Я люблю Седов Б.

– Не корысти ради! – Работник пера поднял руки, категорически отказываясь, и тут же исчез за дверью.

Валентин Федорович пожал плечами, спрятал деньги назад в бумажник, а бумажник вернул в карман.

– Надеюсь, вы понимаете, – обратился он серьезно ко мне, – что любые личные отношения крайне нежелательны. Особенно когда речь идет об этой репортерской братии! Вы ведь, полагаю, поняли, что это не просто зевака с фотокамерой!

– Он только предложил поднести вещи! – Я пожала плечами и принялась распаковывать чемодан. – Вы ведь сами уверяли, что нами здесь никто не будет интересоваться…

– Послушай меня, девочка! – Лаевский схватил меня за руку и резко повернул к себе лицом. – Никаких споров и пререканий. Не забывай, кто ты и зачем мы здесь! Штессман – очень важная птица и, надеюсь, с твоей помощью он останется нашим клиентом. И мне не придется тратить время на тебя вместо него! Я не потерплю никаких выкидонов, ясно?

Последнюю фразу он произнес неожиданно мягко и провел пальцем по моей щеке.

– Так кто он все-таки такой, – осмелилась поинтересоваться я, – этот ваш немец?

– Штессман? Денежный мешок с финансовыми интересами в самых разнообразных областях! Например, на этот кинофестиваль герр Штессман прибыл, чтобы представить одну из картин, которую продюсировал, ну и встретиться заодно со мной. Совместить, так сказать, приятное с полезным! Дело в том, что мы выполняли кое-какую работу по его заказу, и герр Штессман остался не очень доволен результатами. Мы встречаемся именно для того, чтобы обсудить это и разрешить некоторые туманные моменты. Впрочем, вас это не должно волновать, ваша задача – исключительно моральная поддержка вашего шефа! Поэтому будьте паинькой! – закончил он, уже обращаясь на вы.

Я промолчала в ответ. А когда дверь за Валентином Федоровичем закрылась, протянула в ее сторону руку с торчащим вверх средним пальцем. Да пошел ты! Я не могу даже пофлиртовать немного со случайным знакомым, как это полагается любой нормальной девушке! Вот именно, напомнила себе – нормальной! А ты-то здесь при чем?! Грубо, но правда – я ни при чем! А кто виноват?! Сбившись на диалог из популярного фильма, я уже не могла рассуждать серьезно. Да и к чему сейчас копаться в прошлом – пока я здесь, нужно урвать хотя бы немного свободы, нравится это Валентину Федоровичу или нет. Я не собиралась устраивать открытый бунт, но буду пользоваться каждой подвернувшейся возможностью, чтобы вернуть себе иллюзию обыкновенной настоящей жизни с ее мелкими огорчениями и радостями.

Подумала о Глебе. Наши встречи в последнее время стали совсем редкими, словно Лаевский почувствовал, что мы сближаемся по-настоящему. И, вероятно, насторожился. Наш обожаемый шеф, несомненно, был сторонником корпоративной солидарности, и его устраивало намечавшееся партнерство, но только в определенных пределах.

И если так, то он был совершенно прав. Я и Глеб почувствовали друг к другу настоящее доверие. И дело было не только в тех словах, что я услышала от него после своего крайне неудачного побега. Если бы я не поняла наконец, что могу действительно доверять ему, то никогда не приняла бы его помощь. Как-никак Глеб оставался на другой стороне баррикады, и даже сейчас, когда он готов был поступиться интересами своей организации, его преданность делу Конторы оставалась неизменной. Поэтому ему предстояло выступить в роли доброго тюремщика, который выпускает на волю невинно осужденную, но сам остается в стенах родного заведения, где в теории ему самому грозит наказание. Да, оставить Контору Глеб отказывался категорически.

– Как ты не понимаешь, – говорила Анжелика, пытаясь скрыть за улыбкой растерянность. – Тебе нельзя тут оставаться! Ну посмотри на себя – ты красивый, молодой парень! Тебе жить да радоваться, а ты вместо этого рискуешь жизнью ради господина Лаевского и его идеалов.

– Это и мои идеалы, если ты забыла! – возражал он, мрачнея.

Такие разговоры заставляли его напрягаться, и Анжелика вскоре отказалась от них, понимая, что переубедить Марьянова все равно не удастся, зато оттолкнуть его она может. На самом деле все было предельно ясно. Контора для Глеба – все равно что мать родная, тем более что его родителей и в самом деле нет в живых, как и ее. А Лаевский если не отец, то по крайней мере верный боевой товарищ и наставник. Даже если он и не согласен со всеми его решениями. Это все равно, что в том же «Месте встречи…». Как бы ни возмущали Шарапова некоторые приемчики Жеглова, а все равно – дружба и уважение. Потому как борются за правое дело! Надо радоваться, что доперло до него хотя бы, что самой Анжелике здесь делать нечего. Ее тяги к свободе, даже пусть – среди бандитов и негодяев, он, возможно, и не мог понять, но зато четко сознавал, что чем дольше Анжелика находится под крылом Конторы, тем больше шансов у нее погибнуть. А вот этого он никак допустить не мог. Только случая пока не выпадало. Оба понимали, что следующая попытка побега может стать для девушки последней, и не спешили. А тем временем Маркиза рисковала жизнью во имя интересов государства.

