природы, поэтому едва Алла приподнялась, в лицо ей глянул ствол дробовика.

— Сядь ровно, — в ледяном голосе охотника слышались стальные нотки. — Есть разговор.

Алла медленно повернула голову, склонила ее к плечу, всматриваясь в лицо охотника. Растрепавшиеся волосы упали на белое лицо, скрывая его от буравящего взгляда Кобылина. Девушка, не дрогнув, внимательно осмотрела Алексея, так, словно увидела его первый раз, перевела взгляд на дробовик в его руках, потом медленно выдохнула и откинулась на спинку просиженного дивана, раскинув руки.

Белая блузка, лишившаяся пуговиц после рывка охотника, распахнулась, открывая белоснежные чашечки бюстгальтера и плоский животик, чуть кремовый от еще не сошедшего загара.

— Ну, давай поговорим, — медленно, томным голосом произнесла администратор, закидывая ногу на ногу.

Глаза Кобылина сузились — он стремился впитать этот образ, запомнить каждую деталь, чтобы потом не ошибиться. Тело, безусловно, было захвачено другим человеком. Алла сидела слишком свободно, вызывающе, визуально казалось, что она даже чуть пополнела. Острое бледное лицо скрылось под локонами светлых волос, а глаза, внезапно потемневшие, смотрели томно, призывно и в то же время вызывающе. Аллы Владимировны больше здесь не было.

— У меня есть вопросы, — отчеканил Кобылин, не отводя глаз от искривленных в ухмылке губ. — Пришла пора получить на них ответы.

— Это зачем же? — Девушка откровенно ухмыльнулась. — Почему это мне нужно тебе отвечать?

Кобылин задумался, сделался отрешенным, словно и не услышал ответа духа, завладевшего чужим телом. Потом глаза его сузились, как у зверя, увидевшего добычу.

— Не знаю, что это, — медленно, нараспев произнес он. — Влияние темных сил, что пытаются мной овладеть, или природная жажда чужой крови, что дана мне от рожденья, но… Но если ты сейчас, сука, не ответишь мне, какого черта тут происходит, я снесу тебе башку, и будь что будет.

Большим пальцем Кобылин взвел курок дробовика, и сухой щелчок громом разнесся по пустой комнате.

Алла, привставшая было с дивана, невольно откинулась назад, чуть не стукнувшись затылком о стену. Ее глаза внезапно посветлели, плечи опустились, и она судорожно принялась убирать от лица растрепанные волосы.

— Ладно, ладно, — быстро проговорила она. — Не пыли, пехота. Сейчас…

Она быстро откинула непокорные локоны назад, ловко скрутив из них лошадиный хвостик, перехватила его резинкой, а потом стянула распахнутую на груди блузку, пытаясь привести себя в порядок. На Кобылина, пытавшегося удержать дрожащий палец на курке, это не произвело никакого впечатления. Косо зыркнув на охотника, в глазах которого сверкала сталь, девушка передернула плечами.

— Ну, — бросила она. — Что?

— Ты — Лена, — рубанул напрямую Кобылин. — Я это понял. Это Вадик мечется по отелю?

— Да, — коротко отозвался дух, сидящий в чужом теле. — Этот подонок никак не успокоится.

— Как он это делает? — отчеканил Кобылин. — Как прыгает из тела в тело?

— О, — Алла мягко улыбнулась. — У каждого есть свой секрет. Вадик проникает в чужое тело, пользуясь черным ходом. Подлавливает тот момент, когда хозяин раскрывается, и тихонько подменяет его. Сначала тихонько подталкивает под руку, потом начинает указывать, что делать, а потом берет управление на себя.

— Ход? — переспросил Кобылин. — Какой ход?

— Гнев, — сухо отозвалась мертвая девушка. — Слыхал о таком смертном грехе? Ярость, когда человек сам себя не помнит. Говорят: он не в себе от ярости, он стал другим человеком. Вот это и есть дверка для тех, кто бродит снаружи. Неужели сам не почувствовал?

— А ты? — резко спросил Алексей, игнорируя вопрос. — Твоя дверь?

— Страх, — выдохнула Лена, — настоящий страх. Эта девчонка перепугалась до смерти. Она хотела убежать, скрыться, свернуться где-то калачиком и лежать от ужаса. Я… дала ей это убежище, позволила скрыться где-то в глубине сознания и взяла все на себя. Стала ее защитой от внешнего мира, стеной, прикрытием. Понимаешь?

— Чего ты хочешь? — спросил охотник, приподнимая дробовик.

— Я? — искренне удивилась девушка. — Ты что, не понял? Я хочу остановить этого подонка.

— Это ты закрыла дверь, — догадался Кобылин. — Зачем?

— Нельзя его выпускать в большой мир, — серьезно отозвалась покойница. — Там его потеряем. Он натворит столько дел…

— А на этих, местных, наплевать? — зло спросил Алексей. — Сколько народу он здесь уложил?

— Представь, сколько бы он уложил, если бы сейчас резвился на улицах города, — парировала девушка. — Это меньшее зло.

— Открой двери, — потребовал Кобылин. — Выпусти невинных, пусть в ловушке останемся только мы.

— Нет, — Алла покачала головой. — Так не пойдет. Он вырвется. Это тебе не сеть. Либо все закрыто, либо ничего. Я и так на грани, это все, что я могу.

— И как его остановить? — резко спросил Алексей.

Алла вздрогнула, отвела взгляд в сторону, рассматривая потертые шкафы, за которыми прятался свежий труп.

— Не знаю, — наконец сказала он. — Я не знаю. Хочу просто удержать его здесь. До утра. Быть может, когда взойдет солнце, мы снова… Снова уйдем.

— Куда? — выдохнул Кобылин.

Алла обернулась, криво ухмыльнулась, совсем не весело, смерила охотника тяжелым взглядом.

— А то ты не знаешь, — отозвалась она. — Ты же был там, за гранью. Я вижу шрамы на тебе, вижу отметины. Ты хорошо знаешь эту дорожку.

