Принц для сумасшедшей принцессы Устименко Татьяна
— Так нечестно, — протестующе кричала я, задирая подбородок и провожая эльфа угрожающим жестом гневно стиснутого кулака, — подскажи же мне хоть что-нибудь. — Я почти умоляла.
— Ну хорошо, — сжалился надо мной Тайлериан, — я помогу. В гнезде малиновки ты найдешь три яйца — возьми их себе. Три раза на твоем пути возникнут страшные беды, и ты сможешь их избегнуть, лишь разбив одно из яиц. И помни, — голос удаляющегося Хранителя превратился в едва различимое эхо, — иногда ради того, чтобы спасти многих, нужно пожертвовать одним…
— Вот стрекозел вредный! — ругалась я, шумно пыхтя и сопя, когда карабкалась на шаткую иву. Тонкие ветви качались и прогибались под моими ступнями, живот мешал, а закрытое золотой маской лицо обильно потело самым противным образом. — Наговорил загадок и улетел… — Я вытянула шею и заглянула в крохотное гнездышко…
На дне свитого из прутиков птичьего домика мирно покоились три пестрых хрупких шарика. Нахмурив брови, я несколько секунд растерянно таращилась то на яйца, а то на испуганную малиновку, с заполошным писком панически мечущуюся в ивовой листве. Кажется, крошка мать поняла, что я собираюсь преднамеренно и жестоко загубить ее еще не вылупившихся из скорлупы детей. Я подумала еще, грязно помянула демонов Нижнего уровня и начала спускаться обратно на землю. Яйца я так и не взяла.
— Ну уж нет, — словно оправдываясь перед судьбой и самой собой, неразборчиво бубнила я, стараясь не свалиться с хилого деревца, — негоже это — ради собственного спасения да невинные жизни губить. Гоблин с ними, с тремя несчастьями, как-нибудь выпутаюсь. Не к лицу это воину Чести вовсе, чтобы от жизненных бед за птичьи спины прятаться…
О, если бы я знала тогда, какие неприятности ожидают меня впереди, то, возможно, я бы поступила иначе… Хотя нет — вру! Я бы в любом случае не смогла убить тех трех птенцов, потому что своего счастья на чужом несчастье не построишь!
— Он сказал, что способ преодолеть пропасть мне известен! — рассуждала я, вновь сидя на краю обрыва и рассеянно бросая вниз мелкие камушки. — И помочь нам может только вера… Кса-Бун, — я потянула телохранителя за рукав рубашки, насильно усаживая рядом с собой, — вспомни, какие слова я произносила совсем недавно…
— Ну — нехотя протянул канагериец, который, судя по всему, вовсе не горел желанием очертя голову вновь соваться в очередные приключения, — всякие глупые шутки. Про ловушки для дураков, про любовь…
— Еще! — приставала я, интуитивно ощущая: разгадка кроется где-то рядом. — Это все не то!
— Ну тогда еще и про «ступить некуда»… — старательно морщил лоб мой чернокожий друг. — Но я не думаю, что это как-то нам пригодится…
— Стоп! — вдруг радостно заорала я, вскакивая на ноги. — Все гениальное — просто!
— И?.. — не понял канагериец.
— Пошли. — Я спешно собирала оружие. — Бери топор и ступай за мной…
— Куда? — удивился Кса-Бун.
— Туда, — призывно махнула я рукой, указывая на бездонную бездну, — на Перекресток!
— Туда?! — Воин испуганно попятился от обрыва. — Госпожа, вы сошли с ума!
— Ничуть! — ликующе расхохоталась я. — Хранитель четко указал: путь вниз — это вера в себя и желание победить врагов. А посему… — Я крепко зажмурилась и резко шагнула вниз с обрыва…
Горестно закричал Кса-Бун, предрекая мою неминуемую погибель…
Жалобно чирикнула малиновка…
Я на секунду неустойчиво зависла в воздухе, не ощущая под своей вынесенной вперед ногой ничего, кроме пустоты, а потом внезапно раздался тихий скрежет, и из скалы чуть ниже приютившего нас уступа выдвинулась узкая стальная пластина, образуя надежную ступеньку. Я победно усмехнулась и уверенно встала на нее всем весом своего тела. Сделала следующий шаг вниз — и тут же навстречу мне из каменной стены выдвинулась вторая ступень. А затем еще и еще… Даже не сдерживая торопливой поступи, я размеренно шла вниз по разворачивающейся под моими ногами волшебной лестнице. Отойдя на значительное расстояние, я обернулась и насмешливо показала канагерийцу длинный, далеко высунутый язык:
— Ну так чего же ты медлишь? — Я призывно помахала рукой, выводя своего спутника из состояния спонтанного шока. — Поторопись. Нас ждет Перекресток миров…
Следуя по неисповедимому пути жизненных испытаний, каждый из нас рано или поздно достигает своего личного перекрестка. И не столь важно, какое название он носит — Перекресток миров, судьбы или ответственности. Намного значимее другое — нам предоставляется выбор, способный необратимо изменить нашу сущность и даже все мировосприятие в целом. Перекресток — это всегда нечто большее, чем простая развилка нескольких дорог, это кульминационный момент долгого духовного поиска, четко выкристаллизовывающий новорожденную, сильную и уверенную в себе личность. Человека, способного принимать осознанные решения и отвечать за совершенные им поступки. Перекресток души предстоит пройти каждому из нас…
Галерея Трех порталов отнюдь не произвела на меня впечатления некоего таинственного или запрещенного места. Тянущаяся вдоль утеса лестница привела нас в узкое ущелье, усыпанное мелкой базальтовой крошкой. Едва различимая тропинка замысловато петляла меж довольно крупных скальных обломков и мирно соседствовала с журчащим на камнях ручейком. Зеленый, усыпанный розовыми раструбами нежно-удлиненных бутончиков вьюнок гибко извивался по склонам обеих гор, образующих ущелье. Остатки тумана медленно утекали в щели между камнями, смирными волнами плещась ниже моих щиколоток. Я недоуменно почесала в затылке, пытаясь внятно выразить неожиданную мысль, пришедшую мне в голову:
— Начинаю подозревать: знаменитая Хрустальная долина, родина обоих эльфийских кланов, — копия галереи… Но если в долине обитали представители Первой расы, то кто же тогда проживал в галерее?
Кса-Бун неопределенно хмыкнул:
— Хозяйка спрашивает меня? Но, увы, я знаю куда меньше нее. Боги находятся на Верхнем — Радужном уровне. Демонам достался Нижний, расположенный за Порталом Тьмы. Кто же облюбовал эти туманные земли?..
— Демиурги! — убежденно произнесла я, методом элементарного исключения придя к столь логичному выводу. — Места здесь довольно уединенные и спокойные, способные надежно охранить как священные тайны творцов, так и их грязные делишки. Признаюсь откровенно, мне не терпится поскорее прояснить несколько весьма щекотливых моментов, касающихся их проделок и затеянной ими игры. Да и сбежавшую с поля боя Ринецею, наверно, еще рановато сбрасывать со счета. Полагаю, она вполне способна сызнова преподнести нам пару-тройку неприятных сюрпризов…
Каблуки моих подкованных железом сапог бодро цокали по базальтовым плитам. Неряшливое каменное крошево сменилось нарядным белым песочком, хорошо обрисовывающим границу тропы, тянущейся вдоль всего ущелья. Небо выглядело ненатуральным, сильно смахивая на покатую, сферически выгнутую крышу, сделанную из незнакомого мне полупрозрачного материала и подсвеченную волшебными светильниками. Последние сомнения исчезли — мы находились глубоко под землей, прогуливаясь по какому-то обширному, искусственно созданному помещению. Мастерство строителей сего великолепного места, глобальность замысла и размах его воплощения поражали воображение, производя неизгладимое впечатление на наши неискушенные разумы. Впрочем, мне уже приходилось вплотную сталкиваться с машинами демиургов, и я вполне объективно осознавала, сколь могущественных врагов заимела в их лице. Созданный творцами мир превратился в их послушную игрушку, став полигоном для доселе невиданных развлечений, призванных ублажить четырех заскучавших, рассыпающихся от древности старух… Я гневно стиснула челюсти, скрипя зубами. Ведь это был также и мой родной мир, безусловно, заслуживающий лучшей доли и имеющий право жить самостоятельно. Моя душа повзрослела, и ее чрезвычайно тяготила насильно навязанная участь, превратившая меня в бесправного раба, в игрушку капризных демиургов. И вот эту-то вопиющую несправедливость я и собиралась исправить, пока даже не подозревая, скольких усилий мне будет стоить сие благородное устремление. Шагая по галерее, я невольно вспомнила слова Единорога, в полной мере проникаясь их направляющим смыслом. Мой звездный час настал. Пришло время начинать собственную игру.