– Слишком ты бедовая! – говорил он вскоре после того, как на следующей операции Анжелика едва не получила пулю от расторопного охранника – охранники тоже бывают профессионалами.

– Разве не этого вы добивались? – спрашивала она, целуя его.

К шраму на руке добавился еще один пониже. Конторские спецы вывели его вскоре – в случае с Анжеликой само тело могло быть оружием, и девушка не сомневалась, что Лаевский может однажды отдать приказ использовать и его. И у нее не будет выбора. Как всегда. Но пока этого не произошло, ее телом безраздельно владел Глеб Марьянов. Глеб сводил ее с ума. Оставалось только надеяться, что сие происходило не под прямым руководством Лаевского. Нет, она почувствовала бы, если бы он был неискренен. Почувствовала, потому что сама научилась обманывать и лгать. Лжеца трудно обмануть, так же как и обокрасть опытного вора. Глеб не был из породы лгунов, иначе его бы здесь не было. За то и держали его здесь. Другое дело, что Марьянова использовали, так же как использовали и ее. Разницы не было никакой. Только приемы разные.

Это и пыталась она втолковать ему. Но не очень успешно. Перемена веры дается с трудом, с кровью дается. Это Маркиза понимала как нельзя лучше – сколько усилий потребовалось девушке, чтобы смириться с предательством Стилета и его сестры. Сначала искала оправдания и находила – кто ищет, тот всегда найдет. Только со временем, глядя на все трезво, она понимала, что все ее придуманные объяснения наивны и нелепы. Мог Стилет отвести от нее беду, могла баба Галя не дать попасть в ловушку. Могли, но не захотели. Держались за свое положение, напуганные могущественным господином Лаевским. Стилет и его сестра оказались заложниками своего статуса. И Маркизой пожертвовали, когда оказались перед выбором. И в самом деле, кто она для них – наемный работник, обязана им свободой, но не они ей. Завертелись в голове глупые мысли о какой-то вендетте. Вот она на пороге Стилетова особняка – выходи, если посмеешь! И Артем в своем домашнем халате улепетывает от нее по коридорам! Глупости, какая вендетта?! За что?! Все правильно, она была должна Артему Стилету, теперь этот должок автоматически снимался.

Ее раздумья прервал стук в дверь номера. Тук-туктук и еще раз: тук-тук-тук! Сердце подпрыгнуло. Так Марьянов обычно стучался, по взаимному соглашению, когда требовалась конспирация. На заданиях, да и в самой Конторе тоже – там в конспирации не было необходимости, но это был «их» условный стук. Мелочь, которая позволяла отличить друг друга, дополнительный индивидуальный штришок в сугубо казенной обезличенной атмосфере базы, которая, несмотря на все усилия Лаевского представить Контору большим дружным домом, оставалась самой настоящей казармой. Анжелика подскочила к двери и, только распахнув ее, успела подумать, что стук-то сымитировать несложно, а она уже и помчалась. Честное слово, прямо собачка Павлова – в смысле, рефлексы работают. Головой нужно думать, милая! Впрочем, сейчас промашки не вышло. За дверью в самом деле оказался Марьянов, которого девушка не видела уже около месяца.

– Глеб!

– Тихо, милая! – он прижал палец к ее губам. – Никто не должен видеть нас вместе!

Он вошел и прикрыл за собой дверь.

– Ох, Глеб! – она обняла его, ничего больше не говорила.

– Ну что ты! – он гладил ее по голове, словно кошку. – Жив-здоров, как видишь!

– Я так не могу! – она села и закрыла лицо ладонями. – Мало того, что я здесь словно на привязи, так еще и Лаевский ничего о тебе не сообщает. Словно издевается!

– Он не может! – Глеб плеснул в стакан виски, подошел к окну и, не высовываясь из-за шторы, изучал багровый закат. – Мне, наверное, и не следовало сюда приходить, но ситуация складывается довольно паршивая!

– Так ты по делу! – помрачнела она.

Праздничного настроения как не бывало. Словно ее жестоко обманули.

– И по делу! – признал он. – Мы пока оба в Конторе и должны играть по правилам!

