Неведомые дороги (сборник) Кунц Дин
– Полагаю, что да, – в голосе Джонатана убежденности не слышалось.
– А теперь давайте займемся матерью, – сменила тему Джессика.
Десятилетняя Джессика, на тридцать шесть минут моложе Джонатана, на три – меня, решительностью превосходила нас обоих. И обычно добивалась своего.
Мы вернулись в дом и выволокли мать.
Глава 2
Правительство приставило к нашему дому двенадцать морских пехотинцев и восемь агентов ФБР в штатском. Вроде бы эти люди обеспечивали нашу безопасность, чтобы нам не причинили вреда. На самом деле охраняли нас, превратив дом в тюрьму. Покончив с матерью, мы вытащили на лужайку остальные тела и кремировали их разом.
Джонатан выдохся. Он сидел между двух дымящихся скелетов и вытирал с лица пот и сажу.
– Может, мы совершили большую ошибку?
– Ошибку? – Джессика хищно подобралась.
– Может, нам не следовало убивать их всех?
Джессика топнула ножкой. Золотые кудряшки подпрыгнули.
– Ты – глупец, Джонатан! Ты же знаешь, что они собирались с нами сделать. Когда они поняли, каковы наши возможности и как быстро мы учимся новому, до них дошло, какую мы представляем опасность. Они собирались убить нас.
– Мы могли убить нескольких, – не унимался Джонатан, – чтобы заявить о своей позиции. Неужели не было другого выхода, кроме как убить всех?
Джессика вздохнула.
– Послушай, в сравнении с нами, они были неандертальцами. Мы – новая раса с новыми способностями, новыми эмоциями, новыми подходами. Мы – самые драгоценные дети всех времен и народов... но грубая сила, вспомни, была на их стороне. У нас был только один шанс на спасение – действовать без предупреждения. И мы им воспользовались.
Джонатан оглядел черные участки травы.
– Нам предстоит столько работы! Мы потратили все утро, чтобы избавиться только от этих. А ведь предстоит очистить целый мир!
– Скоро мы научимся левитировать, – ответила Джессика. – Я чувствую, как у меня появляется такая способность. Может, мы даже сможем телепортировать тела из одного места в другое. Тогда все будет проще. И потом, нам нет нужды очищать весь мир... только те его части, которые мы собираемся использовать в ближайшие годы. А в других погода и крысы все за нас сделают.
– Полагаю, ты права, – признал Джонатан.
Но я знал, что сомнения у него остались, и, пожалуй, разделял их. Естественно, мы втроем стояли на более высокой ступени эволюции, чем остальное человечество. Мы могли читать мысли, предсказывать будущее, воздействовать психической энергией на физические объекты. К примеру, зажигать огонь. Джонатан мог контролировать небольшие потоки воды. И вовсю этим пользовался, если мне, к примеру, хотелось справить малую нужду. Пусть он и принадлежал к новой расе, ему почему-то очень нравились обычные детские выходки. Джессика точно предсказывала погоду. Я на удивление хорошо ладил с животными. Собаки, кошки сбегались ко мне, птички садились на плечо. И, разумеется, мы могли оборвать жизнь любого растения или животного, лишь подумав о смерти. Как подумали о смерти всего человечества. Возможно, с учетом теории Дарвина, мы и родились с тем, чтобы уничтожить этих неандертальцев по достижении нами определенного уровня развития. Достигли и уничтожили. Но я не мог избавиться от сомнений. Чувствовал, что нам придется ответить за уничтожение существовавшей до нас цивилизации.
– Негоже так думать, – твердо заявила Джессика. Разумеется, она читала мои мысли. Телепатическими способностями она превосходила и меня, и Джонатана. – Их смерть ничего не значит. Мы не можем позволить себе угрызения совести. Мы – новая раса с новыми эмоциями, новыми надеждами, мечтами и нормами жизни.
– Конечно, – кивнул я. – Ты права.
Глава 3
В среду мы пошли на пляж и сожгли тела отдыхающих. Мы все любили море и никак не могли обойтись без полоски чистого песка. А купаться и загорать в окружении разлагающихся тел – удовольствие маленькое.
