Война чудовищ Афанасьев Роман

– За деньгами я охочусь всегда, – отозвался Рон. – Потому что их у меня нет. Вот ты гоняешься за спокойной жизнью, а я смотрю, она обходит тебя стороной. То же и с моими деньгами. Вот дерьмо. Мы никогда не можем получить то, что нам нужно больше всего. Закон подлости.

– Может, попробовать наоборот? – буркнул тан. – Я попытаюсь разбогатеть, а ты попробуешь зажить спокойной жизнью?

– Хорошая идея, – откликнулся алхимик. – Знаешь, на самом деле я давно об этом мечтаю. Осесть бы в большом городе, открыть собственную лавку... Но для этого нужно сначала заработать денег, накопить, как говорят казначеи, стартовый капитал. Кстати говоря, у нас сейчас есть хороший шанс разбогатеть. Ведь мы должны забрать у них не только мои вещички, мы должны прихватить кое-что, принадлежащее кровососам. То, за что любой маг заплатит безумные деньги.

– И что же это? – холодно осведомился тан. – Коренной рабочий зуб графа Дарелена?

– Нет, просто их кровь. Кровь измененных вампиров, та самая жидкая водица, которая может рассказать мне, что с ними произошло и как с этим бороться.

– Благие небеса! – выдохнул тан. – Ты что, собираешься найти тех пятерых упырей и нацедить из них крови?

– Конечно, – сказал алхимик. – Верну свои препараты, возьму образец крови и тогда узнаю, как прекратить это безобразие. Думаю, все соседи графства Дарелен будут просто счастливы получить результаты моих изысканий. За скромную плату, конечно, которую назначу я.

– Где упыри? – коротко спросил тан. – Те, что пришли из Дарелена?

– В городской ратуше.

Сигмон поднял голову и посмотрел на солнце. Полдень уже миновал, но до темноты еще долго. Хоть весной темнеет рано, но все равно у них в запасе есть несколько часов. Они должны успеть. Этот ужас не должен больше повториться – нигде и никогда. Мертвый Сагем останется убежищем призраков, пустым и безжизненным, но есть много других городов, где люди пока ничего не знают о ночных кошмарах. Если не остановить упырей, кто возьмется сказать, где они нанесут следующий удар? Где они появятся завтра? Вегат, Вент, Рив, Ташам...

– Я готов, – сказал Сигмон и положил руку на черную дубинку, впервые за последние полгода пожалев о том, что больше не носит меча.

В рабочем кабинете короля всегда было сухо и тепло, даже сейчас, весной, когда сырость прячется в каждом уголке старого замка. Геордор Третий сидел за огромным столом из черного южного дуба и с восторгом ощущал седалищем мягкие подушки кресла. И при этом отчаянно жалел, что его нельзя затащить наверх, в тайную комнату. Даже если приказать маршалу и советнику исполнить роль королевских носильщиков – все равно это огромное деревянное чудовище не протащить по узенькой винтовой лестнице. А брать сюда секретные планы и работать с ними тут... Нет. На это Геордор не мог пойти. Слишком много здесь, в его покоях, глаз и ушей. Пусть не чужих – своих, родных, до боли знакомых. Но от этого они не становятся менее опасными. К счастью, не все дела требовали ночной работы в тайном кабинете. Кое-что можно уладить и днем, оставаясь в тепле и уюте.

Одна из створок широкой двери распахнулась. За ней мелькнул зеленый мундир королевского гвардейца, но тут же пропал – страж уступил дорогу посетителю, которого ждал монарх. Гость не нуждался в представлении, он был хорошо известен и королю, и страже, и всему королевству: Теофис Литремил больше полувека занимал должность главы королевского совета магов и по праву считался первым магом Ривастана. Он не нуждался в досмотре.

– Доброго дня, мой король, – сказал маг, входя в кабинет.

Монарх сдержано кивнул и указал на кресло, стоявшее перед столом. Маг, напоминавший упитанный хлебный шарик с длинной седой бородой, облаченный волею случая в синий с золотом халат, торжественно прошествовал к столу. Сел. Поднял взгляд на короля. Взор пронзительных глаз, напоминавших цветом яркое весеннее небо, светился силой и уверенностью. Пронзительный взгляд, коим так славятся маги, не сулил добрых вестей. Похоже, разговор получится долгим и трудным. Что на этот раз?

– Я слушаю тебя, Теофис, – сказал Геордор, стараясь не обращать внимания на тупую боль в левой стороне груди.

– Нам нужно поговорить о магии, сир, – отозвался маг. – О том оружии, в котором так нуждается Ривастан.

– Опять? – король нахмурился. – Кажется, на вчерашнем совете мы достаточно подробно обсудили этот вопрос. Твои маги утверждают, что готовы к войне.

– О да, готовы. Все как один. Но, мой король, я не хотел выносить на обсуждение совета некоторые вопросы. Вопросы, что требуют вашего ответа.

– Хорошо. Я понимаю тебя. Говори все, что должен.

Маг прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Геордор содрогнулся: судя по всему, маг собирался попросить его о чем-то на редкость неприятном, но необходимом для королевства. Такие просьбы всегда страшили Геордора, потому что на них нельзя было ответить отказом.

– Мы должны вернуться к работе Лигерина. Должны воскресить старые знания, скрытые от нас много лет назад по вашему приказу, мой король. Нам нужны эти силы, чтобы принести гибель нашим врагам.

– Нет, – отрезал король, догадавшись, к чему клонит маг. – Больше никакой темной мерзости в Ривастане не будет.

– Владыка Волдера не столь брезглив. Его маги владеют могущественной силой, которой лишил нас ты, мой король. Ведь именно по твоему приказу прекращены все исследования Лигерина.

– Волдер – это Волдер, – бросил Геордор. – Тяга их владык к запретному знанию принесла неисчислимые беды этой несчастной стране. Их судьба темна, а участь незавидна. Я не допущу, чтобы Ривастан пошел той же дорогой. Никакой темной магии в моем королевстве не будет.