Лика прислушалась. Несложный лингвистический анализ. Слово «пока» означало, что Глеб не оставил мысли помочь ей освободиться. «Мы» подразумевало, что он уйдет с нею. Заныло сердце, хотелось все бросить, выскочить вместе с ним на улицу и бежать.

Или это она все просто придумала и в том, что он говорил, не было никаких скрытых намеков?

– Изображаешь Джеймса Бонда? Соблазняешь кинозвезд?

– Что-то вроде этого!

Глеб явно не собирался делиться с ней подробностями своего нынешнего дела. Но то, что он сказал, было гораздо важнее.

– Знаешь, я многое обдумал! Сейчас самый подходящий момент для того, о чем так долго говорили большевики!

Это было так неожиданно, что девушка сначала не поняла, о чем собственно речь.

– Ты хочешь сказать…

Он кивнул.

– Именно!

– Но Контора!…

Глеб снова не дал ей договорить.

– Послушай меня внимательно. У нас будет страховка. Гарантия, железно, как в швейцарском банке. Я ведь не только стрелять умею, ты знаешь!

Анжелика кивнула – знала она хорошо, что ее любимый не обделен серым веществом.

– Без страховки отсюда не уйти – не дадут!

– Можно полюбопытствовать? – спросила она. – В чем заключается эта самая страховка?

На лице Глеба отразились колебания.

– Само собой, хотя я не уверен, что тебе следует знать детали!

Ну теперь-то она точно должна была все выяснить! Проснулось природное любопытство – то самое, что, как известно, сгубило кошку. Но Анжелика Королева была кошечкой опытной и знала, что иногда вовремя проявленное любопытство может спасти жизнь. Интересуйся она, к примеру, личной жизнью Самошина – и была бы готова к неприятным сюрпризам.

– Ты думаешь, Лаевский случайно назначил здесь встречу Штессману?!

Маркиза непонимающе нахмурилась.

– А разве не так? – спросила она. – Это кинофестиваль, Штессман – продюсер одного из немецких фильмов.

Глеб замотал головой.

– Знаю, но в Конторе намечено несколько важных операций на ближайшие дни и, по-твоему, Лаевский бросил все, чтобы выразить, так сказать, дань уважения этому фрицу? А все дела сбросил на Светлану Михайловну?

– Не хочешь же ты сказать, что здесь в Сочи тоже что-то затевается!

– Вот именно! – кивнул он. – У нас есть достоверная информация, что сюда в ближайшее время должен прибыть курьер из Европы, который доставит некую вещицу, представляющую огромное значение для безопасности государства. И более того, – он поднял палец, – всего мирового сообщества!

– Прекрасно, – сказала она просто. – Когда он прибудет?

– Время точно не определено, – сказал он. – Возможно, он уже сейчас гуляет под нашими окнами, но мы следим за человеком, который должен принять «товар».

– Мы?

– Не беспокойся, когда настанет время действовать, я сумею провернуть все в одиночку! Но сейчас я все еще вынужден подчиняться Конторе!

– А ты уверен, что эта… штука настолько важна, что Контора ради нее выпустит нас из когтей?!

– Ну, я не говорил, что все будет так просто. Для Лаевского это будет такой удар, которого он никогда не простит. Но он будет вынужден дать нам фору. Пока «товар» будет у нас – мы будем в безопасности. Да и остальное человечество, похоже, тоже!

– Господи, – удивилась она, – да о чем все-таки речь? Если это какой-нибудь вирус, то скажи сразу. Я собираю манатки и сваливаю, не дожидаясь начала апокалипсиса! И пусть Лаевский стреляет вдогонку!

– Нет, нет! – Глеб категорически замотал головой. – Это из области электроники., – О кей! И что ты собираешься делать, когда эта штука будет у нас? Держать ее при себе нельзя, так?

– Так! – согласился Марьянов. – Разместим ее там, откуда в любой момент ее смогут забрать другие люди – те, что отреагируют в случае нашего исчезновения или задержания.

– Камера хранения! – предложила Лика.

Он замотал головой.

– Нет – это первое, что придет в голову Лаевскому!

– Но не может же он проверить их – на это нужны бог знает какие санкции! Тем более сейчас, когда в городе столько гостей!

– Все так, но он зато сможет установить круглосуточное наблюдение и рано или поздно получит свое, даже если мы будем уже мертвы. Это вещь очень важна, поверь, поэтому мы должны сто раз все взвесить, прежде чем начать действовать!

– Подожди-ка! – нахмурилась Маркиза. – А тебе не кажется, что мы делим шкуру неубитого медведя!

– Отнюдь! – сказал он с улыбкой, которая ясно давала понять: он знает больше, чем говорит.

Но выудить из Марьянова что-либо еще оказалось просто невозможно.

– Мне пора уходить, – сказал он. – Лаевский взбесится, если узнает, что я у тебя. У меня приказ – в Сочи избегать встречи с тобой.