Тропинка оборвалась неожиданно, закончившись ровной круглой площадкой. С трех сторон от нее я увидела три тусклых световых пятна, неподвижно висящих в воздухе и издающих негромкое гудение. Я уже привыкла, что Портал оружия свободно открывается по малейшему моему желанию, активизируясь посредством перстня «Пожиратель пространства». Уж не знаю, с помощью какого артефакта управлял своим порталом Астор, но здесь все три энергетических тоннеля наконец-то встретились, совпав в пространстве и времени. Второго подобного места не существовало нигде в нашем мире. Это и был Перекресток миров. И подозреваю, при наличии определенного опыта он позволял не только перемещаться в любую точку Антеи и Ундоры, но также и выходить за пределы нашей планеты, а возможно — даже галактики. Постигнув всю масштабность представшего передо мной зрелища, я восхищенно вздохнула. Подумать только, а ведь еще пару лет назад доступный мне мир ограничивался всего лишь замшелыми стенами замка Брен. «Ищущий — да обрящет!» — так говорилось в одной странной книге. Ищи свой путь в жизни — и ты его найдешь!
Перекресток не пустовал. На соединяющей порталы площадке возвышалась небольшая, скромная часовенка, вытесанная из цельной глыбы черного чарнокита[54]. Нарочито-невзрачная непритязательность архитектурных решений этого стандартного здания с завидной лихвой компенсировалась вызывающей роскошью редчайшей горной породы. Камень отливал всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками радуги, исходящими из серебристо светящихся кристаллов, словно бы наложенных на темную основу. Свет, вкрапленный во тьму. Тьма, служившая декоративным фоном и поддержкой свету. Ничего прекраснее я в жизни не видывала. Вычурные усыпальницы моих венценосных предков не шли ни в какое сравнение с этим примитивно вытесанным зданием, напрочь лишенным отделки и орнамента. Красота камня затмевала уродство внешних очертаний. Возможно, именно этим демиурги пытались намекнуть на что-то важное, пока ускользающее от моего восприятия… Душевно и зрительно утомившись от тяжкого груза свалившихся на меня впечатлений, я ухватилась за простое медное кольцо, укрепленное на дубовой, потемневшей от времени створке, открыла дверь часовни и вошла внутрь…
Лучи света перекрещивались и снова разбегались на двухцветных мраморных квадратиках, выстилающих пол часовни. Проникая сквозь цветные витражи, внешний свет причудливо окрашивался в сиреневые и красные тона, гармонично дополняя черный и белый мрамор. Достигнутый оптический эффект придавал погруженному в полумрак помещению гнетущий налет инфернальности, навевая мысли о бренности попавшего в часовню существа и его незначительности перед властью великого фатума. Я мгновенно ощутила себя крохотной песчинкой, случайно угодившей в вечный жернов бытия. Сила демиургов угнетала и подавляла, заставляя упасть на колени и униженно вымаливать хотя бы каплю снисхождения, мельчайшую частицу их милости…
Я возмущенно тряхнула головой, отгоняя навязчивое наваждение.
— Дешевый трюк, — громко выкрикнула я, осмелившись посмеяться над могильной тишиной, царящей под сводами часовни. — Вам меня не сломить и не запугать…
Кса-Бун с грохотом уронил топор, моим протестующим криком насильно выведенный из овладевшего им оцепенения. Мы дерзнули бросить вызов самим великим творцам, нагло нарушив их многолетнее отшельничество.
— А ты смела, девочка! — Рокочущий голос шел из пустоты, колокольным набатом отражаясь от черных стен и заставляя быстрее забиться мое готовое к любым неожиданностям сердце. Ведь Хранитель предупреждал меня о негаданных встречах, поджидающих храбреца, отважившегося достичь Перекрестка. — Я ждала, хватит ли у тебя решимости посетить мою скромную обитель… — Голос стал мягче, наполнившись дружелюбием и симпатией. — Хватило! Ты воистину нечто необычное, еще не виданное в этом мире и достойное звания моего лучшего творения. И поэтому я говорю — добро пожаловать!
Сумрак растаял, уступая место теплому золотистому свету. И тогда я увидела статую, искусно выточенную из полупрозрачного белого халцедона[55]. То была высокая женщина, отличающаяся превосходно развитой мускулатурой и плотным телосложением. Крупная, правильной формы голова, увенчанная гривой длинных волос, плавно переходила в красивую шею и гордо развернутые плечи. Острые сосцы полных грудей придавали ей некоторую эротичность, а тяжелый, почти мужской подбородок говорил о властности и авторитарности. Шесть рук вскинулись в величественном жесте, но пять из них оказались пусты, и лишь последняя бережно хранила то, чего не уберегли прочие, — одну из Алатор. Торс женщины оканчивался толстым змеиным хвостом. Неживые глаза смотрели слепо, на лице запечатлелась высокомерная гримаса. На груди статуи зияло ничем не заполненное круглое отверстие.
Я почтительно преклонила колено, а затем, сняв со своей шеи медальон, несущий изображение перекрещенного меча и молнии, вложила его в отверстие. Ключ подошел идеально. Оружейница глубоко вздохнула, ее кожа затрепетала, порозовела, выпуклые глаза моргнули и обрели осмысленное выражение. Она упруго привстала на хвосте и скользнула на пол, покидая надоевший пьедестал. Статуя ожила…
Ее способ перемещения ничуть не напоминал змеиный. Не подползая, а словно бы паря в воздухе, Оружейница приблизилась ко мне, складывая алые губы в приветливую улыбку. Вблизи она еще меньше походила на человека, безмерно удивляя узкими щелевидными зрачками, нижней частью тела, покрытой стальными овальными чешуйками, и длинными пальцами, вооруженными кривыми когтями.
— Впервые я вижу вас так близко и отчетливо, — стараясь не выказывать волнения, почти равнодушно произнесла я, глядя ей прямо в глаза. — Вы сильно отличаетесь от всех прочих обитателей нашего мира…
— Еще бы, — хмыкнула демиург, хозяйским жестом погладив мой живот. — Но и твой сын тоже особенный. Мало кому ведомо, что он соткан изо льда и пламени, этот наш долгожданный малыш — демон. Ты не боишься, принцесса, что его рождение может стоить тебе жизни?
— Любовь не убивает. Даже несчастная! — уверенно парировала я, скрещивая свой взор с ее пронзительным взглядом. — Несчастная любовь делает нас сильнее, учит лучше понимать людей. Мне об этом королева Смерть говорила. А убивают только ненависть и разочарование в себе.
Шестирукая тварь запрокинула голову и пронзительно расхохоталась. Я с трудом подавила жгучее желание перерезать ее открытое, доверчиво подставленное горло.
