Майенн Табб Эдвин

Глава 9

Чом поднял лук, натянул тетиву и спустил стрелу. Он присвистнул, криво усмехаясь, видя, что стрела вонзилась в добрых десяти футах от дерева, которое они использовали в качестве мишени.

Дарока покачал головой:

— Не совсем правильно. Старайся не дергать тетиву, когда пускаешь стрелу. Просто напрягай и расслабляй пальцы кисти руки. Смотри! — он выстрелил из своего лука, попав точно в середину ствола, — попробуй еще раз.

— Какой толк от всего этого? — Чом поглаживал свою левую руку, — я не могу стрелять из этого чертового лука, у меня болит рука. Мне гораздо более по душе хорошая дубинка, и я буду чувствовать себя в полной безопасности.

— Это лишь дело практики, — настаивал Дарока, — тебе надо продолжать тренироваться. Обвяжи левую руку чем-нибудь для защиты; натягивая тетиву, отведи стрелу до подбородка и прицелься, глядя на ее кончик и дальше. Отпускай тетиву легко, не дергая.

— Все равно я вооружусь дубинкой, — упрямо сказал Чом, — ты ведь учился владеть луком еще ребенком, а я — нет. У меня не было времени для игр. Но как бы то ни было, чем, скажи пожалуйста, нам поможет подобное оружие в борьбе с Тормайлом?

Харг спокойно ответил ему:

— Мы не собираемся сражаться с Тормайлом. В прямом смысле этого слова. Нам предстоит сразиться с чем-то необычным, как например, недавно Эрлу. Человекообразные или звероподобные существа. Все, что нам на данный момент известно, это лишь то, что он собирается подвергать нас разным тестам и испытаниям, и мы должны быть готовы к самым худшим и непредвиденным вариантам.

Чом больше не возражал. Вместо этого он молча отложил лук и стрелы в сторону и взялся за работу над своей дубинкой. Увесистый камень был укреплен в расщепленном конце толстой палки: Чом привязал его полосками ткани, оторванными от своей рубашки. Сейчас он привязывал новые полоски ткани, чтобы сделать петлю, удерживающую дубинку у запястья.

Неподалеку Дюмарест терпеливо работал над своими ножами.

Перед ним лежала наготове небольшая горка срезанных тонких сучьев, которые он уже очистил от коры и обрезал до необходимой длины. Эрл старался обточить их концы до нужной толщины, сделав их острыми и тонкими. Рукоятки он не обтачивал.

Майенн спросила, глядя на его работу:

— Ты думаешь, они годятся для борьбы, Эрл?

— Эти ножи? — он взял один из сделанных ножей. — Ими можно великолепно резать, рубить и ими можно убить ничуть не хуже, чем острейшей сталью. Единственно, что необходимо еще сделать, так это обмотать что-нибудь вокруг рукояти, чтобы не скользила рука.

Она хотела спросить совсем не об этом, он понимал это прекрасно, но сделал вид, что для него все просто и ясно. Когда он потянулся за следующей заготовкой, она мягко поймала его руку:

— Эрл, ты был один у реки слишком долго. Я хотела подойти к тебе, но не смогла: там был какой-то странный невидимый барьер, который не пустил меня. На кого он был похож на этот раз?

— Тормайл? Я ведь уже говорил тебе. На Лолис.

— Она ведь была очень красива.

— Да, ну и что?

— А ты был обнажен, плавал, и… — она оборвала себя на полуслове, улыбнулась немного виновато и ласково сказала, — прости, Эрл. Просто я глупо ревную тебя. Но когда я начинаю думать о тебе и Лолис, представлять вас обоих на том месте, где мы с тобой были так счастливы, я просто… ты простишь меня?

— За твою любовь?

— За мою глупость, любимый. Что меняет еще одна женщина в жизни мужчины? Тем более, что она не живая, не настоящая. Ты любил ее там?

— Нет.

— А смог бы?

Его голос стал напряженным и твердым: — Если бы это потребовалось, чтобы освободить всех нас, то — да. Но Тормайл не собирается отпустить нас так легко. Поэтому я не сделал этого.

— Я рада, Эрл.

Он улыбнулся, ласково взглянул на нее и снова взялся за работу. Лезвие одного из ножей показалось ему недостаточно острым, и Эрл взял камень, чтобы уплощить его побольше. Майенн помолчала немного, а затем тихо спросила его:

— Эрл, а он сказал тебе, когда?

— Нет.

— Что же с нами будет?

— Он сказал, что выпустит нас отсюда лишь когда поймет, что такое любовь. Не раньше.

— Это произнесла Лолис?

— Тормайл в ее обличье. Разве это так важно? — он тщательно проверил острие ножа. — Попробуй один из этих ножей. Примерься к весу, длине. Потренируйся в броске в цель. Держи его в полусогнутой руке, напрягай лучевые мышцы и запястье. Начни с бросков в землю, — видя, что она не слушает его, Эрл сказал мягче. — Попробуй это, девочка. Может статься, что твоя жизнь будет зависеть от этого.

Мари насмешливо крикнула им, видя, как Майенн взяла один из ножей:

— Стоит тебе научить свою женщину держать нож, как ты сразу же рискуешь нажить беду, Эрл. Неужели жизнь так тебя ничему и не научила?

— Она научила меня изворачиваться и уходить из-под удара, — ответил он на ее шутку, — и драться, если этого не избежать. Или спасаться бегством, если это еще не поздно. Ты уже закончила изготовление веревки, Мари?

— Да. У меня уже все готово, — она кивнула на змееобразную длинную веревку, сплетенную ею из крепких листьев и коры кустарника, — неужели ты думаешь, что это нам пригодится?

Вместо ответа Эрл поднял с земли небольшой камень величиной с яйцо, обмотал его веревкой и, раскрутив ее, как лассо над головой, отпустил один из концов, целясь в ближайшее дерево, усыпанное сочными плодами. С дерева, словно дождь, посыпались фрукты.

— Так я охотился в детстве, — объяснил Дюмарест, — полезная и интересная игра. Веревка была моим единственным игрушечным оружием в те годы.

— А лук и стрелы?

— Это идея Дароки. Братья Кволиш помогли ему изготовить их.

— Ты считаешь, что и это нам пригодится?

— Только Дарока мастерски владеет таким оружием. Чтобы научиться метко стрелять из лука, нужна долгая практика. Наверное, арбалет был бы надежнее и проще, но у нас нет для него необходимого материала.

На дальних расстояниях вполне подойдут и стрелы, решил Эрл. В ближнем бою помогут копья, дубинки и ножи.

Со стороны корабля к ним приблизился усталый Карн; за ним следовали братья. Карн понимал всю бесполезность своих попыток проникнуть внутрь. Но это говорила голая логика, а корабль для него был настоящим домом и неотъемлемой частью существования.

— Ничего не получается, — хмуро сказал он Дюмаресту, — мы пробовали проникнуть внутрь через запасной нижний люк. Но все задраено наглухо. Корабль недоступен. Ты действительно знаешь, что Тормайл отремонтировал его?

— Он так сказал.

— Это может быть и ложью, — Карн задумчиво почесал подбородок, — но чего он тогда хочет этим добиться? Если бы я только был абсолютно точно уверен в исправности генератора…

— Мы попробуем еще раз, — предложил Сак Кволиш, — чуть позже.

Его брат спросил:

— Нам надо изготовить еще какое-нибудь оружие, Эрл? Мы вполне можем сделать катапульту или таран для осады.

— Нет, — ответил Эрл.

— Ты считаешь, что это нам не пригодится?

— Я думаю, что нам ни к чему тратить силы, стараясь объять необъятное. Нам неизвестно, когда начнется опыт Тормайла, а нам к этому времени необходимо быть свежими и отдохнувшими. Поэтому лучше сейчас вам заняться сбором фруктов. И тебе тоже, Карн. А после еды нам надо отдохнуть, как следует. Нам ничего не остается, кроме пассивного ожидания. Пока.

Ждать, надеяться, тренироваться и стараться найти ответ на вечный вопрос. Что такое любовь?

И как объяснить это холодному, чуждому интеллекту, который не имеет ни малейшего представления вообще о чувствах, эмоциях, слабостях людей?

Они развели небольшой костер, и тоненькие струйки светлого дыма поднимались вверх, разнося запах горящей коры, листвы и дерева. Мари подбросила в огонь охапку листьев, закашлялась от попавшего в горло дыма и пригласила всех к импровизированному столу. Чом взял протянутый ему прут с запеченным плодом; понюхав его, он с отвращением скривился и произнес:

— Снова эти проклятые фрукты. Из них, наверное, можно приготовить неплохое вино, но я бы сейчас отдал все эти блага за один единственный кусок хорошей отбивной!

Карн пробормотал во сне:

— Селим… Слушаюсь, сэр. Груз погружен и идет до Айетта. Трое путешествуют Низким перелетом…

Майенн начала петь. Ее песнь была похожа на ту, что поют у порога смерти: дрожащая, вибрирующая и стонущая мелодия, зов одиночества из заснеженных далеких миров, из пустынь, из бескрайних морей. Мелодия усиливалась, становилась выше и тягучей; редкие слова, казалось, лишь усиливали тяжесть, безысходность, будили и оживляли давно забытые картины, лица, улыбки и страдания. Дождь и ветер, цепи гор, эхо голосов людей, давно ушедших в небытие, шепот, плач, призыв…

Я люблю тебя, Эрл. Я люблю тебя … Другой голос: Тысячи лет долгого сна… миллионы видений … Третий: Мы всегда будем рады видеть тебя у нас на Тое… на Джесте… на Хиве… на Техносе… на Дредиа … Другой голос из забытых далей плакал и звал: Нет, Эрл! Нет!.. десять Низких перелетов… Рам, Бал, двойники… пятьсот лет… острый клинок… смерть… Я люблю тебя, Эрл! Люблю! Словно звон колокола зазвучал в песне: Милосердие, брат. Помни основную заповедь святой церкви. Во имя Господа… Милосердие… милосердие …

Мелодия задрожала, вибрируя, и стала стихать, словно волна, потревожившая берег, и тихо откатывающаяся назад, обратно в море…

Дарока вздохнул, пробуждаясь от задумчивости, навеянной волшебной песней:

— Это просто изумительно. Сказочно. Еще ни разу Майенн не пела так прекрасно.

— Если я останусь в живых, — с чувством произнес Чом, — и если я добуду достаточно денег, то обязательно найму Дженку петь для меня постоянно. Всегда.

— Повторение песни будет уже другим, — сказал Харг.

— Ты прав, но это неважно. Ни один артист не может дважды исполнить одну и ту же мелодию одинаково; каждое выступление уникально и непохоже на другое. Ведь очень важно и сиюминутное настроение слушателя: то, что он чувствует, о чем думает, что его тревожит в данный момент. Да, мой друг, я уже принял твердое решение, — он протянул руку за сочным плодом и поднес его ближе к пламени.

Голос Мари заставил всех встрепенуться:

— Эрл, взгляни на наш корабль. Там что-то происходит.

Облако мерцающего света поднималось над кораблем. Оно вибрировало, переливалось, дрожало на фоне светлого неба. Внезапно облако приняло форму шара, который стал медленно приближаться к ним. В нескольких футах от них он коснулся земли. Коснулся и снова стал меняться, прямо у них на глазах.

Какое-то существо, решил Дюмарест, глядя, как облако вытянулось в длину, изменило очертания, становясь похожим на фигуру человека, лицо которого оставалось нечетким, расплывчатым, светящимся изнутри.

— Это ангел, — прошептала Мари. — Господи, это ангел! — В ее сознании вдруг ожило какое-то давно забытое воспоминание, обрывок старой религии, а чары Тормайла материализовали это. На мгновение существо оставалось таким, каким увидела его Мари, а потом снова стало менять форму.

— Лолис! — Чом разжал руку от удивления, и сочный фрукт упал в костер, — моя госпожа! — он вскочил на ноги и протянул руки навстречу неизвестному существу, — я знаю, что вы, конечно, не та девушка, которую мы звали этим волшебным именем, но я полагаю, что оно подойдет вам. Прекрасное имя для прекрасной женщины! Моя госпожа, мне кажется, что вы хотели узнать, что есть любовь. Я могу показать и объяснить это вам. В своих долгих скитаниях я наблюдал многие формы и виды любви и в совершенстве постиг это искусство. Мое сердце ждет лишь вашего приказа.

Существо произнесло:

— Обличье, в котором я появился прошлый раз, пришлось вам не по вкусу. А теперь вы реагируете иначе. Почему?

— Я простой человек, моя госпожа, и всегда иду простыми путями. Мистерии, фантазии — не для меня. Я покупаю и продаю, делая все, что могу, чтобы приносить удовольствие. Для меня любовь — это желание служить, быть необходимым, нужным. Служить, помогать, направлять. Доставлять удовольствие, радость. И если вы дадите мне возможность объяснить вам все это наедине, то, я уверен, что мы найдем много интересных точек соприкосновения.

Мари произнесла едко:

— Я не склонна доверять этому проходимцу. По-моему, он пытается обтяпать дельце у нас за спиной. Но неужели этот глупец не понимает, что он имеет дело не с живой женщиной, а с Тормайлом?

Мари произнесла это тихо, но ее услышали все. Дарока посмотрел на Эрла, потом на Карна. Офицер откашлялся немного и хрипло сказал:

— Как исполняющий обязанности капитана, я несу ответственность и представляю интересы всех этих людей. Все переговоры должны идти через меня.

— Капитан?

— Да. Я член команды этого корабля. — Карн говорил усталым голосом; бессонные дни и болезненный принудительный сон давали себя знать. Он кивнул в сторону корабля, — назови свои условия и цену за наше освобождение.

Девушка улыбнулась в ответ, молодая и свежая, как летнее утро. Она чуть придвинулась к костру, слегка жмурясь в ярком пламени. Майенн с ожесточением вонзила свой деревянный кинжал в землю и резко произнесла:

— Нам прекрасно известна эта цена. Это существо хочет любым способом получить ответ на вопрос, что есть любовь. Любовь! — повторила она горько, — как можно объяснить этому планетарному мозгу, что это такое? Как можно научить любить планету?

— Это возможно, — мягко возразил Дарока, — если планета — твой дом.

Как Земля, подумалось Эрлу. Но это было не одно и то же, и Эрл прекрасно понимал это. Дарока просто играл словами, а у них сейчас не было времени для подобных семантических игр. Нет ничего удивительно в том, что Тормайл решил на этот раз появиться в женском обличье, думал Эрл. Эту форму он скопировал с той же легкостью, что и внешность Горлика. Эрл посмотрел на Майенн, с трудом сдерживающую свой гнев. Неужели Тормайл решил сыграть на ревности?

Вслух он произнес:

— Мы не склонны предаваться играм и развлечениям. Ты уже принял решение, Тормайл. Так скажи нам о нем.

— Ты так нетерпелив, Эрл?

— В наших прежних разговорах мы как-то говорили о жестокости. Держать людей в неведении, когда их судьбы зависят от твоего решения, по меньшей мере — негуманно.

— А любовь есть обратная сторона жестокости. Я это помню. А ты, Эрл, никогда бы не смог полюбить жестокого человека. — Она взглянула на Чома, — а что скажешь ты, Чом?

— Любовь, моя госпожа, не знает никаких условий и принципов. Я мог бы любить вас, даже задыхаясь в ваших объятиях.

Она чуть приподняла руки и стала приближаться к сидящим, а Чом вдруг направился ей навстречу, словно по ее воле, лишенный собственных желаний. Он, словно во сне, наступил ногой в костер, его фигуру окутал столб едкого дыма. В этом дыму две фигуры — мужская и женская — слились в объятии. Его толстые руки сжимали ее хрупкое тело, ее руки обвились вокруг его плеч.

— Люби меня, — произнесла она, дрожа. Чом вскрикнул, словно раненное животное, страдающее от боли. Его тело дрожало, мускулы сводило судорога, на щеках выступили пятна лихорадочного румянца, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он пытался сопротивляться сдавливающим его рукам, напряженно и обреченно одновременно, затем вдруг расслабился и остановил взгляд на лице мучительницы.

— Это не то, — отчетливо произнесла она, — это совсем не так.

— Моя госпожа, — прошептал он, — пожалуйста! — Она отпустила его, и он отступил назад, вытирая воротом рубашки выступившие на глазах слезы.

— Постановка вопроса требует уточнения, — произнесла она, — чтобы быть искренней, любовь должна оказаться очень сильной, это я уже поняла. Но любовь принимает слишком много форм, выражается в совершенно разных ситуациях, и какая форма — самая верная? Чтобы ответить на это, я задумала провести глубокий и всесторонний эксперимент. Он позволит дать окончательное заключение и ответит на мой вопрос.

— Подожди, — вдруг произнес Харг. Он выступил вперед, невысокий, стареющий, но кажущийся в эту минуту удивительно мужественным и полным достоинства. — Выслушай меня, Лолис… Тормайл, не знаю, как правильнее. Может, я просто несчастлив, но ни одна женщина и раньше не хотела делить свою жизнь со мной, да и я никогда особенно не страдал по какой-то из них. То есть, я не любил настолько, что готов был бы отдать жизнь за это счастье. А мне кажется, что именно этого тебе и хочется. Поэтому, давай отойдем от всей этой лирики и решим все вопросы более конкретно: так или иначе. Поворот карт. У тебя окажется карта более высокого достоинства — и ты сделаешь с нами всеми все, что пожелаешь. Если выиграем мы — ты отпускаешь нас. Быстро, просто и конкретно. Ты согласен?

— Игра в карты, удача, — сказала она с улыбкой, — тест на то, что вы называете удачей, везением. Неужели вы все согласны участвовать в подобном?

— Да, — быстро сказал Дюмарест, — мы согласны. — Он поймал руку Чома, когда тот уже открыл рот, собираясь протестовать, и сжал ее. Посмотрев на Дароку, он уловил в его взгляде неожиданную догадку. Это был реальный шанс, они не имели права упускать его. Харг прекрасно все сформулировал, и теперь им оставалось только ждать решения Тормайла.

— Харг слишком увлечен законами теории вероятности и удачи, — произнес Тормайл-Лолис, — и для него удовольствие заключено в выигрыше, в победе. Удача — его истинная госпожа, а фортуна — божество. Странная вещь, — нараспев произнесла она, — что образованный человек может возводить в абсолют такие призрачные понятия. Хотя эта концепция заслуживает того, чтобы над ней поразмыслить. Но игрок в данном случае не прав. Ведь ему нечего терять, а, значит, и ставить на кон.

Дюмарест сказал твердо:

— Ты слышал условия. Ты согласен играть?

— С игроком — да. Но не на его условиях. Каждый из вас должен испытать свою собственную удачу и судьбу. И если он проиграет, то я возьму только одну его жизнь, а не ваши. А если он выиграет, то я обещаю доставить его в безопасное и удобное место.

— Безопасное место? — Харг был в недоумении. — Что ты хочешь сказать?

— Планета, на которой ты сможешь выжить. Одна из обитаемых планет, населенная схожими с вами существами. — Она немного помолчала. — Айетт? Да, на планету, которую вы называете Айетт.

— А ты можешь сделать это?

Конечно, Тормайл это мог. Для всемогущего создания, сумевшего вытащить их беспомощный корабль из другой части Галактики и притащить его сюда, на край света, не было ничего невозможного. Харг задал вопрос просто так, чтобы подтвердить свои убеждения. Когда существо кивнуло в ответ, он начал перемешивать колоду карт.

— Стой, — жестко остановил его Эрл, — это ведь твоя жизнь, Харг. Помни об этом.

— Да, она моя. И я помню об этом с момента рождения.

— Не будь глупцом! — яростно вмешалась Мари, — идти к карточному столу с ощущением неизбежного проигрыша, как сейчас у тебя, — это верный провал! Ты же сам прекрасно знаешь это, как профессиональный игрок! Оставайся с нами и жди другой возможности. Ведь если ты проиграешь, то уже будет поздно возвращаться назад! — она сжала губы, чувствуя свое бессилие переубедить его, видя, как он расчищает стол для карт. Она попыталась снова: — Ты помнишь наш уговор? Доля от доходов в новом доме? Харг, остановись. Пожалуйста, не делай этого.

Он, не обращая внимания на ее призыв, тасовал колоду. Протянув ее Тормайлу, он сказал:

— Выбирай.

— Ты — первый.

Харг резким движением вынул одну карту снизу колоды, уповая на удачу, за которой он безуспешно гонялся всю свою жизнь и, не глядя, опустил ее на стол. Затем он протянул колоду девушке, напряженно ожидая ее выбора; дыхания его не было слышно, пот выступил над пухлой верхней губой.

— Дама! — выдохнул Харг, глядя на ее карту. Затем перевернул свою и громко рассмеялся. В его смехе была боль и покорность судьбе. — Джокер! Ну что ж, я всегда был глупцом и шутом в своей жизни. Твои действия, Тормайл?

И Харг начал умирать. У всех на глазах… Он умирал медленно, мучительно и страшно. Его тело словно съеживалось, уменьшалось, раздираемое изнутри на кусочки жесточайшей болью. Его лицо отражало страшные муки, страдания и отчаяние. Дыхание было прерывистым, тяжелым; он громко застонал в агонии…

Дюмарест поднялся на ноги. Его лицо было почти черным, когда он поднял одно из копий и, примерившись к его длине и весу, изо всех сил бросил его, направляя острие в сердце корчившейся массы, которая еще недавно была его живым и теплым спутником. Копье глубоко вонзилось в то место, где должно было быть сердце Харга. Тело мгновенно осело на землю, и наступила пронзительная тишина…

Дюмарест поднял окровавленное копье и с ненавистью метнул его в улыбающееся лицо Тормайла-Лолис.

Наконечник, обагренный кровью Харга, разлетелся на мелкие кусочки, а древко, не долетев, упало вниз, словно натолкнувшись на невидимый барьер…

Тормайл произнес негромко:

— Это уже второй раз, когда ты пытаешься применить оружие против меня, Эрл. Неужели ты никогда не научишься чему-либо?

Мари, задыхаясь, вскочила на ноги, сжимая кулаки в бессильной ярости. Она направилась к Тормайлу, выплевывая ему в лицо слова, полные страдания, боли и ярости:

— Ты — грязное, бессердечное животное! Ты — зверь и садист! Будь ты проклят! Как ты мог сделать такое?

Тормайл спокойно ответил, глядя ей в лицо:

— Мы играли, и он проиграл.

Потом он повернулся к Эрлу, и заинтересованно спросил его: — Ты убил его. Из любви?

— Это было милосердие и сострадание. То, что тебе не дано понять никогда.

— Потому что он испытывал боль и мучения? Вам следовало оставить его одного. Он все равно не сознавал полностью, что с ним происходит. Я преобразовывал материю, из которой было создано его тело, пытался придать ей иную форму. Это был эксперимент для выяснения, насколько ваша структура гибка и способна быть изменяема. А теперь, похоже, мне придется запастись новым материалом, — его рука поднялась, указывая на Тека Кволиша, — им будете вы.

Тек исчез. Тормайл повернулся к Майенн: — И вы. — Майенн исчезла также. Взгляд Тормайла-Лолис остановился на Карне и Мари: — Вы тоже.

Они пропали, словно испарившись.

Тормайл исчез…

Дарока пытался поддерживать слабый огонь, подкладывая в костер сухие листья и щепки, придвинувшись как можно ближе к дарящему тепло огню, как это делали давным-давно его предки, которым огонь давал возможность уцелеть и выжить. Напротив него сидел Сак Кволиш и, спрятав лицо в ладонях, оплакивал своего брата.

— Да, дело — дрянь, — пробормотал Чом, глядя на Дюмареста, перебиравшего копья, — Харг умер, и от него не осталось даже пятнышка на поверхности этой проклятой планеты. Может это предостережение, а? Харг хотел оказаться умнее, но он не учел того, что имел дело отнюдь не с неопытной и наивной молоденькой девушкой, а с всемогущим планетарным мозгом. Похоже, пытаться играть с этим разумом — пропащее дело!

— Но он все-таки попытался, — тихо ответил Эрл.

— Да, попытался. Но проиграл и умер с твоим копьем в сердце. Наверно, ты все-таки поспешил, Эрл. Надо было подождать немного. Если Лолис-Тормайл сказала правду, то он мог бы быть жив сейчас. Он бы был другим, но живым.

— Живым, и похожим на что? — Дюмарест резко отбросил два копья и взял другие. — На существо, копошащееся в грязи? Или став отталкивающим уродом?

— Он принял смерть честно, — сказал Дарока, — ни один человек не сможет пожелать себе лучшего. Если со мной случится что-либо похожее, я надеюсь, что рука Эрла не дрогнет и он проявит то же сострадание и ко мне. — Дарока зябко повел плечами и придвинулся ближе к огню, — мне это кажется, или действительно становится все холоднее?

Дюмарест посмотрел на небо. Оно казалось ниже, чем раньше, а макушка их корабля была покрыта инеем. Листья на кустарниках и деревьях пожухли и завяли. Эрл поднялся и прошел в сторону корабля. Там чувствовался все усиливающийся мороз и надвигающаяся стужа. Эрл посмотрел вниз, на долину. Там все еще оставалось по-прежнему. Эрл медленно вернулся назад к костру:

— Мороз распространяется отсюда вниз, в долину, и постоянно усиливается.

Чом пожал плечами:

— Он хочет, чтобы мы убрались подальше от корабля? Но зачем ему это? Ведь корабль закупорен, и мы все равно не можем на нем никуда исчезнуть.

— Мы все узнаем, — трезво заметил Дарока, — когда он будет готов дать нам полный ответ и начнет свой эксперимент. — Он подбросил в огонь еще охапку веток, слегка отстранившись от поднявшегося дыма. — Я долго думал над всем происходящим. Нам известно, что Тормайл скучает, томится однообразием своего существования. Мы знаем и то, что он намерен узнать значение чувства, которое у нас зовется любовью. Но Тормайл не является живым существом и, значит, это недоступно ему. Что же случится в том случае, если он поймет, что потерпел поражение?

— Мы будем мертвы, — сказал Чом обреченно.

— А может, и нет. По крайней мере, не в том смысле, который мы вкладываем в слово «смерть». Ведь понятие времени для Тормайла и для нас совершенно несхоже. И, я думаю, что пока мы не наскучим ему, мы будем оставаться живыми.

— Наскучим?

— Да, пока он проявляет к нам интерес и любопытство. Что скажешь ты, Эрл?

— Я думаю, что нам надо вооружаться и быть готовыми двинуться в путь.

— Куда? — Сак Кволиш поднял голову. Его лицо было искажено страданием, горечью, глаза были красными и опухшими, — бегать по кругу, услаждая это чудовище до тех пор, пока он не заберет нас всех, как моего брата? Чтобы забрать нас и раздробить на молекулы, как он проделал это с Горликом и Лолис? Чтобы он материализовал нас в иную оболочку, как Харга? Вы помните, на что он был похож, когда умирал? Когда я представляю Тека на его месте, мне хочется вывернуться наизнанку.

— Замолчи, — резко оборвал его Чом, потом добавил, смягчившись, — ведь Тормайл забрал не только Тека. Он забрал и Дженку, не забывай.

— Мари и Карна тоже, — медленно прибавил Дарока. — Но почему он сделал именно такой выбор?

— Это так важно?

— Это может оказаться важным, — настаивал Дарока, — ведь, вспомни, что Дженка любила Эрла. Тек и его брат были очень близки, а братская любовь бывает крепкой и сильной. Карн? Он очень любил свой корабль.

— А Мари? — Чом потер щеки и тряхнул головой, — однажды мне показалось, что она неравнодушна к Харгу, но он мертв. Может, это вы? Вы не были ее любовником?

— Нет, не был. Но ее профессия имеет самое близкое и непосредственное отношение к любви, к той ее форме, которую многие недалекие люди считают единственно возможной и главной. Это ее бизнес, и в мыслях она наверняка называла свои дома пристанищами удовольствия, утех, наслаждений и любви. Нам известна разница, но поймет ли это Тормайл?

— Мари была профессионалом в деле, которое занимает и озадачивает Тормайла так глубоко, — тихо сказал Чом, — и если бы наше положение не было бы столь мрачным, я бы, ей Богу, повеселился бы, раздумывая над этим казусом.

Но им всем было очень далеко до веселья. Холод крепчал слишком быстро, корабль оставался неприступным, и в памяти оставшихся были слишком ярки и болезненны воспоминания о мучительной смерти Харга. Они вздрогнули, внезапно услышав ненавистный голос, который на этот раз донес до них шум листвы и ветер:

— Эксперимент начинается. Те, кто недавно исчез, находятся в конце той долины. Ваши действия по их спасению предопределят их дальнейшую судьбу. Отправляйтесь в путь.

— Тек жив! — Сак мгновенно вскочил на ноги, его глаза зажглись огнем действия. — Вы слышали? Они все живы!

Живы, в ожидании уготовленной им смерти, мучений, пыток, которые сможет придумать изощренный монстр в своем безумном желании постичь смысл недоступного его пониманию чувства, которое люди зовут любовью…

Глава 10

Долина изменилась. Холод, распространившийся от точки расположения корабля, заставил умереть растительность, сковал льдом речушку. Деревья стояли безлистные, их стволы и голые ветви были покрыты блестящей изморозью.

Лабиринт, запутанный и бесконечный лабиринт, думал Эрл, сквозь который они должны были пробираться, подгоняемые усиливающимся холодом и притягиваемые неведомой целью, лежащей в конце их пути. Майенн и остальные… Мысль о Дженке словно подстегнула, пробудила его. Она ждала, верила и надеялась на него. Он не мог предать ее надежды.

Но он старался быть осторожен, несмотря на необходимость передвигаться быстро.

— Подожди! — он резко остановил Сака Кволиша, слепо рванувшегося вперед, — старайся думать, а не рваться очертя голову. Нам неизвестно, что за сюрпризы ждут нас впереди.

— Меня ждет брат, и именно это заботит меня сейчас больше всего.

— Чем ты поможешь ему, если погибнешь? — Дюмарест резко остановился и стал осматриваться. Деревья тянулись вверх, пятнами заслоняя небо, отчего им приходилось двигаться в полумраке. Земля была влажной и местами скользкой, и Эрл тщательно старался не сбиться с чуть заметной тропы, выбранной им ранее. Очаг холода они оставили позади; стало немного теплее.

Чом вздрогнул и затаил дыхание, почувствовав какое-то движение сбоку от себя:

— Что это? Существо, созданное и материализованное по прихоти Тормайла?

Оно показалось снова: низко планируя, с глазами, хищно и свирепо сверкавшими в полумраке. Словно сторожевой пес, бдительно следящий, чтобы они ни на дюйм не уклонились от предложенного им пути, а может, еще что-нибудь, более опасное.

Дюмарест посмотрел на Дароку:

— Приготовь свой лук.

— Ты хочешь, чтобы я убил его, Эрл?

— Если тебе это удастся. — Дюмарест напряженно следил, как товарищ тщательно прицелился, отведя лук чуть назад, и медленно спустил тетиву. Стрела прошелестела между ветвей и ударила в цель.

Раздался звук, похожий на шипение воздуха, выходящего из проколотого баллона. Это была игрушечная бутафория, собранная из кусков, словно мозаика. Чом рассмеялся, забыв про свой недавний страх:

— Если все опасности, которые нам угрожают, похожи на эту, то нам не о чем беспокоиться!

Он поднял свою дубину и ударил ею по стволу дерева. Камень оставил вмятину на мягкой древесине. В другой руке Чом сжимал копье, а к его поясу были привязаны два самодельных ножа, тщательно отточенных Эрлом:

— Мы выстоим и против армии подобных чудес!

— Вполне возможно, — согласился с ним Эрл, — но только если мы будем и впредь действовать сообща, вместе. Я думаю, что это пробный шар, а нас ждет что-то гораздо более серьезное. Держитесь теснее и прикрывайте друг друга. Чом, следи за левой частью, а ты, Сак, смотри вправо. Дарока, иди позади всех. И держи свой лук наготове.