Княжья травница – 2. Вереск на камнях Гринь Ульяна
— Ла-адно, — протянула Силки. — Моя хозяйка мне нравится. Жалко, что она не может со мной побегать!
— Сможет.
Я пообещала это и вздохнула. Да, мне надо думать над тем, как лечить Олю. Допустим, я могу попробовать стимулировать рост нервных волокон в спинном мозге. Допустим, у меня это даже получится. Допустим, нервы срастутся. Но никто не может гарантировать, что они срастутся правильно! Мне очень нужны пособия по неврологии.
Правильно. Надо позвонить Илье и заказать.
В комнате Олю уже профессионально сняли с коляски и уложили в кровать. Девушка была возбуждена. Сказала мне, когда я вошла:
— Представляешь, Ирина умеет профессионально снимать цветы!
— Отлично, — улыбнулась я. — Оля, у тебя есть телефон?
— Есть, — удивилась она. — Вон, на столе лежит.
— Можно позвонить?
— Конечно.
Оля посмотрела мне в глаза и вдруг улыбнулась так открыто, так живо, что у меня слёзы на глазах выступили. Разительная перемена в полдня! И всего-то надо было вывезти человека на прогулку и поговорить искренне!
Я взяла со столика айфон и попыталась разблокировать экран. Оля подсказала:
— Мой день рождения: седьмого июня две тыщи третьего года.
— Спасибо.
Набрав шесть цифр на экране, я получила доступ к набору номера. Оля повела подбородком и спросила:
— Звонишь Илье?
— Да, — коротко ответила я и нашла его имя в списке бесконечных контактов. Илья откликнулся почти сразу:
— Оля?
— Нет, это Диана.
Я глянула на сиделку, которая переодевала Олю в комбинезон для лежачих, и вышла. Силки хотела последовать за мной, но я молча указала ей на хозяйку. Илья спросил взволнованно:
— Что-то случилось?
— Нет. Вы меня наняли на два дня, но тут приехала сиделка из агентства…
— Неважно, я заплачу тебе за два дня.
— Спасибо. Теперь у меня будет просьба.
— Гговори.
— Мне нужны пособия по неврологии. Я оставлю вам список.
— Зачем? Ты же лечишь руками! Сердце моё в порядок привела…
— Я же сказала: сердце надо показать специалисту, я не уверена, что оно вылечилось. А спинной мозг — это ещё сложнее, там очень много нервов, там такое, что мы ещё не изучали. Мне нужны пособия, чтобы не навредить.
— Ты какая-то неправильная знахарка, но так и быть, я закажу пособия. Через два дня они будут здесь.
— Хорошо. Теперь вторая просьба. Оле нужен ноутбук.
— Зачем он ей?
— Илья Андреич, ваша дочь любит цветы. Я посоветовала ей вести блог на Дзене, чтобы чувствовать себя нужной. Для этого ей необходим ноут с управлением глазами. Я знаю, что такие есть.
— А кто будет делать фото?
— Ты, Илья. Или сиделка. Или Анна Михайловна. Или я. Кто-нибудь. Оле нужно заняться чем-то вместо того, чтобы лежать и пялиться в окно целый день.
Он помолчал, видимо, прикидывал цену вопроса, потом сказал:
— Хорошо, я закажу ноут с управлением глазами. Это всё?
— Пока всё. А да, у Оли теперь есть собака! Анна Михайловна против.
— Зачем Оле собака? — застонал Илья. — Собаку нужно выводить гулять, это расходы, это время…
— Оле нужно хоть одно живое существо, которое любит её просто за то, что она есть, — твёрдо ответила я. — И собака не причинит тебе неудобств, я ручаюсь.
— Господи, хорошо, пусть собака… Диана, что ты придумаешь ещё?!
— Не знаю, но мне кажется, что день рождения Оли надо отпраздновать с шиком.
— Да, днюха… Но у неё больше нет друзей.
— Найдём, не парься, — я хмыкнула и добавила: — Всё, отключаюсь, до завтра.
Я посмотрела на экран и задумалась. Мне нужно позвонить…
Набрала номер и стала ждать, затаив дыхание. Гудки выводили из равновесия. Потом откликнулся голос — до боли знакомый и родной:
— Я слушаю.