— А ты умна, — отсмеявшись всласть, уважительно признала Оружейница. — И смела к тому же! Да, мы совершенно непохожи на вас. Мы уже разучились любить. Мы лишь наполовину состоим из живой плоти и крови. Тысячи лет назад на нашей планете разразилась ужасная война, стоившая жизни многим из нас. Наша родина — там, — она ткнула пальцем в потолок, мгновенно принявший форму прозрачного стекла, являющего нам изображение ночного неба, усыпанного интенсивно светящимися звездами, — в созвездии Лебедя. Планета называлась Антеей, а ее столица — Ундорой. Видишь, девочка, мы принесли с собой дорогие нашим сердцам имена, возродив на Земле величие погибшей расы. Нас осталось всего четверо — полусуществ-полумашин, сложнейших биокибернетических созданий, обладающих почти неисчерпаемыми возможностями и ресурсами. Но там, дома, мы утратили слишком многое, — Оружейница скорбно вздохнула, — то, чего, невзирая на все предпринятые усилия, мы так и не смогли спасти. Когда-то у меня была дочь… Ее звали Ульрикой…
Услышав свое имя, я затрепетала. Мне открылось обстоятельство, которое я ни за что не смогла бы постигнуть самостоятельно. Так вот в чем крылась причина странной привязанности, испытываемой Оружейницей по отношению ко мне…
— Да, — демиург нежно ущипнула меня за щеку, — да, дорогая моя. Я наделила тебя ее именем и с восхищением следила, как с каждым днем ты все больше становишься похожей на нее. Такая же дерзкая, добрая, справедливая и немного, — тут она широко улыбнулась, — сумасшедшая. И я благодарна этому чудесному миру, подарившему мне вторую дочь…
Не знаю, что руководило мной в тот момент — искренние чувства или корыстный расчет, — но я учтиво склонила голову и приникла к руке своей создательницы благодарным дочерним поцелуем. Демиург, эта холодная и беспощадная тварь, вздрогнула… Ее хищные глаза утратили выражение отстраненного высокомерия и наполнились крупными, искренними слезами радости. Она страстно прижала меня к себе, баюкая и осыпая сотнями ласковых прикосновений. И в ее объятиях я испытала то высшее ощущение совершенной защищенности и безопасности, подобное которому уже не повторилось никогда впоследствии.
— Прости меня, дочь моя, — тихонько шепнула демиург через пару минут, отстраняясь от меня и вытирая свои мокрые щеки. — Воин должен уметь справляться со своими слабостями. А у нас совсем не осталось времени, поэтому давай потратим его с пользой. — Она взяла меня за руку, подвела к пустому постаменту и заботливо усадила на мраморную ступень. — Слушай и запоминай…
И я вся обратилась в слух, не сводя с матери горящего обожанием взора.
— Мы прилетели на Землю, — торопливо рассказывала мне Оружейница, — преодолев просторы галактики. Наш корабль «Чаша жизни» и поныне спрятан глубоко в недрах Черных гор, надежно скрытый от любопытных взглядов. Увы, и эта планета тоже не избегла печальной участи жертвы войны — атомное оружие, примененное корыстными людьми, полностью уничтожило жизнь, пощадив лишь некоторые лежащие в руинах города, хранящие остатки своего былого величия. Но нам повезло: мы нашли здесь уран, способный питать наши машины. И тогда мы — я и три моих сестры — начали все заново. Мы очистили Землю от радиации и элементов распада, а затем создали новые расы, новую флору и фауну. Великое Ничто, управляющее всем во вселенной, стало нашим союзником. А затем — мы заскучали…
— Как это? — изумленно спросила я.
— Самый страшный враг любого мыслящего существа — это безделье и вседозволенность, — горестно констатировала Оружейница. — Дай человеку власть, славу и богатство — и ты увидишь, чего он стоит на самом деле. Так произошло и с нами. Изживший себя герой становится злодеем, повелитель — тираном, мудрец — глупцом и извращенцем. Мы можем жить очень долго, но и мы не бессмертны. Наш стареющий разум поразил разрушительный маразм, подобный разрастающейся опухоли. Нам захотелось развлечений и острых ощущений. Послушай, — горячечно шептала она, склоняясь надо мной, — я самая молодая из четырех сестер и пока еще пребываю в состоянии мыслить достаточно объективно. Поэтому я понимала, к чему мы придем. Все свои навыки и умения я вложила в крохотную зиготу, зреющую во чреве королевы Альзиры, создавая тебя. К этому времени процесс управления миром уже полностью вышел из-под нашего контроля. Демоны забирали все больше власти, а наша игра переросла в беспощадную борьбу за выживание. Но сейчас мы обречены — мы проиграли… Этот мир нам больше не принадлежит. А придя к этому печальному выводу, мои сестры приняли решение покинуть Землю, уничтожив все живое на ней, ибо вы пытаетесь идти своим путем, отныне уже не подчиняясь нам. И стрелки корабельных часов, отсчитывающих остающиеся до отлета дни, запущены и тикают…
Я потрясенно вскочила:
— Так мы все умрем?
— Да, — признала Оружейница, — если, конечно, ты не спасешь этот мир и не остановишь моих сестер…
— Но как? — отчаянно вскричала я.
Демиург покровительственно улыбнулась:
— А разве ты не догадываешься? Ты сумела остановить Ледяного бога и воскресить брата, ты восстановила звездный мост, нашла Пелену Аолы и победила могучего некроманта… И теперь ты задаешь мне столь наивный вопрос! Уничтожь корабль…
— Это немыслимо! — потрясенно стонала я, обхватив голову руками и запуганно раскачиваясь, будто слабый ребенок, убоявшийся случайной тени, промелькнувшей на стене его спальни. — Это уже чересчур…
Оружейница возмущенно фыркнула:
— Ничуть! Найди драконов, найди Храм Розы, пройди Радужным уровнем… У тебя все получится, но лишь в том случае, если ты проявишь некое исходное качество, присущее истинно доброй личности…
— Ага, всего-то! — иронично хмыкнула я. — Называется — дерзай, Ульрика! И еще — замкни Кольцо…
— Про Кольцо мне ничего не ведомо! — Уголки губ демиурга уныло опустились вниз. — Врать тебе я не стану, но я точно знаю одно — это пророчество касается лишь тебя персонально, и никто тебе в его исполнении не поможет. А в остальном…
— Что? — вскинулась я. — Говорите!
— Прими мою дагу. — Вместо ответа Оружейница вложила свой клинок в мою руку. — Это Данриэль Алатора — Пробуждающая игла. Именно она способна разбудить спящих драконов. Но учти, сейчас она не активирована, и тебе предстоит пойти на великую жертву, дабы напитать ее силой и спасти многих ценой смерти одного…
— Но клинков должно быть шесть! — совершенно запутавшись, кричала я. — Почему же никто не знает о шестой Игле?..
— О, — посмеялась Оружейница, — ты все поймешь сама. Ищи, не сдавайся, и ты обязательно победишь. Прими мои знания. — Ее губы осторожно, словно совершая обряд жертвоприношения, коснулись моего лба. — Прими мою жизнь…
Я испытала кратковременный укол боли, как будто в мой мозг вонзили острую иглу, через которую в меня хлынул шквальный поток ранее недоступной информации. В моей голове смешались запутанные обрывки доселе неведомых наук и фактов: теорема Ферма и формула вулканизации каучука, выкладки из неевклидовой геометрии и строки из поэм древнего слепого грека Гомера, основы компьютерного программирования и лексическая база родного языка демиургов. Я обрела знания…
— Хорошо, это хорошо, — обессиленно шептала Оружейница, неловко оседая на пол. — Теперь ты готова стать творцом нового мира и научить его жить по принципам добра и справедливости…
— Мама! — Я обхватила ее за талию. — Не уходи…
— Мой час пробил. — На губах умирающей играла легкая, счастливая улыбка. — Я ухожу спокойно, ибо верю — будущее этого мира находится в надежных руках…
Очертания ее сильного тела внезапно утратили четкость и потекли, будто плавящийся от жары воск. Плоть сходила кусками, обнажая кости и железные детали искусственного экзоскелета. Буквально на моих глазах сталь покрывалась ржавчиной и рассыпалась хлопьями жирной коричневой трухи. Микросхемы, ранее образующие ее нервную систему, перегорали и разваливались одна за другой.