— Я только заглядывал через заборчик, — признался Кобылин, опуская дробовик. — Что там, на той стороне?

— У каждого по-своему, — отозвалась Лена. — Обычно ты уходишь сразу. Раз — и нет. Билет в один конец. Но иногда кто-то задерживается здесь. Как задержались мы.

— На что это похоже? — спросил Алексей, присаживаясь на диван рядом с покойницей, завладевшей чужим телом.

— У тебя сигареты есть? Курить охота, просто сил нет.

— Не курю, — машинально отозвался Алексей.

— Вот зараза, — Алла вздохнула, — на что это похоже? Тебе когда-нибудь приходилось во сне вдруг осознавать, что ты спишь и все это сон? Крохотный такой момент ужаса, который сменяется невыносимым облегчением, когда понимаешь, что все это понарошку?

— Приходилось, — прошептал охотник.

— Здесь все наоборот. Тягучий невыносимый ужас, затянувшийся кошмар, когда мимо тебя проносятся тени и голоса, каша из воспоминаний, фантазий и реальности. И самое яркое из этого — момент смерти, который ты переживаешь вновь и вновь, возвращаясь к нему, как к единственному светлому пятну. И каждую секунду ты с ужасом осознаешь, что это — реальность, а не сон. Все наоборот, понял?

— Понял, — буркнул Алексей, чувствуя, как волосы становятся дыбом. — И так у всех?

— У всех, кто не пошел дальше, кто задержался, разминувшись со жнецом.

— Жнецом? — Кобылин насторожился. — Это ты о ком?

— О жнеце. Такой тип с огромной косой и в балахоне, знаешь, да? Ой, да брось, на тебе его печать. Ты с ним встречался, ты весь пропитан его мерзким запахом.

— Может быть, — задумчиво отозвался Кобылин, припоминая хрупкую девчонку в джинсах и черной футболке. — Но я не знал, чем занимается жнец.

— Он дает напоследок хорошего пинка покойничку, — отозвалась Лена. — Собирает души и отправляет их дальше. Вроде инструктора по прыжкам у парашютистов. Придает ускорение, чтобы ты не задерживался тут, как мы с Вадиком.

— И почему же она, то есть он, не нашел вас? — осторожно спросил Кобылин.

— Он увернулся, — сухо отозвалась Лена. — Спрятался, сволочь. Струсил идти дальше. А я осталась, потому что остался он. Цеплялась за него, не давала вернуться обратно в мир живых. И вот… не удержала.

— Идти дальше, — пробормотал Алексей. — И что же там, дальше?

— Ха, — Алла потянулась, — если б знала, дружочек, то обязательно сказала бы.

— Узнаешь — скажи, — бросил Кобылин, поднимаясь с дивана. — Ладно. Будем считать, что поговорили.

— И что дальше? — спросила Алла, глядя снизу вверх на охотника, сунувшего дробовик за пояс джинсов. — Не будешь стрелять?

— В тебя? — удивился Алексей. — Зачем? Убью несчастную Аллу Владимировну, а тебе ничего не будет. Да и смысла нет. Даже если это откроет двери отеля, то этот подонок и правда вырвется наружу. А там я его ловить замучаюсь.

— Ты странный, — прошептала Алла, сверкая глазами, — не такой, как все. На тебе странные шрамы, за твоими плечами бродят тени, что не показываются мне на глаза. Они следят за тобой. От тебя несет жнецом, да так, что оставшиеся тут души боятся подходить к тебе. Ты сам похож на жнеца, у тебя его взгляд — безжалостный, беспощадный взгляд, которым провожают души в мир иной. Ты так часто виделся с ним, что перенял его привычки? Кто ты такой, Алексей?

Кобылин опустил взгляд, посмотрел в глаза хрупкой девчонки, одержимой чужим духом, и произнес:

— Я — охотник.

Алла осторожно выпрямилась. Не отводя взгляда от глаз Кобылина, она стала медленно подниматься с дивана, держась вплотную к охотнику, прижимаясь к нему горячим телом, которое не могла скрыть разодранная блузка. Ее руки скользнули по спине охотника, обняли его за плечи. Кобылин не шевелился — стоял, словно статуя, не отводя взгляда от пылающих глаз одержимой. Алла наконец выпрямилась, прильнула к груди Алексея, закинула руки ему на шею и потянула к себе. Кобылин наклонил голову, и горячие губы Аллы коснулись его уха.

— Тогда пойдем поохотимся, — прошептала она. — Я покажу его тебе. Он не спрячется от меня ни в одном теле. Ты найдешь его и закончишь это безумие, охотник.

Кобылин вздрогнул. По телу пробежала сладостная дрожь от близости горячего тела и близкой смерти, своей и чужой. Наслаждение и ужас сплавились в электрический разряд, что заставил охотника содрогнуться.

— Как? — прошептал он. — Как мне это сделать?

— Поймай его, — жарко зашептала Алла. — Держись подальше от людей, в которых он может перепрыгнуть. Только я и ты — больше никого рядом с ним. Он побоится связываться с тобой, ты слишком близок к жнецу, а он не хочет попасться ему на глаза. Свяжем его и дождемся утра. А там — будь что будет.

— Будь что будет, — эхом повторил Кобылин и тут же очнулся от наваждения.

Алексей мягко отстранился от девушки, высвободился из ее объятий. Медленно вытащил из-за пояса короткий и такой тяжелый дробовик с одним-единственным патроном, снаряженным серебряной картечью.

Алла следила за ним голодным взглядом, как дикая кошка, выслеживающая добычу. Когда Алексей вытащил оружие и обернулся к ней, одержимая улыбнулась.

— Пойдем, — выдохнул Кобылин. — Прямо сейчас.

Он отвернулся и зашагал к распахнутой двери. Ему не нужно было оборачиваться, он и так знал — Лена в теле Аллы идет за ним быстрым упругим шагом. Он чувствовал жар, исходящий от ее тела, и жажду мести, что расходилась от одержимой упругими душными волнами. Он знал — сейчас они на одной стороне, и они вместе идут на охоту. А там — будь что будет.