— Мама, — сказала я и задохнулась. От волнения. От того, что не знала, что сказать. От того, что не знала, как она отреагирует.
Мама тоже молчала несколько секунд, потом спросила таким голосом, что мне стало страшно:
— Диана? Это ты?
— Да, мамуля, это я.
— Дианочка! — вскрикнула она, и мне показалось, что на заднем фоне что-то упало. — Дианочка, где ты? Девочка моя… Я приеду, только скажи куда!
— Мамочка… — мой голос снова прервался. Я глотнула, выдохнула, вдохнула: — Со мной всё в порядке, не волнуйся!
— Где ты, Диана! Я приеду немедленно!
Я помедлила. Но ответила:
— Мама, это деревня Лагутино под Москвой.
— Зову папу с работы и мы выезжаем!
— Мам… Всё хорошо, не надо торопиться.
— Год! Тебя не было целый год! Мы едем тут же, прямо сейчас!
Я улыбнулась, готовая расплакаться. Сказала голосом, в котором ясно чувствовалось волнение:
— Я буду ждать у почты.
— Зайка, только будь там!
Буду, мама. Буду.
Глава 14. Как не плакать?
Май, 31 число
Получив две тысячи рублей от очень недовольной Анны Михайловны, я вышла из большого дома Лагутина на улицу. Лютик встретил меня у ворот, и вид у него был утомлённый:
— Хозяйка, а когда мы будем кушать?
— Скоро, малыш, вот прогуляемся до магазина, там купим чего-нибудь вкусного и покушаем.
Магазин, по идее, должен находиться в центре деревни. Значит, где-то неподалёку, ибо Лагутин отстроился в хорошем, проходном месте. Я направилась в сторону, обратную дороге к избе. По пути рассматривала домики, садики, удерживала Лютика от перегавкивания с цепными собаками…
Думала.
Мама… Я совсем о ней забыла. Ну, не совсем, конечно, иногда меня посещали мысли об оставленном доме, о семье… Но ведь мне было некогда скучать в прошлом! То лечи, то спасай, то кикиморы, то черви, то старые боги…
А мама помнила обо мне. При этой мысли мне стало стыдно. Прости меня, мамочка! Я правда не нарочно! Даже жаром изнутри залило. Ну ничего, сейчас мама приедет, и я у неё попрошу прощения. Обниму крепко-крепко, скажу, что больше никуда никогда…
Магазин нашёлся на площади рядом с почтой. Он даже был с ней в одном здании. Небольшом, правда, но добротном. Я решила сначала зайти в левую дверь, чтобы потратить денежку на продукты. Лютик сунулся было за мной, но я строго велела ему:
— Ты жди снаружи, сядь и не отсвечивай.
Он понурился и прилёг у ступенек. А я фыркнула от смеха и вошла в маленькое помещение, забитое стеллажами и холодильными прилавками. Продавщица — на удивление не толстая тётка с «химией» на голове — приветливо спросила:
— Добрый день, вам хлеба?
— И хлеба тоже.
Я огляделась. Макароны, рис, масло. Мука! Пока такой набор, а там посмотрим. Спрошу у Голубы, чего ей не хватает. О, и сосиски для Лютика. Как раз пока буду маму ждать, скормлю этому живоглоту!
Купив всё, что хотела, спрятала остаток денег в карман платья, вышла. Улыбнулась. Лютик ластился к моему любимому мужу, который выглядел усталым и не слишком довольным. Остальные мои мужики топали к дому по улице. Я сошла со ступенек и прильнула к Ратмиру. Муж обнял меня и долго поцеловал в висок, потом отстранил и сказал:
— Руда, твой мир ужасен. Я не мог даже представить, что когда-то люди, как мы, будут жить в окружении машин и механизмов… это же так называется?
— Так, так, — рассмеялась я. — Зато как удобно! Не пашешь сам — трактор за тебя пашет. А скорость! Лошадь тащит повозку двадцать часов, а машина довезет за два!
— Да, тут все куда-то бегут, бегут… — буркнул он. — Не поют, не отдыхают. Только спешат денег заработать. А пошто деньги — кто знает.
— Для жизни, милый мой князь.