— Мать, — жалобно стонала я, удерживая на своих коленях ее голову, — я ведь только что тебя обрела… Мама, а как же Астор?
Правый глаз Оружейницы сверкнул красным огоньком светодиода и ехидно воззрился на меня так, будто готовил последнее испытание моей прочности и храбрости.
— Радужный уровень, — проскрипел механический голос, — найди Поля мертвых и дождись выпадения Снега желания. Воссоздай тело Астора из этого снега, окропи…
Дальнейших ее слов я не расслышала. Голова Оружейницы замолчала, лобная пластина ввалилась внутрь, нижняя челюсть переломилась пополам, и мгновение спустя от великой создательницы всего земного и сущего осталась лишь маленькая лужица зловонной бурой жижи, растекшейся вокруг моих ступней… Смерть победила даже демиурга, оказавшись сильнее всех…
— Прах к праху! — глотая слезы сострадания, молилась я, бережно прикрывая останки матери своим колетом. — Покойся с миром!
Мы вышли из часовни спустя несколько минут, соблюдая траурное молчание, вежливо прикрыв за собой дубовую дверь и надеясь, что ни одна сила в мире уже не потревожит души скончавшейся Оружейницы. Трудно передать словами, что я тогда испытывала… Наверно, тихую печаль и бесконечную благодарность к этому загадочному существу, так и оставшемуся до конца не понятым ни людьми, ни своими родичами, которых она предала ради меня. Она подарила мне свою жизнь… И теперь я силилась прочувствовать — что же такое смерть, конечна ли она? Куда уходят наши души после того, как тела перестают дышать, осязать и чувствовать? До каких пор пребываем мы в Обители затерянных душ, ожидая следующего часа рождения, и кем становимся в той — иной, новой и, хочется верить, лучшей жизни? Лишившийся нас мир — каким он станет? Возможно, именно это, ответы на все не высказанные мной вопросы и предстояло теперь узнать ей — ушедшей в небытие Оружейнице…
Я много думала о смерти. Пройдя через нее несколько раз, я так и не поняла ее смысла, не постигла всей заложенной в ее глубину сути очищения и обновления. Полагаю, моя собственная смерть может огорчить кого-то другого, но только не меня саму, ибо мне не дано возможности осознать всей ее необратимости. Но вот гибель любимых ранит нас куда сильнее, чем личные горести и потери. Смерть — это награда, наказание, искупление или миг наивысшего прозрения? Смерть — не истинная ли это жизнь? Ведь именно перед ее лицом мы все становимся лучше и чище, ибо лишь за миг до смерти мы и начинаем жить по-настоящему…
Я узнала много — но, увы, так и не сумела разузнать самого важного: как я могу помочь Астору, каким образом мне суждено вернуть назад его блуждающую во тьме душу, вернуть себе его глаза, руки и губы. Я мучительно гонялась за своей ушедшей любовью, не понимая, где она — со мной или же все еще вне меня… Приблизилась ли я к нему или по-прежнему нахожусь неизмеримо далеко? Какие пути ведут нас к любви? Любовь похожа на всепожирающий пожар, а двум языкам пламени, наверное, никогда не суждено слиться в один: ведь огонь не сгорает в огне…
- Я руками хватаюсь за стены —
- Долго путаюсь: я или ты?
- Увядаем, как в вазе цветы,
- Или режем набухшие вены.
- Где мы — там или все еще вне?
- Под ногами свинцовые плиты.
- Мы смеемся безрадостно: «Квиты!»
- Ведь огонь не сгорает в огне.
- Мы успеем спастись… Но петля
- Мне безжалостно стиснула шею…
- Мозг свербит — я опять не успею,
- Мое тело не примет земля.
- И возможно, мне нужно лишь влиться
- В те потертые временем скалы…
- Но в улыбки впивались оскалы
- И кричали: «Все может случиться!»
- Как запачканный кровью букет,
- Осыпались недетские сны,
- Запах вечной, цветущей весны
- И бессмертье, которого нет.
- В знак прощанья Судьбы круговерть
- Раскроила надтреснутый лед,
- Обрывая мой дерзкий полет…
- А внизу сыто чавкнула Смерть.
- Где мы — там или все еще вне?
- Расстоянье я меряю взглядом —
- Далеко?.. Или ты уже рядом?
- Ведь огонь не сгорает в огне…
Мы с Кса-Буном покинули часовню и медленно пошли вперед, миновав врата всех трех порталов, но так и не выбрав ни одного из них. Меня вела интуиция. Свод над нашими головами потемнел, налившись полуночным сумраком. Неровную дорогу устилали обломки камней, сильно утруждавшие мои усталые ноги и вселявшие в меня смутный страх перед будущим. Будущим, еще более извилистым, чем этот путь. В воздухе витала некоторая неопределенность и неясное предчувствие чего-то страшного…
Наконец мы достигли небольшого скального уступа, с которого открывался вид на округлое, шумно бурлящее озеро с впадающей в него рекой.
— Госпоже нужно передохнуть, — заботливо посоветовал канагериец, бросая на землю свой плащ, жестом убеждая меня прилечь и немного поспать. И я совсем уже готовилась последовать его совету, как вдруг ощутила дикую, совершенно нестерпимую судорогу, огненным стержнем пронзившую мои внутренности и скрутившую их в тугой, наполненный страданием и кровью узел. Я не сдержала крика и завыла, будто зверь, — отчаянно, мучительно. По моим ногам стекла какая-то прозрачная жидкость. Испытывая тошнотворное головокружение, я почти упала на руки едва успевшего подхватить меня Кса-Буна. А боль все усиливалась — пульсируя, раздирая плоть, властно опоясывая таз и впиваясь в мое лоно раскаленными щипцами палача…
— Что со мной? — Я недоуменно хваталась за пальцы телохранителя, ища поддержки и облегчения. — Мне кажется, я умираю…
— О нет, вы ошибаетесь. — Кса-Бун сурово сжал губы, в его опасливо прищуренных черных глаза плескался панический ужас. — Это все ваш ребенок, госпожа! Он собирается появиться на свет, у вас начались роды! И я подозреваю, что они будут очень тяжелыми…
Часть вторая
Глава 1
Мой сын Люцифер родился на рассвете первого мая, накануне старинного праздника Бельтайн, в тот дивный миг, когда на розовеющем небосклоне медленно гасла последняя утренняя звезда. Согласно легендам эта ночь знаменуется скоротечным слиянием всех сил природы, происходящим всего лишь один раз в году. Именно тогда, в период от полуночи до восхода солнца, на несколько кратких часов, предшествующих расцвету нового дня, духи стихий случайно соединяются в единую грозную силу, приходя к мирному соглашению и временно забывая свои постоянные раздоры да распри. Вода уже не стремится затушить огонь, ветер не иссушает траву, и даже смерть не противостоит жизни. Люди разжигают костры и славят недолгие мгновения всеобщего вселенского благоденствия, а мудрые маги бдительно прислушиваются и приглядываются, стремясь выявить младенцев, появившихся на свет в ночь Бельтайна, — ибо они являются теми, кому изначально суждено вырасти великими воинами и волшебниками, богато отдаренными самой судьбой. И так ведется испокон веков…
Кса-Бун оказался прав — мои роды стали настолько тяжелыми, что едва не стоили мне жизни. И если бы не помощь моего чернокожего друга и не его удивительные навыки, то не избежать бы нам беды. Подумать только — от неминуемой гибели меня уберегли несколько тонких иголочек! А впрочем, лучше обо всем по порядку…
Жесточайшие схватки выгибали дугой мое распростертое на земле тело. Руки бессильно скребли каменистую почву, под ногти забивалась грязь. Сосуды в глазах полопались, заливая белки — кровью. Сердце сбилось с ритма, то подавленно замирая, а то, наоборот, заходясь в частых безумных ударах. Мне казалось, что даже мои тазобедренные суставы сдвинулись с места, раздвигаясь и ломаясь. Канагериец помог мне раздеться, заботливо прикрывая своим плащом мой напряженный, будто барабан, живот. Сосредоточенно хмурясь и нараспев произнося непонятные для меня заклинания, он извлек из своей сумки десяток длинных медных игл. А затем верный друг уселся рядом, заботливо поддерживая меня за плечи и временами ласково утирая пот, градом катившийся по моему багровому от напряжения лбу.