Когда они вышли к лестнице, Кобылин остановился, прислушиваясь к замершему отелю. Казалось, он полностью вымер. Теперь не было слышно ни далеких звуков музыки, ни разговоров, ни хлопанья дверей. Все, кто уцелел, затаились в номерах, забились под кровати, спрятались в шкафах — так представлял это себе Алексей, вслушиваясь в звенящую тишину. Сидят по углам, как мыши, и дышат через раз, запуганные перестрелкой и предсмертными хрипами. Оно и правильно. Чем дальше от неприятностей, тем целее будешь.

— Куда? — не оборачиваясь, шепнул Кобылин.

Алла, что держалась за его спиной, ответила таким же едва слышным шепотом:

— На третий. Он еще там.

Охотник вскинул дробовик и начал осторожно подниматься по ступенькам — тихо, крадучись, на цыпочках. Алла, которую Кобылин все еще не воспринимал как покойную Елену, неслышно ступала следом, стараясь не отставать. Алексей быстро поднялся на площадку третьего этажа, держа оружие наготове, окинул взглядом холл. Все было по-прежнему — тихо, полумрак, на одном из диванов тело несчастного Штыря с располосованным горлом. Покойник завалился на бок и теперь лежал в луже собственной крови, что так и не впиталась в кожаную обшивку.

Алексей качнул головой, и Алла, тут же без слов догадавшись, что от нее требуется, махнула рукой налево, в сторону пустого коридора, из которого они недавно так спешно эвакуировались. Алексей выставил назад руку, придержав девушку, собравшуюся шагнуть вперед, и крадучись направился к дверному проему.

Быстро заглянув в коридор, он убедился, что там все осталось по-прежнему. Здесь было все так же темно, и лишь в самом конце из распахнутой двери номера лился поток желтоватого света. Остальные двери были плотно закрыты, и из-за них не доносилось ни шороха.

— Он уже в другом, — жарко зашептала в ухо охотника Алла, прижимаясь к нему. — Сбежал.

— В ком? — шепнул Кобылин.

— Не знаю. Там есть еще люди. Его надо выманить подальше от них.

— Второй этаж?

— Нет, там много людей. Надо увести его назад, в правое крыло этого этажа. Там пустые номера.

— Жди здесь, — велел охотник, делая шаг вперед. — Спрячься за угол и жди.

Выставив перед собой дробовик, он двинулся вперед, к призывно распахнутой двери.

— Стреляй по ногам, — донесся из-за спины жаркий шепот Аллы. — Если не будет выхода — убей. Он перепрыгнет в другого, и начнем все заново.

Кобылин, не отвечая, махнул рукой, призывая девчонку заткнуться, и сделал несколько шагов вперед. По ногам, как же. Садануть картечью по ногам — это, в общем-то, тоже смертельно. Кровопотеря будет — ого-го. Это все равно убийство. Убийство простого человека, которого еще можно спасти, если придумать другой план. Елену, запертую в чужом теле, можно понять — она хочет отомстить. Для нее, мертвой, чужая жизнь — тьфу. Но для охотника, который призван защищать людей от нечисти, это вовсе не мелочь. Нельзя вот так просто взять и убить невинного человека. Злобный дух из него перепрыгнет в другого, и что дальше? Убить и того? И следующего? Этого и добивается проклятый дух. Ему даже не придется убивать самому, за него все сделает другой человек, охотник, ослепленный яростью, призванный защищать людей от чудовищ, но сам ставший чудовищем. Нет. Так не пойдет.

Заметив блеск на полу, Кобылин замедлил шаг. Остановившись, он глянул вниз. Там, на ковровой дорожке, лежал раскрытый нож — его собственный, выроненный при бегстве из коридора. Отличная штука для раскладной зубочистки. Большое и крепкое лезвие, наполовину с серейторной заточкой, наполовину обычное, длиной десять сантиметров. Удобная ребристая ручка из крепкой пластмассы. Ничего лишнего — рабочий инструмент, дешево и сердито. Не один раз эта штука выручала Кобылина в различных передрягах, он привык к ее надежной простоте и не хотел бы потерять.

Перестав дышать, Алексей уставился на нож, лежащий у ног. Потом медленно, словно во сне, опустил дробовик и осторожным движением сунул его за спину. Заткнув пушку за пояс джинсов, он прикрыл ее полой куртки, наклонился и поднял с пола нож. Крепко сжав его, Кобылин проверил замок, что фиксировал клинок, тронул пальцем лезвие. А потом расправил плечи и гаркнул во все горло:

— Вадик!

Его голос раскатился по притихшему крылу отеля раскатом грома. Алексей услышал, как за спиной, из холла, что-то зашипела Алла, пораженная глупостью охотника. А в коридоре, казалось, стало еще тише — все, кто прятался в номерах, даже дышать перестали.

— Вадя, сукин сын, — крикнул Кобылин, — наркоша упоротый, а ну покажи свою харю!

Столб света в конце коридора качнулся — кто-то встал в проеме двери. Уродливая тень заплясала на стене.

— Что, Вадя, зассал? — с насмешкой бросил Кобылин в темноту.

В ответ раздался короткий рык, в котором не было ничего человеческого, и тень шагнула в коридор. Поток света, лившийся из распахнутой двери, выхватил из темноты человеческую фигуру, и Кобылин тяжело вздохнул. Там, на другом конце коридора, в лучах желтого электрического света стоял Вано.

Приземистый, плотный, он стоял, широко расставив ноги и наклонив голову, исподлобья всматриваясь в темноту и подслеповато щуря маленькие глазки. Он походил на дикого зверя, но не на тигра или льва, а скорее на кабана, почуявшего соперника. Кобылин был уверен — дух, сидящий в теле Вано, прекрасно его видит.