– Все ясно! – сказала она. – А ты уверен, что он не подходит сейчас к номеру?

– Абсолютно! Я только что видел, как он беседует о чем-то с Михаилом Пуговкиным. Поэтому и решил тебя проведать.

Она обняла его, прижалась щекой к щеке и закрыла глаза. Стояла бы так вечно, подумала она. И не только стояла. Лика просунула горячую ладонь под его рубашку, ловко расстегивая пуговицы.

– А вот на это времени как раз нет! – он чмокнул ее, извиняясь за отступление, и попятился к двери.

Выглянул за нее с видом опереточного заговорщика и выскользнул. Исчез, растворился. И снова ты осталась одна, Лика. Она оглядела номер. Мысли мешались. Потом решительно проследовала к бару и, выудив бутылку коньяка, отметила удачное начало сочинского кинофестиваля.

Распрощавшись с девушкой, репортер Александр Шульгин направился вовсе не к выходу, как полагала сама Анжелика. У него были причины гордиться собой – одним махом убил двух зайцев. Помог неизвестной красавице и прошел беспрепятственно в гостиницу.

Навстречу по коридору, плавно покачивая бедрами, двигалась горничная. Девушка лет восемнадцати. Мечта поэта.

– Бог ты мой! – заговорил он, приближаясь. – Вы, вероятно, кинозвезда?!

Как выяснилось, Штессман еще не прибыл. Наутро Лаевский соблаговолил провести Маркизу по городу – небольшая экскурсия. В уличном кафе они заняли крайний столик, откуда можно было любоваться на море.

– Я давно не был здесь! – признался он. – В последний раз приезжал с женой лет пятнадцать тому назад. Кажется – мало что изменилось, или я просто все забыл…

Сейчас он снова стал тем самым человеком, с которым Анжелика когда-то познакомилась на турбазе «Моховое». Обычным человеком со своими воспоминаниями, горестями и радостями. Но это продолжалось недолго. Лаевский вытащил мобильник, и лицо его стало серьезным.

Обменявшись несколькими фразами с собеседником, он молчал некоторое время, а потом попросил разрешения перезвонить из номера. Видимо, разговор был важный. Закончив связь, сосредоточенно поставил блок на клавиши. Как и многие люди его поколения, Лаевский преувеличенно внимательно относился ко всем электронным штучкам-дрючкам, коими напичкан быт начала двадцать первого века. С мобильным телефоном он обращался куда осторожнее, чем с ружьем. Лика осталась сидеть в кафе, но оставаться в одиночестве ей было суждено недолго.

– Добрый день!

Анжелика сняла очки. Это был тот самый репортер, который помог ей с вещами в гостинице. Усевшись без приглашения, он перекинул ногу за ногу, фотокамера по-прежнему болталась на его плече. Лика заметила, что он постоянно следит по сторонам – прямо как настоящий шпион. Ищет, вероятно, новые жертвы.

Лаевского не было видно, а Лике сейчас очень хотелось сделать что-нибудь ему в пику.

– Привет! – сказала она и улыбнулась. – Извини за то, что в прошлый раз… Я про эти деньги!

– Ничего страшного! – заверил журналист. – Я не обиделся.

– Ты папарацци?!

– Ага! – подтвердил он и схватил ее бокал. – Ты, я вижу, не пьешь? Позволишь?! У меня уже три часа не было капли во рту!

Анжелика пожала недоуменно плечами и, подозвав рукой официанта, заказала еще колы и пирожных.

– Мерси! – фотограф и не думал возражать. – Тебе воздастся сторицей! А где твой кавалер?

– Ты его высматриваешь? Не бойся – он далеко!

– Кто он тебе?

– Как ты и сказал – кавалер!

– Брось! Вы в разных номерах, а значит – между вами ничего нет!

– О, как мы наблюдательны, – съехидничала Лика.

– Профессия такая! – заметил он. – Кстати, я сейчас работаю над одним очень важным персональным проектом! Принесет уйму бабок, если подойти с умом!

Она хмыкнула. Мальчик явно пытался набить себе цену, заинтриговать. Не на ту напал!

– О кино пишете? – поинтересовалась, только ради приличия.

– И о кино! – кивнул он. – Хотя, как известно то, что происходит в жизни, куда интереснее и фантастичнее любого вымысла.

– Это точно! – согласилась Маркиза, подумав, что это высказывание подходит к ней как нельзя лучше.

– Вот и я тут кое-что нашел!… – он подмигнул заговорщицки.

Ну нет! Мы на такие штуки не покупаемся, миленький! Внезапно ей стало скучно. Хотелось, чтобы вернулся Лаевский и избавил ее от этого молокососа как можно скорее. Теперь она к тому же заметила на его руке неумелую татуировку – орел, нож, какая-то девица… Фи, какая дешевка!

– Я сначала решил, что ты тоже – типа из кино, но потом понял, что нет!

Уминая один за другим эклеры, он не переставал молоть языком. Вскоре Лика уже знала почти всю его биографию, которая, по мнению Александра (он не замедлил представиться), была удивительно богатой событиями. Кем ему только не довелось побывать! Работал и в туристической фирме, и в агентстве по торговле недвижимостью, перегонял машины из Прибалтики в Москву, занимался какими-то аферами… Теперь вот подвизался на почве журналистики. Сменить в очередной раз профессию Сашу вынудили обстоятельства. Оставаться в Питере, где он провел большую часть своей жизни, было нельзя – он перешел дорогу одному «очень серьезному человеку». Если он хотел произвести на новую знакомую впечатление, то просчитался. Его история выглядела откровенно фальшивой. На самом деле, как явствовало из предыдущих откровений, в журналистику его привели неугомонный характер и полная безалаберность.

– Ага, вот и он! – сказал Саша.

Маркиза обернулась, ожидая увидеть кого-нибудь из звезд, однако вместо этого увидела Лаевского, который на ходу разговаривал с кем-то по своему мобильному.

Повернулась к журналисту и обнаружила, что тот уже исчез. Бесшумно и не прощаясь. Она вздохнула с облегчением. Этот говорун уже начинал ее утомлять. Жаль, так хотелось почувствовать себя хотя бы ненадолго прежней Анжеликой, той, что могла легко находить язык со всеми. Но, как показала практика, жизненный опыт отделяет ее от своего поколения прямо-таки каменной стеной. И это не особенно радовало.

Она встала и прошла по набережной навстречу Лаевскому. Посмотрела на море. Прыгнуть вот в воду и плыть до самой Турции, честное слово…

Лаевский подошел, сжимая телефон.

– Вы не скучали?! – спросил он.

– Нет! – сказала она.

Александр отправился дальше по набережной, насвистывая что-то себе под нос. Вид у него был самый что ни на есть беспечный, но глаза продолжали сканировать толпу, в которой он двигался. Волка ноги кормят. Ну и журналистов тоже.

Здесь, в Сочи, Шульгин намеревался сделать репортаж о восходящей звезде российской эстрады – девочке со странным именем Ласточка. Малышка уже почти месяц сидела на вершине всех хит-парадов музыкальных теле– и радиоканалов. Любой материал, посвященный ей, приковывал внимание поклонников. Однако Александр Шульгин не занимался любыми материалами – его специальностью были материалы скандальные.

Подобраться к звезде оказалось не так просто, но, как обычно, сложности лишь раззадорили его. Этим утром он узнал, что вечером певица перебирается на лайнер, зафрахтованный для избранной публики на три дня. Три дня на лайнере дым коромыслом будет стоять. А значит – скандального материала будет предостаточно.

Пробраться туда, однако, оказалось не так просто. Выручила фестивальная неразбериха. Ему удалось проникнуть на лайнер под видом работника доставки. Корабль стоял на рейде, и периодически высокие гости в самом деле заказывали что-то из местных магазинов и ресторанов. Так что лишних вопросов не возникало. На палубе лайнера он сперва старался держаться в тени, пробираясь по стеночке. Однако потом решил, что это неверная тактика – так он скорее привлечет к себе внимание. На борту было достаточно телохранителей, некоторые из которых были даже трезвыми.

– Вы наш пассажир? – раздалось у него за спиной, когда он спустился к каютам.

Александр повернулся, перед ним стоял стюард. Вид у стюарда был измученный – с такой публикой это было неудивительно, однако бдительность он еще не до конца утратил. У журналиста сжалось сердце, но он тут же нашелся.

– Само собой! Стопудово, халдей! – он хлюпнул носом и, изображая сильное подпитие, облокотился на стюарда. – Рок-группа «Дедушкины подштанники»! Устраивает?!

Устроило. Вопросов больше не последовало – журналист вполне походил на поддатого лабуха, которого изображал, и стюард поспешил отделаться от него, пока он не наблевал ему на форму. И даже не обратил внимания на то, что от лабуха совсем не пахнет алкоголем. Из этой неожиданной встречи Александр извлек кое-что для себя полезное. А именно – ключ, который перекочевал из кармана стюарда в его руку во время их краткого, но эмоционального диалога. Универсальный ключ, который подходил к любому замку на корабле.