Завладевшая мною боль была настолько страшной, что несколько дней спустя я уже не смогла отчетливо вспомнить все, произошедшее в ту необычную ночь. Наше сознание милосердно — оно предусмотрительно стирает самые тяжелые воспоминания, защищая хрупкий человеческий рассудок. Родовые муки забываются быстро, сменяясь священной радостью материнства. Природа мудра — она учит женщин терпеть и прощать, иначе они уже никогда бы не отважились повторно пройти через ниспосланные им страдания и родить второго или третьего ребенка. Всем нам известно: все лучшее и наиболее ценное в жизни дается лишь ценой почти непереносимых страданий, испытывающих нашу веру, любовь и выдержку. Боль и горе проходят, но нанесенные ими шрамы остаются навсегда. И станем ли мы гордиться этими драгоценными полученными от судьбы шрамами или же устыдимся их — зависит только от нас!
Схватки длились долго. Всеми частицами души и тела, самыми потаенными нервами и клетками я полностью, до конца прочувствовала малейшее движение крохотного существа, стремящегося выйти из моего чрева и обрести самостоятельную жизнь. Меня бросало то в жар, то в холод. Мне, почти скатившейся в предсмертный бред и полностью утратившей ощущение реальности, грезилось, будто я рожаю вовсе не ребенка, а чуждый, угловатый сгусток пламени, сжигающий мои внутренности и кромсающий их невидимыми ледяными лезвиями. В один особенно напряженный момент я прокусила себе язык и впоследствии уже не могла кричать, издавая лишь жалкие сдавленные стоны. Но и тогда я все равно продолжала любить своего богоданного сына, готовая принять любые страдания — лишь бы облегчить его участь. Когда же мне стало ясно, что мои силы истощились и подошли к концу, а смерть уже близка, на посветлевшем небе вдруг ярко вспыхнула последняя, необычайно крупная звезда…
— Сейчас! — радостно воскликнул Кса-Бун, неотрывно следящий за горизонтом. — Мужайтесь, моя отважная госпожа, все самое тяжелое уже позади. Мне доводилось видеть женщин, дерзнувших родить ребенка в ночь Бельтайна, но ни одна из них не пережила этих родов и не дотерпела до последних предрассветных минут. Но вы оказались сильнее всех — вы попрали злую судьбу и победили смерть…
«Поправшая судьбу, — устало подумала я, будучи не в силах сосредоточиться на обращенных ко мне словах. — Кажется, когда-то, очень давно, я это уже слышала…»
Кса-Бун ловко воткнул свои тонкие иголки в какие-то специфические, известные только ему точки, мгновенно отыскав их на моем животе и позвоночнике. Боль ушла в ту же минуту, растворившись без следа. Я благодарно улыбнулась, вновь обретя способность дышать ровно и не путаться в мыслях:
— Ты настоящий волшебник!
— Я — шаман королевы Смерти, — спокойно объяснил канагериец. — Нас учат управлять болью и облегчать страдания, но все это можно осуществить лишь в нужный момент.
Затем я ощутила несколько сильных потуг, и секунду спустя Люций появился на свет, выскользнув в услужливо подставленные ладони Кса-Буна. Последняя звезда прощально мигнула и погасла, словно отдавая свою силу и свет моему новорожденному сыну. В мир пришло утро нового дня, совпав с приходом нового человека.
Канагериец ловко остановил кровотечение и вынул послед. А после этого он отер тело малыша от покрывающего его беловатого налета, распотрошил сумку, подаренную мне Эткином, которая оказалась заполнена пеленками и мягкими кусочками сухого мха, и умело завернул Люция в кусок чистого полотна.
— В «рубашке» родился! — довольно констатировал он, подавая мне хныкающий сверток. — Везунчик!
Удивленно расширив глаза, я рассматривала чудного малютку, поглаживая его круглую головку, покрытую длинными двуцветными волосиками. Она лежала в моей ладони так красиво и аккуратно, словно спелое наливное яблочко, очаровывая сказочно прекрасным чередованием белокурых и рыжих локонов, в равной мере доставшихся Люциферу от отца и матери. Я радостно подмечала удивительное сходство Люция и Астора, узнавая дорогие черты: тот же упрямый подбородок храбреца, точеный нос, изящные скулы и высокий лоб мыслителя. Дитя приоткрыло золотистые глазенки с кошачьими, вертикально растянутыми зрачками — и басовито заревело, требуя моей любви и заботы.
— Что это у него на спине? — испуганно спросила я, прикладывая сына к своей набухшей молоком груди и случайно нащупывая два твердых бугорка, расположенных у него между лопатками.
— Будущие крылья! — уверенно ответил канагериец, пунктуально собирая свои иголки. — Верьте, когда-нибудь он распахнет их широко-широко и взлетит над принадлежащим ему миром. Слышите, госпожа, как все вокруг затихло? Это Земля приветствует рождение своего повелителя. А наш первейший долг — оберегать и защищать принца Люция от любого зла, не дозволяя врагам причинить ему хоть малейший ущерб…
— Это вам не по силам, — насмешливо отчеканил самоуверенный голос. — Вы испортите принцу характер, сделаете из него труса и слащавого слюнтяя. Только я одна смогу достойно воспитать будущего владыку всех измерений. Отдайте мне моего племянника!
Я пораженно подняла глаза.
Перед нами стояла Ринецея…
«Судьба — не человек, с нею не поспоришь!» — эта довольно пафосная и малопонятная фраза, однажды произнесенная Ульрикой, прочно засела у Лансанариэля в голове. Он давно уже успел забыть, когда и по какому поводу она прозвучала, но сами слова запомнились накрепко, будто прибитые гвоздями. Впрочем, как уже неоднократно подмечал прекрасный полукровка, принцесса отнюдь не напрасно прозывалась Сумасшедшей, а посему частенько изрекала что-нибудь подобное: запутанное, заумное и, как на беду, меткое до невозможности. Причем всегда подтверждающееся на деле. Так произошло и на сей раз…
Два дня, проведенные в шатре киктского вождя, стали сущим наказанием для капризного и изнеженного полуэльфа. Таких страшных мучений на его долю не выпадало еще никогда, даже в смертоносной рохосской пустыне. Примитивные жилища троллей почти не имели мебели и элементарных санитарных удобств. Кикты не знали письменности и гордились дурными манерами. Спали они на полу, практически не мылись и не причесывались, одежду не стирали, а к блохам и вшам относились с философским спокойствием. В общем, к моменту бракосочетания с Баргушем Ланс пребывал в настолько взвинченном состоянии, что запросто рискнул бы в одиночку выйти даже против знаменитого красногорского медведя, обладающего беспримерной силой и свирепостью, а не то что вступить в драку с сотней-другой вечно неумытых и вонючих троллей. Да они за одно свое абсолютно неблагоустроенное отхожее место — уже заслуживали самой лютой казни! А за то, что оказались полнейшими профанами в модных нарядах, косметике и украшениях, — тем более. Почти обезумев от ежечасных приставаний влюбленного жениха, Ланс с некоторым облегчением покорно позволил отвести себя к священному озеру, в глубине души надеясь, что час его избавления от грубых заигрываний похотливого кикта близится. И вот теперь он ошеломленно взирал на храм богини Агнии, на краткий миг совсем позабыв все пережитые им испытания, ибо подобная уникальная красота казалась совершенно неуместной и вопиюще не подобающей для этих диких мест.