– Геордор! – маг укоризненно покачал головой. – Мы говорили об этом много раз. У магии нет светлой и темной стороны, это лишь инструмент, что мастер использует для дел своих. Это топор, что может рубить равно и дрова, и головы. К несчастью, пришло время заняться головами, мой король, но мы лишены топора. С момента твоего воцарения все исследования боевой магии прекращены. Маги Ривастана признали твою волю, склонили головы и перестали изучать многие грани искусства. Они отдали тебе древние книги и бесценные свитки, что на долгие годы были укрыты твоими людьми от глаз магов. Это оставило брешь в наших изысканиях, огромное пустое пятно. За это время колдуны Волдера продвинулись вперед, изучили многие возможности и вероятности, а нам нечего противопоставить им.

– Ты знаешь, чем маг отличается от колдуна? – перебил Геордор.

Теофис сбился и взглянул на короля – с удивлением и даже раздражением. Потом отрицательно покачал головой, не зная, какого ответа ожидает монарх.

– Пока кудесник служит добрым делам, он маг, – ответил тот, – а как начинает склоняться к делам злым, то он колдун.

– Глупости, – раздраженно буркнул маг. – Так говорит толпа, серая масса, неспособная оценить высокое искусство.

– Так говорит мой народ, – поправил его монарх. – И его устами говорит мудрость. Я согласен с этими словами. Нам не стоит тянутся к тому, что может погубить добро в наших душах.

– Зато это поможет сохранить наши тела, – ответил маг. – И эти знания необходимы нам прямо сейчас. Враг стучит в наши ворота, желая поработить тот самый мудрый народ. Враг, что не будет разборчив в средствах.

– Я не думаю, что...

– Геордор! – гневно воскликнул маг. – О чем ты говоришь? Ты готов пожертвовать королевством ради своих убеждений? Неужели будет лучше, если Волдер придет на наши земли? Тогда нам точно не придется заботиться о том, чем различаются маги и колдуны – те из них, кто выживут, станут бессловесными рабами Волдера!

Король сжал зубы и упрямо наклонил голову. Единственному человеку в королевстве дозволял он такие вольности. Старый маг, служивший еще отцу Геордора, имел на это право. Долгое время он был наставником принца и по-прежнему видел в нем непослушного мальчишку. К тому же, к великому сожалению короля, на этот раз Теофис был прав. Если не остановить Волдер сейчас, потом будет поздно заботиться о различии добра и зла.

– Твоя мягкость погубит Ривастан, – откровенно заявил маг, распаляясь все больше, – сейчас не время упорствовать, как тогда, с измененными...

– Как тогда? – воскликнул король, больше не сдерживаясь. – А что тогда? Мне нужно было оставить мальчишку на растерзание вашей своре? Вы все одно уморили бы его своими бездарными опытами и ничего не добились бы!

– Тогда мы узнали много нового! И если бы опыты не прекратились – из-за твоего детского упрямства, – возможно, сейчас у нас была бы целая армия летунов! И Волдер сидел бы в своем углу, поджав хвост, как испуганная шавка, а не стучался в наши двери стальным кулаком!

– Это было бесчеловечно, – отрезал Геордор. – Так не должно поступать никому.

– Фаомар! – воскликнул маг, потрясая кулаком. – Ты разрешил ему!

Король покачал головой, глядя на раскрасневшегося мага, взъерошенного как после хорошей драки.

– В твоих речах я слышу ревность и зависть, – сказал Геордор. – Да, Фаомару было позволено многое, и за это я не устаю себя корить. Это тоже было бесчеловечно, и этот грех я взял на себя ради процветания королевства. И не раз об этом пожалел. Его дети не сделали мир лучше, они принесли в него только еще больше страданий и боли. А сам Фаомар сполна расплатился за свои грехи.

– Но ты ему разрешил! Почему?

– Потому что у него люди не умирали на столе, как у вас, – отозвался король.

Маг нахмурился, и седые брови опустились на глаза, скрывая гневный взгляд. Удар короля пришелся точно в цель.

– Да, ему это удалось, – глухо отозвался Теофис. – Но он так и не открыл нам свои секреты.

– А вы так и не смогли повторить его успех, – упрекнул Геордор.

– Фаомар был болен и с каждым днем все больше погружался в пучины безумия. Кто знает, что именно открылось ему в этих безднах? Мы не смогли найти тот путь, что он избрал, и не решились последовать по стопам безумца.

В голосе мага слышались горечь и разочарование. Он сник, откинулся на спинку кресла и уставился в пол. Ему, величайшему магу Ривастана, было непросто признать поражение.

Король прикрыл ладонью глаза. Фаомар. Его величайшая вина, его тяжкий грех, что по ночам гонит прочь сон. Сладкий яд. Измененные, его дети, оказались полезны. Множество дел они свершили – дел тяжелых, грязных. Но многие их деяния шли на пользу королевству. Да, ради Ривастана король мог пожертвовать многим. И сейчас, похоже, снова придется это сделать.

– Что ты хочешь? – устало спросил Геордор опуская руки на столешницу. – Хватит пустых разговоров и упреков. Скажи прямо, что тебе от меня нужно.

Маг подался вперед, выпрямил спину и расправил плечи. В глазах его зажегся привычный огонь. Теперь он не казался похожим на старика, сломленного неудачей. Нет, он – маг, он не просит, он требует.

– Нам нужны архивы Башни Магов, – сказал он. – Те, что были скрыты от наших взоров три десятка лет назад. Все те бумаги, что вынесла из нашей библиотеки королевская гвардия.

– Хорошо, – коротко ответил король, смирившись с тем, что придется отступить.

– Это не все, – бросил Теофис. – Нам нужны исследования Лигерина, весь его архив. И его последний труд – «Пришествие ночи».

– Зачем? У вас все равно не хватит времени, чтобы изучить его и наверстать упущенные годы, – отозвался Геордор, не желая уступать магу. – Что вы будете с ним делать?

– Нам не нужно учиться этим граням, – отозвался Теофис. – Нам хватает своих умений. Но, чтобы составить противоядие, нужно знать состав яда. Мы изучим эту сомнительную область магии, чтобы понять, что может выставить Волдер. А потом воспользуемся тем, что есть у нас. Это не займет много времени.