Когда мы с этим покончили, Джонатан и я совсем вымотались. Но Джессика хотела перепихнуться.
– Дети нашего возраста вроде бы на такое не способны, – пробурчал Джонатан.
– Но мы способны, – настаивала Джессика. – И должны реализовывать наши способности. Я этого хочу. Сейчас.
Так что мы перепихнулись. Джонатан и она. Потом я и она. Она хотела еще, но мы уже не могли.
Джессика вытянулась на песке. Детское стройное тельце, белое на белом песке.
– Мы подождем, – сказала она.
– Чего? – спросил Джонатан.
– Пока вы оба снова сможете.
Глава 4
Через четыре недели после конца света Джонатан и я вдвоем лежали на пляже, нежась в лучах солнца. Какое-то время он молчал, словно боялся заговорить.
Наконец, решился:
– Как ты думаешь, это нормально для девочки ее возраста всегда... этого хотеть? Даже если она принадлежит к новой расе?
– Нет.
– Она словно... помешалась на этом.
– Да.
– Чего-то она добивается, только мы не знаем, чего именно.
Он, конечно же, говорил дело. Я тоже это чувствовал.
– Беда, – выдохнул он.
– Возможно.
– Грядет беда.
– Возможно. Но какая может быть беда после конца света?
Глава 5
Через два месяца после конца света и сожжения наших родителей, когда нам с Джонатаном дом основательно наскучил и мы уже подумывали над тем, чтобы познакомиться с более экзотическими частями этого мира, Джессика сообщала нам сенсационную новость:
– Нам придется задержаться еще на несколько месяцев. Я беременна.
Глава 6
Мы почувствовали присутствие четвертого разумного существа на ее пятом месяце беременности. Все проснулись глубокой ночью в поту, с тошнотой, зная, что мы не одни.
– Это младенец, – озвучил наши мысли Джонатан. – Мальчик.
– Да, – я поморщился от психического воздействия нового существа. – И хотя он внутри тебя, Джессика, он все знает. Еще не родился, а уже все знает.
Джессика согнулась пополам от боли. Захныкала.
Глава 7
– У младенца будут такие же способности, как и у нас, – настаивала Джессика. – Не надо ждать от него ничего сверхъестественного. Я больше не желаю слушать эти глупости, Джонатан.
Сама ребенок, она раздулась от ребенка, сидящего у нее в животе. И с каждым днем ее раздувало все сильнее.
– Откуда ты знаешь, что у него нет сверхъестественных способностей? – спросил Джонатан. – Никто из нас не может читать его мыслей. Никто из нас не может...
– Новые виды не появляются столь быстро.
– А как же мы?
– Кроме того, он нам не угроза... он произошел от нас. – Вероятно, она думала, что эта истина – доказательство ложности гипотезы Джонатана.
– Мы произошли от наших родителей, – напомнил ей Джонатан. – И где они? Допустим, мы не новая раса? Допустим, мы – короткий, промежуточный этап... куколка между гусеницей и бабочкой. Может, младенец...
– Нам нечего бояться младенца, – твердила Джессика, поглаживая живот обеими руками. – Даже если все, что ты говоришь, правда, мы ему нужны. Для репродукции.
– Ему нужна ты, – возразил Джонатан. – Мы ему не нужны.
Я сидел и слушал этот спор, не зная, что и думать. По правде говоря, я находил все это забавным, пусть и пугающим. Я постарался показать им иронию ситуации.
– Может, мы все ошибаемся. Может, этот младенец – мессия, о котором писал Йетс в своей поэме, чудовище, которое крадется к Вифлеему, чтобы родиться.
Оба не нашли мое предположение забавным.
– Я всегда терпеть не мог Йетса, – ответил Джонатан.
– Да, – кивнула Джессика, – очень уж он мрачный. И потом, мы выше суеверий. Мы – новая раса с новыми эмоциями, новыми мечтами, надеждами и нормами.
– Он – серьезная угроза, Джерри, – Джонатан повернулся ко мне. – Тут не до шуток.
И они с Джессикой начали орать друг на друга, совсем как папа и мама, когда в семейном бюджете появлялись прорехи. Словно ничего не поменялось.