Круглое озеро, поражающее идеально ровными очертаниями и какой-то нарочитой искусственностью, располагалось в глубокой котловине, напоминая бесценную жемчужину, скрытую в складках мягкого зеленого шелка. Его поросшие молодой травой берега плавно спускались к самой воде, отличавшейся странным непрозрачным, молочно-опаловым цветом. В самом же центре загадочного водоема периодически набухал огромный водяной пузырь, сначала шумным гейзером выплескивающийся вверх, а потом — широкой воронкой засасывающийся куда-то вниз. Весь этот непонятный процесс выглядел в высшей мере настораживающим и даже пугающим. Фосфоресцирующее жерло водоворота, окруженное водопадом непрерывно движущихся брызг, казалось зловещим провалом, ведущим в иной, потусторонний мир.
— Что это еще такое? — испуганно пискнул Ланс, отодвигаясь от бушующей стихии и поспешно прикрываясь рукавом, дабы спасти от висящей в воздухе влаги свои роскошные локоны. — Зачем вы меня сюда привели?
— Озеро тысячи жизней — так мы его называем, — с готовностью пояснил вождь Баргуш, наслаждаясь романтичной бледностью, разлившейся по лицу его прекрасной невесты и сделавшей ее похожей на белый, сломленный непогодой цветок. — Красивое место, не так ли, душа моя? Мы бросаем в него наших мертвецов, и их тела навсегда уходят из этого мира, отправляясь во владения богов…
— Мертвецов? — возмущенно взвизгнул полуэльф. — Дурак, ты не придумал ничего лучшего, как сыграть нашу свадьбу на кладбище? И при чем тут боги?
— Это не кладбище. — Тролль поспешил успокоить спонтанно назревающую истерику. — В наших краях существует легенда о том, что это Озеро каким-то образом связано с запретным местом, принадлежащим неким высшим существам. Но я намеревался показать тебе не его… Смотри же внимательно…
Подчиняясь нетерпеливому жесту кикта, Ланс скосил глаза влево и восхищенно ахнул…
Он не стоял на берегу, а словно бы парил над водой — возведенный на тонких сваях и нависающий над озерными волнами, любовно омывающими его хрупкие стены, маленький храм, сложенный из искусно обработанных пластин горного хрусталя, весь просвечивался насквозь, окрашенный в алый цвет, подаренный последними лучами заходящего солнца. Полукровке мерещилось, будто он увидел тончайшую шкатулку, призванную хранить заключенную в нее реликвию, потому что посредине прелестного здания он заметил и сразу же безошибочно опознал золотую статую Аолы, ставшую для троллей Агнией — богиней любви и супругой Брана. А самому Лансу она тотчас напомнила о Сумасшедшей принцессе, так схожей внешне со своей именитой родственницей. И ему мучительно захотелось вновь очутиться дома — в непритязательной, основательно обжитой драконьей пещере, в компании несносного язвы Эткина, милого Огвура и ее — этой беспокойной рыжеволосой девушки, сумевшей за короткий срок разительно изменить жизни всех своих друзей… Но помечтать всласть Ланс не успел…
Пара крепких телохранителей цепко ухватили его под руки и поволокли к храму, не оставляя времени на раздумья и не обращая внимания на сопротивление. За ними следовали слегка опечаленный сотник Гуль и счастливо ухмыляющийся вождь Баргуш.
— Милочка, сейчас ты станешь моей женой! — поспешил обрадовать Ланса тролль. — Ты предназначена мне судьбой!
Сотник завистливо вздохнул, воины одобрительно загоготали.
— Не хочу! — истошно завопил полуэльф. — Не дамся!
Но его конечно же не слушали.
— Поволокли, гады! — злобно прошипел Огвур, чуть высовываясь из-за камня и едва сдерживая закипающий гнев, поднявшийся в его душе при виде разворачивающегося на берегу зрелища. — Да если хоть один волос упадет с головы моего ненаглядного, то…
— …то ничего ему не сделается, — насмешливо резюмировал Генрих, хватая орка за шиворот и утягивая обратно. — У твоего милого этих волос до жо… — Он осекся под укоризненным взглядом Огвура и выразительно провел ребром ладони по своему горлу: — Во, сколько!
За их спинами тихонько хихикнул Марвин.
— А ты чего ржешь, маг зловредный? — возмутился влюбленный тысячник, весьма обеспокоенный судьбой своего ненаглядного дружка. — Не вижу ничего смешного…
— Скоро увидишь! — уверенно пообещал некромант, предусмотрительно разминая пальцы обеих рук. — Я вот все жду, когда же наш пустоголовый красавец вспомнит про мое заклинание, — и тогда у киктов начнется…
— …веселуха! — сдавленно гоготнул сильф, прикрывая рот ладонью. — Это будет что-то!
Огвур кисло улыбнулся:
— Надеюсь! Но если твоя магия подведет… — Тут он, хрустнув суставами, угрожающе сжал кулак и выразительно сунул его под нос Марвину: — …то смотри у меня…
Маг брезгливо поморщился и одним пальчиком оттолкнул от себя мощную орочью длань:
— Не порти мне репутацию, Огвур. Даю стопроцентную гарантию положительного результата. Неустойка, возмещение морального и материального ущерба, бесплатный бонус, компенсация урона…
— Ну-ну, — неопределенно хмыкнул орк, — если что, урон без компенсации я тебе и сам обеспечу!
Марвин со скучающим видом возвел глаза к небу и печально вздохнул, демонстрируя вселенскую скорбь, вызванную столь откровенным недоверием к его профессиональному мастерству. Генрих тихонько ржал, уперев лоб в гладкую поверхность огромного камня, послужившего им укрытием.
Солнце медленно скатывалось к линии горизонта. Не чуждый психологических наблюдений Марвин пришел к логичному выводу, что киктский вождь Баргуш, внешне сильно смахивающий на уродливое чудовище, оказался приверженцем романтики и, очевидно, потому не зря выбрал для проведения брачной церемонии сей эротично-таинственный предзакатный час. «Вполне достойный красоты юной невесты», — добавил маг, саркастично подмигивая.
Тролли, плотным кольцом окружившие неистово отбрыкивающегося и визгливо ругающегося полуэльфа, скрылись в храме.
— Быстрее, — требовательно призвал орк, покидая их импровизированное укрытие, — поспешим на помощь Лансу.
— Спешка до добра не доводит, — ворчливо вразумлял его Генрих, скептично осматривая опасно каменистый склон, довольно круто спускающийся к озеру и лишь вблизи от воды переходящий в мягкую траву. — Тут и шею сломать недолго…
— А магия на что? — поинтересовался Огвур, недвусмысленно вымогая посильную помощь некроманта.
— Я вам не рикша![56] — обиженно возмутился Марвин. — Попробуй-ка подними такого здоровяка, как ты, — тут и до грыжи недалеко. Да к тому же на свете существуют другие, куда более полезные вещи, чем заклинания и левитация, а называются они самовнушением и аутотренингом. Учись, пока я добрый. — Он картинно взмахнул широкими рукавами своей хламиды. — Нужно просто убедить себя в том, что ты — мячик… — Он ухарски присвистнул и легко запрыгал вниз по склону. Следом за ним, вздымая тучу пыли каблуками своих походных сапог, подбитых закаленным железом, уверенно последовал барон, придерживая рукоять рапиры, раскачивающейся и бьющей его по бедру.