В этом он уверился окончательно, когда Вано поднял правую руку с зажатым в ней «макаровым» и прицелился прямо в грудь охотника. Алексей медленно поднял перед собой обе руки, показывая, что дробовика у него нет. Потом, пристально глядя в затянутые дымкой глаза Вано, поднял повыше руку со своим ножом. Одержимый шумно засопел, подался вперед. Кобылин поднял свободную левую руку и быстро чиркнул большим пальцем себе по горлу.

Одержимый взревел так, словно это по его шее прошлась холодная сталь. Он швырнул пистолет на пол и выхватил из левого рукава длинный нож — судя по всему, отобранный у кого-то из жертв. Длинный узкий клинок, похожий на заточку, настоящее орудие для убийства. Кобылин незаметно сглотнул пересохшим горлом и наставил острие своего ножа на одержимого бугра. Тот зарычал и бросился на врага.

Вано мчался по коридору быстро и тяжело — как пушечное ядро, катящееся по ступенькам. Он бежал на охотника, широко расставив руки, словно собирался заключить того в дружеские объятия. Но Кобылин прекрасно знал, что никакой дружбой тут и не пахнет. Поэтому он повернулся и побежал.

Он стрелой промчался по коридору, опережая преследователя шагов на пять, не больше. Слыша за спиной гулкий топот одержимого, Алексей прыжками миновал холл третьего этажа и побежал дальше, в правое крыло, туда, где, по словам Аллы, не было посетителей. Он бежал быстро, зная, что у него в запасе всего несколько секунд, и все же успел немного притормозить, подпуская одержимого поближе. Это сработало — Вано не заметил скорчившейся за диваном Аллы и, горя жаждой крови, пробежал дальше за своей новой жертвой.

Кобылин в мгновение ока как на крыльях пролетел пустой коридор, отрываясь от преследователя, и, добежав до конца крыла, с размаху хлопнулся плечом о глухую стену. Тут же развернулся и со всей силы пнул дверь ближайшего номера. Дверь затрещала, покосилась, едва не вывернувшись из косяка, но устояла. Алексей отступил на шаг и с размаху ударился в нее здоровым правым плечом. Дверь с оглушительным хрустом поддалась и распахнулась внутрь номера, повиснув на одной уцелевшей петле. Кобылин прыжком влетел в номер, забежал в большую комнату, хлопнул рукой по выключателю на стене, включая свет, и даже успел перепрыгнуть кровать. В следующую секунду в номер с ревом ввалился одержимый.

Увидев, что жертва загнана в угол, Вано остановился, и на его лице, похожем на маску, усеянную крупными каплями пота, появилась широкая ухмылка. Одержимый поднял руку и, не отводя мутных глаз от лица Кобылина, провел коротким и толстым пальцем себе по горлу. А потом медленно, маленькими шажками стал приближаться к кровати, отделявшей его от охотника.

Кобылин отступил на шаг, упершись спиной в шкаф, стоящий у кровати. В номере было тесно — чертовски тесно для того, что задумал сделать Алексей. Сейчас, когда на него пер коренастый одержимый с огнем в глазах и ножом в руке, Кобылин вдруг подумал, что весь его план — одна большая ошибка. Все на соплях, все шито белыми нитками, здесь даже развернуться негде. И вообще, все это так… глупо.

Вано с ревом вспрыгнул на кровать и, размахивая перед собой ножом, кинулся на жертву. Кобылин легко увернулся, шагнул в сторону, уходя с линии атаки, рванулся мимо комода, успев едва заметно кольнуть ножом бедро одержимого. Тот, продолжая атаку, спрыгнул с кровати и с грохотом влетел в шкаф, разбив стеклянные дверцы. Зарычав, Вано резко развернулся, широко махнул ножом… Но Кобылин уже стоял на другой стороне комнаты, и между бойцами снова высилась кровать.

Одержимый скривил рот в ухмылке, поднял руку с ножом, стер с расцарапанной осколками стекла щеки каплю крови и двинулся к Кобылину, обходя кровать стороной. Кобылин отступил на шаг — к коридору. Тесно. Чертовски тесно. Нет, для того чтобы прикончить врага — в самый раз. Кобылин был уверен, что без труда сможет убить Вано — тот двигался слишком медленно и не очень заботился о сохранности своего тела. Руку с ножом он держал перед собой — пара взмахов, полоснуть по запястью — враг обезоружен и ранен. Или можно без проблем скользнуть под слишком широкие взмахи Вано, располосовать бедро и, зайдя за спину, всадить клинок под лопатку или чиркнуть по шее. Он так медлителен, подумал Кобылин, что можно просто не сходя с места увернуться от удара и всадить свой нож ему под мышку. С убийством — никаких проблем. Вот только убивать Вано Кобылин не собирался.

Когда одержимый кинулся на него, пытаясь ухватить свободной рукой за одежду и подтянуть к себе, Алексей рванулся в сторону, вспрыгнул на кровать. Вано успел взмахнуть ножом, задев рукав охотника, и тот, уворачиваясь, упал на кровать. Дробовик, вылетевший из-за спины, с грохотом скатился с покрывала и ускакал куда-то под кровать, прежде чем Алексей успел его схватить. Одержимый, взревев, бросился на кровать, пытаясь навалиться на жертву всем телом, но Кобылин с силой ударил ногой прямо в лицо нападавшему. Удар тяжелого шнурованного ботинка, пришедшийся точно в нос, заставил Вано отшатнуться, сделать шаг назад, и Кобылин тотчас соскользнул с кровати, прижался спиной к шкафу, выставил перед собой нож.

Одержимый стоял на той стороне комнаты, закрывая короткопалой ладонью разбитое лицо. Сквозь короткие волосатые пальцы ручьем текла кровь из разбитого носа, но глаза Вано пылали яростным огнем — дух, вселившийся в армянина, пребывал в бешенстве. Повинуясь его воле, грузное тело рванулось вперед, как пушечное ядро, пытаясь добраться до своего обидчика. Одержимого нисколько не заботила сохранность этого тела, и он просто пер напролом, как живой танк, надеясь, что даже с ножом в груди успеет пару раз пырнуть свою жертву.

Кобылин легко шагнул в сторону, вскинул руки, уцепился за край шкафа и рванул на себя. Огромная коробка из ДСП качнулась и, направляемая уверенной рукой охотника, с грохотом и звоном битой посуды упала на замешкавшегося на кровати Вано. Одержимый успел попятиться, верхний край шкафа толкнул его, плечо, но этого хватило, чтобы скинуть грузное тело с кровати. Одержимый с грохотом обрушил прикроватную тумбочку, а подскочивший Кобылин со всей силы ударил носком ботинка по его руке, сжимавшей нож, — словно пенальти пробил. Под хруст сломавшегося мизинца и яростный вопль одержимого нож вылетел из его руки и, отскочив от стены, улетел под ноги Кобылину. Тот, не мешкая, хорошим пинком отправил оружие в коридор, и эта заминка позволила Вано встать на ноги. Полусогнувшись, как борец, он рванулся к своему противнику, обхватил его за тело обеими руками и оторвал от пола.

Кобылин сжал зубы от боли в ребрах и вскинул руку с ножом. Один удар в шею или спину Вано, что так удобно подставляются под клинок, и дело кончено. Но Алексей одним движением пальцев отбросил свой нож, и тот сверкающей рыбой канул в темноту коридора.

— Идиотский план, — успел процедить сквозь зубы Кобылин сам себе, и в тот же миг одержимый с ревом швырнул его на пол между кроватью и столом.

От удара у охотника перехватило дыхание. Он больно ударился затылком о паркет, и перед глазами поплыли разноцветные круги. Одержимый, торжествующе рыча, навалился сверху, уперся коленом жертве в грудь, прижимая к полу, и вцепился ему в горло обеими руками. Алексей вскинул руки, вцепился в ладони Вано, отчаянно пытаясь их разжать, но одержимый не оставлял ему шанса. Короткопалые мощные руки Вано походили на узловатые корни дерева, они были залиты кровью, и пальцы Кобылина лишь беспомощно скользили по смертельному захвату.

Охотник задергался, пытаясь скинуть с себя врага, но одержимый, использующий чужое тело на полную катушку, не позволил жертве вырваться. Сжимая горло Алексея, одержимый наклонился ниже, заглядывая в глаза жертве. Нос у Вано был свернут набок, из него сочился ручеек крови, что заливала рот и подбородок. Глаза, затянутые сизой пеленой, светились мягким светом, а узкий рот, залитый кровью, искривлен в мерзкой ухмылке.

— Что? — булькнул Вадик чужим ртом, сплевывая кровь. — Зассал?

Кобылин ткнул ему пальцем в глаз, но не попал. Одержимый увернулся и захохотал, сжимая пальцы на горле жертвы еще крепче. Горло охотника сдавило железным обручем, дыхание перехватило, перед глазами все еще кружились разноцветные круги, но он не сдавался — все пытался всунуть хотя бы палец под крепкие ладони, обхватившие его горло. Он задыхался — уже не в первый раз в своей жизни — и прекрасно понимал, что у него осталось несколько секунд. Не больше.

Рванувшись изо всех сил, он даже смог оторвать затылок от пола, но одержимый нажал сильнее, втиснул Кобылина в паркет, и под крепкими узловатыми пальцами в горле охотника что-то хрустнуло. Алексей вскинул руки, отчаянно ими замахал, пытаясь зацепить глаза одержимого, но тот продолжал хохотать и ржал до той поры, пока ему в плечи не вцепились хрупкие женские пальцы.

Кобылин уже мутнеющим взглядом увидел сквозь серую пелену, как за спиной одержимого выросла знакомая фигура Аллы. Визжа от ярости, она вцепилась руками в плечи Вано и пыталась оттащить его от жертвы. Вадик повернул голову, укусил Лену за пальцы и, когда она отдернула руку, снова захохотал.

— Уйди, дура! Уйди! — надсадно захрипел Кобылин, и это титаническое усилие окончательно лишило его сил.

Он откинулся на спину, кружась в сером водовороте, что затягивал его все глубже, наблюдая за удаляющимся светлым пятном. Мир остановился. Звуки замедлились, словно кто-то придержал пальцем пластинку с музыкой, изображение померкло, лишившись красок. Комната, в которой боролись два человеческих тела, отодвинулась, стала дальше, превратилась в зыбкий экран, напоминающий плохую копию фильма. Откуда-то дохнуло холодом, и окружающий мир погас. Он не исчез в темноте, нет, просто стал серым, липким, глухим… Но все еще податливым. Кобылин, заметивший, что перестал дышать, внезапно захотел глотнуть свежего воздуха, глотнуть еще разок, напоследок, чтобы вымести пепел и тлен из своей пересохшей глотки… Он потянулся вперед, к оставшемуся светлому пятну, продрался сквозь серую пелену, и картинка обрела резкость.

Кобылин снова очутился на полу в разгромленном номере отеля, он снова смотрел в окровавленное лицо Вано, он видел и Аллу, что все еще цеплялась за плечи своего убийцы, пытаясь оттащить его от новой жертвы. Но теперь все стало слишком четким. Слишком резким. Алексей видел странные тени, что стояли за спинами обоих одержимых. Этакие черные силуэты, что чуть-чуть выступали за грани обычного человеческого тела, напоминая тень. Эти черные контуры исходили едва заметным серым маревом, дрожащим, как горячий воздух над дорогой в жаркий день.

Кобылин попытался вдохнуть, но воздуха не было. Он снова очутился на самой границе, на лезвии бритвы, где уже бывал. Над головой Вано вдруг появилась вторая, словно кто-то выглянул из его тела, — черная, с искаженными чертами лица, походившая на оплавленную в огне голову манекена. Незрячие изуродованные глаза нашарили взгляд охотника, и искривленный рот расплылся в зияющей ухмылке. Вадик увидел наконец то, что хотел.

Скосив глаза, Алексей оглядел номер. Он чувствовал, как его снова затягивает серая трясина, и знал, что скоро увидит свет. Ослепительный яркий свет, что упадет на него сверху, как луч прожектора, чтобы высветить последний акт этой пьесы. Кобылин хотел выругаться, но вдруг понял, что ему нечем говорить. Потрясенный, он чуть не канул с головой в серое марево, но в тот же миг заметил вспышку — над самым покрывалом.

Она появилась как всегда бесшумно, просто возникла на краю кровати, уже сидя нога на ногу. Ей снова было лет шестнадцать, не больше. Милое детское личико, напоминающее мультяшный персонаж, длинная черная челка с белым локоном, фиолетовая футболка с узорами из блестящих стразов, синие обтягивающие джинсы. Пухлые детские губы кривила недовольная гримаса, на раскрытой ладони лежал черный шарик с единственным белым пятнышком.

— Опять? — капризным голосом спросила девчонка у Кобылина.

Тот с виноватым видом кивнул, мол, что тут поделаешь. Но девчонка уже не смотрела на него. Ее пронзительные зеленые глаза вдруг расширились. И так довольно большие, они стали просто огромными, настолько, что Кобылин бы рассмеялся, если бы мог это делать. В следующую секунду ему стало не до смеха.

Комнату пронзил оглушительный мерзкий скрип, короткий и чудовищный, похожий на во сто крат усиленный звук, с которым палец скользит по мокрому стеклу. От этого звука стыла в жилах кровь, поднимались волосы и останавливалось сердце — оно бы остановилось и у Кобылина, если бы он был живым.

На месте симпатичной девчонки взвился клок угольно-черного тумана. Он плеснул, словно океанская волна, и осел, превратившись в бесформенный балахон, лишь отдаленно напоминающий человеческую фигуру. Голова, затянутая черным саваном, плечи, а все, что ниже — болтающиеся черные складки. Из складок бесшумно вынырнула черная иссохшая рука с длинными ногтями и потянулась, к Кобылину. Ужас, волнами исходивший от черной фигуры, был резким, физически ощутимым, как удар ножом.

Длинные костлявые пальцы резким движением сжались в кулак, словно выдирая что-то невидимое из самой ткани бытия, и Кобылин услышал слабый стон. Прямо перед черным балахоном сгустились клочья серого тумана, они затрепетали, словно флаги на ветру, и сложились в две человеческие фигуры. Мужскую и женскую. Обе фигуры были черные, гладкие, неузнаваемые, словно манекены в магазины, но Алексею и не нужно было различать их черты. Он и так знал, кто это.

Он чувствовал, как от темной фигуры в балахоне исходят странные волны. В них был упрек, сожаление, жалость. Там шел какой-то разговор, но Кобылин ничего не слышал — говорили не с ним. Он чувствовал только слабость, все глубже погружаясь в серую пелену, что подступала к самому горлу.

Черная фигура в балахоне вдруг вскинула костлявую руку, и оба бесформенных манекена мгновенно исчезли, растаяли, словно их никогда и не было. Перед глазами Алексея все плыло и кружилось, но он еще успел увидеть, как тает черный саван, превращаясь в черное вечернее платье. Последнее, что он увидел, — худое женское лицо в обрамлении угольно-черных кудрей. Строгое, недовольное. И длинный указательный палец с капелькой красной крови на ногте… Он грозил ему, грозил из небытия… Серая пелена сомкнулась над головой Кобылина, и он закрыл глаза.

Очнулся Алексей от жуткой боли в горле. Широко распахнув глаза, он увидел склонившееся над ним искаженное бешенством лицо Вано. Рот перекошен, глаза смотрели в разные стороны, а кровь из разбитого носа текла по подбородку. За спиной авторитета высилась хрупкая фигура Аллы, вцепившейся обеими руками в плечо Вано. Кобылин, лишенный возможности дышать, целую секунду созерцал эту картину, застывшую, как фотография. Потом он моргнул, и мир пришел в движение.

Пальцы Аллы разжались, и она с тихим стоном опрокинулась на спину, исчезнув из поля зрения охотника. Вано же вдруг повел бешеными глазами из стороны в сторону, его руки мелко затряслись, разжались, и бандит рухнул прямо на Кобылина, испустив протяжный стон боли.

Алексей сдавленно захрипел, жадно хватая ртом воздух. Он вздохнул раз, другой, потом приподнялся и спихнул с себя стонущего в полный голос Вано. Схватившись за спинку кровати, Кобылин сел и потер рукой онемевшее горло. Оно болело так, словно по нему стукнули палкой, и Алексей боялся, что он уже больше не сможет говорить. Но он мог дышать, и это сейчас было самым главным.

Помассировав горло, Кобылин тяжело вздохнул, встал на ноги и оглядел комнату. Сюрпризы, кажется, кончились. Вано заполз под стол, из-под которого виднелись только его бьющиеся в судорогах ноги, и отчаянно блевал, ухитрясь при этом тихо материться на странной смеси армянского и русского. Алла сидела в дверях, прислонившись спиной к косяку и обнимая колени руками. Она смотрела в потолок и тихо постанывала. Кобылин тяжело оттолкнулся от кровати и сделал пару шагов к девушке. Опираясь рукой о дверной косяк, он наклонился к девчонке и позвал:

— Алла!

Его поврежденное горло издало лишь тихий сип, но девушка медленно повернула голову и взглянула на Кобылина своими пронзительными зелеными глазами. В них мелькнул проблеск узнавания, и сердце Алексея замерло, пропустив один удар. Но потом острое личико, покрытое веснушками, вдруг скривилось, как у младенца, что собирается заплакать.

— Нет, — прошептала девушка. — Нет!

Оттолкнувшись от косяка, она упала на живот и проползла мимо Кобылина, словно пытаясь скрыться от живого ужаса, явившегося к ней из ночных кошмаров. Алексей повернулся, шагнул следом.

— Все, — быстро прохрипел он, давясь от боли в горле. — Алла, все кончилось. Уже все кончилось.

Девушка забилась в угол, с трудом втиснувшись в щель между прикроватной тумбочкой и платяным шкафом, и с невыразимым ужасом уставилась на приближающегося Кобылина. Алексей шагнул ближе, протянул к ней руку, приглашая встать.