Глава 8
Младенец будил нас каждую ночь, должно быть, ему нравилось нарушать наш покой. Однажды, на седьмом месяце беременности Джессики, уже перед рассветом, мы проснулись от молний психической энергии, вылетевших из ее раздутого чрева.
– Думаю, я ошибся, – сказал Джонатан.
– В чем? – спросил я, едва различая его силуэт в темноте спальни.
– Это девочка, не мальчик.
Я попытался увидеть младенца в животе Джессики. Он этому успешно сопротивлялся, как обычно противостоял аналогичным попыткам Джонатана и Джессики. Но вроде бы я видел мальчика, а не девочку. О чем и сказал.
Джессика сидела на кровати спиной к изголовью, держась руками за перекатывающийся под ними живот.
– Вы оба ошибаетесь. Я думаю, это мальчик и девочка. А может, не первый и не вторая.
Джонатан включил настольную лампу и посмотрел на сестру.
– Что ты хочешь этим сказать?
Она скривилась, потому что младенец сильно ударил ее изнутри.
– Я нахожусь с ним в более тесном контакте. Я его чувствую. Он не такой, как мы.
– Тогда я был прав, – сказал Джонатан.
Джессика промолчала.
– Если он двуполый или бесполый, ему не нужен никто из нас, – продолжил Джонатан.
Он выключил свет. Ничего другого не оставалось.
– Может, мы сможем его убить, – предположил я.
– Не сможем, – ответила Джессика. – Он слишком могущественный.
– Господи! – воскликнул Джонатан. – Мы даже не можем читать его мысли! Если он нам этого не позволяет, то, конечно же, сможет защитить себя. Господи!
– Не произноси этого слова, Джонатан, – осадила брата Джессика. – Оно нас недостойно. Мы выше старых суеверий. Мы трое – новая раса. У нас новые эмоции, новая вера, новые нормы.
– Еще на месяц или около того, – добавил я.
Крепкий орешек
Глава 1
Артерии света пульсировали в черном небе. В этих стробоскопных вспышках миллионы холодных капелек замирали на мгновение, прежде чем продолжить падение. В поблескивающей влагой улице отражался небесный огонь, и от этого казалось, что она вымощена осколками зеркал. Потом небо гасло и возобновлялся дождь. А под ногами чернел тротуар. И вновь ночь обступала со всех сторон.
Сцепив зубы, стараясь игнорировать боль в правом боку, вглядываясь во мрак, детектив Френк Шоу обеими руками сжимал рукоятку револьвера "смит-и-вессон чифс спейшл" 38-го калибра. Уловив впереди движение, Шоу глубоко вдохнул и дважды выстрелил.
Карл Скэгг лишь в самое последнее мгновение успел завернуть за угол ближайшего склада и остаться в живых. Первая пуля пробила воздух в том месте, где он только что был, вторая чиркнула по углу здания.
Неустанная барабанная дробь, которую выбивал дождь по металлическим крышам складов и мостовой, вкупе с громовыми раскатами, заглушили выстрелы. Даже если бы сотрудники частных охранных бюро сейчас и несли вахту, они бы ничего не услышали, так что на их помощь Френку рассчитывать не приходилось.
А помощь ему не помешала бы. Скэгг, убийца, совершивший по меньшей мере двадцать два преступления, был невероятно силен и опасен, и, уж конечно, копу не следовало и пытаться справиться с ним в одиночку.
Френк подумал о том, чтобы вернуться к патрульной машине и вызвать подмогу, но он знал, что Скэгг успеет покинуть этот район до того, как полиция выставит оцепление. Ни один коп не стал бы отказываться от преследования преступника только из соображений собственной безопасности... и уж конечно, не Френк Шоу.
Угол, за который нырнул Скэгг, Френк обогнул по широкой дуге на случай, что тот поджидал его там. Но преступник уже покинул залитый водой проезд между двумя огромными складскими зданиями.
В отличие от фасада склада, где бетонные пандусы вели к широченным сдвижным воротам, боковая была ровной и глухой. Лишь в двухстах футах, под лампой, забранной в решетчатый колпак, виднелась металлическая дверь.