Он без особого труда отыскал каюту Ласточки. Та сейчас оттягивалась на палубе вместе с коллегами по эстрадному цеху, продюсерами и прочей «элитой», так что время у Шульгина было. Каюта поп-звезды оказалась завалена какими-то чемоданами и разноцветным тряпьем. Создавалось впечатление, что хозяйка этого добра собиралась в кругосветное путешествие. Александр сделал несколько снимков – пригодится наверняка. Потом осмотрел содержимое тумбочки, стола и небольшого шкафчика. Ничего примечательного, какието шоколадки, пачка презервативов. Вся каюта была пропитана запахом какого-то гнусного парфюма – хуже, чем в газовой камере.

Его совершенно не смущало то, чем ему сейчас приходилось заниматься. В конце концов, разве народ не имеет права знать все о своих кумирах?! Только пошуровать как следует он не успел. В дверном замке заскрипел ключ. Александр, мгновенно сориентировавшись, нырнул под койку и замер, прислушиваясь. Разоблачение, как он сразу понял, ему не грозит – двое, вошедшие в каюту, были заняты исключительно друг другом. Александр сразу узнал писклявый голосок Ласточки. Кавалер певицы пока оставался неопознанным – в поле зрения мелькали только дорогие ботинки.

– Послушай, отвали! – попросила она вежливо своего спутника и судя по всему – не в первый раз. – Все, будет завтра, о кей?!

Однако ее кавалер так просто сдаваться не собирался.

– Мы не должны ждать милостей от природы! – доходчиво разъяснил он свою позицию. – Взять их – вот наша задача!

– Ой, а не пошел бы ты…

Дальнейшие возражения заглушил долгий поцелуй. Ребята завалились на койку, даже не потрудившись скинуть обувь. Возле самого носа журналиста упали на пол брюки, рядом – кружевные трусики Ласточки. И почти сразу койка стала раскачиваться и скрипеть, словно корабельные снасти в бурную погоду. Девушка вскрикивала и стонала. Кумир подростков оказалась горячей штучкой. Над головой Александра разворачивалась настоящая эротическая баталия, но закончилась она неожиданно быстро.

– Ну как? – поинтересовался любовник, отдышавшись.

– Что как? – уточнила она насмешливым тоном. – Что-то было?! Я ничего не заметила.

– Не притворяйся – мне никто так бойко не подмахивал!

Электронное пиликание мобилы – фальшиво проигранный похоронный марш. Очень к месту, подумал Александр, еще немного – и один труп здесь точно будет. Либо эта девка пришьет своего скорострела, либо я задохнусь в этом аромате. Странно, что этот тип его, похоже, даже не замечает – привык, наверное!

Можно было, конечно, открыться и быть с позором выдворенным с судна! Да и камеру могут отобрать или сломать – с них станется! Потеря камеры была бы тяжким ударом. Ему бог знает как приходилось выкручиваться, чтобы купить эту профессиональную цифровую малышку. Саша Шульгин согласился бы скорее отдать руку, чем ее.

Марш продолжал играть; молодой человек нагнулся – у него была волосатая лапа – и вытащил из кармана брюк свой «сименс».

– Мне нужно поговорить с одним человеком! – сообщил он категорическим тоном Ласточке.

– А это кто еще?! – в ее голосе зазвучала ревность.

– Важный человек!

– А я?!

– Ты тоже важный. Иди, подмойся. – Раздался гулкий шлепок.

– Ну ты и сволочь! – пробурчала она.

Он подключился.

– Добрый вечер! – сказал он. – Вадим. Да, да… Товар со мной, ждет не дождется встречи! Слушайте, я из-за этой конспирации чувствую себя полным идиотом…

Александр превратился в слух. Слово «конспирация» означало тайну, загадку – то, о чем мечтает любой человек, выбравший профессию репортера. Шульгин уже давно понял, что основным его занятием на ниве журналистики будет копание в грязном белье, стряпание пустых репортажей и сенсаций, которые завтра уже никому будут не интересны, а порой – прямая фальсификация. Потому что читателя нужно расшевелить, заставить достать кошелек, чтобы купить именно это издание! А жизнь не всегда успевает подбрасывать вовремя катастрофы, теракты и скандалы со звездами… Сейчас же он нутром чувствовал, что ему выпадает шанс.

– Да! – продолжил мужчина на кровати. – Я готов вам передать ее. Где мы встретимся? Да… Записываю!

– Вы готовы? – спросил Лаевский, заглянув к ней спустя час.

Анжелика сидела перед зеркалом, примеряя серьги. Мысли ее были далеко отсюда. В зеркале отражалась девушка с отрешенным безразличным лицом, раньше видя таких дамочек на экране телевизора Анжелика сразу выносила суровый однозначный приговор: стерва! Вот теперь и сама она стала стервой, для которой нет ничего проще, чем вышибить мозги или прикрыться телом напарника, когда рядом взрывается граната…

Но сейчас не время рефлексировать – нужно наслаждаться жизнью, когда она предоставляет такую возможность. В конце концов, господин Штессман – не какой-нибудь урка, возможно, вечер будет не таким уж и скучным. Любопытно только, каким образом она может повлиять на ход переговоров. Вытащит из-под юбки пистолет и приставит к его виску? Нет, конечно. Дело в чем-то другом. И скоро она узнает, в чем именно!