Король снова прикрыл глаза, борясь с искушением отказать Теофису. Труд старого мага, проклятого даже коллегами, давно надо было уничтожить. Не нужно ему вновь видеть белый свет. Но сейчас, когда враг грозит Ривастану...

– Архив разделен на несколько частей. Бумаги хранятся в разных городах. Но вы получите их.

– И обязательно, – Теофис поднял к потолку костлявый палец, – его сборник эльфийской алхимии.

– Зачем? – удивился король. – Это слухи и легенды страны эльфов. Сам Лигерин не смог толком разобраться в этих историях. Не в силах отделить правду от вымысла, он просто собрал все в одну кучу и сделал переплет.

– Обязательно! – маг повысил голос. – Важность этих знаний трудно переоценить. Эльфийская магия таит множество секретов. Только у лесного народа сохранились истинные знания. После войны рас многие тексты людей и эльфов были утеряны, остались лишь крупицы этих бесценных сокровищ, и сборник Лигерина – одна из них. Волдер обязательно воспользуется чем-нибудь из эльфийского арсенала, и мы должны знать, чем ответить ему.

– Это невозможно, – глухо уронил Геордор.

– Никаких отговорок! – рассердился маг. – Я настаиваю! Эта книга необходима нам, чтобы отвести удар магов Волдера.

– Это невозможно, – сухо повторил король. – У меня нет этой книги. Ее похитили из тайника больше года назад.

– Похитили?! – возопил маг, приподнимаясь из глубокого кресла. – Как, откуда?

– Она хранилась в городской коллегии Вента, – неохотно отозвался Геордор. – Маги сами не знали, что у них в руках, просто исполняли мой приказ. Позапрошлой осенью книгу украли. Никто не знал ее истинной ценности, поэтому пропаже не придали большого значения. Когда до меня дошла эта история, было слишком поздно. Похитителей не нашли.

Теофис тяжело рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

– Какой удар, – глухо сказал он. – Если книга попала в руки Волдера полтора года назад... Нам придется очень тяжело, мой король.

Геордор нервно подергал рукав мантии, подбитый алым бархатом. Ему тоже не нравилась эта история. Слишком много в ней было загадочного, а загадки король не любил – слишком много неприятностей они таили.

– Ладно, – тяжело проговорил Теофис. – Хорошо. Тогда придется обходиться тем, что есть.

– Я верну все записи королевского совета, – отозвался король, и в его голосе появились нотки сожаления – совсем как в годы ученичества, когда ему случалось прогневать сурового мага-наставника. – Все то, что хранится в королевских архивах.

– Этого мало, – отрезал маг. – Нам нужен живой образец. Измененный.

– Зачем? При чем тут измененные?

– Волдер много работал с магическими мутациями на основе эльфийских эликсиров. Мы думали, что сможем получить необходимые сведения из сборника Лигерина. Но раз его нет, нам нужен живой образец.

– Нет, – отрезал король. – Эрмина вы не получите.

– О нет, – отозвался маг. – Оставь свою игрушку себе, мой король. Нам нужен один из детей Фаомара. Ты так и не отдал нам ни одного из них, хотя мы умоляли тебя подумать о будущем. Но теперь все изменилось, мой король, теперь нужно беспокоиться о настоящем – от этого зависит судьба Ривастана. Магия трансмутаций – одна из самых перспективных граней искусства. Не обязательно изменять людей. С помощью этих знаний можно получить новое оружие, новые укрепления и новые заклинания... Да. Новые заклинания. Для их создания тоже необходимо знать законы магических мутаций, чтобы сплавить из трех старых заклятий одно новое. Вот чего ты лишил нас, Геор, когда запретил работать с изменениями – развития магии. Нашего будущего.

Король стиснул зубы. Все это зашло слишком далеко. Он не мог позволить продолжать бесчеловечные опыты, он проявил мягкость, недостойную властителя. Слабость. Неужели теперь за это придется расплачиваться всему Ривастану? Неужели лучше, чтобы сотня людей умерла в мучениях, но зато сотни тысяч потом были спасены? Вопрос в цене. Не слишком ли она велика?

– Все дети Фаомара мертвы, – глухо произнес король, разглядывая рукав мантии, побитый молью.

– Последыш, – напомнил Теофис. – Мальчишка из деревенской глуши. Ведь это он прикончил самого Фаомара, а потом и остальных его детей? Самый удачный экземпляр, судя по всему. Вершина творчества безумного мага. Нам нужен именно он.

– Нет, – ответил король. – Так не получится.

– Геор! Ты не должен...

– Молчать! – крикнул король, поднимаясь из кресла. – Хватит, Теофис! Сегодня ты зашел слишком далеко! Не смей указывать мне, что я должен делать, а чего не должен!

Маг тоже поднялся на ноги, не осмеливаясь сидеть в присутствии монарха. Они стояли друг напротив друга – два старика с седыми бородам и морщинистыми лицами. Два старца, одному из которых исполнилось почти полвека, а второму – почти полтора. Два человека, уверенных в собственной правоте и желающих защитить Ривастан – каждый по-своему. Ни тому, ни другому было не занимать силы духа и решительности. Но один из них был королем. А второй – нет.

– Ступай, – бросил Геордор. – Ты получишь все, что я обещал. Все, что я могу дать. Но чего не могу, тебе не видать, что бы ты ни сказал.

Маг остался на месте, не отрывая пронзительного взора от короля. Он не просил, он требовал – этот толстый старый человек, державший в кулаке всех магов Ривастана. У него была власть, у него была сила... Но он оставался только вторым. И все же он не желал уступать. Он давно забыл, как это делается.

– Последыш, – буркнул Теофис. – Мы ничего не сделаем с ним. Только осмотрим.

– Он далеко, – сказал король. – И у него есть своя работа. В любом случае Волдер нападет раньше, чем ла Тойя сможет появиться в столице. Работай с тем, что у тебя есть, Теофис. Ступай.

Лицо мага пошло красными пятами, словно на него плеснули кипятком. Казалось, еще миг, и он взорвется фонтаном площадной брани. Но выдержка ему не изменила – маг взял себя в руки, коротко поклонился и повернулся к монарху спиной. Потом быстро вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Геордор Третий со стоном повалился обратно в широкое королевское кресло. После вспышки гнева накатила предательская слабость, и ноги сами подогнулись. Ему нужно поспать. Всего лишь немного сна. Но теперь, когда он узнал все это...

– Мой король?

Геордор приоткрыл глаза и увидел встревоженного Эрмина. Во время беседы тайный советник сидел за тяжелой портьерой и, конечно, не упустил ни слова. Когда ушел маг, он выбрался из убежища и поспешил к усталому монарху. Король шумно вздохнул – ему предстоял еще один тяжелый разговор.

– С вами все в порядке, сир? – спросил граф, наклонясь над креслом.

– Все в порядке, Эрмин, – отозвался Геордор. – Просто немного не по себе.

– Вы сильно побледнели, сир. Не нужно было так кричать, вы же знаете, что лейб-лекарь запретил вам волноваться.

– Все сходится, Эрмин, – тихо ответил король. – Последний кусочек мозаики встал на свое законное место. Все сходится.

– Что именно? – переспросил граф.

– Сборник Лигерина, – отозвался Геордор. – Сборник эльфийской алхимии, в котором хранятся тайные знания о магии изменения. Вот что мы упустили, Эр.

– Не понимаю, – признался де Грилл, осматривая королевские покои в поисках хрустального графина. Он сам принес его сюда перед встречей с магом. Его Величеству определенно требовался хороший глоток крепкого вина.

– Эрмин! – позвал Геордор. – Он был там, в Венте, когда украли сборник Лигерина. Это сделал он.

– Кто? – насторожился де Грилл, вытаскивая графин из груды пергаментов на краю стола. – Ла Тойя? Да зачем ему этот сборник...

– Нет, – перебил его король. – Не он. Это Риго де Сальва, нынешний властитель Дарелена.

Графин выскользнул из руки Эрмина, ударился о край стола и разлетелся на мелкие осколки. Густое вино из Гернии потекло по столешнице кровавой волной, заливая королевские карты и донесения.

– Вампиры, – выдохнул граф.

В полной тишине они шли по пустым улицам Сагема, постепенно подбираясь к центру города. Здесь встречались здания сложенные из камня, возведенные на месте старых, деревянных. Судя по всему, за прошедшие полтора года город сильно разросся. Камень в этих местах редкостью не был, но дерево обходилось много дешевле. Похоже, город процветал, раз в нем появилось столько каменных домов. До мостовой, правда, дело пока не дошло и потому приходилось шлепать по подсохшей грязи.

Впереди шел Рон, указывая дорогу. Следом за ним осторожно ступал Сигмон, не забывая поглядывать по сторонам. Замыкал процессию Ворон, шедший следом за хозяином как послушный пес. Тан давно привык, что жеребец умнее многих животных и некоторых людей. В последние полгода Ворон оставался единственным его собеседником и товарищем, и Сигмон стал относиться к нему как к молчаливому спутнику, а не как к жеребцу.

Алхимик успел и умыться, и приодеться. Он сполоснул лицо и руки в лошадиной поилке у пустой конюшни, а одежду нашел прямо на дороге. Когда он достал из очередной груды праха крепкие сапоги, вытряхнул из них останки бывшего владельца и натянул на ноги, Сигмона чуть не стошнило. Рон же, заметив его страдальческий взгляд, только задорно подмигнул – мол, не пропадать же добру. Оно уже никому не понадобится. Тан лишь покачал головой, и когда алхимик раздобыл таким же образом колет и плащ, промолчал.

Проходя мимо горсточек праха на дороге, Сигмон с ужасом понимал, что их становится все больше. Это было похоже на действие ужасного магического оружия, что истребило все население города за несколько минут. Тан никак не мог поверить, что это все сделали вампиры. Их, конечно, никогда нельзя было назвать добрыми и милыми, но все же они оставались такими же существами, как люди. Ведь дневной и ночной народ могли жить в мире. Зачем им это понадобилось, зачем?..

Проходя мимо большого особняка с железной оградой, Рон ткнул пальцем в сторону ворот. На них висела толстая ворсистая петля, а точно под ней лежал ворох одежды, присыпанный пеплом. Тан стиснул зубы. Кто-то из людей не выдержал мучений. Или не захотел новой страшной жизни. Он повесился на воротах собственного дома и, скорее всего, так и не смог умереть, пока не взошло солнце и не сожгло его дотла.

Зло. Этот город дышал злом, и тан никак не мог понять, откуда оно пришло. Зачем, почему? Кто сошел с ума – он или весь остальной мир? Сигмон был в замешательстве. Еще пару дней назад ему казалось, что он видел зло. Видел смерть, испытал отчаянье, познал разочарование и в мире, и в себе. Он видел чудовищ, и сам был чудовищем. Но это... Целый город, что никогда не вернется к былой жизни. Целый город, когда-то наполненный жизнью, умер за одну ночь. Чего хотели упыри? Ведь они не случайно забрели сюда, в маленький городок на окраине большой страны. И они отправили одного кровососа в Вегат. Кто знает, что было у него на уме?

Сигмону отчаянно захотелось очутиться подальше отсюда. Нет, он не испугался. Просто очень захотелось в Ташам. Он встретил бы там Арли, и она смогла бы все объяснить. Он зарылся бы лицом в ее черные локоны, а она рассказала бы о том черном злодее, что сотворил такое бесчинство. А потом Сигмон нашел бы его и убил. И они вернулись бы домой, обратно, на гору, и жили долго и счастливо. Да. Так было бы хорошо, так было бы правильно. Но сердце подсказывало тану, что так бывает только в сказках. Раньше он сказал бы – во снах, но теперь его сны стали страшнее реальности.

Все что начинается плохо, кончается еще хуже. Оставалось только надеяться, что и сегодняшний день обернется страшным сном. Он этого хотел, он страстно желал сделать Сагем лишь ночным кошмаром и поэтому шел вперед, следом за алхимиком. Нужно было найти противоядие от этой черной отравы. Или хотя бы попытаться его найти. Больше такого не должно случиться ни с одним городом, Сагем должен остаться страшной легендой – и только.

Ронэлорэн шел быстро, но не забывал оглядываться по сторонам в поисках подходящего оружия. Он не догадался захватить из кузницы топор, но возвращаться не хотел – времени у них оставалось не так уж много. Пока ничего приличного им не встретилось, хотя Сигмону казалось, что на улицах должно быть оружие – не с пустыми же руками жители Сагема встречали упырей? Нужно было зайти в какой-нибудь дом, но при взгляде на пустые глазницы окон у Сигмона пропадало всякое желание заходить во двор. Он взглянул на солнце, прибавил шаг и догнал друга.

– Вот, – сказал он, – возьми пока хоть это.

Рон хмыкнул, но принял нож Сигмона. Клинок из отличной стали, ухватистая рукоять из крепкого дерева – все это сразу понравилось алхимику, хотя нож больше походил на военный тесак, чем на нож охотника.

– А как же ты? – спросил он, не сбавляя шага.

В ответ Сигмон молча похлопал по дубинке, что висела на поясе. Заметив любопытствующий взгляд друга, он показал ему кинжал, что прятался внутри дерева.

– Эльфийское серебро? – спросил Рон. – Неплохо. Знатная штуковина. Откуда она у тебя?

– Досталась от одного настоящего охотника на вампиров, – ответил Сигмон. – Встретил его в одном из придорожных трактиров, когда шел на север. Мы славно поговорили, и на прощание он отдал мне эту штуковину. Сам он был уже слишком стар, чтобы ею пользоваться.

– Дорогой подарочек вышел, – подметил Рон. – Если даже не брать в расчет кинжал. Это же теллас, эльфийское черное дерево. Оно покрепче иной железки будет. Его специально выращивают, чтобы делать оружие.

– Да? – удивился Сигмон. – А ты откуда знаешь?

– Сам видел, – небрежно бросил алхимик. – Повидал, знаешь ли, на родине предков.

– Ага, – сказал тан. – Значит, времени зря не терял?

Алхимик немного помолчал, потом ответил, хоть и с неохотой:

– Когда ты сбежал, я решил что достаточно времени провел в этих краях, и отправился на запад, в земли эльфов. По дороге я зашел к барону Нотхейму, узнал, что ты жив и здоров, потом отправился в Дарелен и рассказал все Арли.

– Спасибо тебе, Рон, – тан положил руку на плечо друга. – Ты мне очень помог, правда. А я и правда вел себя как дурак. Понимаешь, я тогда был немного не в себе. Мне нужно было побыть одному, совсем одному, понимаешь?

– А, – Рон махнул рукой. – Оставь эти танцы. Мне твои оправдания на хрен не нужны, я тебя давно простил. Тем более что ты опять спас мою задницу. Это, наверно, и есть судьба. Если бы я не рассказал Арли, что с тобой, она бы к тебе не пришла. А потом она бы не ушла, ты бы не слез со своей драной горы, чтобы ее разыскать, и не пришел бы в этот сраный городишко. И тогда сейчас я сидел бы в кандалах и очень жалел о том, что вернулся обратно на восток, к людям.

– Так ты добрался до земель эльфов? – удивился тан. – До самого Фаэльвира?

– Нет, что ты. После Дарелена я отправился дальше на запад, в Варру. Там много таких полукровок как я, хотя людей намного больше. Это только начало страны лесов, так что я прошел Варру насквозь и добрался до Эллары. Говорили, мой отец родом оттуда.

Они шагали рядом, и тан внимательно слушал друга. Он мало что знал про эльфов. Нет, конечно, древние легенды и сказания он заучил еще мальчишкой. Но все они были написаны после войны рас, когда войска людей выдавили эльфов на запад, в глухие леса. И потому рассказы отличались большим патриотизмом и малой достоверностью. Сейчас тан это прекрасно понимал, и, вспоминая сказания, удивлялся: неужели он был настолько наивен, что верил, будто война – дело благородное и красивое? Кровь и смерть, верность и предательство... Все оказалось совсем не таким, как в книгах И теперь тан сомневался – стоит ли верить тому, что он знает об эльфах.

– Знаешь, – продолжал Рон, – там все по-другому. Совсем по-другому. Они живут на деревьях, почти не едят мяса. Выращивают разные забавные штуковины. Даже оружие и то выращивают – и луки, и копья, и стрелы. А уж алхимия... Гернийские маги съели бы свои башмаки от зависти, если бы только знали, что делают в Элларе. А ведь это еще не Фаэльвир. Страшно подумать, что творится там, на самом востоке, где живут древнейшие.

– Ты нашел родню? – напрямую спросил тан.

– Ага, – алхимик кивнул. – Нашел. Но знаешь, не могу сказать, что сильно этому обрадовался. Да и они тоже. Я немного пожил с ними. Узнал много всего интересного, научился кое-каким новым трюкам... И вернулся.

Алхимик взглянул на друга и улыбнулся – печально, без тени веселья.

– Знаешь что забавнее всего, – сказал он. – Они не любят людей. Так что в одном краю меня гоняли за Ронэлорэна, а в другом – за Рона. Родня, правда, дальняя, меня приняла, хоть и с неохотой. Но остальные... Их молчаливая холодная ненависть хуже, чем травля здесь, в Ривастане. Они умеют ненавидеть молча. Их отстраненность бьет больнее, чем кнут.

Сигмон снова положил руку на плечо Рона и молча сжал пальцы. Алхимик поморщился.

– Я вернулся, – сказал он. – Потому что принадлежу этому миру. Знаешь, Сигги, если однажды тебе покажется, что вернуться к прошлому это хорошая идея – не верь себе. Если что-то ушло, сгорело и теперь присыпано пеплом, то не стоит его ворошить. Из него может родиться пламя.

– Я знаю, – тихо ответил тан, вспоминая, как огненные волны плясали на развалинах родового имения. – Я знаю.

Алхимик шагнул вперед, и рука Сигмона соскользнула с его плеча.

– Ладно, – сказал он и трубно высморкался в пыль. – Хватит ныть. Пора заняться делом. Мы пришли.

Центральная площадь Сагема – такая же пыльная и грязная, как улицы города – оказалась не слишком велика. Пожалуй, в Венте или в городе мастеров она сошла бы за большой перекресток. Дома стояли полукругом, и даже не все из них были каменными. Улицы, расходящиеся от площади, казались переулками. Никакой брусчатки нет и в помине – грязь, пыль, как в деревне. В центре площади высился старый развесистый дуб, бросая тень на каменный бортик колодца – вот и вся площадь.

Ратуша оказалось большим двухэтажным зданием, сложенным из серых камней. Она напомнила Сигмону ратушу Вегата, где он встречался с городским главой – те же строгие линии, невзрачный вид, отсутствие украшений, узкие оконца с простыми деревянными ставнями. Казалось, их построили по одному и тому же чертежу. Вот только в городе мастеров у ратуши не было высокой башенки, где помещался колокол.

– Мода у них такая, что ли, – сказал Рон, заметив, что его друг рассматривает здание.

– Наверно, – отозвался тан. – Серость к серости, убожество к убожеству.

Рон ухмыльнулся и снова высморкался, выражая презрение к архитектурной моде.

– Какой у тебя план? – спросил Сигмон.

– Просто войдем в дверь, поднимемся на второй этаж, в покои городского главы, и заберем мои вещи. В последний раз я видел их там, как раз когда у меня их отобрала стража.

– А вампиры? Ты, кажется, собирался устроить кровопускание одному из них?

– Не волнуйся, – отозвался Рон, кровожадно поигрывая тесаком. – Именно в тех покоях и гнездятся упыри. Все любят уют, и кровососы – не исключение. Я просто кольну кого-нибудь из них и быстренько на выход, пока солнышко не село.

Сигмон нахмурился. План оказался вполне в духе Ронэлорэна – войти, быстро взять что нужно и убежать. Сам тан предпочел бы иной вариант – войти, всех убить, а потом спокойно заняться другими делами. К сожалению, его план был еще хуже. Упыри днем спят, но вовсе не мертвецким сном, а самым обычным – как человек ночью. Они вполне могут ходить. И драться. Только остерегутся высовываться на улицу, чтобы не попасть под смертельные лучи солнца.

– Значит так, – сказал Сигмон. – Входим в здание. Если нам повстречается вампир, я его упокою, ты возьмешь его кровь, и мы быстро уйдем, оставив твои вещи там, где они лежат.

– Это еще почему?

– Потому что мне придется либо скрутить кровососа, либо упокоить. И то и другое – шумное занятие. Мы можем разбудить остальных, и тогда из этого склепа нам живыми не выйти.

– Мне нужна кровь тех, что пришли из Дарелена, – мрачно отозвался алхимик. – Именно с них все началось.

– Быть может, хватит крови новообращенного? – осведомился Сигмон.

– Я не знаю, как они меняются, – отозвался полуэльф. – Чтобы знать наверняка, мне нужна кровь тех, кто их обратил. Иначе опыта не получится. Нужен чистый материал, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул Сигмон. – Но ничего обещать не могу. Прежде всего – наша безопасность, а потом уже опыты.

– Кроме того, мне нужны мои реактивы, а они в мешке, – Рон нахмурился. – Да и образец нужно хранить в специальной темной склянке, подальше от солнца. У меня специально припасена подходящая банка.

– Если нам сразу никто не встретится, идем искать твои вещи, – сказал Сигмон. – Но если мы при входе наткнемся на упыря, то сделаем так, как сказал я. Иначе тот образец некому будет исследовать, поверь мне.

– Ладно, – нехотя согласился алхимик, признавая, что боевого опыта у его друга много больше, чем у него самого. – Годится. Что делаем сейчас?

Сигмон глянул на солнце, потом перевел взгляд на двери ратуши. Распахнутые настежь, они манили черным провалом. Некстати вспомнился сон. Но ратуша не походила на башню в лесу, да и вместо эльфийского меча в руках Сигмона была лишь крепкая деревянная дубинка.

– Идем, – вздохнул тан.

Они вошли в ратушу крадучись, словно воры, что навестили темной ночью дом зажиточного горожанина. Сигмон вошел первым, готовясь пустить свою дубину в ход при малейшем намеке на опасность. Он ступал уверенно, но беззвучно, так, как подсказывал зверь, сидящий внутри. Следом за ним шел Ронэлорэн, бесшумно, как умеют ходить все, в ком есть хоть чуточку эльфийской крови. Прислушавшись, тан подумал, что из них получился бы отменный дуэт грабителей.

За распахнутой дверью таился длинный пустой зал с парой деревянных скамеек. Здесь было темно – все ставни в ратуше оказались плотно прикрыты, и случайные лучики света, пробившиеся сквозь щели, таяли в сгустившейся тьме. Сигмону это ничуть не мешало – он прекрасно видел в темноте.

Рон тронул друга за плечо и молча указал в дальний угол зала: там притаилась широкая лестница из дерева с деревянными же перилами, что вела на второй этаж. Сигмон наклонил голову и двинулся вдоль стены к лестнице, стараясь не наступать на скрипучие доски пола, расшатанные бесконечной вереницей посетителей ратуши.

До лестницы они добрались быстро, так никого и не встретив. Тан взялся за перила, еще хранившие тепло весеннего дня, и прислушался. Тихо. Он чуял присутствие вампиров, знал, что они здесь. Но их запах ощущался слабо – словно тихое эхо былой жизни ходило по замершему дому, постепенно затихая в темноте. Упыри спали.

Алхимик снова тронул Сигмона за плечо и ткнул пальцем в потолок. Все верно. Они никого не встретили, значит, пора отправляться на поиски вещей Рона. Тан вздохнул и поставил ногу на первую ступеньку.

Лестница оказалась невелика – всего один пролет. Но он вел в пустоту – света на втором этаже не было. Хоть темнота Сигмону не мешала, ему стало не по себе от мрачной пустой лестницы, что еще хранила следы прикосновения людей. Он увидел на стене след копоти и понял, что совсем недавно отсюда убрали светильник.

Миновав десяток ступенек, друзья оказались между двух этажей, и тан затаил дыхание – он словно завис меж мирами. Внизу, в большом зале, еще чувствовалось дыхание дня: из распахнутых дверей лились приглушенный свет и весеннее тепло. А со второго этажа, с лестницы, веяло холодом и тленом. Из темноты пахло плесенью, тянуло сыростью, и на мгновение тану показалось, что он стоит на краю собственной могилы. Он вдруг отчетливо понял, что если войдет в эту тьму, то может и не вернуться обратно. И больше не увидит восхода и заката, соснового леса, рек и пустых дорог... И Арли. Вся его жизнь будет напрасной, если оборвется здесь и сейчас.

Тан замер на верхней ступеньке, и алхимик ткнулся ему в спину. Зашипел что-то неразборчивое и подтолкнул друга плечом. Сигмон мигом очнулся и схватил Рона за плечо – если он будет шуметь, они точно никогда не выберутся из этого могильника.

Лестница вывела их в длинный коридор с множеством закрытых дверей. Сигмон прекрасно видел их в темноте, правда, все кругом было серым и бесцветным. А вот полуэльф отчаянно таращил глаза, пытаясь разобрать хоть что-нибудь. Тан осмотрелся и заметил, что в стене пристроилась маленькая винтовая лестница, ведущая выше – в башенку с колоколом.

Алхимик, наконец, рассмотрел в темноте знакомые очертания и указал пальцем на одну из дверей. Сигмон коротко кивнул и скользнул по коридору к заветной двери. На ходу он переложил дубинку в левую руку и приготовился хорошенько отделать любого, кто встанет на его пути.

Дверь оказалась не заперта. Сигмон осторожно тронул медную ручку пальцем, и дверь распахнулась. Из темного проема выплеснулся запах тлена, накрыв тана такой густой волной, что он чуть не закашлялся. В комнате оказалось темнее, чем в коридоре, хотя казалось, что такое невозможно. И все же Сигмон, пусть и не сразу, рассмотрел, что находится внутри.

Большая комната оказалась почти пуста. Только в центре расположился обеденный стол с пустыми подсвечниками. Его столешницу запачкали чем-то липким даже на вид, и Сигмон решил не думать о том, что это могло быть. Ставни в комнате оказались плотно прикрыты и занавешены плотными шторами из черного бархата. Больше в комнате не было ничего – словно мебель вынесли дотошные кредиторы, решив пустить ее с молотка. И лишь в дальнем углу, за столом, Сигмон увидел большой заплечный мешок. Он весь был покрыт темно-зелеными узорами, напоминавшими переплетение весенней лозы, и тан понял, что это – мешок Рона.

Алхимик жадно сопел за плечом – он ничего не видел, но почувствовал, что его друг напрягся. Пальцы Рона впились в плечо тана, словно спрашивая: что там? Сигмон обернулся, отцепил руку алхимика от плеча и знаком велел ему остаться в коридоре. Рон послушно закивал, отступил на шаг и только тогда тан осторожно вошел в комнату.

Он шел аккуратно, словно по тонкой бечевке, натянутой над пропастью. Скользил неслышно, как по льду. И даже не дышал. И только когда добрался до мешка и ухватил его за лямку, то понял, как он ошибался.

Обернувшись, он увидел то, что не заметил сначала – у стены, что выходила в коридор, на полу примостились два темных силуэта. Сигмону не нужно было гадать, что это, он уже почувствовал спящих вампиров. Войдя в комнату, он просто их не заметил, не догадался обернуться. А чутье его не подвело, нет. Просто в ратуше собралось столько кровососов, что тан чувствовал их постоянно и не мог точно определить, близко они или далеко.

Эти, что лежали на полу, оказались слишком близко. Самые настоящие Старшие – ловкие, быстрые, умелые, прожившие не один человеческий век. Смертельно опасные, даже для такого чудовища, как бывший армейский курьер с чешуей вместо кожи. Но хуже всего было то, что Старшие не спали. Из темноты на Сигмона смотрели две пары красных глаз. Смотрели насмешливо, с прищуром, спрашивая – мол, попался?

Под этими взглядами тан почувствовал себя соломенным болваном, мишенью лучников, которой нарисовали красный круг прямо на груди. Он стоял, сжимая в одной руке дубинку, в другой – мешок с вещами алхимика, а две темные фигуры медленно поднимались с пола. И где-то там, внизу, шевелилось что-то живое и темное, похожее на ожившее болото.

Упыри просыпались.

Сигмон шумно сглотнул и сделал то единственное, что еще мог сделать – взмахнул рукой и швырнул мешок в Рона, заглянувшего в комнату. Алхимика вынесло в коридор, и он ударился спиной о противоположную стену. Сдавленно кашлянул.

– Беги! – крикнул тан изо всех сил, уже нисколько не таясь. – Беги к свету, Рон!

Упыри разом зашипели и в мгновенье ока очутились на ногах. Сигмон выхватил кинжал из тайных ножен и шагнул им навстречу.

– Начнем, пожалуй, – только и успел сказать он.

Это ничуть не походило на дуэль с Тератом, принесшую тану сомнительную славу среди ночного народа. Упыри кинулись на него разом, пытаясь дотянуться до горла, а Сигмон не успел увернуться. Вампиры навалились дружно, свалили его на пол и сразу выбили из рук кинжал. Тан лягнул одного из кровососов, второму отвесил оплеуху, и схватка превратилась в кабацкую драку, где противники лупят друг друга, не разбирая, где свои, а где чужие. Именно это и спасло тана.

За время путешествия ему пришлось не раз участвовать в подобных баталиях, и он знал, как нужно себя вести: Сигмон бил, рвал, и кусал все, что оказывалось поблизости. Он превратился в яростный смерч, щедро раздающий тумаки всем, кто подвернулся под руку. Вампиры, пытавшиеся действовать сообща и поддерживать друг друга, были сметены натиском Сигмона. Если бы они оставались простыми людьми, то давно превратились бы в кровавое месиво. Но людьми они не были.

Они вставали после смертельных ударов и снова бросались в бой, не обращая внимания на переломы и раны. Сигмон отшвыривал их прочь, легко, как соломенных истуканов, но никак не мог нанести решающий удар – просто не мог атаковать, едва успевая защищаться. Быстрые и ловкие, Старшие ускользали из его рук и не давали ни мига передышки. Тан попытался нашарить на полу кинжал из эльфийского серебра, но кровососы повалили его, прижали к доскам, и Сигмон почувствовал, как их когти скрежещут по чешуе. Он забился в их руках пойманной рыбой и вывернулся из захвата. Ногами отбросил одного, а второй оказался так неловок, что попался в руки Сигмона. Тан мигом выдавил ему глаза пальцами, вырвал нижнюю челюсть и оттолкнул в сторону. Потом вскочил, одним ударом сшиб с ног первого упыря и стал охаживать его ногами, пытаясь попасть в голову.

Ему даже удалось это сделать. Один раз. Вампир распластался по полу, Сигмон нацелился добить его, однако на спину ему кинулся изуродованный, но еще живой упырь. Он прижал руки тана к бокам, тот ударил головой назад, потом еще раз, с ужасом понимая, что драгоценное время тает, как снег на солнце. Но он ничего не мог сделать – завяз в драке с упырями, вместо того, чтобы бежать.

Удачный момент был упущен: первый кровосос уже поднимался с пола, а дверь распахнулась настежь, впустив в комнату десяток новообращенных упырей, выглядевших как пародия на людей. Живой волной они катили на Сигмона, который никак не мог освободиться от повисшего на нем упыря. Новообращенные, не такие подвижные, как Старшие, замешкались в дверях, и Сигмон понял, что еще миг – и его захлестнет волной кровососов, жаждущих его крови. Он захлебнется под их натиском, его завалят телами и раздерут на мелкие клочья, как тряпичную куклу. И он больше никогда не увидит Арли. Арли.

Гнев огнем плеснул в голову, отдавшись в висках барабанной дробью. Тан зарычал, извернулся и ухватил упыря, что висел на нем. Отдирая его от себя, Сигмон услышал, как с хрустом ломаются пальцы кровососа, намертво впившиеся в его тело. Тан подхватил извивающегося вампира и поднял на руках, словно ребенка. Он слышал, как в спину дышит строй новообращенных, чувствовал, как к нему тянутся костлявые руки, несущие смерть и знал, что уцелевший Старший стоит за спиной, скаля длинные клыки в злой усмешке. От смерти Сигмона отделял один лишь миг, один удар сердца, что казался ему сейчас целым годом. И тогда тан изо всех сил швырнул свою ношу в черный бархат, скрывавший окно.

Упырь вышиб ставни и вылетел наружу вместе с занавесками. Он успел вскрикнуть, как раненый зверь, а потом солнце приняло его в свои объятья, и кровосос рассыпался прахом.

В окно хлынул солнечный свет и озарил комнату, словно пламя пожара. Тан успел повернуться и увидел, как ряды новообращенных тают в огненном дыхании весеннего солнца. Вампиры рассыпались в прах – не успев ни вскрикнуть, ни шевельнуться. Горстками пепла они падали на пол и открывали солнцу тех, кто стоял позади.

В мгновенье ока комната опустела. Последним растаял Старший. Он успел добраться до двери, надеясь спрятаться от солнца в доме. И уже шагнул в темный проем, но ему в спину ударил свет и в коридор высыпалась лишь груда пепла. Серой волной она перекатила через порог и расплескалась по доскам коридора. Дом, обращенный в склеп, замер. Потом вздохнул и заворочался – упыри почувствовали гибель сородичей и стали просыпаться. Тан ощущал, что в ратуше их осталось еще много – слишком много для одного охотника на вампиров. И там, в самой темноте, скрывались еще трое Старших. Сигмон улавливал их злую волю, что толкала новообращенных к светлому коридору. Они хотели мести, они жаждали крови охотника на вампиров, который посмел прийти в самое сердце их нового дома.

Сигмон оглянулся. Окно сияло солнцем, манило к себе и обещало спасение от ужасов ратуши, ставшей склепом. Ему нужно всего лишь выбраться из окна и спуститься вниз по стене. Упыри не осмелятся войти в эту комнату и тем более не посмеют преследовать его на улице. Всего пара шагов в сторону. Отступить не значит сдаться.

Вздохнув, тан отвернулся от сияющего проема. Он нагнулся, нашарил в куче праха кинжал и выпрямился, сжимая его онемевшими пальцами. Потом подобрал дубину и пошел к двери, ведущей в темноту.

Там, в коридоре, остался Рон. Успел он выбраться или нет – это Сигмон должен был узнать наверняка. Должен.

Ветер трепал перья, сбивал с пути, грозя снести птицу в сторону леса. Это было неприятно, и ворона, вечная спутница любого города, недовольно каркнула. В последнее время притихший Сагем нравился ей все меньше и меньше. Здесь стало очень мало еды и много опасности. Будь ее воля, она бы еще вчера отправилась на север. Всего полдня пути, и у нее будет новый дом и вкусная еда. Но что-то удерживало ее здесь – над пустой площадью города, что пах мертвечиной. Это ей не нравилось, и мертвечина – в первую очередь, ибо та двигалась и норовила закусить самой вороной, вопреки всякому здравому смыслу.

Ветер усилился, и птица спустилась пониже – к самой верхушке каменной ратуши. Она начала высматривать подходящий карниз, но ее вдруг развернуло и бросило вниз – прямо к распахнутым дверям.

Ворона забила крыльями, рванулась в сторону, подальше от черного проема и только краем глаза увидела, как из ратуши выскочил светловолосый человек с мешком в руке. Не удержавшись на ногах, он упал, и пыль взметнулась к солнцу сизым облаком. Ворона сделала круг, глянула на него с надеждой – этот не походил на живую мертвечину и вполне мог стать обычным трупом, старой доброй едой. К тому же свежей. Но человек резво вскочил, закинул мешок за плечи и погрозил кулаком в сторону распахнутых дверей. Потом закричал, и его пылающее гневом лицо налилось темной кровью. Не дождавшись ответа, он выхватил из-за пояса огромный нож и снова вошел в ратушу – в самую темноту, битком набитую живой мертвечиной.

Ворона решила, что все кончено и сегодня обеда не будет. Она взлетела и попыталась повернуть на север, к окраинам, но беспощадная сила бросила ее обратно вниз, прямо на ветви дуба, что рос посреди площади. Отчаянно бранясь, ворона утвердилась на самой толстой ветке и нахохлилась, разглядывая двери ратуши.