Морщась от боли в боку, Шоу поспешил к ней. Удивился, увидев, что ручка оторвана, а замок выбит, словно Скэгг шуровал ломом или кувалдой. Он нашел этот инструмент около складской стены и воспользовался им, чтобы войти. Из поля зрения Шоу преступник выпал лишь на несколько секунд, максимум на полминуты, этого времени определенно не хватило бы на то, чтобы взломать стальную дверь.
И почему не сработала охранная сигнализация? Склад наверняка ею оборудован. Скэгг же определенно ее не отключал, просто вломился в дверь.
Вымокнув до нитки, Френк дрожал всем телом, прижавшись спиной к холодной стене у двери. Сжав зубы, усилием воли унял дрожь, прислушался. Но уловил только шум дождя. Барабанную дробь капель по крышам и стенам, шипение воды на мостовой, ее журчание в сливных канавах.
Завывания ветра.
Френк откинул барабан револьвера, вставил патроны в два пустых гнезда, вернул барабан на место, подготовившись к предстоящей схватке.
Правый бок болел. Несколькими минутами раньше Скэгг застал Френка врасплох, выступив из темноты с обрезком трубы, который подобрал на соседней стройплощадке. Замахнулся, как заправский бэттер, и врезал Френку по правому боку. И теперь при каждом вздохе там вроде бы терлись друг о друга кусочки костей. Скорее всего, ребро или два окажутся сломаны. А может, и нет. Детектив Шоу промок, замерз, устал.
Но такая жизнь ему нравилась.
Глава 2
Сотрудники отдела расследования убийств прозвали Френка Крепким Орешком. Точно так же звали его сослуживцы в тренировочном лагере морских пехотинцев более двадцати пяти лет назад, потому что он выдерживал любые нагрузки, держался стойко и не "трескался", то есть не давал слабину. Прозвище последовало за ним, когда он демобилизовался из армии и поступил на службу в управление полиции Лос-Анджелеса. Он не прилагал особых усилий для того, чтобы его так называли, но прозвище это очень уж точно характеризовало Френка.
Он был высок ростом, широк в плечах, с узкими талией и бедрами. Одного вида огромных кулаков зачастую хватало, чтобы утихомирить самых буйных. Широкое лицо Френка, казалось, высекли из гранита, и на это пришлось положить немало усилий, потому что резцы ломались и тупились, а бить по ним приходилось со всего размаха.
Коллеги по отделу расследования убийств ПУЛА иногда говорили, что лицо Френка может быть только суровым и очень суровым.
Его светло-синие глаза, чистые, как дождевая вода, смотрели на мир с ледяной подозрительностью. Глубоко задумавшись, он мог долго сидеть или стоять, не шевелясь, но острота и внимательность его взгляда, резко контрастирующие с неподвижностью тела, создавали впечатление, будто он выглядывает из скорлупы.
И скорлупа эта, как утверждали его друзья, была чрезвычайно крепкая. Но о скорлупе речь шла лишь в первой половине характеристики, которую они давали Френку.
Перезарядив револьвер, Шоу встал перед дверью. Пинком распахнул ее. Пригнувшись, наклонив голову, держа револьвер перед собой, быстро вошел, посмотрел налево, направо, ожидая, что Скэгг бросится на него с ломом, кувалдой или с другим тяжелым предметом, который помог негодяю проникнуть в здание.
Слева от Френка высился двадцатифутовый металлический стеллаж, на полках которого стояли тысячи маленьких коробок. Справа большие деревянные ящики громоздились рядами, образуя стены высотой в тридцать футов, которые уходили в глубь склада, образуя между собой проходы, достаточно широкие для проезда погрузчиков.
Флюоресцентные лампы, закрепленные на пятидесятифутовом потолке, на ночь отключили. Горели лишь несколько тусклых ламп аварийного освещения, каждая под коническим жестяным абажуром, отчего большая часть склада пряталась в густой тени.