Лаевский подошел ближе и поймал ее взгляд через отражение.

– А какая она? – спросила Анжелика.

– Кто?! – удивился он.

– Ваша жена! – пояснила Анжелика. – Я иногда слышу от вас про нее, но не могу себе представить, что где-то есть женщина, обычная, судя по всему, домохозяйка, которая ждет вас…

Лаевский помолчал.

– Моя супруга, Лика, уже почти год лежит в больнице. Рак. И я каждый день молю Господа, чтобы он сократил дни ее мучений. Это ужасная дилемма – бояться потерять любимого человека и знать, что жизнь не сулит ему больше ничего, кроме страданий. Дай бог, чтобы вам не пришлось никогда через это пройти.

Маркиза промолчала – сказать в самом деле было нечего.

Возле кинотеатра толпились зрители, репортеры и просто зеваки. Из машин вышло несколько представительных мужчин в смокингах со своими спутницами в вечерних платьях. Лика не узнала никого из них; вероятно, это были новые звезды – толпа приветствовала их криками.

Штессман прибыл в шикарном зеленом «ягуаре» с открытым верхом. Сам немец, импозантный темноволосый мужчина, сидел за рулем, рядом с ним была некрасивая дама с чересчур большим ртом и белесыми волосами. Впрочем, как отметила про себя Анжелика, у нее все же был своеобразный шарм.

– Господин Штессман! – представил Лаевский немца. – И Анна Гофен – звезда фильма!

Штессман задержался на Маркизе взглядом чуть дольше, чем позволяется приличиями, и в глазах его мелькнуло странное выражение. Можно было подумать, что они виделись когда-то. Анжелике стало не по себе – она попыталась вспомнить, не попадался ли ей господин Штессман на жизненном пути. Кажется, нет! Лаевский не выказывал ни малейшего беспокойства, словно все шло как надо. Анна Гофен вообще ничего не заметила, она дружелюбно улыбнулась Анжелике и, наклонив голову, прислушалась к тому, что перевел ей Штессман. Он говорил по-русски с сильным акцентом, но практически не делал ошибок.

– Это Анжелика Григорьевна! – представил ее Лаевский. – Мое доверенное лицо…

– Вы впервые в России?! – Больше ничего ей в голову не приходило.

– Да! – сообщил он. – И жалею, что не побывал здесь раньше!

Штессман взял ее руку в свою и прикоснулся губами.

– Я предлагаю ненадолго забыть о работе, – сказал Лаевский. – Полагаю, у нас еще будет для этого время.

Штессман согласно кивнул. Сработало, господин Лаевский, подумала Лика, ваш немец уже не хочет говорить о делах и, кажется, он положил на меня глаз. Анна Гофен исчезла в начале разговора, так что все внимание Гюнтера доставалось всецело Анжелике. И это внимание смущало ее все больше. Боже мой – Маркизе пришло в голову, что Лаевский может подложить ее под своего партнера! Она слышала, что некоторые деловые вопросы решаются именно таким образом. Нет, ребята не на ту напали, твердо решила она. Однако никаких подтверждений своим опасениям в этот вечер она так и не получила. Разговор вертелся исключительно вокруг кинематографа.

Утро. Я позволила себе поваляться в постели, хотя сна не было уже ни в одном глазу. Вспомнился вчерашний вечер. Штессман разглядывал меня так, словно привидение увидел. Удалось произвести впечатление – так это называется! Впрочем, бог с ним! Где там Марьянов, почему он не пришел ночью – веселится с кинозвездами? Ищет загадочную электронику, которая поможет нам оставить Контору? Скромная девушка из Чудова шантажирует мировое сообщество! Лидеры ведущих держав готовы на уступки… Я очень ясно представила себе эти заголовки.

Шутки-шутками, а я сейчас готова была душу дьяволу заложить, чтобы только освободиться от Лаевского.