— Это я, — прошептал он, стараясь четко выговаривать слова. — Алексей. Не бойся. Все уже закончилось. Все позади.

Девушка застонала и, не в силах защитить себя, обреченно отвернулась, уткнулась лицом в стену, заскулила от страха, как раненый щенок.

Кобылин медленно опустил руку, протянутую к девушке. Его лицо застыло, превратилось в белую маску, заляпанную брызгами крови Вано. Он медленно выпрямился и замер, разглядывая плачущую девушку, пытавшуюся вжаться в стену. Лены, что вышла с ним на охоту, больше не было. Вернулась Алла Владимировна, девчонка-администратор, исполненная неземного страха.

Обернувшись, Кобылин бросил взгляд на Вано, что так и лежал под столом. Он уже не ругался, просто глухо стонал, пытаясь справиться с тошнотой. Вот и все. Все действительно кончилось. Охотник здесь больше никому не нужен. Нужен врач.

Кобылин наклонился, встал на одно колено и выловил свой дробовик из-под кровати. Выпрямившись, он сунул оружие за спину, прикрыл его разодранной джинсовой курткой и бросил последний взгляд на разгромленный номер. Потом молча повернулся и вышел.

Быстро пройдя по темному коридору, Кобылин свернул к лестнице. В отеле действительно все переменилось, с него словно сняли ватное одеяло. В полупустой дом вернулись звуки — из-за дверей доносились встревоженные голоса, где-то работал телевизор, а кто-то снова спустил воду. Отель оживал, и Алексей чувствовал, что у него осталось совсем немного времени. Но он знал — успеет.

Охотник быстро спустился по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и выскочил в пустой холл. Он тоже преобразился — входная дверь наконец открылась. Широкие прозрачные щиты были распахнуты, и сквозь внешние створки смутно виднелась парковочная площадка перед отелем, которую уже затянула настоящая ночь. У порога валялись две пустые пивные бутылки, носовой платок и белая женская туфелька. Видимо, все, кто был на первом этаже, в панике бежали, едва только спало заклятие и открылись двери. Кобылин подошел к пустующей стойке регистрации, поднял с пола свою новую куртку, отряхнул от пыли, натянул поверх разорванной джинсовки. Потом поднял рюкзачок, переложил в него дробовик и нож, закинул на плечо. Легким движением подхватил с пола пакеты с грязной одеждой и быстрым шагом двинулся к выходу. Больше ему тут нечего было делать.

Весенняя ночь встретила его порывом холодного ветра, что плеснул в лицо не хуже ведра ледяной воды. Это немного отрезвило Кобылина, смыло боль и ужас последних часов. Ежась под порывами холодного ветра, Кобылин двинулся к шоссе, но тут же свернул в сторону, в лес, что окружал отель. От дороги несся вой сирен «Скорой» — кто-то из персонала уже успел вызвать помощь, когда пропал невидимый барьер и заработали телефоны. Алексей не хотел встречаться ни с медиками, ни с патрульными. Поэтому он быстро перебрался через забор и зашагал в темноту, надеясь пройти маленький лесок насквозь, выйти к шоссе и поймать попутку в область. Прежде чем окончательно раствориться в ночном лесу, Кобылин оглянулся и бросил последний взгляд на одинокое здание отеля, сверкающего россыпью огней. Над входом пылала неоновая надпись: «Добро пожаловать в отель „Калифорния“».

— Отдохни, — прохрипел он с долей презрения, цитируя Гришу. — Приведи себя в порядок, расслабься…

Покачав головой, Кобылин отвернулся от сияющего отеля и бесшумно, как призрак, растворился в ночном лесу.

ВРЕМЯ ЗВЕРЯ

В большом баре было темно и шумно. Алексей отметил это сразу, едва только вошел в зал, расчерченный деревянными перегородками. Столики, что прятались в деревянных ячейках, были заняты — кое-где сидели компании, а на пустующих столах красовались большие таблички с грозной надписью «Занято». Из колонок музыкального центра за барной стойкой тихо лилась старая романтическая мелодия. Ее пытался заглушить стоявший рядом телевизор — кто-то включил спортивный канал, и голос диктора, комментирующего футбольный матч, зудел и зудел, как заблудившийся в комнате комар. Над столиками висело зыбкое облако табачного дыма, в котором тонули десятки голосов. Никто не повышал тона, да и музыка была негромкой, но все вместе сплеталось в неразборчивый гул, привычный уху любого посетителя подобных мест.

Подняв голову, Алексей бросил взгляд на второй этаж — этакий бельэтаж, возвышавшийся над общим залом. Там, за деревянными перилами, виднелись столики. Некоторые казались свободными, но Кобылин решил, что не полезет вверх по винтовой лестнице. К тому же и там, наверху, было довольно много народа. К счастью, именно в этот момент охотник заметил свободное местечко у барной стойки — аккурат рядом с телевизором. На одном конце, почти у самого входа, расположилась шумная компания из четырех молодых ребят, одетых в цветастые тряпки. Они жадно пили пиво из высоких бокалов и о чем-то спорили. В самом центре сидела парочка — менеджер в черном костюме и белой рубашке с пылом о чем-то вещал тощей накрашенной блондинке потрепанного вида. А чуть дальше красовалась пара пустых стульев. Видимо, никто не хотел садиться около бубнящего аппарата.

Высокий табурет у барной стойки выглядел на редкость неудобным — длинные тонкие ножки, маленькое сиденье. С такого и свалиться недолго. Но когда Кобылин устроился на нем и облокотился на отполированную до блеска стойку, оказалось, что все не так уж плохо.

За стойкой, прямо напротив Алексея, высился огромный шкаф со стеклянными дверцами. Внутри пряталась целая батарея разнокалиберных бутылок, которые, видимо, не пользовались особым спросом. Разглядывать их Кобылин не стал, от одного вида такой груды алкоголя стало тошно. Зато задержал взгляд на стеклянных дверцах, в них он отражался словно в зеркале.

За зиму он действительно сильно похудел. Лицо заострилось, стало каким-то сухим, резким. Скулы торчали, подбородок был словно вырублен из мрамора. Черные волосы отросли до плеч, которые казались неестественно широкими от бесконечных упражнений. Впрочем, все не так уж плохо. Парикмахер сотворил с лохмами Алексея маленькое чудо — теперь они не висели сальными патлами, как раньше. Аккуратно подровненные и уложенные, они, казалось, зажили своей собственной жизнью и теперь больше напоминали модную прическу актера из голливудского сериала, чем причесон бомжа. Еще немного, и их можно было бы забирать в конский хвост, что Алексей и собирался сделать в ближайшее время.

С курткой, что делала плечи шире, тоже получилось удачно. Темно-коричневая кожа тускло поблескивала, жесткий воротник пришелся впору, а на плече виднелся странный герб, выдавленный в толстой коже. Кобылин точно знал, что не промахнулся, — куртку ему сосватал Борода, большой охотник до подобных брутальных вещичек. Купили у мастера, что сам шил вещи из хорошей кожи, и не прогадали. Конечно, как Кобылин и предполагал, махать руками в такой куртке очень неудобно. Пусть она и больше на размер, а то и на два, все равно это не спортивный костюм. С другой стороны, стрелять она не мешает. Совершенно. Проверял. И гораздо удобнее, чем скроенные кое-как, наспех, кожанки с турецкого берега, которых полно на рыночных развалах. Конечно, пришлось отвалить за такую вещицу кучу денег, но…

Кобылин сунул руку во внутренний карман и похрустел новенькими купюрами. После того как Гриша вскрыл счета покойного Олега, проблемы с деньгами кончились. Нет, покупать каждый день по «Мерседесу» пока нельзя. Но и экономить на одежде теперь не приходится.

Взглянув на стеклянную дверцу, Алексей уставился на свое отражение — лицо суровое, брови хмурятся, черный воротник водолазки прячет шею… Злодей, да и только. Вздохнув, охотник показал собственному суровому отражению язык. Хватит пугать народ. Нужно и отдохнуть — как и было задумано.

Свой выход в свет Кобылин готовил целую неделю. Доделал накопившиеся дела, привел себя в порядок, снял крохотную однушку на самом краю города и хорошенько выспался. Борода, бдительно следивший за процессом возвращения блудного охотника в лоно цивилизации, контролировал каждый шаг. Когда Алексей обмолвился, что устал прятаться по подвалам, тут же поймал друга на слове и твердой рукой повел обратно — к обычной жизни, не связанной с ежедневной охотой в темноте. Кобылин, что и вправду немного озверел от бродячей жизни, был только «за», но оказалось, что не все так просто. Он действительно отвык от обычной жизни. Разговаривал скупо, только о деле, думал все время о работе и просто не мог прекратить тренировки, которым посвящал любую свободную минуту. И главное, он всегда был на взводе.

Алексей просто не мог расслабиться. Он всегда находился в полной готовности либо нанести удар, либо увернуться от него. Его взгляд все время скользил по округе, выискивая места вероятной засады либо пути отступления. Кобылин выглядел слегка одержимым… Да таким и был. Он был охотником — от кончиков пальцев до корней волос. За последние несколько месяцев он превратился в машину, в робота, у которого есть только одна программа, которой он неукоснительно следует. Если Алексей не охотился, значит, тренировался. Если не тренировался, значит, искал в Интернете дополнительную информацию по любой нечисти. Поглощал сотнями книги, заметки, статьи — просеивал все пустые выдумки в поисках единственного золотого зернышка. Анализировал, сопоставлял с собственным опытом, делал заметки, вычисляя новые способы быстро и навсегда упокоить нечисть. Если и этого он не делал, значит, ел или спал. Вот и все. Другим занятиям не было места в жизни Алексея Кобылина, превратившегося в простого и недалекого ночного хищника и ставшего в чем-то похожим на своих жертв.

Алексей и не замечал этого, пока Борода не расписал ему все в красках. Вот тогда охотник и встревожился. Он все-таки не хотел становиться бездумной машиной для убийств, очередным ночным хищником, пусть и со знаком плюс. Собственно говоря, от этого состояния только один маленький шажок до знака минус. Потому Кобылин и согласился с Гришей, когда тот заявил, что охотнику тоже нужен отпуск.

Отпуска не получилось — город никогда не спит, как и нечисть в нем. Сначала выколупывали из подвалов одинокого зомби, потом гоняли меняющего форму оборотня на рынке, после — выслеживали спятившего крысюка… И в конце концов Борода сказал — баста. Это никогда не кончится. И своим волевым решением назначил охотнику Алексею Кобылину выходной. О чем известил его в письменном виде, прилепив ко лбу ошалевшего Кобылина приказ по всей форме, отпечатанный на древней печатной машинке.

Ровно через сутки Алексей оказался в этом баре. И сейчас испытывал странное, давно забытое ощущение. Вечер начался, а он — в баре. Не идет на работу. Он — отдыхает. Пытается снова стать человеком.

Алексей бросил косой взгляд на свое отражение. Нет, пока не получается. Какой-то колючий тип с недобрым взглядом. Конечно, охотник мог в любой момент войти в роль, стать мягким и доверчивым недотепой, например. Или изобразить ботаника, пытающего выглядеть крутым парнем. Но это… Это была бы уже работа. Это маски. А где же сам Алексей Кобылин, подумал охотник, разглядывая свое отражение. Где он сейчас, чем занят?

Поймав краем глаза движение, Алексей с раздражением подавил первый рефлекс — рука дрогнула, чуть не скользнув за отворот куртки, к оружию. Это всего лишь бармен.

Коротко стриженный паренек в белой рубашке с черной бабочкой наконец обратил внимание на нового посетителя. Вразвалочку, лениво, подошел ближе, откровенно глазея на новичка. Алексей дружелюбно кивнул.

Страницы: «« « ... 56789101112 » ... »»