Огвур, порядочно превосходивший ростом, весом и габаритами обоих ловких прыгунов, задумчиво стоял на гребне горы, растерянно почесывая в затылке закономерно исполненную недоверия голову:
— Мячик, говоришь… — Он опасливо сделал первый шаг, а затем второй и третий… — Кажется, получается! Главное — не забывать, верить и постоянно повторять: «Я мячик, мячик, мячик…» А вот если бы я хоть на мгновение стал помидором…
Шмяк!..
До слуха Марвина немедленно донесся громкий шум, вызванный падением тяжелого тела, и витиеватая ругань, ничуть не напоминающая очищающей ауру мантры[57]. Похоже, Огвур и аутотренинг банально не сошлись характерами…
— Вот, — некромант удовлетворенно дернул плечом, — как я и утверждал, самовнушение — великая штука. Конечно, если не увлекаться и ею — не злоупотреблять, ибо много хорошего — уже плохо!
«Ну уж нет, хорошего помаленьку! — мысленно твердил несчастный Ланс, следя за увлеченно хлопочущими троллями. — Эта игра зашла слишком далеко. У меня нет ни малейшего желания и в самом деле выходить замуж за этого неумытого варвара… Если это всего лишь жуткий сон, то мне необходимо срочно проснуться…»
Но мысли оставались мыслями, а между тем реальные события продолжали развиваться по нарастающей, неуклонно принимая самый нежелательный для полукровки оборот. Его волоком протащили по скользкому полу и бесцеремонно бросили перед потрясающе изысканной золотой статуей богини Аолы, державшей в прижатых к груди руках не что иное, как разыскиваемую друзьями дагу Анриэль Алатору — Радужную иглу.
«Ой, вот здорово-то!» — едва успел возрадоваться полуэльф, уже предвкушая грядущий пик звездного часа — своего заслуженного триумфа, когда он церемонно поднесет Ульрике найденную им реликвию, способную спасти жизнь Сумасшедшей принцессы. Впрочем, дагу у богини еще предстояло отобрать силой, потому что, видимо предугадав появление охотников за сокровищами, статуя вцепилась в артефакт мертвой хваткой, судорожно притиснув его к своему пышному бюсту.
«Да если потребуется, я эту Алатору зубами выгрызу!» — успел фанатично пообещать себе Ланс, как вдруг его без предупреждения грубо толкнули в спину, принуждая опуститься на колени. А вместо раскрасневшегося от счастья лица столь обожаемой им Мелеаны Ланс с ужасом обнаружил слюнявые губы мерзкого тролля, находящиеся совсем рядом, сложенные в бантик и жадно тянущиеся к его алым устам…
— Отвали, противный! — со всей мочи злобно взвыл полуэльф, оскорбленный в своем тщательно взлелеянном чувстве восприятия прекрасного. — Ишь, размечтался. Это же мезальянс![58]
— Чего? — недоуменно вылупился ничего не понимающий Баргуш. — Глупая девка. Да я же с серьезным намерением: я желаю взять тебя в жены!
И тут Ланса осенило. И как это он мог запамятовать про чудесное спасительное заклинание, дарованное ему Марвином? А ведь для его активации нужно просто пожелать…
— Чтоб вы сквозь землю провалились! — пронзительно заверещал Ланс, пытаясь вырваться из железной хватки воинов, цепко удерживающих его за запястья.
Пол святилища сначала заметно затрясся, а затем и вовсе заходил ходуном. Хрустальные плитки перечеркнула извилистая трещина, быстро превратившаяся в глубокий провал. Расширив глаза от изумления, новоявленный волшебник следил за проваливающимися в нее троллями. Кикты разразились воплями ужаса. А дальше началось нечто несусветное…
— Ослепни! — с энтузиазмом орал Ланс, мстительно прыгая от тролля к троллю. — Пусть у тебя пальцы узлом завяжутся! Пусть ноги вперед коленями вывернутся! Глаза на лоб вылезут! Вши до полусмерти заедят! Разбей тебя паралич… — Его фантазия оказалась поистине неисчерпаемой…
Храм наполнился стонами и рыданиями. Изуродованные кикты расползались по углам, стремясь скрыться от карающего взора своего прекрасного истязателя. Наконец из пребывающих в относительном здравии персон в помещении остались только потерянно поскуливающий сотник Гуль да прячущийся за него вождь Баргуш. Лансанариэль умолк, сбившись со счету и исчерпав запас желаний…
— Хватай его, он выдохся! — приказал вождь, подпихивая сотника поближе к полуэльфу.
— Боюсь! — стучал зубами Гуль, опасливо размахивая руками.
— Да чтоб у вас, чтоб у вас… — мучительно подбирал слова Ланс, отступая к статуе богини и ведя за собой двоих киктов. — Чтоб у вас руки отсохли! — наконец выпалил он, наступая на какой-то камешек и валясь на спину. — У всех!..
Пальцы Баргуша и Гуля сразу же ссохлись, словно опаленные огнем ветви, а кисти рук повисли недвижимо, будто мертвые плети — коричневые и онемелые…
— А-а-а! — выл сотник Гуль.
— О-о-о! — вторил ему вождь.
И тут случилось невероятное. Лицо золотой статуи исказила гримаса боли, богиня Аола отвела руки от груди и выронила дагу, которая со звоном грянулась об пол и подкатилась прямо под правую ладонь Ланса.
— Ну и дела! — привычно брякнул полукровка, с жадностью хватая желанный артефакт. — Вот это да!
Первым в храм ворвался удовлетворенно похохатывающий Марвин, весьма впечатленный устрашающими результатами своего колдовства. За ним следовал Генрих с Гиардой в руке. Шествие замыкала запыхавшаяся жертва аутотренинга, щедро присыпанная каменной крошкой и взбешенная до крайности.
— Ланс! — обрадованно вскрикнул Огвур, призывно раскрывая объятия. — Любимый мой!
— Душа моя! — ответно мыркнул полуэльф, сдирая с себя давно опротивевшее платье и вытряхивая из-за пазухи накладную грудь. — Ну наконец-то…
— Так ты мужик! — едва слышно прошептал Баргуш. — Позор на мою голову!
— Я же предупреждал: не получится из меня хорошей жены! — внятно напомнил ему полукровка. — Дык нет, ты уперся: люблю, люблю…
— Любовь прекрасна в теории, — наставительно хмыкнул барон, задумчиво рассматривая внушительную трещину, уродующую мраморный пол, — но изрядно обременительна на практике…
— Игла! — восхищенно всплеснул руками некромант, приметив волшебную дагу. — Мы ее нашли!
— Я нашел! — ревниво уточнил Ланс, сверля Марвина недоверчивым взглядом. — Меня из-за нее чуть замуж не выдали…
— А ведь Саймон знал об этом заранее… — потрясенно пробормотал маг. — С судьбой не поспоришь…
— Не советую даже и пытаться, — указал обеспокоенный сильф на расширяющийся провал. Стены храма качались и угрожающе поскрипывали. — Этому зданию суждено вскоре развалиться на кусочки. Нужно уходить отсюда немедленно. Через пару минут сия хрупкая конструкция прикажет долго жить, и мы очутимся в озере, а с учетом имеющегося в нем водоворота…
— …можем и не выплыть! — мгновенно сообразил орк. — Вот ведь, гоблины проклятые, что делается-то!