Немного позже я открыла свой ноутбук – необходимый аксессуар секретаря, чью роль мне сейчас приходилось играть. Подключилась к Интернету и попробовала найти информацию по Штессману. Нужно было раньше этим заняться, однако я и предположить не могла заранее, что дело примет такой оборот. Так, так… Штессман! Орнитолог Штессман, Штессман – производитель музыкальных инструментов, Штессман – продюсер… Нашла, кажется. Американская база по кино немного могла мне сообщить о личности Гюнтера, пришлось отправиться дальше. За этим увлекательным занятием я провела не меньше часа и наконец могла похвастаться кое-какими результатами. Понемногу мне стали известны подробности биографии нашего немца. Наследник известного коммерсанта, удачно продолжил дело отца, был женат. Супруга погибла в автокатастрофе… А вот и ее фотография. Так, так! Кое-что становилось ясным. Покойная фрау Штессман определенно походила на меня. Или я походила на нее. Не суть важно – главное, теперь было понятно, почему Лаевский притащил меня сюда. Или это была идея его дражайшей Светланы Михайловны? Да, наверное – это она. В последнее время она постоянно вертелась на базе и вряд ли только затем, чтобы лишний раз перепихнуться с Лаевским. Стерва! Впрочем, если все пойдет по моему плану, мне удастся перехитрить обоих – и Турсину, и Валентина Федоровича. А Гюнтеру Штессману – шиш!

Я прошла в душ, не забыв взять с собой мобильный телефон. Пока я остаюсь в штате Лаевского, следует добросовестно относиться к своим обязанностям. Вышла через десять минут, вытаскивая из кармана халата пачку ментоловых. Щелкнула зажигалкой. И застыла с сигаретой в зубах.

В комнате был кто-то еще. Я почувствовала это интуитивно за секунду до того, как увидела фигуру, притаившуюся за шторами. Это был Александр – папарацци. Он умоляюще смотрел на меня, прижимая палец к губам. Смотрел, правда, не в лицо, а немного ниже. Я запахнула халат.

Вероятнее всего, он пролез через балкон. Очередной трюк, чтобы завладеть моим вниманием? Хотела было приказать ему выметаться, но его испуг если и был разыгран, то очень уж искусно. Может, Александр забыл упомянуть в списке своих прежних профессий актерскую? Вряд ли – числилось бы за ним лицедейство, так сказал бы в первую очередь, хвастунишка!

Я прошла к балкону и выглянула наружу, потом задернула плотнее шторы.

Убедившись, что я не собираюсь поднимать тревогу, репортер переместился в кресло, на глазах превращаясь в прежнего – самоуверенного и нагловатого молодчика. Я затянула пояс, зажгла наконец сигарету и уселась напротив.

– Ну и что это значит?!

– Меня хотят убить! – сообщил он.

– Будешь врать – выкину за дверь! – пообещала я.

– Я серьезно! – зашептал он и беспокойно заерзал в кресле. – Если они меня найдут, мне не жить!

– Что, снял какую-нибудь звездочку без трусиков? – спросила я. – А теперь ее секьюрити хотят голову тебе оторвать? Или не голову, а что-нибудь поважнее?

– Если бы… – он замотал головой. – Дело в том, что…

В этот момент в дверь негромко постучали. Репортер мгновенно растерял всю свою браваду и снова превратился в несчастное существо с запуганными глазами.

На этот раз я прижала палец к своим губам и, схватив Александра за руку, потащила в сторону душа; тот безропотно повиновался.

Стук настойчиво повторился.

– Анжелика! – раздался голос Лаевского. – Откройте, пожалуйста!

Я спешно вернулась к двери и открыла ее.

– Извините! Я только что из душа!

– Штессман прислал два пропуска, – сообщил Валентин Федорович, протягивая билет с нарядными виньетками. – Придется посмотреть на его творение – кажется, он в самом деле гордится этим фильмом. Не будем обижать человека!

Как мне было уже известно, Валентин Федорович весьма скептически относился к современному кинематографу, а к современному немецкому – тем более.

– Вы уверены, что это необходимо? – Я приложила руку ко лбу, изображая усталость, – нужно было разобраться с этим чертовым фотографом.

Не вышло!

– К сожалению, да! – подтвердил он. – К счастью, фильм короткий – меньше полутора часов. Начало сеанса в семь.

Я взглянула на часы – около шести.

– Буду готова через пятнадцать минут! – пообещала я, и Лаевский, кивнув, удалился.

– Послушай, – я вернулась в ванную к съежившемуся от страха журналисту, – мне нужно идти, понимаешь?! Так что быстро выкладывай, что случилось! Во что ты вляпался?

– Тебе лучше не знать! – заявил он вдруг.

– Ну тогда выметайся! – Я не на шутку рассердилась. – У меня хватает своих проблем!

Он хмыкнул недоверчиво: мол, знаем, мы ваши заботы – тампон вовремя поставить да не забыть посмотреть по телевизору последнюю серию латиноамериканской лабуды! Он по-прежнему считал, что имеет дело с какой-то девочкой, опекаемой богатым папиком.

Эта снисходительная усмешка окончательно вывела меня из себя.

– Пошел к черту! – процедила я и указала журналисту на открытую дверь. – Чтобы духу твоего здесь не было!

– Подожди, подожди! – взмолился он, почувствовав, что я уже не шучу. – Я всерьез влип, сейчас все объясню…