В глубине души я понимала, что он прав. Там, в Златогорске, в Кайа-Тиле время текло медленно и размеренно. Там люди работали с раннего утра, а потом отдыхали, как умели — вокруг очага, расслаблялись компанией или семьёй, ели вкусно и сытно, и еда пахла печью и дымком. Собак и лошадей там ценили и относились к ним с уважением, потому что без них ни съездить никуда, ни отбиться от врагов.
Я потрепала Лютика по ушам и машинально сунула ему сосиску. Щенок зачавкал, давясь от удовольствия, а Ратмир принюхался:
— Это что?
— Это? — я подняла упаковку и прочитала: — Сосиски «Домашние».
— Мясо?
— Нет, мяса там точно нет, — фыркнула я и протянула ему одну: — Держи, ешь.
— Боязно мне пробовать то, что без мяса, — Ратмир покосился на Лютика и всё же взял сосиску, откусил кусок. Пожевал, проглотил, пожал плечами: — Странно, а пахнет мясом.
— Лютик ест, значит, и ты можешь, — я даже засмеялась и села на скамейку, стоявшую между крылец магазина и почты. Ратмир опустился рядом и кивнул на пакет:
— А это всё нам?
— Да, нам. Сейчас подождём моих родителей…
— Родителей?
Он так удивился, словно всегда думал, что я родилась в поле от двух зёрнышек. Даже за руку меня взял, спросил:
— У тебя живы родители?
— Господь с тобой, Ратмир! Конечно, да!
— Я не знал. Они едут к тебе в гости? Или ты будешь просить забрать тебя?
В голосе мужа сквозила тревога. Но я чувствовала, что он готов принять и эту жертву. Пусть не с ним, пусть далеко — но живая и здоровая! Прислонившись к его плечу, я потёрлась щекой о холщу его рубахи и сказала с улыбкой:
— Они будут уговаривать поехать домой, но как же я вас брошу тут одних?
— Мы не пропадём.
— Конечно, не пропадёте. Не думай об этом. Лучше расскажи, как вам сегодня поработалось?
Он рассказал. Я смеялась. Но тихонечко, подфыркивала. Чтобы не обижать. Сегодня мои молодцы перекидали прошлогоднее сено, руками перетаскали комбикорм, впятером сколотили времянку для рабочих, которые приехали строить новый коровник… Сено возмутило Ратмира больше всего.
— Как оно так? Замотанное, укутанное… Разве ж сено так дышит? А ворошить как?
— Да успокойся ты, — хихикнула. — Значит, так надо.
На площадь въехала машина, и я выпрямилась. Напряжённо вглядываясь в номера, уже понимала, что это папина машина. Цвет, марка… А главное — сам папа за рулём и его характерная поза. А рядом мама.
В глазах вдруг защипало. Засвербило. Будто у меня аллергия на весенний деревенский воздух…
Машина резко затормозила, и мама, рванув дверцу, выскочила на пыльный тротуар. Её глаза впились в моё лицо, в мои растрепавшиеся волосы, и мама воскликнула:
— Диана! Это ты?
— Я.
Голос мой внезапно осип, и пришлось откашляться. Мама приложила руку к груди, всё ещё не веря, спросила:
— Девочка моя, ты заболела? Что с тобой?
Я медленно встала. Ноги не слушались, и я пошла навстречу маме на негнущихся брёвнышках. Она не дождалась, сама бросилась ко мне, и я попала в вихрь родительской любви в виде объятий, поцелуев, слёз и причитаний…
Как мне объяснить маме, где я была?
Когда вихрь любви утих, мама отстранила меня и спросила подозрительно:
— Дианочка, а почему ты так одета? Скажи, что с тобой произошло? Ты попала в секту? Наркотики? Или что-то страшнее?
Что может быть страшнее наркотиков? Я усмехнулась. Да, если я расскажу маме всё, то можно будет подумать, что я скатилась в героин. Но рассказать придётся, иначе как будет выглядеть моё годовалое отсутствие?
Я взяла маму за руку и обернулась к сидевшему на скамейке князю:
— Хочу тебе представить моего мужа. Знакомься. Это Ратмир. Ратмир, это моя мама.
Глянула на вышедшего из машины отца и добавила:
— А это мой папа.
Мой князь встал, шагнул ко мне, взял за руку, словно обозначив мою принадлежность. Мама диковато глянула на него, но Ратмир внезапно поклонился в пояс, бросив вторую руку к земле, и сказал, выпрямившись:
— Приветствую тебя, мать моей жены.
Мама посмотрела на него уж совсем странно, как на сумасшедшего. Папа подоспел, и Ратмир отпустил меня, шагнул к нему:
— Отец моей жены, благо мне с тобой познакомиться!
Ещё один дикий взгляд, но за папу я была спокойна. Он примет любого моего мужа. Даже если тот алкаш. А вот мама…
Она щурилась, смотрела на Ратмира, потом на меня, и наконец сказала:
— Как так-то? Когда ты замуж вышла?
— В январе. Мам, мне надо много тебе рассказать, но я боюсь, что ты подумаешь, что я наркоманка…
Она бросила на меня вопросительный взгляд, и я поспешила уверить её:
— Но это не так!
— Хорошо, — сказала мама поспешно. Сказала так, что я поняла — она не хочет мне противоречить. — Пойдём прогуляемся, да?
Я кивнула. Мы отошли чуть в сторону, направляясь по улице к избе, которую заняли мои люди, и за нами увязался Лютик. Я бросила щенку:
— Иди к хозяину!
— Нет, я с тобой, хозяйка! Мне нравится эта женщина!
— Мама, ты нравишься моей собаке, — со смешком сообщила я. Мама покачала головой:
— Неужели собака тебе это сказала?
В её голосе явно слышался сарказм. Я рассмеялась открыто:
— Да, он мне сказал. Это Лютик, мама.
— Конечно, конечно…
Я фыркнула, предвидя такой ответ:
— Знаю, мам! Но Лютик действительно сказал, что ты ему нравишься.
И с этого момента я ощутила, что отношение ко мне изменилось. Нет, я была всё ещё любимой маминой дочкой, но теперь уже с лёгким сумасшествием. В голосе мамы сквозило сожаление от такого поворота дел, ну да что поделать! Дочку будем лечить, если надо — машину продадим, квартиру…
Со вздохом я начала:
— Ладно, я прекрасно понимаю, что выглядит это странно. Ты помнишь, как ко мне цыганки постоянно приставали? Вижу, что помнишь. Так вот, всё это было неспроста. Не знаю, почему именно меня они выбрали, но с помощью этого камушка забросили в далёкое прошлое.
— Дианочка, это и правда звучит… как будто ты…
— Нет, наркотики тут ни при чём. Мама, я побывала за десять тысяч лет до нашего времени! Ратмир оттуда! Он настоящий князь, а я, стало быть, княгиня.
Пока мы шли до избы, а папа медленно ехал за нами с Ратмиром на переднем сиденье, я рассказала маме обо всём, что со мной произошло за год. Она молчала и согласно кивала, наверное, потому что помнила — с сумасшедшими не спорят. Её лицо всё больше краснело, руку мама прижимала к сердцу, и я начала беспокоиться. Уже во дворе спросила:
— Мамуль, что с тобой? Болит?
— Да ничего, ничего, — отмахнулась она. — А ты-то что за живот держишься?
Я улыбнулась уголками губ и опустила взгляд на чуть обозначившийся животик. Мама ахнула:
— Ты что же, в положении?!
— Ну да, ты скоро станешь бабушкой!
— Господи, какой кошмар, — пробормотала мама. — Какой кошмар.
— Ты что, не рада? — растерялась я. — Но… ведь это мой ребёнок…
Мама молчала. Осуждающе так молчала. Я поняла. Дочь-шизофреничка, сумасшествие передаётся по наследству…
Покачав головой, я решила не обращать внимания на мамину тоску и весело представила:
— Вот, знакомься. Это Забава, сестра Ратмира, а это Могута, её муж!
— Д-добрый д-ень, — с запинкой ответила мама, опасливо оглядывая диковатого лохматого кузнеца и платье ключницы, запачканное по подолу землёй.
— А вот Голуба, она повариха. Это Бер, он… — я усмехнулась. — Он у нас Хозяин леса. Его жена Мыська, она нянька и кормилица дочки Ратмира…
— Дианочка, — голос мамы дрогнул. — Давай поедем домой, доченька! Прошу тебя!
— Мамуль, ну я же не могу их бросить одних, — сказала я недоумённо. — Они же тут всего один день, сами не знают ничего! Нет, я никак не могу!
