Майенн Табб Эдвин
— Часто, — Эрл согласно кивнул, — но мы не будем стараться стать подобной легендой и миражем.
Карн глубоко и горько вздохнул. Усталость давила, лишала ясности мышления и ощущений. Он посмотрел на молчавший генератор:
— Взгляни на него, — произнес он горько, — когда этот проклятый зверь сокрушил его, это было похоже на пулю, поразившую тончайший хронометр. Внешние повреждения — это еще полбеды. Когда начинаешь опробовать подачу энергии… — вот тогда только остается развести руками и выругаться в бессилии. Мы буквально разобрали всю машину на части, проверили каждую деталь, каждый узел и блок. Большую часть можно использовать, что-то можно отремонтировать, но есть такие части, которые можно только заменить. Наши ресурсы слишком скудны, мы вынуждены довольствоваться малым, приспосабливаясь ко многому. Сопла не доставят нам особых хлопот; мы можем исхитриться починить направляющие сельсины, но кристаллы… Это то, что требует замены. Эти чертовы кристаллы двигателя должны иметь конкретные размеры и форму. Скажи мне, где их найти, и я скажу с точностью до часа, когда мы прибудем в Селегал.
— Может мы сможем вырастить эти кристаллы? — спросил Эрл, — это возможно?
— Это зависит от того, что взять за исходный компонент. Но в любом случае, это требует определенного оборудования и приборов, которых у нас нет.
— А можно ли адаптировать, изменить те, что есть в нашем распоряжении? — Эрл мучительно жалел, что ему не хватает конкретных знаний из этой области. — Ведь, скажем, ультразвуковой передатчик имеет подобные кристаллы? Нельзя ли как-то использовать их, чтобы воспроизвести поле Эрхарта?
Он прочел ответ в горьком взгляде Карна.
— Я, конечно, не инженер, — добавил Эрл, — стреляю наугад, в темноте. Я не могу предложить реальной помощи, но я твердо знаю одно: если ты признаешь свое поражение, бессилие, то ни у одного из нас не останется даже шанса на спасение. А теперь, почему бы тебе все-таки не отдохнуть хоть немного? Усталый ум — плохой помощник в решении сложной проблемы. Ты запросто можешь ошибиться, упустить из вида что-то важное, допустить роковую неточность. — Его голос стал жестче. — Ты доверил мне оставшихся пассажиров, но ведь ты — из того же человеческого теста, что и они все. Согласен ли ты сам пройти в свою каюту, или мне отнести тебя?
— Ты превышаешь свои полномочия, Эрл.
— Нет, Карн. Это просто здравый смысл, и ты прекрасно понимаешь это. А теперь скажи мне, что надо делать, и иди отдыхать.
Карн вздохнул, признавая свое поражение:
— Хорошо, Эрл. Будь по-твоему. Но если тебе не удастся сделать эти проклятые кристаллы, то нам останется только одно, — он помолчал и мягко закончил, — нам останется только молиться. И ничего иного…
Глава 5
Лолис с улыбкой смотрела на компанию мужчин, собравшуюся в салоне за карточным столом: Харг, Чом и молчаливый Горлик. Она глубоко вздохнула, распрямляя спину, и слегка потянулась, чувствуя на себе их взгляды. Чом привстал, предлагая ей кресло рядом с собой:
— Присаживайтесь, госпожа.
Как и другие, он выглядел усталым и обеспокоенным; его глаза глубоко запали, скулы осунулись. По сравнению с остальными, Лолис, напротив, чувствовала себя выспавшейся, отдохнувшей и словно заново рожденной, благодаря введенному ускорителю времени и продолжительному сну; ее глаза ярко блестели, сочные губы улыбались всем и вся.
Она спросила:
— А где Дюмарест?
— Он на посту, исполняет обязанности вахтенного. — Харг поднес карты к самому лицу, не найдя более нужных слов и действий.
— А он вам очень нужен, госпожа? — Чом снова улыбкой пригласил ее присоединиться к ним. — Я бы предложил вам вина, но Дарока стал слишком угрюмым и негостеприимным, а наш новый стюард, или, точнее, стюардесса сейчас занята приготовлением еды для всех нас. Но несмотря ни на что, у нас есть карты и возможность беседовать, что вполне может скрасить часы бесконечного ожидания. Садитесь около меня, и я расскажу вам одно захватывающее приключение, которое произошло со мной на далекой планете, согреваемой ярким двойным солнцем. На этой планете вся власть была в руках женщин, и они требовали от мужчин определенного подхода и ухаживаний. Я был тогда молод, но, впрочем, достаточно состоятелен: у меня было несколько очень ценных бриллиантов, и если бы я оказался достаточно предусмотрительным и осторожным, то правил бы на той планете до сих пор.
Чом замолчал, ожидая ее просьбы о продолжении рассказа, но ей не хотелось слушать чужие воспоминания; она повернулась к Харгу, который угрюмо спросил ее:
— Ваша подруга мертва, вам известно это?
— Да, я знаю. Битола — тоже. Старая карга уже успела сообщить мне об этом.
— И еще четверо мужчин из команды, — продолжил Харг, — корабль сильно поврежден и жизнь оставшихся — под угрозой.
Он взглянул на нее и был поражен спокойствием и равнодушием, сквозившими во всем ее облике. Это все было ей уже далеко безразлично. Инцидент был слишком неприятным, чтобы долго помнить о нем; единственное, о чем она немного жалела — так это о том, что лишилась служанки и приятного знакомого. Карты скрипнули в руках Харга, он до боли сжал зубы, сдерживая негодование. Может ему удастся убедить ее сесть за карточный стол и сыграть, и он хоть частично сможет отомстить ей, если сумеет выкачать из этой пустышки часть бриллиантов, которыми она так гордится.
Мысль показалась ему достаточно заманчивой: получить деньги, которые позволят ему принять предложение Мари и войти в долю в ее предприятии. Он сразу забыл об опасности, которая нависла над ними всеми; он слишком много путешествовал, чтобы долго бояться или строить иллюзии. Пусть другие думают, что угодно, но ему было достаточно один раз взглянуть на капитана и увидеть выражение глаз Карна, который бился над ремонтом машины. Но он всегда верил в удачу; удачная посадка, неожиданная встреча — а при этом деньги никогда не будут лишними.
Харг увидел Мари, вошедшую в салон. Она выглядела измученной и усталой; ее руки получили минутный отдых. Взгляд ее словно споткнулся о благоухающую свежестью Лолис:
— Вы наконец-то соблаговолили присоединиться к нам, — буквально прошипела она, — я ведь сказала вам помогать мне на кухне.
Лолис спокойно пожала плечами:
— Я не кухарка.
— А ты полагаешь, что я собиралась заниматься этим? — Мари повысила голос. — Послушай, красавица, поумерь свой гонор на время. Есть вещи, которые должны делаться. Мужчинам нужны чистые постели и калорийная еда после тяжелой работы. Займись-ка этим.
— Я — не служанка, — упрямо повторила Лолис, — и я не верю, что приготовление еды и уборка отнимают такую уйму времени и сил, как вы это представляете.
— А ты сделай все это сама — и проверишь!
— Это совсем несложно, — ответила девушка, — я не раз это проделывала во дворце. У нас не было идеальных слуг. И я знаю, что вам не составит большого труда справиться самой со всей работой. — Она засмеялась и прибавила едко: — И, я уверена, стелить постели — для вас очень привычная обязанность!
— Самка! Глупая и пустая!
— Старая карга!
— Видит Бог, — проговорила Мари сквозь зубы, — если бы ты попалась мне в одном из моих отелей, я просто спустила бы кожу с твоей спины и научила бы тебя хорошим манерам, будь уверена. Я бы выбила из тебя всю спесь!
— Мари! — Харг не забывал о предусмотрительной дальновидности и осторожности. Селегал, конечно, был очень далеко от Айетта, но руки наемных убийц — очень длинны, а девица принадлежала к типу людей, которые не привыкли прощать кому-либо обиду, и в своей мстительности пойдет до конца. — Она просто очень устала, — объяснил он Лолис, — она совсем не это имела в виду. Вы должны простить ее. Простить всех нас. Мы все слишком устали от напряжения.
— Она очень пожилая женщина, много пережившая на своем веку, — поддержал его Чом, — вы должны понять ее чувства.
Лолис показалось приятным проявить снисходительность и добросердечность. С обворожительной улыбкой она произнесла:
— У вас удивительно прекрасные и преданные друзья, Мари. Когда я окажусь на Айетте, я попрошу моего будущего супруга преподать вам хороший урок, который надолго останется у вас в памяти. А сейчас — принесите мне поесть, да побыстрее!
— Когда придет время, не раньше.
— А я сказала — сейчас!
Она зашла слишком далеко. Лолис и сама осознала это, когда увидела, что Мари направилась к ней, сверкая глазами полными ярости, готовая вцепиться ей в волосы и выцарапать глаза. Лицо женщины было бледным и напоминало маску, а в ее глазах Лолис прочитала такую ненависть, словно заглянула в свою будущую смерть, когда ее красота поблекнет и она станет такой же страшной и отталкивающей.
— Нет! — закричала Лолис, отскакивая назад и прячась за спинами мужчин, — только дотронься до меня, и я пожалуюсь Дюмаресту!
— Ты полагаешь, что его это тронет?
— Он любит меня! — уверенность и искренность, с которой были произнесены эти слова, мгновенно остановили Мари, как не могло остановить ничто другое. Ее гнев почему-то сразу иссяк и на его место пришли усталость и удивление:
— Тебя? Такой мужчина, как он, и вдруг — ты? Девочка, ты просто бредишь!
— Нет, я видела его, — сказала Лолис, — он заходил ко мне в каюту, и я видела его глаза. Если бы я смогла совсем проснуться тогда, он бы не ушел!
Она действительно верит в то, что говорит, вдруг устало поняла Мари. Маленькая шутка, которую сыграло с ней воображение, полусон-полуявь под действием наркотика и лекарств. Он отверг ее, ей было слишком больно, и она построила целый замок фантазий, который окончательно материализовался под влиянием пережитого ужаса и потрясений. Или еще чего-нибудь весомого. Ей очень хотелось, чтобы Дюмарест любил ее, и это желание стало явью в ее лихорадочно возбужденном сознании.
Господи, вдруг подумала Мари, да ведь она еще совсем ребенок! А я решила наказать ее, как взрослую женщину. Хотя, конечно, и детей надо изредка наказывать.
А вслух она произнесла:
— Девочка, ты просто забыла, что провела несколько дней во сне под действием наркотиков. Эрл любит Дженку.
— Это неправда!
— Почему же? Лишь потому, что ты тоже женщина, ты полагаешь, что другая не сможет обойти тебя? Эрл — настоящий мужчина, пойми это, дитя. Он не может находить ничего интересного в общении с такой молоденькой и глупой девушкой, как ты. Дженке он пришелся по сердцу, и я думаю, что он тоже любит ее. Почему бы и нет? Они прекрасно подходят друг другу.
В ее голосе прозвучала такая убежденность, что она не могла ускользнуть от внимания Харга. Он посмотрел на Чома, и по выражению его вдруг спрятавшихся глаз, понял, что в своем предположении и уверенности он не одинок. Но Чом был по отечески снисходителен:
— Мари, ты действительно устала. Тебе просто необходимо отдохнуть хоть немного… Госпожа, наше путешествие еще далеко не закончено, и кто знает, что случится с нами завтра. Любому игроку известно, что тот, кто выигрывает сегодня, может все потерять завтра в одно мгновение. И, — добавил он, хитро улыбаясь, — некоторым мужчинам нравятся фрукты, которые сами просятся им в руки.
Намек был слишком прозрачен даже для недалекой Лолис. Она была молода, хороша собой, богата и желанна. Эрл не мог пропустить такого подарка, который сам просился в руки. Почему бы и нет? У него просто появилась возможность выбрать. Сейчас, когда не стало строгой Геры, кто сможет рассказать что-то плохое ее будущему мужу? Чома легко можно купить, Харг — достаточно напуган, чтобы молчать, Мари можно не принимать во внимание, а Горлик?..
Лолис мягко присела за спиной Горлика и положила свою нежную ручку на его плечо:
— Мы до сих пор как следует не поговорили, — с улыбкой произнесла она, — расскажите мне немного о себе…
А в рубке около приборов умирал капитан Селим… Он расслабленно сидел в своем кресле; его лицо было воскового цвета, дыхание — тяжелым и хриплым, воздух едва проходил сквозь покалеченные легкие. Пот капельками выступал на лице, Майенн белой тканью аккуратно и бережно стирала его, несмотря на слабые протесты Селима.
Дюмарест горько стоял рядом, понимая, что они бессильны что-либо изменить. Внутренние повреждения, полученные капитаном, оказались гораздо серьезнее, чем они предполагали; сломанные ребра, должно быть, порвали ткань легких или повредили еще что-то внутри. Введенное лекарство вылечило его мозг, но для израненного тела нужно было гораздо больше: помощь квалифицированных врачей.
— Вы должны хоть немного поесть. — Майенн была бледна и расстроена. — Пожалуйста, хоть немного. Дарока угостил всех кое-чем вкусным из своих запасов, это прибавит вам аппетит.
— Позже.
Майенн в растерянности посмотрела на Дюмареста.
Мерцающий свет коснулся ее огненных волос, наполняя их россыпью бриллиантовых капель. Она сменила свое платье снова, чисто по-женски поняв, что алый цвет не нравится Эрлу. Сейчас на ней была золотистая тога в тон цвета волос; блики света ламп и экрана отражались и на нем, и казалось, что вся ее стройная фигурка осыпана водопадом серебристых снежинок.
Дюмарест сказал мягко:
— Капитан, нам необходимы ваш опыт и знания. Вы должны поесть.
— Это все философия путешественника, — отмахнулся Селим, — ешь, пока есть возможность, потому что никогда не известно, когда получишь следующий шанс. — Он закашлялся; кровь и мокрота выступили на его губах. — Позже, — пробормотал он.
— Эрл, — прошептала Майенн, — мы можем хоть что-то сделать для него?
Нет, Эрл это понимал. Врач бы проделал срочную операцию, соединив сломанные ребра, залечив внутренние разрывы и повреждения органов, ввел бы замедлитель времени и держал бы капитана под наркозом в специальной барокамере до приземления. У тех же, кто был сейчас на борту, не было ни специального медицинского опыта, ни инструментов, ни лекарств. Единственное, что они могли сделать сейчас, — это поместить Селима в один их спецконтейнеров и, снизив температуру, остановив все процессы в израненном теле, ждать удачного приземления и помощи тамошних специалистов.
Но присутствие капитана было просто необходимо здесь, в рубке, у контрольных навигационных приборов, и Селим отказывался покидать свой пост и команду в такой момент. Он тихо произнес, обращаясь к Эрлу:
— Доложите о состоянии генератора.
— Карн делает все возможное. Сейчас он с братьями Кволиш ищет способ замены разрушенных кристаллов.
— Карн — очень хороший человек, — сказал Селим, — он не такой талантливый инженер, каким был Грог, но он сделает все, что будет в его силах.
— Я знаю, — сказал Эрл.
— Хороший человек, — повторил Селим. Он замолчал, переживая и вспоминая допущенные ошибки и промахи. Он был просто обязан убить хищника, а не пытаться поймать и вернуть в клетку. Ему не следовало привлекать так много членов команды к этой операции. Он должен был вовремя успеть отскочить от двери трюма, захлопнуть ее, не дать животному выбраться наружу. Но он оказался жадным, слишком жадным; а теперь он умирал, а с ним умирал и его корабль. Скоро умрут и все остальные. По его вине…
Дюмарест тихо позвал:
— Майенн?
— Да, Эрл? — она подошла к нему, — мне надо сделать что-нибудь?
— Оставайся с ним все время, — он кивнул в сторону Селима, сидевшего перед приборами и экранами, — постарайся уговорить его поесть, старайся продлить его жизнь как можно дольше. Нам всем нужны его знания, его опыт. Если Карну все-таки удастся восстановить машину, то без Селима мы не сможем сделать ничего: он единственный навигатор среди нас.
— Я все поняла, Эрл.
— Дарока тоже здесь вполне справляется, но мне кажется, что Селим лучше чувствует себя в твоем присутствии. Может, ты споешь для него, — он помолчал и прибавил, — что-нибудь веселое, отвлекающее его от тяжелых дум. Это поможет ему.
— Мои песни теперь все веселые и полные счастья, мой любимый. — Майенн обвила нежными руками его шею и прижалась к нему ласковым телом. Ее мягкие губы приоткрылись, страсть снова загорелась в ее огромных глазах. — Я люблю тебя, Эрл. Очень люблю. Моя жизнь принадлежит тебе, помни об этом.
Ее любовь, ее жизнь… сколько времени у них осталось на все?
Дюмарест вышел из рубки, осторожно прикрыв за собой дверь. Его лицо было неподвижным и суровым, но услышав голос Майенн, начавший одну из волшебных песен о счастье, он расслабился: капитану это поможет, его воспаленный мозг должен отдыхать и немного радоваться теплу.
Эрл услышал голоса, доносившиеся из салона, и заглянул туда. Чом, Карн, Горлик и Лолис расположились у карточного стола; Вошла Мари, неся питательную еду. Она посмотрела на него внимательно:
— Эрл, поешь. Мне отнести что-нибудь капитану?
— Да. Ему и Майенн. Дарока и остальные уже ели?
— Дарока у себя в каюте: он не хочет ничего. Я покормила братьев и Карна: двойные порции. Им сейчас необходима хорошая еда и энергия, — она протянула ему чашку с супом, — тебе тоже. Ты слишком напряженно работаешь, Эрл. Не откладывай, поешь, как следует.
Ее голос звучал нарочито сухо, она старалась скрыть свою нежность и переживания. Он улыбнулся ей, взял чашку и сел к столу. Лолис взглянула на него, затем вновь обратила свой взор на Горлика. Пусть немного помучится, решила она. Потом все можно наверстать.
— Вы хотите сказать, что можете проделывать это? — спросила она Горлика с нарочитым интересом, — тренировать свой мозг, повышая его способность работать с большей эффективностью и отдачей?
— Конечно. Это одна из задач дисциплин, изучающих мышление, сознание. Людям об этом известно тысячелетиями; специальными упражнениями дыхания и мышц они учились контролировать свои эмоции, чувства, сознание. Ну, например, я могу воткнуть в свое тело металлическую иглу, и не вскрикнуть при этом: я не почувствую боли, на теле не останется шрама. Когда я был еще совсем маленьким, я видел выступление группы актеров; они ходили босыми ногами по осколкам стекол, втыкали в тело иглы, погружали руки в пламя костра. Это зрелище настолько потрясло меня, что мне самому захотелось проделать подобное, изучив их секреты.
— Это были факиры, — вставил Чом, — мне тоже доводилось встречать их.
— Тренировка мозга, приспособление и обучение сознания, — настаивал Горлик. Его голос странно потеплел, стал менее монотонным и бесцветным, чем обычно. — Дисциплины, тренирующие сознание и ощущения, существуют очень давно; мозг — это самое главное в нас, все остальное менее важно. Эмоции отнимают слишком много энергии. Чувствовать боль, гнев — это значит проявлять слабость. Все чувства и эмоции лишь результат обмена веществ, изменения состава крови; держа мозг под контролем, можно предотвратить нежелаемое.
Лолис тихо спросила:
— А любовь?
— Это эмоции, ответственные за продолжение рода себе подобных.
Чом засмеялся и сказал:
— Вам повезло, Горлик, что ваша мать не придерживалась ваших теорий в своей жизни. А, Эрл? — Эрл промолчал.
— Но ведь любовь — это все, — сказала Лолис, — я просто не могу представить, какой бы стала наша жизнь без любви. Тренировать себя, стать бесчувственной машиной… — она вздрогнула, — это просто страшно!
— Но дает сильный эффект, — сказал Горлик, — чувство любви совершенно не нужно с точки зрения размножения, продолжения расы. Искусственное оплодотворение решит эту проблему качественней и эффективней; будущие особи могут быть наделены вполне определенными качествами, талантами, унаследованными из генотипа подобранных им родителей, и будут воспитываться строго в соответствии с теорией логического мышления, ментальных достижений. Подумайте сами, что это может дать. Только наиболее достойные, способные люди будут иметь возможность продолжать себя в следующих поколениях, которые, в свою очередь, окажутся еще талантливее, умней. Менее способные будут просто отстранены от процесса воспроизводства. Правда, на это потребуются тысячелетия.
— Жизнь, построенная на расчете? — Харг фыркнул. — Если следовать вашим словам, все мужчины станут абсолютно одинаковыми.
— Нет. — Горлик замолчал, подыскивая подходящие аргументы. — Вот, к примеру, межзвездный корабль. Люди проектировали его, строили, отправляли в полет. Сейчас нам ясно, что с точки зрения конструкции и выживаемости подобный корабль несовершенен. Со временем конструкция и надежность кораблей, конечно, будут улучшены, и в основе будет лежать необходимость, печальный опыт жертв и неудач. Если это касается кораблей, механизмов, то почему нельзя подобный метод внешнего усовершенствования применять к людям?
— А что же вы скажете о женщинах? — Лолис посмотрела на Эрла. Он продолжал есть, не принимая участия в разговоре. — Эрл, как вам понравится то, что все женщины станут похожими, одинаковыми?
— Во многом это уже так и есть, — вставил Чом, не дав возможности Эрлу ответить, — по крайней мере, в темноте.
Лолис проигнорировала его скользкую шутку:
— Эрл?
Дюмарест посмотрел на Горлика: — Вы слышали что-нибудь о Кибклане?
Мгновение тот колебался, а затем ответил: — Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Кибклан — организация, члены которой имеют как раз те качества мышления, о которых вы только что так восторженно говорили. Она ориентирована на совершенствование мышления, сознания; эмоции для ее членов не имеют ни малейшего смысла. Мне кажется довольно странным, что вам не доводилось слышать о нем.
— Но ведь он имеет дело лишь с мертвыми книгами, — напомнил Чом, — интересно, где бы он мог встретить кибера?
В сотне мест, подумал Эрл. Книги, которыми торгует Горлик, редки и дороги, значит те, кто покупают их, имеют деньги и власть. И, кроме всего, Эрл видел у него в каюте оттиск печати Кибклана.
Эрл спросил, глядя в глаза Горлика:
— Так вам доводилось когда-либо встречать кибера?
Снова минутное молчание, слово он взвешивал последствия своего ответа, затем медленные слова:
— Да, однажды. Он произвел на меня сильное впечатление.
Настолько сильное, что Горлик решил за основные ценности жизни и сознания принять те, что значат все для киберов? Стать похожим на них? Скопировать печать, изображение, которой каждый кибер носил на груди своего алого плаща?
Это было вполне возможно, и осторожный человек не стал бы говорить заведомую ложь в ответ на столь простой вопрос. Но Эрл не был убежден в этом окончательно. Он постарается проверить это позже.
По крайней мере, пока генератор стоит, в этом нет острой необходимости…
Дарока мягко позвал из-за приоткрытой двери своей каюты:
— Эрл! Не торопитесь, пожалуйста.
Казалось, происшедшая трагедия никак не отразилась на его самочувствии и внешнем виде; опрятность одежды, изысканность манер… На лице — ни тени беспокойства или сомнений. Он немного отступил назад, приглашая Эрла войти.
— Немного вина?
— Нет, спасибо.
— Это особое вино, — торжественно произнес Дарока, — и я могу поклясться, что вы никогда не пробовали ничего похожего. — Он извлек из саквояжа бутылку темного эбонитового стекла; на черном фоне поблескивали прозрачные серебристые пузырьки. Дарока поставил на стол два стеклянно-металлических тонких бокала и наполнил их. Эрл посмотрел на вино — создавалось странное ощущение, словно в жидкой смеси висели разноцветные легкие шарики-пузырьки, каждый — разного размера и оттенка.
— Новинка, — с гордостью произнес Дарока, протягивая Эрлу один из бокалов, — секрет виноделов Хаммашенда. Я думаю, что вы будете в восторге.
Дюмарест смотрел на свой бокал. Разноцветные пузырьки не смешивались, сохраняли индивидуальный размер и форму; они искрились на свету, поднимались и опускались за стеклом бокала, словно играли. Эрл пригубил вино, и почувствовал прохладу; еще глоток, потом что-то словно лопнуло на языке — и он явственно ощутил вкус меда.
Глава 6
Дюмарест почувствовал, как кто-то тронул его за плечо, и услышал встревоженный голос:
— Эрл, любимый, проснись! Проснись, Эрл!
Это была Майенн. Она убрала руку, увидев, что он открыл глаза, и встала рядом, тревожно глядя на него своими глубокими глазами. Эрл сел, чувствуя себя абсолютно разбитым и усталым. В голове проносились обрывки снов, фантазий, смешанных с реальностью. Он вспомнил разговор, вино и Дароку. Может, в вино было что-то подмешано? Черт бы побрал эти экзотические вина и размеренные беседы!
Майенн повторила:
— Эрл, пожалуйста, побыстрее!
— Сейчас, — он встал и сунул голову под кран с ледяной водой. Это немного помогло, ясность сознания постепенно возвращалась к нему. Одеваясь, он спросил тревожно:
— Селим?
— Он жив еще, Эрл, но с ним что-то происходит. Что-то странное. Я была с ним, пела ему; потом вышла, чтобы принести немного еды, а когда вернулась, он вдруг сказал, что слышал какие-то чужие голоса.
— Голоса в эфире? Другой корабль?
— Я не знаю, Эрл.
— А ты сама слышала их?
— Нет, Эрл, поэтому я и беспокоюсь. Селим выглядит так странно. Он спросил меня, слышу ли я то же, что и он, а когда услышал отрицательный ответ, — замкнулся и замолчал. А я побежала к тебе.
Селим повернул голову, когда они вошли в рубку. Свет здесь был выключен, горели только сигнальные лампы панели и экраны мониторов. Селим сидел очень прямо, его глаза сверкали, тело, казалось, налилось каким-то зарядом бодрости и энергии.
— Дюмарест, — произнес он настойчиво, — проверьте, пожалуйста, экраны.
— Ничего не меняется. Картина прежняя.
— И тем не менее, что-то необычное есть снаружи, рядом. Я слышал очень отчетливо, ясно. Слушайте внимательно!
Он коснулся тумблера настройки: статический неизменный сигнал нарушил тишину.
— Ничего, — снова произнес Эрл, напряженно всматриваясь в экраны, — капитан, может вам следует отдохнуть?
— Не волнуйтесь, я не схожу с ума, — с горечью сказал Селим, — и у меня нет галлюцинаций. Я еще раз говорю вам, что слышал этот звук, и он шел снаружи.
— Это были голоса, капитан, или что-то еще?
— Нет, это напоминало мелодию, песню. Женский голос. Вы должны помнить, мы уже с вами однажды слышали похожее.
Это было тогда, когда Майенн пела в пустоту, включив приемник, посылая свой голос к далеким звездам. Эрл посмотрел на нее вопросительно.
— Нет, Эрл, в тот момент я была не здесь, не в рубке.
— Но ведь ты пела капитану?
— Да, но гораздо раньше. Потом я вышла за едой, — она показала на чашку питательного супа, стоявшую на столе, — в тот момент я не пела и не включала приемник. Ты можешь верить моему слову.
Значит, это была иллюзия, галлюцинации, материализованное подсознательное желание Селима хоть как-то дать надежду команде и себе самому; звуки, несущиеся из пустоты и на самом деле не существующие в действительности…
— Но я слышал этот звук, — твердо сказал Селим, — он звучал громко и ясно. Я не мог ошибиться.
Эрл спросил, раздумывая:
— Майенн, ты помнишь песню, которую ты пела перед самым уходом?
— Да, Эрл.
— Спой, пожалуйста, ее снова.
— Прямо сейчас?
— Да, сейчас. — Дюмарест еще раз посмотрел на экраны и приборы: обычный пустой внешний фон, ничем не измененный. Капитан молча сидел в кресле, словно отстранившись от всего. Что ж, решил Эрл, пусть надежда слишком призрачна, но надо использовать даже самый ничтожный шанс. Иногда ультра-радио преподносит сюрпризы, и если это тот самый случай, то надо доказать очевидное, рассеять сомнения и иллюзии.
А Майенн пела. Мелодия была недолгой; глубокой и нежной. Когда она замолчала, Селим взглянул на нее и произнес:
— Да, то что я слышал, было похоже на эту мелодию, но не совсем. Чем-то оно отличалось…
Прошло несколько мгновений в молчании, и вдруг эфир ожил… Это просто эхо, казалось Эрлу, отражение музыки, словно она споткнулась о какую-то преграду и вернулась назад из бесконечности космоса. Может, кристаллы приемника способны воспроизводить очередность переданных волн, сложенных в мелодию, может что-то иное… Но Эрл уловил и отличие: вернувшаяся мелодия была похожа, очень похожа на оригинал, но не была его копией, его зеркальным отображением. Словно кто-то, услышав звук, попытался повторить его очень похоже, но абсолютной идентичности не получилось.
— Вы слышали? — Селим снова воспрянул. — Я же говорил, что я слышал это!
— Пой снова, — приказал Эрл, — пусть это будут отрывки разных мелодий, разделенные паузами.
— Эрл, но я…
— Сделай это, — Эрл был тверд, — ты должна понять, насколько это важно. Если мелодии окажутся идентичными, то, значит, мы имеем дело с отражением волн, не больше, но если ты уловишь отличие, то это может говорить о каком-то разуме недалеко от нас. Поторопись, и не волнуйся, пожалуйста.
Он прослушал мелодию, вслушиваясь в ответный эфир; Селим лихорадочно крутил ручки приборов, пытаясь изменить волну приема.
— Похоже, что эта частота пения — слишком низка, — сказал Эрл, — постарайся петь выше и сильней. Пой выше, звонче!
Майенн послушно изменила тональность пения; при ее голосовых данных технически это было несложно, она слишком волновалась и чувствовала важность и ответственность этих мгновений, но ее голос был хорошо тренированным инструментом, который она могла настроить на нужный лад, волну, тембр — при необходимости. Ее голос нес волшебную, могучую и необъяснимую силу, магию: он мог раздробить хрупкое стекло, заставить закипеть молоко, убить или оживить живое существо — все это было подвластно безграничным возможностям голоса Дженки, его диапазону, его глубине, колдовской силе…
Дюмарест почувствовал, что его мозг, сердце, сознание, уже не в силах выдерживать больший накал чувств, высоты и силы, заключенных в мелодии, которую нес голос Майенн. Он взглянул на капитана, увидел побледневшее лицо, капельки пота, красноту глаз…
— Хватит! — его голос, словно хлыст, заставил Дженку прервать пение, обнажившее натянутые нервы, жилы, кровь.
Трое, пытаясь прийти в себя, напряженно, до боли в сознании вслушивались в звуки, которые донес до них космос словно дуновение ветра, словно голос друга, голос близкого разума… и им стало совершенно ясно: вернувшаяся песнь не была отражением или повторением…
Дюмарест громко и ясно произнес, обращаясь к невидимому соседу:
— С вами говорят с борта корабля, потерпевшего аварию. Вы слышите нас? У нас повреждены двигатели и мы лишены возможности передвигаться своими собственными силами. Нам катастрофически необходима помощь.
Ничего. Эфир молчал. Экраны зияли темнотой, стрелки приборов не отклонились ни на дюйм. Селим нетерпеливо повернулся в кресле:
— Дюмарест, попробуйте снова, еще раз. Наверное, где-то рядом еще один корабль. Мы должны установить контакт. Пробуйте снова.
— У нас нет никакой уверенности, что это именно корабль, — ответил Эрл, — единственное, что ясно — что-то и откуда-то посылает сигналы.
Он настроил передатчик на максимальную мощность:
— Слушайте нас, — произнес он громко и отчетливо, — с вами говорят с корабля, потерпевшего крушение. У нас сильное повреждение генератора и мы дрейфуем в никуда. Если нам не будет оказана помощь, то мы погибнем. Установите наши координаты и придите на помощь. Скорее. Мы не можем терять времени.
И снова в ответ — тишина.
— Я ничего не понимаю, — озадаченно проговорил Селим, — если они отвечали девушке, то почему молчат сейчас?
Диапазон частот, любопытство, блажь, нежелание? Как это узнать? Дюмарест мягко коснулся руки Майенн:
— Пожалуйста, спой снова. Постарайся привлечь их, заинтересовать. Как — я и сам не знаю. Но они отвечали именно тебе — и это говорит о многом. Пой, девочка, зови их, заставь сделать что-то для нас всех!
— Но, Эрл, — она подняла руку и коснулась горла, — как долго мне придется петь?
Даже тренированный и поставленный голос имеет конечный предел. Усталость. Дюмарест огляделся вокруг, нашел магнитофон и включил его:
— Пой столько, сколько выдержишь, — твердо произнес он, нежно и требовательно глядя ей в глаза, — а потом мы используем запись. Пожалуйста, Майенн, это очень важно для всех нас. Начинай.
Карн вошел в рубку в тот самый момент, когда Майенн начала свою песнь. В этой песне была просьба, тоска, мольба о помощи, о жизни, рассказ о неповторимой любви, нежности, обращенный к тому близкому слушателю. Голос звучал глубоко, сильно, то рассыпаясь на серебристые тремолы, то стихая до чуть слышного пиано. Голос звал, просил, молил, рассказывал… Этот язык был понятен и не требовал пояснений и дополнений…
Она остановилась на мгновение, чтобы восстановить дыхание:
— Капитан, я не…
Селим умоляюще попросил: — Слушайте; они не могут не ответить…
И они услышали песнь оттуда, издалека; она не была повторением той, что пела Майенн, но она так же пронзительно и нежно отвечала, звала, понимала и обещала… Карн и Эрл почувствовали, как сжались их сердца, как напряглись мышцы, словно отвечая и обещая кому-то и что-то. В звучавшем ответе был и вопрос, потом небольшое колебание, сомнение… и словно неожиданно принятое окончательное решение.
Корабль медленно изменил курс и… начал двигаться. Они не верили глазам, всматриваясь в мигающие экраны, вдруг ожившие приборы… — сомнений не осталось: корабль начал двигаться, словно под действием невидимой, но всемогущей силы.
Звездная картина сместилась чуть вправо, одни звезды приблизились, другие поблекли; корабль шел дальше, смещаясь из одного сектора в другой, выходя из области притяжения одного солнца, попадая в другую — и снова, уходя, двигаясь, перемещаясь в неизвестном направлении. Неудержимо. Без колебаний. Направленно и окончательно.
Планета возникла неожиданно, заслонив все экраны. Селим вскрикнул: его руки по привычке потянулись к ненужным теперь приборам управления. Дюмарест до боли в глазах всматривался в неуклонно приближающуюся поверхность: долина, плоскогорья, невысокие горы — все это было видно в мерцающем сиянии далеких звезд. Корабль начал вращаться вокруг оси и стремительно падать вниз…
— Эрл! — Майенн испуганно схватила его за руку; Эрл крепко прижал ее к себе, чувствуя дрожь, испуг ее маленького тела, пытаясь укрыть, защитить ее от неумолимо надвигающейся катастрофы.
— Эрл, — прошептала она, — поцелуй меня, на прощание. Он почувствовал нежность ее губ, мягкость волос, коснувшихся его лица, тепло и страстность ее тела, крепко прижавшегося к нему и ищущего защиты, молившего о надежде и спасении. А Дюмарест напряженно ждал, не давая себе возможности расслабиться хоть на мгновение…
И вдруг хаотическое движение корабля прекратилось и наступила тишина. Корабль опустился на поверхность неизвестной планеты. Целый и невредимый…