Френк двинулся вперед, бесшумно и осторожно. Намокшие ботинки чуть хлюпали, но этот звук растворялся в барабанной дроби, которую выбивал дождь по металлической крыше. Оставляя за собой мокрый след – вода капала с одежды, лба, подбородка, ствола револьвера, – детектив перемещался от одного ряда ящиков к другому, заглядывая в каждый проход.
Скэгга он увидел в конце третьего по счету, в ста пятидесяти футах от себя, наполовину в тени, наполовину освещенного тусклой лампой. Бандит явно хотел удостовериться, что Френк последовал за ним. Убедившись же, что его заметили, сорвался с места и исчез за углом.
Пять минут они играли в прятки, скользя меж коробок и ящиков. Три раза Скэгг позволял Френку увидеть его, но расстояние между ними не сокращалось.
«Ему это тоже нравится», – подумал Френк.
Мысль эта его разозлила.
Высоко, под самым потолком, стены склада прорезали узкие окна, которые днем помогали освещать помещение. Теперь же они давали знать о своем существовании только при вспышках молний. Отблески этих вспышек не добавляли освещенности, но иногда заставляли плясать тени, и дважды Френк едва не выстрелил в безвредных призраков.
Крадясь вдоль проходов, вглядываясь в темноту, Френк вдруг услышал резкий скрежет. Сразу понял, что сие означает: ящик двигали по ящику.
Он поднял голову. В сумраке под потолком ящик размером с софу – он видел только его черный силуэт – балансировал на самом краю. Потом сорвался и полетел вниз.
Френк прыгнул вперед, ударился плечом о бетонный пол, откатился в сторону в тот самый момент, когда ящик взорвался, ударившись о бетон в том самом месте, где только что стоял детектив. Шоу укрыл лицо от щепок, летящих, как шрапнель. В ящике лежали хромированные краны и душевые головки. Они запрыгали по полу, пара штук больно ударили Френка по бедру и спине.
Горячие слезы боли брызнули из глаз, правый бок обожгло как огнем. Ребра, которым и так досталось, протестовали против столь резких телодвижений. Сверху раздался крик Скэгга, в котором слышались ярость, торжество и, безусловно, безумие.
Шестым чувством Френк заметил второй летящий на него ящик. Откатился к самой стене, на которой стоял Скэгг. Ящик с грохотом разбился об пол, аккурат там, где только что лежал детектив.
– Ты жив? – крикнул с верхотуры Скэгг.
Френк не ответил.
– Да, ты, должно быть, затаился внизу, потому что я не слышал твоего предсмертного вопля. Ты у нас шустрик, не так ли?
И вновь сверху донесся смех. Какой-то холодный, металлический. Одним словом, нечеловеческий. По телу Френка Шоу пробежала дрожь.
Неожиданность Френк всегда полагал лучшей стратегией. Ведя преследование, он старался провести маневр, который преступник не мог предугадать. Вот и теперь, воспользовавшись шумом дождя, барабанящего по крыше, он поднялся, сунул револьвер в кобуру, смахнул с глаз слезы боли и начал карабкаться по стене из ящиков.
– Не прячься в тенях, как крыса, – кричал Скэгг. – Выходи и попытайся застрелить меня. У тебя есть револьвер. У меня – нет. Твои пули против того, что я смогу бросить в тебя. У тебя все шансы на победу, трусливый коп!
Преодолев двадцать футов из тридцати по стене из деревянных ящиков, хватаясь пальцами за малейшие ниши, ставя ноги на крошечные выступы, Френк прервал подъем. Боль в правом боку сжималась, как лассо, и угрожала сдернуть его вниз, с высоты почти что двух этажей. Он застыл, крепко зажмурился, приказывая боли уйти.
– Эй, говнюк! – кричал Скэгг.
«Да?»
– Ты знаешь, кто я?
«Психопат, патологический убийца, кто же еще?»
– Я тот, кого одна из газет назвала Ночным потрошителем.
«Да знаю я, знаю, слюнявый дегенерат».
– Весь этот чертов город теперь не спит по ночам, тревожась из-за меня, гадая, где я! – кричал Скэгг.
«Не весь. Лично у меня сон из-за тебя не пропадал».
Наконец, жгущая, резкая боль в боку отпустила. Не исчезла полностью, но заметно ослабла.