— Назад ходу нет, — уведомил всех Марвин, предусмотрительно выглянувший в двери. — Не хочу вас огорчать, но со склона горы по направлению к храму спускается по крайней мере сотня отлично вооруженных троллей, видимо привлеченных воплями своего вождя. Похоже, нам кранты…
— А ты хорошо все разглядел? — с обоснованным колебанием в голосе вопросил Огвур, явно не желавший умирать от лап мстительных киктов, с коими он уже столкнулся в бою и в полной мере вкусил их завидного воинского умения. — Тебе уже доводилось ошибаться — так, может, и на этот раз ты…
— Я не слепой! — желчно парировал маг. — Не исключено, что мои заклинания не являются верхом совершенства, но со зрением у меня порядок. Знаешь, в природе все устроено чрезвычайно справедливо и пребывает в незыблемом равновесии. Если человек глух, то у него остро развиты тактильные ощущения. Если силен как мужчина, то, — некромант злорадно покосился на орка, — обычно слаб в умственном развитии…
— Хы-ы-ы, — ответно осклабился тысячник, — теперь понятно, почему ты в маги подался…
Марвин густо покраснел:
— Намекай на что угодно, но факт остается фактом. Мы находимся в практически безвыходном положении, и помочь нам способен лишь кто-то весьма сильный и маневренный…
— Я знаю кто! — неожиданно дошло до Ланса. — Эткин, где сейчас Эткин?
— Невероятно! — Генрих восхищенно хлопнул себя по ляжке. — Поздравляю, Марвин, твоя теория блестяще подтвердилась. Слабый как мужчина экземпляр проявил редкостную сообразительность в ущерб своим первичным половым признакам…
Полуэльф польщенно заулыбался, приняв все высказанное сильфом за комплимент.
Нашу жизнь плотно опутывают тысячи незримых нитей, называемых законами судьбы. Разрубишь одну из них — и можешь зваться грешником или преступником, разорвешь десять — окажешься приговоренным к казни смертником, преодолеешь их все — достигнешь уровня бога. И поэтому дракон Эткин ничуть не кривил душой, справедливо признавая: срок его смерти близится. О нет, он никогда не считал себя трусом и не привык сожалеть о содеянных поступках. Последний дракон совершенно не боялся жить, да и умирать — тоже. Эткин всегда называл себя не иначе как циником. А значит, тем, кто имеет осознанную наглость, позволяющую видеть мир не таким, каким он мог бы стать согласно чьим-то правилам, а таким, каковым он являлся на самом деле. И следует признать открыто — для подобных ортодоксальных жизненных убеждений требуется немалая смелость. Его ироничный пессимизм являлся не чем иным, как столкнувшимся с грубой реальностью оптимизмом, а посему — в огне не тонул и в воде не горел. К тому же летун-философ пребывал в твердой уверенности: ему повезло — ведь он отлично понимает, для чего именно появился на свет и прожил столь невероятное количество лет. Каждое существо имеет право считаться бессмертным только до тех пор, пока судьба не убедит его в обратном. Но возраст и бессмертие уже давно его тяготили, из дара превратившись в наказание, а из силы — в слабость и уязвимость. И Эткин не стыдился своей слабости, ибо открыто выказывать подобные недостатки способна лишь очень сильная личность, безоговорочно уверенная в собственной правоте. Но сейчас и его силы подходили к концу, а предназначение властно требовало воплощения. Ныне Эткин мечтал лишь об одном — исполнить предначертанное, а потом тихонько отойти в небытие, дав желанный покой измученным душе и телу. Возможности никогда не даруются нам впрок, но добываются ценой огромного внутреннего напряжения и борьбы с самим собой. Заветные желания всегда дополняются силами на их осуществление, а после своей реализации неизбежно сменяются усталостью и депрессией. Жизнь состоит из множества выборов. Выбор есть всегда. Мир полон возможностей. Однако доступные нам возможности зависят от правильного выбора, ибо не бывает приобретений без потерь. При этом судьба многих живых существ зачастую зависит от добровольной жертвы одного…
Союзный флот людей, эльфов и пиратов покинул негостеприимный берег Диких земель. Но невзирая на настойчивые уговоры Саймонариэля и короля Мора дракон предпочел остаться. Он чувствовал — Ульрика нуждается в его помощи, а поэтому вот уже несколько дней он без устали кружил над холмами, чутко прислушиваясь и приглядываясь. Магистр Саймон так и не смог отыскать следов внезапно исчезнувшей принцессы, бессильно признавшись: Портал оружия, которым ушла сумасшедшая воительница, ему неподвластен. Но Эткин знал — судьба сведет их снова, подарив возможность попрощаться и совершить именно то самое деяние, мечты о котором стали смыслом всей его жизни и ее предназначением. А посему он не поддавался разочарованию, упрямо вспарывая ночное небо размеренными взмахами мощных крыльев. И когда он уже начал сомневаться в успехе задуманного, удача вдруг милостиво перешла на его сторону, донеся до чуткого драконьего слуха отчаянный призыв о помощи…
Не выдержавший заклинаний храм неумолимо разваливался. Золотая статуя богини Аолы тяжело рухнула набок, доламывая мраморные плиты, провалилась в воду и закружилась в водовороте, подхваченная смертоносной стремниной. Друзья лишь чудом держались на обломках стен, ожидая неминуемой гибели. Воинственные крики троллей приближались…
— Вижу! — внезапно радостно вскрикнул остроглазый Марвин, вглядываясь в ночное небо. — Не знаю, как это стало возможным, но дракон находится совсем близко от нас. Я разглядел его своим магическим оком! Эткин, — выл некромант, будто голодное привидение, — помоги!
— Спаси нас! — хором поддержали Огвур и Ланс.
— Именем Сумасшедшей принцессы! — зычно добавил Генрих.
— Это кто тут упоминает всуе мою бесценную Мелеану? — Из непроницаемой тьмы ночных небес медленно выплыл огромный силуэт дракона, величественно осененного размахом широких крыльев. — Орете, понимаешь, как коты весной!
— И нечего обзываться, — оскорбился злопамятный орк, точивший на Эткина зуб еще со времен его двусмысленных шуточек в «Королевской питейной». — Сам-то ты петух петухом — только гребень во всю спину!
— Петух? — негодующе взревел гигант. — Кто? Я?
— Тихо, дурни! — почти взвизгнул Марвин, из последних сил цепляясь за клонившуюся к водовороту колонну. — Нашли время ругаться и собачиться.
— Ну хочешь, я Огвуру просто молча морду набью? — с готовностью предложил Генрих. — И потом… — Его слова оборвал густой град из стрел, выпущенных троллями, сгрудившимися возле развалин храма. Одна из них мимолетно оцарапала руку некроманта. Марвин дернулся, колонна повалилась плашмя, исчезая в бурлящей озерной глубине… Маг истерично взвизгнул, прощаясь с жизнью, но парящий над руинами дракон вытянул лапу и удачно подхватил некроманта возле самой воды. Его мощные когти уверенно обхватили Марвина за талию, а добродушный голос успокаивающе прогудел:
— Не дрейфь, магикус, не уроню!
Некромант испустил громкий вздох облегчения.
Эткин заложил крутой вираж, на бреющем полете прошелся над Озером и остальными тремя лапами синхронно подхватил Огвура, Генриха и Ланса. Причем последний не выпускал из рук чудом добытую дагу. Дракон понимающе хмыкнул:
— Для нее нашел?! — Фраза прозвучала скорее утвердительно, чем вопросительно.
Полуэльф восторженно закивал.
— Молодец! — искренне похвалил летун. — Да ты у нас настоящим мужиком стал!
— А Марвин говорит, что нет! — хнычуще пожаловался полукровка.
— А ты слушай его больше, — иронично посоветовал Эткин. — Он сам от своей бабы сбежать не прочь. Настоящий мужчина выше сплетен и пересудов. Он и коня на скаку того-с, и в горящей избе то самое проделать может… А уж по женской части и вообще… — Он игриво прижмурился.
Читать бесплатно другие книги:
