Я люблю Седов Б.

Глава вторая

АРАБСКИЕ СТРАСТИ

Бронированный «Кадиллак» с кондиционером мчался по безлюдной дороге. Порт и город остались позади. Теперь было не время для ознакомительных экскурсий – Джавад счел за лучшее отправиться сразу в свою резиденцию. Сатар ехал впереди на отдельной машине с двумя вооруженными охранниками. Замыкал кавалькаду еще один лимузин с автоматчиками. Обычно в Египте Джаваду не требовался подобный эскорт, но сейчас никакие меры предосторожности не были лишними. Он был уверен, что противники не замедлят попытаться нанести новый удар.

Я смотрела в окно. Не было видно ни машин, ни домов, вообще никаких следов жизни. Такое впечатление, будто тебя увозят куда-то в пустыню к диким кочевникам. И вряд ли теперь удастся осмотреть страну, я ведь, так сказать, «особа, приближенная к императору», и люди, напавшие на Джавада, могут выследить и меня. Так что никаких тебе сфинксов, пирамид, Луксора и Александрии. И храм в Карнаке с его каменными баранами мне тоже не суждено увидеть из-за других баранов – двуногих! Оставалось любоваться пейзажем через бронестекло и слушать комментарии Джавада.

– … европейцы полагают, что Египет живет едва ли только не туризмом и погибнет без иностранных гостей. Безусловно, туристский бизнес важен для страны, но основной доход она получает не от него…

– Нефть?! – спросила я.

– Суэцкий канал! – ответил Джавад. – Пошлина с судов! Нефть и туристы на втором и третьем местах…

Помимо сведений об экономике современного Египта, я узнала уйму фактов из его истории, начиная с древнейших времен и заканчивая сражениями Второй мировой и бомбардировками Порт-Саида в пятьдесят шестом. Для Джавада эта страна в самом деле стала второй родиной, он знал и любил ее.

– Жаль, что я не могу показать вам сейчас Египет, но как только мы решим вопрос с этими ублюдками, сразу отправимся в путешествие! – попытался он обнадежить меня.

Я кивнула, а про себя подумала, что, судя по всему, «решение вопроса с ублюдками» должно затянуться надолго. В район, где на нас напали, были направлены несколько патрульных самолетов, а службам береговой охраны приказано усилить наблюдение за побережьем, однако никаких следов пиратов обнаружено не было.

А впереди уже показались белые стены дворца Ширази, светившиеся под ярким солнцем.

Ну вот, еще одна тюрьма! – подумала я. Но, пожалуй, самая роскошная из всех, где мне доводилось бывать. Огромные резные ворота распахнулись, когда лимузин подъехал ближе. Охранники в белоснежных бурнусах и с «калашами» взяли на караул, исполнив какие-то необычные пируэты. Я едва не захлопала в ладоши – все напоминало один из тех женских романов, в которых непременно должен действовать сказочно богатый шейх, до смерти влюбленный в героиню.

Машина, не снижая скорости, миновала короткую аллею и остановилась перед мраморной лестницей. Слуга помог мне выйти. Я увидела, что Ширази говорит с каким-то человеком, как я узнала позже – это был управляющий дворца. В тенистых дворах были фонтаны, благодаря им, а также высоким стенам здесь было не так жарко. Струи фонтанов светились в солнечных лучах. В воде скользили разноцветные рыбки. Я остановилась и долго наблюдала за их движением. Одни из рыб были почти прозрачными, другие поражали яркой раскраской. Слуга молча ждал, когда я соблаговолю продолжить путь.

Но прежде ко мне подошел Джавад.

– Все здесь в твоем распоряжении, – заверил он. – Можешь гулять везде, где захочешь. В сопровождении слуги, разумеется. Ты уже познакомилась с Ахмедом. Он исполнит любое твое пожелание.

– И будет присматривать, чтобы я не натворила глупостей?

– О, нет! Ахмед – тебе не сторож. Да сторож и не нужен. Те комнаты, где тебе не следует появляться, будут закрыты.

– Он… – я смущенно посмотрела на, Ахмеда, застывшего подобно изваянию рядом, – евнух?

– Нет! – усмехнулся Джавад. – Но преданный слуга – все равно что евнух, когда речь идет о женщине его господина…

Итак, у Анжелики Королевой теперь слуга появился! Чудесно – сразу захотелось попросить его принести что-нибудь или сделать! Испытать, так сказать. Но, посмотрев в преданные, чистые глаза Ахмеда, я немного устыдилась. Все-таки выросла не во дворце и гонять живого человека из-за мелочей не могу… Хотя кто знает: может, поживу здесь подольше и войду во вкус?!

Осмотрев дворец я пришла к выводу, что, пожалуй, можно не переживать по поводу несостоявшейся экскурсии в Карнак и к прочим египетским достопримечательностям. Чтобы осмотреть все сокровища, хранившиеся здесь, уйдет гораздо больше времени, чем я планировала провести в компании иранца. Еще я подумала, что если иранский шах и не увозил из страны самолет с ценностями, то его сподвижники, вроде отца Джавада, не были столь щепетильны.

Меня поселили на женской половине дворца. Впрочем, с остальными обитательницами мне так и не суждено было познакомиться. Я была на особом положении, и меня это устраивало. Ах, как не любила моя покойная мать содержанок, однако, полагаю, если бы она видела дворец Джавада, то не стала бы возражать. Да и отец, всю жизнь люто ненавидевший «черных», к которым причислял все восточные нации, сменил бы гнев на милость.

Моя комната была просторной, с пышной обстановкой: широким диваном с бархатной обивкой, резным кофейным столиком ручной работы, красиво инкрустированным письменным столом и кожаными креслами. Восточный колорит придавали ковры ручной работы и множество подушек. Все здесь вписывалось гармонично и красиво в интерьер – не было ни одной детали, которая диссонировала бы с другими. Даже технические новинки вроде компьютера были на своем месте и не резали глаз.

Вспоминалась одна книга о японской чайной церемонии, попавшаяся мне в библиотеке Стилета. Эстеты-японцы считали, что даже рисунок на чайной чашке должен гармонировать с интерьером чайного домика. Очевидно, столь же ответственно подходил к делу и тот, кто строил и обустраивал этот дворец.

Я ощущала себя героиней какой-то восточной сказки, вроде «Тысячи и одной ночи». Только мне не придется рассказывать сказки Джаваду, чтобы остаться в живых. Напротив, это он проводил со мной день за днем в беседах, опасаясь, что я заскучаю.

Ну и не только в беседах, разумеется.

В моем распоряжении было и телевидение – плазменная панель, подключенная к спутниковой антенне. Впрочем, то, что я видела вокруг, было интереснее любой телепрограммы, поэтому, оценив чудо техники, а заодно и заботу хозяина дворца, я оставила панель в покое. Имелся и телефон, никто не лишал меня связи с внешним миром, хотя я подозревала, что бдительный Сатар все равно будет отслеживать все звонки.

В первый же вечер я принимала здесь Джавада. Вместе пили кофе.

– Вам нравится здесь? – спрашивал он, целуя мои руки. – Вы могли бы остаться здесь навсегда! Все здесь принадлежит вам, Анжелика… – нашептывал он и ласкал мою грудь через тонкий шелк.

Чудненько! Господин назначит меня любимой женой! И что меня теперь ждет – стать одной из многих в гареме на двести голов, ублажать именитого супруга, когда он соизволит обо мне вспомнить, а в остальное время заниматься дрязгами со своими товарками. Мне хотелось остаться здесь как можно дольше, я чувствовала, что с каждым днем Джавад становится мне все ближе и дороже. Но я боялась сказать «да». Боялась, потому что чувствовала, что сказка закончится, как только я из возлюбленной превращусь в супругу!

Поэтому не говорила ни да, ни нет. Впрочем, он и не требовал немедленного ответа. Он требовал другого, и я подчинялась. И слуга неслышной тенью исчезал из комнаты, не мешая своему господину наслаждаться.

Время здесь текло по-другому, гораздо медленнее, чем за стенами дворца. Я быстро привыкла к здешней обстановке, к жаркому ветру над стенами и прохладе двориков, к окружавшей меня роскоши и почтительному подобострастию слуг. Но остаться здесь навсегда – нет уж, увольте! Золотые клетки не для нас, а я понимала, что, несмотря на все прекрасные слова Джавада, я никогда не буду независимой, находясь рядом с ним!

Тем временем поиски напавших на нас подводных пиратов продолжались, но без особого успеха. Однако в Египте Джавада никто не беспокоил – пословицу «мой дом – моя крепость» в случае с Ширази следовало понимать буквально. Я уже стала забывать об этом инциденте. Говоря по правде, Ширази, спонсирующему всяких там Кадаевых, не следовало удивляться, если у когото появится желание его прикончить. Правда, была еще шкатулка, но я уже потеряла надежду узнать, что в ней находится.

Спустя несколько дней Джавад принимал во дворце небольшую делегацию. Я, как обычно, праздно прогуливалась во дворе, когда расслышала русскую речь. Я быстро поднялась на стену, чтобы сверху рассмотреть гостей – пять мужчин в костюмах.

Русские! На мгновение мелькнула шальная мысль – Контора пронюхала, что я здесь, и надавила на российское консульство? И сердце встревоженно забилось. В сопровождении невозмутимого Ахмеда я оставила двор и в мгновение ока добежала до гостиного зала, куда направились гости. Важные деловые переговоры, как я уже знала, Ширази вел в своем кабинете, за закрытыми дверьми. Значит, этот визит не кажется ему особенно важным. Я немного успокоилась, но не могла избежать соблазна подслушать беседу. Во-первых, я еще не убедилась окончательно, что речь идет не обо мне. Вовторых, приятно было просто услышать чистую русскую речь из уст соотечественников.

Я приникла к зарешеченному декоративному окошечку, отделявшему гостиный зал от коридора. Подслушивать, конечно, нехорошо, но Лика Королева и похуже штуки выкидывала. Впрочем, услышав несколько фраз, я окончательно успокоилась. Речь шла о каком-то строительстве в Египте при участии российских специалистов. Парадоксально, но спонсировавший войну в Чечне Джавад имел какое-то отношение к российскоегипетским отношениям. После обсуждения местных проблем он перевел разговор на иранскую тему. Как я поняла, среди визитеров находился представитель российского консульства, и Джавад не упустил случая затронуть важный для него, иранца, вопрос.

– Я был бы очень рад, – заговорил Джавад, – если бы российская сторона обращала меньше внимания на мнение Вашингтона, который, по моему скромному разумению, не имеет никакого отношения к этому строительству. Безусловно, американцев беспокоит ввоз в страну ядерного топлива. Но мы полноправные члены МАГАТЭ и согласно уставу организации имеем полное право развивать ядерные технологии. Разумеется, во имя прогресса и науки! Этот проект ничем не противоречит международным нормам. Россия уже вложила, как известно, почти миллиард долларов в это строительство – большая сумма для страны, которая постоянно испытывает нехватку средств. Так неужели эти колоссальные деньги окажутся выброшенными на ветер только потому, что Соединенные Штаты безосновательно утверждают, будто строительство наносит угрозу их безопасности?!

– Вас ждут?

Я подпрыгнула на месте от страха. Сердце билось как сумасшедшее. Сатар напугал меня до смерти, этот проклятый иранец умел передвигаться совершенно бесшумно, несмотря на свои внушительные габариты.

– Меня всегда ждут! – дерзко ответила я, пытаясь не показать, что он застал меня врасплох.

Он смерил меня внимательным взглядом, словно отыскивая спрятанное под платьем оружие, потом кивнул и распахнул двери.

– Анжелика! – Джавад поднялся. – Входите!

– Я зайду позже, – сказала я.

Он понимающе кивнул. Я вернулась к себе и навестила Ширази, только когда русская делегация убралась восвояси. В гостиной было прохладно благодаря толстым мраморным стенам, большому объему помещения и в некоторой степени – японским кондиционерам.

В углу в золоченой клетке сидел красивый попугай небесно-голубого цвета. Я подошла к клетке, и он повернул ко мне свою головку.

– Здравствуй!… Он не говорит? – спросила я у Джавада.

– Нет! Этот вид плохо обучается человеческой речи. Поэтому я и держу его здесь…

– О, да! – я понимающе кивнула. – Безопасность! Кстати, Сатар…

– Он верный помощник! Готов отдать за меня жизнь, его предки служили моим предкам – вряд ли найдется на земле человек, которому я мог бы так же доверять! Полностью оправдывает свое имя… Кстати, Анжелика, я давно хотел спросить – почему тебя так назвали? Это ведь не русское имя!

– Моя мать очень любила сериал про Анжелику, есть такие книги Анн-Серж Голон! – добавила я, видя, что он не понимает. – Были и фильмы – французские!

– Прости, – объяснил он, – я плохо знаю западную беллетристику. А что касается Сатара, то его присутствие сейчас особенно важно! Он отдаст жизнь за тебя, как за меня, не сомневайся!

– Ты думаешь, что нам даже здесь могут угрожать?

– Что тебя удивляет? – ответил он вопросом на вопрос. – Разве русский чувствует себя в полной безопасности в России?

– Да, но я полагала, что с вашим статусом…

– Нет! – Он вздохнул. – К сожалению – нет! В Египте у меня много врагов, Анжелика, в том числе и в высших политических кругах. И тем, кто решил объявить на меня охоту, есть у кого найти здесь поддержку!

– Вы тоскуете по своей стране?

– Да! – Он кивнул. – И каждая весть оттуда для меня как глоток воды для путника, бредущего по пустыне. Несмотря ни на что, я рад, что моя страна существует и готова дать отпор любому, кто посягнет на ее дела. Американцы один раз уже обломали зубы об Иран – тогда это закончилось свержением монархии. Теперь они снова пытаются нам что-то диктовать.

Он пояснил, что имел в виду вмешательство Соединенных Штатов в строительство атомной электростанции. Это строительство означало, что Иран овладеет атомными технологиями, а оттуда в теории недалеко и до атомного оружия.

– Но они ведь не собираются его создавать!

Он еще раз взглянул на меня и лукаво улыбнулся.

– Что касается наших желаний, то всякая держава стремится обзавестись оружием, которое надежно защитило бы ее от посягательств других стран. Если Иран получит атомное оружие, то Америке придется считаться не только с ним, но и с другими странами исламского мира, на защиту интересов которых он будет готов встать. Впрочем, все это дело будущего. Процесс создания высокообогащенного урана из низкообогащенного очень сложен. Для этого требуются предприятия, которыми мы пока не располагаем. Впрочем, есть ведь и другие технологии, способные обеспечить военное превосходство…

Он помолчал с видом человека, который что-то знает, но не хочет распространяться.

– Впрочем, если здраво оценивать ситуацию, то, как вы знаете, ни Россия, ни Соединенные Штаты не смогли избежать войн и террора, несмотря на свое атомное оружие, а Россия даже воюет на своей территории. Похоже, войны будущего все же будут вестись по старинке. Так, как вы сами видели, это происходит в Чечне.

– Джихад! – кивнула я.

– Еще одно заблуждение европейцев, знакомых с нашей культурой в основном по старым сказкам и телерепортажам. Вы думаете, что «джихад» означает войну с неверными? Джихад означает «богоугодное дело». Помогать бедным и больным, строить больницы и богадельни – это тоже джихад.

– Но и война! – не преминула заметить я.

– И война! – согласился спокойно Джавад. – Но мы ведь не станем с тобой воевать, правда?!

– Мне кажется, я уже проиграла! – сказала я.

Жаркое солнце в лазурном небе. Белые мраморные стены, ажурная тень от решетки, прохлада тенистой галереи и тихое журчание воды в фонтане. Сказка, в которую мечтаешь попасть с самого детства, понимая, что этому никогда не суждено сбыться. И оттого она кажется еще желаннее. Но со мной все иначе, и то, что я вижу вокруг, – вполне реально. Так же реально, как реален Джавад Ширази, неслышно ступающий по мраморным плитам. Я не слышу его шагов, но чувствую его приближение, как чувствует близость ручья усталая лань. Кажется, я мыслю по-восточному поэтично, но не стоит, пожалуй, делиться своими неуклюжими сравнениями с Ширази. Он не поднимет меня на смех, он слишком воспитан, но выглядеть дурой в его глазах не хочется. Да и сравнение с ланью, пожалуй, не до конца верно. Скорее стоило подумать о пантере, черной, изящной и смертельно опасной.

Я вздохнула, когда его руки прикоснулись к моим плечам. Никто нас не видит, кроме солнца… Его поцелуй способен заставить забыть обо всем. О друзьях и врагах, потерях и приобретениях, обо всем. Кажется, я снова способна чувствовать по-настоящему. И влюбилась в заморского принца, о котором грезила много лет назад. А может, это только иллюзия. Говорят, нет счастья на чужбине! Но кто-то находит его и там. Может, и мне повезло стать приятным исключением из правил.

Вчера утром я услышала детский крик, донесшийся из глубины дворца. Он сразу смолк, словно мать или прислужница торопливо поспешили успокоить ребенка. У меня тоже мог быть ребенок, и, может быть, даже уже не один. У меня тоже мог быть муж, возможно не иранский шейх и даже не новый русский. Просто человек, с которым я делила бы самую обыкновенную квартиру в Петербурге, провожала бы на работу, отводила детей в ясли, потом в детский сад, в школу. Жизнь текла бы спокойно и мирно. И никаких потрясений, кроме детской краснухи или сломавшегося телевизора. И гангстеров с автоматами, наемных убийц и чеченских боевиков я видела бы исключительно по этому самому телевизору. И убивала бы только тараканов на кухне. И все были бы живы, мама и отец. И Степан, которого я никогда скорее всего не встретила бы, а встретила, так не полюбила бы… Степан был бы жив и женился на какой-нибудь хорошей девушке, любящей футбол, той, что никогда в руках не держала ничего опаснее швейной иглы! Размечталась, размечталась! Впору бить себя по щекам, мокрым от слез! Эй, ты что, Анжелика Королева, решила напрудить море?! Утонешь в слезах, как Алиса из сказки. И главное – вовремя! Все хорошо вроде бы! Жива, здорова, при богатом друге. Над головой египетское солнышко, вокруг белый мрамор, фонтаны и преданные слуги.

Накопилось, видимо. Я вытерла слезы; не хотелось, чтобы меня увидели такой. Джавад начнет расспрашивать – в чем дело, ему донесут, как пить дать. Это тебе не квартира в Питере, где можно реветь вволю.

Неправда, что все забывается. Неправда, что открывается новая страница и печали уходят в прошлое. Нет, именно сейчас, когда мне, казалось бы, не о чем беспокоиться и надо смотреть в будущее с надеждой, именно сейчас и подступила настоящая хандра.

Стоит подумать, что пришлось пережить, и чувствуешь, что начинаешь сходить с ума. Есть вещи, которые я никогда не прощу себе. Есть те, что я никогда не прощу другим. Но когда и где нас всех ждет расплата?!

– Мне нужно помолиться! – сказала я тогда Джаваду, тоном не терпящим возражения. – Здесь, в Египте, есть христианские церкви? Православные!

И замолчала, ожидая с трепетом его реакции. До сих пор мне не случалось так с ним разговаривать. Да, он уверял, что все в его доме принадлежит мне, вот и пришла пора проверить – насколько он был искренен. Не знаю, что тому виной: приобретенное недоверие ко всем представителям мужского рода, в первую очередь – к красивым и обаятельным, или врожденные стереотипы, касающиеся гордых обитателей Востока, не привыкших, чтобы в доме распоряжалась женщина. Но так или иначе, я готова была уже к тому, что Джавад забудет про все свои обещания и укажет коротко и ясно, где мое место.

Нет, он склонил голову, показывая, что все понимает.

– Есть, например, греческая православная церковь. И можно пригласить священника сюда, – сказал он задумчиво, – в целях безопасности…

Как в тюрьму к приговоренному к смертной казни, – подумалось мне, но Джавад тут же продолжил.

– Но я думаю, сейчас наши враги вряд ли осмелятся высунуть голову, к тому же их цель – я, а не ты! Я не хочу запирать тебя в четырех стенах. Сатар будет твоим сопровождающим.

Прилично ли это? Грешница с руками по локоть в крови, идет молиться. За кого? За убитых мной? Но среди них, кажется, нет никого, кто не заслужил смерть! И тут же совесть с чисто восточным усердием и восточной же жестокостью подсказала первое имя – Лагутин! Человек, который не был ни в чем виноват ни передо мной, ни перед Богом, ни перед людьми… А мама с отцом, а Степан, который погиб по моей вине, пытаясь помочь мне. Погиб вместо меня. Но разве я не молюсь за них каждый раз, когда вспоминаю! Какая разница, где это делать! А мертвецы потянулись перед мысленным взором, разбуженные нечистой совестью. Один за другим.

В церкви уже почти с самого порога я услышала русские голоса. Вздрогнула, словно среди этих людей могли оказаться старые знакомые. А среди старых знакомых у меня больше врагов, чем друзей. Уже в церкви я отказалась от намерения исповедаться. Мне просто стало страшно. Иисус с распятия, как мне показалось, взглянул на меня с укором. Я бросила в урну с пожертвованиями все, что имела.

– Желаете посетить магазины? – спросил неожиданно Сатар.

Безусловно, это была не его личная инициатива.

– Господин приказал оплатить любые ваши покупки, – тут же подтвердил он мое предположение. – Куда прикажете поехать прежде?

– Очень любезно с его стороны! – сказала я. – Но в другой раз… В другой раз!

И вернулась в лимузин с двояким чувством. С одной стороны, казалось, что в самом деле стало легче. С другой, внутренний голос безжалостно нашептывал горькие слова осуждения. Трусиха, паршивая трусиха, не смогла признаться в том, что наделала. А теперь отказываешься от поездки, накладывая на себя очень своеобразную епитимью. Что-то вроде самобичевания – сообразно духовному уровню кающейся. Раньше грешники носили вериги, питались только манной небесной или стирали ноги по пути в Иерусалим. Иерусалим от меня недалеко, но Анжелика Королева просто отказывается от поездки по магазинам – вот ее небывалая жертва. Сама себе противна!

Сатар невозмутимо проследовал к машине.

Впрочем, говорила я себе уже в салоне, разглядывая улицы, в магазины мне в любом случае не стоит соваться. Здесь, в городе, ко мне вернулось неприятное ощущение, хорошо знакомое тому, кто был вынужден жить на нелегальном положении. Ощущение слежки. Опять паранойя. Игра воображения, взбудораженного эмоционально. Кому здесь следить за мной? Аборигенам?

Помнится, в Чудове мне доводилось слышать от подруги, чьи предки выбрались в Египет в отпуск (вкалывали в менеджменте одного СП – у нас ведь англичане шоколадки свои для всей России производят), что Египет – это в первую очередь уличные попрошайки, приставучие и грязные. Да, не хотелось бы оказаться в их гуще, наверняка останешься без кошелька.

А может, это Контора? Нет, нет… Чудес не бывает. Правда, еще недавно я была готова поверить во всемогущество господина Лаевского, однако мое похищение доказало, что есть предел и его возможностям.

Нет, никто за тобой не следит, Анжелика. Кроме собственной не слишком чистой совести. И если так дальше будет продолжаться, тебе недолго топтать грешную землю. Просто сойдешь с ума. В блаженную превратишься… Пора заняться делом, пока мозг занят решением проблем у него не остается времени на рефлексию. Бесполезную рефлексию, потому что время не обратишь вспять и мертвых не воскресишь. Вспомнилась старая шутка: фарш невозможно прокрутить назад. Вспомнилась не вовремя, но сняла напряжение… Все не так уж плохо, черт меня побери! Ставить на себе сейчас крест – значит, гневить судьбу или Бога. Кто-то ведь оберегал меня до сих пор, если я осталась жива и практически невредима во всех передрягах. Сколько раз у меня был шанс отправиться на небеса.

Солнце смотрело на меня. Ему было все равно, кому светить – людям или динозаврам, православной Королевой или мусульманину Джаваду. И завтра будет новый день, как говорится в последней фразе книги, над которой я когда-то обливалась слезами. Где сейчас тот томик «Унесенных ветром», подаренный на день варенья одним из оболтусов-одноклассников и затрепанный потом подружками. Успел пропить перед смертью отец или выкинули на помойку…

Будет день.

Вчера вечером Джавад не навестил меня, словно почувствовав, что мне необходимо побыть наедине со своими мыслями. О, это восточное воспитание! Я и сама не знала, что мне необходимо. Возможно, развеяться, забыться. Может быть, его сильные руки, сжимающие страстно мое тело, помогли бы забыть все. Все, включая человека, который первым протянул мне руку помощи и, как мне казалось, должен стать моим спасителем. А вышло иначе, и развело нас в разные стороны. Кто в этом виноват – Бог, судьба? А может хитренький такой дьяволенок, который прицепился ко мне и пакостит? У меня давно уже было это подозрение – мама моя, женщина простая, в чертей, правда, не особо верила, но приметы знала, да и сглаза боялась. Вот и меня, может, кто-нибудь сглазил. Подружки-завистницы или еще кто… И пошла моя жизнь кувырком, так что не успеешь перевести дух, как тебя снова окунают по горло в самое… Да, да, именно в это. И хвостатый поганец сидит за плечом, лапки потирает, не отвяжешься от него, и в пустыню потащится за тобой, не побоится и на Северный полюс. Нет, нет, убеждала я себя. Каждый сам кузнец своего счастья. Да и несчастья тоже! И самое трудное, может быть – не вымолить прощение у Бога. Бог милостив. Но как трудно, невыразимо трудно – простить себя! Я смотрела в зеркало и не узнавала себя и просила, словно смотрела в лицо кому-то другому, может быть, той Анжелике, которой я так и не стала. И молила об одном. О прощении!

Но так и не получила его. Джавад кажется мне похожим на ангела в своем белоснежном одеянии. Кто-то должен меня спасти от самой себя. Кто, если не он? Поцелуй длится вечно, и солнце смотрит на нас.

Они подъехали на рассвете. Двенадцать человек на двух джипах. Малик ехал в первой машине. Ему, единственному из всей группы, повезло остаться в живых после бойни на «Летящем орле». Пуля охранника попала в бронежилет. Это был американский бронежилет для подводных пловцов – мягкий и не слишком надежный. Если бы расстояние между ним и стрелком было немного меньше, его могло серьезно искалечить. Он знал это, но все равно, готовясь к операции, предпочел именно эту модель, так как в ней было легче плыть под водой.

И как выяснилось – не прогадал. Бронежилет спас его и в то же время позволил быстро скрыться – вторая пуля была бы наверняка смертельной.

Срыв операции был для него неожиданностью. Правда, за долгие годы службы Малик усвоил одно немаловажное правило: противника нельзя недооценивать. Что бы там ни говорила его новая подруга с татуировкой на заднице – охрана иранца не могла состоять из одних остолопов, не способных держать в руке ничего тверже собственного члена. Но перевес в силе был на его стороне, а фактор внезапности должен был свести шансы Джавада на спасение к абсолютному нулю. Все было просчитано много раз. И тем не менее план сорвался! Двое его людей погибли в первые же минуты после вторжения на борт. Это лишило их перевеса в силе, к тому же на яхте поднялась тревога. Вот так грандиозные замыслы губит случайность. Или это была не случайность? Так или иначе, Малик чувствовал, что дело со шкатулкой принимает неприятный оборот. Выйти из игры он уже не мог, продолжать ее значило идти по лезвию бритвы.

Во время последней встречи с Розой та недвусмысленно дала понять, что ее хозяева крайне недовольны.

– Но у вас будет шанс исправить свою оплошность, – сказала она. – Согласно нашей информации, шкатулка все еще находится во дворце. Вам остается только проникнуть туда и изъять ее.

Как всегда, она удивительно обтекаемо формулировала. Изъять! Малик усмехнулся про себя, но лицо его осталось непроницаемым. Он ждал разъяснений. Не нужно быть специалистом, чтобы понять, что проникнуть в тщательно охраняемый дворец – крайне сложно.

– Да! – подтвердила Роза. – После вашей неудачной вылазки в море во дворце были приняты дополнительные меры безопасности, но задача тем не менее вполне выполнима! В вашем распоряжении будет подробный его план, схема расположения постов…

– Этого недостаточно! – Малик позволил себе перебить ее.

Она кивнула.

– Вы также получите карту туннеля, ведущего во дворец. Это старый подземный ход. Помните, что вам необходимо не только достать шкатулку, но и устранить ее нынешнего владельца! Да, и еще, – она помолчала, – эта русская, что находится все время при нем… Она уничтожила двоих ваших людей на яхте, и срыв вашей операции – фактически ее заслуга. Она опасна, ее следует также ликвидировать!

Малик помолчал. Молчала и женщина. Он знал, что согласится. И она это знала.

Несмотря на жесткий разговор, встреча закончилась тем же, что и все предыдущие. Малик сдерживался, оттягивая момент извержения, доводя партнершу до изнеможения.

Она повернулась к нему. Глаза ее были затуманены. – Они убьют тебя, если ты этого не сделаешь! – сказала она.

В его распоряжении был несколько планов дворца – фотокопии старинных карт из архивов и новые, сделанные человеком, некоторое время работавшим во дворце. А еще фотографии с высоты птичьего полета, полученные благодаря военной авиации.

Этими данными им и предстояло руководствоваться в резиденции иранца. Если бы в его распоряжении было больше времени, Малик непременно отрепетировал операцию в похожих условиях – возможно, построил бы специально декорации. Но времени не оставалось: шкатулка в любое время могла быть переправлена из Египта, где стало слишком жарко, в любую другую точку мира.

До сих пор у Малика был на счету лишь один крупный провал. Но о нем не знал никто, ибо наемник поспешил убрать заказчика, пока тот не устранил его самого. Дурная реклама ему была не нужна… Конечно, никто не давал Малику рекомендаций, но слухи распространяются быстро. И вот теперь его репутация снова оказалась под угрозой, и спасти ее можно было только одним способом. Выполнив порученное задание. В противном случае его как пить дать постараются устранить. И не исключено, что им это удастся. Так что, как говорится, победа или смерть!

Его новая команда состояла из разных людей. кто-то работал исключительно за деньги, кто-то имел помимо материальной заинтересованности еще и идеи. Несколько человек принадлежали к так называемым «Стражам революции» – иранской государственной молодежной организации, наподобие комсомола. Эти юноши полагали свергнутую монархию главной причиной несчастий Ирана в прошлом, будущем и настоящем, и поэтому ненавидели всех, кто так или иначе мог иметь к ней отношение. Таких одержимых фанатиков в наши дни в Иране оставалось не так много, как в далеком семьдесят девятом, когда из-за визита изгнанного шахиншаха в Штаты исламские активисты захватили американское посольство в Тегеране, требуя выдачи монарха.

Несмотря на то что операция была продумана до мелочей, оставалось поганое ощущение, что все кончится плохо. Но, так или иначе, повернуть назад было невозможно. Интуиция подсказывала, что следует бежать сломя голову. Голос разума возражал – далеко не убежишь, контракт подписан. Неустойку никто взимать не станет, тут другие условия.

В его распоряжении помимо «Узи» был армейский кольт 45-го калибра и остро отточенный кинжал. Одно прикосновение к этому оружию вызвало у Малика целый поток воспоминаний. Как верно служило оно ему во время старых походов! Вспоминался старый случай. Дело было в одной из африканских стран, объятой гражданской войной после очередного переворота. Требовалось доставить раненого офицера из джунглей в город, где, по слухам, еще функционировала больница. Раненый был фактически обречен – проще всего было избавить его от страданий одним выстрелом, избежав тем самым опасного и скорее всего бессмысленного путешествия к городу, где ему все равно не смогли бы помочь. Но у Малика был приказ, и поэтому он вез этого несчастного доходягу, который уже начинал гнить заживо – гангрена в тех местах развивается быстро.

Всю дорогу приходилось бороться с мародерами, пытавшимися остановить грузовик. Они были повсюду, спать не приходилось. Еще были африканские москиты, плохая вода и жара. С этим бороться было невозможно. А раненый умер в километре от города. Для него не было особой разницы в том, что он делал тогда и сейчас. Защищать и нападать – всего лишь две стороны одной медали. Все его боевые товарищи или погибли, или рассеялись по бесконечным просторам Америки. В схватке на яхте он лишился последних друзей.

Луна еще плыла в низком небе, вдали на горизонте вырисовывались тонкие башни минаретов. Все молчали. Серебристая пыль стелилась за машинами. В двух километрах от дворца они остановились у поворота на старую дорогу. Малик сверился с картой. Выбравшись из машин, они осторожно пошли вдоль тропинки, ведущей к мечети. Кроме пистолетов каждый в группе имел еще пистолет-пулемет или короткоствольный автомат. Все оружие было снабжено глушителями и лазерными прицелами. Лица наемников скрывали маски. Одну группу вел он, вторую – человек по имени Равель, хотя он предпочитал пользоваться кличкой – Ястреб. Равель-Ястреб был опытным «диким гусем».

Малик отыскал его вскоре после проигранного морского сражения. Равель, как оказалось, находился временно не у дел и с радостью откликнулся на просьбу друга, подкрепленную небольшим авансом, переданным нанимателями.

– Как в старые добрые времена? – спрашивал он, пряча деньги в карман и подмигивая приятелю.

– Точно! – качнул головой Малик. – Как в старые добрые времена. Если ты мне не поможешь, мне конец!

Тот кивал.

– Не вопрос! У меня есть люди! Хорошие опытные люди…

Во время одной из переделок вражеская граната взорвалась почти прямо перед носом Равеля. С носом все, правда, было в порядке, но правую часть лица сильно обожгло. С тех пор он мечтал о пластической операции, которая скроет ожог и позволит ему пробраться в Штаты, куда до сих пор ему был заказан путь. В Штатах Равель намеревался осесть до конца своих дней. В бытность членом одной из исламских группировок он полагал Америку страной дьявола, однако люди меняются и сейчас, похоже, именно эта страна воплощала для Равеля мечту о спокойной старости. Малик не осуждал его за это, он и сам не отличался принципиальностью.

– Пусть все твои мечты сбудутся! – искренне пожелал он.

Каждый начинает искать рано или поздно спокойную гавань, думалось ему. Что происходит – мы просто стареем и теряем силы или действительно становимся мудрее? И чем ближе к смертельному порогу, тем яснее понимаем, что все – суета сует!

Одним из последних в цепочке шествовал коротышка-итальянец Лука Скьяволли, который провел большую часть своей жизни в тюрьмах за взломы сейфов. Равель отыскал его на месте, в Египте, по наводке старого знакомого. Таких знакомых у него было на удивление много, во всех частях света. Малик подозревал, что окажись его старый друг и коллега где-нибудь в Сибири – и у него и там, посреди русских лесов, отыщется парочка знакомых. Бедняга Скьяволли прибыл в Египет, чтобы отдохнуть после серии удачных дел и повысить культурный уровень. Однако вместо знакомства с историческими памятниками его ждала встреча с настырным Равелем, который не оставил ему выбора.

Лука не привык работать в подобных условиях и, будь его воля, отказался бы от этой операции, несмотря на обещанное щедрое вознаграждение. Он заметно нервничал, интуиция, выработавшаяся за долгие годы практики, подсказывала ему, что вся эта затея может кончиться очень-очень плохо. Молился про себя многочисленным католическим святым, которые все эти годы хранили его, и проклинал тот день, когда решил отправиться в Египет.

Вход в туннель находился в древней мечети, стоявшей в полутора километрах от резиденции Ширази. Мечеть была единственным зданием, оставшимся от небольшого поселения, которое прекратило существование еще несколько веков назад.

Рядом стояли автомобили – фургон компании, занимавшейся реставрацией, и джип охраны. В мечети сейчас должны были находиться несколько рабочих и двое охранников. Один из них бодрствовал, обходя дозором вокруг мечети. Малик разглядел его в бинокль – в предрассветных сумерках хорошо было видно, что в руках стража не было оружия.

Он подождал, пока охранник отойдет подальше от машин, а потом быстро побежал по тропинке в его сторону. Двигался он почти бесшумно, умело прячась в тени редких деревьев, окружавших мечеть. А охранник явно не был профессионалом, иначе не позволил бы подобраться к себе незамеченным. Малик убил его одним точным ударом в горло – так, чтобы жертва не смогла закричать перед смертью. Ноги убитого вздрагивали, пока наемник оттаскивал его в сторону.

Ястреб с людьми подошел через десять секунд с противоположной стороны площадки. Вместе они ворвались в мечеть, готовые стрелять на поражение. Малик включил прибор ночного видения – внутри было темно. Напарник убитого успел проснуться, но не успел отреагировать. Однако на этот раз Малик не стал убивать. Он просто оглушил охранника точно рассчитанным ударом. Теперь, когда охрана была нейтрализована, можно было включить фонари. Лучи заплясали по стенам, выхватывая следы реставрационных работ, леса, инструменты и заспанные лица рабочих. Вид у них был ошалелый и испуганный – отряд вооруженных бандитов в масках, вторгшихся в это тихое уединенное место, был воплощением ночного кошмара. Наваждением шайтана!

Руководствуясь полученными инструкциями, Малик отыскал нужную плиту, под которой был спуск в подземный ход. Два человека остались снаружи, охранять пленных рабочих. Пока все шло в соответствии с планом.

Фонарик освещал карту в руках Малика. Судя по ней, они уже были близко к цели. Здесь не было приличной вентиляции, если бы путь был немного дольше, то можно было задохнуться, так и не добравшись до дворца. Хозяева Розы будут жутко разочарованы!

Он свернул карту и сунул ее в карман. Через пятьсот метров труба делала крутой поворот. Пройдя его, наемники увидели лунный свет, проникавший через решетчатый люк. Малик поднялся по лесенке и, приподняв его, выглянул наружу. Они были на месте – за стенами дворца Ширази. Вблизи были слышны шаги охранника, он шел неторопливо и, очевидно, не нуждался в свете фонаря, чтобы находить путь в темноте – маршрут был уже хорошо им изучен.

Малик подождал, пока охранник скроется за поворотом, и выбрался наружу, бесшумно отворив люк. Петли были хорошо смазаны – человек Розы во дворце Ширази позаботился и об этом. Наемники быстро пересекли двор и поднялись на галерею.

Советоваться друг с другом необходимости не было. Каждый уже знал свою роль. Вернувшийся охранник встал прямо под ними. Ястреб, находившийся к нему ближе всех, приготовился. Шея охранника была укутана платком – значит, следовало бить в сердце. Если он успеет вскрикнуть или выстрелить – операцию можно считать проваленной. Охранник услышал его дыхание за мгновение до того, как крепкая рука обхватила его рот, и было уже поздно. Ястреб вонзил ему нож в спину, подождал, пока он совсем обмякнет, и только тогда выпустил тело.

Вытерев нож о рукав своей жертвы, он вернулся к остальным.

Малик усмехнулся.

– Теперь моя очередь! – прошептали его губы.

Равель кивнул – не спорю.

Малик подобрался к часовому, бродившему на гребне стены над ними – убрать его было необходимо, чтобы обезопасить проход к дворцу. Но расстояние между ними было слишком велико. Пришлось долго выжидать, когда тот переместится ближе к нише, где притаился убийца. Охранник подошел, медленно бормоча что-то под нос и ухмыляясь, словно он вспоминал что-то очень приятное. Малик ударил изо всех сил ножом, вспоров грудную клетку, кости хрустнули, капли соленой крови попали на лицо убийцы, Малик почувствовал их вкус на своих губах. Часовой успел только слабо охнуть.

Наемники рассыпались по двору. Это было северное крыло дворца, отсюда им предстояло перебраться на восток, к хранилищу. Малик в сопровождении своей группы медленно продвигался к цели. Равель прикрывал его тыл.

Небо медленно светлело. Малик бесшумно, как кошка скользил по гребню стены. За ним тенью следовали остальные. Очередной страж, стоявший у них на пути, следил за окрестностями без особого тщания – похоже, он не верил в то, что кто-либо сможет пробраться сюда. Впрочем, достаточно неосторожного движения или звука, чтобы он поменял точку зрения. Еще один часовой находился в пристройке под ними. Малик не мог видеть его, но знал, что он там. Он давно полагался на инстинкт едва ли не в большей степени, чем на органы чувств. Только один раз инстинкт подвел его – когда в Триполи он пошел за красивой незнакомкой.

Он посмотрел на часы, а потом на одного из иранцев, который стоял рядом, сжимая свой пистолет-пулемет. Тот кивнул и, вытащив из кармана припасенный заранее камешек, бросил его вниз через голову охранника. Камень упал на мраморные плиты во дворе и несколько раз подпрыгнул с отчетливым звуком.

Охранник повернулся: его глаза сощурились, пытаясь разглядеть, что происходит во дворе. Малик, подступив со спины, выпустил короткую бесшумную очередь.

– Скорее, скорее!

Он спрыгнул вниз, оказавшись возле самой двери пристройки. Дверь оказалась не заперта, человек, склонившийся над дымящейся чашкой, не успел протянуть руку к оружию. Очередь изрешетила его и разбила лампу в углу, помещение погрузилось во мрак.

Вскоре эта часть двора была очищена от часовых. Благодаря глушителям их работа осталась не замеченной обитателями дворца. Путь во дворец был открыт. Малик, лично расстрелявший из «Узи» попавшегося навстречу слугу, сменил магазин и методично обследовал первый этаж, держа оружие наготове. Все здесь говорило о богатстве владельца, но взгляд Малика не задерживался ни на чем. Для него дворец Джавада был только полем боя – ничем не отличавшимся от джунглей или городских трущоб, где ему не раз приходилось сражаться.

Он следовал к хранилищу – там за семью печатями хранилась шкатулка. За ним шли двое стражей революции и Лука Скьяволли. Итальянец щелкал языком, оглядывая убранство дворца Ширази.

Однако добраться до хранилища им было не суждено. Первую бронированную дверь с электронным замком они миновали без труда, воспользовавшись кодом, переданным Розой. Дальше путь лежал через небольшой коридорчик. Малик остановился в его начале, почувствовав подвох, – не может быть, чтобы Джавад Ширази не оставил здесь никакой охраны… Опережая его, к дверям двинулись революционеры, преисполненные, как им и полагалось, революционного рвения. Рвение, которое им, похоже, заменяло все, включая разум.

Малик не успел их остановить. Сработали датчики, вмонтированные в стены, из потолка с гудением опустилась турель с «миниганом». Авиационный пулемет, выплевывающий порядка двух тысяч пуль в минуту, – с таким оружием Малику еще не приходилось встречаться. Продолжать знакомство было едва ли в его интересах, наемник выпрыгнул из коридора. Скьяволли покинул опасную зону еще раньше. Тяжелая дверь закрывалась медленно. Длинная очередь хлестнула из коридора, пули рикошетом запрыгали по узкому пространству. Коротышка-итальянец осел с изумленным выражением лица. Малик прижался к стене. Жаль, подумал он, что здесь нет Розы, уверявшей его, что все будет просто. Жаль, что здесь нет ее замечательного информатора из свиты Ширази… Вот так подстава, мать их!

Наконец дверь встала на место, пули некоторое время еще щелкали по ней. Малик посмотрел на убитого итальянца и повернул назад – здесь делать ему было больше нечего.

На улице уже слышался рев сирены и автоматные очереди – это стреляла охрана. Попытка проникновения в хранилище стоила ему не только трех человек. Вся операция была сорвана, когда вместе с пулеметом включился сигнал тревоги.

Он сорвал маску, чтобы сбить с толку дворцовую стражу, и выскочил на наружную галерею. Пробежал по ней, вслушиваясь в звуки кипевшего внизу боя, и поднялся по лестнице, едва не наткнувшись на автоматчика, занявшего позицию на стене. Прогремевшая впереди очередь предупредила его вовремя – часовой стрелял куда-то во двор. Охранник, даже не заметив его, остановился, чтобы сменить магазин, и в этот момент Малик открыл огонь в упор. Автоматчик уже сползал вниз, все еще цепляясь за перила окровавленной рукой, когда в оружии наемника заклинило затвор. Малик бросил ставший бесполезным «Узи» и пересек этот участок стены, намереваясь перебраться в западную часть дворца, где было тихо. Навстречу по лестнице поднимался еще один часовой. Малик прыгнул раньше, чем тот успел навести на него автомат. Охранник не удержался на ногах, и они, сцепившись, покатились вниз, рыча словно звери. Охранник попытался оттолкнуть его, вцепившись в лицо. Малик вытащил нож и всадил ему под ребра. Лезвие вошло легко, его противник застонал. Малик ударил еще раз, на этот раз в шею. Кровь заструилась по белоснежному платью жертвы.

Наемник вскочил, оглядываясь, и бросился назад – за автоматом. Потом вернулся назад к убитому и забрал запасной магазин. В десяти шагах тихо и безмятежно журчала вода в фонтане. Малик нагнулся, чтобы зачерпнуть немного, и вспугнул стайку рыб. Подумал, что это, возможно, последний глоток, который он сделает в своей жизни. Он проскочил под низкой аркой в следующий двор.

