Княжья травница – 2. Вереск на камнях Гринь Ульяна

Глава 11. Траблы нашего времени

Май 31 число

Илья Андреевич Лагутин снова посмотрел на меня. На этот раз — в глаза. А я смотрела на него и думала, с чего начать разговор. Но мне не позволили вести партию. Лагутин велел:

— Рассказывайте, кто вы, откуда и почему ищете работу у нас?

Ну правильно. Давайте начинать сразу со сложных вопросов. Я вздохнула и сказала прямо:

— Мы просто люди, которым больше некуда идти, а у вас есть работа.

— Откуда мне знать, что вы не воры и не сектанты?

— А для вас страшнее воры или сектанты? — не удержалась я от сарказма. — Нет, мы не те и не другие. У нас есть руки, ноги, голова. Рабты не боимся.

— Мне в моём городе не нужны неприятности.

— Пока что неприятности только у нас.

— Интересно, развейте эту мысль, — он глянул с любопытным прищуром.

Ну щас, вот начну тебе, дядя рассказывать о Златограде, о потопе, о змее-людях и драконах… Обрассказывалась уже прямо!

— Понимаете, мы всё потеряли, — сказала я осторожно. Вспомнила об обозе, который тянулся на несколько километров, о кухонной утвари Голубы, о скарбе, который так берегла Забава… И прямо до слёз пробило. Я-то ладно, а вот как они должны себя чувствовать сейчас! — Сначала вода, потом огонь… А теперь, видимо, медные трубы в вашем лице.

И вытерла глаза ладонью. Живы и хорошо. Наживём. Другое место найдём.

— Специалисты есть? — резко спросил Илья Андреевич.

— В смысле?

— Ну, агроном, ветврач…

Я усмехнулась:

— Таких нет. Но за скотиной ходить умеем. И погоду смотрим, когда сеем. Кузнец есть — он такие вещи куёт, что любо-дорого смотреть!

Эх, показать бы, а нечего… Я спохватилась. Вытащила из платья оберег-булавку. Её мне Ратмир подарил, когда узнал, что жду маленького. Такая вышла старинная приколка: круг с завитушками и знаком Мокоши, её прикладывают к одежде, а внутрь круга булавку закрепляют. Протянув булавку Лагутину, сказала:

— Это его работа.

— Простенько, но со вкусом, — пробормотал царь земель, проведя пальцем по металлу. — Допустим, для кузнеца у меня будет работа. А ещё?

— Ещё есть плотник и печник.

— Печник? А в бане печь может починить? — вдруг заинтересовался Лагутин. — У меня печь поддымливает.

— Может, — уверенно заявила я.

— Хорошо. А вы сама, девушка, вы что умеете делать?

Вот тут я споткнулась в своих мыслях. Что ему сказать? Травница я. Травками лечу. Руками. Рентген у меня зелёненький в глазах. Эх…

— Я окончила второй курс меда, — сказала я с грустью. — Сейчас в академическом отпуске. Почти.

— Медицинский? Есть доказательства? — прищурился Лагутин.

— Какие вы хотите доказательства? Теоретически можно позвонить в первый мед и узнать о студентке Завьяловой.

— Хорошо, я это сделаю, — он достал телефон и записал что-то быстро. — Мне нужна сиделка ровно на два дня. Готовы? Сможете?

— Сиделка — вам? — удивилась я, оглядывая мужчину с ног до головы. Он поморщился:

— Да не мне конкретно. Ладно, пошли.

Он развернулся и зашагал вглубь дома, даже не заботясь о том, пойду я за ним или нет. Да, такие люди не сомневаются, что их послушают.

Пожав плечами, я двинулась за ним. За гостиной была столовая, за столовой коридор, а потом Лагутин вошёл в большую светлую комнату. Я выглянула из-за его спины и подняла брови.

В кровати — сложной медицинской конструкции с приподнятой спинкой и экранами подключённых приборов — лежала девочка лет пятнадцати. Её тёмные волосы были заплетены в две нетугие косички по бокам головы, а глаза были закрыты. Ух ты! Интересно услышать диагноз…

— Вчера моя сиделка попросила расчёт, — мрачным голосом тихо сказал Лагутин. — Пока новую пришлют, ухаживать за Олей некому.

— Это ваша дочь?

— Это не ваше дело. Работа сиделки — искупать, накормить, сделать массаж всех конечностей и следить за показателями.

Отлично. Какой клёвый работодатель. Прямо горю желанием устроиться прямо сейчас.

— У неё паралич?

— Тетраплегия. После автомобильной аварии. Прогноз нулевой. Ещё вопросы?

Он обернулся ко мне и не заметил, как девочка открыла глаза. А я заметила, сказала ей:

— Привет!

— Иди в жопу, — буркнула она и отвернула голову.

Я удивилась, посмотрела на Лагутина. Он пожал плечами:

— Поэтому сиделки не задерживаются.

— Понятно, — пробормотала я. Мне тоже очень захотелось не задержаться, потому что вот это вот всё, типа помощи людям в любой ситуации, не проходить мимо, обращать внимание на боль людскую — это не совсем моё прямо сейчас. И пусть меня сожгут, но в старой полуразрушенной избе на окраине сейчас четырнадцать человек, которым я больше нужна, чем этой обиженной на весь свет девочке с параличом.

— Что?

Лагутин посмотрел на меня своим явно фирменным взглядом с прищуром. Я пожала плечами:

— Моим людям нужна работа.

— Дам.

О как. Другое дело.

— Хорошо, я согласна, но давайте детальнее.

— Не здесь.

Я бросила последний взгляд на Олю. Она смотрела в окно, но явно слушала, о чём мы говорим. Девочка не так проста, как хочет казаться. Ладно, разберёмся.

Мы снова оказались в гостиной, где Лагутин вытащил свой телефон:

— Где вы остановились?

— В доме, где мужики бухают, — исчерпывающе ответила я.

Он хмыкнул, набрал номер:

— Валя? К тебе придут работники от меня. Наймёшь. И найди у Лёши ключ от кузницы, пусть принесут в заброшку. Да, там люди будут жить.

Я спохватилась:

— Дерево кровлю починить!

— Да, Валя, дашь им досок, пусть крышу залатают, — сказал Лагутин, спросил у меня: — Ещё что-нибудь?

Я покрутила головой, потом вспомнила:

— Лошадям выгон.

— Разберёмся. Всё, Валя, на связи.

Он сбросил звонок и в упор посмотрел на меня:

— Начинаете сегодня. Мне нужны ваши паспорт и санкнижка.

Глава 11. Траблы нашего времени — 2

А что я могла сказать?

Чем крыть?

Козырей на руках нет.

И я ответила просто:

— У меня их нет.

Он посмотрел на меня долгим странным взглядом и сказал:

— Тогда до свидания.

— То есть, вам даже не интересно почему? — усмехнулась я. Четырнадцать человек зависят от меня. — Меня не было здесь почти год. Я пережила такое, что вам и не снилось.

— Вряд ли больше, чем автокатастрофа, где погибла твоя жена, а её дочь осталась инвалидом.

— Сочувствую вашему горю, — сухо ответила я. — Но у меня тоже был трудный год. Я не развлекалась. Я спасалась от смерти и спасала других. Всех не удалось.

— О чём ты?

— Если я расскажу всё, вы сочтёте меня сумасшедшей, а мне этого не надо.

Я окинула его совсем не добрым взглядом. Мне этого ужас как не надо, но есть ли другой способ? Вон, Петрович сразу поверил, сразу растаял…

— Что у вас болит?

Лагутин растерялся. Всего на несколько секунд потерял самообладание, я заметила это так ясно, будто могла читать его мысли. А потом снова принял вид всезнайки:

— Ты о чём?

Мы уже на ты перешли? Ладно. Это обычно работает в обе стороны. Я шагнула ближе:

— Что у тебя болит?

— Ничего, — твёрдо ответил он.

Я усмехнулась.