Она снова схватилась за сердце, а лицо ещё больше покраснело.
Тут уж я не выдержала, подхватив маму под руку, и повела к крыльцу. Давление, наверное, подскочило! Теперь надо посмотреть и сообразить, как лечить. Давлением мама страдала уже лет пять, таблетки пила, а тут, наверное, забыла принять от неожиданности.
Усадив маму на ступеньку, я расстегнула её блузку, махнула своим:
— Разойдитесь, воздух дайте!
Папа уже спешил из машины:
— Что с ней, что случилось, Диана?
— Даление, пап. Вызывай скорую!
Ладонь моя легла на лоб маме, вторая на сердце. Так, так… Тахикардия, бич двадцать первого века. Кровь пульсирует так быстро… Надо погладить пламенеющее оранжевым сердце, может быть, это поможет успокоить его до прибытия скорой.
— Что ты… Дианочка, что ты делаешь? — пробормотала мама.
— Лечу тебя. Я же говорила — мне дали способность лечить руками.
— Глупости… — она начала задыхаться, и я усилила давление на сердечную мышцу. Ох, только бы не навредить, только бы хуже не стало…
— Молчи, мамуля, всё будет хорошо, — пообещала я ей, хотя и не была уверена.
Господи, помоги!
Нет, всё идёт совсем не так, как надо!
Я не могла успокоить сердце. Я не могла ничего. Вообще ничего… Я не могла превратить оранжевое в зелёное!
Моя сила имеет границы.
Но есть ещё и камень!
Осколок первой жизни. Схватившись за него, я просто обняла маму, которой было всё хуже и хуже. Она вяло трепыхалась, пытаясь оттолкнуть меня. Наверное, воздуха не хватало. Но я упорно цеплялась за неё и молилась только об одном: «Мамочку оставьте, оставьте мне мою маму!»
— Диана, дочка, отпусти её! — кричал сзади папа, пытаясь оторвать меня от мамы, но ему помешал Ратмир. Я сразу почувствовала свободу от папиного дёрганья, когда муж сказал внушительно:
— Не мешай травнице лечить.
— Сейчас врачи приедут и купируют приступ, пусть она ей воздуха даст!
— Не мешай, — повторил Ратмир.
А в моей голове уже стучали колокола. Бум, бум, бум… В затылке разлилась боль. Всё тело стало концентрацией мурашек — злых, противных, сладких… Во рту тоже был сладкий вкус, приторный и гадкий. Сердце зашлось в сарабанде, как будто я протанцевала всю ночь и продолжала танцевать, попивая водочку с энергетиком. Зато мама вдруг спросила нормальным голосом:
— Диана, а что происходит?
Вот ответить ей я уже не могла. Я отвалилась, ощущая себя тряпичной куклой, набитой ватой. Ратмир поддержал меня, его сильные руки дали опору летящему куда-то в глубины сознания телу, голос ободрил:
— Руда, ты сможешь, ты сильная.
Сильная, да, я сильная. Но не тот, кто живёт внутри меня. В животе вдруг схватило спазмом. Как будто объелась вчера, и теперь оно никак не могло пройти по кишкам. Но это были не кишки. Это была матка. Она сокращалась.
Она хотела вытолкнуть ребёнка!
Я схватилась за руку Ратмира, а другой рукой — за мамину, простонала:
— Я не хочу терять ребёнка!
— Дианочка, девочка моя!
Мама выглядела совсем здоровой, и это придало мне сил. Я всё же её вылечила! Я не дала забрать её!
Но сейчас моя сила грозит забрать нерождённого ребёнка!
Нет, я не отдам… Я умру, но не отдам!
— Мамочка, сделай что-нибудь, — простонала я, сжимая её руку. Потом сжала руку Ратмира и глянула вбок. Мыська сложила руки перед собой, так же рядом стояла Забава и говорила тихим шёпотом:
— Мокошь, матушка-Мокошь, не оставь нашу княгинюшку, дай ей выносить ребёночка…
— Мокошь, Мокошь, дай матушке-княгине разродиться в срок! — вторила Мыська.
— Мокошь мертва, — буркнула я, разрываясь от боли в голове и животе. — Уже десять тысяч лет…
— Нет, не мертва! — с придыханием сказала Мыська. — Она жива в нас!