Все пошло не так, как он предполагал. Какой бардак! Какая подлость! Он не думал сейчас о Равеле и тех, кто остался еще в живых. У Малика был шанс выбраться. Совсем крошечный, но был. Покои иранца были в пределах досягаемости. Так что не все еще потеряно. Пока дворцовая стража занята перестрелкой с Ястребом и его ребятами, у Малика было время.

Готовясь к операции, он хорошо изучил карту дворца и сейчас почти не задумываясь находил дорогу. Внутрь, опять через роскошные залы, просторные галереи. Здесь было пусто, охрана дворца занималась наемниками. Малик уверенно направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Оттуда, как он знал, можно попасть в парадные покои, а через них до личных комнат Джавада.

Он пробежал вверх по лестнице мимо застывшего испуганного слуги – лет пятнадцать, заспанная физиономия. Мальчишке повезло, Малик едва не нажал на курок. В конце концов, какая разница! Женщины, дети, старики – все здесь сейчас были его врагами. Но у него было слишком мало патронов, чтобы тратить их впустую.

Я проснулась от предчувствия беды. Джавада рядом не было – это меня не удивило. Он редко оставался на всю ночь. Я встала и, быстро одевшись, вышла из спальни. Хотела пройти по внешней галерее, подышать прохладным утренним воздухом. Внезапно где-то неподалеку прозвучала пулеметная очередь. Черт! Это уже слишком, подумала я и повернула назад. Слишком часто в последнее время я попадала в крутые перестрелки с применением крупнокалиберного оружия и испытывать судьбу еще раз не собиралась.

Что происходит? Впрочем, нетрудно догадаться! Я попыталась связаться с Джавадом по внутренней связи.

– Милая! – сказал он спокойно. – Оставайся в своей комнате. Я пришлю Сатара, и он за тобой присмотрит!

Вот еще глупости. Через секунду я уже была на внешней галерее, откуда легко спрыгнула на молодое деревце во дворе. Чего только не сделаешь, чтобы избежать встречи с Сатаром! Сидеть под его присмотром взаперти я не собиралась. Деревце прогнулось, плавно опустив меня на мраморные плиты, и снова выпрямилось. Выстрелы, звучавшие вдалеке, эхом разносились среди стен. Определить, где именно идет бой, было трудно.

Нужно найти Джавада! Сейчас, когда он отрядил Сатара мне в помощь, рядом с ним не осталось настоящих профи. Оружия у меня с собой не было, но я была уверена, что разживусь чем-нибудь по ходу дела. Как, бравируя, говорила старая подруга по чудовской школе, тяжко жить в России без гранаты! Без гранаты оказывается жить тяжко не только в России. За следующим поворотом я буквально налетела на Сатара и как мячик отскочила к стене. Смыться, однако, не получилось, он поймал меня за руку, гневно сверкая глазами.

– Где… – я обнаружила вдруг, что от волнения забыла все выученные недавно слова на фарси.

Он, впрочем, и не собирался меня слушать, коротко прорычал что-то и, втолкнув в первую попавшуюся комнату, захлопнул дверь.

Очевидно, хотел сказать: сиди и не рыпайся! В комнате была еще одна женщина. Она тоже не спала. Ее темные глаза обшаривали меня с любопытством, словно диковинного зверя. Где-то в глубине дворца раздался хлопок. Что-то взорвалось? Лицо девушки оставалось спокойным, она только подняла голову и задумчиво прошептала что-то. Ну нет, господа, если вы полагаете, что я проведу весь день в таком соседстве… Я подошла к двери и попробовала ее открыть. Не вышло – чертов Сатар закрыл на замок или засов задвинул.

Неужели они думают, что меня можно здесь удержать? Я подвинула к высокому зарешеченному окошку маленький столик, он был низким, но его высоты хватило, чтобы дотянуться до подоконника. Так, теперь подтянемся. Девушка в комнате смотрела на меня, словно на безумную. Что ж, может, она была и права – только сумасшедшей могло прийти в голову покидать это убежище, когда снаружи шла большая драка! Так, я уже наверху – и что теперь? Окошко не поддавалось. Так и буду, видимо, сидеть, словно курица на насесте, а эта черноглазая будет пялиться на меня.

Я подергала решетку – снизу казалось, что ее можно выломать голыми руками. На практике все было не так просто. Пришлось спуститься вниз и разжиться в комнате небольшой табуреткой. По крайней мере эта вещь была похожа на табуретку. Несколько ударов – и решетка стала поддаваться. Еще разок – иранская мебель разлетелась на куски, но и решетка уже еле держалась. Я сорвала ее и, выскочив в окно, оказалась на террасе. Кругом звучали выстрелы. Пригнувшись, прокралась с террасы к дверям ближайшей комнаты. Внутри было два тела – это были дворцовые охранники. Имен их я не знала, но не раз видела вместе с Сатаром. Рядом с одним из них лежал револьвер. Я схватила его и отскочила назад – подальше от окон. Судя по брызгам крови на полу, стреляли оттуда.

В барабане оставалось пять патронов. С этим оружием я чувствовала себя гораздо увереннее. В проеме мелькнула чья-то тень, человек застыл, вглядываясь внутрь. Я заметила маску на его лице. Плавно подняла оружие – спокойно, словно была в тире, и разрядила весь барабан в оконный проем. Криков не было слышно. Наверное, задеть нападавшего не удалось, но это заставит его затаиться – он ведь не знает, что у меня больше не осталось патронов. Я не хотела бросать револьвер, но рассудила, что в случае если нарвусь на нападавших – безоружной больше шансов остаться в живых. Револьвер отправился в угол, я промчалась мимо разбитых окон в соседнюю комнату.

Оттуда – дальше, по уже хорошо знакомым переходам, лестницам. Каждую секунду она могла встретить здесь свою смерть. Перестрелка во дворе то затихала, то снова разгоралась. В рассветных сумерках противникам было нелегко разглядеть друг друга, большинство пуль летели в никуда. Наемники Малика пробивались к воротам, некоторые попытались вернуться к потайному ходу, но были встречены шквальным огнем. Отряд таял на глазах, теряя убитых и раненых.

Нет смысла торопиться, подумала Маркиза. У них мало времени – с минуты на минуту о нападении станет известно в городе и здесь появится полиция. Ни к чему рисковать собой, когда все вот-вот закончится. Еще она подумала, что все, что здесь происходит, очень похоже на события в особняке Рокецкого, с той лишь разницей, что теперь она оказалась на стороне не нападающих, а осажденных. Но что с Джавадом?! Она вытащила мобильный телефон и, кусая губы от волнения, связалась с ним.