— Не смеши мои тапочки! Человек в нашем мире не может дожить до сорока лет и не иметь застарелой болезни. Что болит?

— Ну, печень, — сознался он.

Я сделала его шаг:

— Снимай рубашку.

— Что-о-о?!

— Рубашку снимай, я что, не по-русски выражаюсь?

Не знаю, почему, но он снял пиджак и принялся расстёгивать рубашку. Я приблизилась вплотную, мягко спросила:

— Я буду трогать?

— Трогай, — разрешил он с улыбкой, которая мне показалась циничной. А насрать. Я положила ладонь на правую сторону живота, кстати, вполне себе подкаченного, с кубиками пресса. Разгладила эти кубики. Рентген сработал на славу. Хорошо, что он остался… А то бы я без него, как без рук!

Печень была красивой. Такой, какой она нарисована в учебниках, какой её показывают в пособиях. И светилась она зелёным. Ровненько. Безо всяких точек, безо всяких оранжевых контуров. Э-э-э, господин Лагутин, что-то вы скрываете и юлите!

С любопытством исследователя я расширила зону рентгена. Почки. Кишечник. Желчный. Поджелудочная. Желудок. Лёгкий гастрит? Не страшно. Пищевод. Лёгкие. Сердце… О, сердце!

Стоять, лошадка! А сердечко-то у нас должно пошаливать. Вот, шумы… Стенка миокарда светится оранжевым. Тахикардия, небось, мучает. А Лагутин думает — стресс, всё пройдёт. Ну да, ну да.

— А ты обманщик, Илья Андреич, — сказала я ему, убрав руки с груди. — У тебя не печень, а сердце побаливает.

— Откуда ты…

Он показался мне растерянным. Снова. Ага, я тебя сделала, Лагутин!

— Оттуда, — сказала с намёком. — Могу исправить.

— Как? — съязвил он. — Таблеточками?

— Нет, — я подняла ладони и повертела их в воздухе. — Ручками.

— Я не верю во всё это.

— Можешь не верить, мне всё равно. Садись на диван.

— Э, не надо на мне ставить эксперименты!

— Сказала: на диван.

— Я вызову полицию! — выдал он последний аргумент и сел, попятившись. А я оседлала его ноги. Мне было не до условностей. И Забавы тут нет, чтобы позвать дружину с кинжалами.

Сердце билось неровно. Видно, я вгоняла Лагутина в стресс. Поэтому я просто ограничилась поглаживанием миокарда, чтобы снять спазм. Это не вылечит и не избавит от болезни прямо сейчас, но сердечная мышца перестанет сбоить. Я знала, что смогу.

Миокард отозвался. Он бледнел на глазах, меняя цвет с оранжевого на бледно-зелёный. А я всё не могла остановиться — гладила его, гладила. Не зря! Потому что миокард постоянно пытался вернуть свой закатный колор. Вот зараза! Не поддаётся лечению! Но мы его сделаем, или мы не травница Руда!

— Что там? — тихо спросил Лагутин. Я прищурилась, следя за изменением цвета:

— Там жопа, но я её стремлюсь изменить в сторону хуйни.

— Странное заявление, — он говорил напряжённо.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ну так…

— Так — это нормально, плохо или хорошо?

— Странно…

Я кивнула. Ладно, не буду принимать во внимание. Миокард позеленел. Он светился ярким зелёным и больше не менял цвет. Хорошо. Можно встать и отпустить Лагутина.

Я так и сделала. Скромненько оправила платье, посмотрела на Илью Андреича. Он медленно выпрямился, словно слушая своё состояние, встал. Так же медленно — пуговичка за пуговичкой — застегнул рубашку. Хмуро глянул. Я подняла брови. Он сказал:

— Да, сердце покалывало с утра.

— А теперь?

— Теперь нет.

— Вот и славно, — с удовольствием улыбнулась я. В конце концов, не это ли главная цель врача: вылечить всех?

Лагутин нахмурился, прислушиваясь к себе. Потом спросил изумлённо:

— Но как? Гипноз?