Среди друзей в морской пехоте и полиции у Френка была репутация человека, который мог держаться и побеждать, несмотря на раны, которые любого другого вывели бы из строя. Во Вьетнаме дважды раненный пулеметными пулями в левое плечо и левый бок, чуть повыше печени, он тем не менее продолжил атаку и уничтожил пулеметчика гранатой. А потом, несмотря на хлещущую из ран кровь, здоровой рукой три сотни ярдов тащил еще более тяжело раненного друга до укрытия, где их не могли достать вьетконговские снайперы. Там их нашел и подобрал спасательный вертолет. Когда санитары поднимали Френка на борт, он сказал: "Война – это ад, все так, но на ней также чертовски интересно!"
Друзья говорили, что он сделан из железа, крепок, как скала. Но это только часть того, что говорили о нем.
Наверху Карл Скэгг шел по стене из ящиков. Френк находился уже достаточно близко, чтобы, несмотря на шум дождя, слышать его тяжелые шаги.
А если бы и не слышал, узнал о его приближении по вибрации ящиков, – два ряда которых и составляли стену, – к счастью, недостаточно сильной для того, чтобы сбросить Френка вниз.
Шоу продолжил подъем, осторожно шаря руками в темноте в поисках выступов и впадин. В пальцы впились еще несколько заноз, но на такие мелочи он внимания не обращал.
Продвинувшись по стене, Скэгг вновь крикнул в темноту, где, по его разумению, прятался Френк: "Эй, трусохвост!"
"Ты мне?"
– У меня есть кое-что для тебя, трусохвост!
«Я не знал, что мы хотели обменяться сувенирами».
– Я припас для тебя кое-что остренькое.
«Я бы предпочел телевизор».
– То самое, чем я радовал других.
«Забудем о телевизоре. Согласен на флакон хорошего одеколона».
– Иди сюда и я выпущу тебе кишки, трусохвост!
«Я иду, иду».
Френк добрался до верха, поднял голову, посмотрел налево, направо, увидел Скэгга в тридцати футах от себя. Убийца стоял к нему спиной и всматривался вниз, в темноту прохода.
– Эй, коп, посмотри на меня, я стою под лампой. Ты без труда сможешь в меня попасть. Тебе лишь надо выйти из-под стены и поднять револьвер. В чем дело? Или у тебя даже на это не хватает смелости, жалкий трусишка?
Френк ждал громового раската. И когда дождался, выполз на ящик, потом поднялся. Здесь, под самой крышей, дождь барабанил куда громче, так что на таком звуковом фоне Скэгг не мог услышать шума, вызванного движениями Шоу.
– Эй, внизу! Ты знаешь, кто я, коп?
«Ты повторяешься, парень. Скучно с тобой, знаешь ли, скучно».
– Я – главный приз, трофей, о котором коп может только мечтать!
«Да, твоя голова прекрасно смотрелась бы на стене моего кабинета».
– Ты сразу станешь знаменитым, если убьешь меня, получишь повышение по службе и медаль, трусохвост.
Лампы висели в десяти футах над головой. Скэгг и впрямь остановился прямо под одной из них, играя спектакль для одного зрителя, который, как он полагал, находится внизу.
Вынимая револьвер, Френк шагнул из полумрака в круг света.
– Если ты не хочешь прийти ко мне, трусохвост, я приду к тебе.
– И кого ты зовешь трусохвостом? – осведомился Френк.
В изумлении Скэгг резко развернулся к нему лицом и чуть не свалился вниз. Но удержал равновесие, взмахнув руками.
– Руки в стороны, становись на колени, потом ложись на живот, – приказал Френк. Револьвер он держал обеими руками.
Карл Скэгг ничем не напоминал маньяка-убийцу, каким представляют его себе большинство людей: ни тяжелых бровей, ни челюсти кирпичом, ни тупого взгляда. Наоборот, был красавчиком. Каких снимают в кино. С мужественным, но при этом чувственным лицом. И глаза отнюдь не змеи или скорпиона. Карие, чистые, располагающие.
– На живот, – повторил Френк.
Скэгг не двинулся. Но улыбнулся. Улыбка не пошла его лицу на пользу: не было в ней обаяния кинозвезды. Такая улыбка более всего подходила крокодилу.
Габаритами Скэгг, пожалуй, превосходил Френка. Рост никак не меньше шести футов и пяти дюймов, фигура тяжелоатлета. Несмотря на холодную ноябрьскую ночь, на нем были лишь кроссовки, джинсы и рубашка. Тонкая мокрая ткань облегала рельефные мышцы.
– И как же ты собираешься спустить меня вниз, коп? Или ты думаешь, что я позволю тебе надеть на меня наручники и буду спокойно лежать, дожидаясь, пока ты сбегаешь за подмогой? Не выйдет, свиное рыло.
– Слушай внимательно и можешь мне поверить: не подчинишься приказу, убью без малейшего колебания.
– Да? Ты и моргнуть не успеешь, как я отниму у тебя револьвер. А потом оторву голову и засуну в твою же задницу.
– Неужто ты не можешь обойтись без таких вульгарностей? – с нескрываемым отвращением спросил Френк.
Улыбнувшись еще шире, Скэгг шагнул к нему.
Френк выстрелил маньяку в грудь.
Грохот выстрела эхом отразился от металлической крыши и стен, Скэгга отбросило назад и в сторону. Крича, он свалился с ящиков и полетел вниз, в проход. Глухой удар оборвал крик.
От резкого движения Скэгга стена из ящиков опасно закачалась. Френк опустился на четвереньки.
Ожидая, пока ящики успокоятся, думал о том, сколько теперь придется заполнять бумаг, сколько писать объяснительных записок, чтобы задобрить тех, кто уверен, что каждая жертва полиции невинна, как мать Тереза. К тому же было жаль, что убийца оказался не таким уж умным, не сумел продлить игру в кошки-мышки. Слишком уж быстро наступила развязка. Удовольствие, которое Френк получил от охоты, не компенсировало и половины тех усилий, которые предстояло затратить на бумагомарание.
Ящики замерли, Френк вновь поднялся. Подошел к краю стены, к тому месту, откуда маньяк свалился вниз. Посмотрел в проход. Свет лампы словно посеребрил бетонный пол.
Но Скэгга там не было.
В окнах под потолком засверкали молнии. Тень Френка заметалась, как безумная, словно жила собственной жизнью.
Громыхнул гром, дождь с новой силой обрушился на крышу.
Френк покачал головой, прищурился, всматриваясь в проход.
Скэгга там не было.
Глава 3
Осторожно спустившись вниз, Френк Шоу посмотрел налево, направо. В проходе он был один. Присел на корточки. Скэгг оставил на полу никак не меньше литра крови, такой свежей, что часть еще не успела впитаться в пористый бетон и растеклась по нему маленькими лужицами.
Ни один человек, грудь которого пробила пуля 38-го калибра, не мог запросто подняться и уйти. Ни один человек не мог подняться и уйти, упав с высоты трех этажей на бетонный пол.
Однако именно это и проделал Скэгг.
Кровяной след указывал, куда ушел убийца. С револьвером в руке Френк добрался до перекрестка, свернул в другой проход, прошел сто пятьдесят футов, где в тени, где под светом ламп. И там след резко оборвался. Словно кровь перестала течь из раны.
Френк поднял голову, посмотрел на деревянные ящики. Но Скэгг не забирался ни на одну из стен. Не обнаружил Френк ни ниш, ни зазоров между ящиками, где убийца мог бы укрыться.
Тяжело раненный, спеша ускользнуть от преследователя, Скэгг, однако, сумел перевязать раны, более того, перевязал их на бегу. Но чем? Разорвал рубашку?
Черт побери, Скэгг получил смертельное ранение в грудь. Френк видел, как пуля рвала его плоть, видел, как Скэгга отбросило назад, видел кровь. Ему раздробило грудную клетку, осколки кости проткнули жизненно важные органы. Перерезали артерии и вены. Пуля пробила сердце. Повязки не могли остановить такие кровотечения, не могли заставить ритмично сокращаться разодранную в клочья сердечную мышцу.
Читать бесплатно другие книги:
