Лицо для сумасшедшей принцессы Устименко Татьяна
Я увидела голые белые стены без каких-либо рисунков или фресок. Однотонный пол из светлого известняка, полнейшее отсутствие окон, но зато огромный просвет в потолке, через который в помещение вливался скупой свет ночных звезд. Упоительная прохлада и до звона в ушах пронзительная тишина, нарушаемая лишь хрипом моего запаленного дыхания. Спокойствие и умиротворение. А в самом центре комнаты — два больших, мягких кресла, кем-то предусмотрительно поставленных друг напротив друга. И ни души…
«Какого гоблина!» — устало подумала я. Наплевав на правила хорошего тона, подошла к одному из кресел, уронила на пол звякнувшие клинки и с ногами забралась на комфортабельно прогибающиеся под моим весом подушки. Кажется, я уснул раньше, чем моя исцарапанная щека успела угнездиться на призывно откинутой спинке. Закрывая глаза, я мысленно посмеялась над своей неосторожностью и доверчивостью, но даже и не пыталась бороться с естественной потребностью в конец измотанного организма. Может, я и богиня, но явно — не железная. Вот! И пусть весь мир подождет…
— Дорогая Морра, ты не напомнишь ли, к случаю, свою знаменитую фразу, буквально впечатанную в дорожную пыль? — просительно прозвучал спокойный, приятный голос, вырывая меня из сладостных объятий глубокого сна без сновидений. — Как же она выглядела? Что-то я запамятовал. Ах да, кажется вот так: кто рано встает — тому весь день спать хочется? Очень точно сказано! — голос довольно рассмеялся.
Я мгновенно открыла глаза, чувствуя себя отдохнувшей и посвежевшей, опустила на пол ноги, не совсем прилично заброшенные на бархатный подлокотник кресла, взглянула на своего собеседника и… оторопела.
В кресле напротив удобно расположился крупный, белоснежный… Единорог, насмешливо обнажавший в широкой ухмылке безупречно ухоженные зубы. «Не иначе толченым мелом чистит, на хорошей щеточке! — не к месту отметила я. — Да еще полощет хвойным отваром по три раза в день. Вон какие у него десны розовые, так и пышущие здоровьем, без малейшего намека на гингивит…» — и только тут до меня дошла вся несуразность ситуации, в которую я попала… Здоровенный коняга, пропорциями ни чуть не уступающий впечатляющему экстерьеру моего Беса, совершенно по человечески сидит себе посиживает в мягком креслице, скромно прикрывая роскошным серебристым хвостом полагающиеся жеребцу причиндалы. Шерсть белоснежная, лощеная, серый храп раздвинут в вежливой улыбке, ноги передние — две штуки — элегантно покоятся на подлокотниках, глаза синие — две штуки — устремлены на меня, на лбу красуется витой рог — одна штука…
Я обалдело помотала головой. Нет, быть такого не может! Либо я все еще сплю, либо у меня от недоедания ядреные глюки прорезались, либо Сумасшедшая принцесса окончательно сошла с ума!
— Я сошла с ума, я сошла я ума! — иронично пропел Единорог хорошо поставленным баритоном. — Кстати, дорогая Морра, королева Смерть заблаговременно и предусмотрительно предупредила меня, что ее отважная внучка часто подвержена приступам спонтанной мнительности и к тому же, страдает повышенной самокритичностью…
— Значит, вы и с бабушкой моей знакомы? — удивленно перебила я увлеченный монолог загадочного существа. — А вы сами то, простите, кем будете?
Единорог заржал наигранно-драматично:
— Всем, без исключения, нравятся прекрасные лошади, но вот почему-то совершенно не наблюдается хоть малое число желающих стать ими по жизни!
— Выспренные жалобы на тяжелую долю? Фи, какая сопливая лирика! — презрительно отмахнулась я. — А нельзя ли перейти ближе к делу?
Единорог желчно усмехнулся:
— Ну, опасаясь за здоровье твоей психики, не стану сразу набиваться в близкие родственники, но уж поверь мне на слово — я тоже тебе не чужой!
— Во дела! — непроизвольно вырвалась у меня излюбленная фраза Ланса. — Видно не зря меня Франк с Бернаром частенько кобылой называли!
Единорог смешливо фыркнул:
— Вполне философский подход к проблеме самопозиционирования. В чем, например, существенная разница между конскими яблоками и пресловутым конем в яблоках? От перестановки слагаемых — яблоки не меняются. Суть не в форме объекта, конечно, а в его содержании. Мне показалось, что именно облик лошади окажется наиболее уместным…
— Это еще почему? — глупо вылупилась я, совершенно не улавливая логики в рассуждениях говорящего жеребца.
— Ты очень любишь моего дальнего родственника — крылатого Пегаса! — обаятельно улыбнулся Единорог. — Вот я и решил…
— А-а-а, — иронично протянула я. — Скажите, а кобыла сивая, конь в пальто и лошадь тыгудымская — не из вашей ли семейки?
— Ага, — невозмутимо подтвердил жеребец. — А еще Росинант, Буцефал, Боливар…
— Это который не вынесет двоих? — на всякий случай уточнила я.
— Ну вот видишь! — Единорог удовлетворенно развел черные копыта. — Ты в коневодстве человек опытный!
— А еще я этого знаю, Коннибала! — вдохновенно продолжила я.
— Ганнибал, дорогая! — педантично поморщился Единорог. — Античный военачальник из Карфагена. Никогда не пиши стихов на исторические темы, дабы не попасть впросак!
Кажется, я покраснела.
— Ну, так что вернемся к нашим баранам, то есть жеребцам, а точнее — делам скорбным, земным! — ободряюще подмигнул собеседник.
Я неопределенно пожала плечами:
— Я то как раз — твердо стою на земле. А что, наверху мной недовольны?
— Наверху это где? — не понял Единорог.
— Ну, там! — я наугад указала пальцем в потолок, с которого лились светоносные лучи жаркого полуденного солнца.
— Да уж куда выше Ранмира то! — заносчиво осклабился мой собеседник. — Но, признаюсь, ситуация сложилась классическая. Низы — уже не хотят жить по старому, а верхи — не способны управлять как раньше…
Я совершенно запуталась, да к тому же, из последних сил пыталась сдержать недовольное урчание голодного желудка.
Единорог посмотрел на меня внимательно, махнул копытом и извлек прямо из воздуха завязанный узелком белый платок, плавно спланировавший ко мне на колени. От узелка пахнуло так аппетитно, что я тут же чуть не захлебнулась обильной слюной. Развязала плотную ткань и обнаружила жареную куриную грудку, изрядный ломоть свежего, теплого ржаного хлеба и увесистую гроздь отсвечивающего янтарем винограда. Я с урчанием впилась зубами в сочное мясо, благодарно помаргивая благодетелю. Тот небрежно кивнул — чего уж там!
— А платочек не бросай, прибери про запас, — посоветовал Единорог, после того как от вкусного завтрака осталась лишь сиротливая виноградная веточка. — Не бережешь, ты себя, Морра, ой — не бережешь! А ведь тебе теперь питаться нужно регулярно и полноценно, слишком многое сейчас от твоего драгоценного здоровья зависит. Завяжешь платочек в узелок, и тебе всегда будет готов обед и ужин…
— Спасибо! — проворчала я, пряча подарок в карман и мельком замечая, что вместо прежних лохмотьев на мне теперь одета вполне приличная, новая одежда. — Что-то все вокруг, в последнее время, о моем здоровье подозрительно бескорыстно печься начали, и демиурги и вы вот… Ой, чую, не к добру это!
— Ну, как говорится: чем можем — тем поможем, — уточнил Единорог.
— Астора верните! — сварливо потребовала я, многозначительно хватаясь за кинжал.
Белая лошадиная морда вытянулась:
— Эка ты хватила! — искренне возмутился Единорог. — Песню слышала — он вчера не вернулся из боя…? Нет, дорогая, ты свою судьбу сама вершишь, по запретным местам в одиночку гуляешь как по парку, вот и расхлебывай теперь самостоятельно ту кашу, что в мире по твоей вине заварилась!
Я разозлилась:
— А вашего интереса в этом совсем нет? Что-то не верится!
Единорог откинулся на спинку кресла, важно складывая передние ноги на поджаром животе. Все прежнее наигранно-благодушное выражение сошло с лошадиной морды напрочь:
— Хорошо, Морра, давай поговорим на чистоту!
Я согласно кивнула, закидывая ногу на ногу и готовясь к долгому разговору.
— Ты, надеюсь, уже поняла, — начал Единорог, — что ничего в нашей жизни не проходит бесследно. Не хочешь слепо следовать промыслу богов и послушно плыть по течению судьбы, тогда будь добр — в полной мере отвечай за творимые тобой поступки! Чего ты там просила у теней в Колодце пустоты?
— Знания! — твердо подсказал я.
— Получила?
— Да! — я снова кивнула. — Я поняла, что значит на самом деле любить и жить! Я осознала — как сложен, оказывается, этот казалось бы простой рецепт! Любить так, что твоя любовь наложит на тебя массу нелегких ограничений и страшную ответственность. Любить — это значит не только брать, но гораздо чаще отдавать и терять. Жить — не выживать, не существовать, не прятаться трусливо за спину друга — но бороться и идти к намеченной цели только благородным и достойным путем!
Глаза Единорога вспыхнули будто звезды, нежные ноздри затрепетали:
— А творить? — напряженно спросил он.
Я задумчиво опустила ресницы:
— А вот этого пункта я пока не постигла. Думаю, что боготворчество неразрывно граничит с совестью и умением предвидеть последствия своих поступков!
— Умница! — радостно похвалил жеребец. — Теперь я спокоен за будущее нашего мира! Ты повзрослела, испытала горечь утраты самого близкого человека, и получила могучие артефакты — две даги, кулон Оружейницы и перстень «Пожиратель пространства», позволяющий перемещаться через Портал Оружия. Я думаю — теперь ты готова!
— К чему? — вскинулась я. — Снова принять участие в игре демиургов?
— Нет! — отмахнулся Единорог. — Ты готова начать свою Игру!
— А Астор? — жалобно напомнила я.
Жеребец хитро усмехнулся:
— Все в твоих руках, и даже он! Найди Ларру! Она носительница духа магии и по совместительству — царица драконов. И возможно, в этом случае ты еще сможешь обратить судьбу вспять и вырвать у Пустоты душу своего ненаглядного принца!
— Где ее искать! — возбужденно вопросила я, загораясь огнем надежды.
Единорог вновь протянул копыто и извлек из воздуха тонкую книжицу, переплетенную в сафьян. Я бережно приняла второй дар и начала перелистывать веленевые страницы. Рукописная книжица оказалась похожей на сам Храм Света. Внешне маленькая и тонкая, а откроешь ее — и дивишься огромному множеству скрытых в ней страниц. Я бегло просмотрела несколько листов и восхищенно хмыкнула:
— Это же Хроники Бальдура вроде?
— Ага! — подтвердил Единорог. — Они же Хроники Розы и Хроники Смутных времен. Летопись нашего мира, отражающая прошлое и настоящее.
— Но почему на обложке нет заглавия, а в конце присутствует несколько чистых листов? — спросила я, впрочем, уже предугадывая ответ.
— Ты же сама все поняла! — ухмыльнулся хитрец. — Допиши книгу, заполни листы будущего и тогда ты сможешь назвать ее по-новому, например — Хрониками Рыжей!
— И все, что я сюда впишу — непременно сбудется? — не поверила я.
Единорог язвительно хохотнул:
— Что написано пером, то не вырубишь топором! Сбудется конечно, в случае — если ты станешь писать правду, а не сочинять наивные сказки!
Я скептично улыбнулась:
— Думаешь, тогда я пойму, что значит — творить?
Единорог упрямо молчал, но его синие глаза таили скрытый подвох.
Так и не дождавшись внятного объяснения, я решилась:
— Я пришла в Храм ради Пелены богини Аолы! Может, стоит начать творить будущее нового мира именно с нее?
— Изволь! — махнул копытом Единорог.
И тогда я увидела…
Глава 9
Кресло с белым жеребцом куда-то пропало, а стены помещения безгранично раздвинулись, являя мне картину прозрачных струй воды, шумно низвергающихся с уступа водопада. За завесой из водных брызг парила самая обычная женская рубашка, сшитая из простого, беленого полотна. Ничего в ее крое и фасоне не выдавало принадлежности к туалету самой Дарующей жизнь. Просторный, застроченный с двух сторон прямоугольник, оканчивающийся тонкими лямочками. Ни кружева тебе, ни вышивки. А вот подол Пелены и правда, различимо портили несколько бурых пятен, отдаленно смахивающих на давно засохшую кровь. На мгновение я почувствовала себя неловко. Зазорно вот так явно и без разрешения приобщаться к личной жизни других людей, а тем более — богов, состоящих с тобой в близкородственных отношениях. Ну да отступать уже поздно…
Я поспешно упрятала в походную сумку подарки Единорога, разделась, прихватила с собой «Рануэль Алатору» и ступила в бурлящую воду. Не ожидая глубины, сразу же ушла с головой, но мгновенно вынырнула, недовольно отфыркиваясь и отводя мокрые волосы, облепившие лицо. Подплыла прямо под поток, падающий со скалы и окатывающий Пелену, прежде чем попасть в чашеобразную заводь. Откуда течет эта река? Упругие струи прозрачной влаги насмешливо барабанили по моим плечам, пока я, вытяну шею, рассматривала рубашку, невозмутимо зависшую в паре метров над головой. Мысленно помянула всех мерзких гоблинов, по моему разумению, безусловно, пребывавших в извращенном сговоре с создателями сего Храма. Хорошо придумано — ничего не скажешь! Это кем же нужно быть, чтобы добраться до Пелены, горгульей что ли? Но я то, как на беду, крыльями не обладаю! Я невольно вспомнила свой наивный вопрос, адресованный Эткину — почему драконы летают? И его ироничный ответ — по чему, по чему, по небу конечно! Эх, хорошо ему, а мне вот приходится…
… я перехватила дагу в зубы и, искренне надеясь, что никому и в голову не придет дурацкая идея подглядывать за мой в столь нелепой ситуации, резко подпрыгнула вверх, отталкиваясь от воды и пытаясь дотянуться до злополучного артефакта.
Недолет, однако! Я шумно обрушилась вниз, эмоционально рыча самые скабрезные ругательства сквозь плотно стиснутые челюсти. Второй прыжок. На этот раз я смогла кое-как уцепиться за скользкую ткань, даже и не думавшую сдвинуться с места. Я повисла на мокрой рубашке, чувствуя, что начинаю медленно съезжать вниз. Чудно, но от прикосновения к Пелене у меня сразу же пропало ощущение реальности, а перед глазами возникли неясные, размытые образы. Я будто со стороны увидела саму себя, несущую на вытянутых ладонях полыхающий красным жаром брусок раскаленного металла, а затем опять себя же — окровавленную, сжимающую в руке обнаженный Нурилон, тяжело поднимающуюся с камней, на которых заходится криком голенький, новорожденный младенец, а рядом — две странные, радужные фигуры вооруженных воинов. Уже едва удерживаясь кончиками пальцев за подол Пелены, я выхватила из небытия последнюю, величественную картину парящего под облаками огромного, золотого дракона, и симпатичного мальчика лет пяти, заливисто хохочущего у него на спине. Буйные локоны лихого наездника изумляли необычным чередованием рыжих и серебристо-белых прядей… Но рубашка выскользнула из затекших пальцев и я повторно обрушилась в воду.
Ничего себе, вот это артефакт! Еще бы понять, что же такое я увидела! И как все-таки вытащить Пелену из водопада? Я попыталась сконцентрироваться, обратиться к астралу, силясь отыскать подходящее решение возникшей проблемы, но астрал ответил мне полнейшим равнодушием. Тогда, отчаявшись, я перехватила дагу в руку и, в следующем прыжке, что было сил полоснула острым клинком по подолу окаянной рубахи. На ткани образовалась значительная прореха. Еще прыжок, и в мои ладони мягко спланировал треугольный отрез ткани, вблизи отливающий теплым, мерцающим светом. Я задрала голову. Пелена все так же, словно издеваясь надо мной, продолжала неподвижно висеть в воздухе — целая и невредимая.
Бережно прижимая к груди добытый кусок Пелены, я выбралась на берег. Ткань трепыхалась как живая, так и норовя выскользнуть из пальцев. Лицо под маской призывно зудело, безмолвно напоминая о себе. Сейчас все решится! Как долго же я шла к этому выстраданному мгновению. Стоит лишь загадать желание, произнести мольбу, и я на веки вечные избавлюсь от своей мерзкой, уродливой личины!
Я подняла на вытянутых ладонях священный обрывок магической ткани:
— Взываю к вам — Истинные боги! Внемлите моей просьбе. Силой обновления и возрождения, заключенной в Пелене Аолы, заклинаю вас — даруйте здоровье, красоту, незамутненность мыслей и долгие годы жизни… моей матери Альзире, принцессе Поющего острова!
Ткань вспыхнула ярким сгустком света и растаяла без следа. Я опустила руки и удовлетворенно вздохнула. Вот так! Теперь все наконец-то встало на свои места, вопиющая несправедливость судьбы исправлена. Я оглянулась через плечо. Как и следовало ожидать — водопад и Пелена исчезли. Я находилась все в той же скромной комнате с белыми стенами. Я неторопливо оделась, собрала оружие и скудные пожитки, и шагнула к закрытой двери. Длинной анфилады залов с испытаниями уже не было, просто обычная деревянная створка — выход из Храма, ведущий наружу. Дверь призывно растворилась… На пороге стояли два каменных Привратника, с барабанами наперевес…
Я иронично подняла брови:
— Я в чем-то напортачила? Меня не выпустят из Храма?
Глухой, лишенный всяческих интонаций голос шел из плоских серых кругов, заменявшим Привратникам лица:
— Твоя благородная бескорыстность привела в смущение силы Света, боги устыдились собственной ограниченности и мелочности. Они признают тебя, принцесса, своей сестрой и даруют молодой богине повторную попытку, право второго желания. Вернись и получи еще один кусок Пелены для себя лично, дабы исправить свое физическое несовершенство или скажи нам свое второе желание, а мы — исполним его немедленно!
Я громко расхохоталась, едко и саркастично:
— Ну уж нет, фиг вам — уважаемые боги! Силам Света хотелось бы сделать из меня самодовольную, равнодушную красавицу? Но я никогда не отступлю с осознанно избранного мой пути Чести и, как и раньше, буду начисто разрушать удобную для вас череду событий. Да на кой гоблин мне сдалась эта красота? Правильно преподнесенные недостатки всегда превращаются в достоинства! Сумасшедшей принцессе от рождения предначертано иметь подобное, уродливое лицо и я горжусь своей необычной внешностью. Не собираюсь я становиться очередной лощеной красавицей! Я уже неоднократно убеждалась, что женская красота редко уживается с умом, любовью к приключениям и готовностью отстаивать свои убеждения и принципы. Обычно, трусливые красотки не торопятся лезть в драку, опасаясь получить раны и шрамы. Астор полюбил меня такой, значит, такой я останусь — уродливой, бесшабашной Сумасшедшей принцессой! А хорошенькое личико — совсем не мой удел!
Привратники склонились в почтительном поклоне:
— Ты в очередной раз удивила богов, принцесса! Мы поняли твою позицию и не смеем настаивать. Выбери другое желание!
Я на минутку задумалась:
— Пелена слишком притягательна для различных темных сил. Но она не должна попасть в неправедные руки. Вы можете спрятать ее так, чтобы никто и никогда уже не нашел столь могущественного артефакта и не использовал его во вред миру? В этом и состоит мое желание.
Привратники не ответили. Но их каменные руки тут же пришли в движение, палочки ударили по поверхности барабанов, наполняя тихие склоны Ранмира размеренной, громоподобной дробью, сходной с грохотом горного обвала. Боясь оглохнуть, я испуганно закрыла уши обеими ладонями. Шум нарастал. Скальная площадка под моими ногами сначала пошла крупными трещинами, а потом и вовсе раскололась на части, раскрываясь, будто полый футляр. Небо потемнело, заволоклось грозовыми тучами, фиолетовые трезубцы жгучих молний не переставая, били в склоны Ранмира. Храм покачнулся и начал неуклонно погружаться в образовавшийся провал, увлекая вслед за собой Привратников, не прекращавших отбивать четкий, разрушительный ритм. Я удовлетворенно улыбнулась. Теперь хранилище Пелены богини бесследно сгинет с лица земли, надежно укрытое в недрах горы Света. Но я вовсе не собиралась разделить роковую судьбу святилища. Я крепко сжала руку с перстнем управления Порталом Оружия и пожелала перенестись к королевскому дворцу Ширулшэна. Мне не терпелось узнать, какой эффект воспоследовал за моим самым заветным желанием, высказанным над частицей исцеляющей Пелены богини Аолы.
Стены портала так и мелькали вокруг меня, вполне сочетаясь с царившим в голове сумбуром. Пространные речи Единорога, бывшего, как я поняла, отнюдь не отображением темных или светлых сил, а скорее единой квинтэссенцией великой Пустоты — начала всех начал и сути всего сущего, ввергли меня в пучину продолжительного самоанализа. Итак, эгоистичная Игра, задуманная демиургами, утратила для меня свое исходное значение. Думаю, что все свои обязанности перед ними, обусловленные воскрешением брата, я исполнила с лихвой. Пришло время отказаться от навязанной роли и ввести свои правила, ведь именно на это и намекал хитроумный Единорог. Пустоту не интересовали Свет или Тьма, ее интересовало их равновесие — единственное условие, при котором изначальное Ничто могло оставаться самим собой. Я тоже стремилась к равновесию, к созданию того нового мира, в котором Тьма и Свет стали бы противоположными полюсами непоколебимого бытия, сосуществуя мирно и уравновешенно, и не вмешиваясь в судьбы людей. Земля должна избавиться от власти богов, демонов и демиургов, мир должен взять свою судьбу в свои руки, а не зависеть от прихоти высших существ. Тогда люди обретут счастье.
Несмотря на памятный разговор с Марвином, я сама до сих пор так и не постигла потаенного смысла жизни и осознания факта личного счастья. «Счастье — это когда все тебе завидуют, а нагадить — не могут!» — любит изрекать Эткин. «Счастье в том, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было!» — добавляет красавец Лансанариэль, при этом — трепетно посматривая в сторону Огвура. Возможно, Лансу уже удалось обрести свое долгожданное счастье. «Счастье есть, оно не может не есть!» — подмигивает ему никогда не унывающий орк, впиваясь зубами в хорошо прожаренный свиной окорок и запивая его кружкой доброго эля. «Жизнь называют счастливой, если ее удается прожить так, чтобы боги наверху обалдели и сказали — а ну-ка, повтори!» — бесшабашно улыбаюсь я. «Счастье — в мудрости!» — стеснительно изрекает Марвин. И возможно — все мы по-своему правы!
Нужно просто любить и жить — учили меня мудрые тени в Колодце пустоты. Жить весело и полноценно, торопиться сделать как можно больше хорошего до того, как ты сыграешь в деревянный ящик, в котором есть все для того, чтобы никогда из него не выбраться. Великие боги, как же оказывается трудно на самом деле воплотить в жизнь столь банальный совет, подкупающий фальшивой на первый взгляд простотой. Только не нужно возводить себя в ранг властолюбивого тирана, и устраивать личное счастье за счет несчастья других. Подобное поведение рано или поздно аукнется огромными неприятностями. Не нужно извращенно выворачивать наизнанку прописные истины, подменяя их собственной интерпретацией законов мироустройства. Не нужно изобретать колесо, и менять местами добро и зло, ибо каждое из них уместно именно в своем исконном образе. Стоя на голове — легко вообразить, что ходишь по небу ногами. Именно поэтому, в глубине души, я всегда жалела не шибко умную, зарвавшуюся Ринецею, видевшую счастье в овладении властью. Нет, я желала совсем иного счастья. Я мечтала вдоволь испить недопитое лето своей рано отцветшей любви, топтать сапогами пыль своих — еще не пройденных дорог, воевать на своей — а не на чужой войне, не подрезать крылья птице-надежде, не сжигать мосты за спиной… Я хотела свободно дышать полной грудью и жить, просто жить…
- Безумие ветра излить на страницы,
- Раскинуться гладью холодной воды,
- И слышать, как с небом прощаются птицы,
- Не в силах отсрочить прихода беды.
- Сгорая в слезах, не стыдиться испуга,
- И может лишь год, но прижить без зимы,
- В котором отступит холодая вьюга,
- В котором с тобой повстречаемся мы.
- Главы не клонить под жесткой лавиной,
- Удары судьбы принимая без слез,
- Воскликнуть с надеждой: «Не бойся, любимый!
- Ведь это лишь игры. Но игры — всерьез!»
- Ушедшие дни облекая в страницы,
- Истлевших, написанных мной дневников,
- Смотреть, как на юг устремляются птицы,
- И наши мечты из пророческих снов.
- Рукой отметая беду и сомненье,
- Я воем волчицы в ночи обернусь,
- Я знаю, любовь не уходит в забвенье,
- Я жить обещаю, а значит — вернусь…
Заметно сказывался практический опыт, приобретенный при перемещении по порталам. И поэтому, когда передо мной в очередной раз распахнулась светящаяся мембрана перехода в реальный мир, я уже не вывалилась из туннеля неловким, громоздким грузом — а вышагнула грациозно и горделиво. Я не промахнулась, Портал Оружия привел меня прямиком во двор королевского замка, вежливо выгрузив в центре обширной клумбы с пышно цветущими, синими розами. Среди любовно взращенных самой природой символов моего королевского рода, так сказать. Вот и стояла я в этом шикарном розарии дура-дурой, еще один геральдический тотем воплоти — девушка с мечом и полнейшей растерянностью на лице. И недоумение мое объяснялось весьма просто, ибо ну кто же мог предположить, что я попаду в самый разгар драматических событий, разворачивающихся в непосредственной близости от моей замершей персоны?
Видимо, ходящие через порталы посвященные, приобретают какие-то неожиданные свойства или качества, позволяющие им запанибратски обращаться с естественным течением времени. Вернее, для всех прочих участников разыгрывавшейся сцены, время существовало в привычном режиме, априори не подвластное какому-либо воздействию извне. Но для меня оно почему-то замедлилось, позволяя внести в реализуемый перед моими глазами процесс любые, угодные мне коррективы.
Я увидела Ланса, непередаваемо медленно поднимающего руку в бесполезном жесте преграды на пути облака черных точек, от которого так и веяло смертоносной угрозой. Туманное облако шлейфом шло от фигуры некроманта-альбиноса, в котором я без особого труда опознала своего, гораздого на различные пакости, дядюшку. Правда, на этот раз он выглядел весьма постаревшим и захиревшим. Но, тем не менее, становилось очевидным, черное облако насквозь пропитано убийственной магией, и соприкосновение с ним не предвещает Лансу ничего хорошего. В паре метров от нас, беззвучно раззявил рот в отчаянном крике Огвур, схватившийся за Симхеллу, но явно проигрывающий магу в скорости реакции. Ситуация складывалась угрожающая. Меня же от обреченного на гибель полуэльфа отделяла всего-то одна-единственная, причем — не шибко широкая клумба со злополучными розами. Не найдя лучшего решения, я торопливо сдернула с шеи амулет тетушки Чумы и сунула его в раскрытую ладонь друга. Пальцы полукровки рефлекторно сжались, стискивая белую косточку защитного артефакта. И сразу же после этого, время снова ускорилось — обретая свой привычный, стремительный ход.
Черное облако враждебной магии осыпалось на траву бессильным холмиком мертвого пепла. Дядюшка Аберон, получивший ответный удар заградительных чар, скорчился от невыносимой боли, свалился на землю и глухо завыл. Ланс обалдело выкатил зеленые глаза, не сразу осознав неожиданно пришедшую подмогу.
— Мелеана! — приветственно прогудел Огвур, убирая на место так и не пригодившуюся секиру. — Ну, слава Истинным богам, ты как всегда — вовремя!
Я показала орку выразительно оттопыренный большой палец правой руки. Тысячник довольно заржал. По его смуглому лицу разливалась непробиваемая гримаса непоколебимой уверенности — Рыжая опять с нами, а значит — нам теперь любое море по колено! И я в очередной раз пожелала себе хоть малую дозу знаменитого орочьего оптимизма.
Эльфийский некромант с воплями катался по земле, уже утратив даже малейшее сходство с некогда могущественным чародеем. По всем видимости, амулет, красовавшийся в тонких пальцах Ланса, причинял ему огромное неудобство.
— Убери! — хрипло стонал Аберон, загораживая глаза морщинистой ладонью. — Жжет…
Лансанариэль брезгливо покривился и, не глядя, легкомысленно забывая о своей безопасности, перекинул артефакт обратно в мои руки:
— Спасибо, Мелеана! Но забери его себе, думаю силы моего…, — он помедлил, но все же, вытолкнул из себя с мучительной горечью, — отца, иссякли…
Холодный смотрел на нас снизу вверх пустыми, слезящимися глазами бессильного старца.
— Убьем его? — предложил подошедший Огвур.
Лансанариэль вздрогнул, как от удара:
— Не могу! — он отвернулся, пряча слезы обиды и разочарования. — Должен конечно, за все мучения матери, но видят боги — не могу! Он так жалок…, — голос полукровки окреп и зазвучал щелкающим ударом бича. — Пусть убирается с острова…
Орк восхищенно присвистнул и одобрительно похлопал Ланса по плечу, оценив его великодушие.
Внезапно я почуяла присутствие еще чьей-то злобной воли, готовящейся свершить пусть не совершенное, неумелое, но несомненно — смертоносное колдовство. Острым взором я безошибочно разглядела уродливого карлика, скрытно притулившегося в тени куста сирени. Со все возрастающим опасением, я наблюдала, как он неспешно, будто боясь ошибиться, извлекает из футляра тонкую трубочку, вкладывает в нее короткую стрелку, острие которой, по моим ощущениям — несло смесь яда и магии, и подносит к губам, направляя на Лансанариэля. Ну уж нет! Я выхватила из-за пояса любимую метательную звездочку и, тщательно прицелившись, метнула в кровожадного урода. Карлик отрывисто вскрикнул и выронил свое самодельное оружие. Зубчатые концы звездочки вошли ему точно в переносицу. Угасающие глаза несостоявшегося убийцы одарили меня последним, злобным взглядом, и мертвое тело шумно повалилось в кусты.
— Гнус! — горестно выдохнул Аберон. — Друг, не покидай меня так!
А дальше произошло то, чего не мог предвидеть не один из нас. Гнев, и скорбь утраты единственного друга, исступленно всколыхнули последние силы старого некроманта. Он с безумным рычанием выдернул длинный стилет, до этого надежно упрятанный в бесчисленных складках бесформенного балахона и, скрипя зубами, как дикий зверь прыгнул на спину равнодушно отвернувшегося от него сына.
— Сдохни! — ревел Холодный. — Сдохни, как погиб подлый Астор, настигнутый моим проклятием!
Поняв, что на самом деле стало причиной смерти моего супруга, и что сейчас случится с Лансанариэлем — я протестующе закричала…
Но Ланс оказался проворнее. Не снимая арбалета, висевшего у него на плече, он сунул руку в колчан и вытащил что-то, поначалу показавшееся мне тонким лучиком солнечного света. Но чуть позднее я поняла, что это была стрела из драгоценного металла, оперенная веером мелких алмазов. Невыносимое сияние, исходящее от волшебного оружия, ослепило всех. Аберон выронил кинжал, ошеломленно зажмурился и, будучи не в силах остановить поступательного движения корпуса, практически сам напоролся на серебряный наконечник, притягивающей искрой вспыхивающий в ладони полуэльфа… Золотая стрела, не встретив никакого препятствия, даже без помощи арбалета, по самое оперение вошла в черное сердце некроманта. Ланс вскрикнул, страшно и печально…
Я удовлетворенно хмыкнула. Возмездие — свершилось! Тело короля-узурпатора начало таять, превращаясь в слабый столбик сизой дымки, быстро растворяющейся в теплом воздухе Ширулшэна. И вскоре от мага остался лишь тяжелый королевский венец, усеянный сапфирами, торжественно подкатившийся к ногам полукровки. Волшебная стрела, унесшая жизнь некроманта, дотла сгорела вместе с его ставшим уязвимым телом.
— Свершилось! — прозвучал ликующий голос с неба и на землю плавно опустился Эткин, на спине которого призывно вопил, и усиленно размахивал плащом, черноволосый Марвин.
— Свершилось! — согласно поддержал величественный Саймонариэль, выходя из раскрывшегося Портала Света.
— Друзья! — я радостно всплеснула руками. — Как же мне вас не хватало!
Саймон нежно привлек меня к себе и отечески погладил по растрепанным волосам.
Лансанариэль недоуменно поднял королевский венец, броско сиявший бесценными сапфирами в чашечках золотых, наследственных роз.
— Имеешь полное право! — негромко подсказал Саймон, показывая жестом, чтобы полуэльф возложил праведно добытую корону на свою прекрасную голову. — Ты наследник древних королей по крови и облику, ты станешь достойным правителем Поющего острова!
Ланс повертел венец в руках и скептично ухмыльнулся:
— На кой гоблин мне, спрашивается, сдались проблемы управления государством? Нет, королевский трон не для меня, зато я знаю человека, который гораздо больше подходит для подобной, судьбоносной роли! — и он как что-то незначительное и мешающее, небрежно сунул корону в мои руки. — Забирай, Мелеана! Уж если кто-то по по-праву и заслужил титул правителя Поющего острова, так только ты! А у меня, — он нежно улыбнулся зардевшемуся от радости Огвуру, — уже есть то, ради чего стоит жить!
Теперь настала моя очередь потерянно вертеть драгоценный символ власти.
— Имеешь полное право! — вновь, словно свершая ритуал коронации, убежденно повторил магистр. — Ты наследница древних королей по крови и чести, ты станешь достойным правителем Поющего острова!
Друзья поддержали слова эльфийского мага ровным, одобрительным гулом.
— Ну уж нет, — я испытала настоящее удовольствие, отказываясь от нудной обузы навязываемой мне власти. — Прекрасный народ эльфов не заслуживает такой уродливой повелительницы! — не удержавшись, я вполне к месту ввернула давно полюбившуюся фразу. — Тем более, что я хочу представить вам королевскую чету, должную по-закону и справедливости унаследовать трон Ширулшэна! — и я сделала широкий победный жест, раздвигая притихших друзей.
Они тихонько шли от дальнего флигеля дворца, не привлекая ничьего внимания и никем, кроме меня, не замеченные. Он — высокий, весь в черном, с благородным, безупречно прекрасным бледным лицом, в ярком обрамлении вьющихся локонов цвета воронова крыла. А рядом с ним — она, не сводящая с него светящегося любовью взора. Молодая, стройная, ослепительно красивая и царственная даже в скромном, сером платье. Они бесшумно вступили в круг моих друзей, встреченные почтительным молчанием. Я первая опустилась на колено, выражая преданность своим повелителям, своим наконец-то обретенным родителям.
— Тебе удалось, ты все же сумел ее отыскать! — едва слышно шепнула я.
— Благодаря тебе, дочка! — дрожащим голосом ответил король Мор.
Из глаз моей матери катились крупные, прозрачные слезы счастья.
Саймонариэль взмахнул своим магическим посохом и королевский венец раздвоился.
— Разрешите представить вам истинных властелинов Поющего острова! — церемонно возвестил он. — Королеву Альзиру — Шеар — эль — Реанон, дочь повелителя Шеаррана из клана Синих эльфов! — он возложил один венец на голову моей матери. — И короля Мора, происходящего от правителя Нарроны — знаменитого владыки Джаспера и королевы Смерти! — он воздел второй венец на черные кудри моего отца. — Да живут вечно благородные правители народа эльфов!
Ответом ему стало многоголосое эхо сотен ликующих голосов: — Да живут они вечно!
Оказывается, увлеченные своими проблемами, мы и не заметили толпы горожан, собравшихся у ограды дворцового парка.
Король Мор поднял руку, испрашивая тишины:
— Скажите люди, какой награды достойна наша дочь — Ульрика де Мор, Сумасшедшая принцесса, великая герцогиня Нарронская — спасшая свою мать из мрачных лап безумия и освободившая меня от власти Ледяного бога?
Окружающие молчали, тщетно подыскивая нужный ответ.
А я уже совсем собиралась возразить — что, мол, я вполне счастлива их радостью и не желаю большей награды, чем видеть их родные лица, как вдруг ощутила резкий приступ дурноты и ужасающую боль, иглой вонзившуюся в мозг. В глазах неожиданно потемнело, и я замертво повалилась на руки подхватившего меня отца.
Глава 10
Все-таки самое главное в жизни каждого разумного существа — это привычки и традиции! Именно они являются исходной точкой для осмысления истинных причин тех или иных наших поступков, как относительно хороших, так и условно плохих. К тому же, именно их точное и неуклонное соблюдение и формирует сложный путь человеческого бытия — логически увязанную череду судьбоносных событий. Вот к примеру взять меня: вылезла девица в окно и пожалуйста — ждет ее отныне дорога дальняя да витиеватая, с толпой оголтелых врагов и целым ворохом неудобоваримых магических подлянок. И как теперь ни старайся — но уже стопроцентно не отвертишься от злокозненных наездов выдумщицы-судьбы. Пусть даже ты никому очки не втираешь, паинькой не притворяешься, и честно признаешься, что да — сама неоднократно приложила ручку к тому самому пресловутому обвалу лавины приключений, которые и огребла, закономерно, на свою беспутую, рыжую голову. Вот и разгребай теперь, Сумасшедшая принцесса, сложившуюся запутанную историю. Хотя оптимисты обычно утверждают, что выход есть из любой, даже самой безнадежной ситуации. А философ Эткин авторитетно утверждает, что если вас проглотил дракон, то и в этом случае не стоит отчаиваться преждевременно. Для вас как минимум — найдется целых два выхода. Вот так то! Умение выпутываться из неудобных ситуаций — очень хорошая традиция…
Я задумалась, пытаясь мысленно перечислить — чему такому важному и нужному я успела научиться в жизни, не считая частые побеги через окно и просто неприличную, какую-то почти кошачью живучесть. Ах да, живучесть! Кажется, пора внести в мой официальный перечень привычек, традиций и принципов еще один весьма значимый пункт — если я на время утратила способность адекватно реагировать на окружающих, но при этом еще как-то умудряюсь дышать, и сердце бьется — значит, я благополучно пережила очередные неприятности. Но вот когда после очередной попытки умереть я стабильно прихожу в сознание от звуков знакомых голосов, значит — новые неприятности не заставят себя долго ждать! И это — традиция! Спорно конечно, удача это или нет — заранее знать, что впереди тебя ждут новые, еще более заковыристые неприятности? А я считаю, что это очень даже полезная способность. Возможно, другие решат, что удача от меня отвернулась, обрекая на разочарования и промахи. Но фортуна — понятие растяжимое, а отсутствие результата — тоже результат. Ведь там, где заканчивается полоса неудач, начинается территория кладбища. И это — сама что ни на есть зловредная, устоявшаяся традиция для всех героев без исключения!
Разговаривали четверо. Через открытое окно до меня доносился важный бас Эткина, насыщенный интонациями, приятный баритон Огвура и частенько присоединяющийся к нему звонкий дискант Ланса. Марвин не произносил ничего вразумительного, но временами задумчиво кряхтел, при этом так шумно и усиленно почесывая затылок, что подобная, некрасивая привычка ставила под угрозу его шикарную шевелюру, грозя весьма скоро свести ее на нет, превратив в преждевременную и удручающую по размаху лысину.
— Э-э-э, — однообразно-недоуменно тянул молодой некромант, издавая именно тот самый неприятный звук, который и вывел меня из состояния забытья.
— Магикус, прекрати немедленно! — решительно потребовал Эткин. — У меня от твоих стонов зуб мудрости разболелся.
— Не понимаю! — озадаченно изрек Марвин, судя по долетающему до меня шороху, быстро листая какой-то магический трактат. — Здесь четко сказано, что после сборки всех деталей, у меня должен получиться универсальный, боевой амулет. А я же, вместо него, создал какую-то странную, совершенно не поддающуюся идентификации штукенцию…
— Знаю я эти учебные пособия из категории «сам себе волшебник». Там после каждой инструкции нужно от руки дописывать — тщательно обрабатывать напильником вновь собранный артефакт…
— Думаешь? — скептично спросил Марвин.
Тишину разорвали пронзительные, вжикающие звуки… Потянуло жуткой вонью…
— Фу! — возмущенно пискнул Ланс. — Ну и гадость же ты изобрел, Марвин!
— А чего! — насмешливо одобрил дракон. — Что хотел, то и получил — универсальный боевой артефакт! Убойная вещица, от ее амбре — мухи на лету стаями дохнут!
Некромант прошипел что-то неприличное и, по всей вероятности, запустил неудавшимся раритетом в сторону кустов…
Бабахнуло. Причем так, что меня чуть с кровати не сбросило. Огвур громко выругался, дракон хихикал в своей привычной, обидной манере. Марвин с грохотом разочарования захлопнул магический талмуд.
— Нет, ты погодь, погодь, — не успокаивался вредный дракон, — дай-ка я сам этот шедевр почитаю…, — снова раздался шорох истертых, пергаментных страниц. — Так, — со вкусом декламировал гигант. — Великий архимаг Дендроний советует — «а если попросит у тебя помощи благородный рыцарь, в дальний поход отбывающий, то выкуй магический пояс верности и надень его покидаемой, прекрасной даме на то самое неназываемое место, наибольший искус несущее..»
— Мда, — язвительно хмыкнул орк, усиленно внимавший мудрой рекомендации. — Да ведь бедная баба с этаким магическим наворотом есть не сможет, и помрет от голода задолго до возвращения глупого рыцаря…
Разноголосый хохот свидетельствовал о том, что пикантный юмор Огвура оценили по достоинству все участники увлекательной беседы. Я тоже не сдержалась и хмыкнула.
Магическая книга неуважительно полетела в кусты, которым похоже, итак уже на сегодня изрядно досталось.
— А что, маги все такие умные? — язвительно поддел Марвина прекрасный полуэльф, обычно любопытный просто до неприличия.
Некромант обиженно засопел свежим насморком.
— Успокойся, другие ничуть не лучше, — вступился за друга Эткин, на спине которого маг, без сомнения, и подхватил свое бурно прогрессирующее респираторное заболевание. — Эльфы тоже особой смекалкой не блещут!
— А ты докажи! — привычно выдал Ланс.
— Да запросто! — не спасовал летун. — Слышал я не так давно одну правдивую историю. Великий эльфийский владыка пожелал иметь сапоги из шкуры дракона. Ну, сказано — сделано. Призывает к себе его главный военачальник двух самых доблестных воинов и велит — отправляйтесь-ка вы, братцы, в джунгли юга и добудьте для короля драконьи сапоги. Три года отсутствовали воины, но потом все же вернулись — одичавшие, израненные, усталые… Где сапоги? — грозно вопросил командир. И тут герои расплакались в голос — мол, убили они двести тридцать шесть драконов — но ни на одном из них сапог… так и не обнаружили!
Мой безудержный смех удачно вписался в царившее на улице веселье.
— Ура! — в оконном проеме возникла лукавая морда Эткина. — Ребята, она очнулась!
— Ну, а я вам что говорил? — торжествующе констатировал Белый волк. — А вы, пессимисты, ревели и хныкали — ой, типа она на этот раз заболеет серьезно и надолго! — он удачно изобразил капризный голосок Лансанариэля. — Мелеана, скажи им, что ты абсолютно здорова и уже полностью готова к новым подвигам! И что запросто коронуешь еще десяток владык и замочишь сотню злобных карликов!
Я улыбнулась:
— Спорно. Хотя попробовать — можно!
Но дракон недовольно покачал головой:
— Не слушай этих заводил, принцесса! Отдыхай, пока есть возможность.
Но я настырно откинула пуховое одеяло и опустила на пол ноги, про себя дивясь их непривычной слабости. Первая же попытка встать с постели, закончилась сильным приступом головокружения. Я виновато шмыгнула носом и, к вящей радости Эткина, послушно улеглась обратно, дав себе твердое обещание, что завтра меня в этой кровати и орда гоблинов не удержит.
Но у судьбы, как всегда и случается, конечно же, имелись свои, тайные планы, на беду — полностью идущие в разрез с моими, излишне самоуверенными намерениями.
Я быстро нашла общий язык со своим отцом, памятуя о накрепко связавших нас событиях, произошедших в Геферте. Однажды я читала в одной очень умной книге, что девочки имеют привычку возводить своих отцов в ранг безупречных героев и поэтому, достигнув брачного возраста, подсознательно выбирают на роль мужа — мужчину, обладающего сходными качествами. Скорее всего, книга была права. Венценосный батюшка, король Мор, своим бледным, красивым лицом и неторопливыми, уверенными в себе повадками, разительно напоминал моего незабвенного Астора. Нет, принц демонов конечно, отличался куда большей экспрессивностью, но главным оказалось то, что рядом с любым из этих двоих мужчин я ощущала себя в полнейшей безопасности. Надежность, вот то главное качество, которым должен обладать мой избранник.
Отец просидел у моей постели добрую половину вечера, говоря мало, но много и опечаленно вздыхая. На его белоснежное чело то и дело набегало легкое облачко задумчивой озабоченности, скрываемой им тщательно, не безрезультатно. Я поняла — отцы гнетет что-то важное, не дающее в полной мере насладиться вновь обретенным семейным счастьем. Но он молчал, а я так и не решилась спросить его о природе овладевших им раздумий. Перед уходом он нежно поцеловал меня в лоб, пристально всматриваясь в мои наивно распахнутые, зеленые глаза. Черные локоны на мгновение смешались с рыжими, словно хотели влить в них свою стальную волю. Дверь за королем закрылась.
— Ульрика! — просительный шепот вырвал меня из полудремы. — Ты спишь?
На подоконнике сидел сопливый Марвин, прижимающий к носу огромный, неряшливо скомканный платок.
— Дружище, — хихикнула я. — Ты бы взял, что ли, у меня в сумке мазь с базиликом и намазал себе переносицу!
— Гоблин ее забери, эту ангину, — неразборчиво прогнусавил некромант, несмело косясь на меня поверх платка. — Такую зразу даже магия не исцеляет! Это меня боги наказали…
Я заинтересованно приподнялась на локте.
— … за тебя! — виновато закончил Марвин, сконфуженно сморкаясь.
Я рассмеялась:
— Брось! Это же самая обычная простуда. А подхватил ты ее во время полета на Эткине, стремясь как можно скорее попасть в Ширулшэн и помочь мне!
Взор мага просветлел:
— Ну да. Честно говоря, я все время боялся, что с тобой может произойти что-то не хорошее! А теперь еще и Саймон…
Мое сердце настороженно бухнуло.
— А что Саймон? — взволнованно перебила я. — Что он говорит?
Молодой маг неловко слез с высокого подоконника и робко приблизился к кровати.
— Прости меня, Мелеана! — жалобно попросил он. — Я оказался не прав относительно тебя и принца демонов. В конце концов — нечего нам было совать нос в твою личную жизнь…
Я молча протянула Марвину руку, которую он крепко пожал и облегченно вздохнул.
— Так что там с Саймонариэлем? — напомнила я.
Некромант оторвался от моей сумки, в которой хозяйски копался с самым невозмутимым видом.
— Может, это просто старость? — осмелился предположить он. — Все-таки, Саймону уже очень много лет. Что-то я его совсем не понимаю. Он там сидит, почитай — целый день, пялится в свой хрустальный шар, заламывает руки и предрекает недоброе! — Марвин наклонился ко мне и шепнул в самое ухо. — Боюсь, это касается тебя, Мелеана! — Он отодвинулся, озабоченно посмотрел мне в глаза и добавил с надеждой: — Наверно это маразм, может — он ошибся?
Но Марвин понимал, что занимается никчемным самообманом, потому как магическое око подсказывало ему, что Саймонариэль прав, мучая некроманта аналогичными, смутными и пугающими видениями.
Сраженная интуитивным предчувствием, я откинулась на подушку.
«Да нет, дружище, старый маг не ошибается! — устало подумала я. — Вон она и пришла — закономерная беда! Ведь проклятия Гельды и Аберона еще не исчерпались и не исполнились до конца…»
Жизнь никогда не била меня по лицу. Возможно, она посчитала подобное наказание не этичным, или просто брезговала прикасаться к моему вопиющему уродству. Зато под дых я получала часто и весьма болезненно. Причем, в самые непредсказуемые и неожиданные моменты. И это меня не удивляло ничуть. Как говорится — любишь кататься, люби и саночки возить. Или перефразируя — имеешь смелость самолично рулить собственной судьбой, будь готов отвечать за последствия подобных манипуляций. Хотя в большинстве случаев, возникающие последствия носили совершенно стихийный и непредсказуемый характер. Так получилось и на этот раз…