— Нет, гипнозом не балуюсь, — мотнула головой. — Только не думай, что это насовсем. Надо вести здоровый образ жизни. Хорошо питаться, не пить много кофе, избегать стрессов.

— То же мне говорили мои врачи, — пробурчал он.

— Я не уверена, что твоя сердечная мышца останется в том же состоянии, в которое я её привела, — вежливо сказала я.

— А есть какие-нибудь травки от этого?

— Я поищу. Но здоровый образ жизни превыше всего.

— Хорошо. Хорошо… Я тебе верю! Довольна?

Я кивнула, потом сказала деловито:

— У меня четырнадцать человек без документов.

И замолчала.

Лагутин вздохнул. Тяжко, как человек, которому приставили нож к горлу и требуют отдать все деньги. Потом ответил:

— Хорошо, я напрягу знакомую в районном паспортном отделе. Но тебе придётся написать заявление об утере, порче, краже…

— Сделаю, спасибо.

Лагутин натянул на плечи свой пиджак и глянул на меня искоса:

— А Олю можешь вылечить?

Я тоже вздохнула. Травма позвоночника, тетраплегия, наверняка повреждение спинного мозга… Как это лечить? Нет, попробовать, конечно, можно и даже нужно, но гарантии… Их нет.

— Я могу попробовать, — осторожно ответила я. — Надо видеть ситуацию.

— Есть рентгеновские снимки.

— Мне не нужны снимки, я сама могу посмотреть.

— Иди и посмотри.

— Сейчас? — удивилась я. Он кивнул:

— Сейчас. Я тебя нанял на место сиделки.

— Нет, сейчас я не могу, — решительно отказалась. — Сейчас мне надо вернуться к своим.

— У тебя есть час, пока я обедаю, — жёстко ответил Лагутин. — Потом я должен уезжать.

— Хорошо, мне хватит часа. Надеюсь…

— Жду.

Ждёт он… Лучше бы провёл немного времени со своей дочерью, или кто она там ему.

Я вышла из дома и направилась к калитке. Видимо, тут были фотоэлементы, потому что та сама открылась передо мной с лёгким жужжанием. Теперь надо быстро возвращаться в избу и предупредить всех, что будет и работа, и документы… Рассказать им, что такое документы… Принцип паспортов…

Ох и тяжко им тут придётся!

А мне-то как придётся тяжко! Но я хотя бы дома. Не в том смысле, что у себя дома, а в смысле эпохи. Мне тут всё знакомо, тут есть интернет и телевизор, есть мобильные телефоны, есть техника…

И мама!

Мои мама с папой, бабушка! Надо же им позвонить! Надо предупредить, что я живая, что вернулась, что со мной всё хорошо! Угу, и муж у меня есть, и ребёнок будет. Да я вообще неплохо обзавелась друзьями в своём незабываемом путешествии! Да, надо позвонить домой, но пока неоткуда. Вот заработаю денег, куплю простенький мобильник и позвоню…

Когда я уже подходила к дому, меня обогнал грузовичок — смешной, маленький, но совсем как настоящий. Сердце тревожно ёкнуло, и точно. Грузовичок зарулил во двор, где пока ещё ютились мои древнерусские сотоварищи. Я ускорила шаг и оказалась там в самый подходящий момент. Тишило, Бусел и Мечко во главе с моим прекрасным князем, суроволицые, с мечами наперевес подбирались к капоту машины, а в кабине трясся бледный, как мел, мужчина лет тридцати и судорожно набирал номер на телефоне.

— Эй! — бросила я дружинникам. — А ну, уберите оружие!

— Сюда, княгиня, не бойся, мы его сейчас уничтожим!

— Глуши мотор, — стукнула я в стекло кабины, а потом встала между грузовичком и дружиной: — Слушай мою команду! Мечи в дом! Никого уничтожать не надо!

— Руда, отойди, — Ратмир с перекошенным лицом протянул ко мне руку. — Зверь смердящий поглотит тебя!

— Ну какой зверь, какой зверь! — разозлилась я, стукнула ногой по капоту машины. Мотор заглох, видно, шофёр опомнился и, наконец, вынул ключ. Стало тихо. — Видишь? Я его усмирила!

Мои мужчины переглянулись, крепче взявшись за ручки мечей.

Как же я устала…

— Мечи в дом, — совсем тихо повторила я им. — Я вам потом всё объясню.

Повернулась к шофёру, который осторожно выглядывал из-за грязного лобового стекла. Улыбнулась, понимая, что выгляжу полной идиоткой в его глазах. Махнула рукой:

— Выходите, всё в порядке!

Он помотал головой, держась за ручку. Я только глаза закатила, чувствуя полное душевное выгорание. Я больше не могу. Я хочу лечь, уснуть, спать долго-долго, чтобы меня подоткнули одеялком и чтобы не трогали хотя бы дня три…

Подойдя к дверце грузовичка, постучала в стекло вежливо:

— Добрый день, вы можете выходить, правда, никто вас не тронет, я обещаю.

Он опустил стекло и, возмущённо заикаясь, выдал:

— Сумасшедшие какие-то! А Илья Андреич сказал — работники! Да как таких вообще на работу можно брать?!

— Можно, можно, — я махнула рукой. — Не обращайте внимания, у них стресс! Пройдёт.

— Стресс? Да какой там стресс! Это же уголовка!

— Ну-ну, какая уголовка, вы преувеличиваете, — господи, как его успокоить-то?

— Холодное оружие, хранение и ношение без разрешения!

— Да это бутафория! — в последнем усилии выкрикнула я, а потом махнула рукой назад, где дружина подбиралась к нам. — Да что вы, как маленький! Вы Валя?

— Валя, — буркнул он. — Если они уберут свою бутафорию, так и быть — выйду из машины и скажу, чего хотел.

— Пять минут, — бросила ему я и повернулась к парням. — А ну, пошли за мной.

Видимо, мой тон не предвещал ничего хорошего, потому что они, переглянувшись, дружно потопали за мной к дому. Из-за расшатанной двери выглядывали бабы. Могута спешил откуда-то со своим молотом — он с ним вообще не расставался! Я бросила Тишилу:

— Задержи его!

И вошла в дом.

Да-а, тут работы непочатый край. Тут даже печку, походу, надо перекладывать, потому что её наполовину разобрали! А загажено было всё — мама не горюй! Но бабы мои уже начали убирать — они ж не могут без работы сидеть, не приучены. Забава как раз стояла с веником, подняв его, как оружие, но опустила, увидев меня, запричитала:

— Рудушка, счастье, что ты вернулась, мы уже с жизнями прощались!

Я покачала головой. Как им всё объяснить? Как? Я даже представить себе не могу…

Хотя, чего это я. Могу, конечно! Так и скажу.

— Слушайте меня все очень внимательно, — начала внушительным голосом. Натренировалась. — Когда я попала в ваше время, мне было очень трудно. Я даже огонь развести не могла. Но я выжила. Справилась. Вот она я.

И развела руками, словно показала себя во всей красе. И продолжила мягко, очень мягко:

— У меня никого не было, чтобы помочь и подсказать. А у вас есть я. Единственное, что я от вас прошу: не кидайтесь с оружием на людей. Не бейте машины, это не звери и они вас не съедят!

— Стра-ашно, княгинюшка, — протянула жалобно Мыська, качая не желавшую засыпать Отраду. Я устало кивнула:

— Знаю, что страшно. А надо привыкать. Вон Бер у нас есть — что, сказать не может: живой зверь или машина бездушная?

— Бер охотиться ушёл в лес, — буркнул Тишило.

— Ох бы не наохотился на корову, — озабоченно сказала я. — Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Так. Мечи.

Я повернулась к дружине и князю. Ратмир хмурил брови и кусал губу. Я шагнула к нему, коротко обняла, не стесняясь никого, и сказала, отстранившись:

— Оружие сложите в доме, на улицу с ним не выходите.